Текст книги "Отрави меня вечностью (СИ)"
Автор книги: Олеся Айдарова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Айдарова Олеся
Отрави меня вечностью
Пролог
Она всё ещё боялась ночного леса, поэтому вздохнула с облегчением, когда узкая тропинка вывела на дорогу. Лунный свет лежал на камнях и траве голубыми бликами. Крикнула позади ночная птица, и она вздрогнула от этого внезапного звука.
Далеко впереди редкие огоньки обозначили городок вокруг замка ландграфа. Девушка брезгливо стряхнула с блузки налипшую паутину и потуже закуталась в плащ.
Тёплый ветерок донёс до неё запах дыма – кто-то впереди жёг костёр.
«Наверное, пастухи. В последнее время люди боятся ночи. И стараются не засыпать под открытым небом без веской на то причины».
Заскрежетал камешек под подошвой деревянного башмака. Она сжалась и постаралась, чтобы следующий шаг получился совсем неслышным. Костёр медленно приближался, всё чаще слышался мужской смех. И вот уже девушка смогла рассмотреть справа от дороги красные отблески на стволах, небольшую полянку и двух молодых парней.
Она накинула на голову капюшон и продолжила свой путь по левой обочине – очень уж не хотелось под тёмные своды леса.
– Девушка!
«Заметили».
– Что это вы делаете на дороге в столь поздний час?
– Хозяйка послала за свежими сливками, – тоненький голос дрогнул.
– Что? – поднялся с земли симпатичный парень со светлыми волосами. – Не слышно! Пойди-ка сюда.
– Не бойся, мы не сделаем тебе дурного, – второй пастух коренастый и бритоголовый поднялся с поваленного бревна и пошёл к ней навстречу. – Давай к нам. Согреешься и отдохнёшь. А как рассветёт, продолжишь свой путь до Квилинбрука.
– Спасибо, но я лучше пойду. Хозяйка у меня строгая. Если к рассвету не принесу свежих сливок, она побьёт меня палкой и заставит неделю ходить за свиньями.
– А ты что ли белоручка? – бритоголовый схватил её за руку. Не больно, но стало понятно – не выпустит.
Он повёл худенькую девушку в сторону поляны. А она еле успевала перебирать ногами в больших башмаках не по размеру.
– Нет, ваша милость, я…
Парни захохотали.
– Слыхал? «Ваша милость», – бритый усадил девицу на поваленное бревно рядом с блондином, волосы которого напоминали солому, а сам плюхнулся на низкий пенёк, торчащий из земли рядом.
– Будешь? – светловолосый протянул открытый бурдюк, от которого несло брагой.
Девушка невольно поморщилась и отвернулась:
– Спасибо. Что-то… не хочется.
– Брезгуешь, – парень скривился. При ближайшем рассмотрении его лицо, усыпанное оспинами, оказалось не таким уж привлекательным. – А я глотну, раз уж открыл.
– И мне передай, – в ожидании пока товарищ напьётся бритоголовый смотрел на путницу исподлобья.
Наконец её сосед по бревну напился вволю и передал заветный бурдюк второму пастуху, а сам сладко потянулся, подняв обе руки кверху:
– Эхх… хорошо-о-о… – опуская руки вниз, пастух завёл одну из них за спину девушки и приобнял за тонкую талию. – И тепло… – он сильнее прижал к себе девушку.
А та дёрнулась, пытаясь вырваться. Не получилось – объятья парня напоминали скорее тиски.
– Отпустите меня, пожалуйста.
– Пусти её, Тилли.
– Да я не держу, – светловолосый ослабил хватку, и ночная гостья качнулась в сторону, освобождаясь от рук мужчины, а потом и вовсе вскочила с бревна.
Капюшон слетел с головы, обнажая чуть спутанные блондинистые волосы длинные и густые.
– Не бойся нас, – бритоголовый медленно поднялся на ноги, не спуская глаз со стройной фигурки. – Тилли напугал тебя…
Она попятилась.
– Он просто не умеет обращаться с девушками, – голос его стал тихим, а шаги крадущимися.
Девушка спиной наткнулась на дерево.
– Гы-гы, – усмехнулся Тилли. – А ты, Виг, значит, умеешь. Ну-ну, покажи.
