Текст книги "Когда тают льды. Песнь о Сибранде (СИ)"
Автор книги: Ольга Погожева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)
– Я открою портал, – безжизненно произнёс незнакомый голос. – Уходи сейчас. Немедленно.
– Оставив своих?
– Я устала, Арк. И у меня нет амулета стихий, чтобы пропустить через портал целую армию. Я переброшу тебя одного. Всё.
Поддерживая брутта на весу, я оглянулся и вздрогнул. Деметра стояла, безвольно опустив руки, и серая кожа ничем не отличалась от альдской. Поседели русые волосы, заострилось безжизненное лицо, на котором мертвенным зелёным светом горели жуткие глаза.
– Брейгорн…
– Нет.
– Деметра, – вновь попытался Дейруин, не решаясь ни коснуться, ни приблизиться к невесте.
На какую-то долю мгновения мне стало его жаль: избитый, с залитым кровью лицом, потерявший всю армию, поверженный и раздавленный – как бы его встретили на родине? Потери наших войск оказались значительными, но альды, как я сам видел, были разбиты наголову. Те, кто выжил, разделят ненавистную судьбу пленников: Витольд найдёт, как всё повернуть нам на пользу. Пожалуй, это и станет одним из немногих наших преимуществ в бесславной битве.
Да; люди стали свидетелями альдского вероломства. Возможно, удастся нам предотвратить братские распри между Стонгардом и Сикирией перед общей военной угрозой. Но перевеса в грядущей и неизбежной войне у нас не появилось тоже: с таким трудом и такой ценой добытые сердца стихий развеялись вместе с Тёмным амулетом. И достать новые окажется ох как непросто…
Дейруин же возвращался не просто с пустыми руками – он возвращался один, как трус, не оправдав оказанное ему доверие. Впрочем, не в первый раз Аркуэнону выворачиваться из скользких ситуаций: жалость к серокожему пропала бесследно. Когда-то Деметра говорила, что не причинит вреда своему жениху, и утверждала, что и он, что бы ни случилось, не тронет её. Что ж, меня с альдом не связывали столь нежные отношения – но он сковал мне руки, не позволив нам с Люсьеном упасть в портал. Воистину, бывают случаи, когда ты обязан кому-то жизнью, и ненавидишь его за это всей душой.
Прости, Витольд. Не могу я выполнить твой последний приказ…
– Ты теперь свободен, Арк, – не слушая, проронила Деметра. – Я возвращаю тебе слово, а ты верни мне моё.
Дейруин протянул и тут же опустил руку. Безвольно кивнул.
– Я не стану вредить тебе, – глухо проговорил он. – Никогда. Я… всегда уважал и ценил тебя…
– Но не любил. Да, Арк. Я тоже. Прощай.
Я провернулся, плечом закрывая Люсьена от взметнувшегося в воздух пепла, когда воздух рядом с Деметрой замерцал, отбрасывая зелёные блики на выжженную долину. Страшную силу хранят в себе маги седьмого круга! И, видимо, госпожа Иннара знала, чего стоит подобная мощь, если до сих пор ни разу не воспользовалась ею.
Дейруин коротко обернулся перед тем, как шагнуть в портал. Он не заметил, как далеко, почти у горной тропы, за ним наблюдает верный телохранитель. Я видел, как Брейгорн вздрогнул всем телом, подавшись следом за хозяином, но тут же бессильно опустился обратно в пепел – в тот самый миг, когда в долину влетел одинокий всадник. На удивление живучей оказалась прекрасная Эллаэнис! Где только пряталась всё это время? Полный горести, отчаяния и ярости вскрик услышал, пожалуй, один только я. Девушка спрыгнула из седла, пробежала несколько шагов и, споткнувшись о невидимый среди пепла камень, упала на колени рядом с Брейгорном.
А затем со стороны горной тропы раздались голоса и цокот копыт, и я отвернулся. Тело молодого брутта уже совсем заледенело: серое небо закрыли тяжёлые тучи, и нас уже касались первые хлопья пушистого, невесомого снега. Они ложились на мёртвое лицо, оседали в смоляных прядях, укрывали щегольский сикирийский плащ.
