Текст книги "По встречной в любовь (СИ)"

Автор книги: Ольга Горышина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Глава 21."Во дела... семейные"

       Иннокентий сел в рабочее кресло и вызвал в телефоне банковское приложение. Пообещать триста тысяч – легко. Найти их довольно проблематично. Даже подчистив все до последней копейки, он не наскребет нужной суммы. И оставаться полностью на мели он не мог. Кирпичи на голову падают всегда без предупреждение. Как и дяди. Хотя сейчас, кажется, Сергей Александрович явился очень даже кстати.

       – Дядя Серёжа, можно мне зарплату авансом за сентябрь получить?

       Тот опустился в кресло с каменным лицом, хотя по размашистому шагу, которым Сергей Александрович преодолел расстояние от двери до стола племянника, оставаться в его кабинете изначально он не собирался.

       – Выкладывай по-быстрому, что Короткову понадобилось купить на сей раз? Катер за пятьдесят тысяч евро?

       Иннокентий сжал губы, почувствовав нервную дрожь в пальцах, вызванную воспоминаниями о встрече с мужем сестры.

       – Никите я не дам больше ни копейки. Это мне нужно. На личные расходы, – добавил он под тяжелым взглядом дяди, который закинул ногу на ногу, явно приготовившись слушать много и долго. Даже давать советы, обязательные к исполнению.

       – В отпуск никак собрался? Так я тебя не отпускал, кажется.

       – Нет, по другому делу. Выдай, пожалуйста.

       Сергей Александрович сильнее затряс ногой. Нервно.

       – В какую аферу опять ввязываешься? Перевозка золота из одного полушария в другое с какой-то там сотой процента выгодой из-за такой же крохотной разницы в весе слитка?

       Иннокентий проглотил обиду, ничего не сказал. Только повторил просьбу. Все так же тихо. Почти подобострастно.

       – Это личного плана расходы. Я ведь не прошу твоих денег. Я прошу свою зарплату.

       – Аванс тот же кредит, а кредитов я тебе больше не даю. Сначала заработай, а потом пускай на ветер. Понял?

       – Пожалуйста…

       – Никаких «пожалуйста»! – Сергей Александрович даже ладонью по столу шлепнул и нагнулся к племяннику. – Потом спасибо мне скажешь, что не позволил тебе в очередное дерьмо вляпаться. У тебя ж на роже написано: облапошьте меня, пожалуйста. Ну, пожалуйста… Я даже заплачу вам за это.

       – Дядя Сережа, ну мне очень надо…

       – Хватит! Пойми ты наконец, что ты не бизнесмен. Ну нет у тебя ни чутья, ни хватки. Ты красивый мальчик, с тобой приятно общаться. Твое дело – переговоры, и все. А своим красным дипломом по бизнесу сам знаешь, что можешь сделать. Так что с Коротковым?

       Иннокентий отвел глаза к окну.

       – Ничего. Я не хочу о нем говорить. У меня личного плана проблемы, – он так и не вернул взгляд на дядю. – Пожалуйста, дай мне аванс. Мне нужно оплатить лечение матери моей девушки.

       – О, как?! – теперь Сергей Александрович шлепнул себя по коленям. – А лечение собачки оплатить не надо? Или кошечки?

       Иннокентий повернулся к дяде, даже кресло сильнее крутанул.

       – Дядя Серёж, здоровьем не шутят.

       – Не шутят, да? Твое последнее перечисление в липовый фонд забыл?

       Иннокентий прикрыл на миг глаза и прикусил губу.

       – Это не липовый фонд. Это реальная девушка и реальная мама.

       Сергей Александрович сильнее перегнулся через стол, точно решил схватить племянника за галстук.

       – И откуда у тебя взялась вдруг реальная девушка? Была бы у тебя девушка, твоя бы мать все уши Инне прожужжала.

       – У меня действительно есть девушка, – он поднял руку и показал дяде пятно. – Мы только что ходили вместе пить кофе.

