Текст книги "Дар.Золото (СИ)"
Автор книги: Ольга Хмелевская
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)
Дар.Золото
Ольга Хмелевская
1
Здравствуйте! Меня зовут Тиш.
Нет, полное имя конечно, не такое. Тишан Райен величают меня по батюшке. А если просто, то Тиш. Живу я в землях благословенной Вессалии, где правит король Калин, да пребудет с ним... э... В общем, пусть с ним все пребудет.
Да! Мой родной язык – вессальский. Сами понимаете, вашего языка я не знаю, и потому не остается ничего другого, как довериться переводчику, которой взялся мои речи переводить. Если что, к нему все претензии.
Так, о чем это я? А! Да. Я, Тишан Райен, сын своего отца, мелкопоместного барона Райена, имеющего земельный надел под небольшим городком с ярким названием Крыски, и я бастард. К слову, меня это не напрягает, уж не знаю как вас.
Внешность у меня самая обыкновенная. Рост у меня, не сказать, чтобы очень большой, средний, и лишними завесками я не обременен. Можно даже сказать, совсем не обременен. Волосы у меня каштановые, прямые, коротко стриженые, а глаза карие. Ничего необычного. Как говорила наша нянюшка, «золотая серединка». А барон Райен добавлял, что «ни бэ, ни мэ, ни ку-ка-ре-ку». Ему, конечно, виднее – у него и рост внушительный и внешность... внушает, да.
Мать я не помню, так как было мне, говорят, два дня отроду, когда она ушла в мир иной, а папаша, имея в законных отпрысках только дочерей, не особо заморачивался – воспитывал меня вместе с ними. Признать он меня не признал, но имя свое дал и различий между законными ими и незаконным мной не делал. Драл ремнем всех! Между прочим, за дело. И четыре хулиганистые девки, две из которых были старше меня, не ныли, а принимали все экзекуции невозмутимо, с философским спокойствием. Нянюшка наша попыталась однажды образумить барона на сей счет, за что получила ремнем сама, на том и успокоилась.
К слову сказать, барон Райен, хоть и был прижимист не в меру, на нашем образовании не экономил. И учителя у нас были, как положено дворянским детям, и этикету нас учили, и верховой езде, и у меня даже был свой персональный наставник по фехтованию. Мастера он из меня, как ни старался, не сделал, но грасту я в руках держать умею, и выбить ее у меня из рук надо постараться. Две младших близняшки, Ташка и Сашка, когда подросли, настырно донимали меня на тренировках в плане подержать оружие, и папаша, плюнув на условности дворянского воспитания, заказал у городского кузнеца две грасты поменьше. Пришлось мастеру Рушу – аларцу по происхождению – обучать и этих двух белок-попрыгушек тоже.
– Эй, твоё колдунство! Тащи сюда свою задницу, вашблагродь, спросить хочу!
Как вы уже поняли, это мне. Наш старший в охране обоза. Он у нас всячески подчеркивает свою независимость и крутость. От чего независимость я так и не понял, но идти, точнее, ехать на доставшемся мне сереньком лошаке, надо. Потому как лучше уступить дураку.
Старший обозничий меня ждал, восседая на рыжей лошадке плебейского происхождения, и нетерпеливо ухмылялся. То, что ему срочно понадобилась какая-нибудь ерунда, я даже не сомневаюсь. Но терпение у меня тренированное. Я все-таки выпускник Вессалинской Академии Магии, а там терпению учишься на раз – два.
– Вот скажи, твое благородь, Дар – он круглый или плоский? А то уже говорят, что круглый. Не пойму, как с той стороны люди с него не падают. Может клеем каким обувку мажут, а?
Скучно ему. Его бойцы заняты кто чем. Кто вперед обоза поскакал от старшого подальше, кто спит в седле, кто семечки лузгает. А что еще делать? Повеление короля – сопровождать любой обоз на любой земле и владении. И пусть отродясь в этих лесах разбойных людей не водилось, но купечество, и не только оно, обязано теперь нанимать охрану. А как еще наемников пристроить, чтобы они в эти леса сами разбойничать не подались? Купцы сплевывают сквозь зубы, но платят. Иначе дороже выйдет. После короткой, но не совсем победоносной войны, которую наш король затеял с Дараем, наемники обозлились, потому как обещанные серебряные горы не получили. Король огреб в этой войне по самые уши... э... то есть потерпел тактическое поражение, и заплатить оставшемуся войску ему было нечем.