В тот миг я понял, что не хочу больше крепкой дружбы и верных друзей. Видит Дух, хватило. Тропы с боевыми товарищами из легиона давно разошлись: кто-то погиб в бою, кто-то осел на окраинах Империи, а некоторые изменились настолько, что я перестал их узнавать. Вот, пожалуй, как Витольд, с которым пришлось заново строить отношения: что из этого получится, один Дух знает. Кто ещё? Ах, да. Этого, которого держу в руках, я убил сам.
– Сибранд…
Я вскинул голову и тут же вздрогнул, подаваясь навстречу колдунье. Сердце сжалось от боли: госпожа Иннара сейчас почти не отличалась от Люсьена. Та же серая кожа, те же синие губы. Синяк на скуле – видимо, подарок из обсерватории. Рассечённый лоб – яркая кровавая полоса на белом лице. Чуть заплывший из-за подбитой скулы глаз.
Деметра опустилась со мной рядом, прислонилась виском к плечу. Переложила голову Люсьена себе на колени, бездумно отводя смоляные пряди с открытого лица. Провела ладонью, закрывая мёртвые глаза, смахнула осевшие на ресницах снежинки.
Рука моя наконец освободилась, и я жадно ухватился за узкие плечи бруттской колдуньи, только теперь с облегчением понимая: жива! Исчез жуткий колдовской свет из ореховых глаз, разгоралась теплом розовеющая кожа. Жива!..
Целительным бальзамом влилась в меня эта мысль. Мир пошатнулся, но не рухнул. Деметра жива! Значит… значит, и я – тоже.
Кажется, затем я судорожно целовал спутанные седые пряди, гладил дрожащей ладонью избитое, распухшее лицо, и всё хватался то за неё, то за уже совсем ледяного брутта…
…Витольд говорил, нас потом так и нашли – втроём, полузасыпанных снегом, и почти бездыханных. Люсьена схоронили по стонгардскому обычаю, чуть поодаль от братской могилы, за что я был легату благодарен: так я сумел его найти позже. Нас с Деметрой, по словам бывшего соратника, едва отцепили друг от друга: оба едва не заледенели до смерти. Я изошёл кровью, колдунья растеряла запас не только магических, но и жизненных сил, борясь с самим Тёмным. Без её помощи – разве сумел бы я нанести свой удар? Разве закрылся бы проклятый портал?
Чудом казалось то, что госпожа Иннара всё же успела в долину к началу поединка: позже Грег рассказал, что колдунья пришла в себя едва ли не тотчас, как я покинул главную башню. Задержали мертвецы: Деметра усыпила всех прежде, чем оставить гильдию, чем очень помогла оставшимся в живых.
К сожалению, я очнулся раньше, чем госпожа Иннара, так что держать ответ перед Витольдом пришлось всё-таки мне. Легат, конечно, не обрадовался вести о том, что Дейруин ушёл. Я покривил душой, слегка изменив формулировку ответа – так, чтобы светлейший не понял, кто именно открыл портал для беглеца. Витольд, впрочем, ругался только для порядка: сам понимал, что сработать лучше в тех условиях не получилось бы ни у него, ни у лучших бойцов легиона.
– Ладно, – закончив выговор, подвёл черту легат. – Ещё посмотрим, кто кого. Уходя, Дейруин оставил нам два подарка. Завернём и доставим в лучшем виде…
В ответ на мой непонимающий взгляд бывший соратник усмехнулся.
– Брейгорн и Эллаэнис. Знакомы имена?
Я повёл перебинтованным плечом, ощущая, как предостерегающе стрельнуло в боку: лекари трудились над моими ранами не один день, но шевелиться по-прежнему не хотелось.
– Мало у нас других пленников? – глухо поинтересовался я.
Витольд, сидевший у моей постели, встал и махнул рукой.
– Чуть больше сообразительности бы тебе, иммун! Поверь моему опыту: нет врага страшнее, чем отверженная женщина! И нет ей помощника лучшего, чем преданный друг!
Заметив мой полный сомнений взгляд, легат снова сел и прищурился.
