Текст книги "Не умирай раньше меня (СИ)"

Автор книги: Ольга Домосканова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Свое негодование он решил выместить на Ранхил, но та обескуражила его признанием, что она намеренно искала у него защиты. Да, с его точки зрения все ее проблемы кажутся ему сущими пустяками, но она ведь еще девчонка, и каждый такой пустяк выливается в отдельную драму. Он видел, что ее что-то мучает, поэтому уверенно заявил, что она в любое время может рассчитывать на его помощь.

Алестеру не пришлось потом жалеть о поспешности своих обещаний. Почему-то ему хотелось знать подробности одной маленькой жизни, он надеялся, если у Ранхил что-то случится, она обратится только к нему и ни к кому больше. Зачем ему это было нужно – другой вопрос, но он старался себе его не задавать. Надо – и все тут.

Гидра убивать меня не стала. Зло постреляла глазами, но потом поверила, потому что не заметить мою реакцию на прикосновения Ривары было невозможно. Я шарахалась от него, как черт от ладана. Я никак не могла привыкнуть к перемене его настроения, хотя подленькая мыслишка, что я этого сама когда-то хотела, все-таки закрадывалась в мою голову.

– Слушай, может он переосмыслил свое поведение и понял, что жить без тебя не может? – предположила Гидра, когда в столовой Ривара уселся напротив меня и стал пристально смотреть. Аппетит испортился сразу, но пересесть было некуда, поэтому я загородила лицо руками и отвернулась.

– Гидра, мы сейчас говорим о Риваре, – я скорчила рожу. – Мне нужно напоминать, кто это такой?

Подруга наградила его долгим оценивающим взглядом.

– Давай зайдем с другой стороны – что ты теряешь? Парня у тебя нет, обязательствами никакими не связана, поиграй с ним, попользуйся. Когда надоест – отрежешь и все.

– Вазентрап, ты сама уже один раз доигралась, – не выдержала я. – Понравился тебе результат?

Гидра надула губы.

– Что, если я снова его полюблю, и резать потом придется по живому? Есть же в нем и хорошее помимо того, что он редкостная скотина.

– Тогда сразу ему скажи, что он зря старается. Хотя, мне кажется, он просто так не отстанет.

На самом деле Гидра просто озвучила мои мысли. Ривара явно поставил перед собой цель, и пока не добьется ее, мне придется с ним бороться. Может, опять с кем-то поспорил? Если это так, я его кастрирую голыми руками. Раздражает меня его манера портить людям жизнь.

– Кстати, ты так и не похвалилась, что тебе подарили на концерте? – напомнила Гидра.

Естественно, я забыла про свой приз – слишком уж был насыщен тот день из ряда вон выходящими событиями. И тренировка, и танец с Агелларом, и предложение Ривары. Больше всего из этого списка меня впечатлял факт, что тренер согласился составить мне компанию. Удивительно и то, что у меня хватило смелости пригласить его. Мне понравилось то ощущение, когда медленно кружишься в кольце сильных рук, а в сантиметрах от тебя гулко стучит горячее сердце. И чувствуешь себя такой маленькой, хрупкой, но очень защищенной. Об этом подсознательно мечтает каждая из нас – быть в безопасности рядом со своим мужчиной. Наверно, повезет женщине Агеллара, у нее этого ощущения будет хоть отбавляй.

Мысль цеплялась за мысль, воспоминание за воспоминание, и в моей памяти всплыл момент, когда тренер заплетал мои волосы. Даже отец всегда психовал, когда ему приходилось меня расчесывать, а Агеллар отнесся к этому спокойно, тем более, он сам предложил сделать мне прическу. Какой, все-таки, разносторонний человек.

– Лиа, я уже пять минут жду, а ты сидишь и молча улыбаешься в пустоту. Тебе подарили частный самолет?

– Умеешь ты вернуть человека на землю, – проворчала я. – Не смотрела я, что мне подарили. Честно сказать, я даже не помню, куда я этот приз положила.

– Ну ты даешь, – выплеснула руками подруга. – Если все-таки найдешь – не забудь мне написать.

– Хорошо, – пообещала я.

