Текст книги "Главная ошибка Ельцина"

Автор книги: Олег Мороз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)

Уничтожение свободы слова

Главная задача – прибрать к рукам СМИ

Путин начал прибирать к рукам средства массовой информации, – прежде всего, негосударственное телевидение, – уже довольно скоро после своей инаугурации. Разумеется, в открытую о своих намерениях он нигде не говорил – напротив, вновь и вновь повторял слова о том, что независимая пресса – необходимый элемент демократии. Но это была дежурная риторика.

В частных разговорах с некоторыми из тех, кто с ним мог общаться неформально, он, как я слышал, свое желание стреножить телевидение объяснял примерно так:

– Вы хотите, чтобы к концу моего президентства они сделали из меня то же самое, что сделали из Бориса Николаевича?

Надо признать, наши телевизионщики, в самом деле, славно потрудились, чтобы прочно запечатлеть в сознании российского обывателя образ Ельцина как алкаша, клоуна, недееспособного недотепу…

Но в действительности, конечно, Путин ставил для себя задачу более широко: все управление государством должно вестись из одного командного центра, то есть из Кремля, а потому и все самые значимые СМИ, – опять-таки, в первую очередь, телевидение, – должны подчиняться Кремлю, и никому другому.

Начало атаки на ТВ

Операцию по укрощению телевидения решили начать с НТВ, – пожалуй, наиболее «вольнодумствующей» телекомпании. В качестве зацепки избрали солидный – в несколько сот миллионов долларов – долг перед «Газпромом», который в ту пору имелся у «Медиа-Моста» (глава холдинга Гусинский взял этот кредит для создания спутникового телевидения). Сам кредитор никаких претензий должнику вроде бы не предъявлял, – существует договор, намечены сроки выплаты денег, – но… нажать на тогдашнего главу «Газпрома» Вяхирева для Кремля было делом совсем нетрудным.

В операции по захвату "Медиа-Моста" впервые была опробована схема, которая не раз будет использоваться и в дальнейшем. Единым фронтом тут выступили Кремль, Генеральная прокуратура, суд. Впрочем, Кремль оставался в тени, так сказать, в качестве "певца за сценой". Но, на самом деле, конечно, не в качестве певца, а в роли главного дирижера.

13 июня 2000 года Гусинского арестовали и отправили в Бутырку. Санкцию на арест дала Генпрокуратура – в рамках уголовного дела, пока еще вроде бы никак не связанного с финансовыми отношениями между "Медиа-Мостом" и "Газпромом": было объявлено, что Гусинский подозревается в том, что "в результате ряда незаконных действий" он вместе с некоторыми руководителями компании "Русское видео" "безвозмездно изъял из собственности государства имущество на сумму не менее 10 миллионов долларов".

По поводу ареста Гусинского начался большой шум в прессе, нашей и зарубежной, ряд организаций, известных политических деятелей выступили с протестами против этой акции.

Забавно, что Путин, который в тот момент находился в Мадриде, на соответствующие вопросы заявил, что арест Гусинского стал для него "неожиданным событием" и обещал разобраться, в чем тут дело.

Однако еще забавней, что позднее Путин сообщил: он-де никак не может связаться по телефону с генпрокурором Устиновым.

Об этом фантастическом эпизоде, – президент страны не может разыскать генпрокурора, – позже многие не раз вспоминали с усмешкой…

Впрочем, в этот же день Путин выказал достаточно полную осведомленность об отношениях между "Медиа-Мостом" и "Газпромом", сказав, что, по его сведениям, Гусинский "много средств взял под гарантии "Газпрома" и что несколько недель назад он не вернул "Газпрому" очередной кредит в 200 миллионов долларов". "Почему "Газпром" должен тратить деньги на эту проблему, мне непонятно", – заметил Путин. При этом он выразил недоумение в связи с тем, что представители государства в "Газпроме", – а их в правлении компании несколько человек, – не проявляют по этому поводу никакой активности. Надо полагать, имелось в виду, – почему не возражают против нецелевого использования денег.

Тут, пожалуй, стоит упомянуть еще об одном событии. Сразу же после ареста Гусинского, на следующий день, пресс-служба "Газпрома" заявила, что "Газпром" "не имеет никакого отношения к возбужденному прокуратурой уголовному делу".

Вот опять: кредитор не предъявляет никаких претензий к должнику; их по собственной инициативе (точнее, конечно, – по команде Кремля) предъявила Генпрокуратура.

