Текст книги "Голоса Серебряного века. Поэт о поэтах"
Автор книги: Ольга Мочалова
Соавторы: Алла Евстигнеева
Жанры:
Поэзия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
Первоначальный послереволюционный Союз поэтов обосновался в кафе «Домино» (Тверская, 18). Его возглавлял Валерий Яковлевич Брюсов, впрочем, близко в его дела не входивший. Кафе держал папа Ройзман, человек пожилой, понурый, как бы согнутый под вечным проливным дождем, что не мешало ему вести предприятие делово! Сын его Матвей Ройзман – бойкий, видный молодчик, принадлежал к лику поэтов, хотя никогда не выступал на эстраде с чтением стихов. В сборнике Союза поэтов (их вышло всего 2)[448]448
Говоря о двух сборниках Союза поэтов, О. А. Мочалова, видимо, имела в виду издания 1921 и 1922 годов, что требует уточнения.
Открывая новое серийное издание, президиум Союза поэтов сообщал читателям: «Всероссийский Союз поэтов, приступая к издательской работе, намечает последовательный ряд сборников-бюллетеней Союза под общим наименованием „СОПО“, где будут представлены все литературные направления и школы, объединяемые ВСП» («СОПО». Первый сборник стихов. М., 1921, с. 2). Таких коллективных «сборников-бюллетеней» было издано четыре: 1-й и 2-й под названием «СОПО» вышли в 1921 и 1922 годах; 3-й и 4-й назывались «Новые стихи» (1926, 1927).
[Закрыть] помню его стихотворенье, где он вздыхает о древнееврейском культе [449]449
Ройзман М. Д. «Медведицей белой легла…» (1920). – «СОПО». Второй сборник стихов. М., 1922, с. 5. Это единственное стихотворение М. Ройзмана, опубликованное в сборниках Союза поэтов, вероятно, именно о нем писала О. А. Мочалова.
[Закрыть]. Мотя появлялся с подругой, эффектной полькой.
Секретарем Союза был скромный, невзрачный Дешкин. В его стихотворении, попавшем в сборник Союза, помню строчки о том, что желанная, единственная «не встретится, не встретится»[450]450
Дешкин Г. Ф. «В высокой вазе астры умирали…». – «СОПО». Второй сборник стихов. М., 1922, с. 22. В сборниках ВСП опубликовано лишь одно стихотворение этого поэта. Указанных О. А. Мочаловой слов в нем нет.
[Закрыть].
О группе имажинистов не распространяюсь, они сами достаточно бурно и буйно заявляли [о себе]. Имена их: Вадим Шершеневич, Анатолий Мариенгоф, Александр Кусиков, Рюрик Ивнев [451]451
Рюрик Ивнев (наст, фамилия, имя, отчество Ковалев Михаил Александрович; 1891–1981) – поэт, прозаик.
[Закрыть]. У них был свой журнал, что-то вроде «Гостиница для путешествующих»[452]452
«Гостиница для путешествующих в прекрасном». М., 1922–1924, № 1–4 – издание имажинистов.
[Закрыть]. Дальше они основали свое кафе «Стойло Пегаса»[453]453
«Стойло Пегаса» – литературное кафе имажинистов, которое открылось в ноябре 1919 года в помещении бывшего артистического кафе «Бом» (Тверская, 37), содержавшегося М. А. Станевским (клоуном Бомом). Автором художественного оформления кафе был член группы имажинистов художник Г. Б. Якулов.
[Закрыть]. Показывался Есенин. Его причисляли к себе охотно имажинисты и неоклассики.
Группа неоклассиков состояла из скромных людей, которые не рвались вперед. Сюда принадлежал танцор Большого театра Николай Николаевич Минаев, Наталья Кугушева, Мальвина Марьянова, Марианна Ямпольская[454]454
Николай Николаевич Минаев (1893–1967) – поэт, печатался с 1913 года, автор сборника стихов «Прохлада» (М., 1926); первоначально примыкал к неоклассикам, потом к акмеистам. Н. Н. Минаев пришел в литературу из театра: по окончании Императорского театрального училища в Москве он как профессиональный танцовщик работал в балетной труппе Большого театра (до 1922). В 1953 году он был арестован «за чтение антисоветских стихов и клевету на советскую власть», через два года освобожден, реабилитирован посмертно (1990).