Дома я перерыла все, что только можно. Конверт словно сквозь землю провалился. Я уже отчаялась, но на глаза мне попалась сумка, в которую я поспешно затолкала реквизит.

На приз зрительских симпатий было страшно глянуть. Грамота вообще представляла собой крайне жалкое зрелище, и я даже хотела ее выкинуть. Потом мне стало интересно ее содержание, я разгладила её и полюбопытствовала. Все кратко и лаконично – награждается такая-то за участие в том-то. Внизу подписи членов жюри. К ним я присмотрелась особенно внимательно. Если подпись Лагерры я знала наизусть, куратор Маркел ограничилась первой буквой фамилии, подписи проректора и Покровен встречаются на всех официальных документах, поэтому не могут быть не знакомы. На росчерке Агеллара я остановилась куда подробнее. Он даже подписался черной гелевой ручкой, вновь подтверждая свою страсть к этому цвету. Почерк с резким наклоном вправо, сказывается владение двумя языками, причем каждая буква – словно произведение искусства, сплошь с завитками и виньетками. И смотрится его подпись куда богаче и ярче, чем подпись самого проректора.

Мне в глаза бросилось и еще одно – моя фамилия была вписана в пустую графу той же самой черной ручкой. Мои подозрения оправдались, своей маленькой победой я обязана тренеру. Хорошо, если она была заслуженной, но, мне кажется, Агеллар не тот человек, который может оценить неоправданно. А там – кто его знает. Всё же я решила грамоту не выбрасывать, разгладила ее утюгом и повесила на стену.

Дошла очередь и до конверта. Из него я извлекла цветной бланк с аббревиатурой самого известного в городе туристического клуба "Феникс". Это была путевка на ежегодный турслет в рамках международного фестиваля "Вместе под небом". Меня туда приглашают в качестве гостя праздника. Я посмотрела на дату – через несколько дней после заявленного матча против инженерной академии. Возник ряд вопросов, но задать я их могла только Агеллару.

Гидра отнеслась к моему рассказу о предстоящей поездке очень странно. Она вопила мне в трубку, что это самый престижный фестиваль, что попасть туда нереально дорого и посмотреть хотя бы одним глазком – это большая удача. А уж ночевка в туристическом лагере – это просто экстаз. Я не разделяла ее восторга по одной простой причине – у колледжа нет средств на приобретение таких "золотых" путевок, к тому же у нас нет никакого оборудования. Скорее всего, она что-то путает, да и сомнительное удовольствие – спать на голой земле. Об этом я и уведомила подругу. Она ответила, что я ничего не понимаю, и предложила поехать вместо меня.

– Я бы с радостью, но боюсь, тренер обидится, всё же это он присудил мне приз зрительских симпатий.

– С каких это пор тебя заботят его чувства? – неподдельно изумилась Гидра.

Я задумалась – а и правда, с каких? Не с тех ли самых, когда тренер оказывал мне первую помощь посредством собственной аптечки? Или, когда наказал выскочку-программиста, бросившего в меня мяч? Теперь я поняла, почему тогда получилось так, а не иначе – Агеллар был наверху, в том темном помещении, которое мы посетили в праздничный вечер, и все видел своими глазами. Или может тогда, когда сказал, что я могу рассчитывать на его помощь? Он перестал быть для меня чудовищем из сказки, и стал кем-то вроде доброго старшего товарища.

– Какая разница, – огрызнулась я. – Я поеду сама, и это не обсуждается.

– Воу-воу, полегче, – хихикнула Гидра. – Не поэтому ли ты теперь не хочешь знаков внимания от Ривары? Нашла другой объект поклонения?

– Я просто очень его уважаю, вот и все.

– Конечно, я тебе верю. А портрет его уже висит над твоей кроватью?

Я бросила вороватый взгляд на стену, где висела злополучная грамота, и со злостью содрала ее оттуда. Не хватало еще, чтобы Вазентрап обвинила меня в фетишизме.

– Все, я не хочу больше с тобой разговаривать, ты говоришь чепуху, – огрызнулась я под заливистый смех подруги.

Отключившись, я стала собираться в парк.

– Почему мне кажется, что с каждым разом ты приходишь в мою компанию все злее и злее?