       – Ты даже кофе выпить нормально не можешь! Как давно она у тебя?

       – Какая разница? – вдруг замялся Иннокентий. Врать дяде было очень тяжело.

       Тот часто закивал.

       – Знаешь, у западных страховых компаний существует понятие, преекзистинг кондишен, или как оно там на инглише будет. Они не страхуют уже больных людей. А тут хорошо отыскался наш дурачок, он за все заплатит. И машину еще купит или свою отдаст?

       Иннокентий выпрямился, даже в пояснице заломило от напряжения.

       – Это мое дело…

       Сергей Александрович снова хлопнул ладонью по столу.

       – Раз твое дело, иди бери кредит, понятно?

       Иннокентий поджал губы.

       – Мне как раз кредит за лечение и надо погасить, – сумел он наконец сказать дяде неправду. – Хочешь, чтобы я проценты бешеные платил, да?

       – Просто отлично! – Сергей Александрович вскочил из кресла, двинув его ногой в сторону. – Вот гены же, мать их так! Колька бабу с ребенком нашел. А сыночек – бабу с больной мамашей и долгами.

       – С каким ребенком? – Иннокентий еще сильнее отвел назад плечи. – Какую бабу?

       – Какую, какую! – Сергей Александрович так и не сел больше. – Мать твою, кого ж еще?! Лидка не Колькина. Ты его единственный сын. Мать тебя быстро сделала, чтобы дурачка нашего к себе привязать. Ну и доченька в нее пошла. От осины не родятся апельсины. Вот только ты дурак – в отца, – Сергей Александрович ткнул в племянника пальцем. – Так бы и дал тебе в морду. Может, помогло бы! Сколько тебе надо? Чего молчишь?

       А Иннокентий не мог говорить. В горле пересохло. Вся влага стекала сейчас по его позвоночнику.

       – А Лида знает?

       – Что знает? – переспросил Сергей Александрович растерянно.

       – Что папа ей не отец.

       – Конечно, знает. Так ты что, не знал?

       Иннокентий мотнул головой.

       – Во дела… А я-то думал, что так удивился. Когда с наследством разбирались, тогда и сказали.

       – Теперь понятно, – Иннокентий опустил голову.

       – Что тебе понятно? – с каким-то горьким смешком спросил племянника дядя.

       Да все ему вдруг стало понятно. Особенно дядина неприязнь к матери. И то, что он палец о палец не ударил, чтобы помочь Лиде. Или хотя бы ему самому убрать из их семьи Короткова. Но Лида-то не виновата, она же совсем, получается, крохой была. За что он ее-то не любит? Или дядя Серёжа никого вообще не любит…

       Иннокентий смотрел прямо в глаза дяди и молчал.

       – Сколько тебе денег надо?

       – Нисколько, – ответил Иннокентий быстро. – У меня хватит своих.

       Даже через два часа Иннокентий вышел из кабинета на негнущихся ногах. К счастью, Валерии на месте не оказалось – не пришлось ничего объяснять. Все знали – кроме него. Почему его не поставили в известность? Видимо, обе боялись, что он от них отвернется. Что за глупость: одна мать, а другая сестра – были и будут. Хорошего ж они о нем мнения! Зато ясно, почему мать не может даже рубля попросить у брата мужа. Тот не верит в ее бескорыстие. И что? А кто в отношениях бескорыстен? Любовь – она ведь тоже дорогого стоит, так почему же ее надо получать бесплатно? Но чтобы дядя ни говорил, а лично ему дома у родителей было хорошо, и мать у отца точно всегда была на первом месте. Позвонить ей?

       Иннокентий даже телефон достал, но потом сунул обратно в карман. Нет, ей достаточно страхов. Пусть и дальше думает, что он ничего не знает.