Глаза на хорошеньком личике расширились. Не смея пошевелиться, она только и могла, что смотреть, как бритоголовый парень приближается к ней мягкой неслышной походкой.
«Должно быть, он – хороший охотник,» – почему-то подумала девушка и обхватила руками ствол молодого дуба. От этого движения грудь её выпятилась вперёд. А «охотник», который уже нависал над ней, не смог удержаться – поднял руку к завязкам плаща и потянул за шнурок.
Плащ упал на траву.
Она же отвернула голову в сторону.
И осталась стоять перед сильным мужчиной в ночной рубашке да тёмной юбке, надетой просто поверх. От прерывистого дыхания её круглые груди поднимались и опускались под грубой тканью, а соски затвердели и, наверное, стали заметными.
– Покажу… – голос Вига, и без того низкий, осел, а дыхание стало тяжёлым.
Облапив груди заплутавшей служанки, он начал поглаживать их и мять, намеренно задевая большими пальцами бусинки твёрдых сосков. Дыхание девушки сбилось.
– Должно быть ты очень сильно торопилась за сливками, раз забыла надеть корсаж и платье, – он опустил ладони на тонкую талию, нашёл завязки на юбке и начал развязывать их дрожащими от нетерпения руками.
– Смотри-ка не дрыгается, – светловолосый пастух подошёл поближе и с интересом рассматривал происходящее.
Тем временем чёрная юбка тоже упала на мягкий мох, бритоголовый прижался к блондинке всем телом и начал ощупывать зад. В бедро ей уткнулось…
«Что-то твёрдое…»
– Ох…
В ответ на короткий стон девушки Виг еле слышно усмехнулся. Он начал ловко собирать подол ночной рубашки. А одна рука перемесилась вперёд и, поглаживая девичью коленку, поползла вверх.
– Панталоны ты тоже забыла в спешке, – в голосе Вига слышалась глумливая радость. – Признавайся, не шла ты ни за какими сливками, – пальцы его достигли промежности и, чуть помедлив, погрузились в мягкие скользкие складочки.
– А-а-а… – выдохнула девушка легко и сладко, и незаметно отставила ногу чуть в сторону.
– Мокрая… готовая… – грубые пальцы пастуха умело ласкали её между ног, а вторая рука пыталась задрать сорочку повыше. – К любовнику шла, – с какой-то мстительной радостью заключил Виг. Два пальца его нырнули внутрь и задвигались с хлюпаньем в узкой горячей дырочке.
– Да-а, – выдохнула она.
– И кто он? Может, мы его знаем? Того, кому повезло иметь такую сладкую девочку?
– Конюх… – произнесла девица с закрытыми от наслаждения глазами.
– Главный конюх самого ландграфа? – присвистнул Тилли. – Он же старый.
– Нет… О-о-ох… Просто конюх. Ганс.
– Ты знаешь какого-нибудь Ганса? – спросил Тилли у бритоголового.
– Не знаю и знать не хочу, – Виг вытащил пальцы из девушки и занялся более важным делом – развязыванием собственных штанов. – Помоги лучше. Стяни с этой… сучки платье. Видишь, как развезло, еле на ногах стоит.
– Ага, – парень услужливо подхватил полы светлой ночной рубашки и медленно потянул вверх.
Девушка с затуманенным взором, как во сне поняла руки, помогая пастуху избавить своё дрожащее тело от лишней липнущей от ночной духоты льняной ткани.
– Хороша… – бритоголовый сжал упругие груди с торчащими розовыми сосками, нехотя выпустил их из рук и сделал пару шагов назад.
В лунном свете и бликах костра обнажённое тело девушки выглядело совершенным, а на милом лице желание боролось со стыдливостью. И побеждало. Рот её был приоткрыт. Руки всё так же сжимали позади ствол дерева. Ноги бесстыдно расставлены в стороны, а между ними…
– Ух… – кровь застучала в голове пастуха.
Не медля больше ни секунды, Виг окончательно освободился от своих башмаков и штанов. В два шага приблизился к жаждущей продолжения девушке и, направив свой торчащий орган рукой, резко вошёл в неё. Раз. И два. Глубоко. Мощно. Во всю длину.
