Текст книги "Когда тают льды. Песнь о Сибранде (СИ)"
Автор книги: Ольга Погожева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)
– Да.
– Тогда ты знаешь. Великий Дух, Сибранд, как ты решился? – вдруг вскинулась Деметра. – Мне казалось, ты не очень-то горел желанием вернуться в легион.
Я отвёл влажную от слёз прядь волос с её лица, стёр большим пальцем мокрую дорожку на щеке.
– У меня тоже вопрос, госпожа, – заговорил спокойно. – Почему ты повела магов через Ло-Хельм? Могли бы добраться к Живым Ключам через Кристар, это безопаснее и быстрее.
Деметра вспыхнула, опустила глаза на миг, затем обречённо пожала плечами.
– Для стонгардских врат нужен ключ. Я тогда думала, что сгодится любая чистая кровь, но оказалось, что ещё и добровольная. В любом случае, Витольд не прогадал. Он сказал мне, что в Ло-Хельме живёт капитан легиона в отставке, Сибранд Белый Орёл, староста деревни. Добавил, что ты человек большой силы, который вполне справится с добычей артефакта, случись нужда, и которому можно доверять. Витольд разрешил… в смысле, – смутилась вдруг госпожа Иннара, – сказал: используй его как хочешь, пусть послужит во благо Империи. Ему не обязательно знать, кто за этим стоит…
– Ублюдок, – не сдержался я.
Мне показалось, дочь Сильнейшего со мной вполне согласна – по крайней мере, усмешка вышла усталой. Хитрый начальник особого отдела на всех имел свои виды…
– Как ты попала в легион, госпожа?
– Витольд не говорил?
Я честно задумался. Трудно, когда в груди пожирает последние капли терпения сердце огня, а в объятиях тёплая и по-прежнему влекущая женщина.
– Сказал: из добровольцев.
– Значит, не соврал, – подтвердила госпожа Иннара. – Я действительно хочу вам помочь. Вашей Империи. Стонгард и Сикирия не заслужили той судьбы, которую готовят вам альды. И как бы ни вертела нос бруттская знать, ваша Империя – единственный залог безопасности бруттских земель. Только вы стоите у нелюдей на пути. И всегда стояли.
– Но почему?..
– Почему помогаю? – правильно поняла Деметра. – Верю в вас. Долго жили с отцом в Оше, полюбила этот город и его жителей. Потом столица. Мелкие поселения. Крупные города Стонгарда… у вас особенные люди, Сибранд! После того, как я помогала отцу вас истреблять… не спрашивай, – попросила госпожа Иннара, а меня обдало волной отвращения и стыда, – это единственное, что я могу для вас сделать. И, пожалуй, в вашу Империю я верю больше, чем в Бруттскую. В вас ещё живёт дыхание Великого Духа… Скажи, Сибранд! – вдруг вскинула разрумянившееся лицо Деметра. – Теперь, когда ты знаешь… – колдунья запнулась лишь на миг, – что ты думаешь обо мне? Не… не презираешь?
Я поразился: тот же вопрос задал мне Люсьен после своей исповеди. Воистину, этим двум нужен был кто-то, на кого они могли бы опереться!
– Я каждую ночь схожу с ума, – прошептала госпожа Иннара, вглядываясь в меня ищущим, горящим взглядом. – Плачу о нерождённой дочери. О совершённых ошибках. О принятых решениях. Мне больно, Сибранд! Со всей своей силой… после всего этого… кто я? Как ты… да, именно ты… ко мне теперь относишься?
Я осторожно отпустил хрупкие плечи – только чтобы коснуться её лица обеими ладонями. Нагнулся, прижимаясь губами к воспалённому лбу. Дурно сказывалось сердце огня на нас обоих! Потому что думать скверно о подавленной бруттке я по-прежнему не мог. Да и как? Видя искреннее раскаянье и боль, ощущая каждую натянутую струну в глубине раздавленной женской души…
Мне ли осуждать? Деметра, без сомнения, видела во мне идеального отца и мужа; но что она знала? Не сумел я подарить Орле всю жизнь, не уберёг, не был с нею, когда она рожала наших первенцев; служил легиону вернее, чем нашей любви…
Дети. Кому из них я уделил должное внимание? Пожалуй, что никому. Разрывался между ними, замыкался в себе, уходя мыслями подальше от душного дома. Калёным железом стали добрые слова о том, как я борюсь за младшего. Знала бы Деметра, как я сходил с ума в первый год своего вдовства, как проклинал себя за то, что не послушал вкрадчивых советов об избавлении от ноши… Вынеси ночью на мороз – и всего делов, Белый Орёл… Сколько раз после череды бессонных ночей, глядя на визжащего младенца, мечтал в безумном исступлении о том, чтобы мой сын однажды не проснулся?
