Текст книги "Не время для одиночек (СИ)"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

1. Всеслав Брячиславич Полоцкий, казачий генерал Империи, в это время возглавлял глава МВД Республики Семиречье. Именно под его руководством была проведена Большая Чистка весны-начала лета 25 г. Реконкисты.

– Привычка, – хладнокровно сказал Димка Островский, главред «Семи рек», убирая блокнотик и карандаш.

– Отвыкай… Но и это могло бы – пусть и с трудом! – лечь в рамки деятельности обычной вполне безыдейной банды. И вот тут нам выдали интересный факт… – Славка постучал по микрофону: – Беловодье (1.)? Ау, вы тут?

1. Город-колония Русской Империи, основанный в 20 г. Серых Войн примерно на месте современного китайского города Дали. Первоначально – фактически крепость, но в указанное время – уже просто столица одной из губерний Империи.

– Беловодье слушает, привет семиреченским братьям по оружию и знамени, – послышался весёлый мальчишеский голос, чуть прицокивавший на некоторых звуках. – И к делу. «Дети Урагана» почтили вниманием не только ваши места. Они странствуют по юго-востоку уже почти полгода, с момента разгрома антиимперского подполья в вашем Семиречье. У нас тут полагают, что они финансируются по оставшимся каналам из Золотого Треугольника на деньги наркодельцов и рабовладельцев. Мы вам выслали материалы, если наложите их путь из приблизительно наших мест на карту, то увидите, что они очень уверенно перемещаются по старым трансконтинентальным шоссе, где те ещё уцелели, где их уже нет – так же уверенно пользуются объездными дорогами, о которых зачастую люди и думать-то забыли.

– Есть некоторые данные, – говоривший не представился, голос похрипывал от помех, – что банда составлена из русских детей, похищенных или купленных на рабских рынках 12–15 лет назад.

В помещении столовой сделалось очень тихо. Все хмуро переглядывались. Истории "синих беретов" Африки или бэйпиньских "молодых негодяев" были хорошо памятны всем людям Земли – истории тех, кого лишили Родины и памяти, превратив в наиболее опасных врагов нового мира. Может быть, именно поэтому работорговцев ненавидели чуть ли не больше, чем людоедов.

– Когда ж с этим будет покончено-то… – пробормотал кто-то зло.

Поднялся с места председатель совета отряда Пограничников, Павел Баторгин. Отряд, базировавшийся на юго-западной границе, был небольшой, но боевой во всех смыслах и отношениях, состоял из сыновей и дочерей охотников, хуторян и мелких горнопромышленников. Упершись в стол левой рукой в высокой краге из толстой кожи (на ней, нахохлившись, сидел Снег – белый охотничий ястреб, любимчик Павла), Баторгин окинул всех взглядом. Он всегда нравился Кольке – очень умный, никогда не щеголявший умом не к месту, а главное – он был одним из тех немногих, кто никогда не трепал ему, Кольке, нервы.

– Давайте не отвлекаться, – сказал Павел. – Ясно же, что сейчас мы не поймём ничего – ни системы, ни целей, ни задач "Детей Урагана". Но нам это и не нужно, если подумать. Нам нужно просто решить проблему, насущную проблему, стоящую у нас перед глазами, а не философствовать… Беловодье, какие там у вас соображения?

– У нас нет соображений, – отозвалось Беловодье, не без юмора, отчётливо прозвучавшего в голосе говорившего. – У нас есть вялотекущая военная операция, в которой заняты все старшие ребята, "юнармия" мобилизована приказом губернатора… И тьма насущных ежедневных дел. А всё, что знаем, мы вам выслали.

– В таком случае, как я понимаю, нам с этим делом так и так разбираться, – Баторгин почесал грудку склонившего хищную клювастую головку сокола. – У нас военной операции нет, и ну никак не стоит их пускать дальше, куда они ещё там собрались ехать.

– Логично, – признал Муромцев. Голос Мирослава Николаевича добавил:

– Но всё-таки стоит предупредить всех за пределами Семиречья.