– О-о! О-о!.. – прерывисто застонала блондинка и обхватила мужчину за плечи и шею, прижимаясь теснее и подстраиваясь под заданный темп.
Он лапал её тело потными ладонями, то спускал их вниз и сжимал круглый зад, то тискал груди. И при этом, казалось, усиливал мощность толчков. И ускорялся.
– А-а-а… а-а… – тонкие прядки волос прилипли к её взмокшему лбу.
Глаза она всё чаще закрывала, чтобы объёмнее чувствовать разливающееся по телу наслаждение.
И всё же она бросила один короткий взгляд на Тилли, который тоже обнажил свой член и сейчас поглаживал его руками, мечтательно закатывая глаза.
Виг кончил внезапно.
«А я?..»
Он отвалился от её разгорячённого тела, и стало зябко. Но на место товарища тут же пристроился второй пастух.
Орган его был чуть длиннее, но Уже. Движения – более резкими и неумелыми. Ей пришлось взять процесс в собственные руки. Обхватить его спину и надавливать на ягодицы, чтобы добиться нужного угла и темпа.
– Сла-адкая девка. И не сопротивляется, – Тилли оказался более разговорчивым. – Повезло нам сегодня. Да, Виг? – проговорил он, ритмично дёргая задом.
– Ага, – бритоголовый расстелил на траве пару плащей и прилёг на них, пожёвывая травинку, и рассматривая небеса.
– А прошлая, дура… Сама виновата, – Тилли запыхался, но явно не собирался молчать.
– Прошлая? – томно уточнила девушка.
– Ревнуешь? – хихикнул Тилли. – Зря. Ты лучше её во сто крат. А-а-а… давно так не трахался… – захлебнулся он слюной, наверное, от удовольствия. – Зельда… мы её по разику… А она… И было бы отчего. Тебе же нравится? Ну, скажи… Нравится то, что мы сейчас делаем? А?
– Да, – ответила она только для того, чтобы прекратить расспросы.
– А та с моста сбросилась. Дура, – припечатал он свои выводы сильными резкими толчками.
– О-ох… – девушка содрогнулась всем телом от пика ощущений. Закрыла глаза, откинула голову и сжала пальцами свой сосок. Немного прокрутила и… – О-о-о-о-о… – выгнулась дугой от сладостной муки, которая пронзила её между ног, и разлилась изнутри частыми дрожащими волнами…
Но насладиться приятными ощущениями ей не дали. Прижимая нежную спинку к шершавому стволу дерева, её натягивал на себя не шибко опытный, но жаждущий собственного извержения юнец.
– Так, значит, девушка сбросилась с моста?.. – уточнила блондинка, когда смогла перевести дыхание.
– Ага… вон с того, – рукой он неровно указал в сторону замка ландграфа, стоящего на возвышенности.
Слева пологий холм подрубала излучина реки, которая вытекала из гор, покрытых густыми лесами, и в горы же убегала. В стародавние времена растекалась она широко и весьма высоко поднимала свои бурные воды. Вот тогда-то анты, которые жили раньше на этих землях, и построили акведук.
Шли столетия – девушка читала об этом в книгах – империя антов пала, рождались и умирали в муках войны княжества и королевства. Много их было: батавы, убии, хатты, квады, семноны, гауты… Они заключали военные союзы, торговые коалиции и даже вековые связи, основанные на родстве. Одни становились богаче, хитрее. Других ждало поражение. Время стёрло в песок всё то, что они построили, а люди этому помогли. Воины под другими флагами. С другими именами на устах. И должно быть, не все племена и короли удостоились чести попасть в историю.
Города и те за тысячу лет оказались под жирной землей. Девушка видела их обломки, торчащие, как старые зубы из-под мягкой зелёной травы.
А мост остался.
«Точнее, акведук. Но люди сломали сложную систему подачи воды в город, и используют это величественное строение, как мост. Да что говорить? От древнего Аруниума давно ничего не осталось. На руинах построили замок. А вокруг лачуги для простых людей… Та девушка, Зельда, должно быть, жила в Квилинбруке…» – в горле путницы неожиданно встал комок.
Она попробовала представить себе эту Зельду. Растрёпанные волосы, испачканное платье. И отчаянье настолько невыносимое, что его хватило на прыжок.