Об этом не говорят вслух. Чёрные мысли гонят от себя поганой метлой, как только наступают моменты просветления; я поступал именно так. Падал, вставал и снова падал. К цели не шёл – полз. Выбивался из сил, но полз. Не мог ползти – лежал, вытянувшись в верном направлении. Маленькая моя женщина! Нет в мире совершенства. Ты каешься в том, что истребляла мой народ по указу отца – но и я поступал так же в рядах легиона. Ты проклинаешь себя за убийство дочери – но я видел, как раскаяние очистило твою душу. Великий Дух милостив; и твоё прекрасное лицо с заплаканными глазами я никогда не забуду…
– Я люблю тебя, госпожа Иннара, – проговорил негромко, вдыхая аромат гладких, как шёлк, русых волос. – И я с тобой до конца.
Я не помнил, когда Люсьен добрался до сторожки. Верно, что скоро – я лишился сознания, по-прежнему не выпуская Деметру из объятий. Огненный артефакт вспыхнул в груди сразу после смятого признания, в ответ на мои же чувства, и спалил последнее, что останавливало его от пожирания души. Как госпоже Иннаре удалось высвободиться из-под горящего, тяжёлого тела и поддержать во мне жизнь до прибытия брутта, я тоже не знал. Не видел и самого обряда – сердце огня покинуло истерзанную утробу до того, как я пришёл в себя.
Пробуждение, впрочем, оказалось на удивление приятным.
– …лошадей продал, еды накупил – ты ещё недовольна, госпожа Иннара!
– Я просила храмового вина, а ты какое притащил? Дурь из таверны!
– Ты вообще… думаешь, о чём просишь?! Чтобы я – в храм Великого Духа! Сам! Вошёл! Одно из двух: или меня вынесут оттуда вперёд ногами, или я сам сбегу, не доходя до порога!
– Первое предпочтительнее, – огрызнулись у меня над головой. Ощущения возвращались медленно, толчками. После ворвавшихся в лёгкую голову голосов ожила кожа: тёплые, ласковые прикосновения ко лбу, тонкие пальцы в волосах. Мерное дыхание над ухом. – Твоя лень тебя не оправдывает: захотел бы, давно сорвал с себя печать Тёмного! И мог бы беспрепятственно по святым местам ходить. Пользоваться магией тела, духа и разума так, как Братству Ночи и не снилось…
– Не всё сразу, – помрачнел брутт. Булькнуло совсем рядом, стукнуло о стол. – Вот побью врага… его же оружием… тогда, может быть… хотя…
– В том-то и дело, что «может быть», – перекривила Деметра. – Я прошла через это, Люсьен, и поверь, боль стоила того. Отец ведь тоже накладывал на меня печать…
– Всех, кто достигает пятого круга, – задумчиво подтвердил Люсьен.
Размытая фигура за столом. Вкусные запахи, треск поленьев.
– О! Варвар проснулся, – заметил брутт, мигом встрепенувшись: с облегчением бежал от трудного разговора. – С добрым утром, староста!
– Не кричи так, – нежные пальцы погладили мою щёку, лоб, волосы, словно снимая с них липкую паутину. – К нему ощущения возвращаются. Это неприятно.
– Ой, – скривился Люсьен. – Как не про Сибранда говорим. Переживёт.
Брутт подцепил с плоской глиняной тарелки кусок прокопченного мяса, с наслаждением отправляя его в рот. Потянулся, вытягивая скрещенные ноги в сторону камина. Знакомого плаща с плотным капюшоном на нём не оказалось, а сам колдун красовался в новёхонькой рубашке и кожаных штанах сикирийского покроя.
– А одежду ты ему купил? – продолжила прерванный допрос Деметра. – Себя-то, как вижу, не забыл.
