Текст книги "Княжна (СИ)"

Автор книги: Олег Ростов

Соавторы: Аника Лиин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 34 страниц)

– Это мой тебе ещё один подарок. Пообещай, что примешь его и больше не будешь мыться на улице, только в доме!

* * *

Ничего себе полотенце! По более банного! Повернувшись, посмотрел на неё. Стоит, щеки малиновые и глазки блестят. Моя физиономия расплылась в улыбке. Мы стояли друг против друга очень близко. Я чувствовал её дыхание.

– Это не полотенце, Мстислава. Это почти простынь. Нам с тобой обоим им обернуться хватит. Если прижмёмся друг к другу.

Покраснела ещё больше. Глянула на женщину, поливавшую мне. Я тоже на неё взглянул, вслед за княжной. Она смотрела на нас, широко раскрыв глаза. Что это её так? Наверное, что-то пошло не по протоколу. Хотя конечно. Полуголый мужик почти прижал к себе княжну. Явно не по протоколу. Я ей, в конце концов, не муж. Муж, блин, объелся груш! Мстислава сделала шаг назад, отходя от меня. Я оставался на месте, с перекинутым через плечо полотенцем.

– Когда-нибудь, мы им обернёмся. – Ответила девушка и, развернувшись, выскочила из опочивальни.

Княжна убежала, а мне почему-то стало грустно. Так, а почему нельзя споласкиваться на улице? Надо у Бояна спросить. Наверное опять какой-то косяк с моей стороны. Но тут услышал как кто-то быстро идет по переходу к моей опочивальне. Стук в дверь.

– Открыто! – В светлицу зашёл молодой дружинник.

– Э-э-э…

– Говори. Нечего политесы разводить.

– Ярослав, там нурманы на двух дракарах.

– Не понял? Что воевать пришли? Но нас больше.

– Не знаю. Меня воевода Боян послал сказать тебе.

– Я сейчас.

Быстро одел майку, куртку и выскочил. Вскоре я стоял на одной из сторожевых башен, обращенных к реке. Златоград стоял на берегу Десны, притока Днепра или как его называли славяне Славутича. Точно к причалам двигались два дракара. Узкие боевые корабли викингов, с головами чудищ на носу.

– Что это они тут делают? – Спросил я Бояна.

– А что нурманы тут могут делать? Взять то, что плохо лежит.

– Интересно! Но нас больше.

– Когда это их останавливало. О, белый щит на мачту подняли. С миром идут. Что делать, Ярослав будем?

– А что делать? Если с миром, то пусть приходят.

Боян поморщился.

– Всё вроде так, но вот нурманам доверять нельзя. Сейчас вроде с миром, да только они так некоторые города берут. Заходят степенными гостями, а потом оборачиваются волками.

– Тогда гнать их на хрен.

– Тоже не хорошо. Слава о нас дурная пойдёт. А они ещё и смеяться будут, что стольный град вятичей двух дракаров испугался.

Мда, ситуация патовая. Но выход всегда есть. Я усмехнулся. Боян смотрел на меня заинтересованно. Мол, что делать будешь добрый молодец?

– Пусть проходят, но всё железо, кроме ножей пусть оставят в своих лоханках.

– Лоханки? Ты что Ярослав? Это боевые дракары. Быстрее их нет кораблей.

– Да мне наплевать.

Тем временем один дракар пришвартовался к пристани. Второй остался на рейде. С пришвартовавшегося спрыгнули на пристань пятеро.

– Здрав будь, Боян! – Крикнул бородатый крепыш.

– И тебе не хворать хёвдинг Гуннульф, сын Бьёрна Медвежья Лапа.

Норман хорошо говорил по славянски. Кстати, я, когда попал сюда, сразу понял, о чём говорят аборигены. И сам как-то резко заговорил на их языке. Хотя нас и разделала бездна, более чем в 1000 лет. В чём был прикол, так и не понял. Может память предков проснулась? Или об этом позаботился тот, кто меня сюда запихнул? Голову долго забивать этим не стал, других проблем хватало. А вот этот отморозок, довольно хорошо говорил на языке славян. Акцент был, скандинавский такой, но не сильный.