– Потому что есть такие люди, которых хлебом не корми – дай поковыряться в чужой голове, – призналась я.

– И ты не знаешь, как с ними бороться?

Сегодня из-под черной толстовки видна темно-синяя футболка. Он впервые изменил своим привычкам.

– Знаю. Именно поэтому я здесь.

Он одобрительно кивает.

– Ты посмотрела содержимое конверта?

– Да, об этом я и хотела с вами поговорить.

И мы снова никуда не бежим. Вместо пробежки у нас пешая прогулка.

– Ты хочешь узнать, кто поедет еще?

Об этом я как-то не подумала вообще. Больше меня интересовало другое.

– Нет, меня больше волнует цель этой поездки.

Агеллар даже капюшон с головы стянул.

– Ты никогда не слышала о туристическом фестивале? – удивленно спросил он.

– Нет. К клубу я не принадлежу, а поездки обыкновенным наблюдателем слишком затратны.

– Ты много потеряла в этой жизни, – признал Агеллар. – Тогда для тебя эта поездка будет большим, и, надеюсь, приятным сюрпризом.

– В чем романтика ночевки под открытым небом? – с нескрываемым скептицизмом протянула я.

Агеллар пожал плечами.

– Поймешь, когда попробуешь.

У меня сложилось впечатление, что тренер чего-то недоговаривает.

– Отказаться я тоже не могу? – осторожно уточнила я.

– Я тебе зачет не поставлю, – просто ответил Агеллар, только что не насвистывая от радости. Я вздохнула. Что и требовалось доказать. Он хочет, чтобы я поехала, даже прибегает к использованию нечестных методов вроде шантажа. Моя подозрительность переросла в острую стадию паранойи.

– Зачем вы так? – обиделась я. – Я может и хочу поехать, просто не понимаю всех прелестей этой поездки.

– Это благодарность, Ранхил, – в сердцах бросил тренер. – Пока что ты единственная, кто по праву заслужил эту поездку. Ты прекрасно выступила на концерте, в отличие от твоей группы, и я решил поощрить тебя. Другие прыгали бы до небес от счастья, а ты допекаешь меня ненужными вопросами.

В том, что Агеллар прав, я не сомневалась, пример тому – реакция Гидры.

– Это от незнания, – жалкое оправдание, я знаю. – Вы же не хотите поведать мне всех подробностей.

Он остановился и взял меня за плечи.

– Никаких подробностей нет, – прорычал тренер. – Просто отдых. Увеселительная программа.

– И никакого подвоха?

У него вытянулось лицо.

– Ты удивляешь меня все больше и больше. О каком подвохе идет речь?

Я же говорю – паранойя.

– Не обращайте внимания, – выдохнула я. – Похоже, во мне слишком много природной подозрительности.

– Слишком, – поддержал Агеллар, отпуская меня. – В другой раз я подумаю трижды, прежде чем тебя поощрять.

Он пошел вперед, а я осталась стоять. Неблагодарная свинья, пронеслось в голове.

– Тренер, подождите, – крикнула я, догоняя его. – Не злитесь на меня. Наверно, я слишком глупа, чтобы оценить широту вашего жеста, поэтому так веду себя. Да подождите же вы!

Он резко развернулся, и, не успев затормозить, я влетела ему в грудь.

Мы замерли. Нет, никаких искр и разрядов между нами не пробегало, был лишь один замерзший вздох и осторожное прикосновение к плечам.

– Я не злюсь, Ранхил, – произнес он мне в макушку. – Я хочу, чтобы ты поехала. Просто так. Без подвоха и подводных камней. Ради себя самой.

– Я поеду, – пробормотала я, касаясь пальцами его груди. Врезавшись, так и не убрала руки, но обратив на это внимание, смутилась и резко опустила их вдоль тела.

– Я рад, – коротко ответил он, и отступил в сторону. Напротив, радостным он не выглядел ни капли. Скорее, он был чем-то расстроен. – Еще кружок – и я тебя оставлю. Да и тебе задерживаться не стоит.

– Да, у меня тоже… Дела.

Похоже, мы оба врали.

Глава 12. Призраки прошлого

Призраки прошлого перестанут пугать,

если за дело берется грамотный экзорцист.