Наталья Петровна Кугушева (в замуж. Сивачева; 1899–1964) – поэтесса; участвовала в московских альманахах «СОПО», «Литературный особняк» и ряде сборников, вышедших в провинции; входила в литературную группу «Зеленая мастерская». С 1941 по 1956 год находилась в ссылке, умерла в доме для престарелых в Кучине Московской области.
Мальвина Мироновна Марьянова (1896–1972) – поэтесса, автор ряда поэтических сборников: «Сад осени. Стихотворения в прозе». (Предисловие И. Рукавишникова). М., 1922; «Ладья». М., 1923; «Голубоснежник». М., 1925; «Синие высоты». М., 1930. Участвовала в поэтической жизни лишь в 1920-х годах.
Марианна Н. Ямпольская – поэтесса, член СОПО.
[Закрыть].
Минаев в дальнейшем проявил себя как сатирик. Сатиры его претендовали на остроту ума, но соли-то ему и не хватало. Его вызывали и предлагали переменить темы. Помню, что он распространялся о слишком энергичных безработных, с которыми не стоит встречаться в переулках в темноте.
Наталья Кугушева – маленькая горбунья с милым личиком из рода татарских князей. Она не претендовала на особую значимость своих произведений. Помню ее строчку:
«Милой лирики знакомые прохлады».
Она [не] вошла в литературу, 2 раза была замужем, прогуливалась по Арбату с породистой собакой и умерла, ослепнув, в инвалидном доме.
Марианна Ямпольская тоже не вошла в печать, но сильнее сказалась в окружающей среде. Она была терпеливой, самоотверженной женщиной, писала на машинке и помогала родным. В какой-то период жизни безумно влюбилась в поэта Адуева[455]455
Николай Альфредович Адуев (1895–1950) – поэт, писатель. С 1917 года выступал как поэт-сатирик, автор раёшных представлений: «Петрушка-крестьянин» (1921), «Победа над раем» (1924), а также фельетонов, поэм, куплетов; впоследствии писал для детей.
[Закрыть]; и в цикле посвященных ему стихов есть 2 превосходных: «Простое бабье слово ненаглядный…», и второе – белыми стихами, сюжетное, где говорится, как маленькая актриса московского театра покончила с собой от безысходной любви к Адуеву. Адуев в дальнейшем был автором пьесы, ловкой и остроумной, напечатанной в журнале, но не пошедшей на сцене. Он был приятелем Арго [456]456
Арго (псевд., наст, фамилия, имя, отчество Гольденберг Абрам Маркович; 1897–1968) – поэт, переводчик. Одновременно с Адуевым начал работать как поэт-сатирик. Наиболее известные произведения Адуева и Арго, написанные в соавторстве, – переводы и переработки текстов комических опер: «Жирофле-Жирофля» для Московского камерного театра и «Прекрасная Елена» для Государственного экспериментального театра. Арго был членом правления СОПО, группы «Литературный особняк»; состоял в ВАППе (с 1927).
[Закрыть].
Марианна была сослана и многие годы провела в лагере, где работала на пилке дров. Оттуда доходили ее стихи, всегда трогательные; помню о маленьком китайчонке, за которым – умирающим – она ухаживала. Но главное – о встрече с Турандиной, волшебницей, тоже пилившей дрова, которая стала для Марианны сердцевиной сердца. Турандина умерла. Марианна Ямпольская вернулась в Москву сломленная, безвольная. Она умерла на 7-м этаже, с которого не спускалась. К счастью, она находилась под опекой некой Шуры, в дальнейшем получившей ее комнату. Гибели Турандиной она не смогла пережить. У Ямпольской был круг поклонников ее творчества. Беллетрист Русов, автор романа «Озеро»[457]457
Николай Николаевич Русов (1884—?) – прозаик, критик, переводчик, драматург.
Русов Н. Н. Озеро. Роман в 2 ч. М., 1922.
[Закрыть], считал, что она крупнейшая поэтесса наших лет.
Неоклассик Мальвина Марьянова мало сказывалась в окружающей среде. Я встретила ее позднее, больную, наметила день свиданья, но оно не состоялось.