– А ты не расслабляйся, – заговорил бывший соратник, и сердце у меня снова упало. – Раз живой, то ещё послужишь легиону. Слушай…
Я резко сел, тотчас скривившись от боли, но в перевязь легату вцепился крепко. Витольд от неожиданности даже отстраниться не успел – подался вперёд, как только я притянул его к себе и выдохнул рваные слова едва ли не с ненавистью:
– Пусти… меня… домой!..
В ответ легат лишь рассмеялся, с трудом вывернувшись из мёртвой хватки. Поправил надорванную перевязь, встал, предусмотрительно шагнув назад. Мерзавец, да я тебя и там достану!
– Ты же не дослушал! – почти весело фыркнул Витольд, на миг напомнив себя прежнего, того, кому я когда-то доверял. – Поверь, тебе понравится!
И снова расхохотался, глядя в моё перекошенное от ярости лицо.
…Весна в этом году пришла ранняя, с непривычно ярким солнцем, бурлящими потоками талого снега, опасно хрупким льдом у пробуждавшейся реки, изобилием дичи и оголодавших хищников в лесах. Ещё немного – выглянет из-под белого настила первая зелень, распустятся пышные бутоны рацаэнны, и наполнится округ славного города Ло-Хельма жизнью и радостными голосами уставшей за зиму ребятни.
Я встречал новый рассвет в горах, где мои разведчики наткнулись на целый выводок крылатых ящеров. Большинство оказались ещё детёнышами – толком и летать не научились – зато охраняли потомство матёрые родители, явно промышлявшие в наших краях не первый десяток лет.
– Семеро, – выдохнул Дагборн, выглядывая у меня из-за спины. – Неплохой улов. А вот и старшее поколение…
«Старшее поколение» тем временем нас учуяло: с рёвом и криками закружились в воздухе, охраняя вход в пещеру с детёнышами.
– Я пригну их к земле, – одними губами вытолкнул я, и помощник мгновенно умолк, – вы вяжите.
– Поближе к плато, – шёпотом попросил Дагборн, делая знак охотникам.
Я ушёл извилистой тропой по склону, соскользнул по верёвке вниз, едва не ухнув от спешки в ущелье, и короткими перебежками пробрался к стоянке. Присматривавшие за нашими ящерами бойцы молча расступились, позволяя мне вскочить в седло одного из них.
– Ну, Эйр, – потрепал я верного напарника по чешуйчатой шее, – не подведи.
Ящер шумно выдохнул, встряхнул уродливой мордой, расправляя кожистые крылья, и сделал первый взмах. Земля привычно качнулась, затем стремительно отдалилась; ветер засвистел в ушах, бросил крохотные снежинки в лицо.
Я управлял ящером свободно: полёт после первых лет удивления и восторга больше не казался чем-то удивительным, превратившись в обыденность. Это была моя работа – обеспечить легион Объединённой Империи крылатыми скакунами – и я истово выполнял свой долг: от самого Великого Императора грамоту получил! Чудно, на самом деле: до того я лил кровь на двух войнах, участвовал в унтерхолдском сражении – видит Дух, не в последних рядах – но не выслужил, кроме бесполезного звания, ничего. А тут – хищных зверушек приручаю… чем гордиться?
Император Давен и легаты легиона считали, видимо, иначе. Так всегда получается: дело, которые по праву мог бы назвать своей заслугой, умирает непризнанным и незаметным, а прославляют лишь самое незначительное, чем и похвастать-то стыдно.
Впрочем, славы я никогда не искал. В мои года – тем более неинтересно. Жизнь меня в принципе не баловала: оглядываясь назад, с трудом вспоминаю времена, когда мог бы назвать себя безоговорочно счастливым и беспечным. Верно, лишь тот одинокий год, когда я повстречал Орлу, и весь мир, казалось, состоял из одной нашей любви.
Я прожил сорок одну зиму и вырастил троих сыновей. Спокойнее жить я не стал: сердце разрывалось в груди каждый раз, когда я думал о старших, кололо смутной тревогой за среднего, и отзывалось недоверием и хрупкой надеждой на младшего. Назар и Никанор отправились на службу в легион в свои шестнадцать зим, и первые пять лет их обучения и походов спокойно я не спал. В конце концов не выдержал и написал Витольду, впервые обратившись с личной просьбой к легату: пусть вернёт мне сыновей! Бывший сослуживец откликнулся, переведя моих бойцов на службу в северную крепость: место опаснейшее, но зато – рядом. На крылатых ящерах так и вовсе – полдня пути.
