Текст книги "По встречной в любовь (СИ)"

Автор книги: Ольга Горышина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Глава 7.  «Откровенность на последней ступеньке»

       Настя, не дожидаясь Иннокентия, помчалась вниз, перепрыгивая через ступеньку, точно бежала из духоты на свежий воздух. Ему тоже стал тянуть ворот футболки, и он быстро нагнал спринтершу.

       – Настя, не убегай, пожалуйста! Дай уж извиниться по-человечески за наш домашний цирк. Я не хотел, чтобы ты это слышала. Честно, не хотел… Прости, но не было выбора. Коса нашла на камень. Да послушай уже меня! – Иннокентий ухватился за рюкзак и не позволил Насте спрыгнуть на новую ступеньку. Она дернулась, но вырваться не получилось. – Давай ты забудешь, что слышала, давай?

       Она кивнула. Он понял это по взметнувшемуся вверх рыжеватому хвосту и выпустил из рук рюкзак, но только лишь Настя повернулась к нему, схватил за плечи – машинально, но не отпустил уже сознательно. По пальцам бежала приятная дрожь, и он не желал отдавать ее источник серому сумраку лестницы: окна узкие, стекла тусклые, или это солнце окончательно скрылось за тучи?

       – Спасибо, Настя, что выслушала.

       Она снова кивнула, нервно, и повела плечами. Нет, свободы так быстро ей не получить – он не все сказал и не все сделал.

       – Я не хочу, чтобы ты делала скоропалительные выводы обо мне и моей семье. Но я не хочу посвящать тебя в детали нашего житья-бытья…

       – Вы и не должны этого делать.

       Она имела в виду не столько возможные объяснения, которые он и не собирался ей давать, сколько стальные тиски его рук, но Иннокентий делал вид, что не понимает движений ее плеч. Ему нравилась не вдруг появившаяся власть над строптивой мышкой, ему просто нравилось, как ткань кофты, оказавшаяся на ощупь мягкой, трется о его ладонь.

       – Вы просто заказчик, я просто исполнитель…

       А он не хочет быть просто заказчиком. Он хочет от нее поцелуя. Безумно желает собрать с губ блестящие капли, которые только-только проступили на них вместе с бессмысленными словами. Он уже почти коснулся лбом Настиных волос, но сумел остановиться, отстраниться и убрать руки.

       – Вот и хорошо…

       Иннокентий говорил это не ей, а самому себе, пытаясь собрать в кулак силу воли и выдержать роль «простого заказчика». Перегни он палку сейчас, и мышка бросит сыр и даст дёру, а бегает она ох как резво!

       – Я не хочу, чтобы из-за глупостей моей сестры ты отказывалась от работы.

       Да, да, и из-за тех же самых глупостей он не желает рушить еще даже не возведенные им воздушные замки. И когда Настя растерянно ахнула, ему ужасно захотелось, чтобы причиной сожаления были не сказанные им слова, а разорванные им объятия.

       – Я не могу работать в условиях войны…

       – Войны? – Иннокентий усмехнулся и качнул головой. – Какое верное слово. Хотя лучше сказать, междоусобицы.

              Ему хотелось говорить максимально спокойно, но он переусердствовал в этом своем желании – вышло по-наглому вальяжно, и от него не укрылось, что Настя нервно ухватилась пальцами за крохотный передний карман своих джинсов.

       – Давайте поступим проще, – вот Настя говорила тихо и спокойно, хотя блестящие под ресницами глаза выдавали волнение. – Я сейчас возвращаю вам деньги. Вы разбираетесь с сестрой. А потом звоните мне. Или не звоните, как у вас получится.

       На последнем «не» был сделан основной акцент, и Иннокентий тоже сунул пальцы в карманы, но джинсы не подарили ему никакого спокойствия. Даже, кажется, забрали последнее, и он кашлянул, но Настя продолжила разговор первой.

