Текст книги "Завещание рыцаря"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА 13.

Сельмаг работал несмотря на то, что было шесть утра, а на табличке у двери значилось, что он открывается в семь. Впрочем, как объяснил нам стоявший в очереди пацан, «это просто хлеба ждут, сейчас привезут, а вы заходите, она даст, чего надо, если не хлеб.»

"Она" – крашеная блондинка за сорок, флегматичная и полная – и в самом деле к породе формалисток явно не относилась. Отгрузила нам то, что могло пригодиться, из не такого уж большого выбора на прилавках и полках (не напрасно мы рассчитывали большую часть хавчика закупить непосредственно перед "уходом в леса") и даже не поинтересовалась, например, на кой нам чёрт десять брикетов гречневой каши. Пока Энтони расплачивался, я обнаружил на полке для хлеба белые булки и рыжие кругляши баранок с маком – очередь ждала черняшку. Баранки я всегда любил и обратился к продавщице:

– У вас баранки свежие? – на мой вопрос она покачала головой. – А булки?

– Возьмите лучше баранки, – без какого-либо выражения посоветовала она.

Энтони закончил надо мной покатываться только у реки, за которой чёрно-зелёной стеной вставал лес. А ещё говорят, что англичане – сдержанный народ! Впрочем, на него, наверное, подействовала мысль, что вот теперь-то и начался по-настоящему наш поход – поход, в котором мы будем зависеть не от поездов, автобусов и расположения хороших людей, а от собственных рук, ног и голов…

Энтони, как руководитель и наниматель, поставил целью к вечеру добраться, не сворачивая с линии на карте, определявшей наш путь, до дома лесника – пятнадцать километров по лесу, без дороги – расстояние солидное, для каких-нибудь джунглей – вообще невероятное. Когда мы переходили лужок за мостом, я поинтересовался:

– Антон, а ты в джунглях бывал?

– Угу, – буркнул он, занимаясь перекладыванием пистолета из бокового кармана рюкзака в специальный карман на камуфляже. Поместил его туда и сказал: – Мерзкое место. Духота. Сырость. Ничего не видно. Никого не видно. Разной мерзости полно. Противно.

– А твои поверят, что ты на Амазонке, раз у тебя к джунглям такое отношение?

– Поверят, – коротко ответил Энтони, больше ничего не объясняя.

И мы начали углубляться в лес – НАСТОЯЩИЙ лес…

…Хорошо, что у Энтони – подробная карта. Пользоваться ею, скажем, на ходу – не очень удобно, уж слишком огромная. Зато по ней, если есть компас, можно двигаться совершенно незнакомой местностью, не опасаясь сбиться – по азимуту. Энтони их заранее определил, ещё в Кирсанове. Если кто не знает, что такое азимут – конспективно объясняю. Направление на север считается за ноль. Компас – 360 градусов по часовой стрелке. На карте в градусах обозначается направление на какие-нибудь особо заметные предметы на местности. Например – "гранитный валун – 275". По компасу и карте определяешь, где этот валун и где 275 градусов. И шпаришь. Понятно? Нет? Сидите дома, а не в походы ходите. Всё. Объяснение закончено.

Но идти так по лесу – мука, если честно. Рюкзаки у нас весили килограммов по двадцать, я не взвешивал, но не меньше. И даже без них идти было бы нелегко, а тут ветки цеплялись сзади, словно уговаривали присесть и отдохнуть, под ногами постоянно оказывались какие-то сучья, а деверья и подлесок местами стояли такой стеной, что приходилось обходить крюками. Никаких красот я не замечал – не до того было, тем более, что даже в нынешнюю жару в чаще продолжали точить хоботки комары. Да какие хоботки – клювы! Они нас так достали, что Энтони начал ругаться сквозь зубы. Здоровенные, наглые насекомые жёлтого цвета были способны прокусить, по-моему, не то-лько немецкий камуфляж, но и броню немецкого танка. Не удивлюсь, что у них и зубы имелись, как у собак…

– Ты "Дэту" или "Тайгу" купил?! – не выдержал я наконец.