При встрече Витольд, конечно, зубоскалил как мог:
– Герой войны! Иммун легиона! Грамота от Императора! Сибранд Белый Орёл! Твои односельчане ничего не перепутали? Не орёл ты, а наседка! Ха-ха, гордый отец! Всех к себе под крыло, как квочка…
Я не обижался: что мне чужие насмешки? Старшие сыновья по-прежнему могли в любой момент погибнуть в участившихся стычках с альдами, но я спал спокойнее, зная, что они рядом. Вскочу в седло – и повидаюсь. И отцовское сердце забьётся увереннее.
Хватит того, что мой средний сын, как и пророчествовал покойный Люсьен, подался в маги! Я виделся с Илианом реже, чем со старшими, и каждый раз жадно вглядывался в светлые глаза, страшась там обнаружить мрачный огонь, который когда-то плескался в его первом учителе. Хвала Духу, не находил, но от суеверного страха избавиться всё равно не мог. Тяжёлый мне выпал жребий: разрываться между сыновьями, не находя себе ни минуты покоя…
Эйр качнул крылом, закричал, издалека чуя собратьев, и я поднял правую руку, перехватывая удила левой. Ещё ближе, ещё…
Мы стрелой врезались между разъярёнными ящерами – рискованный манёвр, те могли нас зацепить острыми когтями – и взвились ввысь, уводя их за собой. Я сбросил им на крылья несколько болезненных, но безвредных разрядов, чтобы раздразнить и увести подальше от гнезда – и только когда мы оказались над плато, резко развернул Эйра в полёте, сбрасывая на преследователей плотную волну воздушного потока.
Родная стихия повиновалась легко: их прибило к земле, а я дожал сверху, не позволяя ящерам вырваться. Внизу к ним уже бежали с сетями сидевшие в засаде охотники – я помог, стрельнув колдовским ударом по оскаленным мордам. Ящеры дёрнулись раз или два, но с их размером мозга сопротивляться магии разума не сумели, так что к моменту, когда охотники добрались к жертвам, оба впали в полудрёму, лишь изредка вздрагивая мощными крыльями.
Я спустился тоже. Пока остальные вязали да грузили в клетки драгоценную добычу, мы с Дагборном наведались в пещеру: детёныши ящеров – настоящее сокровище. Как только примут пищу из человеческих рук, да обживутся годик-другой, станут покладистыми, как объезженные скакуны. Моё дело – воспитать, облетать, подобрать толковых всадников и обучить их полёту. Крылатые отряды переходили затем под твёрдую руку Витольда, который своей рисковой идеей загладил вину за не слишком удачную унтерхолдскую кампанию. Ну а воплощать рисковую идею пришлось, конечно же, мне.
– Дальше сами справимся, – утирая пот, пообещал Дагборн, как только мы погрузили в клетку последнего детёныша.
Я оглядел обоз, ещё раз проверил прутья и путы, молча кивнул сам себе. Пойманных ящеров разъединяли редко – те действовали особенно слаженно, когда летать доводилось бок о бок с собратьями. Удачной получилась вылазка!
На всякий случай накрыл хищников ещё одной колдовской волной – чтоб не проснулись раньше времени. Растирая виски, отошёл к Эйру, не с первой попытки взобрался в седло. Всё же не маг я, не маг: истощался быстро. Третий круг – это всё, на что я оказался способен. Да, по правде, и его бы не взял, если бы не помощь госпожи Иннары…
– Увидимся, – кивнул Дагборну, наматывая поводья на кулак.
Помощник отступил назад, чтобы не задели его размашистые крылья. Охотники уважительно склонились, провожая меня так, как положено по уставу, и уже с высоты я видел, как медленно трогается длинный обоз. Оставлял их на Дагборна со спокойной душой: этот своё дело знает.
Лететь мне пришлось ночью: охота затянулась. Зато появилось время побыть наедине с собой, не отвлекаясь ни на завораживающие картины под кожистыми крыльями, ни на обманчивое небо. В темноте я доверял Эйру – за несколько лет всё же привыкли друг к другу и научились слаженно работать вместе. Почи как с Ветром.