– Едва ли они уберутся от нас целыми, Мирослав Николаевич, – вежливо возразил Баторгин, садясь.

В зале тут и там засмеялись – дружно, весело и зло.

– Но понять, кто за ними стоит точно – всё-таки было бы неплохо, – сказал знакомый Кольке парень – и в следующую секунду Колька сообразил, что видел говорившего в вагоне струнника, когда ездил отдыхать. Денис… Денис Третьяков. Стоп, и этот казачонок Мелехов возглавляет отряд имени Дениса Третьякова. Совпадение такое? Вряд ли… Видимо, не зря у него «Рука помощи» и наградной кинжал… и не зря Элли так млела от знакомства…

– Неплохо, – снова согласился Муромцев. – И я буду просить, невзирая на близкое начало учебного года, редакцию нашего журнала и "гончих" откомандировать своих людей, хотя бы человека по три, в ближайшие к нам города, которые "Дети Урагана" уже успели посетить. Пусть покрутятся там и посмотрят… поговорят… Это будет сделано?

– О чём разговор? – охотно откликнулся Островский. – Тем более, и правда начало учебного года скоро. Вот и пошлю писать про это.

Лёвка Ившин, командир "Гончих", кивнул:

– Пошлю троих.

– Ты настоящий патриот, – торжественно-иронично заявил под общий смех Славка. Лёвка ухмыльнулся:

– Легко и приятно быть патриотом на хорошем финансировании…

Последнее замечание многих покоробило. Впрочем, хотя Ившин и отпускал нередко циничные реплики, действовал он вовсе не как циник.

– Если мы закончили с делами, – раздался чей-то жалобный голос, – то, может быть, приступим к еде?! Я, между прочим, дома поесть не успел, а Ветерок жрёт вон и разрешения ни у кого не спрашивает!

– А я, между прочим, – Колька дожевал остаток бутерброда, – ни у кого разрешения спрашивать и не собираюсь. Я индивидуалист. И вообще, они слишком близко ко мне стоят и сами виноваты… – он тщательно облизал пальцы и встал. – И ещё вот что. Я тут вас всех слушал. Долго, внимательно. Вы много умного сказали. Но я спросить хочу. Вот, как я вижу, есть у нас свой журнал, я его даже иногда читаю, когда перебои с туалетной бумагой… шучу, шучу, не надо доставать блокнотики и смотреть на меня такими глазами. Для бодрости шучу. Газеты тут и там выходят. Но я хочу спросить: а почему у нас нет своей радиостанции?

Наступила абсолютно полная и совершенно растерянная тишина. Такая, что в неё хоть гвозди вбивай, что называется. По радио кто-то прокашлялся. Колька с удовольствием послушал эту тишину и продолжал:

– Центральная станция в Петрограде – "Пионерская Зорька" – есть, я знаю. Но её и в Верном-то не везде принимают! А за его пределами… увы. Полное радимолчание. Почему бы нам не учредить… гм… станцию пионерского вещания?

– …визжания… – добавил кто-то тихонько. Колька хмыкнул:

– А это как получится, от нас зависит. Местные новости и мировые новости, хорошая музыка, радиоспектакли, конкурсы… ну и пропаганда. Куда без неё.

– Хорошая идея, – сказал Мирослав Николаевич, и Колька вдруг понял, что смутился. Необычно и непохоже на себя. Поэтому уже следующая фраза получилась какой-то скомканно-умоляющей:

– Ты вы… поддерживаете?

– Вполне, – отозвался по радио Волк. – И окажем всемерное содействие.

– Нет, затея и правда хорошая, – сказал Колька Райко. – Но помещение?.. Нет же ничего подходящего.

– Найдём, – сказал Муромцев. Но тут Колька продолжил – честное слово, сам только теперь про это подумав и придя в восторг от своей же идеи:

– И искать не надо! Вы же знаете – у меня дом почти пустует. Вот в зале и развернём всё, что нужно, почему нет?

