Текст книги "Последний день войны"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

…Вадим пришёл в себя уже за воротами. Он был с чужим щитом, кольчуга порвана в десятке мест, в двух – на боку слева и на правом предплечье – насквозь, и там горели свежие раны. Парень был весь залит кровью – в основном чужой.

Кругом шёл уже не бой – лишь кое-где отбивались в основном латники. Ополченцы десятками вязали бросающих оружие врагов, женщин, детей, тащили со счастливо-обалделыми лицами из домов серебро и золото, бежали дальше, к центру города…

Юргул, вспомнил Вадим. И побежал туда же. Навстречу выскочил откуда-то латник – мальчишка развалил ему голову вместе со шлемом почти не глядя, отмахиваясь, как от комара, перескочил через косо рушащееся тело…

На дворцовой площади всё ещё шёл бой. Двое данвэ рубились, стоя спина к спине, с восемью мешающими друг другу ратэстами. Ещё четверо данвэ, в том числе – двое мальчишек – лежали мёртвые рядом с пятью ратэстами и одиннадцатью ополченцами. Сражались ещё и хангарские латники, но, судя по всему, бой шёл уже внутри самого дворца. На широких ступенях тут и там валялись тела, текла, капала, собиралась в лужицы кровь.

– Юргул где?! – закричал кому-то Вадим. Ратэст, к которому он обращался – не понять было за шлемом, кто – отозвался:

– Не знаю! Это ты, Славянин?!

– Я!

– У тебя из-под шлема кровь течёт!

– А… – Вадим понял, почему так неудобно смотреть левым глазом. Наверное, бровь рассекло.

Он вбежал внутрь, скользя подошвами сапог по крови, прыгая через трупы. Тут ещё везде шли схватки.

Знакомый пиршественный зал. Откуда она тогда пришла?.. Ах да, вон с той лестницы! Вадим вогнал меч в живот бросившемуся навстречу евнуху, толкнул его ногой, с рыком отправляя вниз по ступенькам. У поворота в коридор лежали мертвые – ратэст, трое латников… Неужели кто-то добрался до суки раньше?!

Нет!

В коридоре в напряжённых позах замерли двое латников. Обострённым, звериным уже чутьём Вадим понял – она где-то здесь.

Оба хангара разом бросились на него. Один, прикрываясь щитом, наступал прямо, а второй, пользуясь узостью коридора, готовился ударить парня в бок, когда он отвлечётся. Вадим не остановился.

– Эй, Сын Грома! – крикнул он, рубящим ударом разваливая выставленный щит. Латник отшатнулся; сабля второго ударилась о щит Вадима. – Вот так мы бьём! – и меч, пробив латы, вышел из спины воина. – Вот так бьём! – Вадим не успел выдернуть завязший в грудине клинок, но кольчужный кулак треснул второго латника у виска. Удар был не легче удара пальцы – заливаясь кровью из ушей, носа и рта, хангар повалился на пол.

Вырвав наконец из тела, лежащего у стены, меч, Вадим закинул щит за спину и ударил в дверь кулаком – доски разъехались до низа, закричали противно и рухнули внутрь, выдирая бронзовые петли из пазов. Вадим молча шагнул внутрь.

Должно быть, он выглядел страшно – молчащий, в помятом шлеме, с окровавленным мечом, в залитых кровью доспехах. Женщина, стоявшая в углу, с тихим воем сползла на пол, прижимая к себе расшитую бисером подушку. Её лицо было перекошено, слёзы смыли густой слой косметики, превратив черты в пародийную маску.

Вадим сделал шаг. На пути стоял столик из малахита. Мальчишка опрокинул его ударом ноги. Женщина поползла навстречу, захлёбываясь мольбой:

– Не убивай меня… я не виновата… мне приказали… я сделала только то, что мне приказали… не я убила ваших людей, а данвэ… я молю тебя, сделай меня своей рабыней, но не убивай… пощади…

Вадим молча смотрел на неё. С острия Сына Грома срывались алые капли, разбивались на полу.

Йохалла умер. Его убила эта щенщина. Она заслужила смерть – и не одну смерть – за побоище на речных берегах… Но ударить её мечом Вадим не мог. Он представлял себе свою месть тысячу раз. И сейчас не мог убить эту змею.

– Пошла ты, – сказал Вадим по-русски, и на лице Юргул отразилась угодливая тупость – желание понять, страх того, что пришелец рассердится на непонимание… – Курва потная.

