Текст книги "Завещание рыцаря"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА 15.

От лесника мы выбрались только после полудня – пришлось ждать, когда он придёт в относительно нормальное состояние. Ничего из предыдущих трёх месяцев он не помнил, страшно удивлялся и возмущался беспорядку в доме, мучился от дичайшей головной боли, стукался о косяки, а потом упал с крыльца, шагнув мимо ступенек – короче, вёл себя так, что я не выдержал и попросил:

– Вы нам, пожалуйста, оставьте свои чертежи, чтобы мы вас потом хоть собрать могли…

Как раз к полудню он пришёл в себя настолько,чтобы просветить нас насчёт "криминогенной обстановки на вверенном участке", успокоив, что у него тут "не балуют". На дорогу собрался вручить нам картошки, спустился за ней в погреб и вылез с озадаченной физиономией, после чего эту тему не поднимал, зато вышел нас проводить до ворот и долго шумел вслед:

– Ежли мочиться не хотите, так по просеке, а там – об ряку, об ряку и увидите!

Не только Энтони – меня, и то привела в глубокое недоумение сказанная им напоследок фраза. Почему если мы не хотим… гм… мочиться, то надо идти по просеке? Он что – ею так дорожит и предпочитает, чтобы… э… желающие сворачивали в кустики? Что мы должны "увидеть"? И наконец…

– Эндрю, что такое "обряку"? – перебил мои мысли Энтони.

– Если бы я знал, – честно ответил я.

Была самая жара. Перед выходом мы забыли намазаться гвоздичным маслом, но комары на просеку не совались и вообще жизнь замерла. Казалось, что мы и не идём никуда – месим ногами на одном и том же месте, настолько длинной и однообразной была эта просека.

– А я у него патроны спёр, – признался я. – У меня мало, а его по калибру подходят…

К нарушению права частной собственности Энтони отнёсся неожиданно наплевательски:

– У него их, наверное, полно, а тебе лишние четыре не помешают… И вообще – знаешь, как тренируют солдат Специальной Воздушной Службы?

– Командос? – решил щегольнуть я знаниями.

– Командос, – наставительно сказал Энтони, – это те, кто охраняет порты и нефтедобывающие вышки в Северном Море… А люди Эс-Эй-Эс называются просто "бойцы"… Вот, высаживают кого-нибудь в одних плавках с подводной лодки где-нибудь около пляжей Борнмута, например. Задание – пробраться в Глазго, причём вся полиция предупреждена, что надо ловить, скажем, международного террориста – и даны его приметы… Он доплывает до пляжа и начинает бродить. Там джинсы, там носки, там рубашку, там кроссовки, там пра-ва, там – деньги и часы… Глядишь – часа за два он полностью экипирован. А ты говоришь – патроны.

– Значит что же – можно красть?! – возмутился я вполне искренне. Энтони покачал головой:

– Вообще-то нельзя. Но для большого дела – можно.

– А у нас разве большое дело?!

– А разве маленькое? – вопросом ответил он.Задумался и добавил: – И всё-таки, что такое "обряку"?

Через пять минут мы вышли к реке, вдоль берега которой тянулась тропка – и я расхохотался:

– Да вот она – обряку! Энтони не обряку – а "Об об реку", около реки! В смысле – если мокнуть – мочиться – не хотим, нужно идти вдоль реки и…

– Теперь я и сам вижу, – недовольно сказал Энтони, – вон мостик…

Мостик состоял из двух брёвен и, как я ехидно заметил, на карте у Энтони отмечен не был. Англичанин буркнул, что на русскую дурость карта не рассчитана.

– Поэтому с нами лучше не воевать, а дружить, – заметил я наставительно, и Энтони откликнулся:

– Согласен.

