Текст книги "Вилья на час (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
Глава XVIII
Я погорячилась по поводу татуировок. У Пабло они были лишь на предплечьях, а вот у подавляющего большинства посетителей пляжа они покрывали все тело. Местная мода, что ли, такая? Почему именно местная, да потому что барселонских парней выгодно отличал от других представителей сильного пола загар, подтянутость и улыбка. Не фальшивая, как в голливудских фильмах, а довольная и малость даже самодовольная.
Собственно я уже тоже была довольна собой, что не заартачилась и поехала на пляж. И не столько из-за невыносимой жары, сколько из-за приятной компании. Как быстро меняются люди и мнение о них, стоит им раскрыть рот… На тему отличную от обсуждения качеств и поведения чужой женщины! Говорил Пабло обо всем: еде, погоде, видах за окном. Заодно высказывал предложения, как лучше скоротать жаркий день. Говорил мило, неспешно, внимательно следя, не потеряла ли я нить разговора. И скоро я поддакивала почти через каждое слово, чтобы мой собеседник не нервничал, что я не понимаю его английский. Галантности Альберта в нем, конечно, не появилось, зато от начальной напористости, взбесившей меня утром, к полудню не осталось и следа. Наверное, мы оба перенервничали, вот и чувствовали себя друг с другом не в своей тарелке – я молчала, а он грубил. Нынешняя тарелка в виде нагретого солнцем полотенца меня более чем устраивала.
– Хочешь выпить?
Я повернула голову на первых звуках голоса барселонца и успела поймать взглядом промелькнувший между зубов язык. Я так же старательно, чуть не прикусив свой, ответила, что мне ничего не надо. Пить по такой жаре – последнее дело, но Пабло так не думал. Он вскочил и в два прыжка догнал мужика с алкогольным подносом. Все продумано – купюру из кармана шортов он вытащил заранее, еще до вопроса, пока я лежала с закрытыми глазами, вытянув гудящие от плавания ноги.
Засилье на пляже местных – я судила не только по стройным мужчинам, но и по количеству детей и испанской речи вокруг – объяснялось качеством воды: у берега камни и ил, там, где, по пояс – целая полоса всякого мусора, среди которого опилки казались самыми безобидными. Не для избалованных ривьерами туристов место!
Относительно чистое море начиналось ближе к кораблям, потому и было относительным… Портовый город, чего же я хочу? Ничего… Я просто не планировала здесь купаться! И уж тем более совершать такой заплыв – это похлеще австрийского озера будет, пусть море и намного теплее, но все же Пабло последний, на ком бы я хотела повиснуть бездыханной.
– Раз ты сказала, что ничего не хочешь, я взял сангрию.
Я приняла из рук барселонца уже тепловатый пластиковый стаканчик с соломинкой. На подносе у мужика плескалось еще нечто кислотно-зеленого цвета, по странной случайности называемое им мохито.
– А ту салюд!
Пабло решил поднять тост за наше, вернее, мое здоровье, но сейчас меня больше интересовало общее – надо как-то добраться до дома, а меня повело с первого глотка. Пабло держал свой стакан на полотенце и медленно, но верно осушил его до блестящих красноватых льдинок, и мне пришлось гнать прочь непрошенные ассоциации. Нет, конечно же, Пабло без всякого намека взял сангрию – просто считал, наверное, что туристку нужно баловать аутентичными напитками, а не аля мексиканской зеленкой. Но я все равно не пила, просто жевала соломинку. Причем сидя, никак не решаясь снова прилечь рядом с ним на полотенце.
После первого купания Пабло уже сумел сконфузить меня долгим взглядом, который мгновенно приклеил тело к полотенцу. В фильмах такие гляделки предшествуют поцелую, а у нас все закончилось тем, что барселонец резко отвернулся, будто говоря мне – фигушки. Сам не дождешься, кобель!
– Не нравится? – Пабло кивнул в сторону моего почти полного стакана. – Прости. На самом деле каталонцы не пьют эту туристическую муть.
