Текст книги "Ветер странствий (СИ)"
Автор книги: Ольга Ружникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)
Здесь есть только песок – на нем удобно сидеть, но не более. Увы, это – не пляж. И уж точно к альковным радостям не располагают ЗРИТЕЛИ! И вопли.
Чем была плоха вдова? Тем, что дура и шлюха? Так отсюда она кажется всё умнее и целомудренней…
А ее кровать была мягкой без всяких скидок. И братья не собирались присутствовать ни при первой брачной ночи, ни при следующих.
– Ты шутишь? – без надежды на удачу вздохнул мидантиец.
Девушка раздраженно мотнула головой – как породистая кобылица.
– У тебя нет времени на сомнения. Всё, смотри мне в глаза.
Ну, это – почему бы и нет? Глаза красивые, а сестренка Лицинии – уж точно не банджарон. И не лишит его воли даже на считанные минуты…
Зеленые омуты. Нет, стены. Зеркальная, полупрозрачная гладь. Полный, равнодушный покой. Лишь на миг содрогнется, пропуская зачарованного собственным отражением странника.
Миг – и безуспешно пытающийся выбраться утонет. Гладь сомкнется над его головой. Навеки.
Тихо колыхнутся равнодушные воды, стирая следы чужой гибели…
Алексис бешено рванулся назад!
Только зеркальная гладь – не выпустила. Зеленая и уже непрозрачная.
2
Барабаны, свирель… и, кажется, гитара. Или что-то очень похожее. И еще три или четыре музыкальных… то есть пыточных инструмента.
То, что Элгэ видела в катакомбах древнего города, было реальным, хоть и потусторонним. А вот здесь – не магия. Просто бьет по ушам какофония взбесившихся звуков, ритмов и аккордов. Люди не должны это слышать – если хотят выжить. Только кто же их спрашивает?
Восторженный визг зрителей, желтый песок арены, сонные лица шестнадцати юношей и девушек. И распроклятый золотой помост плывет над всем этим приютом сумасшедших. Под открытым небом.
А рядом с Элгэ – Поппей Август. Чтобы жизнь совсем уж малиной не казалась. Или хоть ежевикой. Даже собранной давным-давно и уже прокисшей.
Виктор пил малиновый компот кружками. Еще и подслащивал. И никогда не понимал любви Элгэ к горькому кемету.
Сейчас лучше забыть о Викторе. Не стоит думать о нормальных мужчинах, если рядом – сорвавшиеся с цепи Кровавые Псы. Одни на помосте, другие – на зрительских трибунах.
Мерно шагают преторианцы, плавно качаются золотые доски. Наверное, кадровым воякам противно выполнять работу носильщиков.
Если еще не привыкли. Таковы ведь обычаи Сантэи.
Но от того, что обычаи Эвитана предписывают корсет, сама Элгэ тюрьму из китового уса отнюдь не возлюбила. И страшно представить, что когда-то в особо религиозных семьях корсет был вообще из железа. И уродовал грудь. Превращал в плоскую. Чтобы не вызывала греховных позывов.
А еще – горели костры, где жгли еретиков и язычников. Увы, люди ничего не умеют делать наполовину. Даже сходить с ума.
А уж как в те времена обращали в истинную веру покоренных… В общем, Элгэ, читая хроники некоторых лет, искренне радовалась, что родилась годов на двести с лишним позже. И не в той стране.
Ничего, жизнь всё исправила.
Замедлили шаг. И стало еще хуже. Словно качка усилилась.
По-прежнему болтается помост, трясется небо, кружится голова. То ли от благовоний Поппея – столь близко, что можно локтем коснуться. То ли от перекошенных лиц вокруг. И от тягучего аромата незнакомых курений.
Что за дрянь здесь жгут? И, главное, где – за кулисами? Ни следа дыма, а тянет всё ощутимее – чем-то восточным. Востоком, что ненавистнее Ритэйны. Лучше уж честные дикари в медвежьих шкурах, чем квиринско-мидантийские иглы в бархате. Или еще более утонченные игры Шахистана. Зверь, что охотится ради пищи и инстинкта убивать, всегда понятнее утонченного садиста с вином, виноградом и пыточными орудиями.
Впереди – всё ближе лицо одного из зрителей. Маска похоти и исступления. Лет сорока, жиреющее тело, мелкие свинячьи глазки. Липнут к голове реденькие волосенки, капает из отверстого рта слюна.