Круто повернувшись, Вадим пошёл к выходу. Лицо Юргул мгновенно изменилось. Радость и злобная жестокость смешались на нём. Лёгким движением поднявшись на ноги, сюууджи выхватила из подушки длинный тонкий кинжал…

…Треск позади заставил Вадима обернуться. Юргул оседала на пол. Стеклянные глаза заливала кровь – в черепе правительницы, раскроив его надвое, торчал топор. С лёгким звоном выпал из руки Юргул кинжал…

Без удивления Вадим увидел, как из теней коридора вышел Ротбирт, на ходу поправляя согнутый набедренник и неловко держа левую руку – с неё капало красное.

– Опоздал я, – сказал анлас. – На лестнице стояли трое, теперь они там лежат…

– Ты меня спас, похоже, – кивнул Вадим на труп сюууджи. – А я не смог её убить.

Ротбирт снял шлем – его лицо было мокрым и серым от усталости.

– Был у меня вождь, которому я хранил верность, – сказал он почти равнодушно. – Пойдём отсюда, брат. Тут пахнет страхом и предательством… Пойдём.

Он пошатнулся и пошёл к трупу – забрать топор.

* * *

Поля ещё не остыли от битвы. Слышался многоголосый стон. То тут, то там кто-нибудь, сбитый и оглушённый в бою, поднимался, не в силах поверить, что жив; обводил всё вокруг безумными глазами…

Над уже остывшим телом ан Лэри йорд Дрэмэ сидел данванский мальчишка – без шлема, раненый, он пришёл к телу капитана инстинктивно, как тянет железо к магниту, и теперь был неподвижен, как камень. На него никто не обращал особого внимания, да и жалость постепенно занимала место ярости в сердцах вышедших из боя людей. А Вадим, который мог заинтересоваться лежавшим рядом с мальчишкой разбитым коммуникатором, этого не видел…

…С головы Синкэ сняли раскроенный шлем. Опытные воины, переглядываясь, качали головами. Волосы кэйвинга превратились в кровавую массу, лоб был разрублен наискось, рубец шёл через левую бровь, закрывшийся глаз, раскроенную скулу, вспоротую щёку… Нижняя челюсть была перерублена. Девы Ветра ещё не посадили мальчишку в седло, он дышал еле слышно, с хрипом, чистая половина лица была синей, как у Астовидату Расчленителя. Временами Синкэ открывал уцелевший глаз, но смотрел бессмысленно, в никуда, ничего не видя и никого не узнавая. Никто не сказал "умрёт" – но подумали так все.

Пати и ратэсты – все, кто мог стоять на своих ногах – собрались к месту, где лежал кэйвинг. Почти на всех – а осталась их едва половина он прежнего числа – ало-белым светились свежие повязки, а кое-кто, спеша к вождю, перевязаться и не позаботился. Все стояли молча. Видно было, как прошлась по людям битва – смятые шлемы, клочья кольчуг, расщепленные щиты… Но они был и живы. А их вождь умирал. И ни мечи, ни кулаки, ни верность не могли его спасти, хоть каждый не задумываясь схватился бы за Синкэ с любыми демонами…

Вадим и Ротбирт стояли вместе со всеми, в первом ряду. Оба были ранены и избиты – теперь это чувствовалось, раны болели, всё тело мозжило так, словно выворачивали суставы и отдирали мышцы от костей. В бою этого не замечаешь, а после вылезаешь из доспеха – и бледнеешь сам: да как же мог сражаться-то?!

Внезапно среди воинов прошло короткое движение – они расступались, давая дорогу слепому атрапану, которого вёл худенький мальчик. Старик, подойдя к умирающему, протянул над ним руку и застыл. А потом все услышали его голос – дрожащий, надреснутый, но полный странной внутренней силы и уверенности:

– Несите его в город. Я скажу – куда.

* * *

Зинд втянулся за стены так быстро, как только смог. С поля уносили убитых и раненых, тщательно осматривая каждый клочок земли. Бросать нельзя было даже мёртвых. Многие, кто понеугомонней, ещё рыскали в поле, когда со стен тревожно закричали. Вбежать в город, за ворота, поспешно затвориться успели как раз последние – на дальних холмах появилась ширящаяся чёрная полоса. Это шли латники из столицы – наказать наглых пришельцев, посягнувших на земли великого Хана Гаар.

