Текст книги "По встречной в любовь (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
Глава 19. «Немедовый кофе»
Иннокентий не верил, что уснет, поэтому даже и не пытался заснуть. Достал из пиджака пачку сигарет и вернул обратно – курить не хотелось. Пошел за водкой, но тоже передумал. Сколько бы ни было места в квартире, а места для себя он так и не нашел. В итоге сел в кресло, уставился в разрисованную стену и набрал Насте. Та ответила простым тихим «Алло», и он не знал, как понимать такое приветствие – она не желает с ним говорить или просто мама находится слишком близко.
– Настюш, у тебя все в порядке?
Он не знал, зачем обратился к ней так. Просто захотелось утешить, прижать к груди и погладить по волосам. Но она грустила на другом конце города, и между ними была лишь мобильная связь, которая вдруг отказалась принести к нему хотя бы желанный голос.
– Ну что ты молчишь? Насть, ну хочешь я приеду? Утром или даже вот сейчас, хочешь? Мне не надо было уезжать. Я повел себя, как дурак. Настя, ну скажи мне хотя бы слово. Пожалуйста.
– Кеша, у меня все хорошо, – проговорила она шепотом.
Нет, мамы рядом нет. Но она же с ней в одной квартире, а квартира, наверное, крохотная.
– А у меня все плохо, – он замолчал, но она ничего не сказала. – Настя, я завтра снова приеду. И если ты не выйдешь ко мне с собакой, я сам поднимусь к тебе. Какой номер квартиры?
– Кеша, не надо приезжать. Маме нервничать нельзя. Хватит ей моего брата.
Иннокентий радовался отсутствию в гостиной зеркала. Видеть сейчас свою рожу ему совершенно не хотелось. Звериный оскал, не иначе. Какая же она дура!
– Слушай, я уверен, что проблему твоего брата могу решить за секунду. У меня нет знакомых в мебельном бизнесе, но я могу поддержать его семью, пока он ищет новую работу. Он должен только понять, что на старой ничего не светит.
Она все равно не ответила. Он подался вперед и сильнее сжал телефон.
– Настя, я не хочу потерять тебя лишь потому, что кто-то поступает с девушками плохо и твоя мать решила, что я такой же. Я не такой. Мне кажется, у тебя была возможность в этом убедиться. Разве нет?
Сидит себе там молчком, а ему с ума сходи! Он потер лоб и готов был уже поднять свою голову с колен за волосы, иначе она не поднималась, отяжелевшая от черных дум, и тут Настя вдруг открыла рот:
– Кеша, зачем я тебе?
Он зажмурился и не сумел сдержать стон. Откинулся на мягкий кожаный подголовник и начал съезжать вниз, пока не уперся ногами в ножку кофейного столика.
– Настя, а какого хрена, скажи, ты нарисовала у меня на стене Адама и Еву?
Она не ответила. Он тяжело выдохнул. Мимо трубки, но Настя все равно услышала.
– Так тебе не понравилось все-таки?
– Мне не понравилось, как ты со мной обошлась.
Он подтянулся в кресле и сел, прижимая телефон к уху, точно медяк к синяку: с надеждой, что все сойдет на нет – обида, ссора, недопонимание – или хотя бы боль уйдет. Но Настя продолжала молчать. Хотела ли она слушать его речи тоже было под большим вопросом.
– Настя, я не сделал ничего, за что мне могло бы быть стыдно, но ты не защитила меня перед матерью…
– Ты не понимаешь! – почти что взвизгнула она в трубку.
– Я действительно не понимаю. Я не спрашиваю тебя про твоего бывшего. Возможно, у твоей матери есть основания сомневаться в твоей возможности сделать правильный выбор. Но если меня отшивают из-за слухов и чернушных сериалов, то мне реально обидно.
Она снова молчала.
– Настя, ты не можешь сейчас говорить или не хочешь?
Или вообще ничего не хочешь – хотелось закричать ему, но он стиснул губы. Сейчас ей легче всего послать его на три буквы, даже если потом дура год будет реветь в подушку. Совершеннейший же ребенок!
– Можно я тебе завтра позвоню? – спросила она тихо.