– Жалко, что ли? – пожал плечами Люсьен, наливая себе полную кружку вина. Посуда на перекошенном столе явно принадлежала неприхотливым рыбакам: глиняная, грубая, но службу свою несла ещё справно. – Огненные духи оставили нас голыми и босыми, а мы идём, напоминаю, на север.
– В сумках запасные вещи, – просветила бруттка, легонько дуя мне на лоб. Сейчас только я сообразил, что голова моя покоится на её коленях, а маленькие ладошки всё ещё скользят по лицу, шее, плечам… Под кожей приятно покалывало: госпожа Иннара врачевала магией осторожно, касаясь телесных струн мягко и бережно. Вот только на меня, боюсь, её близость оказывала по-прежнему самое недвусмысленное воздействие. И на сердце огня пенять уже не приходилось.
– Старьё, – легкомысленно отмахнулся Люсьен. И пояснил очевидное, – это же Ош!
Деметра усмехнулась: волшебство торговой столицы Сикирии покоряло даже самых могущественных из колдунов. Покинуть местные рынки, не прикупив чего-нибудь ненужного, было решительно невозможно.
– Сердце… огня…
– Вытащили и надёжно упрятали, варвар, – первым отозвался Люсьен. – Не переживай, из кристалла не вырвется. Вовремя я успел, а?
– В последний момент, – строго оборвала его Деметра. Маленькие ладони замерли, и я с сожалением повернулся, встречая тёплый взгляд ореховых глаз. Колдунья улыбнулась. – Как себя чувствуешь?
Какое искушение – удержаться от того, чтобы притянуть к себе такую близкую женщину, попробовать на вкус медовые уста…
Я медленно поднялся. Тело напомнило о себе болезненными судорогами, выворачивающим кашлем и затаённой слабостью в подкошенном после артефакта теле. Некоторое время я просто сидел, опершись локтями о колени и положив на ладони тяжёлую голову. От небольшого усилия мир потемнел, утрачивая краски и звуки, и вливался обратно с неприятным звоном – как скрежет металла по стеклу.
– Отдохнуть надо, – проницательно заметил Люсьен. – Варвару – в себя прийти, нам – сил набраться. Не знаю, как тебе, госпожа Иннара, а мне седло всю задницу отбило. Я лично не прочь скоротать в гостеприимном городишке ещё одну ночь. Только местечко нужно найти поприличнее. В центре Оша таверна есть…
– Нет, – отрезала Деметра. – С артефактом в воровской притон мы не пойдём. Здесь спокойнее. И в путь выдвинемся на рассвете.
Я глянул на покосившееся окно. Небо за ним оказалось светлым, до ночи было ещё далеко: достаточно, чтобы набраться сил перед долгим переходом.
Скамья рядом со мной мягко разогнулась – Деметра встала, проходя мимо меня к двери. За тонкое запястье я ухватился инстинктивно.
– Куда?
Бруттка улыбнулась, высвобождаясь. Кивнула головой на дверь.
– Подышу свежим воздухом. Ты очень тяжёлый, Сибранд.
И то верно: колдунья не вставала со своего места, вероятно, несколько часов кряду, поддерживая меня за плечи и снимая, насколько можно, липкую паутину болезненности с опустошенного тела. После долгого камлания и в самом деле нужно напитаться энергией – уж если не чужой, то хотя бы стихийной. Рядом море, свежий воздух, живая материя…
Дверь скрипнула, выпуская бруттскую колдунью наружу. Я вдохнул глубже, чувствуя, как стремительно возвращаются сожжённые артефактом силы. Ещё поборемся! Ещё поживём…
– Больно смотреть, – подал голос Люсьен, не глядя наливая себе следующий стакан. Скривился, как от лекарства, но хлебнул. – На вас обоих. В чём проблема, варвар? Бери дело в свои руки! Если тебе Дейруин преграда – так и скажи, я помогу. Тоже мне, нашёл помеху! Считай, альд уже покойник, – самоуверенно махнул рукой брутт.
– Он слабее тебя? – спросил я бездумно. Тяжело собираться воедино после огненной стихии.
– Пятый круг, – презрительно фыркнул Люсьен. – Главное – близко его не подпускать. Воин из меня неважный, а Дейруин всё же поопытнее в этом деле. Ну так что, варвар? Убрать? Ты только скажи, ради тебя – сделаю!
Я поднял на брутта мрачный взгляд.
– Не надо.