– Что ты здесь забыл Гуннульф?

Викинг усмехнулся.

– Как то ты не ласково встречаешь гостей, Боян.

– А нам сейчас не до ласки. Ты, наверное, уже знаешь, что Светлого князя всех вятичей подло убили поляне и хузары.

– Слышал. Мы к ромеям шли. Хотели наняться в Константинополе. Там охотно нас берут на службу.

– Странно! Если к ромеям шли, то как здесь оказались? Наша река к ромеям не ведёт, вам назад в Славутич нужно.

– Всё так, Боян. Но я узнал, что конунг Вячеслав погиб. Сыновья его ушли в Вальгаллу еще раньше. Осталась только дочь князя, Мстислава!

– И что?

– Такой юной деве, ты же знаешь, Боян, нужен мужчина, который сможет взять управление княжеством на себя.

– Согласен. И ты решил предложить себя ей в качестве мужа?

– А почему нет? У меня и хирд есть! И мой хирд не самый последний. Это знают во многих землях Гардарики и далеко на закате, до земель англов и Испании.

– А разве она тебя звала, хёвдинг Гуннульв?

– Меня не надо звать, Боян. Я сам прихожу.

– Ты опоздал, Гуннульв. У княжны уже есть суженный. Она ему дары преподнесла.

– И кто же это такой прыткий?

– Я! – Смотрел на него и ухмылялся.

– И кто же ты такой?

– А тебе есть до этого дело?

– Конечно! Я тоже хочу, чтобы она мне дары преподнесла и сапоги мне у брачного ложа сняла.

– Мечтать не вредно, вредно не мечтать. Сапоги тебе пусть кто-нибудь из твоих оборванцев снимет. Тебе же нет разницы женщина это или вон тот белобрысый пацан, что рядом с тобой трется. Надеюсь, ты уже ни раз его оприходовал. Помыться то после этого не забыл?

Наступила тишина. Боян и другие кмети, стоявшие на стенах смотрели на меня широко раскрытыми глазами, раскрыв рот. Что-то опять сморозил? Да наплевать. Поправил карабин у себя на груди. Пацан пытался выхватить свой меч из ножен, но почему-то не мог. Один из викингов, с седыми усами и бритым подбородком положил на его плечо руку, как бы говоря, спокойно! Пацан замер, зло сверкая на меня глазами и ощерившись оскалом волчонка. Я уже испугался, сопляк! Сейчас побегу штаны менять.

– А ты я смотрю смелый, спрятавшись за стеной. Выходи, поговорим. Ты меня оскорбил. Хотя я тебе дурного слова не сказал. Или трус?

– Не надо меня брать на слабо. А выйти, так я выйду. Насчёт оскорбил. Да, мне лично ты ничего обидного не сказал. Ты оскорбил мою суженную, предлагая ей, стоя на коленях, своими ручками снять с тебя твои вонючие и грязные штиблеты, которые за всю жизнь ни разу не чистились. Да и сам ты не мылся, наверное, с рождения. Поэтому и ноги у тебя такие же вонючие и грязные как у пса помойного. А выйти, я сейчас выйду. – Сбежал с башни, подошел к калитке в башне. – Открывай! – Велел дружиннику. Скрипнул засов и калитка открылась.

Пошел прямо на викингов. Остановился в пяти метрах от них.

– Ну, вот, я вышел. Что дальше?

– Назови своё имя.

– Зачем?

– Чтобы я знал, кого убил.

– Не говори гоп, пока не перепрыгнул. А зовут меня Ярослав.

– Ярослав и всё?

– А что тебе ещё нужно? Пока достаточно звать просто Ярослав. Разрешаю.

– Сын конунга?

– Нет, круче – сын профессора.

– Не знаю я таких.

– Если ты не знаешь, то это не значит, что таких не существует. Ты вообще многого не знаешь.

– Хорошо, Ярослав. Я вызываю тебя на поединок. Суд богов.