Где-то на холме высятся башни Арганди, цветут вишни и гранаты… Цел ли еще хоть сам холм?
Нельзя об этом думать. Арганди – далеко… жива ли она еще? Или там хозяйничает солдатня Эрика? Или наемники. Или замок стерли с лица подлунного мира?
Теперь если Элгэ и сможет где-то жить свободной, то в каких-нибудь Вольных Городах. Или в далекой Идалии, где не только ползают гюрзы, но и много солнца и моря. А кто помнит лишь о змеях – не понимает, что самые ядовитые – это люди.
Ровно через полчаса Поппею придет долгожданный конец. Но думать об этом получасе – невозможно. И о том, что случится завтра с этими девочками. Дурман зелья пройдет. А для них случайные партнеры станут первыми.
Лица ближе, небо – дальше. Приехали. Снижаемся.
Избавившись от груза, преторианцы чинно отошли подальше. Выстроились в стороне, почти картинно изображают достоинство. Всё, что им остается. Не поголовно же там служат одни плевавшие на всё бесчестные негодяи. Вдобавок безразличные к собственному унижению. Тут никакая квиринская военная дисциплина не спасет.
Шестнадцать невинных жертв уже построились парами. Кто стоя, а кто – уже и сидя. Двое целуются взасос, не дожидаясь обряда. Тоже зелье? Нет, вряд ли. Остальные-то едва не спят на ходу. И сумасшедшая музыка им вместо колыбельной.
Как жрецы заставят их что-то в таком состоянии делать? Аза, что ли, с зельем подшутила? Не пострадали бы, бедолаги! А заодно и их семьи.
Поппей тянет к Элгэ переднюю лапу. То бишь галантно подает. И его глаза – тоже осоловели. И он нахлебался зелья⁈
– Не надейтесь… герцогиня, – усмехнулся Кровавый Пес. – Я выпил два… лекарства. Ваше и еще одно. Видите ли, я пожелал остаться в своем уме.
Жаль, не выхлебал еще и предотвращающее беременность. Было бы хоть забавно.
А вообще – чудесно! Значит, Элгэ сейчас смотрится так же. Второе зелье (точнее – третье) выпила и она. Личный рецепт Азы. Противоядие от состояния, в коем ныне пребывают все шестнадцать юных патрициев и патрицианок.
– Остальные тоже сейчас очнутся, – еще гадостнее усмехнулся Поппей.
Ну что ж – палочки вам в руки и барабан на шею. Дико хочется напиться. Но даже если бы кто и подал – поверх двух зелий еще и вино?
Нет уж – заливать за воротник будем не раньше Вольных Городов. И уж точно – не раньше убийства Кровавого Пса.
Виктор говорил – нужно уметь превращаться в стрелу, летящую в цель. Вот стрела и летит. В две цели. Уничтожить Поппея и убраться живой и здоровой. Всё. Прощай, Квирина. Да здравствует Священный поход против тебя. К тому времени Элгэ здесь уже не будет. В любом случае.
Она порадуется издали.
И жаль, в обряде не пожелал поучаствовать лично император. Случай убрать Поппея представится и так. А вот приблизить гибель того, кто устроил в Сантэе весь этот безумный бардак…
Кроме того, у Аврелиана были причины для его деяний. И вполне веские. В отличие от природного садиста Кровавого Пса. Разделить с нынешним императором постель… то есть песок – не настолько отвратительно.
Ага, а еще лучше бы остаться в Аравинте.
Где бы Элгэ ни могла сейчас очутиться – там всяко лучше, чем здесь и сейчас. Кроме разве что гарема.
Ладно, Аврелиан, живи пока. До Священного похода.
3
Ало-золотые туники, золотая арена, ало-золотое яростное солнце. Всё никак не закатится. Одно на небе, десяток – на стенах. Аж в глазах рябит!
Повеяло холодом. Даже здесь. Это что, знак того, что сейчас начнется? Уже?
Нет, жрецы появились. Из-за кулис. В количестве двух штук. С кривыми ножами наперевес.
Так Элгэ ошиблась, и сейчас здесь все-таки будет убийство? Шпильки не хватит на двоих! Точнее на троих – не будем забывать о Поппее. И о преторианцах. Из трезвых здесь, кроме этой шайки, только зрители, а они никого спасать не будут. Просто пожалеют, что взяли мало мяса и вина. Зрелище оказалось интереснее, чем думали!
