Текст книги "Ветер странствий (СИ)"
Автор книги: Ольга Ружникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
3
Ту несчастную так никто и не добил. И не схоронят. Такое количество псов ведь должно чем-то питаться? За компанию с предателями-леопардами.
А в Аравинте сейчас цветут гранаты. Как и в Илладэне. Без Элгэ…
Стоит лишь закрыть глаза, чтобы увидеть юную девушку – даже скорее совсем еще зеленую девчонку – на скамье у фонтана. Напротив коленопреклоненного юноши.
И сейчас заметно, что она его младше. Если взглянуть со стороны. Не ее совсем-взрослыми глазами.
– Виктор, нет, нет и еще раз нет, – улыбается девчонка.
Это представить легко – Элгэ часто видела собственную улыбку в зеркале. Смеются губы, но не глаза.
Девочка не лжет. Она в самом деле и не думает говорить «да» красивому кавалеру. Никогда. «Всегда» и «никогда» так легко слетают с губ в юности.
Зачем же она с ним? Ведь хорошо понимает, что их отношения уже вышли за пределы дружбы. И ее согласие – лишь вопрос времени. Тогда – зачем?
Во-первых – льстит внимание более взрослого (восемнадцатилетнего!) юноши. Виктор был первым кавалером, разглядевшим Элгэ. Лишь тогда как мухи на мед слетелись другие. Но не раньше.
Во-вторых – внимание одного из первых красавцев двора избавляет от навязчивости других. И позволяет выбирать, кому дарить тень благосклонности. Улыбку, смех и легкий удар узорным веером.
В-третьих – сердце Элгэ несвободно. Алексис Зордес навсегда останется ее единственной любовью. Неразделенной.
Легко кружить головы мужчинам, если твоя собственная – холодна и трезва.
– Вы больше года добиваетесь меня, Виктор. Неужели за это время было трудно запомнить слово «нет»? Оно ведь такое короткое.
Она откажет ему – вновь. А завтра поедет с ним на охоту. Или не поедет, а сядет где-нибудь в беседке с интересной книгой. Или позволит увлечь себя беседой очередному философу или поэту. Жизнь – коротка, и в ней столько всего увлекательного! Если не тратить ее на что-то одно.
И подзвездный мир не сошелся клином на Викторе Вальданэ. Он – хорош, но лишь как одна из радостей этой жизни. И не самая важная. Даже не самая интересная.
А Элгэ хочет успеть всё! Пока оно не оборвалось – как уже было однажды…
И другой разговор – полгода спустя. По пути в Аравинт. В глазах девушки добавилось льда. Она же знала! Знала, что всё равно всё кончится плохо! Так ведь уже было…
А вот взгляд юноши – изменился. Домашняя борзая лишилась хозяина и обернулась диким хищником. Виктор Вальданэ потерял отца. А Элгэ – возлюбленного, даже если никому и никогда не сможет это рассказать. Незачем обсуждать горе с посторонними. А с Виктором и без того теперь хватит тем для разговоров. Например – месть. То, что не прискучит двум сиротам до конца их дней.
Элгэ догадывалась, что именно высказала сыну ее приемная и его родная мать, узнав об их связи. И догадывалась, почему. Всё происходившее в Вальданэ, где Кармэн была герцогиней немалого герцогства и племянницей брата короля, – другое дело. Но здесь, где все они – изгнанники? Кармэн не хотела, чтобы Элгэ лишилась шанса на нормальное будущее. На нормальную семью и безопасность.
Приемная мать не понимала, что воспитанница потеряла всё это уже давно. В девять лет. Глядя в ледяные глаза дяди.
… – Мать упрекает меня! – возмущается Виктор. – Это она-то! В ее-то годы – любовница какого-то офицера средней руки.
– Старшего сына герцога Тенмара.
– Отец вот-вот лишит его наследства! А если б прибыл не сын Тенмара – ничего бы не изменилось. Мать прыгнула в постель к первому попавшемуся вояке – двух месяцев со смерти отца не прошло! Воистину, даже «башмаков не износила».
Элгэ тоже «не износила» – просто Виктор этого не знает. Зато она прекрасно понимает Кармэн. А вот сын Алексиса не поймет никогда. Как и все мужчины. Хотя бы потому, что тот, кому изменили, – его отец.