Задумка у короля, надо сказать, была так себе – получить в свое безраздельное пользование золотые рудники Исандары. Смотрите карту, зря я её рисовал что ли? Но палата магов Вессалии его не поддержала, разумно полагая, что дарайцы за эти рудники не только горло перегрызут. Они и полуостров Заячий под шумок отхватят. Слава Небу этого не произошло. Вессалия отделалась легким испугом. На что надеялся Калин – кстати, менталист по магическим способностям – только Небу и известно.
– Круглый, – отвечаю, – И клеем мажут. Знаешь, клей такой особенный. Один раз намазал и навсегда.
Прищур небольших глазок обозничего ничего хорошего не сулил. Но граста, висевшая в ножнах у меня на поясе, игрушкой не была, и он это знал. Оружие это в наших краях редкое – узкий трехгранный клинок в полтора локтя, сечением неправильного треугольника, одна грань которого заточена. Наконечник острый как шило и гарда, круглая, прикрывающая раздвоенную рукоять, похожую на ласточкин хвост. Не каждый умеет таким клинком пользоваться. Он точно не умел. Потому и я слегка зарывался, но на личности не переходил. Словом, был у нас с ним сдержанный нейтралитет.
– И чему вас там в ваших академиях учат? – вздохнул он, – Сказано, баре – они и есть баре, – оставил за собой последнее слово.
Спорить я не стал. Чему-то учат. Меня так вот научили. Как могли. Могли совсем не учить, магической силы у меня сош да сотейка. Но родитель подсуетился, заплатил золотом кому надо – я даже знаю кому – и приняли меня на факультет стихийников. Хотя прозрачная сфера на вступительном просмотре засветилась еле-еле. И каким-то фиолетовым светом, озадачив приемную комиссию. У всех нормальных она светилась красным или желтым, ну, зеленым или голубым. С переливами. В крайнем случае синим, как у менталистов... А я вот... Потому обидных подколок за годы обучения не избежал.
Что я могу? В смысле как маг? Ну, маг это громко сказано. Я не швыряюсь огнем, не вызываю дождь или землетрясение, не врачую, не умею делать артефакты... Короче, ничего из престижного набора магических способностей у меня нет. Я чувствую землю. Только вот не надо смеяться. Вы, например, можете сказать: есть ли на глубине в десять локтей вода? А кварцевая жила? А железный колчедан? Не знаете что это? А я знаю! Правда, мне нужно дотронуться до... породы, если по-правильному. Меня на первый год обучения вообще послали. Я имею в виду в Бурсу Мастеровых.
И я вместе десятком детей мещан и ремесленников рассматривал, нюхал, вымазывался аки свин о камни и камешки, глину и песок, а то и грязный болотный ил. Разве только на зуб не пробовал. Долбил эти каменюки молотком, шлифовал, обтачивал, пропитывал олифой для яркости красок, записывал что видел, таскал мешки и мешочки с пробами, и запоминал. И вскакивал с криками по ночам, будя сотоварищей по общаговской комнатенке, потому что снилась мне киноварь, ехидно подмигнувшая оранжевым глазом, через мгновение потекшая между пальцев самородной ртутью.
Я не в обиде. Даже наоборот – я и не мечтал, что у меня будет столько приятелей в древнем городе Вессалине, альма-матер многих умников и умниц, через годы прославивших Вессалию и ее короля. Куда ж без него.
Через год я вернулся в Академию Магии и Тонких Искусств, научившись не только отличать пирит от пиропа, но и ругаться как портовые грузчики, резаться в кости на деньги, залпом выпивать шкалик эльфийского самогона, и при мгновенной потере пространственной ориентации понимать, что больше ни за что, никогда и нигде... Из крепких напитков – только сок.