– Конечно, можно! – его поспешный ответ наложился на последние слова Насти. – Только не психуй! Поверь, у меня тоже не все гладко с матерью. И она не всегда принимает мои решения. Но в некоторых вещах с мамами лучше не советоваться.
– Я поняла, – сказала она после секундной паузы. – Я позвоню тебе завтра, не из дома. Доброй ночи.
– И тебе. И твоей Эйты тоже.
– Она лежит у меня на кровати и виляет хвостом.
– Счастливая! Я ей завидую…
И осекся. Нет, язык у него явно отключился от мозга. Именно за это девочке только что влетело от мамочки!
– Орешки для белочек остались. Пойдем завтра гулять с собакой?
– Я тебе позвоню.
– Ладно, спи. Давай.
Он опустил телефон на стекло кофейного столика. Понимал же, что не надо даже начинать с маминой дочкой. Не доросла она до взрослых отношений. Но смотать удочки сейчас – это как лишить Настю надежды на то, что бывают хорошие парни, которые не бросают девчонок. Он попытается поухаживать за ней: выгорит из их отношений что-то – хорошо. Нет – никто не будет в обиде.
Иннокентий хотел в это верить. И в сон, который выключит время и снова включит ровно перед звонком Насти. Но позвонила она только в половине двенадцатого.
– Кеша, у тебя сейчас много дел?
– Ну, работаю… А что?
– А я внизу тебя жду. На улице. Можешь спуститься?
– Сейчас!
Иннокентий ответил, уже вскочив из кресла.
– Ты куда? – бросила ему в спину Валерия Ильинична, когда он уже почти хлопнул дверью.
– Скоро буду.
– Как скоро?
– Не знаю.
Слетел вниз, подлетел к двери. Шарахнул обеими. Настя стояла у стены во вчерашних, не рваных, джинсах и в той же джинсовой курточке. Только футболку сменила на белую блузку с воротником, треугольники которого лежали поверх синей джинсы. Он не мог решить – целовать ее или нет. Накрашена. Впервые. Жалко портить такую красоту.
– Хочешь в офис подняться?
Она мотнула головой.
– Тогда пошли в кафе, – он махнул рукой через дорогу, а потом опустил ее на Настино бедро. – Я люблю такие приятные сюрпризы. А то уже злился, что давно утро, а ты все не звонишь и не звонишь.
– У меня была важная встреча.
– Деловая? – Она кивнула. – Удачная? Новый заказ? – Она мотнула головой. – А чего тогда?
Настя подняла на него глаза. Очень серьезные.
– Я сейчас тебе расскажу.
Иннокентий стиснул ее пальцы, чтобы перевести через дорогу, как маленькую. Она чуть заметно поджала накрашенные розоватой помадой губы. Он улыбнулся и на другой стороне улицы потерся носом о ее щеку. Прохладную и теплую одновременно.
– А знаешь, что у Ксюшиной кошки оказалось?
– Беременность? – брякнул он и закрыл рот. Черт, у него же встреча с Никитой! Но ничего… Подождет.
– Аллергия. На попугая.
Настя произнесла это очень серьезно, и он сильнее сжал ее пальцы.
– Шутка такая? А у мышек на попугаев тоже бывает аллергия?
Она поджала губы еще сильнее.
– Нет, я серьезно! Он по всей квартире летает, все в перьях. Кошка их нажралась, вот ее и рвало комками. Думали сначала, собственная шерсть, а теперь решили, что все же перья. Дали таблетки. Все, как рукой сняло. Теперь не знают, что делать…
– Надо от попугая избавиться? Давай я Тимке возьму.
Она мотнула головой.
– Не думаю, что они отдадут его вот так сразу. Полгода же не было никакой аллергии. Может, пройдет…
– Может и пройдет, – он придержал для Насти дверь и указал на столик в дальнем углу кафе. – Пошли туда.
Заказали по кофе и медовику. От салата Настя отказалась.
– Ну, что у тебя там такого важного, что ты мне не позвонила?
Настя опустила глаза к кофе.
– Кеша, мне нужна твоя помощь.
– Давай, говори. Только не вот так, с опущенными глазами. Я не прокурор.
