Текст книги "По встречной в любовь (СИ)"

Автор книги: Ольга Горышина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

       Но сегодня всё пошло не так. Моника осталась у окна, чуть приоткрытого – как раз, чтобы уходил дым от сигарет с ментолом.

       – Лида дура, абсолютная дура, – не удержался Иннокентий, хотя не собирался говорить про ссору с сестрой.

       Он прислонился к мокрому краю раковины, не заботясь о сухости джинсов, и рассказал про спектакль и Мышку, опустив лишь ту часть информации, которая касалась Насти лично и его утренней встречи с ней.

       – Просто он ребёнок. Непосредственный. Вот и просит то, что хочется в данный момент, – выдохнула Моника последнюю затяжку и затушила сигарету о блюдце. – Добрый ребёнок. Он просил сказку, разве это плохо? Ему ж четыре года! Какая потом сказка… Потом начнется суровая школьная жизнь с домашками и двойками. И он же не мороженое у тебя клянчил, он просил купить сыр. И не для себя, а для маленькой несчастной мышки. Ты какой-то прямо злой дядя… Подстать мамаше. Ну, правда, котик, ну нашел из-за чего ругаться… Ну снял ты ему бабу, и что? Он счастлив, ты хороший дядя…

       – Тебе смешно!

       Моника действительно улыбалась.

              – Господи! Ну что мне плакать из-за твоей сестры теперь?! Хватит… И вообще я её жуть как люблю. Если бы не она, ты бы ушёл и у меня никогда бы не было моего славного котика.

       – Я попугай, а не кот! – огрызнулся вдруг Иннокентий на привычное обращение.

       Моника улыбнулась ещё шире.

       – Точно, точно. Попка-Дурак, заладил одно и то же. Отпусти сестру. Дай ей спокойно жить. Она взрослая баба и знает, что ей надо…

       – Нет, не знает! – Иннокентий схватил табурет и подсел к Монике. – Этот Никита кретин, мразь, подонок…

       – Он ее муж и отец ее детей. Это данность. А твоё мнение о нем засунь себе знаешь куда. Меня уже реально достало это тебе повторять в сотый раз. И меня достало ругаться с тобой из-за твоей сестры.

       – А ты не ругайся! – продолжал Иннокентий зло. – Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав. А прав я, что она должна сделать аборт и начать жить без своего Никиты. Нормально жить.

       – Ты так считаешь, а она так не считает. И кто дал тебе право решать, от кого ей рожать? Что ты вообще в их семью лезешь? Тебя деньги волнуют? Ну не давай им ничего, тебе полегчает? Она и так осталась без всего. Что ты у неё ещё отнять хочешь? Ты вот отца защищаешь, а я бы так с родной дочерью не поступила, что б там ее муженёк ни вытворял.

       Иннокентий отвернулся. Он тоже не думал, что у отца имеется завещание, в котором Лида вообще не фигурирует. Ни квартиры, ни денег, ничего ей не оставил отец. Ему, правда, тоже. Денег на счетах много не было, всё в обороте фирмы, а там хозяин – дядя Серёжа. Иннокентий сейчас просто так, как и отец раньше, номинальный директор. Но у Лидки, у неё-то вообще ничего нет. Когда отец говорил, что Никита ни копейки от него больше не получит, Иннокентий даже не подозревал, насколько сказанные в запале слова являлись юридической правдой.

       – Я его не защищаю, – сказал он, как отрезал. – Отец не собирался умирать. Он сделал все, чтобы при разводе Никите ничего не досталось. Пришёл к нам гол как сокол, пусть таким же и валит. Можно сказать, это было последнее желание отца, и я обязан его выполнить.

       Моника отвернулась к окну и тяжело вздохнула.

       – Ты её не разведёшь. Она не уйдёт от Никиты. Это только если Никита окончательно уйдет от неё. Но не она. Она его любит. Тебе этого не понять.