Витольд не соврал: мне действительно понравилось последнее назначение. Обеспечить легион Империи крылатыми отрядами накануне войны – верное дело. Даже альды, впервые повстречавшись с нашими наездниками, надолго притихли, обдумывая дальнейшие шаги. Под предводительством эйохана Дейруина наверняка сочинят достойный ответ, ну а наша задача проста – укрепить имеющееся и подготовить новое.
Тем более что в самом Стонгарде, как и накаркал Витольд, тоже стало неспокойно: отбросы Братства Ночи в отдалённых городах и сёлах время от времени поднимали короткие и яростные вспышки среди народа, разбрасывая зёрна братской ненависти. «Стонгард для стонгардцев!», «слава Стонгарду!», «Стонгард превыше всего!» и прочие топорные лозунги для простолюдинов звучали то тут, то там, распыляя силы Империи как на внешнего, так и на внутреннего врага.
Граница с серокожими тоже стала напряжённой: её укрепляли форпостами, вооружёнными отрядами и боевыми магами, серьёзно переменив для этого политику Империи. Если раньше колдовство не только не поощрялось – за него неудачливый маг вполне мог скоротать жизнь на плахе – то теперь, посредством хлопот госпожи Иннары, гильдии снабжались из имперской казны, готовя боевых магов и лекарей для легиона. Как там говорил отец Кристофер? Главное – как использовать! Тем более что госпожа Деметра Иннара, Сильнейшая стонгардского отделения, лично следила за теми, кто проходил испытания пятого круга.
Знак Тёмного накладывался на таких магов в ходе обряда; то, что такие колдуны становятся особенно подверженными влиянию Врага, мы уже имели несчастье наблюдать лично. Выход подсказал, как ни странно, отец Кристофер, в один из своих приездов в Ло-Хельм. Случилось так, что я поделился с ним переживаниями, и опытный духовник сразу увидел решение.
Деметра окрестила его «жало в плоть»: магу большой силы накладывалась печать болезни или телесной слабости: это спасало дух человека.
– Гордость не ослепит страждующего, – пояснил Кристофер, предлагая своё решение, – и Тёмный не возьмёт над ним верх.
Желающих взять пятый круг поубавилось: не всякий заплатил бы такую цену. Зато колдунов четвёртого круга гильдии Оша и Унтерхолда воспитывали быстро, как в легионе, готовя будущих боевых магов к трудной стезе служения народу.
Проблем оставалось много: строительство новых пограничных крепостей, наведение порядка в столице и провинциях, объединение и без того братских, но отчего-то отдалившихся народов…
Но моя задача малая. Создавать крылатые отряды да следить, чтоб никто из альдов не пробрался через восточную границу незамеченным. Великий Дух свидетель – у меня не проберутся.
– Вниз, друг, – потрепал я Эйра по жёсткой шее.
Ящер рыкнул, снижаясь, и перед глазами возник застывший в предрассветной дрёме прекрасный Ло-Хельм. Не северная деревушка на отшибе Мира – почти пограничный форпост! С двумя деревянными вышками – с востока и запада – освещёнными сигнальными кострами; длинным утеплённым бараком для отряда вверенных мне легионеров; огромным, размером почти с остальной город, загоном для крылатых ящеров, с крепким забором и ночными факелами для таких поздних наездников, как я; несколькими улицами, оживлёнными в светлое время суток, и дорогими сердцу домами на окраине. Именно таким я видел Ло-Хельм, когда носил в себе сердце воздуха – вот только не ожидал, что руку к этому приложу я сам.
Я снизился, почти пикируя в сторону загона: Эйр отдыхал с собратьями. Ко мне подбежал постовой, принял кожаные удила.
– Всё спокойно? – поинтересовался я, бегло оглядывая длинные ряды бараков и загонов.
– Так точно! – откликнулся тот, вытягиваясь по струнке. С удилами в руке получалось не очень-то ловко, так что мучить парня дальнейшими расспросами я не стал.
– Отдохни, – посоветовал я Эйру, почесав его под внушительной челюстью.