Но – и такие совпадения бывают – стена леса за бродами словно бы ожила. Сперва никто не мог понять, что именно там происходит… а потом вдруг разом все увидели конные сотни, на рысях переходящие реку. Их было не меньше трёх тысяч, конных анласов в броне, и над ними грозно качались баннорты: золотой с алым волком Нарайна, белый с чёрным вороном Ортэнлунда, белый с голубым и золотым единорогом Эндойна, чёрный с алым змеем Дэлана…

И хангары остановились, не спустившись с холмов. И анласы стояли на берегу – молча и неподвижно, и пики стояли в алом вечернем небе, пронзая тучу, похожую на корчащегося кракена… Потом подул ветер, и туча уползла за горизонт.

И хангары ушли.

* * *

Вот куда Синкэ посылал людей – уже давно! Понятие «чужая страна» ещё не вошло в жизнь анласов, и зов крови находил пока отклик даже у самых чёрствых или расчётливых. Кэйвинг Фэрна сын Дагана, анлас из анла-атта, властитель Нарайна, кэйвинг Оэл сын Йиннэ, анлас из анла-сангай, властитель Ортэнлунда, кэйвинг Рэнэхид сын Витивалье, анлас из анла-даннэй, властитель Эндойна и кэйвинг Рийонэ сын Эльстэ, анлас из анла-фаран, властитель Дэлана – привели свои дружины на помощь и открыто выражали недовольство тем, что обошлось без боя. Вскоре ушли назад большинство их воинов… а сами кэйвинги с небольшими отрядами – остались…

…Синкэ – на диво – не умер. Правда, он всё ещё лежал в покоях и не вставал. Говорить он тоже не мог, и левый глаз больше не открывался. Кроме того, по ночам его мучили боли – такие, что он разрывал меховые одеяла, чтобы не кричать. Но слепой атрапан Уиттэ говорил, что это пройдёт. Что до шрама через всё лицо – то воин не девушка…

…А вот Вадима рана в бок уложила мало не насмерть. Вечером того же победного дня горячка затуманила ему голову и… очнулся он лишь на пятые сутки после этого.

Долго он не мог понять, где лежит. Высокий потолок расписывали парящие птицы. До подбородка закрывало мальчишку лёгкое тёплое одеяло.

Он повернул голову. Эрна спала рядом, сидя в кресле и подложив под щёку кажаную подушку. Босые ноги девушки были закрыты пледом, но он сполз, и Эрна поставила одну ногу на другую, чтобы согреться.

Вадим вздохнул. За окном слышались обычные звуки – шаги, голоса, кто-то засмеялся, ржали в отдалении кони, взвизгивала женщина. Звуки были понятными и знакомыми – это самое странное.

"Это теперь их дом – и они его завоевали, – думал Вадим, и странно было уже отделять себя от анласов, настолько он сжился с этим народом. – Сюда придут их боги, их обычаи, их язык… Но что это для меня?"

Он улыбнулся и прикрыл глаза. "А если остаться тут? Насовсем остаться тут? Что стоит-то?.." Но вспомнился – речной берег, залитый кровью, и длинные стрелы, летящие в беззащитные спины плывущих людей… Кому он отомстил? Рабам? Какую тайну раскрыл? Нет уж, брать за глотку надо хозяев…

Кажется, он сказал это вслух – и довольно громко, потому что Эрна подняла голову – подушка мягко шлёпнулась на пол.

– Проснулся! – сказала она – и Вадим по голосу понял: девушка улыбается. Не глядя, протянул руку – ладони Эрны сомкнулись на его пальцах, сильные ладони много работающей девушки.

– Я боялась, что ты умрёшь. Но атрапан сказал, что ты будешь жить, и я… – она смешалась и прижала руку Вадима к щеке, улыбнулась.

– Буду жить, – согласился Вадим. – Я пока ещё не потерял интерес к этому занятию, хоть оно и хлопотное…

Эрна, глядя на мальчишку влюблёнными глазами, засмеялась тихо. Вадим осторожно сел, отбросил одеяло. Коснулся бока – там виднелся свежий шрам в виде буквы Г.

– Тут можно умыться, кстати? – спросил он. Эрна кивнула, выскочила наружу – мгновенно. А вместо неё вошёл Ротбирт. В коже, с мечом у пояса… а на виске – седая прядь. Проследив удивлённый взгляд Вадима, анлас засмеялся и пояснил:

– Шлем пробили. Рана вроде пустяковая, а волосы поседели… – и с этими словами обхватил Вадима за плечи.

