Текст книги "Завещание рыцаря"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Взгляд Антона из удивлённого стал странным, настороженным:

– Зачем мне ночью выходить на улицу? – равнодушно спросил он.

Глава 4.

– Андрей… Андрей…

– Я всё куплю, мам, – быстро сказал я, переворачиваясь на другой бок, чтобы поймать ускользнувший сон. – Ты иди, всё сделаю, пока…

– Андрей… – меня легко, но настойчиво тряхнули за плечо.

– Ма, каникулы! – уже обиженно и сердито дёрнулся я под простынёй.

– Андрей… – потряхиванье повторилось.

Только теперь до меня дошло, что зовёт меня не мамин, незнакомый мальчишеский голос. Следующей моей мыслью было воспоминание о вечерней переделке и нежданном госте.

Я открыл глаза и сел в постели.

"Избушка на курьих ножках" – мой будильник – показывала всего пять тринадцать! За окнами ещё еле-еле рассвело, птицы, и те ещё не начали драть глотки! Я почувствовал, что злюсь, и с каждой секундой сильнее – хорошо началось утро!

Разбудил меня, конечно же, Антон. Не было его тут – и не надо, я раньше восьми вставать не собирался!Но сейчас он сидел на краю моей постели с весьма обеспокоенным лицом. Очевидно, тоже только-только проснулся, потому что был в одних трусах и босиком, волосы спутаны.

– Извини, но я никак не могу найти туалет, – вздохнул он и провёл ладонью по волосам.

– Во дворе налево, – я зевнул и, отбросив простыню, спустил ноги на пол. – Пошли, подержу Геббельса…

И тут до меня дошло, ЧТО он никак не мог, видите ли, найти. У меня в доме, в частном особнячке, построенном в начале 60-х. Дураку же ясно, где в таком случае находится туалет! Если бы он разбудил меня и попросил придержать собаку, всё было бы логично. Но…

Очевидно, он прочёл ошарашенность в моём взгляде, потому что весь подобрался. А я, не спуская с него взгляда, сказал:

– Так ты и правда иностранец… Поляк, что ли? Или болгарин?

– Почему? – тихо спросил он, вставая. Бесшумно отошёл к окну, встал ко мне лицом. Руками за спиной нашарил подоконник, оперся.

– Ну… – я сделал в воздухе неопределённый жест рукой. – Антон… Или чех, что ли?

Антон вздохнул. Поставил ногу за ногу. Поднял голову.

– Меня зовут Энтони Джеральд Спенсер Колвилл, младший граф Мерсисайд.

…Помнится, я сказал одно-единственное слово, очень точно отражавшее моё настроение. Я сказал:

– Дурдом…

Это вовсе не значило, что я не поверил. Наоборот! Поверил, сразу! Почему? Не знаю… Наверное, потому что всегда мечтал о приключениях, а при одних этих словах – " Энтони Джеральд Спенсер Колвилл, младший граф Мерсисайд " – повеяло Киплингом, Хайнлайном, "Первым рыцарем" и сериалом про Горца.

Короче, я поверил разом, как прыгают в холодную воду. Но иных слов, кроме "дурдом" у меня не нашлось. Зато нашёлся вопрос:

– А эти… Сергеич и Витёк… Они кто?

– Если бы я знал, – вздохнул Ан… Энтони. – Прицепились ко мне в Санкт-Петербурге. Я думал, что стряхну их с себя – не поехал на поезде, рванул сюда на мотоцикле. Догнали, хитрые…

– А что им нужно? – быстро спросил я. – Тоже не знаешь?

Энтони посмотрел на меня в упор, не мигая. Я не отвёл взгляда, и он медленно сказал:

– Нет. Как раз это я знаю.

Потом тронул кассеты в стойке, отведя взгляд. Длинно вздохнул – и словно на что-то решился:

– Знаешь, что?… Давай сейчас ты всё-таки подержишь своего Геббельса, а то я и лопнуть могу… Потом, если ты это не сочтёшь за наглость, мы что-нибудь поедим. А потом я тебе всё расскажу. Ну а уж ты сам решишь.

