Текст книги "Последний день войны"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

– Не скажешь, что он плох? – осведомился Энгост.

Вадим резко вскинул голову – будто просыпаясь.

– Это было бы враньё, – сказал он тихо. – У тебя хороший клинок, пати. Так хорош он, что хоть песни складывай. И всё-таки каждый из нас останется со своим. Коня я не продам. И не сменяю.

Энгост точным движением – не глядя! – бросил меч в ножны.

– Хорошо, – коротко сказал он и, повернувшись на месте, зашагал прочь. Седой воин задержался на секунду, внимательно посмотрел на мальчишек – словно бы с одобрением! – и двинулся следом за пати.

Вадим проводил их взглядом и посмотрел на Ротбирта. Тот был собран и бледен. Поймав взгляд Вадима, сказал тихо:

– Неплохо ты отвечал. Но он тебе не простит – с такими глазами не прощают. В спину едва ли ударит, а всё же… отказать такому и потом жить рядом – всё одно что бежать по тонкому льду.

– А этот, который с ним был – он мне понравился, – задумчиво сказал Вадим. – Кто ж такой-то?

– Это его отец пати Виннэ сын Этелри, – сказал наблюдавший за разговором молодой воин, коротко поклонившись мальчишкам. – Он храбрый воин и достойный человек… а кое-кто поговаривает, что младшего его сына подменили в материнском чреве. Но сына он любит…

– Увидим, как и что будет, – хмыкнул Вадим, кивая воину. – Пошли, Ротбирт?

Тот зашагал к реке.

* * *

В «их» повозке было уже трое. Двое – ровесники мальчишек (проводник оказался тут как тут) играли, сидя на корточках, в кости. Третий – на пару лет старше – сидя на краю повозки и зажав щит между широко расставленных ног, чинил ремни. Игравшие на мальчишек и не посмотрели. Чинивший щит отвлёкся:

– А, так это вы с неба упали прямо под ноги коню кэйвинга? Правду говорят люди?

– Неправду, – невозмутимо ответил Ротбирт. – Мы просто сражались с отрядом каких-то карликов и почти победили, когда прискакал кэйвинг. Мы дали и ему долю в развлечении.

Юноша хохотнул:

– Меня зовут Дэрик сын Креоды.

– Дэрик? – Вадим улыбнулся. – Твоя мать Лаунэ? Она тебе лепёшки принесла.

– Так, – Дэрик окинул долгим взглядом игроков в кости. – Съел, ты? – он ткнул провожатого мальчишек в поясницу ногой.

– Ты и так себя откармливаешь, как борова на сало, – буркнул тот. – Ну вот, из-за тебя плохо бросил.

– Пакет! – Дэрик вскочил, отставив щит. – Пакет – или ты будешь жалеть о своих шуточках до конца своей жизни – а уж укоротить её тебе я позабочусь, клянусь ветрами Вайу!

– Под твоим шлемом, – ткнул рукой мальчишка и засмеялся. – Или ты в самом деле решил, что мы их сожрали?

Дэрик развернул на колене узелок и, словно кольца для метания, швырнул четыре лепёшки – играющим, Вадиму и Ротбирту. Ясно было, что раздел тут так же привычен, как что-то, составляющее неотъемлемую часть жизни.

– Знаешь, – сказал Ротбирт негромко, доев свою лепёшку, – а моя мать ни разу в жизни не испекла мне ничего… такого. Просто было не из чего. Ни разу… Я вот сейчас пытаюсь вспомнить, какое у неё было лицо. Волосы помню… А лицо – нет. Пятно какое-то. И ещё глаза. Серые…

Вадим, не доевший лепёшку, уставился в пол повозки. Ротбирт спохватился:

– Прости… Твоя мать тоже…

– Нет, мои все живы, – отозвался Вадим. – Просто они далеко… очень. Это первое. А второе… – он хотел сказать: "Я не люблю свою мать!" – но сообразил, что анлас этого просто не поймёт.

Он сморгнул и увидел, подняв глаза, что во взгляде Ротбирта нет насмешки или любопытства. Только сочувствие. И ещё подумал, что Лаунэ, наверное, носит сюда лепёшки не ради сына, а просто всем обитателям повозки. Что она, сына "дома" не может накормить, что ли? Должно быть, не у всех тут есть родители…

– Расскажите хоть, кого вы там встретили, каких таких карликов? – спросил Дэрик.