***

Лагерра нашел меня после занятий. Я хотела зайти к Агеллару и предупредить, что вечером не приду, но по пути встретила крестного. Вид у него был донельзя виноватый.

– Лиана, я должен сказать тебе, что не смогу отвезти тебя к Иветте.

Я выжидающе на него уставилась.

– Ты, верно, шутишь? – вкрадчиво спросила я, но крестный сокрушенно покачал головой.

– Проректор объявил эту неделю отчетной. Я поздно освобожусь.

– Сегодня день памяти по твоей сестре, – зло произнесла я. Сначала отец, теперь крестный. – Я целый день морально готовилась к поездке, а ты даже отпроситься не можешь?

Лагерра едва не плакал, до того выглядел несчастным. Будь мы дома, он бы меня обнял, но в колледже себе этого позволить он не мог.

– Лиа, не злись. Пойми, я бы с удовольствием, но обстоятельства играют против меня. Мы сможем съездить на следующей неделе.

Я горько усмехнулась.

– Я не хочу этот день проводить как-то иначе.

– Я прекрасно понимаю твои чувства, поверь, я испытываю то же самое, – признался Лагерра. – Иветта всегда в моем сердце, и каждый день без нее – это день памяти. Мы обязательно съездим к ней, только позже.

Я не могла обижаться на крестного. Он и в самом деле заложник своей работы, а я эгоистично требую от него невозможного.

– Позже – так позже, – я поспешила поскорее попрощаться с куратором, чтобы не расплакаться от обиды. Обиды за светлую память матери.

– Лиа, постой! Не обижайся на меня, Лиа!

Мне некому помочь, кроме Агеллара. Вот и проверим, так ли он был честен, предлагая свою помощь в любое время. Отправив короткое сообщение: "Я иду", я ворвалась в спортзал. Дверь в тренерскую была открыта, поэтому я беспрепятственно в нее попала и зашвырнув сумку в район притаившегося за шторой дивана, с размаху приземлилась на стул напротив тренера и ожесточенно потерла лицо руками. Нет, плакать я не стала, хотя очень хотелось.

– Что на этот раз? – поинтересовался он, откладывая прессу.

Агеллар уже должен был уйти домой, но я попросила его подождать.

Тут я поняла, что не могу озвучить просьбу, кто я ему такая, чтобы он решал мои личные проблемы?

– Я не приду сегодня, – глухо проговорила в ладони.

– Хорошо, что предупредила. Обычно ты так не делаешь.

– Я почти что не пропускаю ваши занятия, – огрызнулась я.

– Не "ваши", а твои, Ранхил, – парировал Агеллар, делая глоток кофе. – Эти занятия нужны, прежде всего, тебе.

– Это не важно.

Мы помолчали.

– Тренер?

– Мм?

– Сколько будет стоить такси от Ларосса до Градьяна?

– Тысячи полторы, – ответил он после небольшой паузы. Слишком дорого, а я итак не экономила в этом месяце. – Что ты там забыла?

– Хочу кое-кого навестить, но мне это не по карману. Человек, с которым я договорилась, не сможет меня подвезти.

– И поездку нельзя отложить? – уточнил тренер.

– Нет, сегодня… особенный день.

Он встал, зашелестела надеваемая на плечи куртка.

– Собирайся, или ты предлагаешь мне одному поехать?

– Куда?

Агеллар посмотрел на меня как на умалишенную.

– Минуту назад ты сказала, что тебе нужно в Градьян, или мне послышалось?

– Нет, то есть, да, – стала заикаться я. – Не надо, я поеду на такси.

А потом уже начну экономить.

– Ранхил, ты в своем уме – ехать за город, чтобы возвращаться оттуда поздно вечером в компании абсолютно незнакомого человека? – поинтересовался он, но на самом деле я этого делать не собиралась. Я могла бы позвонить кому-нибудь из знакомых с машиной и заплатить им чуть поменьше с условием, чтобы меня вообще кто-нибудь туда согласился отвезти. – Ты же не собираешься там ночевать?

– Нет, – замотала я головой. – Только навестить и все. Это быстро.

Относительно, если не учитывать времени, затраченного на дорогу туда и путь назад.