Но, разумеется, после упрека Путина в адрес "Газпрома" его глава Вяхирев, будучи человеком дисциплинированным, сразу же встал по стойке "смирно" и заявил журналистам: он, дескать, "не исключает", что, когда вернется в Москву (он в тот момент находился в Берлине), у него состоится встреча с Владимиром Путиным по вопросу о кредитах "Газпрома" холдингу "Медиа-Мост".

Встреча Путина с Вяхиревым состоялась еще до возвращения газпромовского руководителя в российскую столицу – в том же Берлине, куда Путин приехал из Мадрида.

Короче говоря, глядя на хронологию этих событий, вновь и вновь приходишь к выводу: инициатором "наезда" на "Медиа-Мост" был именно Путин, – Генпрокуратура начала действовать либо по его прямому указанию, либо по указанию кого-то из руководителей его администрации. При этом главу "Газпрома" Вяхирева даже не посчитали нужным предупредить о начале операции, справедливо полагая, что никуда он не денется, будет делать то, что ему прикажут.

Ельцин не хочет вмешиваться…

Еще одно примечательное событие, относящееся к начальному этапу гонений на «Медиа-Мост»: 16 июля руководители входящих в этот холдинг изданий, телекомпании НТВ и радиостанции «Эхо Москвы» попытались встретиться с бывшим российским президентом Борисом Ельциным, попросили его о такой встрече. Ее целью, как представляли себе журналисты и как публично заявил о том главный редактор «Эха Москвы» Алексей Венедиктов, было – «узнать оценку Ельциным ареста Владимира Гусинского». При этом Венедиктов заметил, что «они не собираются жаловаться Ельцину, поскольку тот не является государственным деятелем».

Это был первый случай обращения к Борису Николаевичу в попытке найти у него какую-то, хотя бы косвенную, защиту от произвола, творимого его преемником.

Ельцин, разумеется, уклонился от этой встречи, полагая, что он не вправе каким бы то ни было образом вмешиваться в такие дела.

Гусинского неожиданно освобождают…

16 июня Гусинского неожиданно выпустили из Бутырки, взяв с него подписку о невыезде, так что пробыл он в СИЗО недолго – всего четыре дня.

После этого, однако, начались допросы, обыски, изъятие документов…

19 июля Генпрокуратура наложила арест на имущество Гусинского – подмосковный загородный дом и землю, на которой он расположен, на все, что находится внутри дома…

Однако 27 июля с Гусинского, опять-таки неожиданно, сняли подписку о невыезде, после чего он выехал за рубеж. Уголовное дело по "Русскому видео" в отношении него было прекращено.

Чем же объяснить этот внезапный, благоприятный для главы "Медиа-Моста" поворот судьбы? Дело стало проясняться лишь некоторое время спустя, когда над Гусинским стали вновь сгущаться тучи. 18 сентября "Газпром" опубликовал заявление, в котором говорилось, что "Медиа-Мост" должен ему 473 миллиона долларов и что 20 июля 2000 года с Гусинским был заключен "конфиденциальный" договор о продаже "Моста» "Газпрому" за 773 миллиона долларов, включая сюда эти самые 473 миллиона долларов долга и сверх того – 300 миллионов "живых денег".

Однако, говорилось в заявлении, 9 сентября Гусинский отказался от этого самого "секретного" договора и начал переводить активы холдинга за границу. В связи с этим "Газпром" (теперь уже сам "Газпром"!) собирается обратиться в Генпрокуратуру…

Руководители "Медиа-Моста" возражали: на данный момент они задолжали "Газпрому" лишь 211,6 миллиона долларов, срок выплаты остальных денег еще не наступил…

Соглашение, подписанное «под дулом пистолета»

В тот же день, 18 сентября, Гусинский сделал сенсационное заявление: по его словам, упомянутое соглашение с «Газпромом» от 20 июля не имеет юридической силы, поскольку он вынужден был его подписать «под давлением»: в обмен на «продажу» «Медиа-Моста» ему гарантировали, что он не вернется в Бутырку, и вообще освобождали от уголовного преследования.

– Если Генпрокуратура может просто так возбудить уголовное дело, а потом его закрыть, то это, совершенно очевидно, факт государственного рэкета, – сказал Гусинский.

В подтверждение этих слов "Медиа-Мост" опубликовал "секретное" приложение к "конфиденциальному" соглашению от 20 июля. Суть этого приложения как раз и заключалась в разъяснении: договор "Медиа-Моста" с "Газпромом" об урегулировании задолженности был подписан фактически в обмен на свободу Гусинского. Впрочем, "гарантии безопасности, защиты прав и свобод, включая обеспечение права свободно передвигаться, выбирать место пребывания и жительства, свободно выезжать за пределы Российской Федерации и беспрепятственно возвращаться" в этом приложении предоставлялись не только Гусинскому, но и другим акционерам "Моста" (словно бы эти права и свободы не гарантированы российской Конституцией).