– Маленькие, вонючие и лживые, – презрительно сказал Ротбирт.

– А какое у них оружие? Они конные или пешие? – спросил один из игравших – не проводник. Игру они бросили – для анласов это был признак большого интереса.

– Конные… Но кони у них плохие. И вооружение тоже дурное… – Ротбирт рассказал о том, как вооружены и те, что побогаче, и те, что победнее. – Они стреляют из луков, но луки маленькие и слабые. Правда, стреляют очень быстро и не сходя с коня, как Вайу.

– Прямо на скаку?! – изумился Дэрик.

– Клянусь топором Дьяуса! Но стреляют неметко.

– Ещё бы, с седла…

– Надо попробовать как-нибудь…

– Ну, только чтоб посмеялись…

– А ещё, – разглагольствовал Ротбирт, явно довольный тем, какое впечатление производит его рассказ и как его слушают, – они мечут верёвки.

– Верёвки? – округлил глаза проводник. Ротбирт важно кивнул:

– Да. Одну накинули на меня, но Вадомайр перерубил её, – теперь все посмотрели на Вадима, как будто он убил дракона. Вадим смутился и занялся панцырем, без нужды укладывая его по-другому.

– А почему они напали на вас? – спросил Дэрик. Ротбирт покачал головой:

– Не знаю, клянусь рукой Дьяуса. Мы ничего им не делали, а они начали стрелять из луков. Ну… я, конечно, стрелял в ответ… – насчёт петарды Вадима Ротбирт промолчал – видно, и сам не решил, было это на самом деле или почудилось. – Четверых застрелил. Но только в ответ!

– И ещё одного одолел в рукопашной, – напомнил Вадим.

– А Вадомайр одного заколол – так ловко! – искренне похвалил Ротбирт.

– Как видно, они и впрямь не слишком хорошие воины, – заметил Дэрик, – если вы с луком, мечом и саксой одолели шестерых. Если они не пожелают поделиться с нами землёй – мы её заберём!

Разговор стал общим. Юные ратэсты связывали с будущим большие и весьма радужные надежды. Мир вокруг их восхищал и был явно достоин того, чтобы за него сражаться.

– Надо бы о них побольше узнать…

– Кто ж расскажет о своих врагам?..

– Может, у них тоже есть кэйвинги? Тогда с ними будет трудно, даже если они слабые воины…

– Как узнать что-то у того, кто не умеет говорить на нашем языке, дурак? А ты не знаешь его языка?

– Кэйвинг позвал Сийбэрэ.

Эта реплика словно обрезала шумный разговор. Вадим (он в болтовне участия и не принимал) спросил:

– Сийбэрэ? Кто такой Сийбэрэ?

Все переглянулись. Ротбирт молчал – тоже вопросительно.

– Это один из наших атрапанов, – пояснил Дэрик. – Но он… он не просто атрапан. Он… он может разговаривать со зверем и птицей, с рыбой и камнем, с ветром и лесом. Никто не знает, сколько Сийбэрэ лет; если кто спрашивает – старики говорят: он был всегда. И, если Сийбэрэ спрашивает, никто не может утаить правду. С ним страшно говорить, Вадомайр Славянин.

Ротбирт кивал. Атрапаны анласов много умели и знали. Мальчишка видел, как один остановил кровь из порванной жилы на шее простым движением ладони. Другой – заставил выйти из раны сломавшийся в теле человека коготь белого медведя. Третий… а, да что там – они много умели. Взять хоть то, что они знали все священные знаки и не боялись их изображать! Сам Ротбирт знал только три воинских, пять охотничьих и – это тоже было необычно – два женских, мать показала.

– Эй! – послышался резкий молодой голос – с оттенком презрения. – Эй, Вадомайр Славянин – ты?

Вадим повернулся на голос. Недалеко от повозки стояли четверо мальчишке – однолетков пришельцев. Трое смотрели с понятным любопытством, не более, но один – плечистый, огненно-рыжий – выглядел неприятно. И взгляд у него был злой, словно Вадим его смертельно обидел.

Ощутив неожиданно ответную неприязнь, Вадим встал:

– Я Вадомайр. А ты назовись тоже, чтобы я говорил не с пустым местом.