– Что… решу? – осторожно спросил я. Энтони снова вздохнул и сказал:

– Сможешь ли ты мне помочь. И захочешь ли…

…Не очень приятно развивать "туалетную" тему, но куда денешься? Пока я привязывал Геббельса, Энтони нашёл "совмещённый санузел" – там располагались и душ, про который я говорил вчера вечером, и хранилищем зерна для кур (которых сейчас всё равно не было). И вернулся он оттуда какой-то растерянный:

– Послушай, разве нельзя провести канализацию? – спросил он, заглянув в кухоньку, где я пытался приготовить подобие завтрака. Вопрос меня разозлил не меньше, чем злит реклама разных средств для чистки этих самых туалетов. Я резко поставил на плиту сковородку и повернулся к англичанину:

– Слушай, ты… – тщательно выговаривая слова, сказал я. Глаза Энтони стали недоумённо-тревожными. – Моя мать – учитель. Просто учитель в школе. Ты знаешь, сколько она получает в пересчёте на ваши деньги? Чуть больше ста фунтов в месяц, понял?! У вас даже чернорабочие, всякие там пакистанцы, больше получают, да? А мы на эти деньги вдвоём живём!

– У тебя нет отца? – тихо и сочувственно спросил Энтони. Я мотнул головой, помедлил и объяснил:

– Он есть, конечно. И даже алименты платит… знаешь, что такое алименты? Но с нами не живёт уже пять лет. Мать развелась.

– Не сошлись характерами?

– Почти, – усмехнулся я через силу. – Он пил по-чёрному.

– По… чёрному?

– В лоск, в стельку, в дребадан, до чёртиков, до визга. Здорово, значит.

Энтони медленно наклонил голову. Как-то странно посмотрел по сторонам и вышел, но вернулся ещё до того, как я успел вновь заняться завтраком. В руке он держал тугой свёрток.

– Держи, – англичанин протянул этот свёрток мне, и только теперь я увидел, что это деньги! Банковская упаковка из ста сторублёвок нового образца1, свёрнутая в рулончик! – Держи, это… тебе.

Я почувствовал,что кровь бросилась мне в лицо,и услышал свой собственный хриплый, незнакомый голос:

– Не возьму…

Сколько раз я мечтал о больших деньгах! Честно, мечтал и не стыжусь в этом признаться. Да и сейчас у меня было не густо, чтобы мама могла отдохнуть – первый раз за четыре года! – мы соскребли всё… Но взять эти десять тысяч из руки Энтони я не мог. Более того – я чувствовал, что сейчас будет драка…

Кажется, Энтони это понял тоже. Он небрежно швырнул деньги на табурет и улыбнулся, но не оскорбительно, а виновато:

– Погоди, послушай, Андрей… Ты меня спас. Кроме того, я ведь живу у тебя.

И собираюсь есть твои продукты, так что…

– У нас за это денег не берут! – выкрикнул я. Сейчас, пожалуй, мне были понятны делавшие революцию большевики, их неприязнь к дворянам…

– Погоди, – снова сказал Энтони. – Хорошо. Я понял. Прости, пожалуйста.

Но деньги всё-таки возьми… Да погоди же! – выкрикнул он, увидев, что я снова открываю рот. И засмеялся: – До чего же ты упрямый, прямо шотландец! Я оставлю тебе эти деньги, как плату за работу. Сложную и, возможно, опасную. Только тогда ты уже не сможешь от неё отказаться, контракт, даже устный, для нас – англосаксов – свято. А мы тоже упрямые.

– Предлагаешь мне быть чёрным проводником при белом охотнике? – злость проходила. – Как на сафари?

– Н-ну-у… – кажется, Энтони не нашёл, что ответить. И пожал плечами: – Хотя бы. Ты берёшь деньги?

– Не раньше, чем услышу, что это за работа такая.

– Я всё расскажу, – пообещал Энтони. И выделил одно слово – ВСЁ.

– Тогда и будем говорить… А сейчас, если не трудно, подай масло из холодильника. И не ищи "стинол", холодильник – это вон тот гроб в углу.

– Старые аппараты надёжнее, – совершенно серьёзно ответил Энтони…

…Вермишель с мясной тушёнкой и кетчупом выглядела не слишком аппетитно. Я-то знал, что она вкусная, но как убедить в этом нормального иностранца? Тем более, что Энтони посматривал на вермишель с подозрением… Ничего, съест, они в своих "макдональдсах" и не такую гадость лопают!

– Первый принцип любой готовки, – ободряюще заметил я, кладя рядом с тарелками вилки, – что получилось – то и хотели. Апельсинового сока нет. Чай будешь?