Первая шпилька пойдет-таки в Поппея. А дальше – хорошо, если успеет умереть еще хоть кто-то, кроме Элгэ. То есть безродной банджаронской ведьмы, не оценившей оказанной чести. «Вползла, подобно змее» – как принято говорить в таких случаях. В родню к принцу Гуго и в дом дяди Элгэ тоже вползала…
Ну и змеи с ней. Всё равно живой отсюда никто не выпустит.
Жрец с кривым ножом направился к ближайшей девушке. Походкой, претендующей на величавость. В другой ситуации илладийка бы смеялась. Вместе с Виктором.
Из черного рукава выпросталась лапа… ручища (кажется, волосатая), грубо схватила девчонку за запястье. А это еще зачем? По горлу можно полоснуть и без лишних церемоний. А страх в осоловелых глазах не появится – хоть того больше ножами тряси. Или даже приволоки ту змею, что ворочалась в катакомбах древнего эвитанского города. Столь древнего, что он вряд ли эвитанский. Да и гордящаяся тысячелетней историей Квирина с зависти удавилась бы. Хотя ведь у нее и свои зверюшки есть. Еще омерзительнее…
Нож взмыл над головой жреца, толпа восторженно взвыла. Все-таки убийство. А ты, Элгэ, опоздала! Опять.
Алая как закат кровь брызнула на песок. Совсем немного – как и положено из пореза на руке. Легкого.
Багровые капли жгут желтоватый песок – в меру чистый. Пока.
А корявая лапа жреца уже хватает локоть следующего – юноши. Вновь взлетает в воздух серп ритуального ножа.
Дыши ровно, Элгэ. Фанатик просто выпускает понемногу крови из каждого. Ничего опасного. Не считая гибели душ на алтаре, правда?
А что этот паук сейчас делает? Ах да – просто смазывает кровью губы девчонки. А ее кровь приложил к губам парня.
Следующая девушка, следующий юноша. А первая пара уже шевельнулась – сразу оба. Даже с песка поднялись. И теперь пялятся друг на друга. Тоже не слишком осмысленно, но уже вполне… б-р-р!
Кому как, а Элгэ искренне порадовалась, что ее волосы – не по-илладийски послушны. Потому что сейчас они пытаются встать дыбом. Как шерсть у разъяренной кошки. Или… испуганной. По кошкам такое не поймешь.
Волосы, в отличие от их хозяйки, не привыкли бунтовать. Так что, может, еще и не сумеют.
Жутко! Страшно и неестественно. Как и все последние месяцы. Ничего, в логове Поппея было хуже.
Но если Ичедари та, кем ее описала рыжая, – ее корчит от отвращения при каждом таком обряде. Элгэ бы корчило.
Много лет назад маленькая дочь Алехандро Илладэна любила страшные сказки. О змеях, живущих в подземных глубинах. О жутких, безжалостных жрецах, что приносят на древних алтарях кровавые жертвы.
Только там добро (очень сильное и бесстрашное) всегда побеждало зло. И происходило всё это очень далеко от Илладэна. И в очень-очень давние времена. На Южном Черном Материке. Его так и назвали. Возможно, из-за цвета кожи его жителей – южных соседей таинственной Хеметис с ее пирамидами среди песка. А может – из-за ритуалов, что практиковали люди с угольной кожей. Страшное зелье убивало людей, а потом превращало мертвых в послушных кукол – не живых, но способных ходить, говорить… убивать. По воле поднявшего их колдуна. На время.
Неужели все сказки – лишь прикрытая флером тайны правда? Но Элгэ даже в детстве не мечтала угодить в легенду. Ее вполне устраивала собственная жизнь. Игры и книги тем и хороши, что из них можно выйти в любой удобный тебе миг. Зайти в теплый дом, пролистнуть страницу.
Самая красивая история в реальности может обернуться кошмаром. И маленькая илладийка никогда не понимала тех, кто жаждет родиться в другое время. Вечные проблемы – всегда одни и те же. А кто думает, что в ином веке оказался бы в совсем другой роли – заблуждается и лжет сам себе. Там мы были бы теми же, что и теперь. Если тебе лень сделать что-то здесь и сейчас – бесполезно лгать себе, что в другом мире у тебя резко заведутся причины. Если здесь ты – спивающийся неудачник, то и там останешься им же.