– Нет… – голос Энтони оборвался плевком – он съел комара.

– Нет?!. – я тоже осекся, но от ужаса. – Тошка, дурак! Они нас сожрут! – кажется, я впервые назвал его так – Тошкой, совсем, как русского. – Может, английские комары благовоспитанные и, прежде чем укусить, говорят "позвольте, сэр?", но наши…

– Такие же у нас комары, – Энтони перескочил через валежину, – я по Девонширу знаю, потому и не купил ничего… Им все эти репелленты – как нам острый соус к ростбифу: и жжётся, и вкуснее… Сейчас, на свободное место выйдем – кое-что сделаем.

Что – он так и не пояснил. Может,на два голоса прочтём заклинание друидов, которое в его роду передаётся из поколения в поколение – и комары тут же обратятся в песчинки. Или что-то вроде этого. Я был согласен – что угодно, лишь бы перестали жрать…

…"Свободное место" появилось минут через десять – прогалина, покрытая чахоточной земляникой, которой июньская жара так и не дала вызреть. Не скажу, что комары страдали боязнью открытого пространства – большая их часть смело последовала за нами на прогалину и, обрадованная остановкой, начала примериваться для посадки.

– Дальше? – коротко спросил я, одним ударом лишая жизни не меньше десятка уже настроившихся на завтрак комаров.

– Дальше нам предстоит совершить подвиг, – серьёзно ответил Энтони.

– Согласен. Какой?

– Снимаем рюкзаки, – скомандовал он, и мы устроили рюкзаки у ног. Энтони полез в нагрудный карман камуфляжа и вытащил плоскую металлическую фляжку размером в его ладонь. – А теперь нам надо раздеться и натереться этой штукой. Это гвоздичное масло – единственная вещь, от которой на самом деле шарахается любой кровососущий паразит.

– А на опушке ты сказать не мог, – грустно подытожил я.

– Между прочим – ты у нас эксперт по местным условиям, – заметил Энтони, – и ты должен был предположить, что даже в такую сушь комаров в чаще полно. А я с картой возился и не подумал.

– Хватит, – с отвращением сказал я. – Эта штука точно действует? Меня не разорвут в клочья, пока я буду стоять в трусах?

Энтони хихикнул:

– Без трусов, старина. Натираться нужно всему.

– Большое спасибо, – что мне ещё оставалось сказать? Комары, которых я удерживал на расстоянии энергичными жестами, выжидательно пищали. Энтони вздохнул:

– Ладно, держи фляжку. Я первый… Только открой, чтобы сразу мне на ладонь налить, а то и правда сожрут…

Я отвинтил белый колпачок и понюхал, ничего не ощутив.

– Антон, оно ничем не пахнет, – предупредил я англичанина.

– Оно ничем и не должно пахнуть! – Энтони отмахнулся одной рукой. – Ты же не комар, чёрт побери, а для них оно воняет – будь здоров! Лей скорее!!! – он выбросил в мою сторону ладонь, куда я и плеснул из фляжки, и стал остервенело растирать жидкость по всему телу.

Комаров от него словно взрывом отбросило. Они сгруппировались возле меня, но и встреч с моей ладонью избегали явственно. Энтони ухмыльнулся:

– Ну что?Будешь натираться – или побежишь в Фирсанов за своей "Дэтой"? Какое-то количество комарья всё-таки успело меня покушать, прежде чем и я сделался для них недоступен. Пока я одевался, Энтони пояснил:

– Это не химия, а, как у вас говорят, натурпродукт. Дорогое, сволочь! Его в армии выдают – именно потому, что без запаха.

Застёгивая куртку, я внезапно засмеялся и пояснил в ответ на удивлённый взгляд англичанина:

– Ты говоришь совсем как наши ребята. Мне всё время приходится себе напоминать, что ты – граф-какой-то-там.