       А он не знает. Не знает, где тут Сбербанк. Спроси гугл. Спроси гугл… Красивый мальчик умеет вести переговоры. У красивого мальчика пусть грязный, но дорогой костюм. У красивого мальчика руководящая должность, пусть только на бумаге. Но вот на карте у него теперь реальные деньги. До зарплаты. Не хочет давать аванс – не надо. Отработает. За красивые глаза его и держат.

       – Настя, у вас там есть какое-нибудь кафе рядом? – спросил он в телефон.

       – Я же с собакой…

       – Так на улице посидим. Я, как черт, голодный. Я ж даже медовик не доел.

       Короткая пауза. Едва слышный вздох.

       – Приходи на ужин.

       Он замер. Закусил язык, чтобы не согласиться. Нет, он не готов к встречи с ее матерью. У него пятно на пиджаке!

       – Давай все же в кафе. Если нет ничего, я куплю сэндвичи по дороге. Но я есть один не хочу.

       – Купи сэндвичи. А Лида позвонила?

       Иннокентий даже остановился, и об него чуть не споткнулись идущие следом люди.

       – Не знаю. Может, звонок пропустил. Спасибо, что напомнила. Я сейчас позвоню ей и перезвоню тебе.

       Лида не звонила. Прислала ему сообщение. Завтра с утра. Он тоже не стал звонить. Послал свое согласие эсэмэской. А Насте позвонил.

       – Договаривайся с братом на пятницу. Боюсь что-то планировать на завтра. А сегодня все в силе. В восемь у подъезда. Эйты не корми. Я на нее тоже возьму. Где побольше мяса. А мышам сыр, – он улыбнулся, но ему не понравилась тишина в трубке. – Или с пастрами хочешь? Ты острое ешь? Ну ответь уже. Я же вкусов Насти не знаю, только мышки.

       – Купи, что хочешь. Я всеядная.

       – Ну прямо как я… Настя, оденься теплее. Тут что-то холодает.

       – А ты на улице?

       – А ты не слышишь? Особо не наряжайся. Я, как французский клошар буду, в грязном пиджаке и рваном плаще…

       Она уже совсем не по делу молчала. Обиделась или не обиделась, решит уже при встрече. А сейчас надо идти кредит отрабатывать, а то дела семейные перекрыли все рабочие.

       – До вечера, Настюш.

       – Пока, – просто и тихо ответила она.

       И Иннокентий сунул телефон в карман. Повел шеей – она слишком сильно скрипнула. От сидячего образа жизни все проблемы. Но побегает за девчонкой с собакой – сразу вылечится.

Глава 22. «Машина лишь средство передвижения»

       Настя показалась Иннокентию непростительно грустной – и ему хотелось думать, что не его в том вина. Но здравый смысл подсказывал, что виноват он и никто другой. Под грузом вины Иннокентий даже ссутулился и потом еле выпрямился, чтобы закрыть багажник, после того, как убрал в него автокресло.

       – Может, все же собаку в багажник? – предложила Настя.

       – Там нет ремней безопасности. Пристегнуть нечем, чтобы в салон не прыгнула, – улыбнулся он криво. – Да не думай ты о машине! Это всего лишь кусок железа, пластика и кожзаменителя.

       – Но машина не твоя…

       Настя смотрела на него с недоверием – все-то в нем проверяет, каждое слово.

       – И что? Ей уже три года. И дядя на такой ездить все равно не будет.

       – Значит, она твоя…

       – Настя, ну что ты заладила! Мне на жигуль пересесть, чтобы тебе легче стало?

       Иннокентий раздраженно повысил голос. Настя поджала губы. Господи, ну когда же она подле него хоть чуть-чуть расслабится?!

       – Слушай, пятачок, ну не молчи, – он пытался улыбнуться. Вышло снова криво. – А то всякую херню про меня думаешь… Даже мама тебя со мной отпустила. Какая еще твоя проблема?

       – Никакая…

       Она отвернулась и потащила собаку к задней двери. Эйты, в отличие от хозяйки, быстро освоилась в машине и даже сразу растянулась на сиденье. Может, она была домашней? И просто потерялась? Или выгнали – внуки, например. Дворовые псы не могут быть такими любвеобильными. Не выживут в стае!