Интересно, понял бы сам Алексис? Наверное, да. Он никогда не считал, что измена прощается лишь мужчине, а для женщины – несмываемый грех. Куда худший, чем предательство или убийство.
– Ты несправедлив к подполковнику Тенмару, – вместо обнародования собственных мыслей возразила Элгэ. – Это он нас спас, помнишь? Уже забыл?
– А у меня к нему претензий и нет! – уже тише огрызнулся Виктор. – Он моему отцу ничего не должен. В отличие от матери.
Разговора с упомянутой матерью у него хватило ума не завести. А то услышал бы в свой адрес еще больше.
Элгэ догадывалась, как воспринимает сложившуюся ситуацию Кармэн. Избалованный дамским вниманием красивый соблазнитель завлек в постель еле живую от горя невинную девочку.
Губы уже не невинной девочки кривятся в горькой усмешке. Выбирала она и только она…
… – Почему ты вдруг сказала «да»?
Это когда они лежали, обнявшись – в одном спальном мешке. Впервые.
В предыдущую ночь кровать в таверне была широкой, и греться в объятиях друг друга было необязательно. Элгэ и не грелась. Думала – не встать ли и не пойти выпить еще. Чтобы на миг забыть не только горе, но до кучи и эту ночь.
До чего непривычно чувствовать рядом чье-то тело. Но уютно. И тепло. Она привыкнет. У Элгэ нет привычки лягаться во сне. У Виктора, будем надеяться, – тоже, иначе об этом говорили бы другие дамы. При дворе Вальданэ было сложно что-то скрыть. Особенно пикантное или смешное.
Было. Именно так. Двора больше нет, и прошлого – тоже.
А женой Виктора Элгэ отказалась стать вновь. Уже в третий раз. Он не поверил – и правильно сделал. После того, как она почти два года не пускала его в свою постель, а кончилось всё той ночью в таверне. Когда Элгэ первой начала целовать его измученные глаза. Так похожие на Алексисовы… Когда стерлась грань между отцом и сыном – хоть на одну ночь.
Такой, с затравленным волчьим взглядом, совсем недавно выучившийся люто ненавидеть, Виктор стал ей близким и почти родным. Когда понял, что жизнь – не вечная красивая сказка. Понял – в девятнадцать лет. Сама Элгэ это знала с девяти. Так что сейчас уже она была его гораздо старше…
– Элгэ, я люблю тебя. – И в эту ночь, и в следующую.
Слова были привычны – изменились тон и голос.
И она больше не смеялась. Только вымученно улыбалась…
Смех вернулся лишь в Аравинте. Когда Виктор возобновил признания. И неясно – сам или по совету матери.
– Виктор, это забавно. Зачем мне выходить за тебя?
– Я хочу, чтобы ты стала только моей.
– Тогда это забавнее вдвойне. Я и так – твоя.
– Это лишь вопрос времени. Я то и дело вижу тебя рядом с этим Винсетти и с Витольдом Тервиллем.
– Я – не любовница Лоренцо.
Пока.
– А Вит интересуется не мной, а Алексой. И разговаривали мы тоже о ней.
– С этого всегда и начинается.
– Верю твоему богатому опыту, – усмехнулась девушка. – Но на сей раз ты ошибаешься. Вит и в самом деле любит мою сестру. Как солнце, звезды и луну – или даже сильнее. И говорили мы действительно об Алексе. А подробностей ты не услышишь. Прости, но это – личное.
Он уже научился не лезть не в свое дело. И даже не возмущаться. Почти.
– Элгэ, я люблю тебя!
– А я совершенно не понимаю, зачем ты мне это сейчас говоришь. Я уже сказала, что и так твоя. И пока никуда от тебя не ушла. Для меня не нужно придумывать красивых сказок.
– Ты не веришь в мою любовь, но веришь в любовь виконта Тервилля к твоей сестре?
– Они хоть обманываются оба. А ты столько раз признавался в любви другим, что, прости – столько любовей в жизни не бывает. Тем более, к двадцати годам. И – хватит ревности, Виктор. Я же не закатываю сцен, когда ты проводишь время в обществе малышки Контэ.
– Только по просьбе моей матери, – поморщился он. Вполне искренне. Потому Элгэ Элениту и упомянула. – Девчонка – еще скучнее, чем твой Витольд Тервилль.
– Вит – не скучен! – заспорила Элгэ.