– Раздавишь! – вскрикнула, входя, Эрна. За нею мальчишка, тихо ступая босыми ногами, нёс тазик с водой. Во взгляде мальчишки был восторг, и Вадим, кое-как отбившись от объятий Ротбирта, сердито спросил:

– Не пойму, какого чёрта все так ликуют по поводу того, что я жив! Ну ты-то чего смотришь?! – это он спросил у мальчишки.

– Ну как же… – тот смутился, осторожно ставя тазик на пол и опускаясь рядом на колено. – Ведь не будь тебя – кто знает, как повернулся бы бой! – глаза мальчишки вспыхнули, он заговорил, сбиваясь: – Я был там, во второй сотне, у отца… видим – и кэйвинг упал, а эти мордатые скачут и воют, как стая духов… И многим… и мне… ну, мне тоже… показалось, что не иначе как удача покинула нас. И вдруг… ты поскакал вперёд с боевым кличем… и все за тобой… а над тобою мчался сам Вайу и поражал одной стрелой сразу по десятку врагов! Я сам это видел, – убеждённо закончил мальчишка, – и готов в том присягнуть. Да и не только я. Если бы кэйвинг – да не допустят боги! – умер, все закричали бы кэйвингом тебя, Вадомайр Славянин, и ничего, что ты не из анласов!

– Хорошие слова ты про меня говоришь, и я рад, если это правда, – улыбнулся Вадим, пряча за улыбкой смущение и удивление. – Но я мало что помню. Спасибо за воду, воин.

Мальчишка поднялся, чуть поклонился и вышел. Вадим хмыкнул, посмотрел на Эрну, на Ротбирта. Протянул:

– Мдааааа…

– И что ты теперь скажешь о предсказании Сийбэрэ? – Ротбирт явно еле удерживался от того, чтобы рассмеяться. – Слава бежит за тобой и не поспевает, брат. Подумать только – сколько потерял бы наш мир, не отыщи ты меня в степи, когда я умирал от раны…

А Эрна, сев рядом на кровать, обняла Вадима за плечи.

– Мне дадут умыться, или нет? – проворчал он.

* * *

Больше всего анласов поразило то, как спокойно отнеслись хангары к смене власти. Уже через два дня после штурма города на площадях торговали многочисленные лавки, и жители соседних айалов приехжали, везли налоги и удивлялись, когда чуть ли не половину привезённого возвращали: к чему бы это? Судя по всему, такое положение дел жителей устраивало.

Анласы начали строиться. И вскоре уже среди айалов высились варды – за частоколами, с общим внутренним двором, где место повозок заняли сложенные из серого камня с моховой конопаткой и крытые дёрном дома. И могучие быки потянули по здешней – зимней только на словах – земле тяжёлые плуги…

…На тот вечер приходился пир: Синкэ поднялся, и следовало отметить возникновение нового княжества. В коридоре Вадим и Ротбирт, уже шедшие на пир, столкнулись с группой воинов в белых плащах с голубыми и золотыми единорогами Эндойна. Среди них шагал рослый красавец немногим старше мальчишек. Он-то и окликнул их:

– Задержитесь, отважные воины. Не откажите мне в разговоре.

Мальчишки учтиво поклонились. Лицо эндойнца было им незнакомо, и Вадим сказал:

– Прости нас, но – мы, кажется, не знаем тебя.

– Меня называют кэйвинг Рэнэхид сын Витивалье, анлас из анла-даннэй, анлас из анла-даннэй, властитель Эндойна и носитель Рогатого Венца, – представился юноша, чуть щуря бледно-серые глаза. – Я знаю, что ты – Вадомайр Славянин, а ты – Ротбирт Стрелок сын Норма. Знаю я так же, что ни тебя, ни тебя ничто тут не держит – ни клятва, ни родство, ни месть, ни серебро. И ещё я знаю, что вы отважны и разумны – первое для нашего народа обычно, а вот второго нам изрядно не хватает… – он качнул головой. – Что скажете вы, если я предложу вам сменить Орла на Единорога, седло на палубу, пику на весло?

Сохраняя спокойные лица, мальчишки переглянулись. И хорошо вспомнили разговор на речном берегу – про то, что у Эндойна двадцать пять скид. Потом Ротбирт ответил:

– Не торопится с решением тот, кто на самом деле воин. Позволь и нам не спешить. Мы подумаем и ответим, кэйвинг Рэнэхид сын Витивалье, анлас из анла-даннэй, властитель Эндойна.