Группа конструктивистов [458]458
Литературный центр конструктивистов (ЛЦК; 1924–1930) – объединение, члены которого в противовес позиции футуристов утверждали «советское западничество», понимаемое как усвоение и использование достижений европейской культуры.
[Закрыть] также побушевала на эстраде «Домино». То были – Зелинский, Сельвинский, Чичерин [459]459
Корнелий Люцианович Зелинский (1896–1970) – критик, литературовед, теоретик ЛЦК.
Илья (Карл) Львович Сельвинский (1899–1968) – поэт.
Алексей Николаевич Чичерин (1889–1960) – поэт, литературовед.
[Закрыть]. Их манифест был – «Смена вех – мена всех». Слова произносились решительные, но уж очень разноперым было это объединение.
«Да, Лебедь рвется в облака,
Рак пятится назад,
А Щука тянет в воду».
В той или иной мере все трое печатались. Несколько человек говорило об отвращении и ненависти к Корнелию Зелинскому. Я его не видела. Но предисловие к сборнику убитого Павла Васильева[460]460
Павел Николаевич Васильев (1910–1937) – поэт, учился во ВЛХИ им. В. Я. Брюсова, примыкал к новокрестьянским поэтам; в 1937 году был арестован в составе группы московских писателей по обвинению в антиправительственном заговоре, расстрелян и посмертно реабилитирован.
[Закрыть] он написал совсем неплохо.
Василий Павлович Федоров был ведущим лицом в Союзе. Физик по специальности. Закоренелый холостяк, жил всегда неустроенно, был взвинчен, сыпал парадоксами, резко критиковал. Его побаивались и к нему прислушивались. В те годы он был уже немолод, с недостатком шевелюры и большими безумными глазами. Легко нравился женщинам и легко их в себе разочаровывал. Был сослан туда, где «вьюга работает по-стахановски», как писал в поэме. И – не вернулся. Писал стихи, о которых насмешники говорили, что они так же оригинальны, как его фамилия. Помню название его романа «Земля дыбом»[461]461
Видимо, роман В. П. Федорова с указанным названием не был издан. Известно одноименное драматическое произведение С. М. Третьякова (1892–1939) – «Земля дыбом» (Вольная композиция по мотивам «Ночи» М. Мартине. Поставлено в 1923).
[Закрыть]. Он проскользнул бесследно. Помню строчки милого грустного стихотворенья:
«Помоги не быть,
Помоги не жить».
Рифмы – день, тень, плетень. Особенно любил Ибсена. Хорошо играл в шахматы. Много говорил о еде. Делал великолепные доклады в Союзе. Сатирическая безыдейность.
Тарас Григорьевич Мачтет – уродливый горбунок, постоянно попадался мне навстречу в потоке публики. Автор приятной книжки стихов, где тема родственников – «дядя Сережа, тетя Паша» – сочеталась с русскими травами, с уютным бытом в маленьких провинциальных домиках [462]462
Мачтет Т. Г. Коркин луг. М., 1926.
[Закрыть]. Он грубо говорил мне: «У Мониной исключительно тонкая психология, это и делает ее поэтом, а у Вас что? И почему только Вы нравитесь человеку с революционным прошлым?» Его легко было простить, жалея и смеясь. Он великолепно знал Москву и москвичей со всеми их семейными делами, состоял высококвалифицированным сплетником. Нередко злорадствовал, любил подчеркнуть превосходство других перед собеседником, но, в сущности, оставался безобидным, несчастным, запущенным, не лишенным интересных знаний. Во время войны он предлагал Мониной соединиться и вместе спасать Москву. Нашлась какая-то странная особа, которая писала ему восторженные письма: «О, Тарас!» У кого-то он имел успех. В дальнейшем след его пропал.
Федор Жиц. На фоне тогдашних критиков, любителей утопить в луже, этот коренастый человек казался более крупным, широкообъемлющим. Бобров так и говорил: «Бейте каждого автора как попало, если он силен, то выплывет». А Федор Жиц хвалил всех, в каждом умел найти достоинства. Вышла тогда его книжка, нечто вроде дневника, кусочки биографии, обрывки мыслей, наблюдений [463]463
Жиц Ф. А. Секунды. М., 1919. (Книга афоризмов Ф. Жица выдержала четыре издания.)