Юноша ухмыльнулся:
– Ну согласись хоть с этим: кавалер твоей сестры – скучен, как поучительная сказка для благочестивых детишек. И пресен, как постная лепешка. Без соли.
Чем действительно хорош Виктор – с ним весело. Почти всегда…
Глава 6
Глава шестая.
Квирина, Сантэя.
1
Зелье кипит. Для неких четырнадцати невинных, кому без него не выжить. Отвратная на вид бурда получается.
Впрочем, приятными такие напитки бывают редко. Не вишневый компот.
И три ведьмы – как в старой легенде. Осталось лишь бросить в котел крик рыбы, жабью печень, молоко одуванчика…
– Ты знаешь, для кого мы это готовим? – одними губами шепнула Элгэ, улучив миг, чтобы оказаться возле самого уха Азы.
У той не дрогнул ни единый мускул лица:
– Судя по составу – для ритуала Ичедари.
Название самым решительным образом не нравится. От него почему-то веет черными сутанами и кривыми ножами. А еще – мрачной духотой пещер и пятнами запекшейся крови на старинном алтаре. Тысячами жертв, чьи убийцы давно истлели в земле. Или поверх нее – если верны легенды, что она не всех принимает. Брезгует.
Хотя есть еще мерзкие пещеры – они уж точно принимают всех. Даже тех, кто не хочет ни спускаться, ни оставаться там до скончания времен и дольше.
А еще хуже, что само слово «ритуал» – уже не слишком совместимо с Единой Церковью Творца. В Квирине, что официально придерживается именно этого вероисповедания.
В Эвитане жрецы с ятаганами хоть лезли за своими «ритуалами» в глубокие пещеры.
– Прости мое невежество, но что такое Ичедари?
Аза криво усмехнулась уголком рта:
– Ты собиралась бежать в Мэнд и не знаешь столь важной части их культуры?
В Мэнд? Вот так и узнаешь о себе новости. То ты – рабыня, то куда-то к змею на рога собралась.
Но что же получается? Либо интуиция Элгэ подвела, и Ичедари – это что-то абсолютно безобидное. Либо Мэнд – последнее место в подлунном мире, куда следует бежать. Ну и третье – банджаронка лжет.
Зелье пенится, кипит. Молчит. Ему-то что? Оно в Мэнд не собирается…
– Ты будешь загадывать загадки? Для этого – не время.
– Ичедари – полузабытая богиня Древнего Востока. Есть культ Ичедари. Храмы Ичедари. Жрецы и жрицы…
– Ичедари, – закончила Элгэ. – Только какое отношение к этим жрецам и жрицам имеет Поппей Август? С милой кличкой «Кровавый Пес»?
Религиозный фанатик может быть еще и сумасшедшим садистом, но вот наоборот – совсем необязательно. Зачем квиринскому генералу культ языческой богини – когда у него и так есть армия и власть? А для удовольствия – сундуки денег и прекрасные рабыни, чья жизнь – дешевле медного лу.
– Ты ходила по улицам? Видела новый Храм Солнца?
– Видела. Издали.
Ближе не тянуло. Красивый храм. Просто великолепный. И неприятный. Скользкий и холодный, как змеиное тело. Оно ведь тоже – красиво. По-своему.
Как же здесь жарко! Распахнуть бы раму – да тогда толком не поговоришь. Под окнами – псы Поппея. Те, что двуногие.
– Центральный Храм Творца?
– А он – не Творца. И, судя по всему, император Аврелиан наконец перестал скрывать свои пристрастия.
Чудесно. И очень умно. Священный Поход на Квирину теперь – дело времени.
– Император – сумасшедший? Тогда почему он до сих пор на престоле? В Квирине с этим быстро…
Как интересно – зелье решило сменить цвет с бурого на болотно-зеленый. Здания тоже со временем зеленеют. Очень старые, каменные. Таких в Сантэе много…
– Он – не сумасшедший, а на редкость расчетливый. И на престоле до сих пор держится исключительно с помощью Ичедари.
Прекрасно. Просто великолепно. Для Сантэи и вообще Квирины. Аврелиан какой-то там по счету не захотел умирать один и предпочел потянуть за собой всю страну. Элгэ-то на это собственно плевать, но для правителей какая-то забота о родине должна существовать или как?
Или как. В Эвитане – король Карл с Регентами, в Квирине – император Аврелиан… с Ичедари. Эдак единственным приличным правителем останется дядюшка Кармэн. За то его и не любят. Арно Ильдани тоже не любили.