– Не какой-то там, а Мерсисайд, – уточнил Энтони. – Ну вот – можно и дальше идти, – он вскинул на плечи рюкзак. – Сейчас посмотрю – куда…

– Одно в этом комарье хорошо, – высказался я,тоже влезая в лямки. – Любой, кто попрётся за нами без подготовки, наверняка сложит голову от лап комаров.

– Разве у них есть лапы? – рассеянно спросил Энтони.

– И зубы, – убеждённо сказал я.

…Теперь, когда комары не надоедали, идти стало не только легче, но и просто интереснее. В лесу орали птицы (не знаю, кто придумал, что они "поют" – вообще-то они ОРУТ, громко и довольно назойливо), было солнечно, но не жарко: то, что нужно в эти раскалённые дни. Рюкзаки, конечно, легче не стали, но и особых хлопот тоже больше не доставляли – то ли мы к ним привыкли, то ли они к нам…

– Скоро речка, – повернул Энтони ко мне потное лицо с налипшей паутиной, – называется…

– Лесная, – опередил его я. – А за ней – дом лесника, так?

– Не совсем за ней. Ещё мили четыре. По-вашему – километров семь, поменьше. Полпути мы почти отшагали.

– Слушай, – я нагнал его, зашагал рядом, – я сейчас вот что подумал… Если крепость была и правда стояла на границе, то есть вообще-то только три места, где она и правда могла находиться. Сейчас, к речке выйдем – я покажу, что и как.

Энтони не стал требовать, чтобы я рассказал всё немедленно, только чуть убыстрил шаг, перескакивая через валежины… Ну, лось… Кстати – правда здоровый парень. А ещё говорят, что у них на Западе все изнеженные и ослабленные компьютером и гамбургерами…

– Антон, а это правда, что у вас специальные туристские маршруты есть, где на каждой стоянке – особая площадка для костра? – в связи с этими мыслями полюбопытствовал я. Энтони слегка поморщился:

– Это не у нас, это в Европе. Мы, англичане, такого не любим.

– А вы что, не Европа?

– Нет, конечно! – удивился он в свою очередь. – Европа – это континент, это всё, что за проливом. А мы – Англия. Это разные вещи.

– Век живи – век учись, – пробормотал я, глядя, как впереди в просветах уже блестит вода речушки…

…Лесная оказалась довольно широкой и мелкой – дно видно – речкой, почти незаметно тёкшей в заросших камышом берегах, уже слегка заболоченных. Но мы нашли относительно чистое место, открыли банку рыбных консервов, разулись и уселись на корягу, опустив ноги в воду и расстелив карту на сдвинутых коленях. Комары держались на почтительном расстоянии.

– До чего ты там додумался? – поинтересовался Энтони, накалывая на нож кусок скумбрии в масле. – Докладывай.

– А всё просто, – гордо заявил я. – Пограничная крепость была поставлена с какой целью? Охранять границу! Река Цна, за которой граница проходила, очень болотистая, даже в суровую зиму по нашим болотам конное войско не пройдёт. И пешее не пройдёт. Это как бы природная охрана, понимаешь? Значит, пограничную крепость имело смысл ставить только в тех местах, где в болотах вдоль реки есть разрыв, ясно? – я ткнул ножом в карту. – Вот, участок пе-рвый: как раз те места, где мы идём – и вплоть до самого Тамбова. Вот – участок второй: между сёлами Татариново и Погорелое – кстати, названия в тему, не находишь?… И третье, последнее в нашей области – аж около Моршанска. Во всех остальных местах берега Цны заболочены на многие километры, и так было всегда.

Энтони слушал внимательно, сощурив глаза. Потом медленно наклонил голову:

– Та-ак… Логично… И, если карта не врёт, именно между Татариновым и Погорелым в лесу есть то ли холм, то ли курган, называемый…

– Горелая Могила, – завороженно прочитал я, и мы уставились друг на друга.