       – Только, пожалуйста, звоните сами… У меня память на голоса. Я сразу пойму, что это не ваша сестра.

       Она не улыбнулась. Пришлось улыбнуться ему.

       – Это была моя секретарша, – ложь во спасение уже не ложь, так он считал и шел напролом. – Ты первая начала юлить. Мне ничего не оставалось, как в свою очередь прибегнуть к обману.

       – Это было некрасиво.

       Настя продолжала гордо держать голову, и выбившаяся из хвоста прядь игриво дрожала у мочки уха, пряча от его жадного взгляда крохотный блестящий гвоздик.

       – Кто бы говорил… Нагло врать постороннему человеку про собаку еще более некрасиво.

       – Про какую собаку? – ее глаза сделались на половину лица и светились обидой.

       – Вот именно, какую… У тебя нет никакой собаки. А я, как дурак, интересовался у Славы ее самочувствием. Надеюсь, ты врешь только незнакомцам с маленькими детьми, но не маме.

       – Я никому не лгу, – Настя гордо расправила плечи, и грудь еще явственнее проступила под бесформенной кофтой. – У меня есть собака. Просто Славка о ней пока не знает. И ее действительно отлупили, но сейчас с ней все хорошо. Не верите? Могу фотку показать.

       Настя вскинула руку, чтобы перебросить вперед рюкзак, но Иннокентий поймал ее и сжал пальцы.

       – Верю, верю… Что ты так нервничаешь? Какая вообще разница, есть у тебя собака или нет собаки…

       Да ничего не имеет сейчас значения, кроме этой влажной руки, намертво прилипшей к его горячей ладони.

       – Но собака есть! – почти взвизгнула Настя, и Иннокентий разжал пальцы.

       – Извини…

       Она спрятала за спиной обе руки, и грудь ее сделалась в разы больше – и намертво приковала к себе взгляд Иннокентия.

       – Так как мне отдать вам деньги?

       – Никак! – он больше не смотрел на грудь. Смотрел прямо ей в глаза. – Твоя завтрашняя работа не отменяется. Только меняется локация и композиция, – он вытащил телефон и переслал эсэмэской адрес своей квартиры. Будь, что будет! Не надо было изначально сестру впутывать. – Там абсолютно белая стена. Ты ограничена только своей фантазией и чувством вкуса. Это в гостиной.

       – Можно я вам просто верну деньги?

       Настя смотрела на него уже с вызовом.

       – Что, опять кто кого переупрямит? Давай начистоту. Я знаю, что тебе нужны деньги и не делай такое лицо. Когда я предложил работу Славе, он отказался и попросил взять тебя. Мне действительно без разницы, – Ох, как же он заврался! – кто сделает роспись, мне хотелось сделать ребенку подарок. Как видишь, не получилось. Но я не хочу лишать тебя возможности заработать. Если тебе тоже без разницы, что рисовать, то нарисуй что-нибудь мне на стене. В чем проблема вообще?

       – В том, что это вам не нужно. Как мне вернуть вам деньги?

       – Знаешь что? – Он вдруг понял, что терпение его лопнуло. – Отдай их в приют для собачек. И забудем. Так подойдет?

       Секунда, две, три – она не моргнула, не моргнул и он.

       – Вы послали мне адрес? Когда нам лучше подъехать? Завтра?

       – Кому вам? Слава сказал, что он с женой работает, – Иннокентий почувствовал в груди неприятное жжение. Ему не нужен новый «Слава». Только порадовался и вот те нате…

       – Я с Ксюшей буду работать. Надеюсь, она завтра свободна. Если нет, то в воскресенье…

       – Слушай, Настя, – Иннокентий облокотился на стену, не заботясь о чистоте светлой куртки.– Скажи правду, ты меня боишься? Потому и отказалась от заказа, пока тебе не позвонила женщина?

       Снова игра в гляделки, но на этот раз на две секунды дольше. Иннокентий не выдержал первым:

       – Меня в квартире не будет. Хоть неделю не появлюсь, если скажешь.