– Это зелье – для кого?
– Оно должно помочь людям, участвующим в ритуале Ичедари. Помочь не сойти с ума. Сохранить себя.
Мило. Просто восторг. Зелье – для очередных служителей культа.
Но хоть не младенцев из приюта. Или с рабского рынка.
– Кровавый Пес говорил о четырнадцати невинных жизнях.
– А еще о чём?
– Что если я что-то напутаю – пострадают именно они, – усмехнулась Элгэ. Скопировав Азу.
– Кровавый Пес, – банджаронка, не дрогнув, повторила стоившее многим жизни прозвище, – забыл упомянуть, что пострадать они могут, даже если мы ничего не перепутаем.
– То есть?
– Зелье – экспериментально. – Аза может говорить и так. Когда не с соплеменниками-дикарями. – До сих пор в ритуалах такого рода принимали участие лишь сами жрецы и жрицы. А они не сходят с ума и без зелья.
2
Привычно-наглые откормленные рожи, гербовая карета, свежевыбритая гладкая харя Поппея Кровавого Пса. Он что, по пять раз в день бритвой орудует? То есть не он, конечно, а рабы.
Мерно трясется возок в родовых цветах Августов. Забавно – генерал предпочитает карету седлу. До того забавно, что аж тошно. Хотя да – во всадника попасть проще (что пулей, что камнем), чем в окно трясущейся колымаги.
Кстати, Поппей и место себе выбрал не возле окна. Туда он посадил собеседницу. А то вдруг свободный плебс Сантэи не всем сегодня доволен? Мало гладиаторов убили, например. Или вообще выступали одни эвитанцы.
Эскорт впечатляет. Охраняет генерала то ли от плебса, то ли от банджаронских ведьм. А заодно и последних – от искушения удрать.
А в окно, кстати, ничего не видать. Кроме конских боков на фоне каких-то белых цветочков. Что-то там у обочины цветет и пахнет. Наверное. Потому что в карете не ощущается. К сожалению.
Впрочем, можно и не принюхиваться. Сантэя Дамаррой не станет – хоть того больше в ней зацвети.
Прибыли. Ручку здесь никто не подаст. Банджарон и рабыни в категорию «дамы» не входят.
Элгэ сама помогла спуститься пожилой ведунье. Поппей Август презрительно усмехнулся. Дикарь! Некоторым происхождение не помогает.
Темный и все змеи его! Аза же предупредила. И всё равно Элгэ вспомнила все известные ей солдатские словечки – и едва не вслух. Хотя можно и не сдерживаться. Банджарон позволено то, что нельзя герцогине. Особенно банджарон – в представлении большинства.
И попробуй тут не выругайся – когда привезли к императорскому дворцу! Пусть и к черному ходу. Он тут черный – как в особняках парадный.
Цветут яблоки, благоухают вишни. И розы, розы, розы… Белые, алые, розовые, золотые…
Столько роз не бывает. Раньше Элгэ любила их. А еще – астры и ирисы. Но благодаря Сантэе возненавидишь всё на свете. Архитектуру, историю, шелк, цветы… Юг.
Преторианцы. В шлемах и туниках – милейшее сочетание.
– Ведьм к «принцессам»!
Значит, их хоть содержат отдельно.
Двери здесь – бесшумные. В отличие от убийств.
Захлопывается за спиной бесшумная гробовая крышка.
3
Семь юных девушек. Только что из «приличных» семей. Как когда-то – Алекса.
Повзрослее выглядят две – тоненькая темноволосая брюнетка и рыжеволосая красотка с роскошной косой и формами дорогой куртизанки. Причём не вышеупомянутая коса, ни скромное платье хоть убей – не придают девице скромности. А уж глаза…
Элгэ переглянулась с Азой. Сейчас или никогда! И тогда за семерых детей – год спустя убитых на алтаре! – отвечают не только ичедариты.
– Вы все знаете, что произойдет сегодня. Также ставлю вас в известность, что обычные травы не действуют на плодородную силу Ичедари.
А почему – змеи ее знают! Рыться в теологии – не время.