Разница – в мечах вместо шпаг. И в сплошных мрачных каменных крепостях вместо удобных замков с большими окнами. Больше грязи и меньше удобств. Никакой философии и поэзии, почти никаких законов. Кроме права сильного.
Правда в этом отношении мало что изменилось и с веками.
И в любой легенде есть герой (а еще лучше – целая команда), что вовремя приходит на помощь слабым и обиженным судьбой и злодеями. А в жизни единственный герой – ты сам. Герой или жертва. Потому как посторонние спасители не приходят. Не появляются ниоткуда. Твоим близким искать тебя слишком далеко, а посторонние выручать не станут. У них найдется куча собственных забот. И никто не хочет лишних проблем. За редкими исключениями, но те сами долго не живут.
Кстати, если удастся выжить – надо будет и сказки перечитать внимательнее. Там кто-то хоть раз спасал незнакомых людей, да еще и бесплатно? Или все рвались в бой лишь за друзей и близких? А если и ввязывались за кого чужого, то или в полкоролевства свои услуги ценили, или в дочь короля. А особо наглые требовали то и другое.
И всё равно илладийские сказки о принцессах и рыцарях – лучше других. Или северные – про охотников и диких зверей. В них нет потусторонней жути Востока и Юга.
Что за зелье ты дала беззащитным детям, Элгэ? Почему они все, один за другим, как заведенные встают с примятого песка? Что за больной, лихорадочный блеск в их глазах?
Если это – особо изысканная шутка Кровавого Пса, и именно зелье на самом деле и сводит с ума – для мерзавца будет мало одной смерти.
Но чего тогда заслуживаешь ты – уговорившая наивных девчонок и мальчишек выпить эту дрянь?
Глава 9
Глава девятая.
Квирина, Сантэя.
1
Кричат зрители – дико и исступленно. Кто-то из юношей рычит удовлетворенным зверем. Из девушек – пока нет.
А одна из девчонок не выпила-таки зелье. Потому что вдруг улучила миг и ринулась бежать. Увы, заметили преторианцы – развернули назад. Прямо в руки гнавшемуся за ней парню. Элгэ видела это через плечо Поппея. Тот как раз заваливал ее саму на золотистый песок арены. Грязно-золотистый. Впивается в тело сквозь тончайший шелк туники! Неужели когда-то Элгэ нравилось заниматься любовью на пляже? Неужели ей вообще это когда-то нравилось?
Багровое небо бьет в глаза. Слепит закатом.
Вокруг – звери. Сытые и насыщающиеся. И оставшийся голодным Поппей.
Если б он спросил обо всех эффектах второго зелья – Элгэ не стала бы отвечать. Но он и не спросил. Утонченный садист знал, что она сама пила то же самое.
Только женщине вовсе не обязательно испытывать желание вместо легкой вялости. А вот мужчине…
– Если проговоришься!.. – в бессильной ярости шипит он.
Элгэ криво усмехнулась:
– Будь спокоен, господин и повелитель.
Если и проговорится – тебе будет уже всё равно…
2
Жизнь возвращается кровавым туманом. А сквозь него чернеет небо. Самое прекрасное на свете… Роджер думал, что больше никогда его не увидит! За что судьба пощадила его и не пожалела более достойных?
Чернеющее небо, золотые глаза звезд… И грубый, злющий голос над головой:
– Он это. Точно он! Вот разукрасили гада… сволочи! Уроды!
И кто же, по мнению Керли, больший гад и сволочь – Роджер или те, кто разукрасил? Он сейчас даже готов это спросить. И даже ехидно. Раньше Роджер вообще умел язвить. Он тогда много что умел. А теперь – трудно даже говорить…
Ревинтер всё же попытался уточнить – громко и язвительно.
– Чего он там шепчет? Ни змеи не разобрать… Эй, Ревинтер, пищи громче! Постарайся!
– Роджер, – это уже голос Тенмара. Спокойнее прочих.
Неужели это его когда-то называли Яростным Анри? Много лет подряд?
Слава Творцу, здесь полковник… подполковник! Вот уже и сам путать начал… Хотя если б сын Дракона не угодил в Квирину – сейчас был бы уже генералом. Такие к тридцати становятся маршалами.
А подобные Роджеру – никем. Разве что подлецами и негодяями.
Жесткие руки – одни узлы и мышцы – приподнимают. Вливают в горло жгучую горечь:
– Терпи, ревинтеровская морда!..