– Да нет, она не плоха, – поспешила я заверить мачо в том, что тот не зря потратил на меня деньги. Пока он мне должен всего евро за проезд, ну, будет еще один на обратную дорогу, но выпивка на пляже стоит явно дороже.
Пабло тут же замахал свободной рукой.
– Я вообще о сангрии. Мы ее не пьем. Мы пьем вермут. Выливай в песок, не мучайся.
У меня лицо приняло, наверное, выражение героя Никулина, которому предложили поллитра вдребезги…
– Я выпью, просто… Просто я уже немного…
Я пыталась подобрать что-нибудь поизысканнее элементарного «дранк» и в итоге просто замолчала, втянув в себя через соломинку чуть ли не половину стаканчика зараз. А взгляд Пабло между тем соскочил с моих губ на грудь и двинулся ниже, пока не приклеился к моему пупку, который в свою очередь под его тяжестью прилип к позвоночнику. Хотелось уже выругаться в голос и попросить прекратить такое наглое разглядывание моих прелестей!
Хотя чего я завожусь? Я на пляже и я в форме. Ни одного лишнего грамма жира и ни одного волоска, кроме ресниц и моей светлой шевелюры, сейчас стянутой под шляпкой в узел. Меня могли рассматривать и другие, я же позволяла себе провожать взглядом красивых парней. Они тут точно дефиле плавок устроили! Вот настоящие достопримечательности Барсы, на них все русские бабы слюни пускают
– на своих-то с пивным животиком смотреть тошно… Во всяком случае, мне всегда эстетически страшно оборачиваться на мужскую русскую речь в таких местах. Ну почему у наших мужиков нет культуры тела? А как же, не требуй от своего партнера то, чего не в силах сделать сам: похудеть, подтянуть живот и сиськи и не курить, и не плеваться?
И я снова вынужденно уставилась в лицо Пабло. Красив шельмец – и выше губ, и ниже. Еще бы татуировки вывести, цены б ему не было! О чем это я? Да о том, что не могу понять, зачем Альберту понадобилось тащить меня в Барселону, где пахнет морем, но никак не дождем! Я запрокинула голову – так, на всякий случай – на небе ни облачка. А потом снова взглянула на Пабло – тот все время не спускал с меня глаз. Зачем Альберт подослал его ко мне? Знает же, что это за жук! Аж слюни
в песок капают…
И первое впечатление о Пабло вновь показалось мне верным. Встречают по одежде, а я встретила его по ее отсутствию – он как на ладони. Наверное, привык таким телом брать всех приглянувшихся ему девчонок. Особенно заезжих. Но уводить бабу у вампира чревато, не понимает, что ли? Или думает, что я не накапаю на него шефу? Будет и дальше так нагло пялиться, я все расскажу старшему в стае! Хотя, какое там… Я забуду, как этого мачо зовут, как только упаду в объятья Альберта. А сейчас легко можно смыть этот липкий взгляд средиземноморскими волнами.
Не тут-то было! Не успела я встать и устремить взгляд в сторону железной рыбины
– скульптуры на пляже, как Пабло схватил меня за руку.
– Погоди, погоди… Мы же караулим вещи соседа. Сейчас парень вернется и пойдем плавать.
Выходит, он смотрит не только на меня и думает не только обо мне. А у меня напрочь из головы вылетела просьба соседа. Правда, я ее и не поняла толком, она была произнесена на испанском. Пабло же не захотел никого нанимать в охранники, оставил все, даже телефон, в багажнике мотоцикла. Я не взяла совсем ничего и теперь чувствовала себя неловко: цены здесь не детские, а я понятия не имела, чем парень занимается и каков его бюджет. Да и становиться статьей его расходов мне не хотелось, даже будь он миллионером. Но это не так, состоятельные люди не сдают свои квартиры даже знакомым вампирам и уж точно не просят заплатить городу самостоятельно туристический сбор. Да ладно, что я считаю чужие деньги! Он как бы в услужении у Альберта, и тот возместит все связанные со мной расходы, можно не сомневаться. Только где его черти или ангелы носят?! А то я стану знаменитой барселонской пловчихой с таким кабальеро!