Змеебогиня словно вышла из детских сказок, над чьими ужасами когда-то смеялась маленькая Элгэ. Но вот жрецы с кривыми ножами существуют на самом деле. Так же, как черные алтари, древние пещеры с древними надписями и то, что осталось под землей. И мертвый Юстиниан, мерно шагающий к невольно обманувшей его женщине. И странный воин с посохом (именно воин, а не солдат), вытащивший герцогиню Илладэн из местечка похуже Бездны.
– Поэтому у вас есть два пути: смотреть, как будущей весной принесут в жертву ваших детей, либо швырнуть в рожу языческому демону его непрошенный дар. Это зелье лишит вас возможности зачать – даже вопреки воле богине. Но матерями вы не станете уже никогда.
Что хуже – дать детям умереть на алтаре или никогда не родиться? Какая мать вынесет такую смерть ребенка (на ее глазах!) и не повредится в рассудке?
А что ждет в будущем девушек, потерявших то, что ханжи зовут «девичьей добродетелью»? И вдобавок – бесплодных? Остается лишь надеяться, что Сантэя – хоть в этом лучше Ритэйны.
Звенит тишина, стучат сердца. У кого-то дрожат руки, кто-то храбрится.
Элгэ не сводила с девиц глаз. Согласится хоть одна – остальные могут пойти за ней косяком. Стадом.
Толпой – не так страшно. Но сначала должен вызваться «баран». Вожак.
– Я выпью это зелье, – совсем тихо произнесла брюнетка. Серьезные темные глаза заглянули илладийке в самую душу. И прочли там не одно милосердие. – И жаль, что у вас нет яда.
Яд найдут и без Элгэ. Умереть в бою, спасая свою честь – это одно, а вот просто отравиться… Впрочем, сама илладийка отравилась бы не колеблясь – ожидай ее перспектива стать игрушкой солдатни или лечь под первейшую мразь Квирины – Поппея Августа. Но «по ту сторону» обряда – такие же мальчишки. Не садисты и не извращенцы. Так какой, к змеям, яд⁈
Элгэ недрогнувшей рукой протянула чашу брюнетке, та такой же – приняла. И осушила – до дна. Горечь – под стать всей ее дальнейшей жизни. Теперь уже всё. Никакое противоядие не спасет. Снесенную голову на место не приставить. Даже спустя всего миг после казни.
Отныне – почти наверняка только монастырь. И вряд ли михаилитский.
Герцогиня Илладэн перевела безжалостный взгляд на следующую жертву – в таковые она определила рыжую красотку. Эта расплетет косу и уйдет в жрицы любви. Очень роскошные и дорогие.
Рыжая не опустила глаз:
– Я не стану это пить. Даже если умрет первый ребенок, я смогу родить других.
И то верно. Жизнь – долгая. Брюнетка просила яд, рыжая собирается жить. И когда-нибудь стать счастливой матерью.
Эта забыть сумеет.
– Ты не права, – тихо, но так, чтобы слышали все, произнесла Аза. – Нельзя отдавать детей этой дряни. Алтарь Ичедари губит души.
Еще одна несправедливость древних богов. Или каких-то еще сил – выше человеческих. Столь же ограниченных.
– Танцующая – не добро и не зло, – рыжеволосая гибким движением легко вспорхнула с места. К Азе.
– Я знаю о ней достаточно, чтобы считать злом, – не дрогнула банджарон. – Довольно того, что ей приносят человеческие жертвы.
Вот тебе, Элгэ, и новые сведения. Просила?
– В древности их приносили всем богам. Только Творец не просит крови.
Ему дают и так – Священными походами. Но кто сказал, что он ее хочет?
– В моем народе еще живо предание о трех братьях-богах, веками справедливо правивших подлунным миром. О братьях – и об их гибели.
– Я слышала, банджарон ведут род от одного из них. И ты, конечно, не пристрастна в суждениях…
– Я – пристрастна, – усмехнулась Аза. – Но от этого черное не станет белым, а убийца – невиновным. Вторая часть предания – о прекрасной, но гордой и честолюбивой деве, что вознамерилась стать богиней. За это другие боги прокляли ее бессмертием. Танец и смех красавицы покорили младшего из братьев и погубили всех троих. И за свой грех злодейка обречена до скончания веков танцевать и смеяться. Ни в чём другом она не вольна.
Вечные танец и смех. Не самое худшее посмертие. Если сердце не сжигает горечь.