Я увидел, что она развязал какие-то веревочки на ножнах. Эти веревочки мешали выхватить меч. Вот теперь я понял, почему сопляк не смог сразу обнажить свою железку.

Я глядя на дикого скандинава, усмехнулся криво. Снял карабин с предохранителя. Патрон был уже в патроннике. С расстояния в пять метров, удар картечи, стопроцентно, был для косматого фатальным. Потенциальный кандидат в трупы.

– Где твой меч, Ярослав?

– Вот он. – Указал на «Сайгу». Викинги зависли, непонимающе смотря на карабин.

– И как ты им биться будешь? – Спросил Гуннульв.

– Тебе какая разница. Ты своим оружием бьёшься, я своим. Всё честно! Так что давай прямо сейчас и начнёт, чего вату катать?

– Что катать?

– Языком трепать. Раньше начнём, раньше закончим. У меня дел ещё полно.

– Ярослав. – Сзади подошёл Боян. С ним ещё пять кметей. – Так не совсем честно будет. – Боян смотрел на мой карабин. Он не видел, как карабин работает. Но зато видел, как стреляют пушки. А так как был явно не дурак, то сложил два плюс два и понял, что моё оружие работает по тому же принципу, что и пушки. – Да по хрен, Боян. Тебе что их жаль?

– Нет. Но нас могут обвинить в нечестности и в колдовстве.

– То есть ты мне предлагаешь взять у тебя меч и идти с ним пляски устраивать с бубнами, вернее с мечами? Но тогда тоже будет нечестно. Я то не умею мечом махать.

– Я выставлю против Гуннульва своего бойца. Замену делать можно.

– Нет, Боян. Такая песня не прокатит. Я его оскорбил намерено, что бы грохнуть. И ты предлагаешь мне выставить, что за меня это решил другой человек? так не пойдёт.

– А что делать? Гуннульф очень хороший мечник. Он во всём хорош, не только с мечами.

– Тогда предложи ему бой на ножах. С этим делом я знаком хорошо. Ножевой бой, это самое то. По понятиям.

– Ты уверен?

– Да. По другому никак. Только если я завалю их из карабина.

– Хорошо. Там Мстислава пришла. Что ей сказать?

– Ничего. Это мужские игры. Пусть этот нурман разденется до пояса. И Боян, пошли кого-нибудь, Мстиславу сюда не пускать. Пусть остаётся на стене, при любом исходе боя. Понял? Не хватало, чтобы её эти захватили. И ещё, пошли кого-нибудь к Мезгирю, пусть выкатит сюда одну пушку, закреплённую на телеге. Там есть такая, уже заряженная. Пушку нужно установить чуть наискось от лодки нурман. Если они, попытаются напасть, пусть стреляет. – Воевода кивнул и отослал одного из кметей. Я посмотрел на башню. Увидел девушку, смотрящую на меня. Ободряюще улыбнулся.

– Гуннульф! – Обратился Боян к хёвдингу. – Боя на мечах не будет. Я предлагаю бой на ножах.

– А что так?

– А так. Либо ножевой бой, либо вы уходите.

Скандинав смотрел на меня внимательно. Я же только усмехнулся ему в лицо.

– Хорошо!

– Тогда, раздевайся до пояса.

Вскоре мы стояли с ним друг против друга. В его руке был нож. Серьёзный такой. Длинна лезвия больше двадцати сантиметров. Я вытащил свой нож из ножен. Викинги замерли. Видел как глаза всех, кто находился на пристани алчно загорелись. Неожиданно нарисовался Радогост – волхв Перуна.

– Это божий суд, Ярослав. Поэтому волшбы чёрной не должно быть.

– А где ты волхв увидел волшбу? Я что-то её не замечаю. А ты, Боян, замечаешь?

– Я прослежу.

