Текст книги "Три дракона Амели (СИ)"
Автор книги: Ольга Иконникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
Глава 5. Эстен
– Мост у вас обалденный! – Фернан, не доехав до деревни, притормозил на другой стороне реки, достал телефон из кармана. – Основательный такой мост. А река как называется?
Мост был каменный, в четыре арочных пролета. Правда, ширины реки теперь хватало только на два.
– Ло. А вон там, справа – Куссан.
Было утро, и деревня еще просыпалась. Амели разглядела только мадам Робер на террасе двухэтажного дома сразу за мостом – та поливала цветы из маленькой лейки.
– Красиво, да? – потребовала она ответа.
Фернан не стал спорить:
– Красиво.
Дома в деревне были старинными, двух– и трехэтажными, тоже каменными, большинство – неоштукатуренными, с черепичными крышами. Плотно прижавшись друг к другу, они стеной стояли вдоль реки – и будто защищали высившийся за ними замок.
С противоположного берега замок казался огромным – выше покрытых лесом холмов, рядом с которыми он приткнулся. Самая старая часть его – квадратный донжон с пятью башенками – был окружен несколькими зданиями разной высоты, построенными в разных веках и в разных стилях.
– Можно попасть внутрь? – Фернан смотрел на замок с восхищением.
– Да, он – хоть и частная собственность, но открыт для туристов. Не полностью, но по большей части. Там даже исторический музей есть.
– Сходим?
Ей показалось, что он даже не спрашивал, а утверждал. Ну, что же – он имел право требовать экскурсовода – после того, как полночи вез ее домой.
– А отель, надеюсь, у вас есть? Ужасно хочется спать.
– И не один! Но, боюсь, найти номер в отеле сегодня шансов нет. У нас каждый год в августе проходит исторический фестиваль – собирается толпа народа в старинных костюмах, устраивает шествие по улицам, бои на мечах.
Сама Амели не особо любила такие мероприятия – ей казалось странным, что вполне себе современные мужчины и женщины (иногда с татуировками на всех частях тела, с раскрашенными в термоядерные цвета волосами, с кучей гаджетов в карманах) изображают из себя отважных рыцарей и трепетных принцесс. Но против такого праздника она ничего не имела – он привлекал в деревню туристов, а значит, приносил дополнительный доход местным лавочникам и владельцам гостиниц.
– А лошади? – полюбопытствовал Фернан.
– Сколько хочешь! – пообещала Амели.
– Круто! – одобрил он. – Только где же я буду спать? Ты пригласишь меня к себе?
Вопрос прозвучал двусмысленно, но она не смутилась. Она думала о другом. О том, что сказала бы мать и братья, и сестры, если бы она заявилась домой с мужчиной. Выгнали бы они его вон или все-таки разрешили бы переночевать в прихожей на коврике?
– Об этом не может быть и речи! – она строго ответила даже не ему, а самой себе. – Но и на улице я тебя не оставлю. Раз уж ты ничего не имеешь против лошадей, я отведу тебя к Жану. Это наш местный молочник – его ферма совсем рядом с деревней.
Ферма Жана Поризо встретила их веселым гомоном – по двору бегали собаки, в небольшом пруду плавали гуси и утки, кудахтали в загоне куры.
Сам Жан у сарая расчесывал гриву гнедому коню – тоже готовился к празднику.
– О, Амели! Не знал, что ты вернулась!
Ее тонкая рука утонула в его огромных ладонях.
– Я только сегодня приехала, – сообщила она. – Еще даже дома не была. Познакомься, это – Фернан Маршан, мой знакомый из Кале.
Поризо, прежде чем пожать руку Фернану, вытер свою о край фартука (по отношению к Амели такие церемонии он посчитал излишними). Сам Жан никогда не выезжал за пределы Эстена, и север Франции казался ему почти краем света.
– Не пустишь его переночевать? Гостиницы, сам знаешь, забиты под завязку.