Ну и зол же Керли!
– Капитан Николс, что с вами случилось?
Ты еще «доложите по форме!» скажи.
– Роджер?
Вспомнил, что кое-кого бесполезно тыкать в офицерское звание?
– Марка схватили…
Он это кричит или опять едва слышно шепчет?
Или и вовсе – не слышно? Судя по напряженным лицам вокруг. Это даже сквозь туман видно. Кровавый такой, густой…
А еще где-то в вышине чернеет небо. А сквозь него мягко сияют золотые глаза. Добрые, как в детстве. Высоко-высоко…
Надо кричать громче! Пищать…
– Марка схватили, Сильвию – тоже. Андроник… заставит их участвовать в… какой-то гадости… Их надо спасти… Тенмар, пожалуйста!.. Сильвия – сестра Марка… в доме Помпония Андроника… – еще успел пробормотать Роджер.
В непроглядно-черный занавес, скрывший лицо Анри.
Теперь можно и умереть. Уже можно всё…
3
Центурион отошел в сторону. Подчеркнуто не слушая разговоров. И, может, даже и не слыша. Так еще честнее.
– Анри! – Рауль – серьезен, как Арно Ильдани и кардинал Александр вместе взятые. И мрачнее десятка Кевинов. – Ты же не хочешь сказать, что мы пойдем отбивать этого квиринского патриция и его сестру прямо из особняка Луция Помпония Андроника? Ты понимаешь, что ждет застигнутых на таком гладиаторов?
– Если только убить всех слуг в доме Андроника, – невинно добавил Кевин. – Я хотел сказать – всех, кто нас видел.
– Никаких слуг. Только если стражу, защищающую хозяев, – серьезно усмехнулся Тенмар.
И – прямо в изумленные лица друзей:
– Рауль, именно из-за того, о чём ты упомянул, никакие гладиаторы в особняк Андроника и не вломятся. По крайней мере, сегодня. Туда вломятся воры и грабители в масках. В количестве.
И уже искреннее и веселее – насколько получилось:
– Сегодня ночью патриция Андроника навестит сам Призрачный Двор славного города Сантэи. По приказу лично Его Подземного Величества.
Лица товарищей просветлели. И Анри даже ощутил облегчение. Ровно до той минуты, пока Кевин не уточнил:
– А если кого-то из них поймают – они нас не сдадут?
Глава 10
Глава десятая.
Квирина, Сантэя.
1
Вломиться в роскошный дом господина Андроника оказалось не так уж сложно – под покровом чернильной сантэйской ночи. Это вам не крепость Поппея.
Черный ход. Никаких собак – даже самых ленивых. Только пяток солдат – их оглушить и связать вышло даже проще, чем Анри надеялся.
Только чернеет за окнами ночь, и мягко журчат фонтаны.
И бедных слуг пугать не пришлось. При виде вооруженных господ грабителей в масках и рабы, и вольные попрятались сами. И Тенмар их прекрасно понимает. Кому охота умирать за такого господина? А вот что дома оказался сам Андроник… Хотя, для «Призрачного Двора» это даже к лучшему.
Шум борьбы и пронзительный женский крик явно свидетельствуют: хозяин не только дома, но еще и в своей спальне. И не один. И в то время, как земля под ним уже не дрожит, а трясется, – не нашел лучшего дела, чем насильно домогаться даму. Или решил, что терять уже нечего и гори всё огнем Бездны?
Дверь вылетела с первого удара. Хлипкое в Квирине дерево. Или мастера рассчитывали, что в доме будут лишь покорные рабы и слабые женщины? Тоже покорные. Окажись там Ирия Таррент – и исцарапанной мордой подонок бы не отделался. Впрочем, с такого сталось бы позвать на помощь слуг. Которые, к счастью, как раз успели попрятаться…
Так. Не просто дама, а девушка из знатной семьи. Как Роджер и говорил.
Сильвию Юлию Лаэрон Анри уже мельком видел прежде. На улице. Не в амфитеатре – его она не посещает вообще.
Сильвия, в отличие от Ирии, не львица, а лань. Но даже лани умеют лягаться. Особенно – если отбиваются от шакалов. Надушенных, завитых и еще даже не слишком растрепанных. Ничего, последнее – сейчас исправим.
Девушка – бледна как мел, бывшие косы рассыпались по плечам.