«…в горную реку с 30-метровой высоты…»
От этой картины лицо её застыло. Огромный зрачок уменьшился в точку, вопреки законам природы, писанным для человеческих тёплых существ. Она прикрыла веками радужки и потянулась губами к шее… К загорелой шее охваченного похотью пастуха Тилли, который дёрнулся в ней в последний раз, забился в судороге оргазма. И негромко, но протяжно застонал.
Мягкие губы нежно поцеловали его влажную жирноватую кожу, язычок слизнул солёный пот, оставляя особый состав слюны. Она мягко его куснула, как бы играя. А в следующую секунду пара острых клычков вошла в горячую плоть пастуха. В то самое место, где под тонкой кожей среди шейных мышц и сухожилий пряталась пульсирующая артерия с вкусной кровью…
– М-м-м-м…
Она пила его быстро. Так быстро, чтобы силы поскорее покинули это сильное молодое тело, которое теперь само пыталось вырваться из железных объятий хрупкой на вид хищной нелюди. Чтобы крупные зубы во рту, который она крепко зажимала своими пальцами, перестали пытаться её укусить. И чтобы сам он поскорей перестал мычать что-то нелепое своему товарищу.
«Наверное, просит о помощи. Вряд ли пытается предупредить. Эти твари считают нас исчадиями зла. Но сами думают лишь о себе в минуты смертельной опасности».
– Что, Тилли, кончил? – лениво спросил его Виг, даже не взглянув на парочку, затихшую вдруг у дерева.
– Ага, – ответила девушка озорным голоском вместо светловолосого. – Знаешь, Виг, он, кажется заснул. – Дочь ночи отвернулась от бритого, на случай, если тому вздумается повернуть голову к дереву, и аккуратно уложила мёртвого Тилли окровавленным передом вниз.
– Иди ко мне. Продолжим, – Виг потянулся и почесал волосатый живот. Меж его крупных бёдер шевельнулся и опал мягкий член.
– Я к ручью. Скоро буду. – Она исчезла в кустах босая и голая.
«Пьяная от крови… Вот только рано ещё терять голову. Дело пока не окончено».
Она опёрлась коленями на мшистые камни и втянула носом тонкие ароматы летней ночи, смешанные с запахом холодного железа, и от этого ещё более яркие.
Где-то рядом проснулась корова. Мыкнула. Быстро поднялась на ноги и поспешила вглубь леса, оправданно опасаясь хищника, похожего на человека.
Ледяные капли лесного ручья ошпарили разгоряченную кожу, но растворили кровь, которая темнела на груди и, наверняка, испачкала лицо и шею.
Она ещё раз плеснула на себя водой. Ещё. И ещё… Она бы не смывала. Ей нравился этот сложный запах, напоминающий одновременно вкус отцовского ножа из той далёкой, но ушедшей невозвратно жизни, зреющие яблоки в летнем саду и пряное вино, растекающееся по нёбу.
«Но Виг… Он сильный. И скоро рассвет. А возиться с ним так не хочется…»
Она направилась прямиком к пастуху.
Он лежал на плаще и поглаживал свой ставший твёрдым небольшой, но толстенький пенис с крупной блестящей головкой. Девушка села прямо на него и плавно задвигалась.
– Я не хочу торопиться, – томно проговорила она. Склонилась над его лицом, поцеловала в щёку, в подбородок, коснулась губами губ. – Ты мне понравился, Виг, – тонкие пальчики погладили его голову, шею и плечи, и снова вернулись к бритой на днях голове.
– Так приходи, белоручка, – он попытался дотянуться губами до нежной холодной ладошки. – Приходи ко мне каждую ночь, – Виг расплылся в улыбке.
Да так и замер, когда она свернула ему шею.
В одно движение.
Он даже ничего не понял.
– Мы развлеклись бы с тобой по-другому. Так, что ты долго визжал бы от боли и умолял о пощаде… Если бы у меня было время, – она плюнула ему в лицо. – Бедняжка Зельда. И все те другие девушки, которые остались на твоей совести.
Пить его блондинка не стала – Тилли сполна утолил жажду крови, слабую, ведь она на днях осушила крупную лань – тело Вига, траченое временем и крепкими напитками её, тем более, не привлекало, а запах его крови, в которой притаилась дурная болезнь, на сытый желудок скорее вызывал дурноту.