       – Мона, как можно его любить?! – Иннокентий схватил Монику за руку и развернул к себе. – Да он ноги об неё вытирал!

       – Можно, – ответила она едва слышно. – Очень даже можно. Я же сказала, что тебе не понять. Я восемь лет бегала за одним мужиком, зная, что у него есть ещё одна баба. Я даже знала, когда он прямо от неё ко мне приходил. Но я всё надеялась, что он выберет в итоге меня: я ведь красивее, у меня есть деньги, квартира, машина, я готовлю хорошо… Мама говорила мне, дура, очнись. Сестра, подруга, да я сама иногда, стоя перед зеркалом, говорила то же самое. И при этом ждала из года в год чуда.

       – Но чуда не произошло, да? – спросил Иннокентий, вдруг почувствовав под сердцем неприятную резь. – Ну и как ты поняла, что хватит терпеть?

       – Никак не поняла, – Моника смотрела ему прямо в глаза. – Он женился на третьей. Ну, а у меня табу на женатых. Семья – это святое, даже такая, как у твоей сестры. Не лезь…

       Но Иннокентий будто не слышал её слов. Снова держал за руку и очень крепко.

       – Но вот именно ты и должна хотеть, чтобы я вытащил сестру из этого болота!

       – Это невозможно. Это в сердце, понимаешь?

       – И тебе её не жалко?

       – Мне жалко себя. Жалко, что я трачу на неё свои нервы и драгоценное время с тобой. Ты можешь не говорить больше со мной о сестре, можешь?

       Иннокентий отдернул руку, точно обжегся.

       – А с кем мне ещё говорить?

       – С самой сестрой говори, с матерью…

       – А тебя я что? – он вскочил, чуть не опрокинув табурет. – Буду только трахать приходить?

       Она ничего не ответила, но и взгляда не отвела.

       – Тебе не важно, что меня волнует? – чуть ли не кричал он.

       Моника тоже поднялась, но осталась за столом, опершись на него обеими руками.

       – Да неужели, кроме сестры, тебя ничего не волнует? Даже наша погода! Я устала слушать про Лиду. День изо дня одно и то же. Устала! Неужели ты этого не понимаешь? Расскажи, что ли, о новом тракторе!

       – Тебе это не интересно…

       – Мне так же неинтересно про Лиду. Уясни это раз и навсегда. В моем доме с этой минуты это запрещенная тема. Ты спросил моего мнения, я тебе сказала всё, что думаю. Я не хочу тебя переубеждать, но и ты не ищи во мне поддержки для своих действий. Её не будет. Я считаю, что ты не прав, что лезешь к ним. И точка.

       Моника закрыла рот, и Иннокентий вдруг почувствовал нестерпимое желание закрыть дверь. С другой стороны. Эта женщина только что выставила его вон из своей души. А он-то думал, что её заботит его внутренний мир, а вышло так, что выслушивала она его из жалости.

       Уйти. Может, и не хлопнув дверью, а прикрыв тихо, но прямо сейчас. Пока пахнущие сигаретами руки не коснулись его лица. Оттолкнуть её будет сложно. Почти невозможно.

       Вот так и вышло. Моника сделала к нему шаг, распластала пятерню по его вздымающейся груди, и он обмяк – сдулся, как мячик, из которого вышел весь воздух, вся злость. И сейчас она накачает его совсем другим – безумным желанием близости с ней. Простую кровать с тигровым постельным бельём из Китая, она превращала в полигон страсти. И вот он уже без футболки и уже почти без штанов – он сейчас снимет их сам и прямо в кухне, настолько они жмут.