Белый от злости Андроник – еще скорчен, но уже разгибается.
Шелка, ковры, осколки флаконов на полу. И просто убийственное амбре разлитых духов. Вперемешку с винным… уже не ароматом, а вонью.
– Прошу прощения, что помешал. – Когда-то Анри Тенмар менял голос легко, теперь это сложнее. Но тоже ничего вышло. – Мы забираем вашу даму, сударь. А также ваш кошелек и несколько этих милых побрякушек.
«Разбойник» нагло указал на кольца, унизывающие наманикюренные пальцы Андроника.
Играть так играть. А главарь «Вольных Сынов Ночи», что требует только прекрасную даму, а деньги и ценности оставляет, где были, – это персонаж Артура Ленна. Андроник-то, может, роман со скуки и читал. Но даже если он в такое верит – не поверят расследующие ограбление.
И жаль, что подонка нельзя убить. За насильственную смерть патриция в собственном доме казнят всех, кто там был и не был. Всех поголовно рабов. А то и вольноотпущенников – если таковые у мерзавца вообще есть.
– Берите, берите всё! – забормотал Андроник. Столь раболепно, что Тенмар не удержался – от всей щедрой души врезал в челюсть.
А в комнате теперь пахнет не только духами и вином. Мда… слабые желудки у императорских лизоблюдов Сантэи. И не только желудки…
Девушка Сильвия явно не горит желанием куда-то идти в обществе головореза в маске, и Анри ее опять прекрасно понимает.
– Сударыня, доверьтесь нам, мы – друзья вашего брата Марка, – быстро шепнул он. С расстояния в несколько дюймов по возможности осторожно перехватывая хрупкую руку с острой шпилькой. Вечное оружие всех дам.
Впрочем, Ирия предпочла бы кинжал и шпагу. А Карлотта – еще и яд.
Девушка покорно отдала шпильку. То ли действительно верит, что среди друзей ее брата полно бандитов с большого Призрачного Двора, то ли просто смирилась с судьбой.
Успела бы она нанести удар Андронику или нет?
2
Лютенская весна – и почти лето Сантэи. Промозглый холод – и жара даже ночью. Кардиналу Александру уже тогда стукнуло семьдесят. Его квиринскому коллеге нет и тридцати.
А вот особняки – похожи. Его Высокопреосвященство кардинал Квиринский Иннокентий тоже предпочитает скромность. Никакой пышности. Зато мой дом – моя крепость.
А уговорить Сильвию отправиться сюда оказалось вовсе не сложно.
– Господа, я не спрашиваю ваших имен. Понимаю, что нельзя. Но вы – действительно свободные воры из Призрачного Двора? Как у Ленна?
Не воры, не свободные и не оттуда.
– Мы – действительно свободные воры Сантэи, – патетически изрек Анри. – И не признаем ничьей власти. В том числе – Призрачного Двора.
Еще не хватало, чтобы в следующий раз девушка обратилась за помощью прямо в «благородный Призрачный Двор». Непосредственно к первому же встречному бродяге. Или попросила доставить к кому рангом повыше.
Если Сильвия и удивилась – виду не подала. Читала романы, где чем меньше герой признает авторитетов – тем он положительнее?
Если и читала – вряд ли в это верит. Слишком производит впечатление умной девушки.
Самое смешное – как раз Анри Тенмар в шестнадцать мечтал об абсолютной свободе. Хорошо, что даже тогда хватило ума выбрать воинскую дисциплину регулярной армии. А не удрать куда-нибудь в благородные и свободные вольные наемники. Или в пираты…
3
Та девочка действительно не выпила зелье. И оказалась единственной, сохранившей разум среди толпы безумных. Вряд ли ее крик вообще расслышал хоть кто-то – за воплями зрителей и участников.
Хоть кто-то, кроме Элгэ.
Зелье с Черного Материка – для поднятия трупов. Змеиный культ с Востока, сумасшедший император Квирины. Слишком много зла. Слишком много смерти.
Ее звали – и она пришла.
– Элгэ Илладэн… Принцесса Запада…
Шепот степных трав и полет осенних листьев. Шипение змей. Заливистая трель соловья.
Танцующая тень, застывшая улыбка. Боль, печаль, иступленное торжество. Горечь в словах, горечь во взгляде.
Богиня. Танцовщица. Смеющаяся. Проклятая.
– Кто… ты? – прохрипела Элгэ. Выдавила – пустынно-иссохшим горлом.