– Флаг в руки и барабан на шею. – На пристань дружинники под руководством Мезгиря, да того самого, у которого жену ещё Крапивой звали, выкатили телегу с закрепленной на ней пушкой. Нурманы удивленного поглядели на это недоразумение. Стали посмеиваться. Я тоже усмехнулся. Только в другом русле. Мезгирь стоял и также лыбился, в руках его дымил металлический прут, загнутый на конце и обёрнутый чадящей паклей. Он то был в курсе, что может устроить каменный дроб с близкого расстояния.

Я посмотрел на Гуннульва:

– Ну что? Поехали? – Бросил ему, вставая в боевую стойку.

Несмотря на то, что нурман был косматым и от него воняло, тело у него было сильным, без единой жиринки, поджарым. Конкретный волчара. Как, впрочем, и вся его стая, которую он называет хирдом, то есть дружиной. Шли по кругу, друг против друга, внимательно отслеживая движения друг друга. Резкий рывок вперед, обманка и качнувшись в сторону, викинг, полоснул ножом. Лезвие прошло в миллиметрах от моей груди. Я успел чуть отклониться и принял клинок его ножа на клинок своего. Звякнуло. Гуннульв отскочил. На его губах улыбка. Поигрывая ножом, опять пошёл по кругу. По его напружинившемуся телу понял, сейчас будет новый рывок-атака. Гуннульв качнулся в право, я качнулся влево, ему на встречу, он явно рассчитывал на другое, но молниеносно с ориентировался. И всё же пропустил удар ногой в голень. Махнул ножом, но я уже отскочил. Его физиономию перекосило. Конечно. Голень очень болевое место. А у меня ботинки то, явно не мягкие, как у них обувка. Глядя на него усмехнулся. Что, горячий норвежский парень, больно? Да ладно, ты же крутой пацан! Забей! Но ему ничего не сказал, хотя он понял, что я имел ввиду. Он ни как не показал, что он готов захромать. Старался двигаться так же, только реже. Уже не так скакал. Боль терпит с достоинством. Достоин уважения. Своего противника, каким бы он не был, нужно уважать и опасаться. Иначе может попасть в плен фальшивых иллюзий и остаться лежать с дыркой черепе или с ножом в печени.

Он глянул на лезвие своего ножа. На нем была зарубка, след от моего.

– Хороший у тебя нож.

– Да, мне тоже нравиться.

– Это будет отличный трофей у меня.

– Может быть. Не хвались на рать идучи, а хвались с рати идучи.

Он оскалился. Давай, косматый, скалься. Теперь рывок сделал я. Зазвенели клинки ножей. Отскочили друг от друга одновременно. У меня на правой стороне груди был разрез. Кровь побежала вниз. Не обращал на это внимание. Смотрел на викинга. У него разрез был на правой руке. Глубокий. Он опустил её вниз. Кровь побежала, капая зловещей капелью с его пальцев на пристань. Нож он перекинул в левую руку.

– Что, Гуннульв, лапку поранил? – Я довольно скалился. В отличии от других местных аборигенов, мои зубы были в порядке. Так что улыбаться мог во все свои тридцать два зуба. Хотя у Гуннульва, с зубами тоже было всё в порядке. В глубине его не чесанной бороды и усов мелькали крупные и ровные зубы.

– Ты то тоже шкурку попортил…

– Это ладно. Главное руки-ноги не попортил. Ну так что, хёвдинг, встанешь на колени и попросишь у светлой княжны прощения, за сапоги?

– А что такого? У вас же это принято, что молодая жена, разувает своего мужа у брачного ложа.

– Мне наплевать, где так принято. Но Мстислава ни с кого сапоги стягивать не будет. Даже со своего будущего мужа. Тебе, Гуннульв, доставляет удовольствие унижение женщины?

– Женщина должна знать своё место. Так повелось от наших предков и заповедано богами. Когда она снимает сапоги со своего мужа, стоя на коленях, она показывает ему свою покорность. Ты странный. Тебе это даже Боян скажет.

– Мне наплевать, где и на что положено. Мне абсолютно всё равно кто там будет и где стоять на коленях и что снимать. Но Мстислава этого делать не будет. А кто ещё раз вякнет об этом, я с такого любителя сам сапоги сниму, вместе с ногами.

– Странный ты!