– Конечно, – я взялся за чайник с заваркой, но Энтони остановил меня:

– Это что?

– Заварка, – ответил я слегка растерянно. Англичанин вздохнул:

– Я так и знал. Оставь, я сам потом заварю. КАК НАДО…

…Довольно странно было сидеть с ним за одним столом. Приходилось всё время напоминать себе, что этот парень, который ест мою вермишель – графский сын. Ничего такого "графского" в нём не было. Разве что он не клал локти на стол, зато с энтузиазмом слизывал кетчуп с вилки.

– А у тебя есть… отец? – осторожно спросил я. – В смысле – сейчас?

– Конечно, – Энтони вроде бы удивился.

– А кем он работает?

– Он не работает, он служит. Он подполковник, офицер Мерсийского полка Её Величества… Вот, смотри, – он чуть выдвинулся из-за стола и показал трусы. Слева на бедре чёрным, алым и золотом был наштампован какой-то герб: двухглавый орёл, как у нас, только обе головы – под одной большой зубчатой короной. – Это эмблема отцовского полка. У отца Крест Виктории за Фолкленды, он был тогда совсем молодым лейтенантом и высаживался у Гус-Грин. Аргентинцы стреляли, зенитчики не прикрыли десант вовремя, но люди отца всё равно не легли. В снег, при сильном ветре, они поднялись на высоты и заставили врага замолчать. Её Величество лично награждали отца!

Я не очень-то много знал о Фолклендской войне 1982 года, но в словах Энтони прозвучала отчётливо гордость за отца, и я позавидовал про себя…

– А во время "Бури в пустыне", – Энтони помрачнел, – отца ранило. Эти идиоты, янки, выпустили ракету по отцовскому "Султану"… это такая машина, передвижной командный пункт. Их чёртова техника ошиблась в опознании цели… троих наших разнесло в куски, а водителя оглушило, так отец с разорванным бедром, истекая кровью, вытащил его и только тогда потерял сознание… Знаешь, – Энтони вдруг засмеялся, – а компенсацию он не взял! Отослал чек обратно и приписал: "Графы Мерсисайд отдают свою кровь Богу, Королеве и Отечеству, но никогда не торгуют ею!"

Это звучало, как строчка из учебника истории. Однако я был уверен – Энтони говорит правду.

– А ты сам кем хочешь стать? – поинтересовался я. Энтони удивлённо посмотрел на меня – словно я спросил, есть ли у него голова.

– Военным, конечно!

– Понимаю, традиция… – кивнул я. Энтони помедлил, словно не был уверен, надо ли мне это говорить. И всё-таки сказал:

– Конечно… Но не только. Ты не читал Хайнлайна?

Хайнлайн был у меня почти весь. И мне он казался лучшим из западных фантастов. Поэтому я кивнул:

– Он мне очень нравится.

– Мне тоже. В его "Звёздной пехоте" есть такие слова… сейчас, подожди…

– Энтони отложил вилку и потёр лоб. – А, вот! "Высшее счастье, о котором только может мечтать мужчина – это заслонить своим смертным телом родной дом от того опустошения, которое приносит война." Я хочу быть военным, чтобы служить Англии – моей Родине.

Я задумался.

– У нас сейчас непопулярно быть военным. А многие вообще говорят, что военные даром едят свой хлеб, ведь на нашу страну никто не собирается нападать…

– У нас так тоже многие говорят, – кивнул Энтони. – Отец всегда смеётся.

И отвечает, что, когда соберутся, то едва ли предупредят. И тогда уже поздно будет готовиться. А те, кто в дни мира больше всех клянут армию, в дни войны больше всех скулят, чтобы их защитили. Но вы у себя слишком уж ругаете армию. Поэтому проиграли Чечне.

Я почувствовал, как снова ощетиниваюсь против воли:

– Наши храбро сражались, ты просто не знаешь!

– Знаю и не спорю, отец тоже так говорит. Но ваши люди не понимали, зачем эта война. А ваши газеты и телевидение открыто помогали чеченцам. Кто же во время войны разрешает выступать пацифистам?

– Твой отец их тоже не любит?

– Презирает, – твёрдо ответил Энтони. – Он говорит, что пацифисты больше, чем трусы. Это трусы, которые хотят, чтобы их уважали за трусость, как идейных борцов с насилием.