Мы какое-то время постояли на брёвнах, глядя, как у дна ходит рыба – и не маленькая. Это зрелище меня так и подбивало наладить спиннинг и попытать счастья, но Энтони заявил, что до привала далеко и тащить с собой рыбу глупо, а нужно думать, у кого бы узнать поточнее, как в этих местах обстоят дела с крепостью. Если уж мне приспичило чего-то найти на вечер, то лучше поискать грибов.

– В такое лето для поиска грибов нужен английский оптимизм, – ответил я сердито, уже когда мы шли по лесу еле заметной – звериной, наверное, – тропинкой. Комаров тут не было – местность плавно поднималась, деревья стояли пореже и между ними задувал тёплый, но всё-таки ветерок. Кусты почти исчезли, в подлеске осталась густая трава, какой не бывает в глубине леса – и не успел я сказать, что мы, наверное, подходим к опушке, как лес кончился и перед нами развернулся вниз косогор, переходивший в широкий луг с редкими берёзками. А в паре километров впереди опять начинался лес – отсюда он казался синим и загадочным.

Пекло. Над травой колебался разогретый воздух. Высоко-высоко в небе ходил кругами ястреб, отдыхавший в потоках воздуха – в небе, похожем по цвету на потёртые джинсы, безоблачном и тоже горячем. Вот стоя здесь и вправду можно было представить себя в далёком прошлом, не изгаженном никакими помойками…

Энтони поднёс к глазам бинокль и какое-то время изучал луг. Потом сообщил:

– Колодец посреди этого луга. Или что-то очень похожее. Пошли?

– Конечно,чего ждать? – заторопился я.Вода во фляжках степлилась и воняла пластмассой, как это всегда бывает с новыми фляжками.

Мы начали бегом спускаться по откосу – лес исчез из глас и нас со всех сторон обступила высокая сохнущая трава. Обычно на таких лугах влажная почва, но нынешнее лето высушило даже заливные луга – и трава на корню превращалась в сено…

– А какой азимут на этот колодец? – в шутку спросил я. Энтони невозмутимо так ответил:

– Двадцать пять. Что теперь скажешь о наших картах?

– Скажу, чтобы ты следил за компасом, – посоветовал я, – а то заблудимся в этой траве…

Не знаю, компас помог, или что, но мы вышли точно к колодцу. Да, это и в самом деле был колодец, но немного необычный – сруб выложен из плоских каменных плиток. Мятое жестяное ведро стояло вверх дном на краю сруба, вода серебрилась совсем близко – всё-таки луг есть луг.

Энтони вытащил ведро, мы вместе напились из него и залили фляжки. Тут, около колодца, было прохладнее, хотя сверху жарило. Трава вокруг перешёптывалась, хотя не было ветра – её колыхал идущий от земли горячий воздух.

Мне подумалось, что у колодца неплохо бы вздремнуть; совершенно безмятежное ощущение покоя охватило меня. Похоже, нечто подобное ощущал и Энтони – он сбросил рюкзак и, потянувшись, весело спросил:

– Ну что плохого может сейчас случиться? – но почти тут же его взгляд, направленный мне за спину, изменился и он добавил негромко: – Чёрт, лучше бы я не спрашивал…

Я обернулся сразу. Нас подвело именно шуршание травы, чтоб её…

С другой стороны колодца стояли двое мальчишек нашего возраста – по пояс голые, загорелые, одетые в чёрные брюки, заправленные в высокие берцы на тугой шнуровке. Один – блондин, почти беловолосый и узколицый – держал пять фляжек, другой – накачанный, с татуированным на левом предплечье мечом – большую пластиковую канистру. Особо враждебными они не выглядели, но держались по-хозяйски.

– Привет, – вполне дружелюбно сказал блондин, бросая фляжки на жухлую траву. Его спутник поставил канистру и молча начал спускать ведро в колодец. Мы ответили такими же приветствиями и – все трое – продолжали молча разглядывать друг друга. – Вы откуда?