       – В первый раз, – отчеканила Настя, – я отказалась, потому что подумала, что вы просто хотите мне помочь. А про Ксюху… Вы думаете, кто-то расписывает стены в одиночку, туда-сюда по лестнице мотается, сам краски мешает… Да, так думаете?

       Он ничего не думал. Просто чувствовал сожаление, что случайно перегнул палку.

       – Я рад, что ошибся. И рад, что сказал об этом. Не хочу между нами никаких недомолвок. Суббота, воскресенье, любое время. Позвони, скажи, буду ждать… Тебя и Ксюшу, – добавил он скороговоркой, чувствуя неприятный привкус во рту. Курить. Срочно курить. – Пошли, что ли… Я тебя уже довезу до метро. Давай до Невского, если не горит. Составишь мне компанию?

       – Хорошо.

       Настя резко развернулась и перепрыгнула две ступеньки. Вниз она пошла уже медленнее, и Иннокентий с трудом заставил себя сохранить отвоеванную Настей дистанцию. Что поделать… Питер, как и Москва, не сразу строился… За этой крашеной мышкой еще побегать придётся. Это в какой-то мере даже весело.

       Он направился к затертому в самый угол пыльному «рафу» сестры, чтобы взять автокресло. Настя шла следом на приличном расстоянии.

       – Можно, я покурю? – обернулся он к ней. Та кивнула, перевязывая хвост. И Иннокентий чуть не вздохнул в голос, сожалея о потере пленительного завитка. – В машине нельзя. Ребенок…

       Добавил он зачем-то и достал сигарету. Сделал первую затяжку, не отлегло… Ребра точно обглодали голодные собаки.

       – Как собаку-то зовут? – спросил он и, зажав сигарету в зубах, открыл заднюю дверь джипа, но вовремя сообразил, что для начала стоит докурить, и обернулся к девушке.

       Та будто только и ждала этого: пожала в ответ плечами. Иннокентий усмехнулся: загнал все же лгунью в мышеловку!

       – Не назвала еще, – ответила тихо Настя. – Пока она откликается на «Эй-ты», привыкла…

       – В смысле? – он снова затянулся, чуть в стороне от Насти, оберегая девушку от дыма. – Давно она у тебя?

       – Почти две недели. Но к нам в театр она приходила с весны. С другими бродяжками. Мы их всех пес-барбос звали, а эту «Эй-ты», потому что она скромно стояла в сторонке, пока другие ели. У нас у одного актёра мама в садике работает, так она каждый вечер приносила с кухни остатки еды, и мы с утра кормили местных собак. А потом эту бедолагу прямо у меня на глазах избили пацаны. Мы со случайной бабкой еле ее отбили…

       Иннокентий опустил сигарету и сжал кулак. Ладонь чесались съездить сейчас кому-нибудь между глаз. Смелая девчонка! Не всякий мужик вмещается. Но могла огрести, мама не горюй.

       – Хорошо, наши парни потом подоспели, – продолжала Настя спокойно, будто и не о себе вовсе.

       В то время, как Иннокентий с трудом удерживал руку с тлеющей сигаретой внизу, чтобы не смахнуть проступившую на лбу испарину. Сумасшедшая… Такой точно нельзя ходить вечером одной. Тем более, светить задницей. Он снова явственно видел открывшуюся за офисной дверью картину. Та спокойная полуголая фифа и эта скромная смущенная девочка словно два разных человека в одном теле, и Иннокентий уже не мог понять, какая из Настиных ипостасей привлекала его больше. Или хотя бы в этот конкретный момент.

       – Отвезли собаку в ветеринарку, а потом я домой ее забрала. У нас давно собака умерла. Другую не стали заводить, некогда гулять…

       – А теперь есть когда? – спросил он, чтобы выдохнуть из груди раскаленный воздух.