Ящеру понравилось; он заурчал, зашипел, встряхивая клыкастой мордой, и с явной неохотой направился в загон. Я расправил имперский плащ с алой полосой, подвёрнутый для полёта, миновал постовых у ворот – те почтительно склонили головы перед иммуном – неспешно вышел на главную улицу и побрёл, разминая затёкшие ноги, хорошо знакомой дорогой. Ло-Хельм уже просыпался: пыхтела труба в харчевне у Хаттона, горел свет в окнах у Шера и Торка, а у Фрола уже тяжело гудели кузнечные меха.
– Срочный заказ, – поприветствовал он, как только я поравнялся со входом. – Думал помощников с утра дождаться – да вот плюнул и сам…
Я остановился, чтобы понаблюдать за работой друга: дела у Фрола, как и остальных ло-хельмцев, пошли в гору. Ещё бы: постоянный отряд легиона, отведенный мне для ловли и воспитания ящеров, частые визиты бойцов из северной башни, торговые караваны, зачастившие в новый городок – Ло-Хельм наконец нанесли на карту – все эти перемены разбудили сонный народ родной деревушки. Понадобились новые руки, появились новые лица, выросли новые дома.
С обязанностями старосты без помощи Фрола я теперь ни за что бы не справился. Лишить меня должности и передать бразды правления кому-то ещё верные горожане отказались наотрез, но, положа руку на сердце, я взвалил все дела на плечи друга, являясь лишь на общие собрания, раздавая ценные советы и участвуя в судьбе Ло-Хельма настолько, насколько позволяла собственная суматошная жизнь.
– Пойду, – чувствуя, как жар кузницы заставляет всё чаще опускать уставшие веки, попрощался я.
Фрол только кивнул в ответ, не отрываясь от работы: друг, как и я, слов попусту не тратил. Может, зайдёт вечером, если появится минута – он в моём доме всегда желанный гость.
У окраины я остановился, окидывая открывшийся с пригорка вид беглым взглядом. За моим домом выросло ещё два: Назар и Никанор твёрдо решили не оставлять старого отца одного. Оба женились в прошлом году – весёлой выдалась минувшая весна. А уж невестки у меня – всему Ло-Хельму на зависть! И, конечно, пересудов с такими дочерями не оберёшься. Если случится мне пройтись знакомыми улицами, то непременно услышу горестно-ехидное:
– Лия-то ваша, почтенный Сибранд – ну словно картинка! Сегодня к Торку в лавку зашла – заезжие легионеры едва шеи не свернули… Уж вы бы намекнули… Негоже замужней женщине в праздничных уборах ходить… да в отсутствие мужа, доблестно стерегущего северную крепость от нелюдей…
Я слушал молча. Возразишь – сожрут с потрохами: уж я наш народ знаю. Нрава же более кроткого, чем у Лии, я среди наших девиц не встречал – добрая жена досталась Никанору! Стонгардских кровей, из честной рантанской семьи, местного духовника дочь, воспитана в вере и благочестии… Разве то, что красивая, такой уж тяжкий грех? А шеи заезжим легионерам я и сам сверну, чтобы на чужих жён не заглядывались.
Со второй невесткой повезло меньше: Дария оказалась острой на язык и бойкого нрава. Смуглая, юркая, с шальными глазами-ягодами, она за год жизни в Ло-Хельме так и не переняла наш говор, предпочитая родной сикирийский диалект. Полностью её только я понимал, остальные догадывались о смысле, исходя из говорящей мимики и выразительных жестов. С ней уже давно никто не связывался: отпор младшая невестка давала так, что второй раз обидчик и глянуть на неё не решался.
Поначалу я от такой шельмоватой родни пришёл в тихий ужас, но ради счастья сына смолчал. Назар, впрочем, моё молчание расценил правильно, потому что как-то заговорил со мной, будто извиняясь:
– Дария – она хорошая…
Никанор неопределённо пожимал плечами, вроде как соглашаясь с братом. Первенец мне рассказал, что с будущей родственницей познакомились, когда служили в Оше: бойкая девица продавала сладости на местном рынке.
– У Назара не было шансов, – добавлял Никанор, вспоминая первую встречу.