Я невольно подумал, что, учись Энтони у нас в школе, не видать бы ему пятёрок по биологии, как своих ушек. Наш биолог – как раз идейный противник любого насилия, и ничего ему против не скажи – сдонжит, как моя бабка говорит, со свету сживёт! Но ещё я подумал, что Энтони вряд ли стал бы молчать даже ради пятёрки. Похоже, он не такой.

– А ты кем мечтаешь стать? – спросил Энтони, снова берясь за вилку.

– Историком.

Так и не донеся вилки до рта, англичанин положил её обратно и уставился на меня, словно я сказал что-то странное. Потом почесал нос, смешно сморщил его и сказал:

– Очень удачно. Очень!

Глава 5.

На мой взгляд чай, заваренный Энтони, пить было невозможно – слишком крепкий, да ещё и с молоком. Но Энтони совершенно спокойно выпил обе чашки и спросил:

– Какая фирма?

– Чёрт его знает, – я уже сгорал от нетерпения услышать рассказ Энтони и меня совершенно не интересовала фирменная принадлежность моего чая. – "Майский Чай", по-моему…

– Покупай только "Липтон", – посоветовал Энтони совершенно серьёзно. Я поклонился:

– Непременно последую вашему любезному совету, сэр.

Англичанин засмеялся и хлопнул меня по плечу – довольно крепко:

– Прости… Ну, где удобней устроиться? Рассказ долгий…

– Пошли ко мне в комнату, – я махнул рукой.

Но в комнате Энтони первым делом обратил внимание на мой кассетник. И поморщился, чем меня страшено оскорбил. Магнитофончик у меня был не какой-нибудь "Фунай" или "Кансай", а настоящая японская "сонька", я на него в прошлом году сам заработал. Ясно, конечно – дворянство, всё такое, собственный замок (кстати, не спросил, есть ли он?), но "Сони" и в Африке "Сони". Я прямо так Энтони и сказал.

– Прости, не имел в виду ничего плохого, – Энтони устроился в кресле, обхватив руками поднятое колено. – Ну и жара… Магнитофон хороший. Просто наша семья не покупает ничего японского.

– Ещё новости, почему?! – поразился я.

– Мой дед Роберт командовал партизанским отрядом в Бирме, когда японцы захватили её. В 1942 году его схватили, пытали в кемпетай и обезглавили. Кемпетай – это… – начал он, но я прервал:

– Японская тайная полиция, я знаю.

– Да. С тех пор… ну, ты понимаешь.

Понимал ли я? Не знаю… Зимой я носил хорошую немецкую куртку, а дед мой был в немецком лагере для военнопленных. И жив остался чудом. Я хотел сказать об этом Энтони, но не решился…

– Так какую работу ты мне хотел предложить? – напомнил я, устраиваясь на неубранной кровати. – Я слушаю.

Энтони сплёл вместе пальцы и хрустнул ими. Потом подогнул под себя ногу. С сомнением посмотрел на меня, словно всё-таки не был уверен, можно ли мне доверять. Кивнул, отвечая на какой-то внутренний вопрос. И заговорил – не очень громко, глядя в стену сбоку от меня…

– Наш род – очень древний. Первый Колвилл документально зафиксирован в хрониках, относящихся примерно к середине ХII века, но, по косвенным сведениям, среди наших предков были короли ещё донормандской Мерсии Пенда, Оффа и Бургред, а это уже VI-VIII века… Почти все мужчины в нашем роду служили Британии с оружием в руках. Бои с викингами, потом с норманнами и уже за норманнов, крестовые походы… Вот в 1221 году один из Колвиллов, графов Мерсисайд, присоединился к герцогу Людвигу Баварскому, который повёл рыцарей на помощь воинам 5-го крестового похода, которые только-только взяли штурмом крепость Дамиетту в Египте. Но 5-й крестовый поход окончился для европейцев неудачно. Разлился Нил, войска султана Аль Камила напали на армию крестоносцев возле Мансуры и разбили её, а потом отбили Дамиетту… Но моему предку было всего семнадцать лет, он стал рыцарем совсем недавно и хотел и дальше сражаться с неверными… Кстати! – Энтони щёлкнул пальцами. – Его звали так же, как и меня – Энтони. Сэр Энтони… Короче говоря, он долго пробыл на Востоке, а в 1228 году присоединился к Фридриху II, императору Германии, начавшему 6-й крестовый поход… После окончания похода сэр Энтони просто исчез.