Нам обоим стало не по себе. Неужели… оно?! – Что нам стоило ещё дома внимательно прочесть карту?! – не выдержал я. – Сейчас бы не пёрлись здесь, а были бы почти на месте…

– Погоди-погоди, – поднял ладонь англичанин. – Это всё могут быть так – совпадения.Поэтому нужно проверить всё тщательно… хотя и похоже, что это – след. Годдэмит,⁷ неужели всё – так просто?! – он потёр лоб и сказал больше мне, чем себе: – Погоди… стоп ит, донт уорри, мэй би итс онили мистэйк, грэйт мистэейк, уандерфул глэмор…⁸

– Разберёмся, – обнадёжил его я, – чтобы два таких супермена – да не разобрались?… Ну что? Доедаем и двигаем вперёд по азимуту?

ГЛАВА 14.

Было около шести часов вечера, когда мы вышли на просеку, использовав-шуюся, как дорога. Люди тут, судя по всему, бывали не так уж редко, и вести эта просека могла только к дому лесника.

Лесника звали Степан Александрович – это мы выяснили заранее – и не столь давно он схоронил жену, отчего должен был и до сих пор находиться в печали. Но в ночлеге, конечно, не откажет и расскажет, как и что – Михал Юрич с женой уверяли нас в этом. Мы шагали по просеке, на которой солнце пекло совершенно не по-вечернему – хоть и находилось над самыми верхушками деревьев – и предвкушали, как отдохнём и поедим под крышей.

Вообще-то мы настроились шагать до конца просеки, которого впереди не наблюдалось – и были приятно удивлены, обнаружив ответвление, тропинку, которая вела прямо к открытым воротам в плотном заборе – за ним виднелась шиферная крыша дома.

– Погоди, там могут быть собаки, – остановил я Энтони, и мы какое-то время прислушивались – не раздастся ли лай и не появится ли парочка кавказцев или московских сторожевых. По идее, наше приближение они должны были учуять за пару километров – но из ворот никто не выскакивал, не раздавалось ни звука, и Энтони, передёрнув плечами, первым зашагал к ним.

И остановился, словно увидев нечто крайне удивительное. Я поспешил за ним – и застыл в воротах тоже.

Обширный двор зарос травой, тропинка к высокому крыльцу была еле видна. Около крыльца лежала лопата с проржавевшим полотном. А самое главное – ни в одном из видимых от ворот окон большого дома не было видно ни единого стекла, отчего он казался особенно заброшенным.

– Чертовщина, – вырвалось у меня, и краем глаза я заметил, что в руке у Энтони – пистолет. Подумав, я достал из бокового кармана рюкзака, предназначенного для складного спиннинга, обрез и положил его стволом на левую ладонь. Сколько в этом было от игры – не знаю, дом выглядел пугающе. Как в фильме ужасов, где вот такие заброшенные дома пристанищем чего только не оказывались…

Энтони, похоже, мыслил рациональней меня, потому что негромко сказал:

– Его могли убить… Бандиты какие-нибудь – помнишь, нам сказали, что убили туристов?

– Посмотрим, – не спросил, а предложил я, понимая, что уйти отсюда, ничего не выяснив – невозможно. Англичанин кивнул и приказал:

– Я сейчас перебегу к крыльцу. Прикрой.

– Хватит дурака валять, – сердито ответил я. – торчим в воротах; если бы внутри кто-то был и хотел нас убить – пальнул бы картечью. И сразу обоих. Согласен?

Лицо Энтони стало немного смущённым, он кивнул:

– Согласен… Пошли.

Мы прошли по тропинке и, стараясь всё-таки ступать потише, взошли на крыльцо. Энтони поднял руку, собираясь постучать, но я поинтересовался:

– И что ты скажешь? Пустите доброго человека, а не то он выломает дверь? – и просто толкнул дверь носком ботинка.