Пабло, видимо, был заядлым купальщиком. Пока я, кое-как нащупав большим пальцем песок, приводила в порядок дыхание, он все плавал и плавал. Отращивает себе жабры, что ли? Ихтиандр местного разлива!
– Пабло, я выхожу! – крикнула я, бросив взгляд на песок.
Он точно команды ждал, и мы поплыли, но вдруг он схватил меня рукой за шею и отшвырнул в сторону. От неожиданности я чуть не ушла под воду, но он снова схватил меня, на этот раз под грудью.
– Прости, – Смуглое лицо было совсем рядом. Я даже видела капельки воды на губах барселонца. – Ты просто плыла прямо на дохлую крысу.
– Кого?!
Он повторил ответ. Нет, я не хлебнула соленой воды, но она готова была политься из меня фонтаном. Живот скрутило и совсем не оттого, что я скрестила за спиной Пабло обе ноги, а от английского слова «рэт».
– Плыви чуть в сторону!
Какое плыть! Я не была уверена, что сумею отцепиться от Пабло даже на суше. Нас и так уже снесло к скульптуре, и под ногами у барселонца снова не было песка. Он барахтался, удерживая нас обоих на плаву.
– Ратон, просто мышка и по-испански не так страшно звучит, верно?
Он шутил. Или, скорее, пытался скинуть меня в море. А я продолжала держаться за него и руками, и ногами, наплевав на все приличия и грязные мысли, которые могут возникнуть в голове пловца. У меня они были кристально-чистыми: я не поплыву рядом с дохлой крысой! Боже, а если бы я столкнулась с ней нос к носу…
Пока я была нос к носу с Пабло и даже не попыталась бы в таком состоянии увернуться от поцелуя, но он упустил свой шанс, перевернулся на живот и наконец освободился от меня, но плыл все же плечом к плечу. А я все проверяла ногой песок и, нащупав дно, припустила через грязь, в которой в этой стороне плавали даже презервативы, к берегу.
– Ну ты и трусиха!
Вот теперь я покраснела, хотя плевать. Все бабы такие… Почему я должна была оказаться исключением?
– Ратон? – переспросила я, поражаясь сама себе, что сумела в панике запомнить испанское слово.
Мы шли вдоль кромки воды. Идти далеко. Не пропустить бы наше полотенце. Опознавательные знаки – два пустых стаканчика.
– Ратон!
Я оказалась в воздухе, но смотрела вниз – и там, на песке лежала огромная крыса с черными глазами, острыми усами и длиннющим хвостом. Я, наверное, закричала бы, не ткнись зубами в мокрое плечо Пабло. Как он успел подхватить меня на руки? Наступи я на крысиный труп, тоже бы пала рядом бездыханной.
– Трусиха! – смеялся он мне в ухо, а я дрожала даже под его горячим дыханием.
Он шел вперед, не думая останавливаться и спускать меня с рук. А я и не хотела на этот песок – какая дрянь там еще водится?
– Грасиас, – поблагодарила я своего спасителя на его родном языке, когда почувствовала под ногами полотенце. – Мне очень стыдно.
– За что? За то что укусила меня?
Он улыбался, а я от неожиданности лишилась дара речи и умения складывать иностранные слова в удобоваримые предложения. Когда? Когда чуть зубы себе не вышибла о его ключицу? Или шутит? Намекает на вампиров? Да, пошел он! Хотя стоит спросить, как он познакомился с Альбертом. Только вопрос, что он в тебе нашел, лучше пока держать при себе и адресовать самому Геру Вампиру. А что сказать сейчас Пабло? Я просто подняла руку к плечу и смахнула песок с невидимого места укуса.
– Прощена, – улыбнулся испанец еще шире.
