Текст книги "Последний день войны"

Автор книги: Олег Верещагин

– Он что-то нашёл, – сказал Ротбирт. – Не пойму, что?

Вадим промолчал.

Свидда прохаживался возле лежащего на борту – полувыброшенного на берег – небольшого бело-золотого катера. Катера с подвесным мотором.

* * *

Рыбаки ни на секунду не усомнились, когда Вадомайр сказал им, что Ротбирт убил кракена. Их шумное ликование и искренние, но навязчивые знаки внимания скорок здорово надоели анласам, и почти все они, забравшись на корабли, завалились спать, выставив охрану.

А Ротбирт долго не мог уснуть. Он обходил посты, поднимался на скиду, бродил по берегу. Беспокойство мешало даже просто прилечь. Даже то, что Вадомайр вроде бы спит, не вернуло Ротбирту равновесия.

С раннего детства в полусказочных песнях, перед исполнением которых скопы честно предупреждали: не мы складывали, не нам отвечать за неправду, перед Ротбиртом жили образы самодвижущихся лодок, летящих в небе людей, повозок, бегущих без лошади или быка… Он твёрдо знал, что всё это – сказки. Но тогда – в их первую встречу – Вадомайр метнул из руки гром, и это не показалось Ротбирту, как он сам себя убеждал. И сейчас… Ротбирт мог поклясться – на странный самоходный кораблик, который с таким воем и свистом доставил их к своим, перепугав заодно всех вокруг, Вадомайр смотрел, как… нет, не испуганно… как… так смотрят на давно потерянную вещь, в существовании которой и сам уже разуверился… а она вдруг выкатывается под ноги. И как уверенно управлял он этим корабликом…

Устав от бесплодных размышлений, Ротбирт вернулся в лагерь и со вздохом улёгся рядом с другом на разостланный плащ. Над головой сияло чужое небо с крупными, непривычными звёздами – мальчишка не мог найти привычной Лосихи, Глаз Великана, Небесного Гвоздя… Вадомайр вздохнул во сне, нашарил край плаща, укрыл им ноги – от воды начало тянуть холодком – и что-то сказал на своём родном языке. Ротбирт посмотрел искоса на спокойное, расслабленное лицо друга. Вздохнул снова. И закрыл глаза…

…Выползшая из леса или моря злая мора уселась Вадомайру на грудь и начала плести липкие, тягучие нити кошмарного сна. Горел багровый огонь в чёрных и золотых чашах. Каменные истуканы, смыкаясь в боевой строй, шагали на Вадомайра – и с хрустом валились, словно фигурки для игры, открывая морду грифона… нет, нарисованную морду грифона на носу угловатого серебристого аппарата. Вадомайр… нет, Вадим бежал изо всех сил, но два алых пучка света из глаз грифона настигали его, ловили и больше не выпускали. Сотни боевых кораблей летели над выжженной землёй, над морем, покрытым обломками судов, извергали серебряный металлический ливень и лимонное призрачное пламя – летели в неправдоподобно чётком строю, красивом и грозном. Люди прятались в пещерах, в лесных чащах, где их разрывали невиданные, вошедшие в кошмар из ещё большего кошмара, чудища. Потом спустилась ночь – и осталась только ночь. В этой ночи стоял Вадим, держа в руке свой меч – перед собой, словно в ожидании нападения. А из мрака двигалось что-то, чему не было ни названия, ни облика…

…Ужас, при ближавшийся из тьмы, заставил Вадомайра проснуться.

Этот же ужас спас ему жизнь.

Он успел заметить высверк ножа, вскинутого над ним – через всё звёздное небо. И ударил под этот высверк левой, а ниже – правой.

Кто-то, охнув, отлетел в сторону. Вадомайр вскочил. В темноте метались огни, звенела сталь, кричали люди. Чёрная фигура поднималась на ноги, и Вадомайр, словно падая вперёд, нанёс быстрый свинг – в левую скулу ночного гостя правой. На этот раз нападавший даже не вскрикнул. Вадомайр цапнул с песка меч, заорал во всю силу лёгких:

– Рот-бииииирт!!!

Ответа не было, только звенела сталь и слышались крики. Из темноты возник ещё один нападающий, и теперь Вадомайр рассмотрел его. Обтянутый чёрным так, что не осталось ничего открытого, даже глаза – словно у насекомого – закрыты чёрными линзами. Мальчишка не успел отреагировать – чёрный вдруг словно пропал куда-то, правый локоть сломала боль, и Вадомайр полетел на песок, а нападающий оказался на нём – придавил шею коленом и ловко скручивал руки ремнём.