       – Приходится. Но в основном мама гуляет. Она у меня копирайтер. Целый день за компом сидит, а так хоть два раза по полчаса гуляет на улице. Иногда три. Когда я поздно возвращаюсь, она меня с остановки встречает. Теперь с собакой.

       – Как мило… Выходит, она стала маминой собакой.

       – Она наша общая.

       – Извини, я сейчас…

       Иннокентий дошёл до урны и загасил сигарету, а на пути обратно достал пачку мятного драже. Сунул одну кругляшку в рот и протянул Насте. Та сразу подставила ладонь и поблагодарила.

        – Зачем вы сняли кресло? – удивилась она, отступая от машины, чтобы дать Иннокентию пройти.

       – Это машина сестры, а моя вон, – он махнул рукой в сторону чёрного внедорожника. – Видишь, как один урод перегородил единственную дорожку без ямы. Этот урод – я. Пошли?

       Она на миг задержалась. Иннокентий сжал губы: оценивает стоимость тачки. Сейчас снова придётся отвоёвывать нейтральную полосу. Он зашагал вперед. Настя совсем отстала. Подошла, когда он уже пристегнул детское кресло.

       – Садись вперед. Чего стоишь?

       Хотелось затолкать ее в машину силой, а то сейчас выдаст еще, что спешит. Мамина дочка! Но заталкивать не пришлось. Оказалось, что достаточно просто открыть самому переднюю дверь. А когда он сел за руль, Настя уже даже пристегнулась.

       – Может, вам помочь выехать? Здесь так узко… – вдруг засуетилась пассажирка.

       – Здесь везде камеры и датчики. Почти самоходка, а не тачка.

       Он завёл машину, но не тронулся с места.

       – Жалко, сейчас не темно. Я б тебе фонари показал через панорамную крышу. Красиво аж жуть. Может, еще покажу… – бросил он уже тихо, краем глаза заметив, как Настя при этих его словах придвинулась плотнее к двери.

       Что у трезвого на уме… Кажется, стакан воды на него подействовал не лучшим образом. Или близость хвостатой мышки. Надо держать язык за зубами, а руки на руле, хотя правая так и тянется к белым нитям, заштриховавшим голую коленку. Он бы сейчас сам с удовольствием откликнулся на кресле. Только смотрел бы не в небо, а на звезды в ее глазах или на два шарика с розовыми острыми фитильками, вместо фонарей. Да почему же ему так хочется эту Настю? Что в ней такого, чего нет в Монике?

Глава 8.  «Все они дураки»

       Иннокентий радовался наличию у человека бокового зрения и навыку водителя постоянно им пользоваться. Он разглядывал Настю почти тайком от неё. И понимал, что в тойотовском джипе разговор бы склеился намного легче. Сейчас они уже, кажется, целых пять минут молчат. За это время Настя пару раз бросала на него короткие взгляды – в основном на руки. Или на подсветку приборной панели и экрана. Музыка играла тихо, и он не хотел увеличивать громкость, надеясь, что кто-нибудь из них решится заговорить первым.

       – Красивая машина…

       А он думал, она заговорит о музыке.

       – Угу, – хмыкнул он. – Чтобы человек отвалил за кусок железа сто тысяч баксов, он, конечно, обязан быть красивым.

       Она тоже хмыкнула, но очень натужно:

       – Значит, человек может себе это позволить.

       Зря он ляпнул про деньги. Точно подчеркнул их разницу и ее финансовую нужду.

       – Но лучше эти деньги потратить на более нужную вещь.

       – Вы ж зачем-то купили такую машину… – заерзала на сиденье Настя.

       Иннокентий усмехнулся: зря не добавила – для понтов. Так оно и есть. Только не его понтов, а Никитиных.

       – Я не покупал, мне б зарплаты на нее не хватило.

       Он перехватил взгляд Насти, направленный ему в лицо.

