Текст книги "По встречной в любовь (СИ)"

Автор книги: Ольга Горышина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Глава 5.  «Бабушкина комната»

       Пятница не отменяла делового костюма. Пришлось прихватить в пакете джинсы и футболку, а с ней и летнюю хлопчатобумажную куртку – теперь вопроса «куда намылился среди рабочего дня?» не должно было возникнуть, ведь ежу понятно, что на дачу.

       – Матери привет, – бросил Сергей Александрович племяннику достаточно сухо.

       Иннокентий никогда особо не задумывался о корнях такого улыбчивого равнодушия дяди Серёжи к жене брата. С её стороны отношения тоже были вежливо-натянутыми. И за три последних года по пальцам можно было пересчитать, сколько раз они собирались за общим столом. О чем разговор, он и сам как-то все только по делу к родственникам обращался. Даже матери не звонил, кидал эсэмэски. Звонила она, да и то всегда не просто так поболтать. В основном, из-за Лиды. Смерть отца разделила жизнь и отношения в семье на «до» и «после». И «после» общаться по-родственному тепло не особо получалось. Но такова"селяви», как говорят не-французы.

       Лида сообщила, что оставила собранную сумку у дверей. Иннокентий даже удивился, что сестра не позвонила в четверг с категорическим отказом куда-либо ехать, а он уже заготовил ей отповедь за лишение сына чистого воздуха. В Репино сосны, сосны и ещё раз сосны – то что нужно после загазованного центра. Давно надо было переселиться с Обводного канала хотя бы на Ваську. Впрочем, он никогда не чувствовал себя хозяином бабушкиной квартиры. А сейчас нужно было, чтобы это уяснила себе сестра, раз и навсегда.

       Он сказал Лиде, что заберёт вещи, а потом и её с сыном сразу после представления. Хорошо им повеселиться. А у него свой цирк намечается. С дрессированными мышами и попугаями. Он приехал в квартиру заранее, хотя и получил от Моники сообщение, что Настя задерживается минут на двадцать. Подождет, он и так уже слишком долго ждет. Неразбериха в собственной душе и в делах мучила его даже сильнее проблем сестры. С Лидой все просто – надо посильнее надавить, и она сделает все, что он от нее потребует. В конце концов, до нее же должно когда-нибудь дойти, что делает он все это ей и ее сыну во благо!

       Иннокентий вытащил из кармана пачку, но тут же засунул сигарету обратно, вспомнив, что в доме ребенок, и Лида строго-настрого запретила курить. На табак у сестры чутье, как у легавой на уток, а он не может оставить в пустой квартире окна открытыми. Пришлось выпить полный стакан воды. Немного отлегло.

       Он глянул на встроенные в микроволновку часы – до встречи с Настей оставалось минут пять. Он точно знал время, которое требуется, чтобы дойти сюда от метро: отец до двадцати лет не пускал его за руль, а навещать два раза в неделю бабушку входило в его семейные обязанности. Он приезжал сюда после учебы за вкусным обедом. Иногда даже с приятелем. До поздна не засиживался: дворы здесь жуткие, а он не для того родился и учился, чтобы доказывать шпане, что не дебил.

       Расписывать они будут как раз бабушкину комнату. Под детскую выбрали именно ее, чтобы успокоить нервы отца. Бабушка долго болела, он даже оставался у нее на ночь, отпуская сиделку, но все равно не сумел подготовить себя к ее уходу – наверное, потому так попустительски отнесся к выбору дочери. Никита выбрал правильное время, чтобы сделать Лидке предложение. Все рассчитал, гад…

       Иннокентий выглянул в окно – пять лет прошло, а ничего во дворе не поменялось: все те же желтые стены, те же мелкие окна, те же раздолбанные машины… А в квартире все другое. Вынесли на помойку всю мебель, даже антикварную. Осталась только вешалка: слишком хорошо она вписывалась в прихожую. Иннокентий бросил на нее сумку с документами, как бросал еще недавно рюкзак с учебниками. Скучает он по бабушке с той же силой, что и прежде? Кажется, еще сильнее – они с отцом были очень похожи. И с ним… Он хотел в это верить, только пока не чувствовал в себе ни бабушкиной мягкости в отношении к людям, ни бабушкиной твердости в доведении до конца принятых решений. Отец взял от матери мягкость, дядя Сережа – твердость, а внук, получается, ничего? Только пустоту получил в том месте, где бьется сердце.