– Я Эльрида сын Бэрка из анла-энграм, – мальчишка выделил название зинда, как бы подчёркивая, что у Вадима зинда нет. – И ещё я – щитоносец пати Энгоста. Я пришёл взглянуть на безродного славянина, который хочет стать в один ряд с нами, ратэстами отважного кэйвинга Йохалла.

– Если хочешь затеять ссору, Эльрида… – начал Дэрик, но Ваим легко перепрыгнул через борт и упёр руку в бок:

– Мог бы Энгост выбрать щитоносца получше. Ты сказал правду, я славянин… но лучше быть безродным, чем позорить своих, как это делаешь ты!

На лице Эльриды появилось настолько легко читаемое удовлетворение, что Вадим понял – парень пришёл драться и просто счастлив, что у него появился повод для этого. Впрочем, и Вадим не искал мира. Опыт прошлой жизни говорил: ублюдков надо ставить на место сразу и прочно.

– Вот сейчас я переломаю тебе рёбра, безродный, – тихо сказал Эльрида, плавно поднимая к груди кулаки – крепкие, загорелые. Мальчишки – и пришедшие с Эльридой и попрыгавшие в повозки – образовали круг.

– Кулаками!

– Нет, можно всё!

– Всё можно!

– Вадомайр, всё можно!

– Можно всё, Эльрида!

Как Вадим и ожидал, Эльрида не вытерпел и бросился в атаку первым. Он был одной комплекции с Вадимом, но, конечно, учился драться не ради интереса, а чтобы выжить. И всё-таки его атака оказалась ошибкой. Вадим встретил его ударом ноги в пах, а потом – свингом в скулу. Эльрида согнулся пополам, голова мотнулась в сторону, за нею повело всё тело – и он грохнулся на бок. Несколько секунд оставался неподвижным, лишь с натугой открывал и закрывал глаза. Но потом – вскочил прыжком.

– Ддддддддьяуууссс… – прохрипел он. – Тебе осталось только бежать…

Вадим хладнокровно плюнул ему на сапог. Эльрида побагровел, бросаясь вперёд со скоростью и силой хорошо раскачанного тарана. И на этот раз он был осторожней – ловко нырнул под кулак Вадима и обрушил сдвоенный удар на живот противника, явно намереваясь пробить Вадимом повозку. Вадим принял оба удара на предплечья и отскочил. Выброшенная нога зацепила его по щиколотке – но лишь вскользь. Эльрида нанёс Вадиму тяжёлый удар в левое плечо – удар, развернувший мальчишку спиной к противнику. И тут злость заставила Эльриду допустить фатальную ошибку. Вместо того, чтобы вышибить из Вадима желание драться хорошим ударом в затылок или по почке, он бросился на Вадима со спины, намереваясь взять его шею в замок и душить до тех пор, пока тот не перестанет брыкаться – это было бы показательным уроком. А Вадим сохранил полное хладнокровие. Он молниеносно захватил над своим плечом руку противника и провёл, садясь, классический бросок "через себя".

Послышался хруст вывернутого сустава. Эльрида грянулся оземь – и застыл, раскидав руки, после такого падения человеку кажется, что внутри всё онемело. А Вадим встал в рост и сплюнул ещё раз – уже просто на траву:

– Безродный я или кто там, – сказал он спокойно, – но дерусь я лучше.

Его последние слова были заглушены дружным, радостным криком. И Вадим, оглядываясь по сторонам, заулыбался – кажется, его приняли…

А потом крики заглушил призывный рёв горнов – трампет – нёсшийся по всему лагерю от шатра кэйвинга.

* * *

Стоя на повозке, Йохалла смотрел исподлобья на людское море перед ним. Кэйвинг был без доспеха, но с мечом, а его щитоносец Блаки держал за кэйвингом шлем.

У повозки, рядом с пати, стояла высокая стройная женщина, державшая на руках грудного ребёнка. Возле неё замер, глядя на людей, мальчик лет двенадцати-тринадцати, похожий и на женщину и на самого кэйвинга.

– Жена кэйвинга Ринд и его сыновья Увальд и Увольв, – сказал кто-то над плечом Вадима, явно обращаясь к нему. – Увальд старший. Ишь, как смотрит, волчонок…

– Велено мужчинам придти с оружием, – откликнулся ещё кто-то в толпе рядом, – значит, будет важное решение.

– Пусть боги пошлют нам войну, не устаю думать об этом, – отозвался ещё кто-то.