Не хватало ещё, чтобы за меня грязную работу делал кто-то из Братства Ночи. Кто-то, кто пару суток назад бился в истерике, сожалея о потраченных впустую годах…
– Ну ты бы ей хоть цветы подарил, – предложил очередную сногсшибательную идею Люсьен. – Деметра вроде женщина. Они такое любят.
– Я пытался.
– О как, – удивился брутт.
Я пояснил не сразу, медленно переосмысливая сказанное молодым колдуном. Пятый круг Дейруина его не впечатлил. Стало быть, Люсьен выше?..
– Да. В день, когда альды приехали в гильдию. Купил, пришёл. А они уже в зале. Я и…
– Выкинул? – поразился брутт.
– Нет, – вздохнул я. – Сандре подарил.
Люсьен поперхнулся очередным глотком спасительного вина, хрюкнул от пошедшего носом пойла и заржал в голос, откинувшись на угрожающе скрипнувшей табуретке.
– С-Сандре! С-с-с… – брутт почти всхлипывал от смеха, утирая брызнувшие из глаз слёзы, – с-старой ведьме! Тёмный, она, верно, едва не схватила удар! Ей-то цветов уже век никто не дарил! Цветы! Ох, варвар! Я бы не догадался! Она, верно, была в ярости! Где, где меня в тот день носило?! Несколько лет жизни бы отдал, чтобы увидеть её лицо в тот миг!
Табуретка таки не выдержала, и Люсьен с грохотом рухнул на пол. Отломанная ножка откатилась по полу ко мне; я подобрал и поднялся.
– Верны мужи стонгардские! – торжественно донеслось из-под стола. – Да только с вашей решимостью в любовных вопросах хранить верность одному только Великому Духу сумеете…
Я обогнул хлипкую столешницу, склоняясь над развалившимся на полу бруттом. Из-за выпитого вина голова у последнего, видимо, слегка кружилась, потому что движения Люсьего мне показались замедленными и порывистыми. Сколько же он выпил, чтобы не дать наставнице подслушать собственные мысли?
– Осторожнее, – скривился брутт, когда я его одним махом вздёрнул на ноги. – Не шкаф переставляешь… Тёмный, голова раскалывается…
– Прилёг бы, – посоветовал я, ненавязчиво, но твёрдо – да что там, почти волоком – оттаскивая молодого колдуна в сторону лавки.
Та оказалась покрыта толстым слоем походных одеял – я не заметил, когда поднимался – и оказалась вполне удобной для человека сложения Люсьена. Брутт, по крайней мере, не жаловался, с блаженством откинувшись на нагретой мною постели – подоткнул кулаком мешок под головой и отвернулся к стене. Засыпал он всегда мгновенно, вот только холода не любил: если не завернётся в свой плащ, непременно проснётся, стуча зубами от холода. Оглядевшись, я увидел висевший у двери новый плащ с сикирийской отделкой: Люсьен про себя явно не забыл, гуляя по рынкам Оша. Накинув плотную ткань на уже сопевшего брутта, я вышел из хижины.
Госпожа Иннара сидела у самой кромки воды, прислонившись к одному из столбов под причалом, и на звук шагов не обернулась. Приблизившись, увидел, что глаза дочери Сильнейшего прикрыты, а бледное лицо разукрасил неровный румянец. Губы беззвучно шевелились, и я замер в нерешительности – если, как говорила Деметра, она сейчас питает колдовские силы единением со стихией…
– Сибранд, – позвала она, не оборачиваясь. – Почему ты не одет? Холодно, простудишься. Побереги себя.
Я повёл голыми плечами, ощущая пробирающую влажность сикирийской зимы.
– Люсьен новую рубашку для тебя купил, – Деметра открыла наконец глаза, шевельнулась, чтобы встать. – Там, внутри.
– Я сам.
Бруттка не возражала – надвинула капюшон поглубже, запахнула плащ на груди. Вернувшись в хижину, я нашёл брутта всё так же мирно сопящим на лавке. Вещи обнаружились в походных мешках у двери: рубаха, тёплая, с красной сикирийской вышивкой у ворота, оказалась почти впору, только слегка натягивалась на плечах. Люсьен прикупил даже плащ, так что обратно в Стонгард я вернусь в обновках. Как будто на праздник какой ездил…
– Так лучше, – похвалила Деметра, когда я вернулся к ней. – Как себя чувствуешь?