       «Твоя красотка пунктуальностью не отличается», – прислала ему новое сообщение Моника. Еще десять минут? Ничего страшного. Он не заметил, как прошли полчаса. Наконец раздался звонок. Странно, он и не заметил, что внизу опять сломали домофон… Или кто-то открыл Насте дверь?

       – Вы?

       Иннокентий даже отпрянул от такого-то выпада. Настя тоже отступила к противоположной стене. Теперь между ними образовалась метровая полоса, только не нейтральная, а наэлектризованная.

       – Лида попросила показать тебе все и отдать ключи. Мы уезжаем на дачу. У тебя в распоряжении все выходные и следующая неделя.

       Она не двинулась с места, и его взгляд остался прикован к ее глазам. Снова никакой косметики – да ей и не надо с такими ресницами. Губы тоже отлично очерчены от природы. Волосам бы только вернуть естественный цвет: с чего это бабы решили, что мужикам нравятся рыжие?

       – Я вообще-то еще не согласилась на заказ.

       – Настя, опять двадцать пять? Будешь сама объяснять Тимке, почему у него не будет пиратской комнаты, ясно? Я – пас. Может, войдешь все-таки? Мне их скоро забирать из цирка, посмотрю окончание, так что не надо мне тут клоунаду разводить. Кто так бизнес делает?

       Настя опустила глаза. Он сказал все достаточно спокойно, но твердо. Пусть не думает, что его интересует хоть что-то, кроме ее кисточек и красок.

       – Тапочки вот, – он кинул ей Лидкины, они первыми попались под руку.

       Настя разулась, но так и не сняла рюкзак.

       – Позволишь?

       Он почти сдернул его с ее плеч и повесил на пустой крючок.

       – Чай, кофе? Или сразу к делу? – продолжил он, чувствуя растущее в душе раздражение на ее молчание и опущенные глаза.

       О чем эта дура думает? Свои мысли он пытался контролировать, хотя взгляд непроизвольно скользил вниз по ее спине. Надо было идти первому, а не объяснять, где комната. Во всяком случае, он может незаметно одернуть собственную футболку и дунуть на челку.

       – Ну как? Есть где разгуляться фантазии?

       Комната большая: десять на восемь метров, и в ней одна кровать, остальное игрушки. Сейчас прибранные. Лида всегда приводила квартиру в порядок перед его приходом, чтобы он не нашел еще один повод придраться к ней, как к хозяйке и матери.

       – Игрушки я все вынесу. Могу и кровать, если мешает?

       – Кровать не будет мешать. А стремянка есть?

       Настя наконец открыла рот, но к нему не повернулась. Так даже лучше: можно включить фантазию и решить, есть у нее под свободной плотной кофтой лифчик или нет… Вырез совсем под горло, бретелек не видать…

       – Сейчас посмотрю в кладовке, а ты осматривайся пока тут. Может все же чай?

       – Нет, спасибо, – она на мгновение обернулась. – Я домой спешу.

       Снова это «домой»… Иннокентий проглотил кислую слюну и бросил из коридора:

       – Кстати, как собака?

       – Лучше, – ответила Настя без заминки.

       – Вот и славно…

       Славно врёт девчонка, не краснеет… И помнит про то, что сказала ему. Это даже в чем-то приятно.

       Стремянка старая, с деревянными ступеньками, советская, с облупившейся красной краской, и чего они не выкинули ее с прочим хламом?

       – Только такая, – Иннокентий действительно чувствовал себя виноватым за то, что предлагает художнице подобную рухлядь. – Зато беречь не надо. Отнесем после на помойку. Ну?

       – Что «ну»? – переспросила Настя. – Вы бы хоть показали мне, что примерно хотите.

       – А это разве моя забота? – он даже не подумал о возможных картинках. – У меня вот стена без обоев, выровненная, даже фон голубой. Что еще надо?

       Он продолжал стоять посреди комнаты, опершись на стремянку.

       Настя вытащила телефон и протянула ему.

       – Вот тут полистайте, это пиратские росписи. Я в интернете нашла, а первая – это из местного детского театра, не мое, но я могу взять идею, никто не обидится.

       Он держал на ладони телефон, теплый. Почти разряженный. Настя явно слушала всю дорогу музыку или трещала с подружкой. Но хотелось думать, что металл хранит тепло ее рук.