Между тем, дорога петляла заячьим следом в солнечном сосновом лесу, и свежий и тягучий как кисель, воздух хотелось потрогать. После душных и застойных запахов портовой Вессалины, пропахшей рыбой и сортирами, в лесу Срединной долины королевства дышалось легко. Третий день мы неспешно тащились по грунтовке, а не по мощеной дороге, потому что купец, к которому я прицепился попутчиком, и который вел свой обоз в Лирию – град наш стольный – из экономии времени выбрал проселочные летники, в это время года, слава Небесам, сухие и еще не разбитые в пыль.
В этом обозе я оказался через день после выпускного. С пергаментным свитком об окончании обучения и стандартным направлением «на работу во благо короны» сроком на один год. Выпускники побогаче – а таких в Академии было три четверти – или откупались от перспективы поработать на благо короны год, или шли на пожизненную службу, как большинство боевых стихийников. А уж о менталистах и говорить не приходиться – они все были под особым контролем. Оно и понятно, кому понравиться, когда копаются в твоих мозгах без спроса? Да, забыл совсем, еще письмо надо отвезти в Управление Королевских дел в Лирии. Мне его ректор дал. Сказал «все равно тебе проезжать мимо».
Обозничий, имя которого я, хоть тресни, не мог вспомнить, придержал свою лошадь, поравнявшись со мной.
– А вот скажи, вашблагродь, – завел он опять, – Если на нас разбойные людишки выскочат, ты чем отбиваться будешь? Огнем или молнией?
Я понял, что обозничий меня побаивается. И такие вот ехидные вопросы – попытка выяснить мои возможности. Не люблю разочаровывать людей. Особенно, если это просто людь, такой же, как и я, а не эльф или шакар.
– Камнем.
А что? Правду сказал. Камнями швыряться я умею. Я даже сестер-близняшек этому научил. Они теперь любого мальчишку переплюнут, пуская «блинчики» по воде. Благо на землях барона Райена прудов и заводей до... много, в общем.
Обозничий демонстративно оглянулся, внимательно осмотрев придорожные кусты:
– Чет я камней тут не вижу? Наколдуешь что ли?
Ага. По башке вдарю – сразу звезды увидишь. Чем не камешки? Правда, вслух я этого не сказал. Да и вдарить его, я, наверное, не успею. Он хоть и слегка придурковат, драться явно умеет. И с какой стороны держать меч он знает. По нему видно. Это я так, про себя бахвалюсь. Я тоже его побаиваюсь. Наемники народ простой, бесхитростный. Чуть что за оружие хватаются и машут им почем зря. Так что промолчу. Мне еще с ними дальше ехать.
Хотя до моих родных Крысок осталось всего ничего. Полдня и я увижусь с нянюшкой и близняшками. Четыре года их не видел. Как только мне семнадцать стукнуло, папаша меня в Академию спихнул. Ну, как спихнул. Он просто увидел однажды, как мы с Ташкой и Сашкой в прятки играем. Они прятали в саду разную дребедень, а я находил. Всегда. Только мне для этого надо было вещицу в руках подержать. А папаша наш оказался наблюдательным и сообразил, что у меня имеются кой-какие магические способности. В общем, он самолично отвез меня в Вессалину, оставил там, и за все это время домой не звал. Писал, что, мол, учись, а на каникулы езжай куда-нибудь подзаработать, заодно и побираться не будешь. Что означало – не буду побираться у него. Было обидно, конечно. Я ведь и не заикался ни о чем. Не просил. Меня в Академии и одевали и кормили. Ну, как одевали и кормили... я не привередливый.
Все ученические отпуска, и зимние и летние, я пристраивался то грузчиком в порт, то шлифовал стекла под зеркала в единственной на всю Вессалию зеркальной мастерской, то бегал на подхвате в кожевенной лавке, в которую взяли по знакомству – у меня там друган с бурсы околачивался. А однажды таскал краски в ткацком доме, где ткали знаменитые вессальские шелка. Правда, долго я там не продержался – споткнулся и опрокинул чан с зеленой краской на себя, да так, что отмыть не было никакой возможности. Ходил ярко-зеленым два дня к жуткой радости приятелей и недругов – да, такие тоже были – пока не попался на глаза ректору академии Балору. Тот невозмутимо осмотрел меня с ног до головы, щелкнул пальцами и пошел дальше. А меня обдало горячим ветром, и моя физиономия вернула себе нормальный цвет.