Парень начал рваться – молча, бешено выкручиваясь. От нападавшего пахло человеком – потом, злобой, напряжением, азартом – хорошо знакомо пахло, пахло боем. Этот странно успокоило… Вадомайр не давал заломить руки одну к одной, уперся ногами и сильным рывком всего тела – словно вскидываясь в седле – швырнул врага с себя в песок. Тот упал ловко, не выпустив руки Вадомайра, но мальчишка развёл их рывком – и сам навалился сверху… однако нога противника оказалась на шее подколенным сгибом, и Вадомайр кувыркнулся в сторону, не успев даже дёрнуться; последовал точный пинок в пах, и сверху на мальчишку снова навалились.

Точнее – попытались. Вадомайр успел развернуться боком и обрушил сцепленные кулаки на удобно пришедшийся затылок врага.

От такого удара спастись было нереально. Раздался короткий хруст, ноги и руки врага дёрнулись, и он ткнулся в песок.

– Вадомайр! Стормен! – из темноты разом возникли воины, как по волшебству – словно спали злые чары. Вадомайр поднимался на ноги, ощущая мерзкую дрожь внутри.

– Где Ротбирт? – спросил он.

* * *

Деревню вырезали. При виде этого зрелища Вадомайра охватил не испуг – он ощутил изумление. Почти сто человек – мужчин, женщин и детей – и весь скот зарезали в сотне шагов от лагеря опытных воинов – и никто ничего не услышал. Удары наносились по горлу – вроде бы даже не мечом, а чем-то тончашим и острым, просто-напросто отделявшим голову от тела. Видимо, никто и проснуться-то не успел. Потом кто-то из воинов принёс сверкающий, отточенный до бритвенной остроты диск с отверстием посередине. Такими штуками, брошенными из темноты, были убиты все четверо караульных – им диски попали тоже точно в горло.

– Чакра, – вспомнил Вадим, сказал это вслух. Слово походило на анласское "чаккир" – "звезда". – Чёрт, да что же происходит?!

Никто не мог ему этого объяснить.

Тревогу – чудом – поднял проснувшийся по нужде воин. Нападавшие разделились на две группы – одна пошла к кораблям, а вторая – в лагерь. Вот её и засекли. Сколько было нападавших – выяснить не удалось, они оставили всего четверых убитых, а анласы потеряли одиннадцать человек.

Ротбирт пропал. Вадомайр метался по берегу, потом – по лесу, звал, в конце уже хрипел, сорвав глотку начисто, чуть не убил прискакавших людей хантари, растерянно и испуганно взиравших на побоище, потом – бросился с мечом на деревья и только тут был связан ратэстами, которые начали отливать парня водой.

Только после этого, качаясь на подгибаюищхся ногах, он осмотрел одного из убитых врагов.

Это был парень ненамного старше самого Вадомайра. Светлокожий, сероглазый, русый (и коротко стриженый). Между оскаленных зубов стыла кровь.

Его снаряжение – одежда, маска со стёклами, гибкий пояс, обувь, несколько клинков – были сделаны из различной синтетики и карбида бора.

Вадомайр долго стоял над телом. Потом поднял голову и, обведя воинов долгим взглядом, приказал:

– За мной не ходить. Убью…

…За чёрной лакированной панелью оказалось то, что Вадим ожидал увидеть ещё вчера – но захлопотался и не посмотрел, а теперь клял себя. Экран довольно большого телеприёмника в окружении кнопок и динамиков.

Мальчишка протянул руку. Помедлил. Коснулся вызывающей, бросающейся в глаза, кнопки – и отдёрнул руку, хотя и тут всё произошло так, как он ожидал: послышался мягкий шорох, еле слышный свист – потом экран растаял, превратившись в окно – в него, казалось, можно просунуть руку. Послышалась музыка – бодрая, зовущая, даже чуточку весёлая, хотя больше грозная. И слова – мужские голоса пели:

– Фор он! Фор он!

Данвэ кёнхайт эрон, эрон!

Данвэ санс хайт эрон!

Данвэ санс эйар зэйт!

Фор вэйт, фор вэйт унс вэйт!