       – На твой вкус, – Иннокентий просто так пролистал фотографии. Хотя все же с тайной надеждой долистать до фотографий самой Насти. Не получилось. Это был отдельный альбом. – Я в этом ничего все равно не понимаю.

       – А ваша сестра?

       Иннокентий не смог сдержать улыбки.

       – Она – тем более. Так что делай, что хочешь. Чтобы Тимке понравилось. И ты получила назад конверт?

       Настя кивнула и отвела взгляд.

       – Сколько надо добавить?

       – Нисколько. Здесь небольшая стена. А на этой роспись дойдет до середины окна. Больше не надо. Будет аляповато. А на окна лучше жалюзи потом повесить.

       – Будет сделано, товарищ дизайнер!

       И Иннокентий даже приложил два пальца к голове, когда Настя обернулась.

       – Может, все-таки чай? А потом я подброшу тебя до метро. Мне все равно на Фонтанку ехать. Так что если тебе вдруг в центр?

       – Мне домой в Озерки. Я же уже сказала.

       – Прости, забыл.

       Ничего он не забыл. Просто пытался поймать девчонку на лжи. Нет, лгунья она профессиональная. Хрен подкопаешься!

       – Может, все-таки чай? Или ты прямо бежишь? Позвони маме. Она же знает, что ты с заказчиком.

       – Зачем мне звонить маме? Я просто домой поеду. Мы уже все обсудили. Чай я могу попить и у себя.

       – Слушай, Настя, я настолько тебе неприятен?

       Он задал вопрос будто небрежно, а у самого в груди все заходило ходуном в ожидании ответа.

       – С чего вы это взяли, Кеша? Я действительно спешу. У меня произошла небольшая временная накладка. И мне стыдно, что я заставила вас ждать. Я писала вашей сестре…

       – Я знаю, она мне сообщила, что ты опаздываешь. Не проблема. Я все равно жду окончания представления, чтобы их забрать. Давай я тебя пешком тогда до метро провожу, идет?

       – Зачем?

       – В целях твоей безопасности, в каких же еще? Не ходи здесь поздно. Людей во дворах как-то всегда мало. Никакой спешки с росписью нет. Мои до сентября могут побыть на даче…

       Он говорил и смотрел на ее губы. Ждал, когда те задвигаются, поднимутся над мелкими ровными зубками, между которых может проскользнуть язычок.

       – Учту, спасибо за заботу. Но я вообще редко возвращаюсь поздно домой. Мама нервничает, а ей нервничать нельзя.

       – Ты просто мечта, а не дочка.

       – Надеюсь, что не плохая, – отрезала Настя и шагнула к двери в обход стремянки.

       Иннокентий пошел следом, сорвал с крючка рюкзак, но не протянул хозяйке, решив не упускать возможности проверить ее спину на наличие застежки. Увы, лифчик оказался на месте.

       Иннокентий снял с вешалки куртку и оделся.

       – Лето как-то слишком быстро закончилось, верно?

       Он смотрел на рваные джинсы. Она их не снимает никогда? Или это желание урвать от тепла все до последнего.

       – Как всегда. Вы не местный, что ли?

       Иннокентий немного даже опешил.

       – Местный. С чего ты взяла?

       – А мы, питерцы, разве говорим о погоде?

       – Нет, конечно. Когда есть, о чем поговорить, а когда собеседница молчит и смотрит волком, ничего другого не остается.

       – Я не молчу. Я просто не знаю, о чем с вами можно говорить.

       Она смотрела ему в глаза. Снова открыто, как тогда, стоя перед ним полуголой.

И он вдруг пожалел об исчезновении запуганной девочки, которую он узрел, открыв входную дверь полчаса назад. Впрочем, с такой уверенной девицей даже легче…

       – Ну, пошли, что ли… Расскажу по дороге, о чем со мной можно поговорить.

       Он специально пропустил ее к двери первой, чтобы потянувшись к замку, заключить в полуобъятия, но дверь открыть не успел. В замке зашуршал ключ. Кто это может быть? Иннокентий отдернул руку – если Никита, то он отберет ключи. Это его квартира, и ноги этого проходимца в ней не будет!

Глава 6. «Семейный скандал с посторонней»

       Дверь распахнулась, и на пороге возникла Лида. Изначально бледная, она побелела ещё сильнее, когда увидела брата в обнимку с незнакомой девушкой, которой она не дала бы и восемнадцати. И все это в её квартире, причем в её отсутствие. Братик вконец обнаглел!