Настя уставилась на него, нещадно моргая. Может, просто ресницы не в состоянии были вынести лежащей на них туши?
– Ты можешь сделать мне липовую справку о зарплате?
Опаньки. Приехали. Честная Настя, которая всем говорит только правду. Он опустил ложку, так и не отломив от торта кусочка.
– Зачем тебе?
– Можешь?
– Не могу, – ответил он быстро.
Она опустила глаза и спрятала руки под стол.
– А зачем тогда спрашиваешь? – в голосе задрожала обида.
– Потому что хочу тебе помочь. Но не липовой справкой. Мы не какая-нибудь шарашка. Зачем тебе справка? В банк? У тебя кредит? Сколько?
Она не поднимала глаз, продолжая смотреть на нетронутый кусок торта.
– У меня нет никакого кредита. Мне его не дают, а он мне нужен.
– Я спросил, сколько?
– Я не скажу. Не можешь сделать справку, значит, не можешь.
– Настя, ну что ты как маленькая, прямо? На что тебе кредит? Ну не машину же с квартирой ты собралась покупать? Скажи мне, сколько тебе надо. Сто тысяч я дам тебе прямо сейчас и даже не спрошу зачем они тебе понадобились.
– Мне нужно больше, чем сто тысяч.
Она снова жутко моргала.
– Настя, а с чего ты решила отдавать такую сумму? Ну дам я тебе справку, а дальше-то что?
Она пожала плечами и снова уткнулась носом в чашку остывающего кофе.
– Настя, на что тебе кредит нужен?
– Чтобы выплатить другой, который давно просрочен.
Она подняла голову, но лишь на секунду, но и секунды оказалось достаточно, чтобы он увидел в ее глазах слезы. У стола четыре стула, и он мигом пересел на другой, и, когда обнял Настю за плечи, та сразу же ткнулась ему в плечо.
– Ну все, хватит… Ты забыла, что глаза накрасила?
Он схватил со стола салфетку и принялся промокать ей глаза. Настя не вырвалась, даже не дернулась, только громко всхлипнула.
– А теперь все по-порядку. Просрочен? Кем? Ну когда ты могла его взять? На бурное отмечание восемнадцатилетия, что ли?
Она кивнула.
– Не ври мне!
– Я не вру, – она чуть отстранилась от его груди. – Только восемнадцать лет я отмечала в больнице. У мамы. У нее был рак, а она скрывала его от нас до самой операции, а после больницы я совершенно случайно услышала ее ночной разговор с подругой о том, что ей слишком долго ждать химию и все может закончиться очень плохо. Илья, мой брат, сказал, что возьмет кредит и пусть завтра же ей ее сделают. Но маме мы про кредит не сказали. Илья сказал, что это его сбережения, его и его жены. А сейчас выяснилось, что он не только этот кредит не выплатил, так еще и на ремонт дома брал. Понятно, что еще одного кредита ему на дают, его жене тоже. Маме мы не можем об этом сказать, да у нас от ее зарплаты не так много и остается. И ей нервничать нельзя, а то все вернется. И я совершенно не знаю, что мне делать.
Она смотрела на его пустой стул и ему пришлось развернуть ее к себе за плечи. Под глазами у Насти появились новые черные круги.
– А делать надо вот что: назвать сумму. Полностью. А потом мы с твоим братом уже сами разберемся. Без тебя. Ну, долго еще молчать будешь?
– А я не хочу от тебя денег, – буркнула Настя зло и попыталась освободиться от его рук: не вышло.
– А тебе я денег и не даю. Я даю их твоему брату как беспроцентную ссуду. Потом вернет. Сколько ему надо? И когда?
– Должно хватить трехсот. Это много, да?
– Ты знаешь, что это много. Но я найду их. Когда надо? – Она снова опустила глаза. – Давайте завтра приезжайте вместе. В руки денег не дам. Пойдем в банк и закроем кредит.
– А что я Илье скажу?
– А что ты скажешь своей маме, если она узнает, что у нее сын по уши в долгах? А? Никакой банк вам не поможет. Но все, что можно решить деньгами, не проблема. Так что не нервничай.
Она снова шмыгнула.