Фернан отнюдь не был коротышкой, но Жан был выше его на целую голову и, минимум, в два раза шире. Лицо его – румяное, пышное, – осветилось улыбкой:
– У нас в доме тоже туристы. Но ежели вам не претит разместиться на сеновале над конюшней – милости прошу! Пятьдесят евро, и устроим не хуже принца! В другой день и за двадцать бы пустил, но, сами понимаете…
– Без проблем! – заверил Фернан.
Из дома была вызвана жена Жана Моник – такая же румяная и сдобная, как и он сам. Она показала, куда можно поставить мотоцикл и повела гостя в дом – кормить завтраком.
Амели помчалась в деревню.
Она остановилась на мосту (всего на секунду), вдохнула горный воздух – такой чистый, пьянящий. Пробежала мимо кафе, мимо булочной – тут уже пахло свежим хлебом, корицей и шоколадом. Задержалась у высокой лестницы церкви Сан-Флёре с устремленным в голубое небо шпилем.
Улочки в Эстене были неширокими, со множеством плавных поворотов. По обе стороны дома с шершавыми, выщербленными временем стенами, с широкими дверями с коваными кольцами-ручками.
Их дом тоже был старинным. Фамильный дом отца Людовика и Робера – мужчины, которого Амели видела только на фотографиях. Тот брак для Жаклин Бушар был выгодным и, как говорили, удачным. Говорили другие, не сама Жаклин – ее выдали замуж, не особо спрашивая ее мнения, и эту обиду она лелеяла всю свою жизнь. И когда муж погиб в горах, она решила, что с этих пор будет выбирать возлюбленных сама. И выбирала – правда, без особого успеха.
Мать встретила ее почти равнодушно – обняла, ткнулась в щеку тонкими шершавыми губами и тут же вернулась к тесту, которое месила в большой деревянной миске.
– На праздник приехала или совсем Париж надоел?
Из всех своих детей Жаклин любила только Лили и Этьена. Она родила их от Дидье Тома, служившего тогда дворецким в замке де Эстен, и до сих пор верила, что если бы того не обвинили в мошенничестве, то он женился бы на ней, и они бы до сих пор являли собой образец счастливого супружества.
Амели не ответила. Она и сама еще не знала. Сейчас ей больше всего хотелось выспаться. Она поднялась в спальню девочек – там царил идеальный порядок (Доминика была аккуратница и чистюля) – и едва коснулась своей подушки, уснула.
Обычно ей снились красивые сны – с драконами и принцами на белых конях. Принцы сражались с драконами и непременно их побеждали. Но сейчас не приснилось ничего.
Мать разбудила ее около полудня.
– Вставай, лежебока! Там тебя спрашивают.
Она вскочила, бросилась к шкафу, к зеркалу. Есть ли у Доминики что-то приличное? Своя одежда у Амели была в Париже. А то, что она купила для Ниццы, надеть в Эстене было немыслимо.
Мать буравила ее насмешливым взглядом.
– Не кипешуй – не королева пожаловала. Легран видала тебя и в халате.
Она застыла с коротенькой юбкой в руках. Значит, это не Фернан! Да и с какой стати он пошел бы искать ее, если они договорились, что она сама зайдет за ним перед началом шествия?
Так – с кислой миной на лице – она и спустилась в крохотную гостиную. Валери Легран ждала ее, сидя на старом, с протертой обивкой, диване. Лицо Валери было торжественно-печальным, и разочарование внутри Амели сменилось тревогой.
– Ах, Амели, как хорошо, что ты вернулась! Я боялась, что придется ехать за тобой в Париж, – мадемуазель Легран нервным жестом смахнула челку с изборожденного морщинами лба.
– В Париж? – осторожно переспросила Амели. – Зачем?
Валери встала и протянула к ней дрожащие руки.
– Ах, Амели, мы получили сообщение!
Откуда, спрашивать было не нужно. Амели почувствовала, как подкашиваются ноги, и опустилась на диван.