– Я уважаю твой народ и его предания, ведунья банджарон. Но знаю и другую легенду о трех братьях – чернокнижниках, под чьим игом стонал подлунный мир. И об отважной героине, что избавила от злодеев этот мир и всех живущих. За подвиг другие боги наградили ее бессмертием и сделали лучшей танцовщицей подлунного мира. И, являясь смертным, она всегда смеется – ибо видит: мир жив. И гораздо счастливее, чем был под властью трех братьев-демонов.
Ничего удивительного.
Кто бы ни была эта Ичедари – героиня или злодейка – общего в двух версиях много. Трое убитых братьев – просто властителей или богов. Уничтожившая их женщина-танцовщица. И то, что отныне ее видели лишь пляшущей и смеющейся. А еще она обрела-таки бессмертие – после смерти своих жертв. Или и так была бессмертной.
Или братья были простыми племенными вождями, а девушка – подсылом враждебного клана. Или мятежницей из того же.
А с какого боку здесь змеиный культ Ичедари – один Темный знает. Это как раз в его компетенции!
И… нашли эти две время спорить. Какая уже, собственно, разница, кто был прав тысячелетия назад?
– И потому на алтарях доброй змеебогини до сих пор приносят в жертву детей, зачатых там же? – недобро усмехнулась Аза. – Это, наверное, от ее особого милосердия?
– Ичедари не отвечает за своих жрецов. Никто не может знать, нравится ли ей кровь на алтарях.
– Дамы, предлагаю на время прекратить ваш теологический спор, – как можно не раздраженнее попросила Элгэ. – К сожалению, времени на него нет. Совсем. Если все остальные готовы пожертвовать детей этой то ли доброй, то ли злой любительнице танцев…
Неприязненно покосились сразу обе спорщицы.
– … переходим к следующему вопросу…
Зелье сгодится и холодным. Даже подернутым льдом. Но вот Поппей – не столь терпелив.
– Я не хочу отдавать ей ребенка! – всхлипнула одна из «принцесс» – хрупкая (но не тощая!) блондинка. – Может, нам просто повезет?
Эта дура правда в такое верит? Воистину, как тот заяц, что равно боялся и волков, и голода. И ждал, что ему травку прямо в норку принесут. И всю жизнь носить будут.
– Я же ни в чём не виновата!
А все прочие здесь – отпетые грешники и грешницы? С головы до ног.
– К тому времени – будешь! – усмехнулась худощавая черноволосая девица, чем-то неприятно похожая на банджарон. Если бы те затягивали волосы в унылый пучок. – В грехе прелюбодеяния!
– Эмилия, зачем ты так? – мягко укорила просившая яда.
Зачем? Затем, что девица Эмилия обижена – обозлена! – до предела. А раз плохо ей – пусть станет и другим!
– А зачем врать самим себе, Сильвия? – пожала плечами Эмилия. – Мы все за участие в этом богомерзком ритуале угодим в Бездну Вечного Льда и Пламени! Даже ты – хоть у тебя и не будет ребенка.
– Очень мило! – усмехнулась рыжая. – Тогда какого демона здесь делаешь ты? Кинжал в сердце – и готово.
– Ах, какого демона⁈ – вскипела та. – Такого же, что и ты! Змеиного! Я себе – кинжал в сердце, а моя семья – на арену к зверям⁈
– К каким зверям? – как мел побледнела Сильвия.
– К диким! Отловленным частично на юге Квирины, частично – в Черной Земле. Была еще идея приволочь из Бьёрнланда пару диких медведей, но они не перенесли бы дороги. Поэтому обойдутся тиграми, львами, змеями и крокодилами. А может, еще носорогами – точно не знаю.
Сильвия побелела еще сильнее. Сама она – здесь, так кто у нее на арене? Отец, мать, братья-сестры, жених, все? Бедная Сильвия, бедные все эти дурехи – даже Эмилия! И бедные бабы в Доме Кровавого Пса.
Кстати, о бабах. Если уж сравнивать с некоторыми из них, то «ритуальщицам» – точно повезло больше.
– Есть ли Бездна Вечного Льда и Пламени – еще вопрос, – нашлась Элгэ. – Но вы не на арене. И не в рабынях у какого-нибудь садиста-патриция.
И даже не родственницы Валериана Мальзери.
– Вроде Кровавого Пса, – усмехнулась еще одна красотка.
Пепельные локоны, кукольное личико.
Эта примет и купленного мужа. И засунет под изящный каблучок.
– Именно.