– Пей кофе и ешь торт. У меня встреча через…
Он не успел взглянуть на часы, телефон зазвонил. Коротков вдруг вспомнил его личный номер.
– Да, – ответил Иннокентий и, когда Никита попросил его встретиться вне офиса, сказал: – Если только тебе не стыдно будет говорить о своих делах при моей девушке, приходи в кафе напротив офиса. Да, да, в то самое. Да, мы уже тут. Так что можешь прямо сейчас. Да, жду.
Настя бросила ложку.
– Я пойду…
– Сиди! – осадил Иннокентий ее довольно грубо. – Баш на баш. Я тебе помогаю с братом, ты мне помогаешь с этим уродом. Надеюсь, что хотя бы при тебе он не будет нести чухню.
Иннокентий хотел сказать иначе, но в последний момент передумал и подыскал цензурный синоним. Затем передвинул к Настиному свой нетронутый кофе и торт, решив остаться с ней рядом. Никите он заказывать ничего не станет.
Глава 20. «Сложно быть девушкой»
Никита Коротков явился на встречу не в костюме. Джинсы, рубашка и все – без галстука. Такой прямо домашний, что у Иннокентия заскрипела на зубах даже мягкая обсыпка медовика. Он заставил себя подняться для приветствия, но протянутую руку проигнорировал. Никита сделал вид, что не заметил пренебрежения и отодвинул этой рукой стул. Кивнул Насте. Та – ему. Иннокентий бросил коротко:
– Настя. Никита. Она знает, кто ты, – добавил он тут же, не желая услышать из уст Короткова «Муж Лиды» или «Муж его сестры». – Садись!
Никита сел и потер бородку. Зачем отрастил? Для солидности? Не придала она солидности, только больше подчеркнула козлиную натуру. У Иннокентия аж руки чесались съездить ему по морде, и он спрятал одну на спинке Настиного стула.
– Вы давно вместе? – спросил Никита, явно заметив, как Настя дернулась в сторону от своего соседа. – Я от Лиды ничего о вас не слышал.
Иннокентий сжал губы – сейчас еще брякнет что-то про Монику. Ведь дура-сестра явно трепалась с ним о том, что обязана была держать при себе.
– А я о сокровенном с сестрой с некоторых пор не разговариваю.
Никита нервно кивнул.
– Понятно.
Он явно оценивал Настю по всей своей циничной шкале: с косметикой, даже чуть потекшей, Настя стала выглядеть чуть старше. Хотя плевать… Какое ему дело до Никиты и его мыслей.
– Вы что-то решили? – спросил Иннокентий, сильнее откидываясь на спинку: шея слишком затекла от напряжения и нервов.
– Да, решили, – Никита громко выдохнул, раздув бритые щеки и сильнее стиснул пальцы, которые держал на столе в замке. – Но мне нужна твоя помощь.
– Я тебе не помощник, – оборвал Иннокентий еще даже не озвученную просьбу.
– Слушай, давай как мужик с мужиком поговорим? – Никита стрельнул глазами в сторону притихшей Насти. – Ничего, что при ней?
– А у меня от нее секретов нет, – нервно усмехнулся Иннокентий. – Говори, говори…
Хотелось при этом добавить, что разговора мужика с мужиком состояться не может: здесь мужик только один или даже половина мужика, и эта половина явно не от Короткова.
– Иннокентий, я с трудом делаю восемьдесят тысяч сейчас. Я стараюсь, но пока никак. Только от старых долгов отделался.
– То есть справку ты не принес?
– Слушай, ну какая справка? Сказать тебе мою официальную зарплату? А то ты не знаешь!
– Давай, Никит, короче. У меня рабочий день.
Он кивнул, покосился на Настю и сказал полушепотом:
– Я хочу сохранить семью. Мне тридцать три. Я уже не мальчик.
– А два года назад был мальчиком?
– Четыре года… – Никита опустил глаза. – Ну, три… У меня сорвало крышу, почему ты не можешь в это поверить? Ну и… Ты у нас тоже не пушистый…
– Давай короче! – перебил Иннокентий, тронув Настю за плечо. – Чего тебе от меня надо?