– Но что им нужно от меня сейчас? Восемнадцать мне исполнится только в конце декабря.
На глазах Валери блеснули слезы.
– Они хотят, чтобы ты оказалась у них раньше. Не знаю, почему. Думаю, они боятся, что ты поступишь так же, как Розамунда пятьдесят лет назад. Они решили, что ты должна дожидаться своего восемнадцатилетия у них.
Амели была слишком потрясена, чтобы что-то сказать в ответ.
Мадемуазель Легран села рядом, погладила ее по плечу.
– Когда? – прохрипела Амели.
– Завтра вечером, – всхлипнула Валери.
– А они не думают, что до завтра я смогу сбежать из Эстена? – голос ее уже звенел от злости. – Вот прыгну сейчас в такси и махну обратно в Париж! Что вы тогда будете делать? Вы, старые вороны?
Валери закусила губу, чуть отодвинулась.
– Они не думали, что я расскажу тебе сегодня. Я не должна была этого делать. Я сказала тете, что иду смотреть турнир.
– А зачем ты сказала мне? – Амели впервые посмотрела на собеседницу с интересом.
Мадемуазель Легран попыталась улыбнуться:
– Я подумала, что ты должна знать. Возможно, есть что-то, что ты хотела бы сделать до того, как покинешь нас. С кем-то поговорить, кому-то написать. А если ты захочешь уехать – ну, что же, значит, так тому и быть. Но я верю, что ты сделаешь правильный выбор.
Амели едва не ударила ее. Легко им говорить!
– Убирайся! – прошипела она.
И закрыла уши руками. Она не нуждалась в их советах.
Она не слышала, как захлопнулась дверь за Валери.
Глава 6. Мать
– Что было нужно этой курице? – Жаклин спускалась по лестнице, громко цокая каблуками.
Амели подняла голову. Мать несла из «мужской» спальни целый ворох белья.
Вообще-то мадемуазель Легран нравилась Амели – с ней интересно было поболтать о музыке, кино, книгах. И когда Амели была ребенком, та часто кормила ее вкусняшками из кафе мадам Арно. Восхитительными булочками с корицей, меренгами и пирожными с масляным кремом. Ничего вкуснее Амели не ела даже в Париже. Да и на курицу Валери была совсем не похожа.
Но сейчас защищать ее от нападок матери у Амели не было ни сил, ни желания.
Жаклин все поняла без слов.
– Но тебе еще нет восемнадцати! Они что, разучились считать?
Она бросила белье на кресло, достала из кармана юбки пачку сигарет и закурила прямо в комнате.
– Думаю, поступок твоей тетушки многому их научил. Представляешь, как негодовал дракон, когда не получил свою добычу?
Амели закашлялась от ударившего в нос дыма, подбежала к окну, распахнула его настежь. Мать и не подумала затушить сигарету – только пепел стряхнула в стоявшую на столе чашку.
– Ты собираешься последовать ее примеру? Или осчастливишь-таки дракона?
Мать смотрела на нее с любопытством – как в зоопарке смотрят на диковинную зверушку. И хотя в таком отношении не было ничего нового, обидно было до слёз. Она так и не смогла привыкнуть к тому, что чужие люди ласкали ее чаще, чем самый близкий человек.
– Ты меня совсем не любишь, да?
Она надеялась, что голос не задрожит. Чего ему дрожать, если ответ на этот вопрос она знала уже много лет?
Мать хмыкнула, бросила в чашку окурок. Несмотря на семь беременностей и нелегкую жизнь матери-одиночки, выглядела Жаклин неплохо – подтянутая, с горделиво вскинутой головой и манерами королевы в изгнании.
– Что за глупости, Амели? Конечно, люблю, – и она выдавила из себя усталую улыбку. – Я вас всех люблю, что бы ты там ни думала. А если не цацкалась с тобой, как некоторые сумасшедшие мамаши, извини – некогда было.