Она быстро поднялась на ноги, вздрогнув от осознания, что всё это время его вялый член оставался внутри неё. Натянула рубашку и юбку. Подняла с земли и встряхнула плащ. Деревянные башмаки нашлись тут же под деревом. И быстро пошла к дороге, которая вела в Квилинбрук.
О, нет, она не собиралась идти в спящий городок за сливками. И даже еда не была целью её ночной вылазки.
«Но раз подвернулся случай напиться…»
Девушка шла прямиком к мосту.
Но шаги её не были уверенными. Отсыревшая за ночь трава неприятно касалась щиколоток. Перед глазами то и дело вставала улыбка Вига и белая шея Тилли, сжавшаяся от животного страха.
«Я сделала правильно. Они не заслужили жизни».
Но что-то внутри не отпускало. Заставляло беспокоиться. Будто она забыла что-то важное.
«В бездну… Как говорил Ларс, всё, что происходит, случается для чего-то. Таков закон мироздания!» – она глубоко воздохнула. – «К тому же я утолила другую свою жажду – похоть… Разве не этого мне хотелось? Я вышла найти мужчину и утешиться. И разве я виновата, что люди теперь настолько трусливы, что не ходят ночью по одному? Да к тому же нарушают собственные заповеди».
Меж тем впереди показалась дорожная развилка. Широкая часть дороги вела прямиком на улицы города, а более узкая сворачивала в сторону пустыря. В него упирался своим основанием акведук.
Вампирша спокойным шагом направилась к каменному мосту. Лёгкий ветерок раздувал полы её плаща и края капюшона, а лунный неверный свет, то прячущийся за рваными облаками, которые нагнал ветер, то сияющий в полную силу, подсвечивал оставшиеся на влажной земле следы от колёс, копытных животных и человеческих ног босых и обутых.
Когда её деревянные башмаки застучали по каменной кладке акведука, живущее внизу эхо подхватило этот новый звук, усилило его и умножило…
Девушка замерла.
Прислушалась к шепоту ночи – шелесту трав на ветру, сверчкам, которые в них потрескивали, журчанью воды внизу… Потом сняла башмаки, задрала край верхней юбки и обвязала свою обувь подолом, закрепляя концы вокруг талии, на манер поясной сумы мелких торговцев с рынка.
Теперь её шаги стали просто бесшумными.
Она остановилась на середине моста.
«Как Зельда».
Свесилась с краю. Выждала пару мгновений, справляясь с некстати накатившим из прошлой жизни страхом большой высоты… Вцепилась в камень твёрдыми, как алмазы, ногтями, вылезшими в ту минуту, когда она настроилась внутренне на опасный спуск по отвесной боковой стенке. И собралась заползти под мост.
Там, в середине центральной арки, дети ночи сотни лет назад вытащили из кладки несколько блоков, устроив, таким образом, надёжное укрытие, куда не проникал ни один луч солнца.
Каменная ниша была небольшая, но её вполне хватало, чтобы примоститься на каменный выступ, подобрать свисающий подол и, вцепившись когтями в стены, спокойно заснуть до заката.
– Именем Света, заклинаю тебя, тварь. Не с места, – прохрипел кто-то сзади, и в спину вампирше уткнулось что-то твёрдое с острым горячим концом.
«Как он… сумел подобраться?» – девушка всё же медленно развернулась.
И громко сглотнула, когда окинула взглядом поджарую фигуру вооружённого до зубов, благословенного в Светлом храме охотника на вампиров.
Глава 1. Охота
Герти уже не бежала – шла. Ноги вязли в снегу. Она бы остановилась, чтобы полюбоваться снежинками, которые кружились в воздухе, как маленькие белые бабочки. Но не могла – в голове всё ещё звучали слова Одиль: «Делай, что хочешь, мой дорогой – никто не станет её искать».
– Больше не станет, – под овечьей шубкой кожу покрыли колкие мурашки, а внутри снова появилось пугающее ощущение засасывающей пустоты…
Она – девица 18 лет осталась без крыши над головой. Без друзей и родных. А самое главное – она ничего не умела делать как следует! И каждая мысль о будущем терялась в её голове в бескрайнем сером тумане.
Как это началось?