Глупый вопрос. Зачем бы ни явилась богиня – смертной с ней не справиться. Это Поппей получил давно заслуженную шпильку в ухо, а боги никогда не платят по счетам. Даже если они – всего лишь чья-то белая горячка. Или багровое безумие.
– Это имеет значение? – Голос богини – сух и равнодушен. – Как ты сама-то думаешь?
– Никак. Я сошла с ума. Отныне и, наверное, навсегда. Мне больше думать нечем.
Как и положено человеку, не один час пролежавшему под трупом. В окружении безумной оргии. Под грохот барабанов и вопли зрителей. Потому как никто не должен был понять, что один из участников – уже мертв. Сейчас, а не через год.
Впрочем, жрецов на алтаре не режут. Поппей – не самоубийца… он просто труп.
– Радуйся, богиня! – усмехнулась своему безумию Элгэ. – Вот тебе твоя любимая кровавая жертва. Даже больше, чем ты просила.
– Я ничего не просила, – устало вздохнула Танцующая. Или кто она там?
– Разве ты больше не хочешь оргий и крови?
– Я давно ничего не хочу. Всё, что хотела, я взяла еще много веков назад. Прочее мне дарят непрошенным. Швыряют в лицо.
– Кто ты? – Вопрос еще глупее предыдущего. – Кроме того, что мое безумие?
– Ты слышала легенды.
– Я их слышала слишком много. И они – мало похожи.
– Разве? – рассмеялась богиня. Застывшей горечью вместо смеха. – Они все – правдивы. Я – смертная, я – богиня, я – героиня, я – преступница. Я любила, я ненавидела. А сейчас – пуста, как собственная оболочка. Разве ты еще не поняла, что мир – не черно-белый, Элгэ Илладэн? Тебе ведь давно это известно.
– Но и не настолько же… разноцветный.
Провались всё пропадом, но мерзавцы героями не становятся. Да и наоборот – обычно тоже. А даже если последнее изредка и случается, то раз в жизни, а не раз в неделю.
– Либо ты героиня, либо – убийца невинного человека, – покачала головой илладийка. – Середины здесь не бывает. Так как?
Еще один ненужный вопрос. Не нужный никому. Уже много веков назад.
Нужно наконец сбросить труп и уйти. Потому что зрителей вокруг уже нет. А из-за собственного свежеиспеченного безумия Элгэ видит не только песок, кучу сонных тел и одно мертвое.
Еще и багровое небо. И древнюю, давно умершую, а то и никогда не существовавшую богиню танцев, оргий и жертвоприношений.
– Ты говоришь не о том. Спроси то, что действительно хочешь знать.
– Зачем ты пришла в Сантэю?
Это опять не то, что Элгэ хочет знать. Ей плевать и на Сантэю, и на сантэйцев. Но незачем обращать внимание столь опасного существа на Диего и Алексу, задавая вопросы о них. Легче им с того всё равно не станет.
– Меня звали, – горькая усмешка играет на губах, – и я пришла. Я первой пролила кровь на черном алтаре, и первой прихожу, когда ее там льют другие.
– Здесь нет черного алтаря. Его забыли построить. Промашка вышла.
– Он здесь. Он – везде. А я – там, где он. Он там, где льется кровь во славу моего проклятого имени.
– Чего ты хочешь?
– Я уже сказала – ничего. Я должна была прийти, и я пришла. Вы вызвали – и я пришла. Иначе не бывает.
Ага. Как восточного джинна из бутылки.
– Просто посмотреть? – истерический смех рвется с искусанных губ.
– Нет. И поверь – я вовсе не хочу приходить вновь и вновь. Но я – первая Ичедари.
– Ты не ответила: что ты теперь сделаешь?
– Что должна.
Голос – печален как все скорби подлунного мира.
– Это я пролила кровь на твоем змеином черном алтаре.
Действительно – змеином!
– Ты убьешь меня?
– Чтобы кровь на моем алтаре пролилась вновь – теперь уже твоя? Нет, на сегодня с меня смертей хватит.
Только на сегодня?
– Тебе не следовало приходить в Сантэю, – усмехнулась богиня… нечеловечески. – Это – не твой путь.
– Меня не больно спрашивали!
– Ты давно могла свернуть.
– Может, это тебе не следовало убивать много веков назад?
– Не следовало, – согласилась Ичедари. – Следовало убить совсем другого. Но сделанного не исправишь.