Жаклин всегда бывала занята – торговала сувенирами в маленьком магазинчике на площади, работала горничной в отеле, маникюршей в парикмахерской. А вечерами стирала, штопала, гладила. К моменту рождения Амели мать уже наигралась в любовь, и мужчины в их доме появлялись редко. Она охотно любезничала с туристами («исключительно для пользы дела»), была мила с соседями, но особых надежд на замужество не питала.
Воспитанием младших занималась Лили – она была и нянькой, и кухаркой. А когда дома было нечего есть, Лили брала Амели на руки и шла с ней на площадь – туда, где всегда сновали толпы туристов. Когда белокурая крошка с голодным видом слонялась между столиками уличного кафе, не подать ей евро или не накормить обедом мог разве что самый жестокосердный человек.
Впрочем, о семействе Бушар так или иначе заботилась вся коммуна Эстен. А как могло быть иначе, если у Амели был знак дракона? О том, что знаков было два, предпочитали не думать. Не их умов это было дело.
– Ты испугалась, когда увидела моих драконов? Или обрадовалась? Ну, хоть какие-то чувства ты должна была тогда испытать?
Амели почти кричала. Жаклин снова потянулась к сигарете, но передумала.
– Я знала, что у тебя будет знак – иначе этот напыщенный осел Паскаль Вилар не примчался бы принимать у меня роды в новогоднюю ночь, – она хихикнула. – Представляю, каково было нашим кумушкам принять тот факт, что девочка с драконами появилась на свет именно в нашем доме. Видела бы ты, какой вид они сделали, когда я сказала, что в графе «отец» в твоем свидетельстве о рождении будет стоять прочерк! Кажется, раньше такие девочки, как ты, рождались только в почтенных семействах.
– А моего отца ты любила? – Амели даже забыла про обиду. – Или он ничего не значил для тебя?
Они сидели на диване рядом, и шершавая ладонь Жаклин гладила бронзовую от загара руку дочери.
– Он был очень красив. Высокий, с голубыми глазами и золотыми кудрями. А любить… Нет, не любила. Но была увлечена. Он предложил мне позировать для его картины, и мне это польстило. Лето, цветущий луг и молодой красавец с мольбертом. Кто бы смог устоять?
Все эти романтические бредни ничуть не тронули Амели. Ее интересовала практическая сторона вопроса.
– Тебе тогда было за тридцать. Ты не знала, что уже изобрели презерватив?
Жаклин хрипло засмеялась.
– Хорошо, что ты уже об этом знаешь! Ты осуждаешь меня? Зря. Это случилось только раз, когда картина была почти закончена. И если ты думаешь, что я отправлялась на очередной сеанс, намереваясь затащить в постель мальчика, который был моложе меня не десять лет, то ты ошибаешься. На следующий день он собирался возвращаться в Париж, мы выпили по этому поводу хорошего вина (до сих пор помню, что это было «Шато Лагранж»), и всё случилось само собой.
Мать надолго замолчала, погрузившись в воспоминания, и Амели не торопила ее.
– Зачем ты вернулась? – Жаклин выдохнула это почти со злостью. – Я думала, ты понимаешь, что в Париже тебе будет лучше. Я хотела, чтобы ты увидела, что за пределами нашего болота тоже есть жизнь. Я хотела, чтобы эти кумушки – и Бригитта, и Валери, и старуха Дюпре – подавились своей желчью, узнав, что я отпустила тебя из Эстена. А ты вернулась…
И столько боли и разочарования было сейчас в голосе матери, что у Амели тревожно сжалось сердце. А Жаклин резко поднялась, сгребла белье и пошла в подвал, где у них стояла стиральная машина.
Амели с трудом вспомнила, что обещала Фернану экскурсию по деревне. Вернулась в спальню и в дополнение к короткой юбке в шкафу Доминики отыскала более-менее подходящую блузку. Покрутилась перед зеркалом. В свой последний день в Эстене ей хотелось выглядеть особенно красивой. А дальше – Париж или замшелая пещера? У нее была еще ночь на раздумья.