       А Иннокентий просто потянул Настю от двери и, находясь не в меньшем шоке, чем сестра, даже не подумал убрать руку из-под ее груди. Пришлось Насте самой изворачиваться, чтобы получить свободу.

       – Что вы тут делаете? – спросила Лида злобным шепотом.

       Но Иннокентий не думал отвечать на заданный сестрой вопрос. У него имелся наготове свой:

       – Ты почему не в цирке? Где Тим?

       – Тимоша в цирке, с мамой, – ответила Лида уже спокойнее, сканируя Настю взглядом от макушки до пят и наоборот. – А я не очень хорошо себя чувствую… Но тут, кажется, никому до этого нет дела. Как это понимать? Почему не предупредил?

       Она в упор смотрела на брата, и тот выпрямился.

       – Хотел сделать Тимке сюрприз…

       От улыбки брата Лида побледнела еще сильнее. Схватилась за косяк и тут же почувствовала на плече чужую руку.

       – Вам плохо?

       Ответить подскочившей к ней девушке не получилось, ее тут же заменил брат, а его, в свою очередь, очень быстро сменил диван.

       – Тебе воды дать? – поинтересовался Иннокентий, и Лида едва заметно покачала головой.

       С закрытыми глазами, с рукой на животе, она выглядела в глазах брата живым трупом.

       – Кешка, я не доеду до дачи, – произнесла она вымученно, решив не выяснять никаких отношений до поры до времени. Учить в таком возрасте человека элементарным правилам приличия уже поздно. – Я еле двадцать минут в такси выдержала, – проговорила она и снова закрыла глаза.

       – Что значит, не можешь? В моей машине не укачивает. Сядешь вперед, а можешь вообще лечь и смотреть на звезды. Я тебе крышу открою.

       Лида чуть приподнялась на локтях и уставилась на брата туманные взглядом.

       – Ты у нас такой дурак только сегодня или вообще? Мне плохо. А вы езжайте на дачу. Вдвоем. Без нас вам даже лучше будет. Банька и все дела…

       Она испытующе глядела на брата, так нагло извратившего ее эсэмэску. Просила без любовницы – вот, получай! Спасибо, что не Монику притащил. Все же немного такта в нем осталось. Хотя это еще хуже: выходит, у него их две, или даже больше: куклы-недельки. Стоит, и хоть бы смутился. Какое там… Он ведь воспитанник своего дяди. А малолетнюю дуру мать забыла научить ценить себя дороже ресторана или айфона.

       – Какие дела? – Иннокентий сложил на груди руки. – Эта девушка – художница…

       Лида даже села от неожиданности. Почувствовала лёгкое головокружение, но не стала ложиться. Только глаза прикрыла. В ушах продолжал громыхать голос брата:

       —… которая будет расписывать в выходные Тимкину комнату.

       Он наклонился к ней и заговорил тише, но даже шёпот его звучал сейчас для чугунной головы Лиды гонгом:

       – … поэтому соберись, выдохни и поехали на дачу. Здесь ты оставаться все равно не можешь. Здесь будет пахнуть краской.

       Лида рывком открыла глаза, чувствуя, что проваливается в зловещую пустоту.

       – Какую комнату? – голос дрожал. – Ты вообще о чем?

       Иннокентий еще сильнее улыбнулся, краем глаза ловя силуэт Насти, которая осталась в коридоре, досадуя, небось, на задержку и на открывшиеся обстоятельства ее найма на работу. И то, и другое следовало исправить безотлагательно. Иначе ему даже случайно больше не удастся обнять Настю – из-за шока он не мог вспомнить, как оно было – чувствовать ладонью трепещущее сердце.

       – Сказал же, сюрприз, – голос непроизвольно сел, но Иннокентий не решился откашляться в надежде, что никто не заметил его состояния. – Тимка вернется, а у него супер-пиратская комната. Понятно?

       Пока из всех присутствующих в квартире «понятно» было только ему одному. Лида, все еще бледная, упиралась ладонями в валик дивана и буравила брата вопрошающим взглядом.

       – А ты меня спросил?

       – О чем я тебя должен был спрашивать?

       Он снова смотрел на Настю, но видел лишь рюкзак: девушка стояла к ним спиной, но все прекрасно слышала. Надо взвешивать теперь каждое слово, чтобы это слово, точно воробышек, возомнивший себя орлом, не выклевало ему сердце вместе с печенью.

       – Про роспись комнаты, – прошипела Лида.