Такое "секретное" приложение-примечание-разъяснение живо напомнило пресловутый пакт Молотова – Риббентропа.

Под приложением стояли подписи не только представителя одной из договаривающих сторон – руководителя "Газпром-Медиа" Альфреда Коха, но и представителя власти – министра печати Михаила Лесина, видимо, как гаранта, что Гусинский и его коллеги теперь действительно не будут преследоваться.

Это был, конечно, уникальный документ: ты нам отдаешь свою собственность, а мы тебя выпускаем из тюрьмы! Не знаю, понимали ли это Лесин и Кох, когда подмахивали бумагу. Впрочем, они, по-видимому, в тот момент были озабочены лишь одним – поскорее решить задачу, поставленную перед ними Путиным. Другое их мало занимало.

Естественно, после этих заявлений в прессе поднялся большой шум: что это такое, как можно на государственном уровне заключать такие действительно рэкетирские соглашения! Но никаких серьезных практических последствий этот шум, как и дальнейшие акции общественности, обращения к Путину и т.д., не имел. Дело было сделано, НТВ и другие СМИ, входящие в "Медиа-Мост", перешли во владение "Газпрома", то есть фактически под руку государства.

Путин как "юрист до мозга костей", безусловно, мог бы сказать тут свое веское слово, повлиять на ход событий, но если он что-то в таком роде кому-то и говорил (в том смысле, что, ребята, больно уж топорно вы все делаете), ни к каким реальным последствиям это не привело. Поскольку, как уже говорилось, было понятно, что за всеми этими событиями стоит никто иной как сам Путин.

Вслед за НТВ – ОРТ

С Березовским и ОРТ поступили еще проще. Изображать «спор хозяйствующих субъектов» не потребовалось. По словам Бориса Абрамовича (которым можно верить), в конце августа 2000 года «высокий чин» в Администрации президента (надо полагать, Волошин, больше некому) предъявил ему ультиматум: в течение двух недель передать «в управление государству» контролируемый им, Березовским, пакет акций ОРТ «или отправиться вслед за Гусинским». «Президент сам хочет управлять ОРТ», – будто бы сказал ему этот «высокий чин».

Вот такая бесхитростная экспроприация. Если в случае с НТВ зацепились за долги медиа-холдинга, придали делу хотя бы видимость законности, то в случае ОРТ никакой такой маскировки не было: отдай и все, и катись к такой-то матери!

Сам Березовский полагал, что причиной предъявленного ему ультиматума стало недовольство Путина тем, как ОРТ освещало события, связанные с аварией подводной лодки "Курск". В действительности, конечно, "Курск", скорее всего, стал лишь последним толчком, побудившим Путина принять меры к отъему первого канала у Березовского. Если бы не было "Курска", отняли бы и так, поскольку, как уже говорилось, была намечена четкая линия на то, чтобы поставить под полный контроль Кремля все центральные телеканалы. Вслед за НТВ наступила очередь ОРТ.

Какое-то время Березовский еще трепыхался – взывал к самому Путину, к общественному мнению.

– Президент Путин сконцентрировал в своих руках всю политическую власть в России, – заявил он на одной из встреч с журналистами. – Он сделал это быстро и, мне кажется, очень неразумно. Остался последний шаг, по существу. Это – концентрация информационной власти в его руках. Я считаю, что если здесь не будет ему поставлен заслон, то дальше пропасть неминуема. На этот счет есть сколько угодно исторических примеров.

Березовский попробовал передать контролируемый им пакет акций ОРТ в управление журналистам и "другим представителям творческой интеллигенции", однако, в конце концов, Кремль установил полный контроль и над первым каналом.

Вольница ельцинских времен закончилась.

Информация должна быть… безопасной!

Следующим шагом на пути стреноживания прессы было принятие «доктрины информационной безопасности России». В этой доктрине декларировались четыре «основные составляющие национальных интересов». Среди них была и такая: "Информационное обеспечение государственной политики, связанное с доведением до российской и международной общественности ДОСТОВЕРНОЙ (выделено мной. – О.М.) информации о госполитике России, ее официальной позиции по социально значимым событиям российской и международной жизни".