– Пусть услышат твои слова те, от кого это зависит, – пробормотал Ротбирт. Вадим покосился на приятеля. Мда… Он хотел было спросить, на самом ли деле тот так хочет войны – но как раз в этот момент Йохалла, подняв голову, широко шагнул вперёд и взметнул руку с прямой ладонью:

– Зинд анла-энграм! Хангмот! Женщины и дети! Наши предки сейчас глядят на нас с оставленной нами умершей земли! И сейчас я говорю всем! – он умолк и обвёл людей пристальным, внимательны взглядом, потом – медленно опустил руку – и стал слышен дождевой шорох рукава кольчуги. – Мы нашли прекрасную землю, на которой хватит места и нам, и детям наших детей. Все вы видите, что земля эта – поистине дар богов… но знаете вы так же, что боги дарят лишь достойным, а право на обладание подарком нужно заслужить. Я узнал, что у земли этой уже есть хозяева – злобные и многочисленные существа, мало похожие на людей. Там, – и он указал окованной сталью рукой на юг, – на целые недели пути лежат земли народа хангаров. Ими правит кэйвинг, которого называют хаган. У этих существ большое войско, земли их обширны и щедры. Там много поселений, которые огромны и богаты! – Йохалла переждал восхищённый ропот. – Боги даруют победы тем, кто идёт вперёд. Поэтому я пойду вперёд, даже если останусь один. И я или завоюю себе и детям своим новые земли – или сложу свою голову, и никто не скажет мне там, что я позорно отступил, испугавшись неравного боя. Сейчас я спрашиваю всех. Пусть те, кто пойдёт за своей судьбой и своим кэйвингом, скажут слово.

Вот тут бы и объявить, что "наступила долгая тишина…" Но это было бы неправдой. Никто из нескольких тысяч людей, собравшихся у шатра, даже не задумался над своим выбором! Это шло и от особой беспечности, с которой анласы смотрели на мир… и от восхищённого взгляда на него же, и от желания не просто жить – но жить и свершать, и от осознания собственной силы, и от тяги к риску… Но – так или иначе! – сразу за тем, как кэйвинг замолчал, раздался ужасающий обвальный грохот стали – ратэсты били в щиты оружием или просто кулаками в боевых перчатках, как бы заверяя печатью решение кэйвинга.

Трампеты взревели снова, отсекая шум. Йохалла обвёл – молча! – взглядом первый ряд, где стояли плечо в плечо, в воронёной стали, триста его ратэстов. Ударная сила. Лучшие бойцы зинда. Взгляд был – обещание. Взгляд был – надежда. Взгляд был – приказ. Потом кэйвинг протянул руку стоявшему у самой повозки певцу-сэпу:

– Эдэрик, любимец песни! Мы начинаем большое дело – так спой же нам. Воин – воинам. Спой так, чтобы мечи зашевелились в ножнах!

Сэп одним прыжком оказался рядом с кэйвитнгом. Он был молод, медно-рыжие волосы, заплетённые в перевитые золотом косы, падали на закрытую чёрной кольчугой широкую грудь. Движением руки отбросив плащ, Эдэрик снял арфу с круто изогнутыми посеребрёнными рогами с бедра и поставил её на колено – а ногу утвердил на борту.

– Анласы отважные!

Дьяуса-воина,

Ветра-Вайу

Дети любимые!

Дорога морская,

Топи и чащи

Нам все покроны!

Новые земли,

Богами данные,

На щит поднимем,

Мечами вспашем,

Костьми засеем

Врагов бесчисленных!

Выйдем мы в поле —

Земля качнётся!

Выйдем на море —

Волны в берег

Ударят с громом!

Боги наши

И предки наши

На нас, анласов,

Своих потомков,

Из дальних пределов

Смотрят довольно!

Открыты для воинов

Врата посмертья!

Воины, смерти

В бою не страшитесь!

Нет лучше доли,

Чем за родной свой

Роди сражаться

И пасть в сраженье!!!

* * *

Мальчишки покинули место совета в несколько лихорадочном, приподнятом настроении. Они без нужды доставали оружие, излишне громко говорили и в открытую обсуждали свои планы – кое-кто уже взял штурмом город-другой, порубил сотню врагов и поднёс выкуп за невесту кому-нибудь из пати.