– Тогда чего мы ждем? Ты готова?

И в самом деле – я ведь осознанно шла к нему за помощью, так почему же я испугалась, когда он сам ее предложил?

– Готова. Только сумку возьму.

Я всегда думала, что "Хайрем" – это машина проректора. Но когда рядом со мной сработала сигнализация, а в руке Агеллара я разглядела пульт, мои глаза приобрели размер колес этой страшной машины.

– Это ваш зверь? – благоговейно прошептала я, распахивая дверь внедорожника.

В просторном салоне можно было бы жить небольшой хенанской семье.

– Мой, – без лишних эмоций произнес тренер, подталкивая меня, вернее, подсаживая на сиденье. Оно было слишком высоко для меня.

– Вот это да, – я провела рукой по гладкой приборной панели, затем по кожаной обивке сиденья. "Хайрем" явно куплен очень недавно, или же его хозяин очень хорошо за ним следит.

– Это всего лишь машина, Ранхил, – приземлил тренер, и я сконфуженно пристегнулась.

Серые глаза потемнели, словно предгрозовое небо. Алестер был уверен, что рано или поздно она расплачется, но Ранхил сдержалась. Кто знает, каких усилий ей это стоило, но дыхание переросло в трагические всхлипы, и он не выдержал. Он видел женские истерики, поэтому удивить его вряд ли что-то могло, но рисковать он не стал.

Причина оказалась куда как прозаична – сорвалась поездка. Что же это за поездка такая, что из-за нее надо так убиваться? Ему стало любопытно, именно поэтому он принял решение помочь. Да, не ближний свет, однако, если она поедет туда на такси, ему спокойнее не станет, напротив.

Ясно Агеллару было одно – с его помощью или без нее – Ранхил всё равно попадет в Градьян, чего бы ей это не стоило. Она попыталась даже отказаться от протянутой руки, проявляя свой противный характер, но сдулась, и это уж точно заслуга не тренера – ее мучил финансовый вопрос. Знала бы она, что Агеллар, скорее всего, еще и преуменьшил, то согласилась бы, не раздумывая. В итоге они всё же выехали, но прежде Алестер выслушал оду "Хайрему". Он любил свою машину, но такого восторга, как Ранхил, к ней не испытывал, о чем грубовато сообщил. Девчонка молчала всю дорогу.

Градьян – провинциальный город, примыкающий к Анхельсу с противоположной стороны от границы. Это тихое место, с небольшим населением, красивой природой и пока еще нетронутыми людьми заповедниками. Алестер пару раз отдыхал здесь с сослуживцами в соответствующих заведениях и у него остались приятные впечатления об этом месте.

Они доехали до развилки, перед которой Агеллар притормозил. Ранхил ведь еще не сказала, куда они направляются.

– Налево, – бесцветным голосом сказала она, не повернув даже при этом головы.

И Алестеру стало понятно, где в итоге конечный пункт их остановки. Правая дорога ушла в город, левая же вела в обход, проезжая рынок и кладбище. Судя по настроению, Ранхил явно не за картошкой едет.

– Кто-то из близких? – осторожно спросил тренер, пытаясь при этом заглянуть в лицо. Он видел лишь профиль.

– Мать, – коротко ответила она и закусила губу.

Больше он ничего спрашивать не стал. Скорее всего, сегодня день памяти, и осуждать Ранхил за ее поведение он не имел права. Кто знает, будь он девчонкой, не повел ли бы он себя аналогично в случае с его матерью?

Он оставил машину у центрального входа.

– Я забыла цветы, – с горечью произнесла Ранхил, открыв дверь и увидев закрытый киоск ритуальных услуг. – Подождите меня здесь, я скоро.

– Может, мне лучше пойти с тобой? – предложил он, но девчонка покачала головой.

– Нет, я хочу сама.

Ранхил сползла с высокого сиденья его внедорожника и пошла к воротам. Алестер дождался, пока она скроется из виду и завел машину. Через несколько минут он уже въезжал в город с другой стороны.

Мне понадобилось всего пять минут, чтобы навести порядок на могиле матери, и призраки прошлого привычно накрыли меня с головой. Я доплелась до лавочки и устало на нее привалилась.

