Текст книги "Завещание рыцаря"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА 21.

Исчезновение старшего браконьера из лодки объяснялось очень просто. Энтони, проплыв от камышей под водой, на всю длину распорол днище «резинки» ножом и за ноги вдёрнул ничего не успевшего понять бандита в воду – мог бы и утопить, потому что тот от страха начал орать, но пожалел и даже вытолкнул на поверхность, а сам поплыл обратно к берегу.

"Казанку" со всем браконьерским имуществом мы утопили на середине речки, а потом Энтони взялся нырять за вторым ружьём. С первого раза не достал, но сказал, что вода внизу холодная, как лёд и нырнул снова – здорово нырнул, только пятки мелькнули, без шума и плеска. В этот раз вынырнул он, когда я уже забеспокоился – с синими губами и ружьём в судорожно вытянутой руке.

– Я-яма… – проклацал он. – Футов тридцать,¹⁸ не меньше – ж-жуть… на к-кра-краю лежало…

Мы погребли к оставленной на берегу одежде. Солнце зашло за древесные

вершины, стало холодно – не вообще похолодало, а от воды потянуло холодком, мы подхватили одежду и припустили бегом к лагерю, освирепело отмахиваясь от комаров и скользя мокрыми ногами по траве.

– Кровать бы сейчас, и под одеяло, – сказал Энтони, поспешно доставая одной рукой охотничьи спички, а другой – наше волшебное масло. Он замёрз больше меня – на дне реки и в самом деле били ключи, я это ощутил, когда плавал в реке и в какой-то момент словно бы наступил босыми ногами в снег.

– Где же твоя жажда приключений? – пошутил я, наливая на ладонь масла.

– Не знаю, – серьёзно ответил Энтони, – может быть её унёс во-он тот комар величиной с орла?

Извернувшись, я казнил указанного комара, уже пристраивавшегося на моём плече и задумчиво уставился на ружья. Второе тоже было "рысью". Нам эти стволы были нужны, но бесполезны – длинные, не спрячешь, не носить же их открыто? Утопить их или разбить – у меня не поднялась бы рука. У Энтони – тоже. Зато он, похоже, давно решил для себя эту проблему – недаром прихватил из браконьерского барахла длинный полиэтиленовый мешок для рыбы и банку ружейного масла.

– Это лучше всего спрятать, – деловито сказал он, густо размазывая масло (не ружейное, конечно!) по груди – губы его уже приобрели свой природный цвет, костёр разгорелся почти невидимым пламенем, как всегда горит очень сухое дерево. – Где-нибудь в месте посуше. Разобрать, погуще смазать, завязать в мешок – и спрятать. Может, пригодится – партизанить.

– Против вас? – полюбопытствовал я. Мне идея понравилась.

– Хотя бы, – без улыбки ответил Энтони.

Мы занялись оружием. Покрывая маслом ствол, я высказал опасение:

– Как бы они ночью не явились.

– Не явятся, – уверенно ответил Энтони. – Мы их серьёзно напугали. А самое главное – они ведь так и не поняли, кто мы такие. А непонятное пугает ещё больше… Только вот обидно, что их самих отпустить пришлось. Они же снова начнут…

– Ну, теперь не скоро начнут, – уверенно сказал я. – "Казанка" с японским мотором,генератор, надувнушка, ружья, боеприпася, снасти – это знаешь на сколько потянет? Деньги ого какие… Другое дело, что не они одни тут этим занимаются…

– Может, начнём сезон охоты на браконьеров? – Энтони приложился к ружью. – А хорошая вещь. По-моему, лучше штатовского "ремингтона". Надёжнее… Эндрю, ты извини, что я тебя в это втянул.

– Мне и самому тошно было смотреть, как они браконьерничают. Особенно в этом лесу, – признался я и напрягся в ожидании вопроса: "Почему именно в этом лесу?" – так как не знал, смогу ли Эндрю объяснить… Но он не спросил – кивнул и сказал:

– Теперь мы и вправду как два крестоносца. Первая встреча с врагом уже была, впереди – цель похода… и новые встречи с новыми врагами в битве за Святой Грааль.

– Только вот враги эти уверены, что мы ищем золото, – напомнил я, а Энтони, кивнув, задумчиво сказал:

– Наверное, враги настоящих крестоносцев тоже не верили, что те идут освобождать Гроб Господень. Думали – пришли за золотом… А люди верили так, что умирать было не страшно. Разве в золото можно так верить?