Я напрягся. Не знаю, как в Англии, а у нас с таких вопросов часто начинаются драки… "Ты откуда?… А чего здесь ходишь?… А мы сюда чужих не звали…" – и поехало… Поэтому я сразу пошёл на обострение конфликта. Многим это покажется глупостью, но, если противник явно не превосходит вас численностью, то лучше самому спровоцировать его, появляется преимущество.

– Закрой хлеборезку, – посоветовал я, – а то так звездарезну – все пуговицы на кальсонах поотскакивают.

Мама рассказывала мне, что так "борзели" и "нарывались" во времена её молодости. Сейчас большинство шпаны не в силах усвоить сказанного, но тон и непонятность явного оскорбления её только больше "доводят". Так получилось и здесь – только среагировал не блондин, а татуированный, которому мы тоже, сразу видно, не понравились с первого взгляда. Он выпустил ведро и, перемахнув через сруб в молниеносном прыжке, врезал мне обеими ногами в грудь – ожидал такого развития событий!

Но и я ожидал чего-то подобного, потому что принял удар на боксёрскую зищиту – на предплечья. Однако, пинок был так силён, что меня буквально швырнуло в траву, а этот кадр сумел не только приземлиться, но и подставить блок под пушёчный свинг Энтони, скользнувшего вперёд в раскачивающемся боксёрском танце. Энтони тут же отскочил и ушёл от кругового удара ногой в голову – кажется, такое в кикбоксинге называется хай-кик.

Я как раз вскочил и успел перехватить блондина, уже понимая, что мы столкнулись отнюдь не с деревенскими парнями, балдеющими от жары и вознамерившимися отстаивать суверенитет своей родной Захребетовки кулаками. Блондин был одного со мной роста,тоньше – но не похоже, что он испугался или хотя бы заколебался. Неожиданно он стал словно бы меньше ростом – и я успел подпрыгнуть. Оказывается, он присел и круговым движением ноги попытался меня подсечь – прежде чем я контратаковал, он уже приплясывал в трёх шагах от меня, легко меняя стойку. На узком загорелом лице было равнодушие: не получилось – не очень-то и хотели…

Но и я занимался не кройкой и шитьём,а что самбо – самая эффективная форма контактного рукопашного боя, не признают только окончательно сдвинувшиеся на восточной философии. Поэтому вторая атака – быстрый удар кулаком в лицо – окончилась тем, что я швырнул блондина через себя и развернулся, чтобы прижать к земле… но этот козёл падал, как кошка – извернулся в воздухе и встал на ноги! Тем не менее, атаковать в третий раз он не спешил.

– Не стой, где попало, – сквозь зубы предупредил я, – а то ведь опять попадёт!

И всё-таки на этот раз попало мне – ногой в бедро, да так, что мне сразу стало скверно. Ногу словно парализовало, и блондин двинулся в решительную атаку – но тут же подался назад.

Энтони надвигался угрожающим скользом, поводя кулаками у лица. Его противник обливался кровью из носа и рта, лёжа на спине по другую сторону колодца. У англичанина был рассечён левый висок, алые струйки стекали по ще-ке на воротник камуфляжа.

– Файт ми, – бросил Энтони, – уэлл, ю, стинк!¹⁰

Блондин бросил на меня быстрый взгляд – и метнулся в воздух в сокрушительной "вертушке". Энтони скользнул назад и вбок… а я, преодолевая боль – наоборот, вперёд. И через секунду наш второй противник оказался взят мной в захват древним, как мир, "двойным нельсоном" – руки, пропущенные сзади под мышки, давят на затылок врага. Блондин рванулся, но я без особой жалости надавил серьёзнее – и он, замычав, перестал дёргаться.

– Неплохо, – Энтони опустил кулаки. – Кажется, это называется "дабл нэлсн".

– Точно, – с одышкой сказал я. Блондин не трепыхался, но мне казалось, что я держу сжатую стальную пружину. – Теперь бы узнать, что им было нужно – деньги, или кулаки почесать?