Дария тотчас положила глаз на рослого и ладного легионера, и ещё до конца службы случилось так, что оба повенчались в храме Великого Духа.
– Братишка даже понять ничего не успел, – со вздохом завершал печальный рассказ Никанор. – Ты же его знаешь: наивный, всё на веру принимает. Но у неё такая родня, отец… я бы от них тоже сбежал хоть на край света. Да и в конце концов, Назар её любит…
Молодые невестки остались теперь на моё попечение: первенцы служили в северной крепости, почти не появляясь дома. И, надо признать, за это время я крепко привязался к дочерям – особенно, на удивление, к прямой, открытой и по-своему внимательной Дарии.
– Чой-то, тато, у вас неубрано так, – без обиняков заявляла мне младшая невестка, появляясь на пороге. – Дайте я вам уберусь, что ли, а то от людей стыдно.
И действительно споро заметала, чистила, готовила, не дожидаясь ни согласия, ни благодарности.
Олан к ней тоже привязался. Младший радостно бросался к девушке, как только та входила в дом, помогал снять шубу и смотрел преданными глазами, не роняя ни слова. В свои четырнадцать зим Олан по-прежнему говорил отрывисто и нескладно, зато с удовольствием занимался со свитками, старательно выводил кривые символы стонгардского и бруттского алфавитов, и по вечерам то и дело теребил меня, заставляя читать вслух давно изученные до последней буквы книги. Худой да жилистый, как в своё время Илиан, младший сын по-прежнему оставался красивым: светлое лицо с внимательными голубыми глазами, платиновые волосы, так и не потемневшие с годами, пронзительный пытливый взгляд. Конечно, в компании сверстников Олану делать было нечего: юноши его возраста уже готовились или к вступлению в ряды легиона, или к освоению семейного ремесла.
Я не знал, какое будущее ждёт моего младшего сына. Отцовское сердце сжималось каждый раз, когда я видел его ровесников, но я тут же одёргивал себя: если бы не помощь магов, было бы намного хуже. Не слишком чувствительный по природе, я почти насильно воспитывал в себе благодарность, взращивал, как хрупкое растение, прекрасно понимая: я уже получил своё утешение. Великий Дух милостив: он облегчил мне ношу. Но кто сказал, что по жизни идут непременно налегке?
Дядя Луций, тренируя меня, всегда заботливо интересовался: тяжело тебе? И тут же ласково советовал: возьми ещё мешок! Тогда поймёшь, что способен выдержать намного больше, чем думал прежде. Ты сильный, Сибранд, помни об этом…
Чем невыносимее жизнь, тем больнее понимать, что именно тебе выпал несчастливый жребий. Не смотри по сторонам! Отвлекись от своей беды, взвали на плечи побольше обязанностей. Ты выдержишь. Твои мысли развеются между многими заботами, и та сокровенная, самая болезненная тайна скроется в них, как в сорной траве.
Ты не останешься с ней один на один в неравной схватке. Она не поглотит тебя, как непременно сделала бы прежде. Теперь ты можешь ей сказать: да, мне больно, но обожди – и без тебя дел по горло. И заботы уведут твои мысли прочь от чаши горя и страданий…
Это жестокая битва: победить невозможно. Но зачем отбивать каждый из падающих на тебя ударов? Иногда от них можно попросту увернуться. Набраться сил и вновь с улыбкой посмотреть в лицо своему врагу…
Все мы сильны и счастливы, когда есть отдача от наших трудов. Мои старшие сыновья выросли, как сорная трава, и лишь милостью Великого Духа не пошли по скользкой дорожке. Не будь у меня Олана – разве оценил бы я подобный дар? Нет – возгордился бы до небес: вот, поглядите, каких сыновей «вырастил»! Повстречавшись с теми родителями, кому не повезло с детьми, как бы думал про них? Осуждал бы? Несомненно! Понимал бы, каким на самом деле рабским, безжалостным, безвыходным трудом они живут? Догадывался бы, какая это мука – вкладывать втрое больше усилий, чем родители шустрых, самостоятельных детей, а отдачи не получать никакой? Мучиться жизнью, наблюдая за царящим в доме безумием и болью, и каждый день принимать всё новые удары от посторонних, жадных до чужой беды людей? Сытый голодного не разумеет – и твою боль тоже никто не поймёт. Зато ударить точно сумеет – вольно или невольно.