Впрочем, Вадим понял уже, что война и вправду сулила хорошую жизнь всем – от кэйвинга до полуневольников-лэти. Несмотря на кочевое прошлое, идеалом большинства анласов было осесть на землю, распахать хороший её кусок, а на остальной – развести коней и коров. Земля лежала перед ними – только бери, а уж взять-то любой из них не помедлит!

Вадим слегка отстал – ему было интересно посмотреть лагерь. А Ротбирт отстал за компанию с другом. Вокруг кипела суета – казалось, весь зинд собирается сниматься буквально сию секунду. На самом же деле выступать решено было лишь через два дня, но женщины уже перебирали скарб, мужчины правили упряжи для волов, чинили повозки и оружие, мальчишки играли в "поход" и "войну с карликами"…

Ротбирт, рассказывавший об увиденных охотничьих псах, вдруг осекся и замедлил шаг. Вадим даже ничего не успел спросить – крутнув головой, увидел сидящего на перекрещённых оглоблях старика.

Седой, как снег, с заплетённой в косу длинной бородой, но, тем не менее, ещё очень крепкий, он сидел, широко расставив ноги и сплетя длинные узловатые пальцы на навершии сучковатого посоха, упёртого в землю. Синюю хламиду в юношески тонкой талии перетягивал ремешок, на котором висели кошель и сакса.

– Атрапан, – шепнул Ротбирт. – Пойдём скорей, Вадомайр…

Кустистые, похожие на клочья северного мха брови атрапана шевельнулись, открыв глаза, показавшиеся Вадиму белыми… но нет, просто в них разлилась очень светлая голубизна. Невидимые за клювовидным носом и усами губы произнесли – отчётливо, негромко:

– Привет тебе, Вадомайр Славянин, отважный кэйвинг.

Ротбирт охнул и даже отстранился от Вадима, неверяще глядя на него. Вадим же шагнул вперёд и удивлённо спросил:

– Почему вы… – начал он по-русски, но перешёл на анласский, – …ты меня так называешь, старик? Я даже ещё не ратэст вашего кэйвинга, а ты меня называешь этим титулом!

Брови нависли, вновь скрыв голубизну:

– В "Речи Дьяуса" сказано: "Закрывающий глаза – слеп сдважды." Я сказал то, что видел.

Вадим, хмурясь, смотрел на старика, плотно сжав губы. Атрапан, казалось, уснул – и Вадим, пожав плечами, зашагал дальше.

Ни он, ни поспешивший следом Ротбирт не видели, как атрапан вновь поднял голову и, вскинув посох, начертил им в воздухе непонятный знак. Мало кто из анласов мог бы его прочитать… но это был знак "йра" – "искра".

Ещё его можно было прочесть как "ора".

Судьба.

* * *

Вадим мучился кошмаром. Темноликие огромные всадники вихрем носились вокруг, перескакивая через мальчишку – а он лежал на земле и не мог пошевелиться. Он отчаянно пытался освободиться от того, что мешало встать – и не мог. На северо-востоке горело небо, и в этом огненном зареве на всадниках и конях алел металл…

…Прикосновение к плечу разбудило его мгновенно, как и положено просыпаться воину. Но явь оказалась в первый миг такой непостижимой, что Вадим дёрнулся за топором.

И замер, поняв, что именно происходит. Поняв с дрожью и радостью.

Рядом с ним стояли двое ратэстов в полных доспехах. Каждый держал в правой руке факел, левая – лежала на рукояти меча. Шлемы и пляшущий огонь факелов мешали разглядеть лица – глазницы масок казались наполненными чернотой.

– Вставай и идём, – невозможно было определить даже, кто из них это говорит.

Вадим поднялся. Его неожиданно охватил озноб. Ночь была тёплой. А что такое "нервы" – Вадим давно и прочно забыл… по крайней мере, ему так казалось – но теперь его начало потряхивать. Подступившее ликование мешалось с жутью.

Один ратэст сделал шаг назад, второй – вперёд, и Вадим оказался между ними. Факелы чуть опустились.

На траве лежала ледяная роса – значит, скоро наступит утро… Вадим шёл, как во сне. Впереди, на фоне неба, в свете факелов обрисовались фигуры пяти коней; ещё двое ратэстов ждали в сёдлах.

Вихрь был не осёдлан, но стоял неожиданно спокойно. Вадим прыгнул ему на спину, стиснул коленями бока, пятками уперся в мослаки. Ратэсты выстроились квадратом, буквально сдавив Вихря своими конями. С места взяли в галоп, увлекая за собой…

…Вадим не мог понять, куда они скачут. Красные тени прыгали по кустам, траве и стволам деревьев. Ветер бил в лицо. Гремели копыта. В зрачках коней – безумных от скачки – металось пламя.