       Настя тоже наконец села в машину. Ему даже дверь не пришлось открывать. И захлопывать тоже. Она и пристегнулась сама, но уставилась в ветровое стекло, а не на него.

       – Так, – он тоже пристегнулся. – Как вернуть на твое лицо улыбку?

       Она улыбнулась, но головы не повернула.

       – С тобой-то все понятно, – Иннокентий толкнул собачью морду назад. – Жрать во время движения нельзя. Подавишься. А я буду виноват. Ну иди нафиг… – Это он уже отталкивал ее за лизание. – Меня этим не купишь. Пошла назад, я сказал… Ну имей ты совесть! – Эйты уже трогала его лапой. – Блин, ну я тоже голодный… Да свали уже!

       Он толкнул ее сильнее и видимо не совсем удачно тронул за шею или ухо заломил – он не понял, почему собака взвизгнула, но перевалился назад с извинениями и чтобы погладить, и снова Эйты ткнулась ему в нос огромным горячим языком.

       – На крепость проверяешь? Пошла вон!

       Он оттолкнул собаку уже более мягко и повернулся к рулю. Настя не вмешалась, так и просидела всю перепалку истуканом. Что собака, что хозяйка – проверяют на вшивость, а он уже весь от нервов чешется. И действительно пришлось поднять руку ко лбу, чтобы откинуть волосы.

       – Слушай, Насть, может мне подстричься?

       Он не сказал это, чтобы привлечь внимание, но Настя сразу повернула к нему голову:

       – Сейчас? Так поздно…

       – Я вообще. Челка мешает.

       – А зачем ее оставил?

       – Мне ее оставили. Сказали, что так лучше. Модно.

       – Тебе так лучше… – повторила Настя и уставилась в руль, по которому барабанили его пальцы.

       – Ты ж меня с короткой не видела.

       – Зато видела с мокрыми волосами. Это одно и то же.

       Теперь глаза их встретились – точно взгляды притянулись магнитом, от которого встал дыбом каждый волосок на теле. У него уж точно, а до волос Насти он специально дотронулся, чтобы проверить: нет, они оставались мягкими, шелковистыми и скользили сквозь пальцы, которые сами собой нащупали спрятанную под ними щеку. Он подался вперед, она – чуть назад, но избежать соприкосновения губ у нее не получилось. Тогда Настя сдалась, и теперь уже ее пальцы убирали челку со лба Иннокентия, потому что его рука упиралась в собачью морду, которая хотела помешать поцелую.

       – Кто-то здесь очень голодный, – Иннокентий нехотя оторвался от Насти. Руки на руле дрожали теперь еще больше. – Или их даже двое. Или трое?

       Настя не ответила, и Иннокентий отвернулся. Тяжело выдохнул и тронул машину с места. Настя так ничего и не сказала. Да и что тут говорить – она прекрасно видит его состояние, и Иннокентию очень хотелось, чтобы его дрожь не пугала, а льстила ей, но как этого добиться, он не знал. Как задушить в себе грубого самца и подарить ей время, чтобы она сама сделала первый шаг. Не такой, как той ночью в квартире. И не так, чтобы предложить себя в качестве оплаты за помощь.

       Как не сорваться с острия ножа и как не порезаться в кровь, он не знал. Поэтому в парке сам вынул из салона машины собаку и не отдал Насте поводка. Пусть остается свободной лишь одна рука – так он лишь приобнимет Настю, а двумя сразу же стиснет в объятьях, на которые ему еще не дали зеленый свет. Они съели сэндвичи в машине, но тяжело в животе было совсем не от них.

       – Куда подевались все белки? – спросил он, шелестя в кармане пакетиком с орешками.

       – Так ночь, почти… – буркнула Настя, опуская глаза к его пальцам, теребящим нижнюю пуговицу на ее джинсовой куртке, надетой поверх теплого джемпера.