В окне медленно всплыл и завращался глобус. Очертания материков и океанов были непривычны, и Вадим понял, что видит Эрд.

На фоне планеты ярко алел маленький крестик, похожий на крестик прицела.

Как во сне, Вадим коснулся крестика – и тот послушно поплыл за пальцем…

…Хана Гаар шевелился, как жуткий червятник. Конные тысячи латников текли к границам Остан Эрдэ и Галада, а за ними валили толпы простых воинов. Между тем латные сотни Остан Эрдэ – словно обезумев! – шли к границам Эндойна и Галада, будто там и вправду сошли с ума и не видели настоящей опасности! Флоты Эндойна, Пенры, Галада, Орилана вышли в море и спешили к Эргаю… Эргай горел!!! Золотые чудища качались на мёртвой воде у его берегов. А откуда-то с юга спешил ещё один флот врага. Северные княжества анласов вооружались… а это что?!!! Вадим поспешно зашевелил рукой – что это?! Не может быть!!!

Экран погас с тихим звоном. В темноте всплыли угловатые алые буквы, и Вадим поспешно захлопнул панель.

Но зрелище городских улиц, запруженных машинами – надвинувшееся после неловкого поворота пальца, увёдшего крестик на юго-восток от Хребта Змея – по-прежнему стояло перед глазами.

* * *

– Мы будем спешить, – Вадомайр указал на север. – Мы будем очень спешить. Местные говорят, что прямо на север отсюда проливы с водоворотами, но там и есть самая короткая дорога к нашим берегам. Короче, чем мы шли сюда… Ты идёшь, Свидда?

– Я иду, – ответил тот, затягивая ремень. – Но я не понимаю – ты не будешь искать Ротбирта? Кто напал на нас? Что вообще происходит?

Вадомайр рывком затянул ремень и, не отвечая, повернулся к "Гармайру":

– На борт! Ставьте парус! Мы плывём домой – воевать!

* * *

Издалека чёрный корабль казался откованным из старой бронзы. Безпарусный, узкий, как лезвие меча, он двигался почти бесшумно и с невероятной скоростью, параллельно пересекая курс ушедших за горизонт скид.

Людей на палубе было немного – взрослые и подростки, как две капли воды похожие на напавших ночью на лагерь анласов. Видимо, жара им досаждала сильно, потому что почти все поснимали чёрные куртки и вели себя совершенно обычно – смеялись, шутили, кто-то оттачивал клинок, двое играли в шахматы… Рослые, атлетически сложенные, они двигались с ленивой грацией страшных хищных животных. Над палубой звучала речь данвэ, хотя по внешности почти никто из людей на данвэ не походил – скорей это были славяне и анласы.

В скошенной назад открытой рубке у маленького штурвала стоял желтоволосый молодой мужчина в полной форме; рядом с ним – данвэ в полувоенной одежде. Они молчали – желтоволосый рассматривал горизонт, данвэ наконец пошевелился и сказал тихо, но очень чётко:

– Я пойду займусь нашей ошибкой. Держите прежний курс.

Желтоволосый кивнул…

…Ротбирт лежал распятый на широком пластиковом столе. Вошедшего он встретил взглядом, в котором не было ничего, кроме ненависти… хотя ещё секунду назад мальчишка рассматривал окружающие его предметы и обстановку маленькой каюты с оторопелым страхом.

– Ротбирт сын Норма, – сказал данвэ на анласском, останавливаясь возле стола, и его голос изменился, став неживым и очень правильным. – Пятнадцать лет, анлас из анла-тэзар… Ну что, Ротбирт сын Норма, я хочу предложить тебе службу. Хорошо оплачиваемую, почётную, полную достойных мужчины приключений… а главное – несущую в мир добро и порядок.

– У тебя странный язык, – ответил Ротбирт, – иначе ты не называл бы смерть добром, а разорение – порядком. Я воин, а не ночной убийца.

– Зачем играть словами? – данвэ прошёлся возле стола. – Разве вы, анласы, не считаете достойным убивать врагов, брать добычу, отнимать землю у тех, кто слабей вас? Так почему ты решил, что ты лучше нас?

Лицо Ротбирта на миг стало растерянным. То, что он услышал, звучало точно и правильно. Нет, мальчишка не усомнился в том, чем жил… но он не мог найти слов, чтобы опровергнуть сказанное врагом. А что данвэ враг – Ротбирт не сомневался тоже.