Я же осталась со стиснутыми зубами. На не очень невинные шутки случайных знакомых лучше вообще не отвечать. В целях собственной безопасности. И с этой самой целью лучше скорее отряхнуть полотенце от песка, взять мешок с одеждой и пойти в туалет после легкого пляжного душа. Из головы песок не стряхнешь, но из других мест его лучше убрать, а то мой романтический отпуск сорвется. Стараниями некоего мачо!
Меня все еще трясло от истории с крысой, когда я вышла под палящее солнце почти чистой и почти сухой. Волосы я распустила и потому держала шляпку в руках.
– Эрэс бонита, – улыбнулся Пабло, а я осталась серьезной: все-таки это свинство делать даме комплименты на незнакомом ей языке, даже если можно смутно догадаться, что восхитились ее красой. Или отсутствием таковой. В зеркале я себе не понравилась. Хотя любой мой недостаток сейчас в кассу. Прихорашиваться буду для Альберта, а сейчас дожить бы в целости и сохранности до встречи с ним.
Я отвернулась первой. Подняла глаза к небу. Оно потемнело. Как и лицо Пабло за секунду до того.
– Постоим тут под навесом? – голос не выдавал грусти. – Переждем или побежим под дождем?
– Дождь? – я переспрашивала лишь потому, что не могла поверить, что жара и ослепительно-бирюзовое небо вмиг может посереть. Стать таким же серым, как ткань, из которой был сшит костюм Альберта, когда мы вместе слушали музыку Шопена.
Дождь – его визитная карточка. Дождь – это обещание встречи. Он не сумел нагнать вчера туч, он сделал это сегодня… Он сделал! Он придет!
Я победно взглянула на Пабло. Барселонец выглядел каким-то растерянным. Понимает, что означает дождь? Скорее всего, да – он ведь знаком с Альбертом. Знаком… Но понимает ли он, что этот дождь значит для меня? Нет, даже я не до конца понимаю, что будет, когда я наконец сомкну пальцы на шее Альберта и сдую с его лица непослушные кудри. Что будет…
Глава XIX
Я никогда так не радовалась дождю, как сегодня – он стекал ручьями с одежды и волос, холодил тело, но не смывал с губ довольной улыбки. Лицо Пабло чуть просветлело, как и небо, хотя еще пять минут назад он не знал, на каком языке еще извиниться за то, что утащил меня с пляжа.
– Я был на все сто уверен, что дождь закончился!
Ты не ошибся, мачо. Он просто начался снова, чтобы охладить твой пыл и смыть следы твоих рук с моего тела! Говорил мой взгляд. Возможно, по-русски, потому Пабло так и не понял, что произошло.
Барселонец держал меня подле себя с такой силой, что на коже запястья остались красные следы, точно от наручников. Ужас! Странно он помогает Альберту, очень странно. И уж я точно не давала ему повода за собой ухаживать, если заключение в кандальные браслеты все же зовется в этих краях лаской. Крыса не в счет, это был форс-мажор – я бы на любого запрыгнула с еще большей страстью, чем в воде на него!
– Хочешь кебаб?
Есть мне действительно хотелось, но влезать в карман барселонца – увольте. Однако он уже толкнул дверь забегаловки. Спрашивает моего согласия он просто так, чтобы не молчать, наверное.
Район жилой, никакой пресловутой барселонской красы тут днем с огнем не сыщешь. Общепит подстать месту. Пластиковая стойка, высокие столы, табуреты, холодильник с прохладительными напитками и телевизор с вечным футболом. Такого даже в самой жуткой питерской дыре не встретишь.
Но какой у меня выбор? Кто платит, тот и еду заказывает. Я сама – увольте. От картинок и запахов мой организм вырабатывал вовсе не слюни. Однако когда мы вышли на улицу и через квартал уселись на скамейку, я сумела оценить местную арабские кухню: не зря, видимо, испанцы под мусульманами восемь веков жили! Хотя картошка, жареная в масле со специями, и в Африке картошка! Что уж говорить про шаверму в руках голодной питерской девушки… В общем, целые десять минут я не скучала ни по австрийской обходительности, ни по румынской бесшабашности, но вот сытый желудок тоска по Альберту скрутила куда сильнее голода.