       – Придется самим есть…

       Он убрал руку, проверив пальцами каждый изгиб Настиного бедра, и надорвал пакетик с орешками, прогоняя прочь мысль о другой упаковке, которая надрывается куда легче, быстрее и без такого противного шелеста.

       – Ты орехи не ешь! – шикнул он на собаку, которая почти поднялась на задние лапы. – Это для нас с Настей.

       Но Эйты не поверила и тронула пуговицу пиджака передней лапой, а потом и сразу двумя – Иннокентий дернулся, чтобы скинуть ее с себя, даже не подумав, что лапы проедутся по тому месту, о котором он пытался забыть. Машинально он запахнул плащ, но не сумел скрыть от Насти прикушенной губы. Она смотрела на его шрам, и ресницы ее дрожали невыносимо сильно, как и чуть приоткрытые губы: о чем она думает, что она хочет или чего боится?

       Иннокентий хотел и не хотел знать ответ, потому протянул Насте открытый пакетик, а когда та замешкалась, подцепил пальцами орешек и поднес к ее рту. Снова глаза в глаза. Теперь моргали оба, а когда Настя намеренно сомкнула губы на его указательном пальце, он вздрогнул всем телом.

       – Что-то совсем холодно стало, – брякнул он, понимая, что выглядит сейчас полным идиотом.

       Настя медленно разжевывала орешек, потому молчала. Или же тактично не хотела заострять внимание на его осечке. А, может, от страха, что он распустит руки. Она ему не доверяет. Нет, нет… И даже если ей самой хочется близости, она боится стать простой игрушкой. Ночная смелость испарилась – тогда бы после секса она ушла для него богиней, а сейчас ее могли вышвырнуть: спасибо, девочка, но больше в твоих услугах не нуждаются.

       Да, так она и думает, потому и косится на него с опаской. Еще и разговор про брата, который он завел за дорожным ужином, комом стоял в горле и у него, и у нее. Радовалась прогулке одна лишь Эйты. Темнело слишком быстро, люди расходились по домам, и только им в пустеющем парке становилось все теснее и теснее, даже в двух шагах друг от друга. Ночь лишала невозможности дышать, не даря ничего взамен.

       – Пролезай назад, – толкнул Иннокентий собаку под хвост, когда та запрыгнула в открытую им для Насти пассажирскую дверь. – Ну пошевеливайся ты! – И тут же добавил, обернувшись: – Это я не тебе.

       Настя ничего не ответила. Села, пристегнулась, а потом подняла глаза к потолку.

       – Уже достаточно темно, да?

       Иннокентий улыбнулся и нажал на кнопку – закрывашка люка медленно отъехала в сторону.

       – Открывать не буду, а то еще замерзнем. Опустить спинку?

       Настя кивнула, и Иннокентий перегнулся через нее, чтобы нажать на кнопку на боку кресла. Настя откинулась назад, и он вместе с ней, потому что ее руки сомкнулись у него на шее.

       – Насть, что ты делаешь?

       Губы были совсем рядом – она отдавала их ему. Даже пихала – бери! Бери что? Он сомкнул губы на ее губах. Ручка коробки передач давила в живот, но ниже было все равно больнее. Он скинул плащ еще до того, как сел в машину, и сейчас пуговица на пиджаке натянулась до предела, и подмышками нитки тоже трещали. Но он не мог отпустить ее губы, а пальцы сами сминали джемпер на ее груди, нащупывая полоску бюстгальтера. И вот Настина рука опустилась по его дрожащей спине к ремню.

       – Не дури! – Иннокентий потянул за собой ее нижнюю губу, не в силах так быстро разорвать горько-сладкий поцелуй. – Не в машине же…

       Она не поднялась – одна рука его продолжала мять ей грудь, и Иннокентий лишь через секунду заметил это и схватился дрожащими пальцами за руль.

       – Но ты же хочешь… – голос у нее тихий, почти шепот.