Данвэ улыбнулся – узкие губы широкого рта раздвинулись, открыли безупречные зубы. Улыбка была дружелюбной:

– Тебе достаточно дать слово, – предложил он. – Конечно, ты уже не маленький ребёнок, тебя не воспитать по… нашим методикам, но ты умеешь сражаться и ещё можешь научиться гораздо большему… Слово – и всё. Я знаю, что вы никогда его не нарушаете.

– Нет, – тихо сказал мальчишка. Движение мышц показало, что он хотел съёжиться – в невольном страхе перед тем, что может сделать с ним демон… но "нет" прозвучало непреклонно и однозначно.

– Почему? – поинтересовался данвэ как ни в чём не бывало. – Ты никому не обязан словом. А среди наших людей ты встретишь и своих соплеменников.

– Ты лжец, демон, – презрительно скривил губы Ротбирт. – Ни один анлас не станет служить тому, что считает несправедливым.

– Верно. Но кто сказал, что мы несправедливы?

Ротбирт облизнул губы. Ему снова нечего было возразить – и мысли разбегались, как мыши-полёвки из разорённого гнезда.

– Где Вадомайр? – спросил он. Взгляд данвэ стал тяжёлым.

– Наши люди ошиблись, и ты был взят вместо него, – ответил он. – Ты, кстати, знаешь, откуда родом твой приятель?

– Он славянин, – ответил Ротбирт. – Не знаю, откуда.

Данвэ несколько секунд изучал лицо Ротбирта – и этот взгляд был болезненным, как будто по коже катался шипастый валик. Потом зелёные глаза скользнули куда-то в сторону, и данвэ спросил, как ни в чём не бывало:

– Так как с моим предложением?

– У меня есть побратим, – сказал Ротбирт. Он понимал, что близится что-то очень страшное и торопился как можно больше сказать, потому что, может статься, больше этот мир и не услышит его голоса… а ещё – ещё ему было просто очень страшно. – И есть место в ст рою и вождь. И я не думаю, что достойной их бросить – правы они или нет. Больше я не буду с тобой говорить, демон. Но ты мне скажи – если так уж велика ваша правота – что за радость твоим собратьям во имя её мучить беззащитных? Я видел это, данвэ. Видел сам.

Данвэ резко покраснел. Его пальцы вцепились в плечи Ротбирта так, что хрустнули кости.

– Ублюдок… – прошипел он. – Ах ты маленькая тварь! Посмотрим, как ты запоёшь, когда я сломаю тебя… вот так…

И Ротбирт нарушил своё слово. Глядя прямо в зелёный бешеный огонь вражеских глаз, он тихо сказал:

– Я ничего не могу поставить против твоей силы. Может, ты и в самом деле сломаешь меня. Может, мне в радость будет служить тебе и восхищаться тобой. Но ты всё равно будешь знать – на самом деле я думаю о тебе то, что скажу сейчас, а не то, что стану говорить потом. А думаю я, что дурным будет твой конец – дурным, как гноящаяся язва. И ещё – что я тебя презираю, демон. Ненависти моей ты не дождёшься – не достоин. И не пугай меня – до того всё тяжко и страшно, что уже и не страшно.

И Ротбирт умолк.

Интерлюдия: Старьёвщик

 
Разменяй вассальскую верность на пригоршню медных монет!
Стоит ли жить по истлевшим законам, смысл которых забыт?
Горстка безумцев под знаменем веры сгинет в ближайшей войне,
А тот, кто случайно останется цел, будет рутиной добит.
А деньги деньгами будут всегда,
С деньгами вином обернется вода,
Хочешь домой неси, хочешь в кабак.
Разве не так?
 
 
Обменяй бессмертную дружбу на тощий кошель серебра!
Ныне под этим подержанным словом всяк понимает свое.
Завтра вонзит кинжал меж лопаток тот, кто был другом вчера,
Или же просто однажды с рассветом не попрощавшись уйдет.
А горсть серебра – это новая жизнь,
Все сразу потрать или впрок отложи,
Теплая куртка и мягкий тюфяк.
Разве не так?
 
 
За любовь – бесполезное чувство – больше монеты не дам!
Впрочем, за этот товар по закону золотом должно платить.
Ныне повсюду в избытке подделок, с истинным чудом беда.
Даже среди благородных и верных чистой любви не найти.
Но если найдешь и захочешь продать:
Я всегда здесь, я всегда буду ждать,
Только никто не вернулся пока.
Только пока…[12]12
  Слова барда Тэм Гринхилл.