Насколько я мог судить, история по тем временам самая обычная. Если меня что и заинтересовало – так это поразительная осведомлённость Энтони о "делах давно минувших дней". Я-то лично не знал, кем был мой прадед! Хотя это и не причина для гордости… Очевидно, Энтони заметил, что рассказ не слишком меня заинтересовал, потому что поспешно продолжил:

– Но дальше! В 1242 году в наш замок пришло письмо. Его привёз вернувшийся из вашего плена шотландский рыцарь, он сражался против Александра Невского… я вот не помню – где…

– Чудское Озеро, – подсказал я заученно. – 5 апреля 1242 года, Ледовое Побоище.

– Наверное. Короче говоря, шотландец это письмо завёз по дороге домой. До нашего времени не дошёл рассказ о том, как письмо попало к нему, кто дал его в плену шотландцу, но только письмо было написано сэром Энтони! Написано в 1237 году, на территории Руси, в Рязанском Герцогстве!

– Княжестве, – поправил я. Энтони кивнул:

– Ну да… За те восемь лет, что прошли между окончанием 6-го крестового похода и написанием письма, сэр Энтони каким-то образом оказался у вас! Но даже это само по себе совершенно неинтересно в сравнении с тем, что он пишет!

Энтони вскочил и выбежал из комнаты. Я даже не успел ничего подумать, как он уже влетел обратно, неся в руке несколько листочков плотной бумаги. Англичанин плюхнулся рядом со мной и бросил эти листки мне на колени:

– Вот! Это то самое письмо! Ну, конечно, не оригинал, а ксерокопия, оригинал хранится у нас дома…

Я с интересом посмотрел на цветные ксерокопии. Написано было ярко-чёрными чернилами, крупно, разборчиво, и буквы узнавались легко, но, как я не пытался прочесть, ничего не получалось, хотя английский я знал неплохо.

– Это что, староанглийский? – спросил я наконец, отчаявшись прочесть хоть словечко. Энтони секунду непонимающе глядел на меня, потом вздохнул:

– Фух! Это не английский вообще, это латынь!

– А, ну, конечно, – ядовито буркнул я, – как это я не догадался… Отвык, наверное, уже три дня ничего по латыни не читал…

– Да я переведу, всё нормально, – Энтони забрал листки. – Сэр Энтони был грамотным, одно время учился в бенедиктинском монастыре. Тогда немногие умели писать и читать, даже короли могли были неграмотными…

– У нас грамотных было много, – возразил я. – А в Новгороде, на севере – почти все. Даже простые люди.

Энтони посмотрел на меня немного обиженно, но спорить не стал и вообще замял эту тему. Держа листки на колене, он начал довольно медленно, с запинками переводить. Ещё бы – ведь ему нужно было сначала перевести в уме с латыни на английский, а потом ещё с английского на русский…

Вот что я услышал…

Дорогая моя матушка!

Пишу эти строки с прискорбием и тоскою. Смерть моя близко, но не она меня страшит – я умру, как подобает рыцарю и христианину – а мысль, что более не увижу я ни белых скал на берегах нашей весёлой Англии, ни нашего замка, ни вас. Утешаюсь тем, что гибну за христианское дело и спешу пересказать обстоятельства своей гибели.

Вам уж, верно, известно, какой неудачею окончился наш поход в Святую Землю. Неверные владеют Иерусалимом, и не вижу я силы на одоление их – разве что Господь наш в своей милости пошлёт ангела с огненным мечом и поразит нечестивые полчища своим гневом. На что надежды мало, ибо ордена, поставленные охранять дело Христа на Вос-токе, погрязли в склоках, интригах, разврате и беспутстве.

Впрочем, мне грешно жаловаться. В неудачах похода обрёл я величайшее сокровище на земле.

Простите, матушка, что не вернулся я к вам. Я воин, и воинский долг повёл меня в места, ещё более удалёные от нашей доброй страны, нежели Дамиетта и река Нил. Сейчас нахожусь я в войске князя русов Теодора, властителя города Рязань. Мы стоим в крепости, называемой на языке русов Краевая. Крепость расположена к востоку от большой реки Цны, среди лесов и болот. Пишу я это на случай,если придут лучшие времена, и мой прах, коий, по всему судить, останется неупокоенным, будет разыскан и погребён кем-либо из наших родичей или же слуг в соответствии с верой Христа, спасителя нашего.