       Уйти? Зря он, что ли, цветы с тортом покупал? Шёл мириться, а в итоге… Уйти… Если только в комнату, на кровать, под ледяное одеяло, не способное даже на градус понизить температуру его тела. Моника – кипятильник. Какой-то очень крутой, доводящий кровь до кипения за секунду. Завтра понедельник. Но это будет только завтра…

       Две чашки кофе с утра Иннокентий позволял себе не каждый день – этот понедельник стал приятным исключением: он выпил первую в семь утра в квартире Моники и вторую в девять после бритья у себя дома за минуту до облачения в деловой костюм. От третьей в офисе он отказался.

       – Тогда иди просто посмотри высокое искусство, – улыбнулась секретарша так таинственно, что Иннокентий на мгновение замер и лишь потом сообразил, что его посылают на офисную кухню посмотреть роспись стены.

       Он улыбнулся, но совсем не в ответ, а потому что вспомнил воскресное утро. На душе стало тепло, но, к счастью, только на душе. Бодрым шагом он пересек приемную, прошагал крохотный коридорчик и замер в дверях. Кухня изначально была модерновой: белые стены, бело-бордовый пластик шкафчиков, длинный белый стол на тонких ножках вдоль окна, яркие пластиковые эрго-кресла рядком. Теперь его окружали брызги воды или чего-то иного, парящие в воздухе стаканы разной формы и размера, половинки лаймов и сочные клубничины, к которым так и тянулась рука.

       – И как прикажете после этого работать? – приподняла брови одна из сотрудниц, что выстроились вдоль кухонной столешницы, точно в музее перед картиной.

       – Ну так сбегайте кто-нибудь на угол за клубникой. Я угощаю.

       И Иннокентий, сунувшись в бумажник, с облегчением выдохнул: бумажка в пятьсот рублей там имелась. Девушка убежала, а ему уйти не пришлось: в дверях появился дядя. Джинсы, клетчатая рубашка с расстегнутым воротом, руки в карманах – обычный вид хозяина фирмы. Даже захотелось одернуть пиджак, как всегда делал отец при виде брата.

       – Ну так что? Перенесём сюда совещательный орган или купим всем по абонементу в Эрмитаж? Пошли вон отсюда! Еще не перерыв на обед. А ты со мной.

       К племяннику тот обратился даже грубее, чем к девушкам, и Иннокентию захотелось поправить и галстук тоже. В дядином кабинете всё просто и чисто. Мебель лет десять не меняли, кроме кресел, и не намеревались менять в ближайшие лет пять.

       – Я хочу знать, что вот это такое? – Сергей Александрович тряс перед носом племянника каким-то документом и пока не повышал голоса. Даже при закрытой двери. – Можешь внятно объяснить?

       Иннокентий вырвал из рук дяди бумагу. Зарплаты работников и… незапланированная премия одной сотруднице.

       – Это я подписал указ.

       – Я понимаю, что ты. На каком основании? Она миллионы фирме принесла или минет хорошо делает? Ты с ней спишь?

       Иннокентий выдержал пристальный взгляд и решил не развивать скользкую тему.

       – Это единовременная помощь. Кате уже коллекторы звонили.

       – Да хоть сам Папа Римский. Мне-то какое дело? У неё есть зарплата, вот пусть и живёт по средствам. Ну?

       – Что ну? Деньги ей уже выдали. Что ты хочешь, чтобы я сделал?

       – Головой об стену побился, чтоб мозги на место встали! Вот что я хочу! – выкрикнул Сергей Александрович и ударил кулаком по столу. – Да сядь ты уже!

       Да, Иннокентий был на голову выше дяди, как и его отец. Свои метр семьдесят пять Сергея Александровича вполне устраивали. Если в тот момент он не отчитывал какую-нибудь дылду на шпильке или собственного племянника.

       – Послушай, – он перевалился через стол, чтобы быть поближе к Иннокентию, откатившему кресло к краю стола, специально чтобы быть подальше от разъяренного дяди. – Хочет больше зарабатывать, пусть ищет другую работу, а у меня завтра на ее место очередь стоять будет. Ещё и за меньшую зарплату, понимаешь?