Таким образом, чиновники присваивали себе монопольное право определять, какая информация достоверная, а какая недостоверная. Если ты даешь "недостоверную" информацию, – стало быть, наносишь урон безопасности страны. Информационной безопасности. Стало быть, ты становишься кем-то вроде диверсанта…

Путин – «враг прессы»

В конце апреля 2001 года организация «Репортеры без границ» опубликовала список так называемых «врагов прессы». В этот черный список попали руководители тридцати стран, где, по мнению этой влиятельной международной организации, хуже всего обстоит дело со свободой слова. Попал в него и Путин – вместе с президентами Белоруссии и Ирака Александром Лукашенко и Саддамом Хусейном, кубинским лидером Фиделем Кастро, китайским руководителем Дзянь Дземинем, духовным лидером афганских талибов муллой Омаром…

Хорошая компания.

Возвращение советского гимна

«Союз нерушимый республик свободных…»

В начале декабря 2000 года Госсовет – непонятная, не предусмотренная Конституцией властная структура – по предложению Путина принял решение о российской государственной символике: флаг – «триколор», герб – двуглавый орел… Однако самое примечательное: в качестве основы для российского гимна приняли музыку Александрова, то есть музыку советского гимна.

Это, пожалуй, был первый, наиболее заметный шаг Путина по возвращению в советское прошлое. Полностью туда вернуться он, я думаю, никогда не планировал, но отдельные, по крайней мере, символические фрагменты рухнувшей империи, по-видимому, считал полезным оттуда позаимствовать ради восстановления "имперского величия" доставшейся ему в полновластие державы.

Полезным это было для Путина и с точки зрения текущей политической конъюнктуры: опросы показывали, что большинство российского населения поддерживает идею восстановления советского гимна. Последовать воле большинства – значит еще более повысить свой рейтинг, укрепить свою популярность.

Протесты демократов

Демократическое меньшинство, естественно, протестовало. В Думе против александровского гимна выступили СПС и «Яблоко». По словам лидера думской фракции СПС Бориса Немцова, Путин совершил «крупномасштабную ошибку», поддержав музыку бывшего гимна СССР в качестве мелодии нового гимна России, и эта ошибка «будет иметь крайне неприятные для страны последствия – раскол общества, пусть и на очень неравные части».

5 декабря в "Известиях" появилось протестующее письмо деятелей литературы и искусства. По словам авторов, никакой новый текст (нового текста еще не было) не сможет стереть намертво приставшие к музыке Александрова слова, прославляющие Ленина и Сталина. До того, как Сталин выбрал эту мелодию для государственного гимна, она была "Гимном партии большевиков", напоминали авторы обращения.

"Затея возвратить в государственный обиход музыку бывшего советского гимна вызывает у нас отвращение и протест, – говорилось в письме. – Глава государства должен ясно осознавать, что миллионы сограждан, включая голосовавших за него, никогда не станут уважать гимн, попирающий их убеждения и оскорбляющий память жертв советских политических репрессий".

Письмо подписали Олег Басилашвили, Владимир Васильев и Екатерина Максимова, Александр Володин, Галина Волчек, Валентин Гафт, Кирилл Лавров, Евгений Миронов, Ольга Остроумова, Глеб Панфилов, Андрей Петров, Борис Стругацкий, Валерий Тодоровский, Мариэтта Чудакова, Михаил Чулаки, Юрий Шевчук и группа "ДДТ", Родион Щедрин, Майя Плисецкая и другие.

С аналогичным письмом выступил Союз писателей Москвы. "Происходит невероятное, дикое, – писали авторы, – нас, свободный народ, хотят заставить снова славить Сталина. Уступая силам реванша, президент Путин соглашается восстановить сталинский государственный гимн – с подгонкой слов под двуглавого орла. О таком подарке сторонники большевизма и не мечтали… Восстановление гимна СССР в качестве официального символа Российской Федерации для страны, потерявшей на большевистском опыте над народами десятки миллионов граждан, – кощунство…"

«Мой организм отторгает эту музыку»

Из хора протестующих голосов можно, пожалуй, выделить еще три – писателя-сатирика Михаила Жванецкого, телеведущего Владимира Познера и председателя комиссии по реабилитации жертв политических репрессий академика Александра Николаевича Яковлева.

Жванецкий:

– Это первый раз, когда я категорически не согласен. Я думаю, всякий раз, когда будет звучать этот гимн, будет происходить как будто какое-то выделение желудочного сока. Произойдет какое-то отторжение организмом этой музыки. Я не знаю, как это будет происходить, но вот уже сейчас начинается этот протест. Я уже себя почувствовал как при советской власти. Вот сейчас я уже почувствовал какое-то такое напряжение внутри, где уже что-то начинается то, что со мной было раньше.