Одежда сестры сидела на ней довольно неплохо. Не хватало только сережек в ушах. Свои она оставила в Париже. Специально не взяла в Ниццу ничего из своих скромных украшений – надеялась, что Эрик подарит ей новые. Наивная дура!
Она проскользнула в комнату матери, выдвинула ящик комода, где стояла шкатулка с бижутерией. Жаклин, как сорока, любила все блестящее. Вот эти золотистые, с зелеными камушками, вполне подойдут.
Взгляд наткнулся на стопку детских рисунков – неумелых, аляповатых. Ее рисунков! На каждый день матери в мае она дарила их Жаклин и была уверена, что та сразу же отправляет их в мусорную корзину.
А рядом с рисунками в прозрачном пакете – длинный светлый локон. Его отрезали у Амели в десять лет, когда соседский мальчишка испортил жвачкой ее роскошные волосы. Ох, и ревела она тогда!
Ком подступил к горлу. Нет, плакать сейчас не хотелось. Но очень хотелось вернуться на несколько лет назад. Как много всего она упустила. Не поняла, не догадалась, что, может быть, любовь – это не только сказки на ночь и шоколадки за хорошие оценки в школе?
Как жаль, что ничего уже не изменить.
Глава 7. Последний день в Эстене
Проскочить незамеченной мимо кафе мадам Арно Амели не удалось – старая перечница Сильвия Дюпре как раз сидела за столиком на веранде.
– Амели, детка, как я рада тебя видеть! – и подозвала ее трясущейся рукой. – Жан Поризо сказал, что ты вернулась. Садись вот тут, рядом со мной. Я велю Валери принести тебе чашечку кофе.
Амели без особой охоты устроилась на соседнем стуле. Мадемуазель Легран тут же оказалась рядом с подносом в руках. Кофе был с густой сливочной пенкой, и от фруктового пирожного тоже невозможно было отказаться.
– Позови Бригитту, Валери! – скомандовала мадам Дюпре. – А Амели пока расскажет мне о Париже. Да, детка, ты расскажешь? Я была однажды в Париже, в молодости, но он тогда был совсем другим. Ужасный город, правда? А сейчас, говорят, он наводнен мигрантами.
Бригитта Арно не заставила себя ждать, хотя посетителей в кафе было очень много. Драконы Амели оказались важнее бизнеса.
– Девочка моя, какое счастье, что ты приехала! – она распахнула объятия, и Амели пришлось чмокнуть ее в покрытую слоем пудры щеку. – А мы как раз вчера о тебе говорили. Нам было так обидно, что ты уехала в Париж, не сказав нам ни слова. Мы же тебе почти как родные. Твоя мать поступила очень опрометчиво, отпустив тебя в столицу одну. Молодая девушка не должна путешествовать одна – это неприлично! Надеюсь, ты вела себя благоразумно?
Амели норовисто вскинула голову – с какой стати она должна отчитываться перед ними?
– Уверена, что благоразумно, – встряла старуха Дюпре. – Амели – хорошая девочка.
Амели не стала ее разубеждать.
– Дорогая моя, ты должна понимать, какая ответственность на тебя возложена. Мы с самого детства пытались тебе это объяснить. Ты должна соответствовать знаку дракона! Ты не можешь вести себя так, как ведут некоторые современные девушки, у которых нет ни стыда, ни совести. Ты должна достаться дракону невинной.
Бригитта говорила об этом как о чем-то само собой разумеющемся, будто не понимала, что это значит для нее.
Амели решительно поднялась из-за стола.
– Вы не обидитесь, если я прерву нашу беседу? Очень хочется посмотреть на шествие. Оно вот-вот начнется.
– Шествие? – не сразу сообразила мадам Дюпре. – Ах, да, сегодня рыцарский турнир. Жалкое подражание тому, что было раньше!