       – Слушай, это я могу решить как-нибудь уж без тебя, – голос непроизвольно перешёл в рык. – Ребята классно расписали нам офис. И я подумал, что будет здорово сделать Тиму пиратскую комнату.

       Иннокентий дотронулся до плеча сестры, чтобы убедиться, что Лида его слушает. Взгляд-то блуждающий, точно у пьяной.

       – Знал же, что будешь бухтеть. Вот ничего и не сказал, – повысил он голос еще на тон, и Лида наконец вскинула голову. – Ну чего ты так на меня смотришь? Ребенок будет счастлив, в чем проблема? Я все подготовил. Сейчас вынесу игрушки и порядок… Когда вы вернётесь с дачи, здесь будет чисто и хорошо. И главное, будет сказочно.

       – А зачем нам все это надо?

       – Просто так, – Иннокентий от злости сунул руки в карманы джинсов. – Чего ты прицепилась?! Я так захотел. Тебе этого мало? Давай уже приводи себя в чувства. Я провожу Анастасию до метро и вернусь за тобой.

       – Я никуда не поеду! – теперь уже Лида кричала. – Мне плохо! И мне нафиг не сдалась эта комната!

       – Она сдалась мне! – перекричал сестру Иннокентий и снова заговорил тихо. – И ты сделаешь то, что я тебя попросил. Умирать будешь на даче перед мамочкой. Вернусь через десять минут… Будь готова.

       Он уже шагнул к двери в коридор, когда услышал громкое:

       – Ты что, не слышишь? Я никуда не еду!

       Иннокентий обернулся.

       – А ты не слышишь меня! Ты едешь, потому что Настя будет здесь рисовать. Понятно?

       – Я могу прийти в другие дни, – послышался из прихожей тихий голос художницы. – Или… Я вообще-то никому не помешаю. Я из комнаты выходить почти не буду… А окно можно держать открытым. Да и акриловые краски не пахнут так, как масляные.

       – Скажи ей, что я беременна и не собираюсь дышать никакими её красками…

       – Скажи ей? – Иннокентия покоробило обращение к Насте в третьем лице. – Она не глухая и все слышит. Так что я лучше скажу тебе! – теперь он совсем перестал следить за громкостью своего голоса. – Настя начинает работать завтра. Тимка едет с бабушкой на дачу. Лето еще на дворе, а ты держишь ребёнка в городе. А ты делай, что хочешь. Только под ногами у Насти не путайся…

       Лида поднялась на ноги и даже отошла на пару шагов от дивана.

       – Мне нельзя дышать краской… И на дачу в таком состоянии я ехать не могу.

       – Все ты можешь! – А вот сам Иннокентий больше не мог говорить тихо. – Просто не хочешь. Пытаешься из вредности испортить мне все планы. Черт тебя дери! Я ушел с работы, я в пробке готов тащиться в Репино! Ты нихрена не ценишь, что я для тебя делаю! Зато сразу замечаешь, если я что-то сделал не так, как твоей душеньке угодно…

       – Кешка, да уймись ты! – Лида нервно дернула головой в сторону прихожей. – При постороннем человеке можно вести себя не как маленький ребенок? И вообще все сделать по-взрослому, слабо? Мне-то ты зачем сюрпризы устраиваешь? Я не маленькая девочка, мне не четыре года, мне не нужна комната принцессы…

       – А что ты сама заводишься? – У Иннокентия точно камень с груди свалился. – Ну не сказал. Ладно, каюсь. Но сейчас-то можешь встать и пойти? Тебе ж не на электричке ехать, в чем проблема? Остановлюсь, если что…

       – Кеша, мне сейчас не до дачи. Мне к врачу в понедельник, а ты же уедешь, а я за руль не в состоянии сейчас. Мне с Тимкой так плохо не было…

       – Так, может, это знак, что это все нафиг тебе не нужно? – Иннокентий спрятал руки в карманы, почувствовав, как задрожали от нервного напряжения пальцы. – Может, тебе, наконец, к другому врачу пойти? Валерия дала проверенного…

       Лида побледнела, но не села обратно на диван.

       – Кеша, ты охренел в конец? Ты чего с этой дурой меня обсуждаешь? Я даже просила ничего не говорить пока дяде Серёже, но ты же сказал всем! – И тут Лида открыла рот еще шире. До неё будто издалека дошёл смысл только что сказанной братом фразы. – Какой ещё другой врач?