– Гуннульв! – Я усмехнулся. – По мне так лучше самому с неё сапожки стащить, со всем остальным. Когда глаза в глаза, смотреть друг другу горящими взорами. Когда она, а не ты впивается в твои уста своими и не потому, что покоряется тебе, а потому что любит. Разве униженная сможет так? Нет. Так сможет только гордая, отдаваясь, любить тебя до изнеможения, забирая тебя до последней капли и отдавая себя саму тебе до конца, до последнего кусочка своего сердца, тела, души.

Я говорил громко, глядя на викинга. Вокруг стояла тишина.

– Странный ты… – Повторил он опять. – Но может ты и прав.

– Не может, а прав, Гуннульв! Скажи, разве женщины холодных фиордов не гордые? Разве покоряются они? Разве не берут в руки оружие, вставая плечом к плечу со своими возлюбленными, мужьями, отцами, братьями и сыновьями, если возникнет нужда?

Он кивнул, не сводя с меня взгляда.

– Встают. Гордые. Так, то наши женщины. Ты правильно сказал – женщины холодных фиордов.

– Тогда с чего ты решил, что светлая княжна всех вятичней будет вставать покорно на колени? Тем более, насколько я знаю, но с мечом она умеет управляться не хуже многих воинов.

Гуннульв бросил взгляд наверх башни. Я не оглядывался вслед за ним. Ещё чего не хватало. Я и так знал, что там стоит и наблюдает за нами княжна. Он склонил голову.

– Прими мои извинения, светлая княжна. Я, не подумав, оскорбил тебя. Готов заплатить виру.

Сказать, что Боян и все кто находился на пристани, на башнях и стенах были в шоке, значит, ничего не сказать.

– Скажи Гуннульв, зачем тебе слава и богатство?

– Как зачем, Ярослав? Что бы быть мужчиной! Прославиться в глазах своих соплеменников и чтобы потомки чтили тебя и гордились.

Я покачал головой.

– Гуннульв, Гуннульв. Хёвдинг. Сэконунг моря! Ты и так уже мужчина, раз держишь оружие в руках, а не носишь рабский ошейник и ни перед кем не пресмыкаешься. Тебя и так уважают не только твои друзья, но и твои враги. Но ты так до сих пор и не понял, что слава, богатство тебе нужно только для одного, знать, что где-то дома, тебя ждут, всматриваясь бесконечно любимыми глаза, до рези, в синеву горизонта. И когда ты вернёшься, сбежав с дракара на землю, подбежит к тебе, обхватит шею руками, покрывая твое, задубевшее под морскими солеными ветрами лицо, поцелуями своих нежных губ. И подарит тебе твоё дитя с радостью, а не под принуждением, будучи фактически изнасилованной. Вот для чего тебе нужна слава и богатство, Гуннульв!

Мы стояли и смотрели друг другу в глаза. Рядом с ним, с его руки уже набежала приличная лужа крови. У меня вся правая сторона груди, живот и штаны намокли от крови.

– Я подумаю, Ярослав, над твоими словами. – Наконец ответил он.

– Подумай, Гуннульв.

Викинг, усмехнулся и воткнул нож в брёвна пристани. Я засунул свой в ножны. Он протянул мне руку. И я её пожал. Услышал, как облегченно вздохнул Боян.

– Интересный ты человек, Ярослав. Мне бы хотелось узнать тебя побольше.

– Если хочешь, узнаешь. – Посмотрел наверх башни. Она смотрела на меня. – Светлая княжна, угостим гостей, чем боги послали? – Она кивнула улыбаясь. – Взглянул на викинга. – Тогда добро пожаловать, хёвдинг Гуннульв. Но только всё железо оставляете на своих кораблях. Идёт?

– Идёт.

– Тогда скажи своим, что бы разоблачались, кто хочет зайти в город. При себе можно иметь только нож. Брони тоже снять.

Хёвдинг отдал повеление.

– А ты сам, пойдём со мной.

– Зачем?