Как будто бы она знала, как проходили настоящие рыцарские турниры! Хотя она казалась такой древней, что Амели не удивилась бы, если бы это оказалось именно так.
– Дорогая, мы обсуждаем очень серьезные вещи, – мадам Арно схватила ее за руку и снова усадила на стул. – Мне кажется, ты не вполне понимаешь, что я хочу тебе сказать.
Обе мадам переглянулись, кивнули друг другу – будто разрешили максимальную степень откровенности.
– Амели, – голос хозяйки кафе звучал торжественно и строго, – мы получили письмо из прошлого. От некой мадам Камбер. Ты помнишь, я рассказывала тебе про эти письма? Пятьдесят лет назад моя мать получила такое же письмо от тети мадам Камбер.
– Да, да, – подхватила Сильвия Дюпре, – оно касалось Розамунды!
Они вспомнили Розамунду и дружно поморщились.
– Сестра твоей бабки поступила отвратительно! Она предпочла забыть о многовековой традиции ради сиюминутной прихоти. Она пожертвовала интересами Франции ради собственных интересов. Думаю, ты знаешь, чем все это закончилось. Розамунда повела себя безответственно.
– Она всего лишь выбрала свободу, – возразила Амели и тут же пожалела об этом.
От возмущения мадам Дюпре так резко поставила чашку с кофе на стол, что половину расплескала. А глаза мадам Арно стали круглыми, как кофейные блюдца.
– Что ты такое говоришь, Амели? Я так и знала, что в Париже ты наберешься разных глупостей! Розамунда тоже начала с того, что уехала из Эстена. Решила стать манекенщицей!
В ее устах «манекенщица» звучала как «проститутка».
– Розамунда была красивой девушкой, – сказала старуха, – но мозгов у нее было как у курицы.
Амели взглянула на часы. Через полчаса начнется шествие, а ей еще нужно сбегать за Фернаном. И обсуждать бабушкину сестру в таком тоне ей совсем не хотелось.
– Что было в этом письме? – она подумала, что экскурс в прошлое несколько затянулся.
– Да, да, в письме, – спохватилась мадам Арно, – нам сообщили, что ты должна переместиться в прошлое уже завтра. Это случается впервые – обычно девушек забирали ровно в день восемнадцатилетия. Мне кажется, что это связано с побегом Розамунды. Мадам Камбер написала, что эти несколько месяцев ты проведешь у нее. Так всем будет спокойнее.
Расспрашивать этих сплетниц о технологии перемещения было бесполезно – они и сами ничего не знали (это Амели поняла еще будучи ребенком). Они всего лишь были хранительницами легенд, передававшимися в их деревне из поколения в поколение. Они получали письма из прошлого и отвечали на них. Они готовили девушек к перемещению, с детства внушая, какая честь им выпала при рождении. Ни до каких других секретов их самих не допускали.
– А если я откажусь?
Они в ужасе замахали руками.
– Как ты можешь такое говорить? Ты готова рисковать жизнями сотен, а то и тысяч людей? Одумайся! Драконы не прощают обмана!
Впервые драконов Амели увидела в пять лет – в книге сказок. Потом она слышала о них чуть ли не каждый день – тема эта была особенно популярна в Эстене. Они представлялись ей то огромными и сильными – как в «Игре престолов», то яркими и веселыми – как в детских мультиках. Какими они были на самом деле, ей никто сказать не мог.
– Ты должна, Амели! – возопила мадам Арно.
Что и кому она должна, Амели слушать не стала.
Улочки уже забиты были мужчинами в одежде средневековых воинов и женщинами в длинных платьях. Настоящие доспехи были у единиц, остальным металлические кольчуги заменяли серые свитеры грубой вязки. А вот шлемов было много. Они блестели на солнце и придавали своим хозяевам особо торжественный вид. Поверх «кольчуг» – белые и красно-желтые одежды. Встречался на щитах и герб д'Эстенов
– желтая полоса с надписью «DOUZE» над тремя золотыми лилиями на синем фоне.