– Не проси с меня денег за квартиру. Не сейчас. До ста штук доберу, дам тебе знать. Ну и Лиде ты можешь больше денег не давать. Мы справимся. Только…
Никита тяжело вздохнул и постучал костяшками пальцев по столу.
– Убеди сестру сделать аборт. Я двух детей не потяну. И по-хорошему возьми ее на работу. Хоть тысяч на шестьдесят.
Иннокентий тоже нагнулся к столу, но стула не отпустил.
– Думал, я потяну, когда его делал?
– Слушай, – Никита понизил голос и снова бросил взгляд в сторону отвернувшейся к окну Насти. – Я его не делал. Ну, в смысле, не специально. И я был против изначально. Я не хочу обвинять Лиду, но, может, она так удержать меня хотела… Хотя я никуда не собирался.
Иннокентий стиснул зубы. Молчать, молчать, молчать…
– Ну, помоги мне. Я же ни на что не могу претендовать, кроме как своего ребенка. Ну что, тебе эти двадцать штук погоду сделают? Ну так я дам их тебе. Но тогда сестра твоя получит меньше…
Иннокентий заставил себя прижать спину к спинке стула.
– Никита, а почему я должен тебе верить?
– А почему тебе мне не верить?! – Никита повысил голос. – Тебе-то чего бояться? Лида не придет к тебе за деньгами и нового ребенка не будет. Чего ты теряешь?
Иннокентий молчал. Никита тяжело выдохнул.
– Понимаю… Хочешь просто, чтобы по-твоему вышло. И тебе плевать, что будет с Тимкой и Лидой. Но я не разведусь с твоей сестрой, потому что хочу быть с сыном. И она не разведется со мной. Хоть усрись! Ты ничего не сделаешь с этим! И я вообще не понимаю, что ты лезешь в нашу жизнь? Что я тебе поперек горла-то встал? Я у тебя лично ни бабла не взял, ни бабу не увел. И половину из них снимал твой дядька на всех. На тебя тоже!
Иннокентий бросил стул и опустил на стол кулак.
– Хватит! Заткнись! – прорычал он шепотом.
Никита только рассмеялся.
– Ага! Люблю я, Гореловы, ваши двойные стандарты. То, что вам можно, другим нельзя.
– Ты, кажется, просить пришел…
Никита вскочил.
– Да ничего мне от тебя не надо. Когда квартиру освободить?
– Когда ты мне справку о съеме новой принесешь, – одной рукой Иннокентий сжимал теперь Настино плечо, а пальцами другой выбивал дробь на столе. – Пока Тимка будет жить у бабушки.
– Какое же ты дерьмо, Горелов!
Никита размашистым шагом вышел из кафе, шарахнув дверью так, что обернулась не только официантка, но и посетители. А Настя тут же поднялась, скинув его руку, и проговорила скороговоркой:
– Я пойду уже. У меня дела.
– Настя, сядь, доешь торт и выпей кофе, – Иннокентий пытался говорить ровно, но выходило с трудом. – Семейные дела моей сестры – это ее семейные дела, и я буду решать их, как умею. Пожалуйста, не мешай сюда наши с тобой отношения.
– У нас нет никаких отношений, – пробубнила она себе под нос.
– У нас есть отношения. Я никого никому еще ни разу не представлял своей девушкой. Ты – первая. И я, как и ты, не люблю лгать. Пожалуйста, Настя, – он снова тронул ее за плечо. – Я впервые иду на открытые отношения. Мои родственники не подарок. Все, как один. С ними будет тяжело, предупреждаю сразу. Но со мной будет легко. Это я могу тебе пообещать с чистой совестью.
Она продолжала глядеть в стол, и он чуть нагнулся, но не тронул губами щеку, хотя и очень хотелось.
– Настя, давай по-взрослому. Я не маленький мальчик. Никита не особо привирал. Дядя умело ведет переговоры – знает, кому налить, кому бабу снять. Такие уж мы люди, нас не переделать… Отец с его принципами побирался бы. И да, в его глазах я не всегда был хорошим сыном, но… Настя, – Иннокентий выдохнул. Шумно. – Я хочу, чтобы ты мне доверяла. Ты мне очень нравишься, Настя. И… Ну в общем все. Пей уже кофе. Или взять другой?