Она открылась. И мужской голос изнутри спросил хрипло:

– Хто тама?…

…Стол пришлось накрывать из наших запасов – у Степана Александровича имелись в заначке бутылка водки, полчетверти самогона и кучка проросшей картошки. Тем не менее, лесник отчаянно сопротивлялся нашим попыткам задержаться у него на ночь, чуть ли не силой пытаясь выставить нас за двери и аргументируя такое негостеприимство заботой о нашей безопасности. Добиться от него хоть какого-то толку я лично вообще отчаялся, так как мне с первых минут знакомства стало ясно – этот крепкий, хотя и немолодой мужик в тренировочном костюме пьян уже очень-очень долгое время. Дома у него воняло перекисшей брагой, подгнившими продуктами, по полу и на столе валялись, перемешавшись, пробки, носки, картофельная кожура, детали селёдочных скелетов, разнокалиберные пустые бутылки, купюры разного достоинства, патроны, дробь и крестики. А в углу стояло отличное ИЖ-81"Фокстерьер" 12-го калибра – мне не улыбалось проснуться с жаканом в башке. Но Энтони "заело" – и английское упрямство победило упрямство лесника. Наверное, если судить из дальнейшего,ему просто было страшно оставаться одному, поэтому он позволил себя уговорить.

В чёрные проёмы окон лезла ночная темнота. Поддувало. Мы сидели около стола, поставив босые ноги на спальные мешки, ели суп из тушёнки и греч-невой каши,сваренный на костерке во дворе,старательно не замечали радушно наполненных для нас стаканов самогона и внимательно слушали излияния лесника – он сидел на продавленной, очень несвежей кровати и открывал нам душу…

…История злоключений в изложении Степана Александровича выглядела в самом деле душераздирающе. Три месяца назад он лишился своей жены, с которой до этого сорок лет жил – лучше не надо. (Тут, задумавшись, лесник до-бавил: "Можеть, и не надо было…") По словам Степана Александровича ("Дядя Стёпа, – как он нам представился, – читали про мента?"), он для покойной был просто ангелом божиим и кротко сносил все издевательства, которым на протяжении почти полувека подвергала его жена. (Это и называлось – "душа в душу"!) Издевательства были разноплановые и изощрённые:от простого "отъёма получки в спящем виде" до "нанесения избиения посредствием полена". Дя-дя Стёпа упирал на то, что вынести всё это мог только он с его голубиной кротостью. Наконец, как уже было сказано, три месяца назад этот "Берия в юбке" сошёл в могилу – очевидно, "задохшись по злобе, что я её изгаляния оставляю в равнодушном презрении." Дядя Стёпа, который, как уже было сказано, жену любил несмотря ни на что, в смятении чувств принялся за самолечение водкой на зверобое – исключительно для успокоения расшатанных нервов, конечно. Очевидно, нервы у лесника были расшатаны сильно, потому что лечился он неделю.

К концу лечения ему впервые явился баран.