– Ты всё это начала! Всю эту Бездну! Сама сказала, что ты – первая Ичедари!
– Я – первая Ичедари. Ты убила Поппея Августа, Кровавого Пса Сантэйской империи. Завтра твоим именем назовут новую религию. Тебе воздвигнут алтари. Твой подвиг повторят десятки. В твою честь убьют сотни. И ты станешь бессмертной.
– Так и становятся богами?
– И так – тоже.
– Кем бы ты ни была, ты не получишь этих детей! И их детей – тоже! Ясно?
– Ты так и не поняла, что я – последняя, кто на них претендует? – усмехнулась богиня.
– А куда ты дела собственного ребенка?
– У меня его не было. Ты слишком всерьез воспринимаешь ритуалы тех, кто сделал меня богиней. Думаешь, они копируют мои действия? Полностью? Я не рожала и не приносила в жертву детей – ни своих, ни чужих. Возвращайся, Элгэ.
– Куда? Туда, откуда меня вытащил неизвестно кто по имени Джек?
– В твой мир. В жизнь. Здесь тебе быть рано…
Холод. И пронзительно-золотые глаза ледяных звезд в иссиня-черном небе Сантэи. Словно янтарь на бархате. Древний камень, сохраняющий в веках давно отжившее прошлое.
И никакого багрового заката!..
…зато бьет по ушам чей-то плач. Жалобный, надрывный. Отчаянный.
Сбросить с себя тяжеленный застывший труп – дело мгновения. Просто приложить усилия, а Элгэ всегда была крепкой девчонкой.
Главное – в остекленевшие глаза не смотреть. Или смотреть. Стыдиться нечего. Поппей Август не стал лучше оттого, что умер.
Рывком подняться, сесть.
Нет зрителей, нет солнца и света. И слава Творцу. Есть только звезды. Они не лицезрели оргии – перед ними не стыдно. И не наслаждались ею – так что на них не противно смотреть.
Только звезды. А они – столь холодны, что выморозят все следы погани, что творилась днем.
А луны – нет. Это хорошо. А то слишком велико искушение на нее взвыть. Предварительно обратившись в более подходящий для этого облик. А то человеческий тут мало подходит.
Пусты скамьи, чернеют жуткие длинные тени. Мертвые, как труп рядом. А вон еще тела неподалеку…
Творец, пусть они будут живы, пожалуйста! Быть убийцей Кровавого Пса – одно, а вот толпы невинных людей…
А если Элгэ здесь одна – живая⁈ Потому одна и видела богиню…
А кто тогда стонал – духи предыдущих жертв? Кто только что оглашал ночь тихими рыданиями?
Илладийка огляделась. Проще проверить дыхание каждого, чем сидеть и трястись. От этого мертвые живыми не станут, а вот наоборот… Вдруг кому помощь нужна?
Чернеет взрыхленный за день песок. Беспомощно лежат нагие тела. Живые!
А одна из еще не проверенных фигурок дернулась… и вместе с ней встали дыбом волосы Элгэ. На бесконечно-долгий миг. Пока не раздался оглушительный храп ближайшего парня. И не захотелось засмеяться – еще громче. Нервно, истерично… как уже было не раз.
4
Усилием воли загнав истерику поглубже, Элгэ огляделась уже пристальнее. Полкоролевства за факел! Или хоть полграфства. Желательно – чужого.
Потому что раз проснувшаяся (или не засыпавшая) девчонка жива, то ей сейчас холодно. Да и самой Элгэ вообще-то… Б-р-р! И уже не от ужаса или отвращения. В жаркой Сантэе ночи – чуть ли не холоднее Лютенских.
Да и голыми по улице ходить – как-то… не совсем удобно. Вторые полграфства – за лохмотья.
С кого бы стянуть тунику? С одного из мирно спящих уже не невинных жертв? Ну да, девушки-то все как на подбор – в клочьях бывшей одежды, а вот на некоторых парнях местами что-то сохранилось. Еще бы – одежду обычно рвет сильный пол. На слабом. Почему-то. А, между прочим, дамские платья стоят дороже.
Правда, к этим полупрозрачным тряпкам сие отношения не имеет.
Займемся мародерством. Всё равно погулявшей молодежи родственники утром что-нибудь поприличнее притащат. Не так же домой поведут. Или повезут. В закрытом паланкине.