Я уселся рядом, тут же ощутив пробирающий бриз с моря. Госпожа Иннара чуть отодвинулась, но я всё равно почувствовал, как дрожит бруттская колдунья. Гордая женщина!
Вздохнув, я протянул руку, привлекая к себе дочь Сильнейшего. Деметра вздрогнула, но не отстранилась, и я прижал её к себе покрепче, чтобы защитить дрожащую спину от ветра. Она и в самом деле озябла; я замкнул кольцо своих рук, согревая маленькие ледяные ладони своими.
– Лучше, чем ты себя, госпожа, – привычно ответил я.
Она слабо усмехнулась, поколебалась, но всё же облокотилась о мою грудь, греясь в тёплых объятиях.
– Мы действительно доставим сердце огня в гильдию?
Деметра кивнула.
– Нет смысла дробить силы альдов. Они найдут артефакт, где бы мы его ни спрятали: не у одной Эллы чутьё на магические источники. Среди нелюдей много сильных колдунов, и их школа куда искуснее нашей. Хотя, пожалуй, и бруттская имеет свои особенности. Я бы, впрочем, кое-что изменила…
– У себя в гильдии?
Госпожа Иннара усмехнулась.
– Если будет такая возможность… – голос бруттской колдуньи стих ненадолго, затем Деметра прочистила горло, тряхнула головой, словно отгоняя наваждение. – Да, многое бы изменила. Можно усилить школу магии тела, духа и разума – в Стонгарде для этого самые подходящие условия, и талантов хватает, нужно лишь… разбудить ваш народ. В Сикирии нужно укрепить школу магии стихий – в гильдии Оша хватает мастеров и адептов. Я бы отделила школу магии тьмы и света и принимала бы в неё лишь адептов круга не ниже четвёртого, да и то лишь избранных. Не хватает более широкой поддержки со стороны Императора Давена и наместников Сикирии и Стонгарда. Если придётся нам отделять гильдию вашей Империи от Бруттской, потребуются ресурсы…
Я слушал увлечённую бруттку с удивлением и восхищением. «Серая забитая девчонка» вмещала в себе планов и секретов на целую вечность, и я не мог сказать, что они мне не нравились. Если хотим побед, придётся так или иначе перенять некоторые из искусств, которыми с таким успехом пользуются брутты и альды. Сикирийцы, наши более проворные братья, уже давно потихоньку учились у соседей запретному мастерству. Если бы только как-то согласовать его использование с нашими духовниками! Вера в Великого Духа сильна среди наших народов, и только их одобрение изменит отношение к магии в Империи.
– Витольд сказал, альды нападут на гильдию, как только создадут амулет, – вспомнил я. – Как это возможно?
– Точно не знаю, – нахмурилась Деметра. – Есть несколько вариантов, но я не могу просчитать их все. Витольду так и сказала. Отряды легиона ждут сигнала – этого ему должно быть достаточно.
– А как же Дейруин? – ровно поинтересовался я. – После того, как выяснится, что ты нам помогаешь…
– Он сам со мной расстанется, – так же спокойно подтвердила Деметра. – А если предательства по политическим мотивам ему покажется недостаточно…
Я плохо знал альдские обычаи, но помнил, что помолвки у них расторгаются крайне редко. Да и причина должна быть очень убедительной.
– …я признаюсь ему в своём бесплодии. Арк благороден и простит мне многое. Но брак без наследника – это позор для рода и будущего правителя.
Нелегко дались ей эти слова. Узкие плечи напряглись, маленькие руки сжались в кулаки, голос вышел натянутым, как струна.
– Дина знала, – вдруг догадался я. – Там, у костра. Когда она сцепилась с Фавианом. Она знала…
– Да. Бедная девочка, – голос Деметры всё-таки задрожал. – Не выдержала, когда Фавиан начал меня сквернить: знала, как нелегко мне это слушать. Дина стала единственной моей подругой. Мои глаза и уши в гильдии… Не суди меня, Сибранд: я искала того, кому могла бы довериться. Выговориться. Она – поняла. И Дина лучшая среди стонгардских магов, кто сумел бы совладать с огненной стихией. Но если бы я только знала!..