Когда она впервые поняла, что счастливое детство закончилось, и как прежде уже не будет?
В памяти всплыло летнее утро.
Герти тогда было… 14?.. 13? Она возвращалась из курятника с большой корзинкой яиц, чтобы порадовать старшую кухарку Марту, показать, что и от неё есть польза. В тёмном коридоре для прислуги никогда не оставляли светильников. Так что ей приходилось идти на ощупь, перебарывая детский страх темноты. Герти шла очень тихо, буквально на носочках – мама ругала её за громкий топот. Ножки в кожаных туфельках мягко касались каменного пола.
«Если бы учитель танцев сейчас увидел меня, то, наверное, похвалил бы за лёгкость и осанку».
Впереди маячил светлым прямоугольником выход на кухню. Пахло из него умопомрачительно вкусно – дрожжевым тестом и жареным луком, а ещё бульоном и свежей зеленью.
– Отошли её Ханна. Пока не поздно, – Марта как-то особенно громко застучала ножом по столу, – Иначе, быть беде. Помяни моё слово. Одиль-то не успокоится.
Герти остановилась.
– Она и так не успокоится, – голос матери дрогнул.
– Так чего же ты ждёшь? Храм в неделе пути. Будешь навещать её по праздникам.
– Два раза в год?
– Все так делают, – Марта вздохнула. – Моя сестрица давно бы спровадила своих в послушницы, да денег нет. А у тебя только на шее висит двухлетнее содержание в Храме.
Герти подкралась к выходу и осторожно заглянула в кухню.
– Марта… – мать ссутулила худую спину, обтянутую зелёным бархатом и продолжила медленно резать укроп. – Я не могу… как представлю себе, что моя девочка станет нонной… Всю жизнь будет драить храмовые стены, просыпаться ни свет, ни заря, носить белую робу и платок… Острижёт волосы, – Ханна шмыгнула носом. – Никогда… никогда… не узнает…
– Мужчины? – Марта бросила нож. – Это лучше, чем стать…
«Она хотела сказать постаскухой,» – Герти съёжилась, как от удара.
Она недавно узнала гнусное значение этого слова. И с этих пор начала осознавать всю тяжесть и неоднозначность своего положения. Поняла, почему они с матерью спят и едят отдельно в северной башне, в то время как отец вместе с Одиль и господскими детьми занимают самые роскошные комнаты замка. Герти и раньше это видела, сознавала их с матерью исключительность. Неправильность. Но никак не могла объяснить для себя подобного положения вещей. Слуги об этом не болтали даже тогда, когда думали, что оставались одни. А мать и отец пресекали всякие расспросы на эту тему. Но теперь…
На первый взгляд ничего не изменилось. Они с матерью всё так же носили бархатные платья и кожаную обувь. Ели то, что готовили для господ. Отец пару лет назад даже велел Герти присутствовать на уроках грамматики, арифметики и естествознания вместе с Эрментруд, Мирабеллой и Дедриком. А позже она начала посещать и танцы, и этикет.
Но все блага, которые её окружали, стали вдруг как будто чужими…
И все смешки прислуги за спиной, казалось, были адресованы только ей, да ещё её матери – дочери прачки и конюха Ханне, которая бродила по замку, как привидение, не зная порой, чем заняться.
Марта схватила нож и продолжила резать зелень, а Ханна сгорбилась ещё больше.
Со стороны главного входа в кухню послышались гулкие тяжелые шаги. Мелькнул подол охрового цвета, и Герти юркнула вглубь тёмного коридора, продолжая подслушивать разговор.
Скрипнула лавка – разом вспотевшая Марта, должно быть подскочила с места и сделала неуклюжий книксен.
– Марта… – Одиль всегда многозначительно замолкала, увидев Ханну. – Что на обед?
– Желтый сыр, хлебцы, салат из зелени с яйцами, суп с клёцками, свиное жаркое и ягодный пирог.
– Тесто ржаное?
– Из белой муки, госпожа. Как любят малышки Эрментруд и Мирабелла, – голос Марты начал напоминать блеянье.