[Закрыть]
 

* * *

– Кипящее море – вот как назовём! – прокричал Свидда с носа своего корабля. Вадомайр поднял руку в знак того, что слышит.

По этим водам не плавали корабли, хотя путь через водовороты среди голых скалистых островов сокращал дорогу к берегам анласов втрое. Но корабль, входивший в это кипение, назад уже не приходил.

– Вот он – котел морских духов, – сказал кто-то позади Вадомайра.

– Кто боится – пусть прыгает за борт, – не оборачиваясь, бросил мальчишка, – без трусов скида пойдёт легче. А кто пойдёт со мной – будет рассказывать, как плюнул в пиво хозяину моря.

По кораблю прокатился хохот. Вадомайр прыжком поднялся на нос и закричал, перекрывая клокотание волн:

– Боги моря, ветра и неба! Вы все, слышите меня – так слушайте! Вы знаете, что любим мы славу и нередко ради неё бьёмся с людьми, зверями и волнами! Но сейчас не славы мы ищем в этих водах! Мы идём спасать наш народ! Дайте же крепость нашим вёслам, нашим кораблям и нам, вашим братьям! И никто из нас не попросит лучше награды! – он соскочил на палубу и сел на своё место, положил ладони на веретено весла. Бросил взгляд вперёд – скида Свидды уже входила в бурлящую воду.

– Кормчий! – крикнул Вадомайр, напрягаясь перед рывком. – Давай!

Закричал гонг. Вёсла, поднявшись разом, взбили воду в белую лёгкую пену. И "Гармайр" ринулся в водовороты под загремевшую песню:

– Скиды нос сверкающий

Тело моря режет,

Меч мой крови жаждет,

Жаркой будет сеча!

* * *

Вадомайр больше не был сторменом. Он стал просто одним из гребцов, а судьба – их и скиды – зависела от уже немолодого человека у рулевого весла.

Недаром кэйвинг дал стормену лучшего из кормчих…

…Скид извивался в волнах, словно морской змей. Любой корабль, построенный на гвоздях, давно уже размололо бы волнами – но не его, сшитый корнями сосны.

– Поворт!

Орущая яма рта.

– Левый – суши! Правый – рывок!

Клочья пены, летящие по воздуху. И крик вёсел, сгибающихся в дугу в ладонях. Только бы они выдержали, только бы выдержал корабль – а люди выдержат, выдержат…

– Греби! Греби! Оба – греби!

Скид бежал сквозь волны на могучих сосновых лапах.

– Левый – суши! Правый – табань! Левый – греби! Оба – греби!

Ряды сгибающихся и разгибающихся спин мощно, однотонно ухали. Навстречу, точно мечи и щиты врага в бою, выпрыгивали то лезвия скал, то предательские мели. Возле кормчего встали ещё двое – одному было не провернуть весла.

Об этом ещё споют. Споют, как они гребли – на битву, словно на долгожданный праздник. Гребли через кипящие воды – и если бы не выдержала хоть одна доска… хоть одно весло…

– Оба – греби! Левое – табань! Правое – суши! Оба – назад! Левое – греби! Правое – суши! Оба – греби!

Они пели. Вернее – ревели, заглушая грохот водяных струй, и казалось, что голоса Дев Ветра, кружащих над мачтой, вторят мужским голосам в песне победы. В том, что победа придёт, не усомнился ни один…

…Когда рукоять засокльзила в руках Вадомайра, он не понял, почему это происходит – и перехватился удобней, не сломав ритма гребли.

– У тебя кровь, пати! – закричал сосед-гребец. Вадомайр бросил взгляд на веретено весла – густые, тяжёлые капли падали то на палубу, то на колени.

– Я вижу, Ротбирт, – спокойно ответил он. Коротко, чтобы не сбить дыхания.

И явно не поняв, что на весле рядом с ним сидит не Ротбрит.

* * *

Эргай всё ещё держался. Сама крепость давно превратилась в руины – её защитники дрались на баррикадах, наваленных из груд дроблёного кирпича и оплавленных глыб. Чёрный едкий дым застилал небо и был виден далеко окрест, до саых берегов континента и до острова Саркрэст, где в тот день собрались флоты анласских княжеств, шедших к Эргаю.