Я крепче обнял застонавшую колдунью, прислонился подбородком к виску. Некоторое время мы сидели молча, и я грел маленькую женщину в своих объятиях, баюкая, как ребёнка. Небо стремительно темнело, и в нём всё ярче разгоралось звёздное полотно. Следовало уже зайти внутрь и погреться: с рассветом понадобятся силы для длительного перехода.
– Ты так уверена в своём женихе, госпожа, – негромко сказал я, только чтобы отвлечь её от чёрных воспоминаний. – Но почему тогда Фавиан…
– Не знаю, – решительно мотнула головой Деметра. – Видит Дух, не знаю. Арк не стал бы… поверь мне! Сама всё думаю об этом. Как вернёмся в гильдию, непременно выясню. Что бы там ни думал себе Витольд, у меня никогда не подымется рука на Арка, а у него – на меня. Понадобится – сама его заслоню. То, что мы по разные стороны баррикад, моего отношения не меняет, – слова полоснули сердце острыми лезвиями, кольнули грудь болезненной ревностью. – Я уважаю его. И он, я уверена, уважает меня.
Я не стал уточнять, что и самые заклятые враги порой тоже уважают друг друга. Даже сожалеют почти искренне, насаживая соперника на клинок.
– Когда вернёмся в гильдию, я узнаю ответ, – уверенно продолжала Деметра. – Назад поедем быстрее…
– И всё же я бы послал записку с гонцом, как только достигнем столицы, – раздался позади нас сонный голос. – Пошлёшь и рогатому жениху, госпожа Иннара, и щедрому легионеру, на которого работаешь. Кстати, попросишь прибавку – скажешь, ещё один доброволец в отряде требует пособия…
– Ты нездоров? – полуобернувшись, поинтересовалась Деметра. Окинула закутанную в плащ фигуру Люсьена внимательным взглядом, нахмурилась. – Нет, вроде…
– Я как раз здоров, – возразил брутт, растирая заспанное лицо обеими ладонями. – Хотя хмель ещё, конечно, не весь выветрился.
– Тогда о какой записке ты говоришь? – быстро потеряла терпение дочь Сильнейшего. На скулах её я заметил розовый румянец – от стеснения, что ли? Ну да, нечасто госпожа Иннара разговаривала с посторонними, нежась в объятиях упрямого стонгардца.
– О том, что мы задержимся, – пояснил Люсьен, без зазрения совести усаживаясь с другой стороны. Даже бесцеремонно пихнул меня в бок, чтобы я подвинулся. – И чтобы дражайший Дейруин не переживал зазря, оттачивая орудие войны. Скажешь, мол, так и так, прихворнула немного, отлежусь в столице несколько дней…
– Зачем? – поинтересовался я, прежде чем вспыхнувшая Деметра успела бы вставить резкое слово.
Люсьен удивился, заглянул мне в лицо.
– Поправь меня, если ошибаюсь, варвар, но разве твой сын уже здоров? И разве время не работает против него? Подумай сам: много у нас шансов выбраться живыми после заварухи в гильдии? Я не настаиваю – дело твоё, староста. Только мне кажется, лучше сейчас потерять несколько дней и завершить обряд очищения, чем потом жалеть всю жизнь или взирать на больного сына с небес – это если ты, конечно, попадёшь туда, а не в бездну. А если госпожа Иннара умрёт – говорю как есть, варвар – то дела твои совсем плохи. Пользуйся ею, пока жива! Жалко мелкого, – дёрнул плечом брутт, заканчивая тираду. Перевёл внимательный взгляд с меня на Деметру и уточнил, – где я неправ?
Думаю, госпожа Иннара промолчала из тех же побуждений, что и я.
Стыдно, что из нас троих только Люсьен вспомнил об оставленном в далёком Ло-Хельме младенце, здоровая жизнь которого сейчас зависела лишь от нас.
Снег повалил, как только мы покинули округ Рантана. Дорога к большому городу, в отличие от той, которая вела к Унтерхолду, оказалась расчищенной, укатанной и многолюдной, так что продвигались вперёд мы быстрее, чем ожидали. Даже северный лес не припрятал неприятных сюрпризов: если двигаться к Ло-Хельму от Рантана, он куда более редкий и легкопроходимый, чем со стороны Унтерхолда.