– Боишься? Просто рану нужно закрыть и обработать, чтобы, как тут говорят, огневица не села на руку. Ты же не хочешь лишиться руки? – У меня была аптечка. Нужно было зашить и обработать. Как, впрочем, и меня самого. Один-ноль в мою пользу. Мне этот викинг пригодиться, как и его весёлая гоп-компания!

* * *

Мои щеки пылали, Ярослав он, он такой… Боги, при одном его виде и голосе с чуть хрипловатыми нотками, бросает в жар. А как он меня прижимал, когда я ему подарок преподносила?! Ох, божечки, что же это со мной творится, что за странные ощущения, что за тепло в груди от его взглядов, что же это он со мной делает, да ещё и на людях? Пока я с пылающими щеками подпирала двери в своей опочивальне, на улице происходило что-то странное. Выглянув в окно, увидела лишь спину удаляющегося мужчины и бегающих кметей, получавших от него распоряжения. Та-ак, что это у нас там происходит? Выскочив из терема, понеслась вслед за удаляющимся за стену мужчиной. Не добежав, залезла на башню, с которой открывался вид на незваных гостей и Ярослава, вышедшего к ним. Повернувшись ко мне, мужчина улыбнулся чистой открытой улыбкой, в то время как я остолбенев, до бела вцепилась пальчиками в деревянный край стены. Явились, вот и первые стервятники. Нурманы! Как и сказал хевдинг Гуннульв, его не надо звать, такие как он, сами приходят. И почти всегда получают всё, что хотят. Оценив обстановку, и слишком яростный пыл между мужчинами, тихим голосом отдала распоряжение, воинам и особо лучникам, быть наготове. А сама, до боли сжимала пальцы на краю стены, смотря на своего суженного. Ярослав, он опять неосторожным словом оскорбил, но в этот раз уже не простого война, а нурмана, одного из опытнейших вождей. Он… сжав зубы, молча смотрела на происходящее, готовая вмешаться в любое мгновение. Он ведь не умеет обращаться с мечом, а что если его ранят, что если он погибнет? Но бой был на ножах. Мужчины, словно дикие звери, опаснейшие, готовые убивать за победу, ходили по кругу присматриваясь, а потом резким движением наносили удары. Первая кровь, катившаяся по их рукам и мой судорожный вдох вместе со словами Ярослава. Надо мной словно гром прогремел, оглушая сказанными словами, вводя в краску, да так, что на душе становится так сладко-сладко, что появляется доселе невиданное чувство, замешанное на переживании.

Мой суженный, сам того не ведая, отринул наши традиции, всё то, что должна делать любящая и покорная жена. Всё то, что должна буду сделать я, в нашу первую брачную ночь. Говоря все это с такой уверенность, что его заслушались не только нурманы, но и наши дружинники, осознавая каждое его слово. Боюсь, после таких речей у нас многое изменится. Смотря, как предо мной преклонив голову, Гуннульв, разливался соловьём, принося извинения. Как после этого мой суженый, с хитрющей улыбкой повернулся в мою сторону якобы спрашивая разрешения войти. Ох, ну и князь же нам достался, с таким характером от нас все враги разбегутся, оставив лишь истинных союзников. Не став больше терять время, споро спустилась с башни и пошла отдавать распоряжения. В числе первых было накрыть столы и отпотчевать дорогих гостей.

Видя как стремительно заполняется городская площадь людьми Гуннульва, высматривала единственного, к кому готова была бежать. Увидев макушку Ярослава, удаляющегося в сторону своей машины, поспешила следом, огибая попадавшихся на пути кметей и бояр. Чуть запыхавшись, подбежала в тот момент, когда мой суженный доставал какие-то баночки, длинные тряпочки из тоненьких нитей. Помня назначение этих предметом, подошла к нему тихо со спины и, встав на расстоянии вытянутой руки, спросила:

– Ярослав, княжне мой, позволь мне самой обработать твои раны? Разреши позаботиться и ответить тебе заботой на заботу?