Самым крупным был флот Эндойна – двадцать скид.

Флоты Пенры и Орилана насчитывали по двенадцать скид.

Баннорн – десять скид.

Галад – пять скид.

Брионнэ Ойка – четыре скиды.

Три скиды привёл вольный кэйвинг Синбэр сын Эотты, анлас, вожак отчанных головорезов, уже давно нападавший на морях на всё, что плавало.

И наконец – к флоту прибились две уцелевших скиды Эргая.

Шестьдесят восемь скид. Пять с половиной тысяч ратэстов.

Шесть золотых кораблей стояли у Эргая. И ещё четыре шли с юга, огибая кипение водоворотов в проливах. Две тысячи и полторы… правда – пока они порознь. Но и две тысячи данвэ на барках были не по силам анласам.

* * *

Но «Мольнирре», флагмане Эндойна и всего объединённого флота, собрался совет кэйвингов. Их принимал кэйвинг Рэнэхид сын Витивалье, анлас из анла-даннэй, властитель Эндойна. Были тут же кэйвинги: Эгберт сын Вильберта, анлас из анла-коммир, властитель Орилана, Эльхере Бычья Голова сын Колги, анлас из анла-атайнэ, властитель Пенры, Озви сын Куннбэло, анлас из анла-инвиш, властитель Баннорна, Кенфирд Костедробитель сын Эохминто, анлас из анла-аттэт, властитель Брионнэ Ойка, кэйвинг Синкэ Алый Клинок сын Радды, анлас из анла-тэзар, властитель Галада – и вольный кэйвинг Синбэр сын Эотты, анлас. И юный пати Увальд сын Йохаллы, под чьё начало отдались оба уцелевших скида Эргая.

Анласские вожди смотрели на дым над Эргаем. Никто из них не задавался вопросом: будет сражение – или нет? Никто так же не надеялся разгромить врага. Но его можно было отвлечь – чтобы население Эргая – то, что от него осталось – могло переправиться через пролив под защиту конницы прибрежных княжеств. Горько уходить с земли, где только-только обустроился. Но что делать?..

… – Если ударим разом, – гулко, как в бочку, говорил Эльхере Бычья Голова, – то сомнём, может, пару их кораблей, а в толчее, боги дадут, ускользнут те, кого мы пришли спасать!

– Не слишком ли много "может" и "если"? – спросил Синкэ Алый Клинок. К нему на совете прислушивались – эхо его побед давно прокатилось по всем землям.

– Предлагай, – спокойно сказал Рэнэхид. Синкэ повернулся к нему. Между этим двумя – героем моря и героем суши – сейчас лежала тень Вадомайра Славянина, которого Рэнэхид сманил со службы Синкэ – и который плавал сейчас где-то в южных морях.

– Я не слишком много понимаю в сражениях на море, – осторожно сказал Синкэ. – Но мне думается, не даст свалка ничего, кроме проигрыша. Напомню так же, кэйвинги, что наше поражение расколет тот щит, что закрывает сейчас берега княжеств… – среди вождей прошёл тревожный шёпот. – Враг силён. Слишком силён, чтобы вступить в открытую схватку.

– С каких пор дети Вайу и Дьяуса страшатся открытого боя? – спросил Озви, ровесник Рэнэхида. Синкэ наклонил голову:

– Никто не боится схватки и смерти. Но бесполезная гибель мне претит. Я не умаляю ничьей отваги, храбрый кэйвинг, но… спроси у отважного Синбэра, каковы данва в морском бою. Ты-то ведь ещё не встречался с ними?

– Нет, – проворчал владыка Баннорна. – Но слышал много, и слухи были устрашающими. Однако же, и Синбэр, и Рэнэхид – да и ты, отважный Синкэ! – били их.

– У нас всегда был перевес. Всегда – и как минимум тройной, – сказал Синбэр. – Я не нападаю на этих демонов, если не уверен в превосходстве. И пусть тот, кто считает меня трусом, скажет мне это в глаза.

– Видят боги, – послышался голос Рэнэхида, – я ненавижу данвэ не меньше вас и имею для этого больше причин, чем многие из вас. Все вы знаете, что от их рук погибли мои отец и брат.

– И мой брат, – подал голос Синкэ.

– И мой отец, – послышался голос до сих пор молчавшего Кенфирда Костедробителя.