Люсьен не просыхал ни на день. Прикладывался к фляге время от времени, с отвращением вливая в себя крепкую брагу, и с трудом управлял фыркавшим конём. Теперь, когда молодой колдун что-то решил для себя у костра в сикирийской степи, он отчаянно сопротивлялся всякому вмешательству в собственные мысли. Даже с нами почти не говорил, что на болтливого брутта оказалось совсем не похоже. Маску бесшабашного веселья Люсьен сбросил окончательно, как только мы проехали столицу, и теперь каждый час накладывал всё большие тени на осунувшееся лицо.
Неприятностей добавил и вскользь брошенный Деметрой вопрос о том, куда исчезло выкраденное Братством Ночи сердце воды. Люсьен ошарашено вскинулся, нахмурился и коротко процедил:
– Спроси у Сандры.
Больше к вопросу не возвращались: слишком напряжённым показался нам молодой колдун, надави чуть сильнее – и потеряешь в его лице союзника. Не всё сразу – это понимал я, это понимала и Деметра.
Когда вдалеке показались наконец окраины родной деревни, я едва сдержался, чтобы не спрыгнуть с Ветра и не помчаться по глубокому снегу к дому, стоявшему в отдалении от остальных. Уже виднелся дымок; чудилось, будто ходит кто-то по двору.
– В харчевню меня закиньте, – неразборчиво пробормотал Люсьен, мутно глянув исподлобья. – В твой дом не пойду, староста.
Я не спрашивал о причинах: среди детского гомона всякому дурно станет, не говоря уж о вусмерть пьяном колдуне. Да и священные символы у меня развешаны на каждом углу, а Люсьену и без того приходилось несладко. Глядя на его мучения, проникался всё большей ненавистью к ведьме, искалечившей молодую жизнь. Если бы кто-то так поступил с одним из моих детей…
Дух знает, отчего вдруг молодой брутт стал мне так дорог. Как младший брат, которого у меня никогда не было. Хотя, положа руку на сердце, возрастом-то мы совсем не отличались.
– Мне бы тоже передохнуть после дороги, – подала голос Деметра, кутаясь в обледеневший плащ, – устала. Потом приду. Ты пока с детьми побудешь.
Маленькая бруттка промёрзла насквозь, так что я уже беспокоился: не простудилась бы. Скорее, скорее к Хаттону, пусть накормит да обогреет! Как бы ни хотел я пригласить колдунью в свой дом, а только понимал: нельзя. Теперь – нельзя.
Первым, кто встретил нас у забора, оказался Илиан. Растрёпанный, как птенец, неуклюжий, как щенок – вроде и научился ходить, а как побежит, тотчас запутается в непослушных лапах. Так и случилось: радостно вскрикнув, средний сын бросился к нам навстречу и споткнулся в первом же сугробе.
Я тотчас спрыгнул с Ветра, рванулся к нему, прокладывая глубокие следы в снегу, подхватил счастливого Илиана на руки.
– Папа! Отец! – захлёбываясь от счастья, кричал на всю округу сын. – Вернулся! Папа!
Болтая ногами в воздухе, Илиан изо всех сил стискивал мою шею тонкими руками, хохоча в голос. Не отпускал он меня даже тогда, когда я, расцеловав среднего в обе щеки, опустил его обратно в снег. Вцепился в мою ладонь обеими руками, потянул в сторону дома:
– Идём, идём! Тётка лепёшек напекла – пока ещё горячие! Никанор с Назаром скоро вернутся, они у дядьки Фрола, помогают в кузнице, – на ходу пояснял Илиан, мало-помалу вытягивая меня на расчищенную тропу. – Говорят, хоть как-то за заботу отблагодарить. Он нам постоянно что-то приносит: то мясо, то рыбу…
– Вытянулся, – мимоходом заметил я, внимательнее оглядывая сына. – Окреп…
Илиан обернулся через плечо, увидел наконец моих спутников и радостно просиял:
– Госпожа Деметра!
Колдунья улыбнулась в ответ, спешилась, неловко подходя к нам по глубокому снегу.
– Илиан, – поприветствовала моего сына, потрепав по тёмным вихрам: шапку-то, поганец, снова не надел. – Как ты?
– Скучал, – тут же честно признался мальчишка. – Идёмте скорее в дом!
Мы переглянулись, затем Деметра медленно покачала головой.
– Я зайду позже, Илиан, как только мы с дядей Люсьеном разместимся у Хаттона.
За нашими спинами пьяно хрюкнул молодой колдун, впервые услышав новое прозвище, какие его наградила Деметра.