[Закрыть]. Запомнилось мне, как что-то нужное, меткое, одно наблюдение: «Всё, хорошо сделанное для себя, пригодится и другим». Я встретила его у Бальмонта, майским солнечным днем. Он принес поэту кусочек сливочного масла, щедрый дар в те голодные годы. У выхода из квартиры он побежал за мной, я от него. Потом во Дворце искусств он сказал мне: «Я Вас люблю». Потом говорил общим знакомым: «Какая она неинтересная». О стихах: «Суровый морозный воздух». След его пропал.
Николай Соколов [464]464
Николай Соколов – писатель, член СОПО. Дополнительных сведений о нем не обнаружено.
[Закрыть], молодой человек с карими глазами, постоянный член президиума. Творчества его что-то не замечала. Отзывались о нем, как о хорошем популяризаторе научных книг по физике.
Николай Николаевич Захаров-Мэнский, по пренебрежительной кличке «Захарка Мэнский», хорошенький молодой человек, любитель своих собратьев, всегда взвинченный, возбужденный. Что он писал – не знаю. Говорили – хороший администратор.
Николай Берендгоф[465]465
Николай Сергеевич Берендгоф (1900—?) – поэт; автор ряда стихотворных сборников: «Цель смелых» (М., 1918. Издание уничтожено автором), «Лирика» (М., 1923), «Доктор ночь» (М., 1924), «Бунт вещей» (М., 1926), «Стихи о городе» (М., 1927), «Бег» (М., 1928) и др.
[Закрыть]. Странный молодой человек с музыкальными способностями. Он находил, что с любимой девушкой не нужно встречаться. Это портит отношения.
Теодор Левит – молодой человек с блестящей памятью, феноменальной эрудицией. Был сослан за антисоветские анекдоты. Остался неунывающим шутником. Впоследствии работал в издательствах. Попалась мне какая-то его статья, на уровне профессорской эрудиции. Дальнейшее неизвестно.
Петр Карамышев[466]466
Петр Н. Карамышев – поэт, член СОПО, казначей кружка «Литературный особняк» (1921).
[Закрыть]. Приятель Василия Федорова. Высокий плечистый брюнет. Василий Павлович рассказывал, что он любит посадить женщину на шкаф, а сам ходит вокруг и мурлычет, как кот. Я ему нравлюсь, он считает, что с такой истеричкой интересно иметь дело. Раз я шла с Карамышевым по Знаменке, он сообщил, что за всю жизнь написал только одно стихотворенье:
«Я здоров.
Как молодой коров».
Он убеждал меня, что «Евгений Онегин» – действительно недурная вещь. Что-то случилось с ним страшное. На одном из собраний он плакал, потом исчез без следа. Какое он имел отношение к литературе, не знаю.
Яков Апушкин. Молодой человек с желтым лицом. Был избранником Ивана Аксёнова, что считалось честью. «Надо же кого-нибудь из молодых и похвалить». Аксёнов выбрал Апушкина. Почему – не знаю. Апушкин уезжал летом на Кавказ, был поражен величием природы. Вернувшись говорил: «Оттуда, с вершин и круч, весь Союз поэтов кажется ничтожно-мелким. Выдерживает сравнение только Сергей Есенин! Апушкин заинтересовался Варей Мониной и даже рискнул сделать предложение. „Да нет же, нет“, – мелодично ответила она. В его стихотворенье, посвященном ей, помню строчку»:
«Губ твоих мех соболий».
Сусанна Мар. Красивая армянка, член группы «ничевоков», гордившихся пустотой. Помню ее строчку:
«Он зорь зазорых звон в крови».
Впоследствии известная переводчица, жена Аксёнова.
Его строчка к ней:
«О, ночи пурпура, Сусанна,
О, дочь моя».
Яков Бин. Неопределенный юноша без особых примет.
Нина Хабиас [467]467
Нина Петровна Хабиас (наст, фамилия Комарова, в первом замуж. Оболенская; 1892—?) – поэтесса, член СОПО, племянница Ольги Форш. Выступления поэтессы с эстрады сопровождались скандалами. Ее первый сборник стихов конфисковали за «непристойность» (Стихетты. М., 1922), второй – прошел незамеченным публикой (Стихи. М., 1926). Н. Хабиас была репрессирована, в 1942 году освобождена; через год, находясь в Туркмении, она обращалась с письмом к В. Б. Шкловскому. Это была просьба о помощи. Дальнейшая судьба поэтессы неизвестна.