– Да, – подытожил кивком Рэнэхид. – Больше всего на свете я хочу своими руками переломать кости стольким из них, скольким смогу, в бою лицом к лицу, но… но нам придётся прибегнуть к хитрости. Я знаю – сердце каждого анласа противится при мысли, что врага надо победть не честным оружием, а хитростью. Но мы встретились не с честным врагом. Наш враг – нечистые силы. Идёт ли в бой воин, не взяв меча? – Рэнэхид обвёл всех взглядом и сам себе ответил: – Нет. Так пусть же в этмо бою нашим мечом станет наша хитрость! Думайте. И помните, что от наших мыслей зависит, может быть, жизнь всего нашего народа.

Воцарилось молчание. А Эргай горел – казалось, в муке тянет остров к нему обугленные руки…

– Если бы мы могли заманить их корабли к берегам, – поморщился Эгберт, – и посадить на мели…

– Да, тогда не худо было бы наброситься на них сразу! – оживился Эльхере Бычья Голова.

– Мели лишь у берега, – напомнил Синкэ. – У самого берега, и они не пойдут туда за нами, даже если мы побежим у них на глазах.

– Мели! – вскинулся Увальд. Лицо мальчика вспыхнуло. – Мели! Смотрите! – его рука в кольчужной перчатке вытянулась к северной оконечности острова. – Когда приходит Норвайу, там открывается отмель. Мы собирали на ней… – мальчишка смутился. – Устрицы… собирали… Скиды и тогда ходят свободно, но золотые корабли сядут на брюхо…

Кэйвинги долго молчали. Наконец Рэнэхид встал.

– Норвайу с нами уже вторую неделю, – негромко сказал он, обводя всех внимательными глазами. – Это он принёс сюда наши скиды. И это – знак богов, братья.

С железным шелестом меч его пополз из ножен.

– Мы будем драться, – по-прежнему тихо говорил Рэнэхид, но в голосе его дрожала давно сдерживаемая ярость. – За наши очаги и наших богов, наши обиды и наших детей, наших предков и наших жён. Вайу и сталь!

* * *

– Они двинулись! – глаза офицера в прорези маски горели азартом.

Ан Эйтэн йорд Виардта кивнул, сохраняя внешнее спокойствие. В душе он ликова. Он видел и так, что узкие кораблики анласов, убрав паруса и мачты, разом ударили воду вёслами, выходя из мелких бухт Саркрэста и выстраиваясь в клин. Больше шести десятков! Ему хотелось завыть от счастья. Ан Эйтэн йорд Виардта оглянулся на развалины города. Это подождёт! А пока он расправится с наглыми безумцами. Развеет их по волнам, накормив акул и чаек – и тогда можно будет со смехом сказать отцу: ты со славянами в горах не справился, а я анласов разделал, как рыбу на доске.

– Что ж, благодарю вас, Вотан, Донар, Циу за то, что отдали врагов в мои руки, – пробормотал он.

Мало кто из данванов до сих пор верил в богов древности. Но обстановка располагала к надлежащему поведению.

– Ждать не будем, идём навстречу! – уже в голос скомандовал он…

…Не было на флоте данванов ни одного из тех наблюдателей, кто спасся при разгроме хангарского гарнизона Эргая.

И некому было рассказать ан Эйтэну йорд Виардте о мели у северной оконечности острова. А на карту он не посмотрел, чтобы не разрушать охватившего его ощущения переноса – в те времена, когда всё это было всерьёз…

* * *

Один человек не может победить тьму. Но он может не отдать ей себя – а это великая победа.

"Гармайр" был готов к бою. Ратэсты сидели по одному на весло, щиты вывешены на борта, лучники расположились на корме, а большинство воинов – на носу.

Не было среди лучников Ротбирта Стрелка.

За последние дни Вадомайр спал с лица. Оружия из руки он не выпускал даже во сне. И сейчас, держа шлем на локте, он стоял на носу. И улыбался. Страшноватой улыбкой…

Бой шёл вовсю. Дым – чёрный, жирный дым – стлался над водой, как дикий туман. До скида доносило страшный звук сражения – треск дерева, лязг стали, дикий рёв бойцов.