Не подавая вида о эмоциях, бушующих внутри, постаралась сделать как можно более непринужденно выражение лица. Всё то время, пока мужчина размышлял, с меня не сводил пристальный взгляд Гуннульв. Видно что-то надумав, Ярослав повернулся. Стараясь удержать вскрик, сжала добела кулачки, сказав лишь одно единственное:

– Я помогу.

А затем, усадив мужчину на сиденье машины, приняла протянутую им иглу загнутую дугой с уже вдетой нитью. Обработав рану сначала прозрачной жидкостью похожей на воду и резко пахнущую, а потом ярко коричневой, не забывая дуть на рану, зная сколько неприятных ощущений вызывают мои действия, закончив вскинула вопросительно бровки ожидая дальнейших пояснений с наглядным представлением.

Перехватив у меня из руки, нить и дугообразную иголку, Ярослав начал зашивать рану, не забывая пояснять свои действия. Делая аккуратные стежки, мужчина продевал нить обратно в петельки, а потом затягивал, тем самым укрепляя шов. Рана у него была довольно длинная, как две моих ладошки сложенных вместе, но при этом не слишком глубокая, что позволяло мне надеяться на скорейшее заживление. Пока он зашивал, объяснял каждое действия, я подтирала льющуюся по груди кровь. Я никогда раньше не зашивала раны, но сейчас видя, что мой суженный ранен и ему нужна помощь, не могла отказаться. Я должна научиться, меня, конечно, обучали обрабатывать раны, накладывать повязки, но не зашивать. Нянюшка, всегда боялась, что мне стает плохо и не подпускала к столь кропотливому делу. Я не знаю, как я сейчас выгляжу, но руки немного подрагивали, сделав глубокий вдох, сказала:

– Если будет сильно больно, скажи, я не хочу, что бы из-за моего неумения ты лишний раз страдал.

Подхватив нить, продела в уже готовую петельку, бережно стягивая ранку, не забывая подтирать, сочившуюся кровь. Я не представляю какую боль испытывает мой суженный от того, что я протыкаю его иглой и заживо сшиваю. Стараясь делать все как можно более аккуратно и побыстрее, изредка дула на ранку, пытаясь хоть как то уменьшить боль. Закончив, ещё разочек обработала прозрачной жидкостью и начала перевязку. Всё это время я не замечала, что стою между ног мужчины, касаясь его кожи чуть ли не носом. Меня ни капельки не смущало, что подумают мои бояре, что на нас смотрит Гуннульв. Всё это бросилось в глаза, когда я начала перевязывать Ярослава, его широки плечи и спину, даже то, что он сидел, мне приходилось прижиматься к нему вплотную, обнимая, из одной руки перекладывая в другую рулончик белой материи и так много-много раз. В последний момент, затягивая потуже повязку, перекладывая бинт из одной руки в другую, не удержалась и провела ладошкой по напряжённым мышцам спины, а затем словно ничего и не было, завязала аккуратным узелком и чуть отстранилась.

– Ну, вот и всё, теперь как новенький…

– Светлая княжна, а не меня так не зашьешь?!

Слова ударили как сквозь толщу воды. Смотря Ярославу в глаза, не сразу нашлась что ответить, да и не видела в этом смысла, так как мой суженый, бережно взяв меня за плечи чуть отстранил, а потом и вовсе подхватив, усадил на сиденье. А Гуннульву с лёгкой усмешкой сказал:

– Светлая княжна, будет зашивать только мои раны, а о своих врагах и друзьях, я позабочусь сам!

Видя как хмыкнул нурман, Ярослав ответил ему очередной ухмылкой, посидев ещё немного и понаблюдав, как мой суженный зашивает рану ещё не другу, но уже и не врагу, тихо соскользнула наземь и пошла проверять, как выполняются мои поручения. Да заодно и переодеться, не заметно для себя, я запачкала сарафан в крови Ярослава, это ничего, зато научилась зашивать раны.

Приготовления шли полным ходом, наспех сколоченные столы, уже ломились от различных яств. Различные соленья, запечённое мясо, похлёбки и жареная рыба. Удовлетворённо кивнув, побежала в терем переодеваться.