       – Я всё прекрасно понимаю. Но Катя работает у нас пятый год. К ней никогда не было претензий. Неужели один раз трудно войти в положение?

       – А в мое ты не хочешь войти? Кто здесь всё делает? Катя или может ты? Я здесь всё делаю и не для того, чтобы она кредиты брала. Может зарабатывать сама и больше, вперёд. Её никто не держит. Пусть скажет спасибо, что кто-то за неё думает. И за тебя, кстати, тоже. Так что ещё один акт такой самодеятельности, пойдёшь вон вместе с Катей, Леной, Машей, Сашей или кому ты там ещё решишь помочь за счет фирмы.

       Иннокентий действительно опешил и сам подался вперёд, точно не расслышал слова дяди на расстоянии.

       – То есть ты меня уволишь?

       – Правильно мыслишь, товарищ. Бьют не по паспорту, а по роже. И судят по делам. Больше нет твоего папочки, чтобы тебя прикрывать. Уяснил?

       Иннокентий кивнул.

       – Вот и молодец. Сиди и не чирикай. Где все стартапы, в которые ты вложился? В жопе, вот где, как и твои четыре миллиона. Потому что ты дурак и ничего не понимаешь в бизнесе. И тебя любой облапошить может. Ты у Кати документы по кредитам попросил прежде, чем денег дать?

       – То есть ты не веришь работнику с пятилетним стажем? Почему ты вечно уверен, что все вокруг врут?

       – Потому что все вокруг врут. Сколько тебе нужно еще просрать денег, чтобы понять это?

       Иннокентий ничего не ответил. Сергей Александрович устало покачал головой.

       – В наше время верить нельзя никому. Порой даже самому себе, – процитировал он шефа гестапо из кинофильма «Семнадцать мгновений весны». – Мне можно. С этой минуты ты не подписываешь никаких финансовых документов. Понял, товарищ директор? Просираешь только свою зарплату и ни копья больше.

       – Понял, – процедил Иннокентий сквозь зубы.

       Дядя Серёжа не злился на него. Он просто делал бизнес, как всегда, чётко и грубо. Красивый мужчина, даже с сединой в коротко подстриженных волосах, с дурацким чубом вместо челки, вечно улыбчивый, с шуточками, но до поры до времени. Пока его слушались. Беспрекословно. Отец порой пытался спорить с ним, но лишь нервы себе трепал. Последнее слово и любое решение по бизнесу оставались всегда за младшим братом.

       Они вышли из кабинета вместе. Дядя швырнул на стол секретарши конверт.

       – В одиннадцать придет маляр, отдашь.

       Секретарша подняла на него удивлённые глаза:

       – Маляр?

       – Художник этот. От слова худо…

       – Сколько там, если спросит?

       – Двенадцать тысяч, как и договаривались. Все, пока, – Сергей Александрович хлопнул племянника по спине и снова обернулся к секретарше. – Я до вечера на базе. Мне не звонить. Кому надо, знают мой телефон.

       И ушёл, как всегда хлопнув дверью. Иннокентий наклонился к столу, чтобы только секретарша услышала его слова:

       – Дай в долг до завтра шесть штук.

       – Иннокентий Николаевич, это даже не пятнадцать процентов.

       – Их двое.

       – Откуда знаешь?

       – Видел вчера, как они рисовали, – чуть не покраснел Иннокентий.

       От воспоминаний. Совсем не от вопросительного взгляда Валерии Ильиничны, секретаря, по меньшей мере, с двадцатилетним стажем, знавшей его с пелёнок. Хотя перед ней он стушевывался довольно часто, точно перед матерью, даже если его и не ловили ни на какой директорской оплошности.

       Молчит. Обдумывает своё решение. Но он не отведёт взгляда от всё ещё красивого лица.

       Валерия выглядела намного моложе его мамы то ли от ботокса, то ли из-за умелого макияжа, он не вдавался в детали.