[Закрыть]. В интерпретации насмешников – Похабесс. Дама в большой шляпе с наивно-откровенной чувственностью. Стихи ее – смешно-мелодраматичны:
«Я плачу черными слезами».
Таких нельзя обижать, они слишком беспомощны.
Иван Грузинов. Одна из наиболее серьезных фигур в Союзе. Стихи скучно-классического направления. Издавал сборнички. Имел военное прошлое. Был сравнительно образован, думал, искал, но писал суховато, вяло. Помню строчку:
«Будь моей рабой и госпожой».
Были у него свои поклонники. Среди них такой, который говорил «монументальные произведенья». В дальнейшем Грузинов работал редактором учрежденческой стенгазеты. Постепенно он терял зрение. Тон его беседы был спокойный, рассудительный. Он не упражнялся в издевательствах.
Сергей Буданцев – автор книги стихов – «Охота за миром»[468]468
Сергей Федорович Буданцев (1896–1940) – поэт, прозаик, драматург, критик, публицист; состоял товарищем председателя ВСП (1920–1921); одно время тяготел к футуризму, с марта 1921 года отошел от поэтического творчества, работал над романами и другими произведениями. В 1938 году был арестован, сослан на Колыму.
Единственный сборник стихов С. Ф. Буданцева, появившийся в печати, – «Пароходы в Вечности. Стихи 1916–1920» (М., 1920).
[Закрыть]. Считался чем-то более значительным среди других. Как-то выступал на эстраде с пылкой похвалой книги стихов Натальи Бенар [469]469
Наталья Владимировна Бенар (1902—?) – поэтесса, член Союза поэтов и объединения «Литературный особняк».
Видимо, речь идет о книге Н. В. Бенар «Корабль отплывающий» (М., 1922).
[Закрыть], которая далеко не была ему безразлична. Был мужем поэтессы Веры Ильиной [470]470
Вера Васильевна Ильина (в замуж. Буданцева; 1894–1966) – поэтесса, находилась под влиянием поэзии Б. Л. Пастернака. После ареста и гибели мужа С. Буданцева работала в области детской литературы.
[Закрыть], строгой, скромной женщины, кончавшей тогда университет. Вера Ильина иногда печаталась в журналах. Помню строчку ее стихотворенья, посвященного матери:
«Я за тебя. Я твой крест длиннорукий,
Сгорбленный горем невзгод и утрат».
Были у нее свои поклонники. Она жила на Молчановке, где раз я ее навестила.
Наталья Бенар. Миловидная, небольшая девушка, тихая, скромная на вид, с великолепным знанием французского языка. Она ни к какой группе не принадлежала и никаких выходок за ней не числилось. Помню ее строку:
«Юность коптит у печки…»
Выходила книга ее стихов, довольно объемная, где она говорила о своей темной звезде. Брюсов рецензировал книгу Бенар и определил ее как «серьезные поиски дебютантки». Отчего так случилось, что эта «застенчивая» Наташа стала добычей каждого, спилась, заболела, превратилась в героиню трактирных скандалов, в конце концов была выслана и погибла в состоянии полного разложения? В кафе ходил некий восточный человек и откровенничал, что не выносит больше такую «женщину с надрывом». Наталья Бенар многим испортила жизнь.
Появлялся молодой человек Полонский [471]471
Возможно, речь идет о поэте Я. Н. Полонском, члене объединения «Литературный особняк».
[Закрыть], однофамилец известного поэта. Он казался думающим, ищущим, более воспитанным, но подлаживался, под общий тон. Как-то он высказался после моего выступления: «Поговорим лучше об Ольге Алексеевне, как о женщине».
Похаживал большой, добродушный Арго.
Вторым этапом Союза поэтов был дом Герцена, где звучали новые имена.
Имели успех: Марк Тарловский[472]472
Марк Ариевич (Аркадьевич) Тарловский (1902–1952) – поэт, автор стихотворных сборников: «Иронический сад» (М.; Л., 1928), «Бумеранг» (М., 1931), «Рождение Родины» (М., 1935).
[Закрыть], Надежда Вольпин.