Один золотой корабль лежал на борту, затонув до середины палубы. Ещё один ушёл носом в воду. Два сцепились в смертельной хватке, протаранив друг друга. Пятый просто сидел на мели. На всех шёл яростный, беспощадный бой, бешеная резня, в которой исход схватки был один – сталь в плоть – в воду, за борт. Оставшийся корабль бешено выгребал прочь, но анласы расчалили его за севших на мель собратьев десятками тросов с "кошками" на длинных стержнях и осыпали градом стрел.

Видно было, что и анласы несут потери. Несколько скид горели, исходя странным жидким огнём – или просто обычным пламенем. Ещё несколько тонули… Но данвэ потеряли немалую часть преимущества – высокие борта их плавучих крепостей больше не были неприступны. Сейчас они сражались просто за то, чтобы убраться прочь от Эргая – на соединение с четырьмя кораблями, идущими на помощь с юга.

Вадомайр протянул руку:

– Трампет! – и в пальцы лёг прямой рог, увенчанный конской головой. Парень-щитоносец, подавший рог, резко вздрагивал – в предвкушении боя, в горячке. Но сейчас он замер – глаза славянина, который был ненамного младше его и щитоносцем которого он считал за честь быть, горели пламенем – как у человека, который наконец-то смог вцепиться в горло своему давнему обидчику и не намерен разжимать пальцев…

Резкий, пронзительный рёв – боевой сигнал – пронёсся над волнами, и рог в руке Вадомайра лопнул. Со смехом швырнув его остатки в море, парень вытянул руку в сторону сражения и закричал:

– Вперёд! Вайу и сталь, вперёд, вашу мать! – это он кричал уже по-русски…

…Конечно, "Гармайр" и "Аруна" не могли оказать на бой заметного влияния. Но Рэнэхид всё-таки заметил корабль своего стормена – и закричал радостно, взмахивая мечом. Но Вадомайр не нуждался в указаниях – древний звериный инстинкт помог ему выбрать врага. "Гармайр" ринулся на "Доннертаг" – флагман, на котором держал флаг ан Эйтэн йорд Виардта. Скид летел на врага, разгоняемый ударами вёсел – как копьё. Никто из ратэстов не закрыл глаз и не согнулся, когда навстречу – сверху, с палубы – ударил стальной ливень.

И такой же взмыл в ответ…

Сверху неудобно было бить в скиду, летящую на врага носом. Анласы стреляли навесом – и это тоже было не слишком хорошо. Но рядом с Вадомайром свалился ратэст – стрела прошибла лоб шлема и вышла из затылка, разодрав сетку шарфа. Щитоносец, стуча зубами, тянул из плеча ушедшую насквозь стрелу. Ещё один ратэст молча выпал за борт – мелькнуло над нагрудником алое оперение, и это был пластик…

Вадомайр не испытывал никаких чувств. Мир превратился для него в узкую, как солнечный луч, полоску – дорогу вверх, на вражеский корабль, выше – на Ту Сторону. И на этой дороге его уже было не остановить…

…Словно драконьи лапы, впились в борта золотого чудища "кошки". И с воем лезли по ним воины – щит за спиной, меч в зубах.

Данвэ умели драться. Они рубили канаты под стрелами, они, падая, хватали своих врагов и тонули вмсте – всаживая окровавленные пальцы в глазные щели, в ненавистные светлые глаза, под кольчужные сетки. Тратя последние вдохи не на спасение – чтобы найти кинжалу место в сочленениях стали… Гаснет, гаснет в густеющей зелени гулбин солнце… Так они и лягут на дно – как братья…

…Анласы лезли на корабль с нескольких сторон, а с носа, осыпая врага стрелами, подходили "Аруна" и какой-то галадский скид. Но данвэ ещё рассчитывали отбиться.

Первого, кто влез на палубу, встретили в два копья, бросили обратно – а он, корчась на серых лезвиях, махал мечом и рычал, тянулся к врагам. Лопнул канат – и люди посыпались вниз, молча, только с хрустом мялись доски палубы – если, падая, человек, попадал на них – и оставался лежать с размолотыми костями, заливаясь кровью изо рта…

В Вадомайра тоже нацелили копьё. Но он успел перехватить древко обеими руками и с воплем прыгнул, упираясь им, через головы данвэ – чуть ли не на середину корабля. Приземлился на широко расставленные ноги, выхватывая меч.

– Хэй-о, Сын Грома! – закричал он в лица врагов – надвигающихся под грифоньими крыльями сразу со всех сторон. – Все! На меня! И пусть хвастают те, кто останется жив!