       Наконец секретарша покачала головой.

       – Денег не дам. Вдруг Сергей узнает, что я потакаю капризам его племянника? Нехорошо получится. Потом это наличка, даже не перевод на карту. Так что пусть твоя совесть будет спокойна. И…

       Она вдруг раскрыла конверт и пересчитала купюры.

       – Увы, всё точно, как в аптеке.

       – Хорошо. Позови, когда он или она, – добавил Иннокентий спешно как-то уж слишком сипло, – придёт.

       Валерия кивнула и сочувственно вздохнула:

       – Ты когда-нибудь повзрослеешь и тебе станет легче.

       Иннокентий быстро отвернулся: он повзрослел три года назад, когда, точно в замедленном кино, за секунду до столкновения с чужой тойотой перед глазами промелькнула вся его короткая жизнь. У него нет проблем? Есть, и ещё какие! Не решаемые деньгами. Дядя Серёжа сам говорит, что-то, что решается деньгами, не проблема вовсе. Если эти деньги есть, а людей их сейчас нет или очень мало. Да, для бизнеса в России сейчас шикарное положение дел. А для души?

       Работать не работалось. Иннокентий крутил отцовский перстень туда-сюда, точно водопроводный кран, и по его спине текла то холодная, то горячая струйка пота. Если придет всё же Настя, что он ей скажет? Спасибо за работу? И всё? Кофе она с ним пить откажется, как бы невинно он его не предложил. А зачем вообще пить с ней кофе? Да потому что хочется! А спросить можно про собаку… Хорошее начало непринужденной беседы. Ничего личного… Почти ничего!

Глава 2. Второй шанс не даётся дважды

       Что же делает судьба? Играет с ним, точно со слепым котенком, а у самой горькая усмешка на губах. Дурь какая-то происходит. Впору вспомнить, сколько ему лет и чем он занимается по жизни. Ладно, повел себя вчера, как мальчишка, проводил Настю долгим взглядом, пусть даже вздохнул, но ведь дальше-то пошел ровным шагом, свободно дыша полной грудью. Что же сейчас так сдавило под ребрами? И почему…

       Да потому что вдруг выпал шанс вернуть девчонку и попытаться не отпустить так быстро. Пусть даже ей этого не надо и даже если это не нужно ему самому… Раз уж так удачно легли карты, почему бы не разыграть партию?

       Вчера и сегодня утром он даже не подумал, что роспись могла быть не окончена, что деньги могли быть еще не выплачены, что кто-то по старинке захочет гонорар в конверте… Он не думал, что Мышка может запросто еще раз перебежать его дорожку без всяких усилий с его стороны. За него подумал кто-то там, наверху, кому не все равно… Дали второй шанс, который нельзя упустить. Ни в коем случае!

       Давно одиннадцать. Куда же запропастился чертов шанс?!

              От звонка Иннокентий вздрогнул, а от длинных гудков в трубке подскочил из кресла, как ужалённый. Тайный агент Валерия таким образом сообщала, что «клиент прибыл». Одернув пиджак, который даже не расстегнул, садясь в рабочее кресло, Иннокентий вылетел из двери кабинета и замер: зря спешил… У секретарского стола стоял парень, только теперь одетый и без банданы, зато с серьгой в ухе. Он поздоровался без всяких эмоций в голосе, а Иннокентий только кивнул, чувствуя в горле неприятный ком, который силой воли на пятой секунде встречи все же сумел протолкнуть в живот, куда тот упал увесистым булыжником.

       – Подожди, – с трудом выдавил из себя Иннокентий, услышав от парня сухое «до свидания». – Я хочу поговорить с тобой.