Крепость наша расположена на самой границе земель князя Теодора, среди племён мордванов. Они же и доносят нам, что сквозь леса и болота, пользуясь зимней стужей (которая здесь такова, что трескаются деревья!), движутся орды неведомого злобного народа – конечно же, безбожников, неврных, и крепости нашей они никак не минуют. Гонец к князю Теодору будет послан (с ним я и отправляю это пись-мо, весточку вам, матушка!), а мы решили отбиваться, как и положено добрым рыцарям, пока есть возможность. И пасть с честью. Ибо русы, хоть и еретики, но отважны в бою и верны в дружбе – кому, как не мне, знать это!

Пусть всё моё имущество и наш замок переходят моему младшему брату Рэли, в чём сделает заверение отец Примус из часовни Святого Джорджа. Пусть так же мой брат Рэли забудет наши детские ссоры и обиды и не откажет в крове и пище моей несчастной жене Дженне – ради христианского милосердия, рыцарских добродетелей и его давней, хорошо мне известной, хотя и скрываемой им любви к ней. Если же Дженна пожелает сочетаться с моим братом Рэли законным браком, то пусть подождёт два года. Коли я не вернусь – она вольна в себе. Бог им в помощь.

Прощайте, матушка. Не горюёте обо мне. Жаль только, что обретённое мною сокровище будет похоронено в чужой земле вместе со мной, но, как видно, судьба моя – погибнуть, испытав всё, что может испытать человек. Молитесь о душе моей в праздники и реже вспоминайте в будние дни.

Писано в день Св. Иакова.

Год от Рождества Христова 1237-й.

– Год монгольского нашествия на Русь, – машинально определил я.

Энтони сложил листки, бросил их на постель рядом. На меня он не смотрел, но я видел, что на щеках англичанина горят красные пятна волнения.

– Вот так, – сказал он наконец. – Это письмо читали все в нашем роду. Но никто так и не приехал на Русь, чтобы исполнить последнюю волю сэра Энтони. Отпугивали дороги, опасности, мешали какие-то свои дела, войны… Потом люди стали практичней, да никто уже и не думал об этом письме… Ещё потом англичанину в вашу страну приехать стало вообще невозможно, сам знаешь. А вот мне повезло. Мне было семь лет, когда я впервые прочёл это письмо. Ну и загорелся, как говорят. Да так загорелся, что, как видишь, не поленился даже язык выучить – в полку у отца есть очень хорошие специалисты, всеми тонкостями владеют… В то время у вас как раз шла перестройка… Проще говоря, хочешь верь, хочешь нет, а я приехал сюда найти место, где погиб мой предок. И, по возможности, его останки.

Если честно,затея Энтони показалась мне не трудно– а вообще – невыполнимой. Шесть с половиной веков прошло! Кроме того, мне показалось (и казалось всё сильней с каждой минутой!), что Энтони не всё рассказал. Я подождал, пока сомнение оформится в мысль и выложил её:

– А ещё ты хочешь найти сокровища. Верно? И те двое жлобов охотятся за тобой по той же причине. Я угадал? Останки едва ли можно найти, что бы ты тут не пел. А вот сокровище… при надлежащей постановке дела – вполне. Так?

Англичанин поднял на меня глаза. Они были грустные, эти глаза. И понимающие.

– Те двое, наверное, тоже так думают… Но я даю слово чести, что не ищу ни золота, ни драгоценностей. Сэр Энтони в самом деле пишет о "величайшем сокровище", но подумай, какое "величайшее сокровище" мог обрести рыцарь в Святой Земле… и без особых затруднений привезти на Русь?

Историю я знал хорошо. Что ни говори – хорошо, поэтому сразу догадался, о чём говорит Энтони. Мне даже жарко стало, ещё жарче, чем было…

– Это… – начал я неверящим голосом. А Энтони тихо и торжественно закончил:

– … Чаша Святого Грааля, Андрей. Вот что мог назвать крестоносец "величайшим сокровищем"! Вторая после Гроба Господня цель крестовых походов, которая так и не была обретена. И Чаша – где-то тут, в ваших местах. Я уверен в этом.

– Последний крестовый поход… – прошептал я. – Доктор Индиана Джонс… о чёрт! Офигеть… Где тут можно подешёвке купить боевого коня и доспехи?… Ты серьёзно веришь в это?