Мы двинулись дальше, мимо жилых многоэтажек, мимо людей со своей собственной жизнью, мимо машин и автобусов, и мимо дождя. Тучи ушли далеко, и ни один человек, кроме меня, не мог предположить, что к ночи они вернутся и даже, возможно, принесут на своих черных крыльях грозу.
А нас уже чуть подсохшие крылья вынесли к лестнице, уносящейся в небеса. Я устала переставлять по ступенькам ноги, пока мы наконец поднялись на холм, с которого открывался вид на парк Гуэль. В пряничные домики надо было покупать билеты, и я несказанно обрадовалась, что они все закончились на сегодня – зачем Пабло вообще подошел к кассе? Не таскает же он в кармане пятидесятиевровые купюры?
Обойдя очередь, мы сначала начали спускаться по дорожке вдоль разноцветных вложенных мозаикой бордюров, мимо разношерстной туристической толпы, потом пошли снова вверх под сень переплетенных деревьев и на звуки музыки.
– Вот ради этого я и привел тебя сюда, – вздохнул подле моего уха Пабло, а я даже не дернулась.
Еще не придя в себя от открывшегося с горы вида на город и подсчета шагов, которые мы только что сделали от моря до парка, я погрузилась в новый транс: на тенистой площадке двое старичков играли на глюкофонах. С этим медным тазом я познакомилась на улицах Таллина, но исполнение того парня не шло ни в какое сравнение со звуками, извлекаемыми руками этих бородатых мастеров. Музыка взрывала мозг, заставляла нервы дрожать и сердце биться в неимоверном ритме. Во всем мире этот музыкальный инструмент называют космической тарелкой или барабаном счастья, но сейчас мое состояние было созвучно русскому варианту. Звенящие звуки действительно привели меня в состояние эйфории, и я, точно под действием наркотика, покорно позволила Пабло вывести меня на середину смотровой площадки, не помня уже, что секунду назад говорила в качестве отказа на его вопрос: «Можно пригласить тебя на танец?»
– Я не танцую фламенко…
– С где ты слышишь фламенко? Это даже не танго…
Я не знаю, что это была за музыка, что за танец, что за дурь в моей голове… Но я безропотно позволяла вертеть себя во все стороны, поднимать, опускать, прижимать к бедрам, откидывать назад и заглядывать чуть ли не в декольте, которое, кажется, открывало не только ему всю мою грудь… Я не смотрела ни на его шаги, ни на мои, не считала их, не предугадывала рутину танца – я вообще с трудом представляла, как наше скольжение по асфальту выглядит со стороны, какой чувствительностью обладает и попадает ли в такт музыки хоть один раз из пяти. В конце мне начало казаться, что мы танцуем самый медленный из самых запущенных медляков и такой же грязный. Вернее – танцевал Пабло, а я лишь перекатывалась в пространстве с одной его руки на другую, не выказывая в танце никакой инициативы. Если он сейчас еще и протащит меня между своих ног, это станет апогеем моего падения. Но в конце я повисла на руке – безвольным пляжным полотенцем.
Пабло так и не отпустил меня взглядом – и именно он, точно магнит, привел меня в вертикальное положение. Что это было? Точно не танец… Но танцевать он бесспорно умеет, только на свой лад, под внутреннюю музыку, слишком медленную… Зачем все это было? Предлог полапать меня или удивить?
Получилось и то, и другое. Первое меня взбесило, а второе взбесило еще больше. Собрав весь гнев в кулак, я отступила от кавалера на один шаг и сухо поблагодарила за танец. Но не за доставленное мне удовольствие. Его получил именно партнер. Вернее, взял без спроса. Мне же хотелось отряхнуться от танца, как отряхивается после купания собака – и я встряхнула плечами, придавая осанке королевский вид. Пусть Пабло уже вспомнит свое назначение при мне пажом, а не тем, кем он там себя возомнил, воспользовавшись моей растерянностью и воспитанностью.