Иногда выступала симпатичная Сусанна Укше, юристка по профессии. Заслуживало одобрения ее стихотворение о попугае, хвалил Петр Коган. Она говорила: «Я ничего не добиваюсь, пишу, потому что пишется».
Показывалась прехорошенькая Варенька Бутягина. Кто-то усиленно хвалил такой ее образ:
«Я оторву от лодки берег.
От сердца – память о тебе».
Встречался мне Евгений Сокол, полуслепой, но с таким даром ядовитых слов, что они прилипали накрепко. Его за это боялись. Какой-то срок своей жизни он был мужем поэтессы Лады Руставели [473]473
Екатерина Александровна Васильева (псевд. Руст Л., Руставели Лада, в замуж. Тарловская; 1892–1953) – поэтесса, переводчица, член СОПО, кружка «Литературный особняк», училась в Народном университете им. А. Л. Шанявского, была замужем за поэтами: Е. Г. Соколом, позднее – М. А. Тарловским. В РГАЛИ хранится текст поэмы Е. Г. Сокола «Стихи о Ладе» (1927–1930) с посвящением и дарственной надписью Е. А. Тарловской (ф. 2180, on. 1, ед. хр. 326).
[Закрыть]. Лада была безумно влюблена в декабриста Пестеля и готовила о нем поэму.
В 1920-х гг. Монина собрала под заявлением много подписей и свергла с председательского поста Союза Валерия Брюсова. На престол воссели Бобров и Аксёнов. Мотив был тот, что Брюсов не уделял Союзу внимания.
Из тех, кто еще топтал в те времена московские тротуары, назову Цинговатова, Акима Ипатьевича Кондратьева, Ромма [474]474
Аким Ипатьевич Кондратьев – писатель, литературовед, член СОПО, принимал участие в работе кружка при ГИДе. (См.: ЛВ, гл. 3, примеч. № 3)
Александр Ильич Ромм (1898–1942) – поэт, литературовед, переводчик.
[Закрыть].
Алексей Яковлевич Цинговатов был осанистый мужчина, рыжий, с толстыми, красными губами. О нем говорили: «Он страшен, он похож на вампира». «Вампир» дал мне французский роман, для пробы в редакции, как переводчицы. Я перевела указанные 20 страниц. Он ответил: «Переводить Вы, конечно, можете, но смотрите на этот эпизод, как на случай». Он приглашал меня в театр, на пьесу «Каин». Центральным местом в спектакле был страшный женский выкрик:
«В мире – смерть!»
Цинговатов написал брошюру о мытье полов.
Александр Ромм читал небольшое изящное стихотворенье. Тема была: «Те, кто придут ко мне сегодня, не застанут меня дома. Меня нет дома для самого себя».
Аким Ипатьевич, не знаю, что писал, но хвастал своей библиотекой и с презреньем смотрел на мои рваные туфли.
Кажется, все, что могла сказать.
Стихотворения
«Рассветный час» (1917–1924)
Спокойной девушке в себе не верю.
Не мне со страхом закрывать, когда
Стучатся, двери
Завистнице, ветрам и зверю.
Осенний вечер кровь прольет и стынет.
Широко небо пустоту полей раздвинет.
Трещат кое-где костры.
Усталый Человек лениво сук подкинет.
Я выйду, пью полей холодное дыханье
И слушаю, дрожа, родное тоскованье
В тягучем волчьем завыванье.
Вот только нет на теле волчьей шубы…
Голодный взгляд и странно сухи губы…
И жуток смех, открывший зубы…
1
Сон крепок, словно сытый волк,
С дождей взял серебро и шелк.
Днем в белых тучах тихо бродит сон.
Кто любит сон, тот странно днем смущен.
Сон – жизни снег – земле,
Сон – белое перо в орле.
Сон плавность девушке дает
И воину подносит мед.
Есть тихие, родные сну слова,
От них закружится, слабея, голова…
2
Нежный, видела во сне,
Преданно тебя любила.
Сплю я крепко на спине.
Рано. Солнце не всходило.
Поезд. Люди. Суета.
Мы как будто едем к морю.
Бледно-розовы уста,
Сильны руки, звонки шпоры.
Милый, синий, милый взгляд.
Я проснуться не хотела!