– Я похож на сумасшедшего? – вместо ответа спросил Энтони.

– Нет, но…

Ты поможешь? – прервал он меня. – Я плохо знаю места, хотя у меня есть карта. И совсем не знаю историю вашего края.

– Я знал, – обречённо сказал я, – я знал, что надо поменьше читать. Надо было как все – смотреть штатовские боевички… а если читать – то Чейза… На дворе, как говорил кот Матроскин, конец двадцатого века, а мне предлагают помочь искать Святой Грааль… Здорово!

Энтони, кажется, понял, что меня "несёт" от неожиданности и нервов. Поэтому он быстро спросил:

– А как ты меня нашёл? Что вообще там произошло у тебя с этими гадами?

Чтобы отвлечься от абсурдности ситуации, я подробно пересказал всё, что случилось со вчерашнего вечера до того момента, когда Энтони выскочил в коридор гостиницы с пистолетом в руках.

– Кстати, он у тебя газовый? – поинтересовался я. Энтони хмыкнул:

– На кой чёрт мне девчоночьи игрушки?! Это "вальтер" Р.88, девятимиллиметровый полуавтомат.

– Как же ты его протащил через границу? – удивился я.

– Да никак. Я его в Петербурге купил… Хочешь, покажу?

– У меня теперь своя пушка есть, – гордо ответил я, вспомнив о трофейном обрезе. Энтони кивнул, а потом вдруг спросил:

– Ты веришь в бога?

– Нет, – я удивился такому вопросу, но задал его же в ответ: – А ты?

– Нет, – чуточку смущённо улыбнулся Энтони. И у меня на языке завертелся вопрос, которого он, наверное, ожидал: "За каким же лешим тебе тогда Святой Грааль?" – но я его не задал. Не задал, потому что понял – не за Святым Граалем Энтони приехал в нашу страну. И даже не за гипотетическими костями своего предка-тёзки. А приехал он сюда за тем же, за чем в своё время приехал ТОТ сэр Энтони – за ПРИКЛЮЧЕНИЯМИ. Энтони хотел приключений, как хотел их я… только у него было больше возможностей эти приключения находить. И мне стало ясно, как глупо будет упустить подвернувшийся наконец-то шанс. Я согласен искать хоть Грааль, хоть Ноев Ковчег, хоть молодильные яблоки… Что угодно, лишь бы ИСКАТЬ! Скажете – глупо? Может быть. Но не для меня! – Но я уверен, – продолжал англичанин тем временем, перебивая мои лихорадочные размышления, – что Святой Грааль существует. Ведь Иисус Христос тоже существовал в реальности… Так ты поможешь мне?

Я всё-таки не удержался от ехидства:

– Решил за большие деньги купить себе русского друга?

Сказал – и прикусил язык.Но Энтони, похоже, не обиделся. Он лишь спокойно ответил:

– Нельзя покупать друга за деньги. Можно купить себе предателя… Считай, что я нанимаю проводника. Договорились? – он протянул руку.

Я не стал набивать себе цену – и пожал протянутую ладонь. В этот момент (да простится мне!) я подумал только – до чего удачно, что мамы нет и ещё долго не будет!

– Сумма оплаты достаточная? – по-деловому осведомился Энтони. Похоже, он не шутил, и я кивнул, ответив так же серьёзно:

– Вполне… Давай-ка вот что. Давай сначала всё-таки выясним, как к тебе на хвост прицепилась эта крутая парочка?

– Совершенно не представляю, – англичанин вздохнул. – Просто мистика!

– Так-таки не представляешь? – продолжал допытываться я. – Может, это какие знакомые твоего отца?

– Буллшит! – фыркнул Энтони – я впервые услышал от него внятное слово на родном языке. – Чушь, не может быть у отца таких знакомых!

– Ну, может у кого из родственников…

– Да нет же… хотя… – Энтони почесал нос, поморщился. – Нет, это глупости…

– Что такое? – насторожился я. – Выкладывай, а там посмотрим, глупости это, или нет!

– Да понимаешь, – юный граф выглядел смущённым, – я о своей затее никому толком не рассказывал. Родные думают, что я в лодочном туре на Амазонке… вот… ТОЛКОМ не рассказывал, понимаешь?

– Ясно. А не толком? – нетерпеливо поправил я.