– Слушай,Антон, – начал я. Потянулся за рюкзаком, достал оттуда консервы и концентрат. – А я вот думаю: почему твой предок сразу не вернулся в Англию? Со Святым Граалем – как говорится, сам бог велел! А он с чего-то поехал в наши места, на Русь…

– Я тоже думал над этим, – пробормотал Энтони,глядя куда-то под деревья, где быстро сгущались тени. – Не знаю, Эндрю. Я не знаю…

ГАЛИЛЕЯ. НЕДАЛЕКО ОТ КРЕПОСТИ ЯФФА. 1229 ГОД ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА.

Сухой, знойный ветер пронзительно посвистывал в оконных проёмах брошенных глинобитных домов. Выбеленное зноем, как холст отличной выделки – руками мастерицы, небо дышало сухим, ровным жаром кузнечной печи. Бескорые, мёртвые, искривлённые, отполированные ветром и зноем деревья, похожие на скрбченные пальцы скелетов, застыли у вьезда в пустую деревню. На гладких ветвях сидели вороны. Много. Не меньше полусотни. Сидели молча и неподвижно, словно фигурки из чёрного мрамора.

Вороны ждали добычи.

Пятеро всадников молча и быстро рубились посреди деревенской площади. Четверо – на лёгких тонконогих конях под цветными попонами, в сбруе, украшенной многоцветьем бляшек – размахивая плавно изогнутыми симитарами¹⁹ и прикрываясь небольшими круглыми щитами, вертелись возле своего единственного противника. За плечами у них, словно крылья невиданных птиц, летели зелёные плащи, круглые плосковерхие шлемы обматывала белая материя, лица закрывали кольчужные маски, спускавшиеся на грудь.

Их единственный противник был почти неподвижен. Прижавшись конским крупом к стене, он принимал удар за ударом на каплевидный щит алого цвета, украшенный чёрным двухглавым орлом под золотой короной. Голову огромного рыжего коня закрывала кованая стальная маска с крыльями летучей мыши, концы белой попоны с тем же гербом, что и на щите, спадали н пыльную землю. Сам всадник, затянутый в кольчугу, усиленную щитком на груди и массивными оплечьями, сидел плотно, выставив перед конской грудью всаженные в стремена ноги в пластинчатых медных сапогах. Его голову скрывал полусферический шлем с Т-образной прорезью в маске и короткими рогами, на которых было закреплено грязное белое полотнище, спадавшее на плечи и спину всадника, как плащ. По временам всадник тяжело поднимал рукой в широком окльчужном рукаве и толстой кожаной перчатке длинный прямой меч – и зеленоплащные, словно играючи, откатывались на пять-шесть шагов, а по-том снова начинали приближаться – неспешно и неостано-вимо…

Из-под кольчужного рукава всадника с орлом на щите увесисто и медленно падала на пыльную землю кровь.

В углу двора умирала лошадь. Тяжёлый «бородатый»²⁰ топор перебил ей крестец, она стонала, мучительно закатывая влажные глаза, полные страдания и трогательного непонимания происходящего: почему? за что?Её хозяин – то, что от него осталось после отвесного удара в плечо – лежал неподалёку, сброшенный агонизирующим животным. Вторая лошадь бродила по двору, таская за собой запутавшего-ся ногой в сползшем набок стремени всадника – в пыли тянулся размазанный, быстро сохнущий широкий след.

Воин в рогатом шлеме, выпустив рукоятку меча из ладони – она была примотана к запястью ремнём – снял с пояса короткий прямой рог и, поднеся его к прорези в равнодушной маске, протрубил отрывистый короткий сигнал. Зеленоплащные не забеспокоились – очевидно, воин делал это уже не первый раз… и – безрезультатно.

Но… нет! В этот раз отчанный хриплый призыв не остался безответным. Жаркий посвист ветра вдруг перебился стуком копыт по утоптанной до каменной твёрдости подъездной дороге – и в деревенскую улицу бешеным галопом влетел ещё один всадник.

Белый рослый конь в алой с золтом попоне нёс на себе высокого седока, одетого в пластинчатый доспех. Голову воина закрывал островерхий шлем, украшенный белым султаном из конского волоса, лицо защала оскаленная львино-мордая маска.Небольшой треугольный щит и длинное копьё с узким четырёхгранным наконечником были изготовлены для боя. Не сдерживая коня, новый воин что-то выкрикнул, пришпорил своего белого и вихрем помчался по улице, поднимая клубы пыли.

– Франк!²¹– взвизгнул один из зеленоплащных. Оборонявшийся от них рыцарь напротив – оживился и, подняв руку с мечом, выкрикнул:

– Брат, на помощь!