       Иннокентий кивнул.

       – Тот самый… И у кого мне ещё спрашивать, если не у всезнающей Валерии Ильиничны? Мы же не на совещании это обсуждали, ё-моё…

       – Чего ты вообще с ней обсуждаешь мою беременность? У неё что, секретарской работы мало?

       – Послушай, Лида, – Иннокентий сделал к сестре шаг, решив рубить с плеча. – Мне кажется, ты не понимаешь, что происходит, – он говорил шёпотом, хотя и понимал, что Настя всё равно всё слышит. – У тебя уже большой срок. Надо принять решение. Потом, как я понимаю, аборт делать будет опасно… Для твоего здоровья.

       – Я не собираюсь делать аборт! – Лида выкрикнула это ему в лицо, точно лозунг на демонстрации. Так громко. И даже толкнула в грудь.

       – А я не собираюсь содержать второго ребенка этого мудака!

       Иннокентий выдержал первый удар, но от второго нападения сестры отступил.

       – Не смей обзывать моего мужа! Иди в зеркало посмотрись!

       – В своем доме я буду называть вещи своими именами…

       – В твоем доме! – перебила Лида уже почти со слезами. – Ты мне каждый раз будешь этим тыкать?!

       – Да, пока ты не уяснишь простую истину, что у тебя нет никакого мужа. Твой брак только опасная формальность. А этот ребенок еще один повод залезть нам в карман. Но у Никиты во второй раз этот финт ушами не пройдет.

       – Никита любит меня! – Лида уже визжала. – И это наш ребенок! И ты не смеешь…

       Договорить она не смогла, отвернулась и схватилась за спинку кресла. Иннокентий не подошел: не падает и ладно. Надо закончить этот разговор, раз он начался сам собой.

       – Раз у тебя семья, вот и живи в семье. Но я сказал и не отступлюсь от своих слов: я не пущу тебя в свою квартиру с еще одним ребёнком, ясно?

       Лида выпрямилась, обернулась и даже подбородок подняла.

       – Что мне должно стать ясно?

       – А то, что я тебе сказал: Никиты в этой квартире не будет. И я не собираюсь содержать второго его ребёнка. Либо он забирает вас к себе, и тогда можешь ему хоть тройню рожать, либо ты делаешь аборт и подаёшь на развод. Таковы были мои условия твоего содержания. Иначе ключи на стол и живи, как знаешь, раз такая умная.

       – Пошел вон!

       Лида сказала это тихо, но жёстко, затем шагнула в прихожую, где вжавшись во входную дверь стояла немая свидетельница семейного скандала. Лида глянула на девушку, но ничего не сказала. Схватила сумку, но не успела вытащить телефон – Иннокентий вырвал из ее рук сумку и бросил в угол, точно пустой мешок.

       – Не надо звонить матери. Тимка едет на дачу и точка. Я буду встречать их на выходе и никуда они не сбегут. Муженьку позвонишь, когда я уйду. Даю ему срок до вторника, чтобы решил для себя элементарный вопрос, дорос он до роли мужа и отца или так и остался дерьмом. Пусть явится в офис к полудню, если хочет подписать документы на съем этой квартиры. Так и быть, пусть платит двадцать штук, по знакомству. Если ему дорого, пусть ищет что попроще. И скажи, чтобы в понедельник взял справку о зарплате. Я не поверю ему на слово. Если не явится во вторник, в среду пойдёшь на аборт. Всё понятно?

       Лида молчала, сжав кулаки.

       – Значит, понятно. Срок уяснила? Или снова будешь меня динамить? Не прокатит. Сохранишь ребенка, я выставлю тебя из квартиры, а Тимку отправлю к матери. И крутись, как хочешь. Ты мне надоела. И я больше тебе не верю. Если бы год назад я потребовал у тебя справку о разводе, этого бы ребёнка не было. А ты мне врала в глаза, что развелась. Теперь я ученый. И не подсылай ко мне мать. Вы из меня месяц уже душу вытрясаете. Хватит! Тимка всю неделю будет на даче, а вы уж, товарищи родители, за этот срок решите наконец, что вы за родители такие, – Иннокентий опустил глаза к сумке: – Твоих вещей много? Они тебе нужны или можно бросить все на даче?

       Лида продолжала молчать.

       – Отлично! Настя, пошли!

       Он закинул на плечо спортивную сумку и открыл дверь, а потом захлопнул, пропустив притихшую девушку вперёд.