– Не хочу показаться несправедливым, но, по-моему, это ты полез в драку, – заметил Энтони, доставая ведро из колодца и выплёскивая его на лежащего в нокауте татуированного. – Ну вот, похоже, я ему нос перебил… Открывай глаза, открывай! – Энтони помог ему сесть и прислониться к стенке колодца. Татуированный был в невменухе, и Энтони присел рядом.

– Отпусти, – процедил блондин, – скотина…

– Помалкивай, – заметил я, – а то шею сломаю…

– Да ты не грози. Ещё скажи, что всю деревню с кольями соберёшь.

– Какую деревню, баран?! – со звоном сказал он. – Мы в походе, я думал – это вы местные!

– По-моему, ты поторопился, – заметил Энтони, поднимаясь.

– Чёрт, – растерянно сказал я, начиная ощущать себя неудобно. – Если я тебя отпущу – полезешь драться?

– Нет, – помедлив, ответил блондин. Я убрал захват и шагнул в сторону, готовясь отразить любую попытку свести счёты. Но блондин подошёл к колодцу, наклонился над своим товарищем и длинно свистнул:

– Ой ё-моё-о… Мне пожалуй повезло, что я не с тобой драться начал… Саш, Саша, ты как?

– Добальдо, – послышался голос невидимого мне татуированного. Я подошёл следом. Энтони уже успел упаковать аптечку и сейчас деловито раскладывал её на траве. – Уди, – сказал ему татуированный. Переносица у него расплылась на треть лица и почернела.

– Не уйду, – спокойно возразил Энтони. – убери лапы, дурак, я помочь хочу.

– Да ты ему уже помог – дальше некуда, – хмыкнул блондин.

– Ну, знаешь. – сказал Энтони, что-то делая (татуированный зашипел и выругался), – попади он мне каблуком не вскользь, а прямо, я бы сейчас валялся с сотрясением мозга. Или вообще с проломленным черепом.

– С пдодобдедым, – уточнил Сашка-татуированный, – у бедя удад поддоды.

– Полтонны у него удар, – перевёл блондин. Подумал и сказал: – Только он врёт… врёшь, врёшь, не дёргайся!

– Получается, я кругом виноват, – зло (и это была злость на себя, потому что я струсил – СТРУСИЛ! – и от этого полез в драку первым!) сказал я. – Мужики, я ведь и правда подумал, что местные хотят рэкет устроить или просто кулаки почесать!

– Бывает, – неожиданно сказал блондин. – А вы тоже в походе?

– У-гу, – откликнулся Энтони, отстраняясь и любуясь своей работой. – Вот. Неплохо… Посмотри, что там у меня?

Это он сказал мне, и я присел рядом, демонстративно подставив свой затылок блондину. Но тот просто стоял рядом и смотрел, как я заклеиваю висок Энтони пластырем, а потом спускаю штаны – посмотреть, что с ногой. Бедро затягивал кровоподтёк симпатичного цвета.

– Неплохо получилось, – заметил блондин.И протянул мне руку – Кравцов, Колька. А это – Сашка Ленский. Правда Ленский.

– Лобанов, Андрей, – пожал я его руку.

– Антон, – без фамилии представился Энтони. И пожал плечами: – Ладно, мы пойдём…

– А пошли к нам в лагерь, – предложил Колька. Я удержал на языке злое: "Двое на двое не вышло – двадцать на двое хотите попробовать?" Это было бы несправедливо.

У Кольки были честные глаза.

Дальше через луг мы шли к лесу вчетвером.

ГЛАВА 17.

Эту ночь мы провели в лагере националистов.

Да, Колька и Сашка оказались ребятами из тамбовского отделения какой-то радикальной организации, молодёжная ячейка которой совершала самый обычный поход по лесам – двое молодых мужиков, восемь мальчишек 12-16 лет и пять девчонок того же возраста. Сперва, когда я понял, что к чему – увидев флаг с какой-то свастикоподобной эмблемой и часового в форме, замершего в карауле у импровизированного флагштока, мне стало по-настоящему страшно. О подобных людях телевидение рассказывало жуткие вещи. Но то ли они опасны сезонно, как лоси, то ли телевидение по своему обычаю врало, то ли просто против нас у этих ребят ничего не было ни по цвету кожи ни по разрезу глаз (хотя другая причина была вот она!), но нас не тронули даже после того, как выяснилось, "кому Санечка обязан украшением на клювике", как ехидно определила рыжая симпатичная девчонка, сидевшая около костра.