Говорят, на памятник не делают улыбающиеся фотографии. Народное суеверие. Мы с отцом решили запечатлеть ее такой, какой она нам запомнилась. Фотография с ее тридцатилетия. Она стояла у розового куста и нежно улыбалась отцу в объектив фотокамеры. Черный мрамор не мог отразить в полной мере всю красоту Иветты Ранхил, но в моей памяти она осталась такой, как в тот день – доброй, улыбчивой, счастливой и молодой. Слишком молодой, чтобы умереть в свои неполные тридцать два.

Воспоминания закружились и сплелись вокруг меня в плотный кокон, давя на грудь и мешая дышать. Слез не было, свое я, наверно, выплакала еще тогда, восемь лет назад. Но боль, тянущая, мучительная, как само воспоминание, продолжала мучить меня до сих пор.

Он подошел очень тихо, но так, чтобы я не испугалась. Положил мне на колени длинные белые розы и сел рядом.

– Все, что смог найти, – будто извинился он.

Я бережно взяла это богатство (Кровь Королевы, если не ошибаюсь, самый дорогой сорт, который можно найти в Лароссе) и аккуратно положила на гробничку.

– Спасибо, – поблагодарила я, возвращаясь на место. – Она очень любила розы.

– Ты очень похожа на нее, – сказал тренер, вглядываясь в изображение на памятнике.

Я усмехнулась и покачала головой.

– Мама была очень эффектная, красивая. У меня от нее только фигура.

– Она умерла очень рано. Болезнь?

– Нет, – улыбка сползла с лица, будто ее никогда и не было. – Ее убили. Красота ее и погубила.

Он был первый, кто услышал эту историю. Агеллар не спрашивал, но открыв правду, я не могла больше молчать. Даже следователи, занимавшиеся расследованием, услышали от меня меньше, чем услышал тренер.

Это был самый обычный день. Утром я ушла в школу, отсидела положенное время, но немного задержалась. Меня попросили помочь со стенгазетой. Вернувшись домой, я не удивилась, что дверь не заперта. Мать периодически оставляла ее открытой к моему приходу. На голос она не отозвалась, и я решила, что она просто занята в саду. Прошла сразу в комнату, бросила сумку, переоделась. Вроде как услышала шум, решила, что мать вернулась.

– Она лежала в проходе между кухней и прихожей, вся в крови. Ей изрезали в клочья все лицо, и, если бы не одежда, мы бы ее не узнали. Даже волосы – и те обрезали. Я сразу бросилась к ней, но она уже была мертва. Мне было всего двенадцать, почему-то я не догадалась никого позвать или позвонить в полицию. Я сидела у ее тела, пока не пришел отец. Он потом сказал, что нашел меня без сознания, я ни на что не реагировала, но я этого уже не помню. Говорил, что мне разжимали руку, чтобы я выпустила ее пальцы. Помню только, что много плакала, рвалась к ней, но меня закрывали в комнате и не выпускали, пока в доме не воцарился порядок.

Потом, уже анализируя ситуацию с холодной головой, я винила себя в том, что не пошла ее искать сразу. Возможно, она осталась бы жива. Следователи сказали, что она ползла из кухни, потому что убили ее именно там, и услышанный мною шум не был плодом моей фантазии. В другой руке у матери была ложка, которой она стучала по двери, чтобы привлечь мое внимание.

– Я могла ей помочь. Если бы я не задержалась… Если бы пошла сразу ее искать…

– Тогда сейчас бы ты не сидела рядом со мной, а лежала рядом с ней, – грубо произнес Агеллар, сжимая мою руку и вынуждая посмотреть на него. – Слышишь меня? Ты ни в чем не виновата. Значит, так было суждено.

– У нее насчитали сорок ножевых ранений, из которых половина пришлась на лицо, – я тяжело вздохнула. – Убийца целенаправленно лишал ее красоты, мучил, заставлял ее страдать.

– Если бы она выжила, вряд ли бы ей понравилась такая жизнь, – заметил Агеллар. – Пример тому – моя мать. Болезнь забрала всю ее красоту, оставив только жалкие крохи, и она не выдержала. Это печально, когда из всех человеческих ценностей важнее лишь внешность. Тогда умирает душа.