Она мотнула головой и отхлебнула из чашки. Потом взяла ложку, по-прежнему не глядя в его сторону.
– Кеша, не надо мне помогать, – прошептала она, прожевав наконец кусочек медовика. – Помоги лучше сестре.
Он хотел взбрыкнуть, потому вцепился зубами в край кружки. Держать себя в руках рядом с Настей невероятно трудно. Да и вообще невозможно!
– Это две не взаимосвязанные вещи, – цедил он сквозь зубы. – Ты – это ты. Лида – это Лида.
Иннокентий вынул из кармана телефон и набрал сестре.
– Лида, я психанул. Никита еще не позвонил, нет? Короче, никуда вам съезжать не надо. Но Тимка пусть поживет пока на даче. Пока ты не оклемаешься. Ну, ты поняла…
Лида молчала. Он ждал.
– Давай я приеду? Давай все обсудим? Ну не молчи ты!
– Я не хочу ехать туда с Никитой, – послышался наконец из динамика дрожащий голос сестры. – Ты меня отвезешь? И дождешься?
– Отвезу и дождусь. Лида, это правильное решение. И я с дядей Сережей поговорю про работу.
– Я не хочу у вас работать, – ответила она мгновенно. – Да я лучше в библиотеку пойду!
– Лида, ну что ты заводишься? Мы же семья.
– Ты – да. Они – нет.
– Блин, Лида… Ну к черту! Опять ты гонишь на дядю. Ладно, сама назначишь? Вдруг чего-то спрашивать будут, я ж не знаю, что ответить. Перезвони, я отменю все встречи.
– Сейчас позвоню. Маме только ничего не говори. Хорошо?
– Хорошо. Сама все потом скажешь, – он сжал губы, даже пожевал их чуть-чуть. – Лидка, ты же самая замечательная. Ты у меня шоколадные конфеты из новогодних подарков не тырила.
– Дурак ты…
– Пока.
Он убрал телефон и шумно выдохнул.
– Я дождусь звонка от сестры, а потом мы решим, когда ты подъедешь с братом, идет?
Настя кивнула и уткнулась в блюдце с тортом.
– Настя, пожалуйста… – он придвинул стул еще ближе, тронул коленом ее коленку, и Настя вся выпрямилась, даже замерла, точно позировала. – Думаешь, мне не больно? Мне больно, но не я в этом виноват. Я не знаю, сколько правды в словах Никиты, но в тридцать лет уже должна быть на плечах голова. Тогда тело не страдает. Ну что я должен был сделать? Ты же слышала, что он не хочет этого ребёнка!
Она пожала плечами и еще ниже пригнулась к блюдцу.
– Все равно Лиду жалко. Как представлю…
– А ты не представляй!
Иннокентий против воли повысил голос, и Настя еще ниже наклонилась к чашке. Ему даже пришлось поднять ее. Чуть ли не за шиворот. Она наконец-то смотрела на него. К счастью, след от туши на нижнем веке не сделался ярче.
– Настя, когда двое взрослых людей залезают в постель, они понимают об ответственности. Когда один снимает резинку или другая втихую решает залететь, эта ответственность становится еще выше. И перекладывать ее на чужие плечи – свинство. Даже если это плечи родственника. Я люблю Лиду, но этот ребенок ее лишь наполовину. Понимаешь? Да ничего ты не понимаешь!
Он отпустил ее плечи и отвернулся, да так быстро, что встал локтем прямо в свой торт. Теперь он выругался так, как должно ругаться в таком случае – безо всяких купюр.
– Подожди!
Настя схватила салфетку и принялась стирать с пиджака налипший крем.
– Пусти, я замыть схожу!
Ему нужно было в туалет не только ради пиджака: не только замыть, но еще и отлить, и умыться, и удариться головой о стену. Да почему ему нужно было встретить Настю именно сейчас – ни неделей раньше, ни неделей позже. Закончилось бы все, и она никогда бы не узнала про их семейную грязь и мышиную возню, дележку квартир и денег… Знал же, что Никита урод. Какого же хрена оставил Настю за общим столом?! Мать ее накрутила, а он не успокоил, а только добавил.