       Он не знал еще, о чем именно… Но он решил все же провернуть сделку с кодовым названием «до свидания». Отпустить сейчас маляра – поставить крест на возможной встрече с Настей. Можно, конечно, пойти в театр, но непонятно, когда ещё сестра надумает отправить с ним Тимку, да и в каком спектакле играет Настя узнать будет тоже проблематично. И не факт, что через неделю она вообще о нем вспомнит! Что там говорил ее любимый «шеф»: куй железо, не отходя от кассы. Дичь пока не жареная, просомневаешься лишний день – улетит. И он больше не сомневался. Ему нужна новая встреча с Мышкой, как оазис заблудившемуся в пустыне путнику.

       Парень придержал для него дверь, а Иннокентий шумно закрыл ее за собой, чувствуя спиной осуждающий взгляд Валерии. Плевать! Он не тратит ни копейки из общественного котла! Он тратит кровные на то, что кажется ему сейчас очень важным. Непонятно почему… Но это только пока непонятно. Со временем разберется!

       – Извини, забыл, как тебя зовут, – заговорил наконец Иннокентий у лестницы, когда парень уже занес ногу над первой старенькой, решив, что с ним передумали разговаривать.

       А Иннокентий просто думал, думал и не знал, как начать важный разговор.

       – Слава, – буркнул художник и выжидающе остановился.

       – Иннокентий.

       Рукопожатие вышло вялым. Парень явно расстроился, и Иннокентий догадывался о главной причине его плохого настроения.

       – Классная роспись вышла… – начал он издалека.

       – Спасибо…

       Голос тихий. Таким обычно подростки просят родителей отстать. Значит, не ошибся. Проблема не личного плана, а финансовая. И виноват в ней дядя Серёжа.

       – Странно, что ты просишь за работу так мало, – Иннокентий приблизился к сути разговора на крохотный шажок.

       Понимал, что сунь сейчас парню в руки чаевые, тот мгновенно свалит, и узнать что-то про Настю не получится. Надо его разговорить и так между делом вставить вопрос про собаку. Пусть думает, что Настя с ним разоткровенничалась. Тогда можно будет спросить про номер телефона, который он якобы потерял… Сможет ли он заставить себя позвонить по нему, вопрос второй. Пока надо этот номер заиметь. Ну, разговор когда-нибудь получится? Чего молчишь, маляр, а?

       Слава вскинул подбородок, хотя оживление во взгляде художника Иннокентий все же не заметил. Голос тоже по-прежнему «на отстань».

       – Конкуренция большая, – А руки в карманах. – Но обычно довольный заказчик даёт чаевые. Обычно…

       Дополнение было сказано с вызовом. Иннокентий улыбнулся. Что ж, рыбка клюнула на наживку. Можно подсекать. Но только осторожно.

       – За этим я тебя и позвал, – Иннокентий вытащил из кармана айфон. – Наличных больше не нашлось. Дашь номер карты?

       – И для этого надо было в коридор меня тащить?

       – Хотел приватно обсудить сумму чаевых, – нашелся Иннокентий.

       – Да? Чего тут обсуждать? Все на усмотрение заказчика, – Слава смотрел ему в лицо открыто. Может, немного прищурено из-за солнца, которое сильно било в окно. – Студенты народ бедный.

       – Ты студент?

       Иннокентий действительно удивился: выглядит парень взрослым даже с серьгой в ухе. Хорошо не в носу!

        – Я уже нет, а Настя еще да.

       Иннокентий выдержал взгляд. Ну-ну, отсюда поподробнее. Сколько ей лет-то? Хотя к черту подробности. Восемнадцать есть и ладно!

       – В театралке учится, раз в театре играет? – начал он нападение, чтобы рыбка поглубже заглотила крючок.

       – Нет, в Рериха. В театре она с декорациями помогает…

       С декорациями? Иннокентий напрягся, а потом опустил плечи: Настя же сказала, что она не актриса. Он думал, пошутила… И да, по телефону она, наверное, убеждала кого-то, что справится с ролью. И на сцене ее, наверное, и не было вовсе, только в конце вылезла…

       – Она вообще много чего делает. У нее сейчас напряженка с финансами, так что щедрые чаевые ей бы очень помогли.