– А не толком – у нас служил… у отца, то есть… личный шофёр, сержант Уилбоу. Я к нему несколько раз обращался за консультациями.

– За какими консультациями?

– Ну, он в армии уже шестнадцать лет прослужил. В своё время три года был в Специальной Воздушной Службе² , специализировался по России… по СССР. Я ему и рассказал.

– Много? – спросил я ядовито. Энтони поспешно мотнул головой:

– Нет, что ты! – потом задумался и добавил: – Почти всё.

– Ты уверен, что он надёжный человек? – полюбопытствовал я. Англичанин смотрел в угол:

– Ну… Был уверен. А сейчас, когда ты спросил, вспомнил… Он уволился месяц назад. Так странно… Понимаешь, он всегда говорил, что на гражданке у него ничего и никого, собирался выслужить двадцать два года и выйти с полной пенсией, и вдруг… Я тогда как-то и не задумался… Я ведь ему даже сказал, когда еду… ну, приблизительно. И письмо показал.

– Приятно… – буркнул я. – Высший кайф! Я это дело понимаю так – он решил пенсию не выслуживать, а разом обеспечить и себя, и… говоришь, он не семейный? Значит, себя получше… Одно утешает – с этим "командосом" нам дела иметь явно не придётся.

– Почему? – удивился Энтони.

– Подумай сам. Приехал он сюда. Наверное, снюхался с этой гнилой парочкой, страна-то всё-таки не ваша, а наша… Должно быть, рассказал им всё…

– Всё? – я увидел, что губы Энтони плотно сжались, а глаза стали злыми.

– Конечно, иначе сам подумай, как они тебя ухитрились от Санкт-Петербурга вести? По дороге, что ли, за тобой ехали? Пока ты сюда на мотоцикле пилил, они в купе сидели и над тобой, дурачком, смеялись… Ты ведь сразу собрался в Фирсанов?

– Ну да, – Энтони кивнул. – Мы с Уилбоу смотрели генштабовскую карту, и я ещё сказал, что этот городок, похоже, больше всего соответствует координатам в письме. И остановиться там есть где… ну, вроде базы для поисков.

– Точно. А сержант твой, наверное, уже где-нибудь в отстойнике с булыжником на шее. Чистить будут – найдут. Года через три… И тебя они тоже туда собирались, чтобы не мешал честно богатеть на поисках клада…

– Да нет же никакого клада! – крикнул Энтони. Он был бледен. – Я же сказал…

– Это для тебя нет, – возразил я. – Каждый думает, что люди все таковы, как он сам. Ты прочитал и подумал про Святой Грааль. А твой сержант… может, про сокровище князя Фёдора? Про этих ублюдков я и вообще не говорю.

– Не верю, что они убили Уилбоу, – упрямо сказал Энтони. – Он таких на хлеб мазал и за чаем вприкуску трескал. Серьёзно. Ты его не видел.

– Может, и не убили, – отмахнулся я. – Может, он просто продал им все сведения за хорошие бабки, чтобы не таскаться по чужой стране. Это не важно, в любом случае мы твоего сержанта никогда больше не встретим… ты не встретишь больше, а я и в первый раз не жажду. Важно другое – Сергеич и Витёк знают всё, что знаешь ты.

– Не всё, – вдруг сказал Энтони и звучно щёлкнул пальцами. – Подумай, почему они сидели и ждали меня вместо того, чтобы самим попытаться найти клад? У них же месяц был!

– Не хотели мозги трудить, – предположил я. Энтони засмеялся:

– Может и это тоже! Но самое главное – они, клянусь честью, считают, что у меня есть какие-то сведения, точные указания относительно местонахождения клада!

– То-очно… – протянул я. – Нет, всё верно! Они говорили про какие-то бумаги… я думал – это про письмо, но раз сержант им всё рассказал…

– Возможно, даже снял копию, это нетрудно, – добавил Энтони.

– Тем более… Значит, письмо-то им и не требуется. Им нужен твой багаж, – я кивнул на сумку, видневшуюся за дверью. И похолодел.

История с кладом неожиданно обернулась очень и очень опасной стороной. Если бумаг у Энтони нет никаких, то нам и близко нельзя встречаться с бандитами! Они этому всё равно не поверят (ещё бы, такой облом!) – и даже подумать страшно, что сделают, схватив англичанина!