На третье лето Балор вызвал меня к себе в кабинет, и, сунув в руки бумажный листок, сказал:
– Тишан, я вижу, ты маешься от безделья. Поработай вот. Это письмо моему знакомцу в Россы. У него там торговая лавка, называется «Хрусталь и алмаз». Отдашь письмо, он тебя на рудники пристроит. У него и поживешь, а если надо, ему и по хозяйству поможешь. Иди.
То, что я был на восьмом Небе от радости говорить, наверное, не стоит. А я был! И поехал, и отдал письмо, и приняли меня помощником мастера по осмотру шахт на Серебряных Рудниках Россы. И заработал я себе за две неполных луны столько, что хватило и одежку прикупить получше, чем мои обноски, и отъестся за последний год учебы – хоть кости уже не выпирали. И даже на поездку домой немного осталось. Такой вот я бережливый.
2
Баронская усадьба Райенов встретила меня предзакатной тишиной. Но когда я, протопав по крыльцу, намеренно погромче хлопнул тяжелой входной дверью и зашел в гостевой холл, раздался радостный вопль:
– Тиш приехал!!!
И меня почти сбил с ног рыжий ураган под названием Ташка и Сашка. Девчонки повисли на мне как новогодние конфеты на елке, тиская с разных сторон, нетерпеливо подпрыгивая и одновременно задавая вопросы в духе «ура, а ты надолго?», «завтра поедем на рыбалку, у нас знаешь какие караси повырастали!», «а Вессалина красивый город?», «а Академия большая?»...
Из кухни выглянул мальчишка-слуга, которого я раньше не видел, смышлено подбежал к нам, подхватил мою дорожную сумку и застыл с немым вопросом. Сашка махнула ему рукой, мол, тащи наверх, и он умчался выполнять указание.
Когда они немного успокоились и отстранились, мне пришлось признать, что девчонки выросли. И теперь даже выше меня. Сей факт настроения мне не испортил, но чуть взгрустнулось. И повзрослели. Похорошели обе, но, как мне показалось, были чересчур худыми. И льняные домашние платья были им чуть коротковаты, что меня, надо сказать, озадачило.
Я огляделся, в надежде увидеть еще кое-кого, подумав, что она первая вышла бы меня встречать:
– А где нянюшка? – я, наконец, высвободился из Ташкиного захвата.
И обе вдруг сникли. И глаза опустили!
– Что? – я насторожился.
– Понимаешь, – замялась Ташка, – Нет больше няни. Умерла.
Я подошел к диванчику, стоявшему посреди холла и сел.
Нет, я, конечно, все понимаю. Люди не живут вечно. Моя мачеха, а по совместительству и мать всех дочерей барона покинула сей мир, когда близняшкам не исполнилось и пяти. Как я помню, была она тихой и спокойной. Но вот такова эта жизнь. И няня ее заменила. И, по сути, стала матерью нам всем. Теперь ее нет. Так бывает. Я знаю. Но почему больно-то так?
– Прости, – Ташка мялась.
– За что? – подумал, а они-то при чем?
– Мы не писали. Отец запретил.
– Почему?
Ташка отвела взгляд:
– Сказал, чтобы ты учился спокойно.
Я смотрел на них обеих, начиная злиться:
– Что еще мне не надо было знать?
Сашка села со мной рядом, и погладила обеими ладошками по плечу. Потом поправила подол платья, словно собираясь с силами:
– Ну, у нас тут недород был... в позапрошлом году. И мор на скотину напал ни с того, ни с сего. Попадало больше половины. И коровы, и лошади, и даже овцы... – она говорила тихо. Ташка пристроилась на диване с другой стороны, а она продолжала, – Селяне обвинили Марейку. Помнишь её?
Я кивнул. Марейка – наша знахарка. Врачевала она многих. И детей и взрослых. Жила на отшибе у леса. Подальше от всех. Всегда приветливая, покладистая. Пропадала подолгу в лесу, выискивая травы и коренья, которыми лечила всю нашу округу.
– Избенку ее сожгли. И ее.... – Сашка говорила все тише, – Мастер Руш дым увидел, кинулся туда, но не успел. И Марейку не вытащил, и сам...