Встала рано, вышла в сад —
Словно облачное тело…
3
Догнал меня на дорожке. Как целовались…
Осень, весна и начало зимы.
Блаженные колокола качались,
И жили только деревья да мы.
И, затаив за бледностью силы,
На нас опустила взоры смерть.
И так неуклонно ты умер, милый,
Словно продолженье нежности – смерть.
Помню себя легкой, как пена,
Взнесенной на последнее острие.
Неизъяснимой была перемена,
Странной – и я вступала в нее…
4
Кого искала, догоняла,
Какою песнею томилась,
Когда с румянцем ярко-алым
Вдруг на лугу я очутилась?
День, одаренный крупным зноем,
Здесь делал явными все силы.
Луг изумрудным был покоем,
Где незапамятно любила.
Остановилась, прояснилась
И в свет я солнечный врастаю,
И в сердце, что смятенно билось,
Ширь золотую ощущаю.
И где течет, блистая, речка,
Пьяна от солнечного смеха,
Я кругло-звонкое словечко
Бросаю на лесное эхо!
5
Час просыпанья, как лазурный грот,
Сияет музыкой безмолвной.
Пока сильнеет пламенный восход,
Час плещет ласковые волны.
Прозрачно сплю, и ум мой ослеплен.
Вся в облачном движенье келья.
Как бережливо преломляет сон
День розовым достоинством веселья!
О, полумесяц, сердце не царапай.
Ты, вечер, синею смолою капай.
Будь ласков к белым, хмурым, молодым.
Купаю плечи, вспоминая Крым.
Что в том, что я давно уж не любима?
У горечи есть крылья Серафима.
Я днем играю в шарики забот.
Ночь, в ушки поцелуй меня и в рот.
В безветренную ночь хлынь на спину, коса.
Тьма летняя кругла, как плод.
Совсем бледна заката полоса.
Мне близки те, кто едет и идет.
Босая, ноги погружаю в пыль.
Я словно странствую к святым местам.
И этой ночью много кротких сил.
Я южным вручена ветрам!
Не я, а ночи бархатный прибой
Слагает верности слова.
Я только обращаю голос мой
В ту сторону, где спит Москва…
Чтоб книга обо мне любимою была,
Я стану жить неслышным танцем гнева.
Чтоб на могиле, мрамором бела,
Стояла плачущая дева!
Мне сладко думать, что я буду – прах.
Здесь сухо и пестро, и здесь я не любима.
Но в ландышах, в дожде, в колоколах
Мое воскреснет кругленькое имя!
Единственная святыня
Русского захолустья,
Единственный выход
Деревенской грусти —
Проселочная дорога,
Уклонами, вдоль изб,
Бегущая неудержимо
С гор вниз.
Обойдется и шатким мосточком,
Не погнушается лужей,
Колким леском проберется,
Только сдвинется уже…
В унылую погоду
Долгий дождь отнимает простор,
Хоть плачь или штопай чулки
Под скучный в избе разговор!
Но знаешь – версты и версты —
Несет вековую тревогу
В неведомое скитанье
Проселочная дорога!
Твое содроганье,
Твоя не новая грусть —
Песчинка, подхваченная
В ее стремительный путь!
1
Ночь совершенней дня,
И в Вас, как в звездной ночи,
Стоит надмирная прохлада.
Безогненностью дальнего огня,
Крылатым холодком мне в очи —
Вы над ковром ликующего сада.
2
Так, всякий, кто знал Вас,
Бывал на Альпах.
Вас всякий знал, кто раз
У счастья просил пощады.
Через меня послана
Белая роза —
Роза бездонного мира —
Поцелуем глубин благовонных,
Веяньем звездного неба
Навстречу сиянию в Боге
И вечной живости веры —
Даром любви.
3
Как странно я запомню это лето,
Где, царственным вниманием согрета,
Я в ласточку менялась из совы!
О, древнее лукавство жизни,
Приоткрывающее путь к отчизне —
Зеленый цвет травы!
И как меня загадочно делили,
Потягивая кончики усилий,
Любовь, трава и лень!
О, сад мой под Москвой, всех трогательней мест!
Глядеть, дышать – никак не надоест!
Торжественно-бездумен день!
Колкой шерсткою рукоплесканья пробежали
В говорливой, многолюдной зале.