По словам дяди Стёпы, баран с самого начала повёл себя напористо, нагло и вызывающе, явно набиваясь в компанию. Он всунул голову в открытое окно перед столом, за которым лечился лесник, и мерзко заблеял. Дядя Стёпа лечение в пьянку превращать не желал, в компании не нуждался и спихнул барана наружу. Тот исчез – но лишь затем, чтобы появиться в другом окне. Оно было закрыто, и баран стал биться лбом в стекло, крича что-то с явной угрозой и вроде бы даже членораздельно. Дядя Стёпа, не желая терпеть агрессора, кинул в него поленом. Баран пропал – однако на следующий день появился уже в другом окне… С тех пор он появлялся регулярно в течение недели, хотя и исчезал, стоило поленом разбить окно, в которое он заглядывал. Путём несложных логических умозаключений лесник пришёл к выводу, что в уже разбитых окнах баран по каким-то своим соображениям не появляется. Полный решимости дать отпор врагу, дядя Стёпа заранее переколотил три или четыре уцелевших в доме после визитов барана окна и не без злорадства сел за стол, предвкушая растерянность и бессильный гнев незваного гостя. И точно – баран не появлялся сутки или даже двое. Дядя Стёпа спокойно лечился, заодно празднуя победу – но тут баран вернулся. Поняв, очевидно, что его в компанию брать не хотят, он перешёл к открытой агрессии, «от неуклонности моей и бессильности евой-ной всё дюжее вспаляясь.» Теперь он появлялся, где хотел и, что самое главное, разговаривал с лесником голосом покойной жены, «хулы на меня возводя даже и матерно.» Не желая обострять конфликт, лесник помалкивал, но тут баран уронил на него рубель⁹ с печки. Рубель попал по голове страдальца – «и в ей быдто контакту щёлкнуло!» Дядя Стёпа отчётливо понял, что баран никакой не баран, а и есть его покойница-жена, явившаяся с того света, чтобы из зависти извести мужа до конца. До лесника дошла вся страшная правда – сорок лет назад он женился на ведьме. «Отсель и вся ейная зависть. Кажный, знамо дело, понимает, что который непьюшший и добёр, тот для нечисти первейший враг и есть!»

Лесник, однако, и тут не убоялся – решил дать врагу отпор по всей науке.

Перелив в пули два серебряных советских полтинника – "ишо довоенных, натурного серебра!" – он снарядил патроны, зарядил ижевку и, дождавшись очередного появления барана (на сей раз из дымохода!), дважды бабахнул ему в морду с криком: "Сгинь, пропади, нечистая!!!" Победа была несомненная… но вот не далее как три дня назад ночью появились два чёртика – маленьких, но страшно зловредных и сильных. Они начала раскачивать дом, явно намереваясь утащить его прямиком в ад вместе с хозяином. Дядя Стёпа пытался организовывать на них засады – но, во-первых, серебро кончилось, а во-вторых чёртики, не в пример барану, оказались жутко хитрыми: в открытый бой не вступали, а скрывались куда-то, но стоило войти в дом – начинали раскачивать его опять. В сущности с момента на момент лесник ожидал их нового появления и не желал нас пускать на ночлег исключительно по соображениям нашей же безопасности…

…Не знаю, как Энтони, а я – по соображениям безопасности как раз! – предпочёл бы покинуть этот гостеприимный дом. Пока нас не приняли за чёртиков. На меня и серебра не требуется – свинца хватит за милую душу! Однако, Энтони выслушал всю эту ахинею, кивая и сочувственно вставляя разные междометия. Окончив рассказ, лесник откинулся к стене и вырубился с видом человека, исполнившего свой долг.

– Беляк, – сказал я, выплёскивая самогон за дверь. – Белая горячка. Делириум тременс, – эти умные слова я запомнил по фильму "Кавказская пленница". – По-моему, надо уматывать.

– Брось, – весело ответил Энтони, – он проспится и будет в порядке.

– Сейчас тебе, проспится! – возразил я. – Проснётся и добавит – видел же, у него водка и самогон…

– Выкинем, – предложил Энтони, – хватит ему пить, он так помрёт или чего с собой сделает.

– Может, – согласился я. – Чёртики прикажут – и повесится…

– Ну так и выкинем, – укрепился в своём решении Энтони.

…Спиртное мы вылили в сортир, посидели немного над картой, разряди-ли ружьё и завалились на спальники – залезать в них было слишком жарко. Раз-говора не получилось – оказалось, мы слишком устали…

…Мне приснились Сергеич и Витёк. Матерясь, они качали дом лесника, и это было бы даже смешно – вот только у самой границы взгляда маячил ещё кто-то… и этот кто-то ускользал, когда я поворачивал голову.

Он был опасен. Во сне я это знал точно.