Идеологических разговоров ни с нами ни при нас никто не вёл. Вечером ребята попели под гитару – кстати, хорошие песни; потом спел соло один из их "вожатых" – "Чужую войну", я её слышал раньше у Олега Митяева. Хорошо пел – словно про себя… а может, где и воевал?

– На дворе лишь начало века – четвёртый год!

И порядка в своей державе давно уж нет…

А нас опять на край света другим помогать несёт!

И кто навек пропадает там – кто на много лет…

А потом, как водится, начали травить «страшилки». Конечно, не детские там разные – про Чёрную Руку или Гроб На Колёсиках, а вроде бы вполне серьёзные истории, реально когда-то с кем-то случавшиеся. Кстати, Олег Никитович уверял нас,что в туристском фольклоре сам чёрт ногу сломит – совершенно реальные на первый взгляд истории могут оказаться выдумками, а самые невероятные – правдой, так что не верить туристу, болтающему у костра – занятие заведомо глупое, он не обидится и не станет доказывать, что всё сказанное им – правда. Просто слушай или рассказывай сам…

Когда рассказы создали соответствующее настроение, я решил рискнуть. Ни на чём не заостряя внимания, пересказал историю с письмом – якобы виденным нами в частной коллекции -и сообщил,что мы с приятелем из Санк-Петербурга ищем место, где могла стоять эта крепость. Просто из интереса.

Нас выслушали внимательно и с явным интересом– мне даже подумалось, что кое-кто из ребят не прочь присоединиться к походу. Но "вожатый" – не тот, который пел "Чужую войну", а другой – покачал головой:

– Интересное дело, сам бы, если б мог, с вами пошёл, но… – он подбросил в костёр веток, поворошил его. – Но только здесь вы крепости своей не найдёте. Если она и была – то северней.

– Почему вы в этом уверены? – быстро спросил Энтони. – Ведь здесь проходила граница Рязанского княжества!

– Проходила, – кивнул тот. – Только это была необычная граница. Тут кочевали берендеи. Знаете, кого называли берендеями?

– Кочевое племя,родственники печенегов, – сразу ответил я. – Тюрки. Союзники русских княжеств.

– Правильно, – кивнул "вожатый". – Берендеи, ковуи, часть печенегов, ещё кое-какие племена были вассалами Руси уже с начала ХII века. Все вместе они себя называли каракалпаки – "чёрные клобуки", а наши их ещё называли "свои поганые"… Если кто не знает – слово "поганый" тогда имело не какое-то обидное значение, а просто – "иноверец"… Вот эти самые "свои поганые" охраняли южные границы русских княжеств, в том числе – и Рязанского, там, где начиналась Степь. И крепостей здесь наши не ставили – не имело смысла просто. Так что тут вашей Краевой быть не может – только на севере, где начинаются самые густые леса, прицнинские…

Мы с Энтони переглянулись. Олег Никитович не мог не знать этого – а мы, как назло, не догадались всё-таки рискнуть и расспросить его поподробнее… Сообщение о бесперспективности поисков было неприятным, но не трагическим – мы решили прислушаться к авторитетному мнению и с утра скорым маршем выдвигаться севернее, к селу Татариново.

Нам предложили место в одной из мальчишеских палаток, но мы гордо отказались, заявив, что, во-первых, у нас есть своя, английская, а во-вторых мы переночуем на свежем воздухе в спальных мешках, так как обладаем секретным оружием против комаров.