Впереди послышался звук трампета. Скакавшие первой парой ратэсты вскинули факелы и резко бросили руки вниз – загудело пламя… Все пятеро на полном скаку ворвались в дубовую рощу – Вадиму почудилось, что из-под конских копыт метнулись какие-то маленькие существа… но не звери… Впереди колебались огни – множество огней – но было очень и очень тихо.

Кони встали как вкопанные. Ратэсты соскочили наземь. Вадим – тоже. Он не рассчитал высоты, земля больно ударила по пальцам ног, но ратэсты даже не дали остановиться – стиснули латными боками, как только что их кони – Вихря.

Шаг. Шаг. Шаг.

Дубы тут образовывали естественное кольцо. Второе кольцо образовывали ратэсты – они стояли, уперев меч в правой руке в землю, а левую – с факелом – высоко подняв над головой.

В центре поляны полыхал костёр – языки пламени в ночном воздухе были почти неподвижны, но свист и гул пламени наполняли поляну. Возле огня застыл, сложив руки на посохе, атрапан. Вадим не мог различить, тот ли это, что назвал его кэйвингом – или другой. На противоположной стороне костра четверо ратэстов держали за верёвки, привязанные к ногам, могучего бука – зверь, наклонив голову, хрипло дышал, целя в пространство пиками рогов.

Ратэсты шагнули в стороны, освобождая Вадима. Почти физически ощущая на себе десятки взглядов, мальчишка пересилил себя – и пошёл к огню один.

Протянутый посох атрапана преградил ему путь в пламя. Огонь заливал тело Вадима жаром, и вскоре кожа его заблестела от пота, а губы пересохли – но мальчишка стоял каменно-неподвижно, глядя в пламя немигающими серыми глазами.

– Зачем ты пришёл? – невозможно было понять, кто спросил…

– Обрести силу всех и отдать силу всем! – звонко ответил Вадим; казалось, что эти слова, чеканенные из солнечной бронзы, повисли в воздухе над огнём костра.

– Будешь ли ты нам другом и опорой в ответ на наши дружбу и поддержку – в горе, радости, веселье, страхе, боли, счастье – во всей жизни воина?

– Буду, – без колебаний ответил Вадим.

– Клянёшься ли ты в верности туру – баннорту зинда анла-энграм?

– Клянусь, – жар становился невыносимым.

– Придёшь ли ты ко мне на помощь и после смерти?

– Приду, – твёрдо ответил Вадим. Сейчас он верил в свои слова.

– Чем же ты клянёшься мне во всём этом?

Жар почти физически толкал в грудь: "Отойди! Отойди!" Но отходить нельзя – наоборот, нужно будет сделать ещё шаг…

– Своей кровью и своей честью! Дубом, терновником и ясенем! Зелёными холмами и хрустальными реками! Именем предков и своим именем! – чётко и раздельно сказал Вадим.

– Дьяус слышит! Дьяус знает! Дьяус свидетель! – грянул хор мужских голосов. – Дьяус слышит!! Дьяус знает!! Дьяус свидетель!! Дьяус слышит!!! Дьяус знает!!! Дьяус свидетель!!!

Опустившись на колено, Вадим без колебаний протянул руку в огонь…

…Боль, которую он испытал вслед за этим, не шла ни в какое сравнение с чем-либо, ранее испытанным в жизни. Первым его желанием – слепым желанием тела – было – немедленно выхватить руку из пламени, но усилием воли Вадим заставил себя не думать об этом и, подняв голову, улыбнулся. По лицу его текли слёзы. "Если есть какие-то боги, – подумал он очень отчётливо от этой боли, – то пусть они дадут мне силы терпеть."

Хор нараспев говорил:

– Друзей в беде не оставляй.

Кто слаб – того не обижай.

Не разрушай, а создавай!

Слова на ветер не бросай.

Любовь свою не оскверняй.