Познер:

– Я не понимаю президента, не понимаю его совершенно! Как ни крути, этот гимн ассоциируется с Советским Союзом. С Советским Союзом! Президент говорит: неужели ничего там не было, кроме лагерей и террора? Было. Но были и лагеря, и террор. Также и в гитлеровской Германии, кроме концлагерей и газовых камер, тоже кое-что было. Это не довод. Это во-первых. Во-вторых, вообще неприлично брать гимн – музыку, слова на которую были вместе сочинены двумя авторами, – а потом отнимать, вынимать оттуда слова авторов и всовывать другие. То есть, вот перчатка, а рука теперь будет другая. Это просто неприлично. И в-третьих. Люди, которые говорят, что музыка не бывает политической, делают ошибку. Скажем, "Дойчланд, Дойчланд, юбер алес" – это политическая музыка, из-за того, когда это было рождено и на какие слова. И ничего после этого сделать нельзя. Я бы мог еще очень много чего сказать. Для меня абсолютно однозначный довод, что это никогда моим гимном не будет, что я никогда петь это не буду. И более того, я не буду вставать под этот гимн, потому что для меня это оскорбление в отношении всех тех, кто в ту эпоху совершенно несправедливо был уничтожен, бежал из страны. И до сих пор в нее не возвращается.

Как подумаешь: каким храбрым был Познер в конце 2000 года. Просто не верится.

Александр Николаевич Яковлев:

– Так не уважать свое прошлое, так не иметь христианского чувства покаяния – это значит, еще раз подтвердить, что мы в очень затяжном духовном кризисе, начиная с 1917 года. Никак не можем прийти в себя и никак не можем сделать шаг к человечеству… Я, пока жив, музыку эту – она, может быть, и хорошая, даже скорей хорошая, да разве в этом дело? – ни петь не буду, ни вставать под нее не буду. Это не мой гимн. Это гимн чужой страны не по названию даже, а другой страны по содержанию. Мы – новая страна, мы – свободная Россия, мы хотим быть свободными людьми. Да как же это можно? А в личном плане это как будто вот ну плюнули в лицо и сказали, что ты не человек свободной страны и вовсе не свободный человек. Потому что кому-то плевать на твое согласие или несогласие, ты вообще ничего не решаешь.

Поддержка конформистов

Кремль без труда покрыл карту, брошенную демократами, собственной картой. Другая группа деятелей культуры, – видимо, по прямому заказу или по намеку властей, – выступила с контрписьмом, в котором выражался «одобрямс» сталинскому гимну.

"Предложенный главой государства "пакетный" вариант решения проблемы (флаг, герб и гимн. – О.М.), – говорилось в этом письме,  имеет, по крайней мере, одно очевидное преимущество,  соединяя в символике государства три символа разных эпох, президент восстанавливает преемственность всей российской истории. Этот исторический компромисс может стать основой для укрепления гражданского согласия, так необходимого нам сегодня".

Под этим письмом стояли подписи людей, которые либо уже и раньше не однажды позволяли себе всякого рода не очень демократические выступления, либо в своей административной деятельности прямо зависели от благорасположения Кремля, либо в силу возраста и болезней, видимо, уже плохо ориентировались в происходящем. Среди прочих, за гимн проголосовали Тереза Дурова, Александр Калягин, Игорь Моисеев, Татьяна Доронина, Геннадий Хазанов, Георгий Жженов, Вячеслав Тихонов, Юрий Соломин, Зураб Церетели, Карен Шахназаров…

Выяснилось, что и патриарх Алексий II не против советского гимна (ранее в прессе появилось утверждение, что он против). Как заявил представитель православной церкви, его святейшество "никогда не отвергал возможность возвращения мелодии старого гимна, – он только говорил, что тема государственной символики должна не раскалывать общество, а объединять его".

Иными словами, все тут зависело от того, какой гимн считать "раскалывающим", а какой "не раскалывающим". Кремль утверждал, что советский гимн – не раскалывает, а объединяет общество. Противники этого гимна, – что раскалывает. Даже и не будучи сторонником того или иного варианта гимна, а рассуждая просто логически, без труда можно было придти к заключению: уже один тот факт, что людям напомнили о советском гимне, вновь поднял в российском обществе постепенно затухавшую волну противостояния; пока об александровском гимне людям не напоминали, пока в качестве гимна звучала "Славься!" Глинки, никакого особенного противостояния на "державно-музыкальной почве" не было. Если бы патриарх следовал этой простой логике, он, придерживаясь собственного принципа "раскалывает – не раскалывает", должен был бы как раз воспротивиться советскому гимну. Однако он, как и в других подобных случаях, предпочел поддакнуть Кремлю.