Меня словно холодным ветром обдало:
– Он тоже?
– Нет-нет, – заторопилась Саша, – Он живой. Ослеп только. Глаза выжгло. Он теперь на конюшне за лошадьми ходит. Он хотел домой уехать, ну, в Алар. Да отец не пустил, сказал, что нечего слепому по свету шастать, добрых людей на соблазн грабежа подбивать.
– Так и сказал «добрых людей»? – я злился.
– Да, – Сашка совсем на шёпот перешла, – Отец повесил их.
Я попытался как-то представить повешенных «добрых людей», но она поправилась:
– Тех, кто Марейку сжег...
Повисло молчание. Да знаю я, что барон в своем праве. И вешать и миловать. Но как-то ...
– Хорошо, что Тилина и Тамара замуж успели, – вдруг непоследовательно сказала Саша, – Хоть за них не надо переживать.
Я не понял, о чем она:
– А за вас надо? Что еще я не знаю?
Саша вообще замолчала. Выдала Ташка:
– Мы в наемницы хотим податься.
Я не поверил своим ушам:
– Чево?!
Ташка гордо задрала подбородок, чем еще больше стала похожа на белку-переростка:
– Мы умеем драться! И грастой даже лучше тебя владеем. Мастер Руш нас слепому бою научил!
– И ты решила, что уже стала знатоком клинка и кинжала? – я ничего не понимал, – Вы что, серьезно?
Нет, они не дуры, не подумайте. Но что-то цепляло меня в этом во всем, и я не мог понять что. Ладно, разберусь потом. Тем более, что в холл, в запыленной дорожной одежде собственной персоной входил барон Эльгар Райен.
3
После сдержанных приветствий меня сначала накормили, потом натаскали горячей воды в лохань, потом я смыл, а точнее содрал с себя четырехдневную дорожную грязь, оделся в домашнее – и на дворе окончательно стемнело. Но барон Райен не позволил мне счастливо завалиться спать в моей комнате на моей родной кровати, а позвал в свой кабинет.
В небольшом камине горели и потрескивали дрова, раздавая вокруг тепло, и было приятно усесться в кресло и вытянуть ноги после долгой езды в седле.
Барон сидел во втором кресле, стоявшем рядом, и задумчиво смотрел на огонь. Я не особо старался начать разговор, и вообще, всегда чувствовал себя при нем скованно. Лучше я подожду. Он же зачем-то меня позвал?
– Ты почему так рано приехал? – вдруг спросил он, – Тебе же еще год учиться.
Ну, если дело только в этом...
– В Академии меня больше нечему и некому учить. Преподавателей и магов по моим способностям нет, а теорию магии и все, что мне нужно знать, мне уже дали. Это не я сказал, это господин Балор – ректор наш. Меня досрочно выпустили.
Он смотрел внимательно, но недоверия в его взгляде не было.
– Лицензию получил?
– Да, – я, в общем-то, был готов к подобным вопросам, – Показать?
– Нет. Не надо, – Эльгар Райен хмурился.
Он отстраненно вертел в руках тонкий бокал. Пустой. Бутылка вина стояла нераспечатанной на столике рядом.
– Направление дали? – снова спросил он.
– Да. В Тихий. На год.
– Ясно, – он на меня не смотрел, – А сам как считаешь, ты чему-то научился?
Вопрос был странным. Если уж дали лицензию... Я пожал плечами и промолчал.
– Тебе сестры, наверно уже рассказали, что дела у нас неважно идут? – вот теперь он на меня смотрел. Я кивнул, – Урожаи плохие. Как сглазили. Второй год подряд. Еле-еле себе наскребли. Продавать нечего. Поголовье коров еще не восстановили, хотя овец уже хватает. Но о продаже шерсти с них и речи нет.
Он продолжал говорить, а я слушал, как он рассказывает мне о делах, о поместье и скотине, и удивлялся. Он никогда раньше со мной таких бесед не вел. Подумал, что это вступление о том, что денег он мне не даст. Но я и не прошу... Он внезапно перестал говорить о делах и спросил:
– Ты знаешь, что эти две вертихвостки решили в наемницы податься?
Я снова осторожно кивнул.