– Тупица… Разве я не говорила, что мы экономим? Ламмерт приедет со своим отрядом из столицы не позднее, чем за месяц до Сумрачного Сочетания! И не один! Возможно с ним прибудут его приятели – приближённые короля! И тоже с обслугой! Представляешь сколько это народу? И всех надо будет достойно накормить! И развлечь. Показать, что дом Кёрберов – не свиной хлев, он достоин принимать королевских особ! …А если им придёт в голову остаться на праздники?! Скорее всего так и будет! Ведь путь до столицы занимает месяц! Месяц!!! И никто не захочет прозябать в такие дни в дороге! В какой-нибудь… глухомани, когда мороз, всюду снег и день короткий, как твоя память, а во всех приличных домах пируют и прославляют Богов Сумрака! – Одиль наконец замолчала, пытаясь отдышаться.
В последние годы она немного располнела, но по-прежнему туго затягивала корсаж, отчего её часто мучала одышка, а настроение портилось из-за любой мелочи.
– Думаешь, если назвать моих дочерей «малышками», я прощу тебе твоё скудоумие? – продолжала Одиль. – Эрментруд и Мирабелла скоро войдут в брачный возраст. Так что им самое время задуматься о фигурах…
«Я – ровесница Эрментруд, а Мирабелла старше нас всего на год… О, боги, меня тоже выдадут замуж? Но за кого?»
– Никакого белого хлеба! И никаких пирогов!!! – графиня Кёрбер даже задыхаясь, продолжала орать на слуг.
– Но опара уже…
– Я вижу, – Одиль открыла и со злым стуком опустила деревянную крышку на кадку с поднявшимся тестом. Сегодняшнее испеки, но больше…
– Поняла, госпожа.
– И в салат клади поменьше яиц. Если будут оставаться, неси в ледник…
– Да, госпожа.
– А ты, – жена графа явно обратилась к Ханне, – прощайся со своим выродком. Завтра Джереон отвезёт её в Храм у Блаурштейна. – И добавила медовым голосом. – Не беспокойся, настоятельницы дали добро. Они со смирением и радостью примут под свои своды Гертруду.
«Что?!»
– Нет! – голос Ханны прозвучал скорее испуганно, чем решительно, и у Герти быстро-быстро забилось сердце.
– Вопрос решён, – Одиль была спокойна и тверда, как та самая голубая вершина, у подножья которой высился Храм.
– Не решён, – Ханна быстро вышла из-за стола и демонстративно направилась в сторону господского коридора, выложенного изнутри светлым камнем.
– Если не избавишься от неё по-хорошему, я вам устрою!.. Мрак на земле!!! – крикнула Одиль в спину убегающей матери.
Герти вжалась в холодную стену и стояла так долго-долго, пока хозяйка замка не вылила на Марту всю злобу и раздражение и не покинула, наконец, кухню.
С того дня жизнь Герти и Ханны действительно изменилась.
Их больше не обслуживали слуги – Ханна всех отослала. И на занятия с детьми Одиль Герти больше не ходила – иногда учителя сами приходили к ней в северную башню. Мать запретила дочери без лишней надобности показываться на глаза графине Кёрбер, и теперь ей было разрешено гулять лишь в том уголке сада, что примыкал к северной стене.
Герти не спрашивала у матери, каким образом та уговорила ландграфа не отсылать дочку-бастарда в Храм. Отец стал появляться всё реже. А при взгляде на светловолосую девочку, он мрачнел и становился задумчивым.
Но время шло, настал канун Сумрачного Сочетания. Приехал с королевской службы первенец Джереона и Одиль – Ламмерт. И 14-летняя Герти впервые в жизни влюбилась…
В лесу становилось темно. Снег валил густыми хлопьями, покрывал влажной корочкой капюшон и рукава, таял на лице горячими струями и уже не вызывал умиления – ноги проваливались в рыхлые сугробы, в башмаках хлюпала вода, а своих коленей, облепленных мокрыми ледяными чулками, Герти уже просто не чувствовала.
У неё был план. Точнее, его подобие. Ещё до темноты девушка должна была добраться до соседней деревни. Не по дороге – идти даже рядом с ней было бы равносильно самоубийству. Герти хотела добраться до человеческого жилья напрямую лесной тропой, что протоптали дровосеки и простой люд. А уж там… Оставалось надеяться на добрых людей.
«И мамино жемчужное ожерелье, вшитое в подкладку корсажа».