Что ж, мне повезло не возгордиться успехами старших, глядя на младшего. И свою цену за подобный урок я заплатил сполна…
У развилки я остановился. Окна в моём доме ещё оставались тёмными, зато в том, что напротив, уже разгорались слабым огнём: Октавия зажгла лучину. Бывшая соседка, рыжая Тьяра, вышла замуж за рыбака из Кристара и уехала к мужу, а предприимчивая свояченица тут же предложила свою цену за уже ненужный той дом. Тьяра согласилась: всё равно жить рядом со мной теперь не сумела бы. Да и мне не хотелось лишний раз смотреть в обиженные глаза…
– Плохо ты привечал соседку, Белый Орёл, – оглядывая свой новый кров, заметила Октавия. – Вон, ставни покосились, да и крышу неплохо бы залатать. Поможешь по-свойски?
Ещё бы я не помог! С тех пор, как вернулся в Ло-Хельм, вся жизнь моя только и состояла, что из службы да стройки. То детям пособить, то свояченице – свой дом запустил вконец, на что и не уставала мне намекать словоохотливая Дария.
– Обойдётся Лия, – косо поглядывала на родственницу сикирийка, как только подходила очередь той на мою помощь, – вы за своим-то домом приглядите, тато: не глянешь без слёз. Вы же ж староста! Большой человек! На крылатом чудовище летаете! Самого Императора лепший друг! Даже не спорьте: завтра мы к вам. А вы уж не поленитесь, петли-то свои бычьим жиром смажьте, а то как ни зайдёшь, ушам больно.
Невестка наговаривала: дверь моя давно не скрипела. Милостью Великого Духа – всё в хозяйстве спорилось, несмотря на отсутствие старших сыновей. Олан уже выполнял некоторую работу по дому, а дочери не оставляли нас с ним голодными, но мужских рук не хватало. Выручали неравнодушные соседи: то зять Фрола забежит, дров заготовит, то кто-то из сыновей Шера заглянет. Легионерам, служившим у меня в подчинении, я приближаться к своему дому запретил: не хватало ещё дурных слухов о самоуправстве! Впрочем, двое молодцев всё же заглядывали время от времени в моё отсутствие, вроде как по делу. Секретом для меня их рвение не осталось, но съездить обоим по наглым рожам всё руки не доходили. По правде, я толком не разобрался, чьего расположения они добивались – одной Лии или обеих дочерей – но бойкая Дария шустро разобралась с непростой ситуацией.
– Банька-то у Лии недостроена, – услышал я как-то, проходя мимо домов своих сыновей, – а у меня работы домашней – по горло! Тоже мне, ухажёры! Толку-то от вас? Пока я тут спину гну, вы на задний план полюбуетесь? Пошли вон, бесполезные!
В другой раз я с удивлением понял, что своей прямотой невестка не только не разогнала, а накрепко привязала вояк к нашим домам, ловко распределяя рабочую силу в удобном ей направлении.
– Управились? И хорошо! – одобрительно кивала Дария, оглядывая поле работ. – Вот, собрала вам домашненького, горяченького! Берите, не брезгуйте – готовлю добре, гостей в своём доме не травлю! В бараке-то и покушаете, вспомните тёплым словом… А? Чего? В дом вас пригласить? Щас, всё брошу и сломя голову помчусь! В своём ли ты уме, залётный, замужней женщине такое предлагать?!
И хохотала так, что я бы на месте ретивых молодцев тут же улетучился. Однажды я всё-таки нарычал на сикирийку и устроил такой разнос охотникам до чужих жён, что походы в сторону моего семейного гнезда на какое-то время прекратились. Затем возобновились снова, да так хитро, что я, занятый то на службе, то в собственном дворе, не сразу и разглядел. Лукавая Дария на этот раз, чтобы не вызывать моего гнева, уходила из дома, прихватив с собой Лию, то по воду, то в лавку к Торку, то в новую часовенку – словом, изыскивала обеим занятие, пока молодцы трудились на благо их хозяйств.