       Врет? На высокие чаевые заодно и для себя набивается? На жалость давит к бедной красивой мышке? Да и черт с ним! Рисовали оба, и парню можно как бы оплатить услугу по передаче Насте денег, которые из его рук она точно не возьмет. Ему спасибо за денежную помощь не нужно. Захочется Настеньке встретиться с ним по доброте душевной, отлично! А так… Ну, будет ждать третий шанс…

       – Давай номер карты.

       Да, да, сначала деньги, потом стулья.

       Парень сунул руку в карман, но ничего не достал.

       – Знаете, Иннокентий, я предпочел бы наличные, если это хоть как-то возможно. Мне так легче будет Насте отдать причитающиеся.

       – Внизу есть банкомат. Пошли.

       И они довольно резво спустились в холл, который невыносимо пропах кофе.

       – Кстати, – Иннокентий сунул личную карту в банкомат. – Как там ее собака поживает? Не сильно пострадала?

       Слава на мгновение прищурился, потом сделал глаза на половину лица.

       – Какая собака?

       Проверяет, что ли, насколько откровенной была со случайным попутчиком его напарница? Проверяй, проверяй…

       Иннокентий снова улыбнулся. А, может, Славочка просто ревнует? И это тоже приятно.

       – Как какая?! Ту, что пьяный на улице избил.

       Да, пусть думает, что они с Настей о многом успели переговорить по дороге… Жаль, что в реальности было все иначе. Пришлось вытаскивать из нее информацию силой.

       – Вы ничего не путаете? У Насти нет собаки.

       Иннокентий уже ввёл ПИН-код, и указательный палец сейчас замер на выборе операции. Нет собаки? Нет, он ничего не путает. Его облапошили. Не захотели говорить правду и выдумали несчастную собаку, чтобы прикрыть слезы по какому-то более серьёзному вопросу. Ах да Настя, ах да… Она не Пушкин, но тоже хороша. А он купился, дурак!

       – Наверное, это она про собаку подруги рассказывала. Я запутался немного в её речах. Она слишком много болтает.

       Слава облокотился о банкомат и не спускал с него внимательных глаз. Иннокентий молил бога не покраснеть.

       – Только с вами, наверное. Как разболтали-то девчонку, поделитесь секретом? Обычно Настя молчит.

       Да, да… С ним она тоже молчала. А он решил, что разговорил. Отлично, заслужил… Видимо, он не настолько внушает доверие, чтобы сообщать ему, почему плачет мама.

       – Даже с друзьями детства не откровенничает, – не замолкал между тем Слава. – Я о себе, если что. Мы соседи по даче. Я ее на художества и совратил… Своим примером.

       И на что-то еще? Это намёк или прямым текстом посылают его лесом?

       Иннокентий со злостью ткнул пальцем в кнопку выдачи наличных и затем нажал на максимальную сумму. Он не собирается менять решение помочь девушке из-за этого козла.

       Когда автомат закончил выдачу денег, Иннокентий разделил пачку на пятнадцать и тридцать пять тысяч. Щедрые чаевые, слишком. Но иначе он не сможет вручить деньги Насте. Пусть подавится совратитель!

       Он протянул тонкую пачку Славе. Тот, взглядом пересчитав купюры, даже как-то просветлел в лице.

       – Спасибо, Иннокентий. Не ожидал столько, честно. Было приятно с вами работать.

       Парень зажал свернутые купюры в кулак и протянул вторую руку для рукопожатия. Но Иннокентий не подал руки.

       – Слава, это только тебе. Для Насти вот это.

       Парень с каменным лицом протянул руку, но тут же отдернул, вновь оценив на глаз предложенную сумму.

       – Сколько там?