– Предполагается, что я об этом не знаю, – он грустно хмыкнул, – Они решили удрать. Знаешь почему?
Теперь я мотнул головой отрицательно.
– У меня денег на приданое нет. Вот они и решили подзаработать.
– Но... Вы же их не отпустите? – неуверенно спросил я.
– Нет, конечно, – вздохнул барон, – Но я даже не могу их на королевские смотрины вывезти.
Н-да. Королевские смотрины это последнее, что могут предпринять обедневшие дворяне, у которых есть дочери на выданье. Это похоже на рынок, на котором дворяне побогаче присматривают себе... Словом, не нравиться мне все это. Но, я-то что могу?
Барон опять молчал, явно на что-то решаясь. И, похоже, решился.
– Тишан, – начал он, – Твой прапрадед, который построил этот дом, воевал. Много воевал.
Знаю я. Мне нянюшка на ночь историю рода, вместо сказок рассказывала. К чему это все?
– И по нашему семейному преданию он спрятал то, что... э... награбил.
Вот это да! Эльгар Райен решил называть вещи своими именами? Чудны дела Небесные. Я, кстати, не знал об этом предании.
– Спрятал где-то здесь, в этом доме. Искали все. И я тоже, по молодости. Как ты понимаешь, не нашли, и решили что это просто... сказка...
Я понял. Он хочет, чтобы и я поискал. Да запросто!
– Хорошо, – я перебил его, – Я поищу. Но обоз, с которым я сюда добрался, через день пойдет дальше, в Лирию. Мне хотелось бы...
Барон Райен разглядывал меня, словно увидел в первый раз. И, кажется, был удивлен.
– Я понял тебя, – наконец сказал он, – Задерживать не буду. Найдешь – хорошо, нет, значит, нет.
День второй
День второй
1
На следующее утро я проснулся рано. Сам. Меня никто не будил. А я надеялся поспать вдоволь. Не судьба. И петухи в селе завелись орать с восхода, как специально. Что б их... в похлебку!
Во дворе, наскоро плеснув в лицо колодезной водой из ведра, я вытерся принесенным нашей кухаркой полотенцем, и увидел мастера Руша. Он возле конюшни седлал любимого старенького конягу барона.
Я подошел, почему-то чувствуя себя виноватым. Мастер стоял ко мне спиной, но услышал мои шаги. И узнал.
– А, Тиш! – он повернулся. И мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не попятиться.
Провалы глазниц затянуло розовой кожей, век не было, вместо них на лице белели пятна шрамов.
– Чего молчишь? Испугался? – улыбнулся он.
Я сглотнул.
– Нет, – соврал, конечно.
Он снова улыбнулся:
– Здравствуй, Тиш.
Я не выдержал. Хлюпнул носом, сам от себя не ожидая такой подлянки.
– Брось, Тишь! – хохотнул он, – У меня и ноги и руки целы, и голова вроде на плечах. А слепота умному не помеха.
– Как же так? – тихо спросил я, но к нам уже шел барон, и я повернулся к нему.
Папаша достал из кармана связку ключей, и сунул их мне со словами:
– Мы с мастером Рушем в село. Там разобрать дела кое-какие. К обеду будем. А ты начинай с подвалов. Приеду, помогу, – тяжело залез в седло, подождал, когда слепой мастер тоже усядется, и пустил коня рысью, выезжая за ворота.
Вот так вот. Ни тебе «доброе утро», ни тебе «как спалось»... Словом, суровые будни семейства Райенов.
Интересно, чем он мне помочь собрался? Если что, я темноты не боюсь. Я вижу в темноте. Этого, правда, никто не знает. То, что темнота для меня не помеха, я понял в слепом штреке на Серебряных Рудниках. Когда мастер-обходчик случайно выронил лампу, и та разбилась, вылив нам под ноги черное масло. Помню, мне тогда очень не по себе стало. Темень кромешная, тощая крепь над головой, под ногами вода хлюпает и серой воняет. Но через несколько мгновений я понял что вижу. Все вижу. Правда, это самое «все» странно-серого цвета разных оттенков. И чуть-чуть зеленоватого. А мастер стоит, не двигаясь, и ругается на трех языках сразу. Один из которых – шушальский! Древний, жуть. Нас в Академии его учить заставляли. Я мастера тогда сильно зауважал. Даже грузчики в порту так не умеют! Взял его за руку и тихонько провел по шахте до подъемной клети. Но, о том, что вижу в темноте, не сказал. Мало ли. Я и сам удивился.