– A ты, Викки, действительно классно танцуешь…
Это что еще за «Викки» такая – куда делась «Виктория»? Впрочем, он, кажется, обращался ко мне по имени только при первой встречи да по телефону. А теперь ему что, стало мало английского «ты», и он решил исковеркать мое имя?
– Альберто оказался прав…
Упоминание Альберта заставило меня прикусить язык и проглотить гневную тираду, готовую сорваться с него.
– В чем?
Спросила я зря, только перебила. Пабло не говорил такими короткими фразами. Предпочитал монологи.
– Что ты хорошо танцуешь.
– Вы обсуждали меня? – спросила я растерянно. Скорее импульсивно, чем подстегиваемая желанием узнать о себе много интересного.
– Нет. Не обсуждали, – голос Пабло сделался предельно серьезным. – Он просто рассказал чуть-чуть о тебе, и все.
– Что именно? – теперь я чувствовала в себе силу гестаповца на допросе пленного.
– Ничего личного, – ответил Пабло с гадкой усмешкой, которая не появлялась на его лице с выхода из квартиры. Ух, хамелеон! – Так, общие детали, чтобы я был в курсе…
– В курсе чего? – Я даже схватила его за руку, когда он отвернулся, чтобы отойти от музыкантов, которые выжидающе смотрели на нас: типа, будем еще танцевать или как? Но у нас по плану намечалась ссора.
– Как себя с тобой вести, как тебя развлекать… – тоже уже завелся испанец, и акцент в его английском сделался вдруг до безумия жутким. Он издевался надо мной, коверкая прекрасную речь!
– Не надо меня развлекать! – Я знала свой акцент и проклинала неумение говорить чисто. Но понять меня можно было без проблем. При желании, конечно. – Проводи меня до дома и можешь быть свободен.
Я вложила в голос достаточно силы, чтобы фраза прозвучала приказом, но Пабло все мои слова были по барабану.
– Для начала мы поужинаем, – это прозвучало вызовом.
Только на что? На дуэль? Или на свидание? Ни того, ни другого мне не было нужно. Быстрее домой, повернуть засов и выдохнуть. Входную дверь теперь откроет только Альберт. Хватит!
– Я не голодна. После шаурмы не уверена, что захочу даже завтракать.
– А как же вермут? А то я чувствую себя полным идиотом с пляжной сангрией.
Я чувствовала себя полной идиоткой с пляжной крысой. От взгляда на тело Пабло у меня ничего не включалось по женской части, а у него, похоже, ничего не выключилось со вчерашнего утра!
– Я не хочу пить…
В его обществе лучше оставаться абсолютно трезвой. Сангрию вышибло из меня крысой. Другого адреналина я надеялась не искать.
– Какое пить? – Пабло оставался до безобразия гадким. – Только попробовать…
Попробовать… Я попробовала его урезонить, но мне не хватило силы духа и словарного запаса. Однако ж мы вернулись к лестнице и пошли в сторону метро. Я старалась держаться от него подальше, и он не стремился взять меня за руку – что удивительно. Наверное, ждал, когда я малость подобрею после выпитого. И поэтому пить с ним я не буду ни при каких условиях…
– Эй…
Я не поняла продолжения. Все было на испанском. Несколько голосов: женский и мужской. Обернуться я не успела: Пабло схватил меня за руку и протащил пару метров, потом обернулся, и я с ним, но ничего не увидела.
– Что?.. – и дальше я не сумела ничего спросить, рука Пабло легла мне на талию и притянула к его жаркому телу. Если поцелует, я врежу ему по яйцам, точно.
– Кто-то решил, что я слишком сильно тобой увлекся.
Я смотрела ему в глаза. Смеющиеся и слышала какое-то шуршание… Потребовалась пара секунд, чтобы понять, что Пабло переложил деньги из заднего кармана шорт в передний, и последнее движение закончилось совсем уж неприличным прикосновением к кнопке на моей ширинке. Конечно, это вышло у него случайно – мы стояли друг к другу слишком близко, но я вздрогнула, отступила на шаг, и он как-то слишком неловко убрал провинившуюся руку себе за спину.