– Простите меня, рейн Агеллар, – голос мой звучал жалко. – Вас жизнь потрепала куда больше, но при этом вы не отчаиваетесь, а я сижу и гружу вас еще и своими проблемами. Вы – первый, кому я доверила свое горе, но, видит Бог, за восемь лет я так устала молчать.

– Не стоит извиняться, Ранхил, тебе нужно было выговориться. Отпусти этих демонов, они не дают тебе жить.

– Хотела бы я, но как? Память не убьешь.

Его взгляд изменился. Словно он заново прожил кровопролитную войну и показал ее отголоски мне. Моя боль показалась мне в этом море лишь жалкой крупицей.

– Надо научиться жить, фильтруя воспоминания. Помнить, чтить память мертвых, но не проживать за них оборванную жизнь. У тебя есть своя, еще толком не начатая, потому счастливая. Отпусти маму, ей оттуда тоже не легко видеть твои страдания.

Глаза защипало, и я подняла их к небу, чтобы не разреветься. Губы задрожали, но внутри почему-то стало легче. Уходите, призраки прошлого, я хочу научиться жить настоящим. Я хочу жить.

Горячая рука потянула меня вверх, стаскивая с места, как-то неуклюже прижала меня к телу.

– Она всегда будет рядом с тобой. Матери никогда не оставляют своих детей.

Он ведь тоже это чувствовал, и кто знает, как было больно ему, но своей боли он не показывал. Не потому, что хотел спрятать. Просто иногда так нужно.

– Пойдёмте, – позвала я, разрывая объятия. Но руку не отпустила.

Мама, теперь у меня есть стимул к жизни. Более счастливой, я надеюсь. И я никогда о тебе не забуду, только теплое плечо рядом – это большая опора, чем безликая память. Я хочу жить настоящим, хочу иногда держать его за руку, потому что эта рука вернула меня к жизни.

Он давил педаль газа так, словно боялся, что их кто-то догонит. Ранхил замерла рядом, думая о своем, но демоны как раз пришли по душу Агеллара. За окном проносились машины, уже спустились сумерки, требуя от водителя сосредоточенности и внимания, а он был далек от этого.

Что он знает о ней? Лишь то, что она позволила узнать. Ее история разбередила ему душу, и при желании он мог бы докопаться до истины. Но зачем ей правда? Она лишь принесет ей новых переживаний.

– Когда это случилось, – спросил он, – что-нибудь из вещей пропало?

– Нет, даже деньги на столе лежали – их никто не взял.

Выходит, это не ограбление. Либо ревность, либо месть. Причем первое более вероятно – если испортили лицо. Да и из мести могли бы вырезать всю семью.

– Я не хочу знать, кто это сделал, – словно прочитав его мысли, сказала Ранхил. – Говорят, меньше знаешь – крепче спишь.

И дольше живешь, добавил про себя Агеллар, но вслух, естественно, не произнес.

– Это разумно.

Машина остановилась возле ее дома, когда за окном уже стемнело. Агеллар заглушил мотор и положил руки на руль.

– Сколько я вам должна? – спросила она, роясь в сумке, но он накрыл рукой ее руки. Ранхил подняла голову.

– Оставь это, – подавляя внутреннее возмущение, как можно спокойней произнес он. – Я это делал не ради денег.

– А ради чего? – надтреснутым голосом спросила она.

– Чтобы маленькие девочки не плакали, – отшутился он, и увидел на лице ответную улыбку.

– Если вы увидите меня плачущей, вам придется на мне жениться.

– Какой кошмар! – притворно ужаснулся тренер. – Мне придется выколоть себе глаза.

– Не стоит, – во взгляде промелькнуло нотки укоризны. – Доброй ночи, тренер. Ваша помощь была неоценима.

– Доброй, Ранхил. Завтра я жду тебя на баскетбол.

– Есть! – она шутливо отдала честь.

– К пустой голове не прикладывают, – пожурил он. Она уже была за дверью, поэтому не слышала. – Хотя не такая уж она и пустая, – добавил он задумчиво.

Дождавшись, пока в окнах загорится свет, он вывел "Хайрем" на дорогу.