Стране родной не изменяй…

Вадим перестал видеть и слышать – в ушах возник монотонный гул, а перед глазами повис ровный алый туман боли. И, когда боль стала непереносимой и запредельной, чья-то рука схватила и стиснула ладонь Вадима, причинив в первый момент ещё большую муку, но защитив руку мальчишки от огня. Вадим широко распахнул глаза и вдруг отчётливо увидел того, кто вместе с ним держал руку в огне – по другую сторону пламени стояла на колене Ротбирт. Тело анласа блестело от пота, пот и слёзы катились по лицу, но губы были раздвинуты в улыбке, а в глазах кроме боли были заслонявшие её восторг – и ярость.

"Ротбирт – мой побратим," – подумал Вадим.

Голоса умолкли.

Вадим и Ротбирт встали на ноги. Вадим качнулся, но Ротбирт поддержал его и отшагнул в сторону – последнее пожатие пальцев было как призыв держаться.

Четверо ратэстов встали на колено и скрестили мечи. Вадим ступил на это перекрестье, похожее на скрещение лунных лучей – ощущая ступнями холод клинков. Рука болела почти невыносимо – и он взлетел вверх, на уровень плеч ратэстов. Одновременно слитный, короткий удар заставил его вздрогнуть. Тени махали ало-чёрными крыльями. Это ратэсты били по рукоятям факелов мечами.

Удары превратились в слитный грохот… и возникло странное чувство полёта – полёта над сверкающими полосами клинков, над костром, над поляной, над дубами, над всем миром…

…Мечи опустились вниз – и Вадим шагнул с них на землю. Теперь он стоял перед коридором из скрещённых мечей, а в конце коридора человек протягивал ему, Вадиму, что-то… что-то непонятное…

Мальчишка прошёл этим коридором – с лязгом опускались клинки за его спиной – и взял в руку то что ему протягивали: топор из чёрного камня, украшенный высеченными глубокими знаками, в свете костра отливавшими алым – казалось, бороздки наполнены кровью.

– Бери, – голос человека показался ему знакомым.

– Отдам преданностью, – ответил Вадим, не обращая внимания на толчки боли в руке.

Надвинулась морда быка – с горящими глазами, обдающая пряным запахом… Взметнув топор, Вадим с выдохом обрушил её на широкий лоб между раскинутых рогов – и кровь свистнула ему на руки, на грудь, в лицо, скрепляя союз нового ратэста с кэйвингом и всей дружиной…

…Дым. Пряно пахнущий дым клубился со всех сторон, и Вадим… Вадомайр?.. плыл в этом дыму. Из дыма опустилась птица – огненная птица – и вцепилась когтями в руку, в правое запястье… и стала на ней – на руке – витой татуировкой, изображавшей птицу, терзающую змею.

Татуировка была серая, только глаза птицы горели алым, как раны.

* * *

Заря занялась огромным костром в пол-неба. Недобрая, огненная… Такие зори часто бывают в морозные зимние дни – и почти никогда летом.

Десяток всадников-анласов двигался вдоль лесной опушки. Высокие кони шли плавным шагом, острия пик покачивались в красном небе. Воронение кольчуг тускло, тяжёлыми алыми искрами поблёскивало на фоне пока ещё чёрной стены леса. Было тихо, лишь по временам пофыркивали кони, сухо звякала сталь, да слышались негромкие, короткие переговоры.

Предутренний час, когда нечисть и ночные хищники возвращаются в логова, миновал, и солнце хлынуло в лес расплавленной бронзой. Чёрные силуэты превратились в людей и коней.

Вадим и Ротбирт ехали стремя в стремя. Оба мальчика были без шлемов – устроили их на передних луках сёдел. Отряд мотался верхом с двух ночи – кэйвинг выслал несколько дозоров, потому что совершенно определённо начинались земли, принадлежавшие хангарам.

Страной хангаров – Хана Гаар – управлял хаган. Она делилась на области-урханы, которыми правили наместники-сюууджи. Каждый урхан делился в свою очередь на даханы с датханами во главе. И уже было известно, что воинов у хангаров очень-очень много…

Пати Гэст, поставленный командовать этим дозором, был тяжеловатый на действия, уже немолодой, но очень опытный воин. Разведка была для него привычным делом. Покачиваясь в седле – рослый даже для анласа, похожий на ястреба – пати прятал в углах рта усмешку. Ему нравилось, что молодые ратэсты, из которых состоял его отряд, не боятся и не волнуются. Щитоносец Гэста, один из его внуков, медноволосый парнишка, обрывал губами с веточки крупные, спелые ягоды голубики.