Кэйвинг, как видно, ждал именно такого ответа – и наклонил голову:

– Конечно. И знайте, отважные воины – отказ ваш меня огорчит… но не обидит. В тот я клянусь морем, несущим на своих ладонях мои скиды.

Он пошёл дальше в сопровождении своих воинов. А мальчишки остались стоять в коридоре… и каждый задумчиво смотрел в пол.

* * *

Зал вместил бы и больше людей, чем в нём собралось. Кому, как не Вадиму, было помнить, соклько когда-то тут сидело воинов – в гостях у хангаров… А Ротбирт ощутил, как по спине прошёл холодок – когда он сел и прямо перед собой увидел на столе зарубку – там, где он ударил саксой по дереву, крича, куда дели кэйвинга Йохаллу?!

Но теперь в зале сидели лишь свои. И все дружно поднялись, крича и протягивая вперёд чаши и рога, когда вошёл Синкэ. Пати и ратэсты – свои и чужие – приветствоали храброго вождя…

Синкэ оправился от раны полностью – шёл упругим, ровным шагом, держался прямо, смотрел по сторонам гордо и уверенно. Но от его красоты – нежной, почти девичьей красоты анласского мальчишки – не осталось почти ничего. Грубый красный шрам навеки изуродовал лицо. А вот рёв воинов ему, судя по всему, нравился – садясь в кресло с высокой резной спинкой, он широко, по-мальчишески, улыбнулся.

– Тише! – голос юного кэйвинга перекрыл шум зала и погасил его, как волну гасит встречная, ещё более мощная, волна. – Что ж, воины. Наши боги и наша отвага помогли нам добыть себе землю. Я приказал украсить свой шлем короной – он и будет знаком власти для меня и моих детей! А теперь я стану награждать верность тех, без кого не видать мне этой короны, а нашему зинду – этой земли.

Четверо дюжих ратэстов внесли большой дубовый сундук. Ногой кэйвинг откинул массивную крышку – и оттуда полилось медовое сияние не серебра – золота.

– Это жёнам, детям и родителям тех, кто сложил свои головы за зинд. И пусть меня поразит стрела Вайу, а потомки мои будут прокляты до конца всех времён, если я или они забудем о своём долге перед памятью павших – и оставим их ближних своей помощью.

Внесли второй сундук – тоже с золотом. Кэйвинг начал одаривать всех, не глядя, просто черпая из сундука монеты, броши, кольца, пекторали, браслеты своей чашей или руками, рассыпая золото, как песок. Принимали почти равнодушно, а вот добрые слова, которые находил Синкэ для каждого, судя по взглядам, ценили куда выше. Великая слава – иметь такого вождя и идти за ним! Золото уплывёт из рук. А слава – останется дольше не только непрочного красивого металла – слава переживёт и верную сталь меча!

Подошёл черёд и Ротбирта. Он вернулся на место, неся в шлеме целое состояние. Сел и какое-то время перебирал металл. Потом с непонятной улыбкой сказал Вадиму:

– Хорошая вещь – золото. Только мне что-то не очень радостно…

И тут выкликнули самого Вадима.

Мальчишка понял – что-то произойдёт, едва подошёл к кэйвингу. Потому что тот встал ему навстречу… и смотрел почти так же непонятно, как Ротбирт. Вадим тоже смотрел. И не оторвал взгляда от лица Синкэ даже чтобы взглянуть – что там насыпалось ему в шлем? Неважно…

И с облегчением перевёл дух, когда Синкэ заговорил:

– Не думаю я, что достаточно наградил тебя. В мире мало настоящих вещей, цену которых можно измерить золотом. Возьми-ка вот это… пати Вадомайр Славянин, мой брат по крови.

Мальчишка услышал изумлённый и радостный шум, который поднялся в зале – постепенно превратившийся в слитный лязг, перемежавшийся выкриками, похожими на боевой клич:

– Ва! До! Майр! Ва! До! Майр! Ва! До! Майр!