Но в пути она, видимо, сбилась – снег засыпал тропинку, и Герти, начав кружить, ушла в сторону от селения.
Лес сгустился. Начало темнеть.
Герти села на поваленное дерево, потому что просто устала.
Никогда ещё она не ночевала в лесу. И никогда не оставалась одна за стенами родного замка. Хотя для простых людей это было обычным делом: девушки и женщины испокон веков ходили в лес за травами, грибами, орехами и ягодами, парни приносили дрова, дичь и рыбу. Все они с детства учились ночевать вне дома, могли развести костёр и приготовить на нём похлёбку.
«А я даже огниво с собой не взяла. Да и толку от него – всё равно не могу выбить самую малую искру».
Воспоминания о прошлом снова охватили Герти. Она замерла, и боги знают, сколько времени ещё бы так просидела…
Если б слева не завыли волки.
Герти сразу поняла, что не выберется.
Кровь бросилась в лицо, живот скрутило, а сама она затряслась мелкой дрожью.
Лазать по деревьям она так и не научилась, хотя Дедрик, который был младше на 4 года, много раз показывал это умение и даже предлагал потренироваться вместе.
Герти сама не поняла, почему побежала.
«Нельзя убегать! Ловчие говорят, что это только раззадорит стаю!»
Но страх не давал ей остановиться! Ноги несли её так быстро, будто и не было вокруг высокого снега и веток, что так и норовили попасть в лицо и выцарапать глаза.
Снег под ногами в ночной темноте светился голубоватым сиянием. По сторонам маячили чьи-то тени, а сердце стучало так часто и гулко, что она не слышала волчьего воя.
«Может, оторвалась?.. Тогда тем более не стоит останавливаться».
Впереди блеснули чьи-то глаза.
«Попалась…» – сердце оборвалось и ухнуло в пропасть.
Она не успела затормозить. Нога поскользнулась на гладком льду – видимо, под снегом замерз ручей. Правая ступня взметнулась высоко вверх. И в следующую секунду девушка рухнула всем телом на спину. Больно, обидно и…
«…сейчас загрызут,» – в голове зазвенело от удара обо что-то твёрдое.
Глаза открывать не хотелось, но ресницы сами собой начали разлепляться.
Краем ускользающего сознания Герти успела понять, что над ней нависло что-то тёмное и сильное. Вот только пахло от него не псиной, и дыхание существа… не было тёплым и влажным.
Глава 2. Твари
В классной комнате пахло мелом, чернилами и старыми кожаными переплётами.
– Твари Света делятся на высших и низших, где высшие – это светлые Боги и их создания, живущие над небесной твердью, – бубнел мастер Игнац, а Герти записывала в то место единственной учебной тетради, где начинались лекции по естествознанию. – Твари Мрака так же делятся на высших и низших.
– Высшие – это Боги Мрака, мастер Игнац? – подала голос рыженькая Мирабелла.
Герти глянула в её сторону – дети сидели за длинным столом, а перед ними, заложив руки за спину, ходил и вещал учитель.
– Да, ваше сиятельство.
Мирабелла улыбнулась. В солнечном свете, падающем из большого окна, её локоны отливали золотом.
– Низшие твари – это чада Мрака, – на этом слове мастер Игнац понизил голос до хрипа. – И хотя мы чтим могущественных богов Тьмы, в чьей власти находятся наши смерти и посмертия, следует помнить, что создания света и тьмы наделены противоположными свойствами…
Эрментруд зевнула. Учитель продолжил:
– И так как сама светлая суть противна Мраку, то дети Света противны порождениям тьмы. А мы с вами помним, что люди относятся к существам светлым, хотя и низшим.
– Все, кроме блудницы Ханны и её отродья, – шепнула сестре Эрментруд. – Им самое место в мрачных мирах.
Сёстры тихонько захихикали.
Мастер Игнац картинно нахмурил брови.
– Пожалуй, все, кроме нашей матушки, – чуть погромче парировал Дедрик и по-дружески толкнул локтем Герти. – Сложно причислить её к светлым созданиям, когда она орёт, как свинья на бойне.
– Ваше сиятельство!
– Дедрик!
– Это всё она! – вскричали одновременно учитель и сводные сёстры, а у Герти быстрее забилось сердце.