– Гвоздичное масло? – немного недоверчиво спросил тот, кто пел у костра. Мы удивились и не смогли этого скрыть. Энтони спросил:

– Откуда вы знаете?

– Доводилось пользоваться, – не вдаваясь в подробности, ответил тот.

Укладываясь около догорающего костра, я обратил внимание, как здорово устроен лагерь – почти с комфортом, нигде ничего не валяется, нет замусоренных, загаженных кустов. Энтони тоже одобрительно посматривал вокруг и благосклонно высказал одобрение Кольке, который задержался у костра. Наш знакомый по спаррингу пожал плечами и с серьёзной миной ответил:

– Уходя из леса, всегда необходимо закапывать все бутылки, банки и всё, что осталось от человека… Нас так учат и, по-моему, это правильно. А в такую сушь, как в это лето, нужно быть вдвойне осторожными. Вы лесной пожар видели? – он задумался и признался: – Я один раз видел. Мы с пацанами сами его устроили и еле от него сбежали – реку пришлось переплывать!

Он ушёл в палатку, и лагерь практически затих, только в девчоночьей – большой – палатке тихо перешёптывались и что-то шуршало: похоже, по кругу ходила плитка шоколада. Часовой отошёл от костра и растворился в темноте. Мы лежали возле углей костра, над которыми танцевали синие и рыжие султанчики пламени – лежали голова к голове и смотрели в небо, отчего у меня постепенно возникало чувство, что то ли я плавно поднимаюсь вверх, то ли небо неспешно и ровно опускается на меня со всеми созвездиями – необычайно яркими, крупными, словно… да, словно по тёмно-синей ткани вышили узоры бриллиантами… Нет,не только бриллиантами – я начал различать среди звёзд зеленоватые… голубые…

– Я знаешь о чём подумал? – негромко спросил Энтони, но я вздрогнул – задремал незаметно, чуть ли не с открытыми глазами. – Вот мы говорим: сто лет назад – много. И триста – много, семьсот – вообще непредставимая давность… А ведь звёзды – они и тогда такими были. Ничуть не изменились. Для нас – эпоха, а для них – ничего. Понимаешь, небо – оно такое же было над той крепостью в ту зиму, Эндрю. Обидно…

– Обидно? – удивлённо спросил я.

– Да, обидно, – неожиданно горячо сказал Энтони. – Что же выходит – мы строим, ненавидим, любим, воюем, умираем, дружим, мечтаем – а звёздам всё равно! Они так далеко, что все наши проблемы для их вечности – ерунда, мышиная возня какая-то на захолустной планетке… А это неправильно. Мы – люди! Когда-нибудь мы и до этих звёзд доберёмся… – и вдруг продолжал потускневшим голосом: – Или не доберёмся. Так и будем делать всё новые и новые телевизоры с суперплоскими экранами… вместо звездолётов…

– Ты о чём? – осторожно поинтересовался я.

– Так… Эндрю, тебе не кажется, что люди разучились мечтать? Что они стараются побольше развлекаться и поменьше делать… а открывать новое – сидя у телеэкрана?

– Я про это никогда не думал, – честно сказал я. – Я-то очень люблю мечтать!

– Я тоже, – признался Энтони. – А то, что я сказал, говорит отец. И мне часто кажется, что он прав…Знаешь,а ведь те двое скотов ни за что не поверят, что я ищу не клад, Эндрю. А если их в этом как-то убедить – решат, что я сумасшедший.

– Да ты и правда сумасшедший, – серьёзно сказал я. – Сам подумай: припёрся в Россию искать Святой Грааль и останки своего предка, погибшего семь веков назад!

– И правда, – уже весело согласился Энтони, – сумасшедший. Только почему же ты тогда пошёл со мной?

– Дурак дурака видит издалека, – буркнул я. – Давай-ка спать, милорд, нам завтра шагать весь день!

– Гуд найт эврибоди, гуд найт¹¹ – дурачась, пропел Энтони и с шумом повернулся в своём спальнике.