– Ребята предупредили о карманнике. Я его, признаюсь, не заметил. В другой раз буду аккуратнее убирать деньги. Спешка до добра не доводит. Ни в чем.
Я заставила себя смотреть ему в лицо. Это мелочь, которая ничего не значит. Так вышло и все. Забыть и идти дальше. И мы пошли к метро, и наши руки соприкоснулись лишь тогда, когда я протянула ему бумажный билет, чтобы пройти через турникет. В поезде мы сидели чинно. Я – у окна и делала вид, что любуюсь пестрыми домишками, мелькающими за стеклом. Пабло молчал, но не потому, что ему нечего было сказать, а потому что давал мне время соскучиться по его голосу. А я не скучала – я считала минуты до нашей станции, приплюсовывая к ним ходьбу бодрым шагом до квартиры, и «Адьёс, мучачо», «Финита ля комедия…» Я не твоя Коломбина, сколько бы ты ни желал этого!
Рамбла снова была многолюдна, шумна и радостна. Но я не радовалась со всеми, потому что Пабло рванул меня к первому же пустому столику с яростью разъяренного быка, и я подчинилась, точно поднятая на рога.
– Я не буду пить! – лишь сумела запротестовать я, почувствовал голыми ляжками холод железного кресла.
– Не пей, – ответил Пабло спокойно, устраиваясь напротив. – Просто посидим. Мы успели первыми…
Сумасшедший какой-то! To бежим от карманника, то играем в перегонки непонятно с кем за свободный столик. Хорош паж, ничего не скажешь! Конечно, в Альберте не меньше дури. Только его дурь романтична, а эта… слишком уж приземленная. Но приземлиться на стул оказалось делом очень приятным – сиденье и холодило, и давало отдых ногам, которым двадцать минут в метро не помогли прийти в норму после намотанных за день километров вплавь и по суше.
– Нет, Бакарди нам не надо. Тогда каву. Небольшую бутылку…
Я не успела открыть рот для очередного протеста. Официант сразу убежал через дорогу обратно в ресторан.
– С вермутом тоже не везет. Мартини можно купить и в магазине. Собственно можно и местный вермут купить в бутылках, но в ресторанах иногда бывает что-то необычное. Увы, не здесь… На Рамбле в Барселоне точно искать бесполезно. Туристы предпочитают знакомый им Мартини.
Пабло смотрел мне в глаза и видел полное отсутствие интереса к тому, что он говорил, и все равно продолжал сотрясать душный вечерний воздух.
– Скажи лучше, как ты познакомился с Альбертом? – перебила я единственным вопросом, на который меня интересовал ответ. Не то, чтобы эта информация имела существенное значение для моего пребывание в квартире Пабло, но уж точно лучше слушать вампирскую историю, чем обсуждать выпивку.
– Никак. Я с ним не знакомился.
Мои солнцезащитные очки лежали на столике рядом с салфеткой. Его – тоже, и все равно ни он, ни я не были в состоянии прочитать в глазах друг друга что-то дельное. Перед нами возникло блюдо с фруктами и сырами. Мне до него не было никакого дела. Я хотела получить нормальный ответ от этого ненормального барселонца.
– Почему ты так на меня смотришь? – спросил он.
– Потому что ты не отвечаешь на мой вопрос.
Он усмехнулся. Так гадко… Брр…
– Я ответил. Я с ним не знакомился. Я знал его с пеленок. Вернее, он знал меня… Я вообще мало, что помню из детства, странная память… И его почти не помню, но он был рядом, всегда… Ну не всегда…
Теперь, кажется, мы начнем говорить правду или хотя бы связно! Или снова станем юлить, скрывая правду? Зачем? Спросил бы он меня, я бы прямо ответила – мы познакомились на концерте классической музыки. Так он не спрашивает. Видимо, он все про меня знает… Ужин, выпивка… Нет, милый, тебя я в свою постель уж точно не приглашу. Сегодня она занята. И завтра тоже, и послезавтра, и так до последнего моего дня под палящим каталонским солнцем. Впрочем, сейчас душно из-за надвигающейся грозы. Дождик не особо помог с прохладой. Но ночью мое сердце будет громыхать вместе с раскатами грома.