Люстры слабо-пьяный свет —
Душу обнимающий браслет.
Голос вспоминал Эпоху Возрожденья,
Страстно-рыжую и полную кипенья,
И стояло предо мной весь час
Ваше имя зорким, как алмаз.
Может быть завидным перед смертью
Воздух золотистый на концерте,
И, подобна греющим ручьям,
Нежность к Вашей жизни и стихам.
В сугробах старого дома
Тетушки пили кофе
В медлительные часы
Медлительной крови.
Неизменная Анна,
Всегда опрятно одета,
Входила подать сливки,
Простучав каблуком по паркету.
Ленились в саду розы.
Воздух жужжал от зноя.
В низкие окна ломилось
Небо голубое.
Но опускали шторы,
Ведя разговор по хозяйству,
Затворяли дверь на террасу
Из нелюбви к пространству.
В комнатах чинно. Дышит
Прохладный букет резедовый,
Начат роман английский,
Герои с пробором ровным.
Или пасьянс разложен,
Тоскующий беспредметно
О человеческой жизни
Нашей, грустной и смертной.
Никто никогда не расскажет:
Каким был мой прадед?
Шутником ли? Прижимистым? Рослым?
Был ли суровым в правде?
Избяным запахом дышит
Галич костромской,
Откуда с рыбным лотком
Он шел на встречу с судьбой —
С Москвой. Шагал отважно,
Сероглаз, молчалив, упрям,
Мертвым серебром рыбы
Торгуя по господам.
Что думал он на ветру,
С ношей идя перелеском?
Мечтался ли дом ему,
Окна с ситцевой занавеской?
Или без мысли вдыхал,
Шагая, смутную радость,
Что держит правнучку, меня,
На земле вескостью клада.
Леонардо да Винчи
«Тебе восторг далекий хор
Поет сквозь заросли преданья,
И крепкий воздух снежных гор —
Твое посмертное молчанье».
«Второй „Домострой“» (1923)
Зеленоватые струйки на побегушках
У жажды неги сквозной —
Фонтаны. Музыка искр и брызг.
Леонардо, внедренный в окно.
Вот вошла. Полуоткрытые двери.
Улица, как кометный хвост.
Моря волненье.
На середину выдвинутый холст.
Лунный обморок. Корней недомолвки.
Человеку великий соблазн —
Матовое лицо Моны Лизы
С двойственным выражением глаз.
Борясь с хищными свистами,
Палимый едким огнем,
Линии чистые
Намечает он.
В ее улыбке —
Дрема и топи.
Полуотказ жить на Земле.
Дерзновенье
Луной над любовью
Полнеет.
Наказание от отца к сыну
«А плетью бережно биты: и разумно,
И больно, и страшно, и здорово».
Сильвестр
Не разоряй зорь.
Не спугивай снов.
Не возмущай камнем
Глубокую тишь.
Веруй в скрытые клады.
Помни страх.
Из крепких корней
Носи корону в кудрях.
Почерпни из берложьего дома
Тепла запас.
Не бери черта в рот.
От моленья
Лукавых не отводи глаз.
Достойно и прямо
Живи меж дерев.
Взволнуй, воспитай
Праведных гнев.
По глазам и душам
Странствуй странным,
Легче пуха Касаясь раны.
Нет отечества кроме грома
В седых туманах Отца.
Нет дома кроме дома,
Ясного кротким сердцам.
Не зная,
Что жалость, что ярость
В тебе и судьбе,
Что веток дрожанье,
Рябь на воде,
Движенье, дыханье,
Вздох,
Солнечный свет —
Твои чертог.
Поклон ручьям
И мгновенной
Влюбленности алых зарниц.
Руки води осторожно,
Как для ласки птиц.
Спицы сломались
В колеснице пророка Ильи,
Яблоню, грушу
От потопа не спасли.
Птицы зарылись в гнезда,
В грохоте мир пропал,
Звезды с неба сорвались,
Грозный вал набежал.
И все —
ради молоденьких просторов
Меж невестиных берез,
Ради садовых дорожек
В отважной россыпи слез.
Нависли колосья влаги,
Жаворонки ясны.
Каждый зверек оживает
С весельем своей вины.
И метнул Саваоф
Горячей строкой на сушу —
Из обломка радуг моих
Построй человечью душу.