О каких отношениях теперь вообще может идти речь? Если только о плате за услугу услугой… За деньги, которые он обещал ее брату. И больше идти ей не к кому. Вот и все. Мышеловка захлопнулась, и мышка будет покорно плясать под его дудку от безысходности. Но дело сделано, на попятную идти – посылать ее на панель, потому что братик, видимо, действительно не способен работать головой. А мать действительно надо беречь – девчонка еще совсем девчонка, чтобы остаться один на один с этим миром. Что ж, раз ему навязали роль плохого парня, он будет ее играть, чтобы хорошая девочка осталась хорошей. Сволочей вокруг предостаточно. Настину душу еще нужно постараться рассмотреть за густыми ресницами, а вот круглый зад увидит каждый.
– Ты сейчас куда? – спросил он первым делом, вернувшись к столу, а она вместо ответа отвела в сторону рукав пиджака, осматривая пятно: жирное, ничего не помогло. – Да хватит уже! – он вырвал руку. – Пиджак и пиджак, другой надену.
Она снова выпрямила спину до предела, вскинула голову.
– Поеду домой открытки делать.
– Какие?
Она пожала плечами.
– Да разные… В основном под заказ, но есть и готовые, их тоже иногда покупают.
– Можно что-нибудь посмотреть? Пару важных дат у важных персон намечаются. Открытки ручной работы самое то…
– Я тебе их просто так отдам.
– А я просто так не возьму, – Она вспыхнула, и он опять прикусил язык. Ну ведь факел, черт ее дери, а ведь не рыжая же! – Могу в восемь подъехать.
Настя бросила в его сторону короткий взгляд и снова уставилась в чашку, теперь уже пустую.
– Сегодня не надо. Мама меня даже в центр не хотела отпускать…
– Вот поэтому и надо, – Иннокентий поймал ее руку. – Я приду к тебе посмотреть на открытки и показаться маме. Идет?
Она мотнула головой.
– Кеша, не надо. Она очень на взводе. Я же тебе все объяснила…
– Ничего ты мне не объяснила! – он ослабил хватку и просто погладил пальцы. – Это из-за того мудака, да, я страдаю? – Она молчала. – Настя, ну хватит… Попалась на удочку богатого козла, так, что ли?
Теперь она подняла голову. Повернулась к нему. Пригнулась, точно боднуть собралась.
– Сосед с дачи. У него был только мопед. Но я никогда не каталась с ним. Боялась.
Он сам коснулся лбом ее лба – горячего, но твердого. Он вот такой же твердолобый.
– Тогда чего она так взъелась на меня? Скажи ей, что пудрили девкам мозги лет так двадцать назад. Сейчас только отбиваться успевай от циничных сучек. Давай я приеду, а?
Настя отстранилась, отвернулась – на полоборота.
– Я попрошу ее отпустить меня с собакой в Сосновку.
– И со мной?
– И с тобой. И напишу тебе или позвоню. Только ты не обижайся, если она не отпустит.
– Не обижусь. Я терпеливый. Давай, что ли, в театр в субботу сходим? В театр она тебя отпустит?
Настя мотнула головой.
– Не поверит, что в театр. После воскресенья.
Кеша поджал губы.
– Ну и говори после этого родителям правду. Тогда ври – что едешь ко мне, с ночевкой. Не запрет же в самом-то деле!
Он пытался улыбаться, но выходило очень искусственно – губы точно сделались резиновыми и отказывались тянуться. Рвались. Очень больно.
– Ты это серьезно про субботу? – спросила Настя очень серьезным тоном.
– Про театр – да. Все остальное в шутку. Настя, – он придал лицу привычную для деловых встреч серьезность. – Совсем без шуток. Нам надо начинать нормальное общение. Без всяких там «мама пустит», «отпрошусь у мамы»… Ну ты же взрослая девочка уже.
Ресницы опустились, Настя закусила губу.
– Приезжай в восемь. Но не поднимайся.
– Ну хоть что-то.
Хоть что-то… Когда же этот «лед тронется» он даже не мог представить. С домашними девочками он никогда раньше не встречался.