– Лопнешь, – негромко сказал Ротбирт.

– Не жалко, – щитоносец протянул широким жестом, не глядя, шлем, на треть заполненный ягодами. Ротбирт достал две, сунул одну Вадиму.

Впереди начался крутой косогор, поросший малинником, а наверху, словно часовые, стояли мрачные ели.

– Пр, – Гэст остановил коня, повернулся в седле. – Довольно жрать! Проверьте, что там, за елями, – он указал на двоих ратэстов. Те спешились и неслышной побежкой, накладывая стреляя на тетивы, двинулись вперёд. Остальные развернулись в цепь и приготовились ждать…

Дробной рысью-иноходью выскочили из-за елей и стали спускаться к опушке трое хангарских всадников в латах. Очевидно, они не сразу заметили анласов… а потом стало поздно. Двое разведчиков, вскинув луки, метнули стрелы раньше, чем хангары дёрнулись. Один взмахнул руками и покатился с седла со стрелой между глаз. Второй конвульсивно дёрнулся и свесился на гриву, уронив руку – стрела торчала слева в груди.

Третий, гортанно крикнув, ударом колен развернул коня и погнал его вверх, к спасительным елям. Коротко свистнув, бронебойная стрела ударила его в шею сзади, пробив латный ворот – всадник кувыркнулся через круп. Ротбирт, улыбаясь, опустил лук. Он стрелял с седла, уперев лук в носок выставленной ноги.

– Метко, – похвалил кто-то. Ротбирт зыркнул, ответил насмешливо:

– Будешь хвалить, когда выстрелишь так же. До той поры – учись.

Говоривший, похоже, онемел. Остальные негромко, но одобрительно рассмеялись.

Разведчики вернулись быстро. Садясь в седло, старший сказал, указывая луком на ели:

– Там, дальше, большая долина. В лиге от склона крепость.

– Какая? – Гэст положил ладонь на шлем.

– Так… – разведчик поморщился. – Я бы не назвал её сильной. Земляной вал, в нём ворота. Ров, похоже, сухой, как моя глотка. Стража у ворот есть, четверо пеших.

– Сколько там на глаз может быть воинов? – выяснял Гэст.

– Не больше полусотни, – уверенно ответил разведчик.

Гэст задумался, став ещё больше похож на хищную птицу, чем обычно. Ратэсты притихли. Наконец пати вскинул голову и широко улыбнулся:

– Клянусь луком Вайу, что они тут давным-давно забыли, что такое бой! Слушайте! Пятеро из нас со мной во главе выманят из крепости часть воинов… скорее всего – большую и лучшую. Выманят под стрелы остальных, которые засядут за елями. Потом все – в сёдла и галопом на ворота. А дальше…

Он не договорил, но что будет дальше, не требовало объяснений.

* * *

Полдюжины стрел Ротбирт воткнул в землю перед собой. Пошевелил осторожно густые еловые лапы, открывая себе обзор, завёл одну за другую.

Всадники ехали шагом в сторону крепости. Отчётливо было видно, что они очень хотят проскользнуть мимо неё незамеченными. Очевидно, поняли это и хангары. Они обманули сами себя…

Из широко распахнутых ворот, словно клинок из ножен, выметнулись три десятка всадников в доспехах, на бронированных конях. Анласы, великолепно имитируя замешательство, закрутились на месте, потом помчались обратно. Кто-то из стрелков засмеялся тихо, видя, как "бегущие" старательно стягивают поводья, чтобы анласские звери не оставили хангарских коней ни с чем.

Ротбирт провёл пальцами по древкам стрел, по оперениям. Выбрал бронебойную стрелу, положил на кулак. И прищурился. Подпустить на две сотни шагов… даже ближе, на полтораста, чтобы не успели уйти из-под стрел.

Хангары начали стрелять на скаку – чёрточки стрел заштриховали воздух, видно было, как некоторые отскакивают от кольчуг анласов и застревают в кожаной конской броне. Вадомайр на своём Вихре скакал на левом фланге – Ротбирт видел недовольное лицо славянина и мысленно выругал друга за то, что тот не надел шлем. Едва он подумал об этом, как волосы Вадомайра подбросила стрела.

– Боги… – выдохнул Ротбирт, натягивая тетиву.

– Остынь, рано, – заметили слева.

Гэст вдруг резко отвернул вправо. Остальные – за ним, открывая фронт для стрельбы.