       – Тридцать пять, – Иннокентий выставил вперед руку в предупреждающем жесте, когда Слава хотел открыть рот. – Пожалуйста, передай ей эти деньги. Для этого я тебя и вытащил в коридор. Я случайно стал свидетелем ее разговора с матерью и понял, что деньги могут помочь…

       Да, деньги всегда помогают. Даже там, где дело не касается побитых собак.

       – Обычно она ни с кем мать не обсуждает.

       – Сказал же, что это был телефонный разговор, – чуть ли не плюнул в лицо парня Иннокентий. – Знаешь же, что деньги нужны. Бери!

       Но Слава не протянул руки.

       – Что же вы ей сами не дали вчера деньги?

       Иннокентий сжал губы: интересно, сколько Славик знает про вчера?

       – У меня она их не взяла.

       Шанс не шанс, но портить Насте отношения с парнем Иннокентий не хотел.

       Слава продолжал держать пустую руку в кулаке.

       – У меня она тоже не возьмет такую сумму. Не поверит, что нам за работу столько заплатили. Она знает, сколько я просил у Сергея Александровича. Подумает, что я свои отдаю ей и откажется. Давайте тоже пятнадцать. Это хоть куда ни шло…

       – Пятнадцать ей мало.

       – Знаю. Но она не возьмет больше. Она такой человек.

       Иннокентий почувствовал сердце в ушах и стиснув деньги так, что они впечатались в ладонь.

       – И что мне делать с оставшимися деньгами?

       Парень с улыбкой пожал плечами.

       – Потратьте. Трудно, что ли?

       Теперь прищурился Иннокентий.

       – Я хочу отдать их Насте. Ей есть на что их потратить.

       – Настя не берет денег просто так. Она их зарабатывает. Сделайте ей какой-нибудь заказ. Пусть за двадцать тысяч что-нибудь вам распишет. Кабинет, например?

       Как же он сам не додумался! Распишет. Одна? Да хоть и одна, только не под боком дяди Серёжи. Как он вообще их пригласил? Откуда взял?

       – Детскую пусть распишет моему племяннику. Думаешь, согласится?

       Слава усмехнулся.

       – Она сейчас согласится на любую работу. Особенно, пока еще каникулы. Сказал же, что с финансами совсем туго у них.

       Иннокентий протянул деньги.

       – Пятнадцать штук чаевыми. Двадцать задаток. И вот, – он вытащил визитку. – Пусть звонит на мобильный в любое время. Ну, кроме ночного, конечно, – Пусть не думает там себе ничего, а потом сделался совсем серьёзным. О партнере по жизни и бизнесу забыл. – Вы же всегда работаете вместе? Я больше не могу снять налички. Давай тебе на карту скину аванс.

       – Мы не работаем вместе, – ответил парень тут же. – Я работаю с женой. Сейчас просто дочка приболела, и я попросил Настю помочь.

       Жена? Дочь? Так он, что ли, нет… Иннокентий аж заулыбался от приятного открытия.

       – Да вы не волнуйтесь, – по-своему истолковал его улыбку Слава. – С детской она точно сама справится. Настюха ж в детском театре рисует.

       От «Настюхи» Иннокентия аж передернуло. Друг детства нашелся тут! Её зовут Настя! Настя!

       – Я не сомневаюсь, что Настя справится, – Иннокентий специально сделал акцент на имени и получил наконец нормальное мужское рукопожатие.

       Они распрощались, но Иннокентий, вместо того, чтобы вернуться в офис, зашёл в кафешку за кофе. Третий так третий! К чертям разум… Сердце и так стучит на пределе. Так что кофе ничего не добавит к его смертельному сердцебиению.

       Карта брошена. И она не будет бита. Он пошел с козырного туза! Дал нуждающейся в деньгах девушке заработать нужным местом: головой и руками. Хорошее начало для чего-то большего. Хорошее… И Иннокентий утопил довольную кошачью улыбку в пенке эспрессо.