После завтрака, прошедшего в моем гордом одиночестве – девчонки еще не проснулись – я спустился в наши подвалы.
О! Эти подвалы – отдельная история. По площади они занимают даже больше, чем весь наш двухэтажный дом над ними. Тяжелые сводчатые потолки, толстые стены из огнеупорного старого кирпича, перекрытия – всё совсем непохожее на строение сверху. Вглубь подвалы тоже уходят на два яруса, и у меня всегда возникало чувство, что фундамент на этом месте был давным-давно. На него и надстроили потом наш дом. Как мы втроем умыкали ключи из кабинета, как лазали по этим подвалам, я расскажу в другой раз, а сейчас, решив начать с северной стороны, я спускался по винтовой лестнице на нижний ярус.
На всякий случай я взял с собой небольшую лампу и кресало, подвесив их на пояс. Молоток и смотанная в бухту веревка тоже лежали в заплечной сумке. И вода в стеклянной бутылке – другой не нашел. Привык это все брать, когда надо куда-то спуститься. В шахтах Россы научился.
Пройдя по каменным проходам до тупиковой стены, я остановился. Подвал был сухой и словно только что выметенный. Даже паутины не было. Папаша мой вообще человек хозяйственный. Без внимания ничего не оставляет. Здесь тоже его рука чувствовалась. Чисто везде и прохладно. И пусто. Раньше в этих помещениях хранилось вино в бочках, отборное зерно, которое барон не доверял хранить в амбарах, и так, по мелочи. Запасов всегда набиралось под завязку. Н-да. Дела явно хуже, чем мне рассказали.
Но надо начинать. Я прислонился к холодным кирпичам спиной, закрыл глаза и, настраиваясь, как учили, почувствовал, магические потоки. Кстати, они, эти потоки есть везде. Нужно только постараться их поймать. Ловить я их не стал, а вот видеть, как двигаются светло-зеленые сполохи, видел. Ничего необычного. Как всегда, упорядочены и строго перпендикулярны друг другу. Ни тебе завихрений, ни тебе карманов, даже мелкой ряби не наблюдается. Спокойно двигаются сквозь стены и потолки, никуда не спеша.
Ладно. Я и не рассчитывал, что сразу все увижу. Будем плести сеть. Подхватив пару невесомых зеленых нитей пальцами, я начал переплетать их как простую рыбацкую снасть. Без всяких выкрутасов. А что? Чем проще, тем надежнее. Когда сеточка заняла все пространство возле меня от пола до потолка, я изменил её цвет, сделав желтой, настраивая на металл. На золото, конечно. А чего размениваться? Все по-взрослому. Искать, так искать. И пустил ее от себя по проходам.
Сеть не задерживали ни стены, ни перекрытия, она двигалась, подчиняясь движению руки, заворачивая то вправо, то влево и растягиваясь в стороны, если надо. Этому плетению я научился у воздушников. Увидел в библиотечной книге рисунок, и прицепился к метру Сону – он изуверствовал над стихийниками на предмет заклинаний. И преподаватель, с ехидными замечаниями, мол, куда я лезу, все-таки научил ее плести, лишь бы отвязаться.
Вы спросите, почему к нему надо было прицепиться? А потому, что мне давалась только общая теория магии. Из преподавателей один ректор занимался с нами практикой по какой-то своей методе. С нами – это с пятью адептами (придумали же название!), способности которых были за рамками стандартной академической программы. У меня поиск в земле, у Финны лекарские способности в отношении растений и разного зверья – удивительно, но ей не давалось лечение людей! Марат оказался некромантом – единственным за пару сотен лет существования Академии. Когда сфера под его ладонями засветилась белым, вся приемная комиссия в панике повскакивала со стульев. Оказывается, они прекрасно знали, что означает белая сфера. Откуда бы? Но ректор Балор невозмутимо заявил, что ему плевать, какая способность у Марата. Она у него есть, значит, будем учить. Кстати Марат остался доучиваться еще на два года.