Народ стоял так плотно, что сто метров, отделявшие кафе от отеля, она преодолевала несколько минут. И почему она не вышла хотя бы на полчаса раньше?
– Ты про меня забыла, да? – Фернан оказался рядом так неожиданно, что Амели вздрогнула. – Да ладно, я не в обиде. Я сам только недавно проснулся.
По улице совсем рядом с ними проезжал всадник на гнедой лошади, покрытой попоной в тех же красно-желтых тонах. В его шлеме были только узкие прорези – со стороны это смотрелось жутковато.
– Жаль, нельзя участвовать в турнире на мотоцикле, – посетовал Фернан. – Я выиграл бы главный приз и отдал бы его своей прекрасной даме – в лучших традициях рыцарей.
Амели хихикнула:
– Спасибо!
А народ все прибывал и прибывал. Было жарко, шумно.
– Интересно, каково им в шерстяных одеждах? – стараясь перекричать толпу, спросил Фернан. – Кстати, если ты не слишком увлечена этим действом, может, зайдем куда-нибудь перекусить? Я не успел пообедать.
Пойти в кафе мадам Арно было немыслимо, и Амели выбрала ресторан отеля «Сан-Флёре».
– Если у тебя напряг с деньгами, скажи – найдем что-нибудь подешевле.
Но Фернан беспечно махнул рукой – гулять так гулять!
В ресторане работал кондиционер, и было прохладно. Амели старалась сосредоточиться на еде, но мысли то и дело убегали в сторону.
– Ты знаешь, что через Эстен проходит знаменитый «путь паломников»?
Фернан оторвался от салата и потребовал:
– Расскажи!
– Это знаменитая дорога к могиле апостола Иакова в Сантьяго-де-Компостела. Говорят, Карлу Великому приснился этот путь, идущий к святому месту через Францию и Испанию, и он очистил его от мавров. С тех пор по нему прошли миллионы паломников. Ты читал «Дневник мага» Коэльо?
После креветок в сливочном соусе и пары чашек кофе они отправились гулять по Эстену. Фернана интересовали архитектурные достопримечательности.
Перед зданием церкви Сан-Флёре на улице дю Барри полюбовались каменным крестом, а внутри – витражами на окнах.
В замке д'Эстен они прошли по двору, по террасе и по тем комнатам, доступ в которые был открыт – старой кухне, зале герба, гостиной.
– В начале тринадцатого века Тристан Дьедоннне д'Эстен в битве при Бувине спас жизнь Филиппа II Августа, и ему было предоставлено право разместить французские королевские лилии на своем гербе. А Франсуа д'Эстен в начале шестнадцатого века был епископом Родеза и членом королевского совета – именно он завершил строительство моста через По. Среди д'Эстенов было много епископов. И много солдат. Шарль д'Эстен – генерал и адмирал – участвовал в американской войне за независимость. Он поддерживал революционные идеи, но остался верен королевской семье и на процессе Марии-Антуанетты свидетельствовал в ее пользу, за что и был отправлен на гильотину.
Фернан слушал внимательно. А когда она вывалила на него все знания о замке, какие у нее были, задумчиво сказал:
– А интересно, как тут все было раньше, правда? Ты не хотела бы оказаться в Средневековье? Балы, турниры и прочие атрибуты. Благородные кавалеры и прекрасные дамы.
Гулявшая по двору туристка в красивой шляпке и строгом костюме критически посмотрела на них, надолго задержав взгляд на короткой юбке Амели, и буркнула:
– Во времена Средневековья ее не пустили бы даже на порог этого замка. За такую вызывающую одежду ее отправили бы в бордель или в тюрьму.
Амели вздохнула и погрустнела. Она не была уверена, что хочет это выяснять на собственной шкуре. Но кто ее спрашивал?