– Сами разберёмся, – заверила меня колдунья, как только я обернулся к ней. – Не теряй времени: ты нужен детям. Я приду вечером.
Не слабее сердца огня жгли под кожей колючие разряды: пригладить бы ладонью растрёпанные волосы, коснуться большим пальцем щеки, задев нежные губы…
– Поехали, что ли, – невнятно выговорил Люсьен, трогая поводья. – Спать хочу.
Я подсадил бруттскую колдунью обратно в седло, и Деметра направила коня вслед за спутником, стараясь не отставать: полупьяный маг шестого круга с раскалывавшейся головой – крайне нестабильный тип, таких в одиночку отправлять к добрым людям чревато.
А от деревни уже бежали, завидев нас издалека, двое мальчуганов: Назар успел первым, врезался в меня всем телом, едва не сбив с ног – крепкий парень растёт! Подоспел Никанор, прыгнул на спину, не сумев протолкнуться между братьями – и мы так и рухнули в снег вчетвером, заливаясь хохотом. Даже я не сдержался: видит Дух, соскучился!..
Через облепленные снегом визжащие тела я увидел, как задержался на пригорке Люсьен, обернулся в седле на миг – а я будто наяву услышал: «повезло этим четверым»…
А затем крики радости и тормошащие меня дети закрыли собой и бруттских колдунов, и родной дом, и хорошо знакомые виды заснеженного Ло-Хельма.
Деметра пришла, как обещала: вечером. Дети ещё не улеглись, копошась в своих кроватях, а Октавия наспех убирала со стола после ужина. Свояченица похорошела и расцвела, что в её возрасте казалось почти невозможным. От расспросов отмахнулась, ответила бесхитростно:
– Кристофер в Ло-Хельме задержался. Молился над твоим сыном несколько ночей подряд. А я что? Не могу же перед ним, как перед всеми прочими, ходить. Приоделась. Да потом и самой понравилось. А ну как снова заедет?
Я только усмехнулся. Ясно, как светлый день: в Ло-Хельме свояченицу держат только мои дети. Так-то давно махнула бы в Кристар, поближе к возлюбленному.
– В нашем возрасте дурных сплетен уже не будет, – рассудительно заметила Октавия. – А мне бы его просто видеть. Помочь, чем сумею. Но это – потом, – тут же одёргивала себя бывшая искательница приключений. – Сейчас – дети. Чую я, с нелёгким сердцем ты вернулся, Белый Орёл. Никак, скоро снова в дорогу? Да и… увидим ли тебя ещё хоть раз?
Проницательная Октавия увидела больше, чем я мог рассказать; я промолчал. Зато Деметру свояченица встретила совсем не как в прошлый раз:
– Проходи, госпожа. Сейчас только приберёмся…
Колдунья остановилась на пороге, рассматривая мой домашний хаос с лёгкой улыбкой на губах. Никанор и Назар не сразу поприветствовали гостью – дрались за любимую подушку из лисьей шкуры, Октавия лихорадочно сгребала грязную утварь в сторону, я успокаивал разошедшегося Олана, истошно вопящего и выдиравшегося у меня из рук, Илиан прятался от этого сумасшествия в углу, прижав к груди недочитанную книгу. К нему и шагнула госпожа Иннара, опускаясь рядом на корточки. О чём-то спросила, кивая на фолиант, и сын ожил, торопливо выкладывая свои мысли единственному доступному для общения человеку.
Деметра долго дожидалась, пока я не уложу Олана спать: младенца взбудоражили новые лица, так что я часа два лежал с ним наверху, ожидая, пока не успокоится после истерики прерывистое дыхание. По словам Октавии, сын освоил несколько новых навыков – благодаря ли стараниям свояченицы, занимавшейся с ним, или молитвам отца Кристофера – но Олан теперь вполне осознанно играл с игрушками, сам ел, правда, далеко не всё, и довольно крепко держался на обеих ногах: по дому почти бегал, то и дело сшибая попадавшиеся на пути предметы.
– Что-то всё ещё мешает ему, – заметила Октавия, когда сын беспорядочно замахал руками, уставившись в огонь.
Деметра сама поднялась по лестнице, как только дом наконец уснул. Даже свояченица, намаявшись за день, засопела на лавке; дети уже давно видели третий сон, предоставив гостью самой себе.