Всадник на белом коне в призывах не нуждался. Но двое зеленоплащных, на скаку похватав с земли валявшиеся бамбуковые пики с трезубыми наконечниками, помчались навстречу новому противнику, на галопе ловко крутя оружие над головами и вокруг себя с диким, пугающим визгом:

– Аллах акбар! Аль-Камил рахбар!²²

Копьё всадника на белом коне вдруг совершило молниеносное круговое движение – и вошлопрямо в кольчужную маску первому из зеленоплащных. Фанатичный вой захлебнулся – сарацина вышибло из седла, подпруги лопнули, и его конь, не успевший отскочить, был буквально подмят и растоптан могучим белым зверем. Второй сарацин, завизжав, нанёс мо-лниеносный удар пикой, но воин ловко отразил его щитом. В его правой руке словно из воздуха возник страшный пернач,²³ с низким гулом описал круг и мощно ударил сарацина в висок. Тот зашатался в седле и безвольно склонился на гриву своего коня – через кольца маски струйками полилась кровь.

Не теряя ни секунды, воин размахнулся и с такой силой метнул пернач в оказавшегося ближе остальных сарацина, что того сбросило наземь. Раненый в руку рыцарь тем временем сам напал на врагов – встав на дыбы, его огромный рыжий жеребец с пронзительным визгом ударил копытами в голову коня одного сарацина, а второго всадника рыцарь достал мечом в шею, разрубив кольчужный ворот. Ловко соскочив наземь, рыцарь не глядя бросил меч в землю, выхватил узкий длинный кинжал и, припав на колено рядом с последним врагом, сброшенным искалеченной лошадью, приста-вил остриё кинжала к глазнице в кольчужной маске.

– Почему вы напали на меня в дни перемирия между нашим королём, да хранит его Господь на вечные времена, и вашим султаном? – бешено спросил рыцарь. – Говори, если хочешь жить!

– Проклятый франк! – прохрипел сарацин на хорошем германском. – Вас нужно убивать везде… всегда, подлый грабитель! Мира с вами… не может быть. Ты победил, пустоглазый пёс… но ты не услышишь, как я молю о пощаде!

– Не нужны мне твои мольбы, – неожиданно печально сказал рыцарь. – Я не убиваю безоружных… даже неверных.

– Вы… вы испоганили нашу землю, собаки!… – сарацин задохнулся от злости – и вдруг… всем телом подался вперёд, вгоняя кинжал в глазницу своей маски.

Рыцарь отпрянул – но было уже поздно.Он тяжело поднялся на ноги, качая головой:

– Видит бог, я не хотел этого – пусть бы он жил, – пробормотал он, вытирая кинжал, а потом – меч о край полотнища, закреплённого на рогах шлема. – Не будь слишком суров к этому отважному, Господи… – он перекрестился и только теперь обернулся к своему спасителю.

Тот уже спешился и, закинув за спину щит, стоял возле своего коня – широко расставив ноги и положив ладонь в кольчужной трёхпалой перчатке на рукоять меча. Скалящаяся маска шлема была бесстрастной, словно скрывала не живого человека, а призрака. Неожиданное его появление и молниеносная победа над тремя врагами могли навести на такую мысль даже отважного человека… но, во всяком случае, призрак был призраком рыцаря, а значит – надлежало быть учтивым. Поднеся обе руки к голове, рыцарь снял шлем, взяв его на сгиб локтя. Открылось загорелое, потное лицо юноши – мокрые длинные волосы цвета бронзы, большие зелёные глаза, похожие на воду лесных озёр далёкого родного Севера.

– Я благодарю тебя за помощь, отважный рыцарь, – сказал юноша по-английски. – Понимаешь ли ты мой язык? Если да – назовись, чтобы я мог знать, кто спас жизнь сэра Энтони лорда Колвилла, графа Мерсии и рыцаря короля Иерусалимс-кого Фридриха?

Кольчужная трёхпалая рука неспешно поднялась, откинув вверх львиную маску. Воин оказался не старше спасённого им рыцаря, русоволосый, с только-только появившимися первой бородкой и усами, такой же загорелый и мокрый от пота.

– Андрей Лобан, бронный боярин храброго князя рязанского Юрия Игоревича, – сказал он по-германски. Англичанин наморщил лоб, вслушиваясь в странно звучащие слова, потом разочарованно ответил на том же языке:

– Так ты схизматик…²⁴ Я готов с тобой биться, рыцарь из Руси, чтобы рукой своей доказать правоту Святой Церкви!