С почти суеверным ужасом смотрел Вадим на тяжёлую цепь пати, которую протягивал ему на руках кэйвинг. Вот сейчас согласиться – и… что знал старый атрапан Сийбэрэ, когда назвал прибившегося к зинду славянина кэйвингом? Вот он уже и пати… почти… и… И всё-таки… всё-таки…

– Подожди, кэйвинг Синкэ сын Радды, анлас из анла-тэзар, властитель Галада, – произнёс Вадим негромко. – Подожди дарить меня цепью и родством, что крепче любой цепи… Выслушай и реши.

Синкэ расширил глаз удивлённо – но кивнул: "Говори." Вадим набрал в грудь воздуху…

– Недаром я не клялся тебе в верности, кэйвинг. Ты был хорошим вождём, а я старался быть тебе хорошим ратэстом. Думаю, нам не в чем упрекнуть друг друга. Я помог тебе добыть эту землю. Ты помог мне отомстить за моего вождя. Твоя мечта исполнилась, и теперь будут тебя называть не только Алый Клинок, но и Даритель, потому что в самом деле ты подарил своему зинуд жизнь. А я? Моя месть не завершена и клятва найти друга не исполнена – и что я был бы за мужчина, если бы променял месть и клятву даже на великую честь из рук лучшего вождя, виденного мною? Лучшего… но не первого, – Вадим перевёл дух. – А теперь я уйду о тебя, кэйвинг. Не все долги заплачены… а моя корона, как знать, может ещё меня ждёт!

Ой и тихо было в зале… На такую тишину, как на стальную цепь, можно подвешивать крепостные ворота – не лопнет, не порвётся… А в единственном глазу Синкэ медленно начал разгораться страшный гнев… Вот с таким взглядом и совершаются поступки, которых потом стыдятся великие и справедливые вожди. И ещё Вадим подумал: а не зарубили бы под горячую руку и Ротбирта… и Эрна – как она будет?

Впрочем, Ротбирт уже сидел верхом на скамье. И лицо у него было такое, что становилось ясно: долго, не долго думай, а он ляжет там же, где Вадим…

…Если бы Вадим хоть движением брови, хоть ноткой в голосе, хоть намёком в позе выдал какое-нибудь волнение – он бы не сошёл с места. Но он говорил спокойно и вроде даже с сожалением. И смотрел прямо.

Во взгляде Синкэ погас гнев. Уже совсем тихо, с обидой, он сказал:

– Я думал, что будет у меня снова брат. Вижу – ошибся.

– Ошибся, кэйвинг, – подтвердил Вадим. Винкэ вздохнул:

– Что же… ты мне не клялся, верно. Жаль, что уходишь теперь, когда так мало осталось у меня людей. Но держать тебя я не хочу.

– На эти земли придут к тебе ещё многие, – сказал Вадим. Синкэ сердито фыркнул:

– Что мне твои утешения, я не твоя жена! А это – держи, что стоишь? – он кивнул на полный золотом шлем. – Чтобы не говорили, будто я меняю свои решения так же легко, как треплется на ветру лист на дереве! И это держи! – и он надел цепь на шею Вадима. – Нет ли кого из славных пати, кто был бы против? – спросил он зал, и оттуда не донеслось ни единого "есть такой!"

– Благодарю за честь, властите Галада, – Вадим поклонился. – Ты и вправду не только храбр и щедр – ты справедлив. И если бы не звала меня моя клятва – не отказался бы я тебе служить и не худшим твоим пати я бы стал. Прости, если можешь.

– Иди ты… куда подальше, – чисто мальчишески ответил Синкэ. – А как уйдёшь – так запомни: все мечи Галада твои в день, когда тебе понадобится сталь.

– Щедрый дар, – искренне сказал Вадим. Уже через его голову Синкэ спросил:

– Ну а ты, Ротбирт Стрелок? Ты останешься?

Ротбирт встал. Вздохнул так, что кожаная куртка обтянула мускулистый торс. И покачал головой:

– Прости, кэйвинг, но…

– Довольно! – возвысил голос Синкэ. – И меня в глаза называют достойным вождём – да что ж это за вождь, от которого бегут его лучшие люди?!

Тогда Вадим обернулся. Медленно достал из ножен свой длинный меч. И, глядя в лицо юному кэйвингу, ударил клинком о браслет на запястье, выкрикнув:

– Син-кэ!

– Син-кэ! – поддержал Ротбирт. И воины, вскакивая один за другим, умножали хор голосов и стали:

– Син! Кэ! Син! Кэ Син! Кэ!

И юный кэйвинг склонил голову. В знак признательности. И – чтобы никто не увидел блеска в его глазу.