– Или Андроника – Слащавую Красотку. – Оказывается, Эмилия умеет не только злиться, но и фыркать.
Затравленный взгляд Сильвии натолкнулся на новую усмешку «пучка»:
– А ты думала, он лишь на тебя наложить лапу хотел? Ему вообще нравятся девицы монашеского вида. Так что кинжал в грудь – это потом. После ритуала. И дружно в Бездну. Встретимся там.
Так, или Элгэ – совсем дура, или этот Андроник спихнул в «принцессы» сразу двух отказавших ему девиц. Лишнее подтверждение, что всё повторяется. Еще Кармэн говорила, что некоторые мужчины, получив отказ, готовы на всё – даже отдать желаемую женщину другому. Лишь бы не ее избраннику.
Сейчас девы еще кинутся умиленно сочувствовать друг дружке. На что тоже времени нет.
Хотя… есть. Раз Поппей притащил «ведьм» сюда с этим зельем – значит, ему нужно, чтобы оно было выпито. Ради одного рассудка каких-то четырнадцати жертв он бы волноваться не стал.
Кстати, о бурде. Остывающей. Вкуснейшей в подлунном мире.
– Есть еще одно зелье, – прервала будущую трогательную сцену безжалостная илладийка. – И его должны выпить все. Это – обязательно.
И оборвали уже ее. Потому что дверь распахнулась именно в сей драматический миг.
У садиста-патриция кончилось терпение? Или время? Или он как раз его и выбрал, чтобы поймать и отправить на костер «отравительниц»? «Всем, всем, всем! Только сегодня и только для плебса Сантэи! Сожжение на Главной площади самых страшных банджаронских ведьм!»
А после застенков любая станет страшной… уж палачи постараются.
«А иначе они наслали бы на всех чуму, оспу и насморк! Но доблестный Поппей Август Кровавый Пес героически, с риском для его бесценной жизни разоблачил и схватил злодеек. И этим спас народ Сантэи, Квирины и всего подлунного мира!..»
Вместо стражи в дверь влетела еще одна девчонка. Правда, симпатичнее большинства. Волосы уж точно вьются пышной смоляной гривой, а не забиты в унылый пучок. А в таком наряде некая илладийка дома тренировалась. Кстати, судя по подтянутой фигурке новенькой – та тоже. И весьма часто.
Элгэ, тебе не хватало стражи? Вон – маячат за спиной новенькой. Четыре башки на четырех же плечищах. Широченных. Преторианцы, чтоб им!
Нет, Эвитан протянет дольше Квирины. Потому как там личная гвардия короля все-таки охраняет порядок, а не девок для развлечений поставляет. Для такого гуговцы есть.
Дверь захлопнулась, рожи исчезли. Новая девица воинственно огляделась. Хорошенькая, встрепанная, диковатая, разозленная.
Впрочем, насчет последнего – будешь тут на ее месте. И не только на ее.
Ладно, девочки, отвлеклись – и будет. Вас теперь – восемь, а не семь, но гадости из котла хватит на всех. Из обоих котлов. И мальчикам останется. Из одного.
Значит, эту гадость нужно в вас влить. Чашку за маму…
– Запомните: к завтрашнему утру вы все уже будете дома.
– А не в Бездне? – ехидно поинтересовалась новенькая.
Ого, как слабо верит в собственную безгрешность!
Элгэ тяжело вздохнула: мало было рыжей и Эмилии!
– Нет, не в Бездне. Дома. Со своей семьей. У кого она есть.
– Чем с моей семьей – лучше уж в Бездне.
Нашла время злиться на родителей. Да еще и всех об этом оповещать. Но с другой стороны в подлунном мире есть не только Илладэны и Вальданэ, но и Адоры с Мальзери.
– В Бездну – успеем. Не хочешь домой – иди в другое место. Но всё равно через ритуал Ичедари. Только если не выпьете по чашке вот этой бурды – домой вернетесь рехнувшимися.
– От чего? – резонно, но совершенно не вовремя уточнила девица.
Вот змеи! В подлунном мире полно послушных куриц. Ну так кто мешал судьбе набить ими конкретно эту комнату? Невезение Элгэ? Или самих девиц?
Кстати, действительно – от чего? Если на почве потери невинности – так она и к утру обратно не отрастет.
– Понятия не имею! – тоном Валериана Мальзери отрезала илладийка. – Может, от грохота барабанов. Пейте без вопросов.