Молодой боярин сурово нахмурился, рука его снова потянулась к мечу… но уже через миг, покачав головой, он сказал тревожно:

– Где тебе сейчас правоту церквие своей рукой доказывать, рыцарь Энтони. Ты кровью исходишь, не поднимется рука-то…

Англичанин метнул быстрый взгляд на свою руку. Кровь уже не капала, а несколькими струйками бежала из-под рукава, струилась по перчатке. Вдали послышался какой-то странный звон – будто звонил колокол часовни Святого Джорджа. Фигура рыцаря-схизматика как-то непонятно колебалась, словно он и впрямь был всего лишь призраком. Губы стали непослушными, онемелыми, но сэр Энтони успел прошептать:

– Не надо мне помощи твоей… уходи, а умереть я могу и сам…

После чего тяжело рухнул в пыль на площади.

…Он пришёл в себя, когда вокруг было темно. Ни тяжести доспеха, ни сухого ветра, ни живых звуков – ничего не было, только душная темнота. Юный рыцарь никогда ничего не боялся, но сейчас понял – его похоронили заживо! Сэр Энтони вскинулся и закричал…

Скрипнула дверь – и наваждение растаяло. Он лежал на полу в тёмной хижине, укрытый плащом – и в отсветах костра, упавших с улицы, увидел рядом своё оружие, доспехи – а в дверном проёме – русского рыцаря, который стоял, опершись руками о косяки и с добродушной улыбкой смотрел на него.

– В себя пришёл – и славно, – сказал русский, – а сейчас есть будем. Голодный?

Энтони покосился на своё плечо. Оно было умело забинтовано льняной тряпкой и почти не болело. Англичанин вздохнул и признался:

– Очень.

ГЛАВА 22.

Уверен, что никого из вас не обламывали так, как обломали нас в Татариново. Мы вступили в это большое село, протянувшееся по берегу Цны, чуть ли не парадным маршем; будь у нас с собой сапожный крем, я бы надраил «гриндерсы». Такие надежды были у нас связаны с этим селом…

Насколько мне было известно, когда собирают разные там сказания и предания – опрашивают всяких бабулек и дедулек, об этом и Олег Никитович говорил.Я почему-то был совершенно уверен, что мы отыщем подходящую кандидатуру, оперативно устроимся к ней на ночлег, и престарелый житель (жительница), поставив перед нами сковороду жареной картошки и подперев щёку рукой, ночь напролёт будет рассказывать нам легенды родного края, в которых мы и найдём неоспоримое подтверждение нашим теоретическим выкладкам.

Бабули и дедули в селе, конечно же, были. Но уж больно какие-то деловитые, непохожие на хранительниц фольклорной мудрости. Правда, четвёртая по счёту уделила нам минутку и посоветовала, что, мол, "если это по исторической части – сходите-ка вы в школу, там найдёте учителя по географии Анатолия Борисовича, он вас, если захотите, в краеведческий музей сводит и расскажет, чего вам там нужно."

Мы двинулись к школе. Оставалась ещё надежда, что учитель проработал тут лет пятьдесят, он окажется мудрым старичком – возможно даже последним хранителем бережно записанных преданий и легенд…

…– Какая, к чёрту, школа летом? – поинтересовался у меня Энтони, когда мы, вывесив от жары языки на плечо, вошли под тень берёзовой аллеи, в конце которой виднелось двухэтажное здание, вполне солидное для сельской школы.

– Июнь, – коротко пояснил я. – Практика.

– Эй, а ты? – неожиданно прищурился Энтони.

– Я забил, – так же коротко ответил я на школьном жаргоне – Энтони, как ни странно, понял.

Школа была в своём обычном летнем состоянии, которое всегда выводит меня из равновесия. Мне почему-то грустно и неприятно видеть всё это – парты и столы пирамидой в коридоре, полосы побелки на полу, стопки портретов вдоль стен, кучи карт на подоконниках, пустые классы. Не могу объяснить – просто так чувствую.

Ученики на практику ещё не пришли – рано, конечно. Но несколько учителей сидели над бумагами в учительской. Вот ещё что мне тоже странно и любопытно. В раннем дестве я думал, что у учителя вся работа – поболтал нам на уроке, а потом марш домой. И только недавно, если честно, узнал, что большинство учителей весь июнь работают. Если не с нами на практике – то вот так же сидят, что-то пишут, чертят, заполняют… Да. Ну вот так. Постучавшись в открытую дверь и с надеждой глядя на пожилого седого мужчину, стоявшего около шкафа и доставашего из него какие-то бумаги, я кашлянул и спросил:

– Извините, а можно Анатолия Борисовича.

– Ваши краеведы пришли, – не поворачиваясь, сообщила полная женщина, перебиравшая книги и что-то записывавшая по временам на лист. – Толя!

К нам обернулся мужчина лет тридцати, в спортивном костюме, рослый и плечистый.