       – Я ее забрал у мужа сестры за долги. Долги перед фирмой. Он не на свои купил такую тачку. Своих бы даже на Рав-4 не хватило. А хотелось – в другой тачке неудобно, видимо, было баб трахать…

       Он замолчал, но всего на секунду. Нельзя допустить, чтобы Настя подумала лишнее.

       – Извини, что так грубо, но это именно то, что он делал… Конечно, не только это. Но это именно то, что я ему никогда не прощу. Извини еще раз, но это к разговору о наших птичках. Я всегда считал, что есть вещи, которые женщины своим мужьям не прощают. И до сих пор так считаю. У моей сестры просто что-то с головой не так. Но она может прощать его сколько угодно, но пусть не требует этого от меня. Ладно, все… Я вообще не должен был начинать про это, как-то само с языка сорвалось. Но я не хочу окунуть в это дерьмо еще и тебя. Сам в нем по уши сижу. Давай сменим тему, а то я уже, кажется, зациклился на сестре, сейчас снова что-нибудь ляпну не то. Ну, давай, предлагай уже свои варианты…

       Настя смотрела только вперёд, и он тоже решил не отвлекаться от дороги.

       – Кеша, а что вы хотите увидеть на стене? – начала художница нейтральный разговор.

       – Не спрашивай у меня таких вещей. Я не знаю. Просто сделай так, чтобы мне захотелось возвращаться домой?

       – А сейчас вам не хочется?

       – Неа… – он всё же повернул голову и сразу перехватил внимательный взгляд девушки. – Слушай, Настя, это не диссонанс, нет? Называть меня Кешей и на вы?

       – Но вы сами так представились…

       – Окай, представился… Так сообрази, что я рассчитывал на «ты», нет разве? Тебе сколько лет?

       – Скоро двадцать один.

       – А мне скоро двадцать восемь. Слишком большая разница, да, надо выкать?

       – Хорошо, не буду больше…

       Иннокентий тряхнул головой: закусила губу и уставилась в окно. Типа, разговаривать тогда вообще не буду. Как же сложно с ней! Ну, ну… Но мозг не приходил на помощь. Отсиживался в холодном углу горячей головы. Поздно, братан, поздно… Сказал уже слишком много и окончательно отпугнул от себя девчонку, а счастье было так возможно, так близко…

       – Настя, – он позвал, хотя еще не знал, что ей скажет. Для начала пусть повернет к нему голову.

       Но она не повернула. Он увидел ее макушку, когда в рюкзаке звякнул телефон. Как иногда вовремя звонят телефоны.

       – Нет, я же тебе написала, – начала Настя с ходу. – Не знаю. Попытаюсь еще в один зайти в понедельник. Нет, я же сказала, что это не вариант. Илья, я не могу сейчас говорить. Я в дороге. Когда? Как я с тобой из дома буду говорить, у тебя что последние мозги отшибло! Давай через полчаса. Из метро выйду, наберу. И не смей приезжать, понял? С собакой без тебя погуляю. Мама и так себе места не находит из-за тебя дурака. Все, я сказала! Пока!

       Иннокентий с начала разговора с такой силой сжал руль, что в конце сам удивился, как это пластик не треснул – пальцы аж затекли.

       – Что-то ты не очень вежливой с ним была, – еле проговорил он, чувствуя, как взмокли на шее отросшие волоски. – Так нельзя.

       – Заслужил…

       – Тогда я даже боюсь вообразить, что ты думала обо мне, когда присылала эсэмэски, – хотел хохотнуть Иннокентий, но вышел хрип.

       – Ничего я о вас не думала. Вы просто моего брата не знаете. Он дурак дураком. Во всем.

       Так это она с братом говорила! Фу… Иннокентий аж заулыбался.

       – Вам вот смешно, а мне плакать хочется.

       – Не надо плакать. Давай я лучше помогу…

       Она перебила, не дав ему договорить «деньгами».

       – Мозги ему, что ли, свои дадите?