– Альберто бывал у нас наездами. Иногда оставался на неделю, иногда исчезал бесследно на несколько месяцев. Я никогда не знал и до сих пор не знаю, зачем он приезжает в Барселону. Моего деда и бабки давно нет в живых, родителей тоже, а я… Не думаю, что хоть каплю ему интересен…
Вот, наконец-то я услышала правду. О нем, пусть горькую, но такую правдивую. Ты не интересен не только Альберту, но и мне и именно потому, что не интересен Альберту. Такие личности, как ты, просто не могут быть интересны людям искусства.
– А что ты делаешь по жизни? – спросила я в лоб.
Пабло потупился, схватил виноградину и расплющил в пальцах.
– Правду?
– Ничего, кроме правды.
– Телефоны продаю в представительстве Водафона. Достаточно хорошо продаю… А ту салюд, – повторил он тост с пляжа.
А ту, а ту… Каву хотелось еще вчера. Но вот она в бокале, на губах и в организме. А всего-то для исполнения желания надо было подождать какие-то сутки. Я целый день ждала Альберта. От ожидания остался какой-нибудь час, пусть даже два.
– Я обязан Альберту жизнью, – сказал Пабло так неожиданно, что я чуть не захлебнулась последним глотком.
– Я тоже, – отозвалась я почти сразу.
– Ты не так, – он снова улыбался.
Он узнал обо мне, кажется, даже то, что я хотела бы держать в секрете от постороннего. Я тете Зине почти ничего не рассказала, а Альберт, выходит, трепло? Или вампирам тоже не чужды мужские разговоры? Все возможно… Он слишком импульсивен: выболтает сначала, и лишь потом задумается над сказанным.
– Слышала что-то о бомбежках тридцать восьмого года? – Я отрицательно мотнула головой. – И не важно. Бомбили Барселону несколько дней. В одну из бомбежек дом, где жил мой дед, был полностью разрушен. Он был совсем крохой, ничего не помнит, а Альберто просто сказал, что вытащил его и еще одну девочку, соседку, из-под развалин и сумел передать врачам. Родители обоих малышей погибли. Он забрал потом из больницы моего деда и мою, – Пабло мило улыбнулся, отводя глаза в сторону, – и мою бабушку… И передал их в довольно дорогой приют, за который платил. Навещал их иногда, и оба почему-то стали звать его папой… В общем-то больше о своем, можно сказать, прадедушке мне сказать нечего, – и Пабло пододвинул ко мне тарелку с сырами. – Не игнорируй. Хочешь еще кавы?
Я отрицательно мотнула головой. С меня хватит и пузырьков, и историй, и даже сыра.
– Я хотела бы уйти. Мне нужно личное время. Ты не против?
Пабло засуетился и сразу же встал.
– Конечно, конечно… Я просто думал, что тебе наоборот скучно одной…
– Спасибо за пляж, – ответила я, чтобы пресечь никому не нужный обмен любезностями.
Мы пошли знакомой мне уже дорогой. Я держала руки в карманах шортов, чтобы Пабло не вздумалось поймать мои пальцы. Южане не держат дистанции, но я-то северянка и уж точно не допускаю до тела посторонних мужчин. Один, второй, третьего не будет…
Мастерская закрыта, собаки нет, пьяного мужика тоже. А вот и мотоцикл.
– До завтра, – бросил Пабло, оседлав своего железного коня.
Я многозначительно промолчала и просто сказала:
– Буэнас ночес…
Что в переводе с испанского на общедоступный должно было прозвучать так: вали отсюда и не возвращайся. Мне так хотелось верить, что хоть в своем родном языке он разбирает оттенки и подтексты. Доброй ночи… Мне. У меня она будет бессонной, но точно доброй… Стараниями прадедушки Пабло.