– Это не мои, – информировал он коллег, и вся учительская обернулась к нам, оставив свои дела. Я почувствовал себя даже неудобно, но Энтони решительно взял инициативу в свои руки:

– Извините, но нам посоветовали обратиться к вам, как к знатоку краеведения, – деловито сказал англичанин. – Вы не могли бы нам уделить хотя бы четверть часа?

– Могу и больше, – мельком взглянув на часы, пообещал Анатолий Борисович и, выходя из учительской, сказал белокурой женщине – она единственная была тут в платье: – Анна Васильевна, если вдруг понадоблюсь – я у себя в кабинете, – и дружелюбно предложил нам: – Выкладывайте, в чём проблема и чем могу помочь?…

…До кабинета мы не дошли. Анатолий Борисовчи совершенно не по-учительски уселся на подоконник – по-моему, чисто машинально – и ни разу не перебил Энтони, пока тот рассказывал – разумеется, в урезанном и причёсанном виде, как и тебя ребятам в лесном лагере – нашу историю. Потом засмеялся и хлопнул себя по колену:

– Здорово, слов нет! Захватывающе… Только я вынужден буду вас огорчить, парни. Ваши выкладки ошибочны.

– Вы хотите сказать, что такой крепости нет? – быстро и агрессивно спросил Энтони. Анатолий Борисович поднял ладонь:

– Стоп. Нич-чего подобного я не говорил. Но в наших местах – нет точно. Можете мне поверить, я знаю, что говорю, потому что история здешних названий мне известна досконально, я ею специально занимался. Понимаю, очень убедительно – Татариново, Погорелое, Горелая Могила… Но к сожалению – это всего лишь убедительное совпадение, ребята. Вот, послушайте… Татариново получило такое название,потому что тут после постройки Тамбова селили служилых татар на русской службе. Гореая Могила – курган в лесу, где сжигали умерших после холерной эпидемии лета 1830 года. Кстати, название Погорелое появилось тогда же – воинская команда получила приказ сжечь село,бывшее одним из источников заразы, но десятью годами позже люди вернулись и отстроили жилища… Вот так.

Мы молчали. Учитель смотрел на нас с сочувствием, потом сказал:

– Но я повторяю – это не значит, что крепости не было! Больше того, я склонен думать, что она ДОЛЖНА была быть, вы в этом правы. Но скорее всего – дальше на север, где-то между Семёновым и Моршанском. Там, кстати, работает экспедиция Тамбовского Университета, вы вполне можете попробовать наняться на лето. Правда, они ищут не крепость, а поселение раннего железного века, но всё может быть…

– Спасибо, – каменным голосом сказал Энтони. Потом добавил: – До свидания.

– В таких поисках разочарования встречаются чаще, чем удачи, – сочувствующе сказал Анатолий Борисович, – это я по себе знаю. Зато каждая удача стоит всех разочарований.

– До свиданья, – вздохнул я.

…На крыльце школы Энтони скинул рюкзак, сел на ступеньку и вытер лицо рукавом, оставив на нём грязные разводы. Я присел рядом, тихо сказал:

– Нельзя так… Посмотри на себя!

– Посмотрел бы. Боюсь расстроиться ещё больше, – горько сказал Энтони. – Чёрт, похоже, я хронический неудачник…

– Пойдём к Моршанску, – пожал я плечами.

– Зачем? – усмехнулся Энтони. – Отбивать хлеб у экспедиции? Понимаешь, Эндрю, – он вдруг порывисто обернулся ко мне, – я сам хотел это найти, САМ! Потому что это – только МОЁ! А теперь, если это и найдут, то кости моего предка сделают экспонатом… или вообще выкинут!

– Ну уж… – покачал я головой.

– Хорошо, не выкинут. Со всеми предосторожностями положат под стекло.

Но это же позор! За семь веков один Колвилл решился на поиск, да и тот всё бездарно провалил… – он махнул рукой. – О Святом Граале я вообще не говорю.

Начали собираться ученики. Из открытого окна над нашими головами раздался голос кого-то из учителей:

– Сергей! Бесчастных! Наведи порядок в кабинете математики… а ты, Виктор, убери за ним!

– Пойдём, чего сидеть, – тихо сказал я.

– Пошли, – надевая рюкзак, ответил Энтони.

– Куда теперь? Командуй…

– На восток, – безразлично ответил Энтони. – Пройдём лес напрямую, тут два дня пути. И сядем на поезд до Фирсанова.

– Пошли, – согласился я. И хлопнул англичанина по полечу: – Тошка, не кисни. Ну не получилось. Ведь главное – мы пытались! Ну скажи – пытались?!

Он ничего не ответил.