       Иннокентий теперь рассмеялся в открытую. Сразу стало легче дышать.

       – Со мной бы кто ими поделился. Дядя вот говорит, что я тоже дурак.

       – Думаю, не настолько, чтобы узнать, что тебя уволили только через два месяца.

       – Как это?

       – А вот так. Бизнес по-русски. Их всех втихую уволили, еще и по собственному желанию. Они два месяца бесплатно проработали и еще все сроки пропустили, чтобы встать на биржу и получить пособие.

       – Ну это незаконно…

       – А я о чем? – Настя аж оживилась. – Их десять человек сорокалетних мужиков, он один там мальчик, и все молчат, боятся чего-то… Еще и маме рассказал, идиот! И ничего делать не собирается…

       – А чем он занимается? Может, я помогу…

       И снова зря ляпнул. Настя перестала улыбаться и как-то вся сжалась.

              – Не поможете. Он руками работал. Головой у него не получается. Не пошел учиться вовремя, а сейчас уже никак. Женился. Да еще ребенок чужой… В общем, пусть сам разбирается.

       – Настя, ты из-за этого плакала или из-за чего-то другого?

       – Я не плакала! – почти выкрикнула она и нервно закусила губу.

       – Я не слепой. Скажи, чем он занимается. Может, я смогу его куда-то пристроить. У меня есть друзья в разных областях. Ну что ты уперлась? Не начинай снова про собаку только…

       – А что, я должна была про брата сказать? – голос у нее все еще дрожал. – Сказать о том, что он дурак, незнакомому человеку? – закончила она уже с вызовом.

       – Камень пойман, – усмехнулся Иннокентий. Даже горько. – Мы же не просто так их дураками называем. А потому что любим. Потому что нам не все равно, что с ними будет. Настя…

       Она не повернула головы.

       – Ну, ладно, не буду настаивать, – он сильнее сжал руль. – Захочешь, сама скажешь. Если смогу, помогу.

       – Вы уже помогли. Хватит.

       – Ну что опять это «вы»? Мы же договорились.

       – Мне так спокойнее. А вам должно быть без разницы, как я вас называю. Можно, буду звать полным именем?

       – У меня Николаевич отчество, – почти выплюнул Иннокентий в лобовое стекло.

       – Не обижайтесь на меня. Я не хочу, чтобы вы помогали мне просто так. Мне действительно хочется думать, что я могу сделать работу, за которую можно столько заплатить…

       – Сколько столько! – Иннокентий с трудом удерживал на руле руку. Жутко хотелось обтереть взмокшую шею.

       – Для вас это не деньги, для меня деньги, – сказала Настя тихо и даже зло.

       – Хорошо. Забудем. С этой минуты я для тебя Иннокентий Николаевич, а ты Анастасия. Я тоже не хочу звать тебя Настей, поняла?

       – Вы обиделись?

       Он поймал её взгляд, но не стал рассматривать лицо.

       – Правильно поняла. Но я это переживу. У меня без тебя проблем предостаточно. Можно тебя высадить на Сенной?

       Она кивнула, и он почти сразу подрулил к тротуару. Настя вышла, но не успела захлопнуть дверь: он поймал ее рукой.

       – Жду звонка. Можешь спокойно звонить до двенадцати. Ксюше привет. И извинись, если ей показалось, что я был груб. А я действительно был груб. Из-за тебя!

        – Извините, – в очередной раз тихо произнесла Настя.

       – Извиняю. Пока, – и Иннокентий подтянул дверь до щелчка.

       Потом крутанул руль, наплевав на правила дорожного движения. Ему сигналить никто не станет. Газанул там, где газовать было нельзя. Но скоро уже успокоился. Хватит – нашел из-за кого нервничать, идиот! Своих проблем выше крыши, ещё в её лезть. Отработает свои двадцать штук для спокойной совести – и пусть валит на все четыре стороны. Оставит на столе ключи и чао-какао, не больно-то и хотелось…