И брат с сестрой Тиллеры. Серые. Я не шучу. Они серые эльфы. Островитяне. Я живых эльфов только тогда и увидел. Считается, что серые эльфы не имеют магических способностей. Совсем. Поэтому они и проиграли развязанную ими самими войну. Это было чуть больше пятидесяти лет назад. Тогда серых вытеснили на острова, запретив селиться где-нибудь еще. Я так и не понял, что за способности у двойняшек, но, если честно, мне было по шакарскому барабану – они мне не нравились. Да, и не только мне. Высокомерные, злословные, хитрые. Жили они не в самой Академии, а снимали жилье отдельно от всех. Чего уж они умели, только ректор и знал.
Моя сеть беспрепятственно скользила сквозь стены и ни разу даже не звякнула. Не говоря уже о том, чтобы запеть, как поет металл, когда его стукнут. Поет, поет. Это может вам звенит. А мне поет. Но нет. Тишина.
Прошелся второй раз. Ничего. Нет тут никакого схрона. И моя, природная чуйка не сработала ни разу. И не могла. Я же тут все детство околачивался. Давно бы чего-нибудь откопал.
Чудненько. Теперь настроим на серебро. И медь заодно. И пойдем с южного подвального крыла.
Через четверть часа я дошел до противоположной стены. И снова ни звоночка, ни ощущений. Нет тут ни шиша...
На верхнем ярусе история повторилась. Сеть прошла как по маслу, ни разу ни за что не зацепившись. Ручками что ли пройтись. Я имею в виду прощупать. Но толку? Сетка-то получше будет. Я, правда, уже подустал. Держать сотканное из магических нитей такое вот полотно довольно тяжело. Для меня, по крайней мере. Сеть уже пошла дырами и скоро разойдется совсем. Зачем ее еще держать? Тут я подумал, что можно проверить стены на пустоты. Ведь я настраивался на металл.
Теперь пришлось стены трогать. Буквально. Когда прикладываешь ладонь к камню, он словно дышать начинает. Чувствуешь, как собираются на кончиках пальцев шопотки-шорохи, как двигается внутри странная, ни на что не похожая жизнь, как прокладывает себе дорогу нервная пульсация лишних включений, и как сопротивляется ей монолит. И так бесконечно, мало-помалу, еле-еле...
Пройдя и прощупав стены первого яруса, я выдохся. Может, если б не старался, устал меньше. Но я не люблю незаконченных дел. Спустился по лестнице на второй ярус и начал все заново. Трогать, слушать, дышать. Иногда закрыв глаза. Это умение у меня свое, не академическое. Я так могу долго, но все-таки устаю.
Пусто. В смысле ничего я не нашел.
Как уж не настраивался: и на золото, и на серебро, и на металл вообще. Ответа не получил. Либо я не слышу их, либо они меня. Либо семейное предание – это способ добавить загадочности всей истории рода. Тоже неплохо.
2
Надо подниматься. Я присел на каменную ступеньку винтовой лестницы, на которую опиралась вся конструкция и вдруг... почувствовал. Ага, задницей. Смешно, конечно, но бывает!
Я вскочил. Под ступенькой явно была пустота. Понятно теперь, почему сеть ее не увидела. Я-то вниз не смотрел.
И что прикажете делать? Как ступень поднимать?
Осмотрев и ощупав каждый вершок гранитной плиты – как она сюда попала? – я ничего не нашел. Ни зацепа, ни механизма. Даже металла не почувствовал. Может рядом на стенке? Но «сеть» часом раньше ничего на этой стене не высветила. А пустота внизу была. Точно. И словно прикрытая чем-то. А может просто попытаться сдвинуть плиту в сторону?
Все мои потуги ни к чему не привели. Зато я услышал, как сверху кто-то зашагал по ступеням.
– Тишан! Ты здесь? – раздался голос барона.
О, крысиные уши! Я же фонарь не зажег. Так и шлялся здесь без света.
– Да! Внизу я!
Пришлось по-быстрому зажигать лампу.
Когда барон Райен спустился, я уже рассмотрел плиту при свете. И снова ничего не увидел.