       Он опустил голову на руль, грозясь посигналить лбом и чуть повернул лицо в ее сторону, стараясь не моргать, но не очень-то у него это получалось.

       – Вот так не хочу. Машина – это средство передвижения, а не место для… – он осекся, не решившись еще больше опошлить и так загубленный момент почти что невинной близости. – Лежа поедешь или поднять кресло?

       – Поцелуй меня еще раз, пожалуйста… – в голосе чуть ли не мольба.

       Иннокентий сглотнул, втянул живот, чтобы не касаться коробки передач, но наткнулся не на Настю, а на собаку.

       – Да не тебя просили поцеловать!

       Он сказал это со злостью, но Настя рассмеялась, когда он за ошейник оттянул от ее раскрасневшегося лица собаку. И выдохнул. Напряжение постепенно спадало. Собаки действительно снимают стресс.

       – Настя…

       Он сжал ее шею руками слишком сильно, но она не противилась. Ужас, все терпит. Боится спугнуть отказом. Господи, что с ней сделали… Что этот мудак с ней сделал?!

       Иннокентий ослабил хватку и провел большим пальцем по подбородку, который она тут же задрала, но целовать ее в шею Иннокентий не стал – губы влекли его куда больше. Он пытался сжимать их осторожно, не касаясь зубами, но контролировать себя с каждой секундой становилось все труднее и труднее… Он уже стоял коленкой на сиденье, не понимая, как вообще уместился между рулем. Ручка коробки передач опустилась ниже живота… Или это не ручка? А рука…

       – Настя, не смей!

       Он сжал ее запястье, отводя руку от топорщащейся ширинки.

       – Настя, – он с трудом дотащил ее кулачок до губ. – Дурочка, не дури… Ты прекрасно знаешь, чем заканчиваются игры без резинок.

       Он прекрасно помнил, что обе пачки дюрекса лежат в багажнике, но использовать его здесь нельзя. Может, когда-нибудь потом, когда они будут знать друг друга, но в одно рыло он есть не будет.

       – Тогда я могу… – она еле шевелила распухшими влажными губами. – Если ты хочешь…

       Он почувствовал в висках холод. До рези в глазах. Опустил руку и вжал Настин кулачок в промежуток между ее колышущимися под джемпером грудями.

       – Я хочу тебя, а не этого… Это две большие разницы, если ты не понимаешь…

       Он хотел добавить: не смей чувствовать себя обязанной. Но в последний момент прикусил язык: если это так, если она так считает, то простыми словами он не сумеет разубедить ее, что она нужна ему не только для секса. Слова тут не помогут. Только дела.

       – Тебя мама ждет, – он вытянул ногу и, втираясь боком в руль, сумел-таки занять место водителя. – Какие у тебя планы на субботу?

       – Ты, – ответила она тихо и поднялась, сама, без кресла.

       – А в пятницу вечером?

       – Ты, – повторила она тем же тоном.

       – А завтра… Вечером?

       – Ты будешь с Лидой.

       Он резко повернулся и отчеканил:

       – Я буду с тобой. У Лиды есть муж. Если он вообще муж. Я согласился поработать таксистом. Но не сиделкой.

       Настя опустила глаза. Иннокентий вобрал в себя живот, хотя она и не смотрела на его ремень.

       – Я завтра не смогу.

       – С собакой погулять не сможешь? – спросил он с нервным смешком.

       Чья тут вина: его лично, ее мамочки или общества? Почему Настя лишь о сексе с ним думает? Или ей это тоже нужно? Хочется и именно с ним? Пусть ответ будет – именно с ним.

       – С собакой смогу.

       Она подняла глаза, почувствовав макушкой его напряженный взгляд.

       – А ничего другого я и не прошу.

       Он сильнее сжал руль и нажал на газ. Вперед – через ночь в новый день. И плевать, что он принесет. Главное, чтобы в нем была Настя. И не было ее страха.