Пока можно.
– Передай своим хозяевам: я ничего пить не стану! – встала в позу девица.
Скрутить и влить силой? Аза явно поможет держать. И жаль, что больше никто. А времени мало.
– У вольных банджарон хозяев нет, – соврала Элгэ. Наполовину.
У банджарон – есть. У нее самой – нет.
– Я не собираюсь вам подчиняться, – вцепилась в новый довод упрямая девчонка.
– Кому – нам? – не выдержала Элгэ. – Змеи побери, если я не служанка – это еще не значит, что хозяйка! Я – пленная банджарон и хочу всего лишь, чтобы вы все остались живы-здоровы и в трезвом рассудке.
– Я не стану ничего пить. И не собираюсь идти на этот ритуал.
– Думаешь, тебя кто-то спросит? Всё, что зависит от тебя, – это сохранить рассудок или спятить на потеху квиринскому плебсу! Ты так хочешь, чтобы те, кто отправил тебя сюда, победили?
– Кончайте трепаться! – У этого преторианца забавно выступает вперед брюшко. Не так, чтобы сильно – нормальная военная форма скрыла бы. Но вот квиринский кошмар… – Оставляйте свое зелье, змеевы ведьмы, и выметайтесь! «Принцессы» должны готовиться! – мерзко хихикнул.
Предвкушает зрелище на площади. Не поучаствует, так хоть увидит… и будет долгими ночами вспоминать. Долгими, одинокими… С его рожей, брюшком и замашками – ничего удивительного.
Привет гуговцам. Но те хоть охраняют непутевого королевского дядю, а не самого короля. Творец, спаси Квирину! Здесь ведь и невинные есть. Эти девочки, к примеру. Даже злобная Эмилия и брыкливая дура с неизвестным именем. Упрямая дура…
Эста и Арабелла вели бы себя не умнее.
Элгэ махнула рукой на котелки:
– Всем черпать отсюда, – тоскливо вздохнула она, выразительно глядя на солдата.
Если хоть что-то соображает – от такого взгляда ведьмы уберется хоть на минуту. А то долгих ночей поубавится. Как и жизни.
Аза невозмутимо расставляет чаши. Хорошо, что сюда не взяли Ристу. Плохо, что она сейчас в царстве затурканных баб.
– Патрицианка Валерия Талес остается здесь, – невозмутимо пояснил свою миссию непонятливый солдафон. – Патрицианка Сильвия Юлия Лаэрон уходит.
– Ухожу? Куда? – в глазах Сильвии ясно отпечатались львы и арена.
Или пруд с крокодилами. Темно-зелеными, цвета болотной трясины.
– В гости. В мой дом.
Какой дурой была Элгэ, посчитав солдата мерзким хамом. По сравнению с выросшим в дверях патрицием он – на редкость приятен и на вид, и в общении.
Так вот ты каков – высокородный Андроник. Он же Слащавая Красотка.
Валерия Талес молча подошла к Элгэ. Четким, почти военным шагом:
– Передайте моему кузену Алексису, что мне жаль, – тонкая рука коснулась ладони Элгэ. А клочок бумаги – кожи. И когда успела написать? – Передайте, – повторила Валерия.
Может, всё еще и обойдется? Может, гордая Валерия согласится выйти на ритуал в паре с кузеном? Сама Элгэ уж точно предпочла бы в такой ситуации хоть Витольда, хоть Грегори. Но не чужого мужика, кого видишь в первый и последний раз в жизни.
– Я не пойду с ним, – впервые за всё время воспротивилась Сильвия. И илладийка прекрасно ее поняла.
Чем тот, кто тебе омерзителен, – лучше уже пресловутый незнакомый мужик.
– Тогда вам помогут идти, моя дорогая, – усмехнулся тот.
Столь гаденько, что Элгэ засомневалась: кто из двоих императорских холуев противнее – Поппей или этот? Еще более гладкий и вдобавок – завитый.
Валерия Талес влепила бы лощеному красавчику пощечину. Или просто – кулаком в челюсть. Как и Эста с Арабеллой.
Сильвия просто вскинула голову и молча вышла. Правильно. Драться за свою честь лучше один на один. Где холую, возомнившему себя твоим хозяином, не помогут гуговцы, слуги и преторианцы. И даже псы с леопардами.
– Молодая банджаронская ведьма идет с ней.