– А назовём, – это опять был Третьяков, – назовём…

– Только не "Семь рек", – предупредил Островский.

– Не бойся, очень надо… Назовём – "Наш дом"! Разве плохо?!

– Хорошее название, – Баторгин поглаживал своего ястреба. – И хозяину не обидно.

– Часа четыре по вечерам… – развивал мысль Колька. – Да! – вспомнил он. – А министерство связи согласится?

– Согласится, – кивнул Муромцев уверенно.

– Ну вот… И час ночью хотя бы. Совсем ночью. Для музыки… ну, вроде как для тех, кто ночью не спит…

– Например – совет дружины, – вздохнул кто-то в полутьме.

– Кстати, а кто будет этим делом заведовать? – спросил Мелехов.

– Элли Харзина, – предложил Колька безо всякой задней мысли. – Она лингвист, сумеет всё правильно наладить…

– …и будет к тебе поближе, – уточнил Райко. Колька пожал плечами:

– Ну да. И что?

– Да ничего, – в ответ точно так же пожал плечами тёзка. – Мы, кстати, ещё собирались обсудить День Жатвы и сентябрьские праздники… (1.)

1. День Жатвы – 25 августа, символический день начала уборки урожая. Праздник в своём начале очень торжественный и даже суровый, но уже с середины дня, как правило, переходящий в полумаскарад. (У англосаксов ему соответствует Сайклз Ринг) Сентябрьские праздники: День Знаний – 1 сентября (в этот день во всех учебных заведениях начинаются занятия. Но это не только «школьный» праздник – даже не столько. Это праздник Знания – оружия, которое подняло человека над остальным миром.); Праздник мальчиков – 14 сентября (четвёртый из «семейных» праздников. Посвящён мальчику – символу развития будущего. В этот день принимают в пионеры мальчиков и проводят массовые спортивные состязания. Помимо прочего, в этот же день устраиваются дворянами Большие Осенние Турниры); День Солнца – 22 сентября (в этот день на исходе пятого года Безвременья впервые ненадолго проглянуло Солнце.) В Республике Семиречье День Жатвы и Праздник Мальчиков официально не были праздничными днями, но все про-имперские силы и отдельные граждане их отмечали и всячески пропагандировали.

– О-о-о, без меня, – Колька встал. – Вы обсуждайте, а у меня дела. Серьёзно. И серьёзные. Совет дружины Семиречья может быть уверен, что я оправдаю возложенное на меня доверие и ни единого доверенного рубля не потратил и не потрачу не на дело, – с этими обтекаемыми словами он поспешно убрался.

8.

В школьном штабе отряда "Охотников" царила пустота. У выезда, правда, дежурили двое Городских Теней – в юнармейской форме, с "сайгами" 20-го калибра на бедре. Шестеро их приятелей-сменщиков гоняли себе мяч на освещённой прожектором площадке. В вестибюле на диванчике спали двое дежурных-новичков. В остальном оказалось пусто. Часть помещений была закрыта, часть – открыта, но нигде – ни души. Один из знамённой группы дежурил у отрядного знамени, двое – у арсенала, но с ними не поговоришь и даже не заговоришь. В полной растерянности Колька шагал по коридору, и со стен на него смотрели картины, лозунги, портреты, карты и прочая наглядная агитация и пособия.

Он уже совсем было решил вернуться и расспросить футболистов, почему в час ночи в августе, когда ещё и слёт не окончен – тут никого нет? Обычно здесь по делу и без дела слонялись толпы людей, самых разных, а в кабинетах непременно кто-то спорил, кто-то чертил, кто-то работал на чём-то или просто пел… Но тут он увидел, что из закоулка, где располагался штаб звена Городских Теней, падает свет…

…Внутри был сам Живко Коробов, командир звена, а с ним – Гай Маковкин, его верная тень. Собственно, раз звено Живко дежурит, то и его присутствие тут понятно… Живко сидел на диванчике в полной мотоциклетной форме, только без шлема, и читал последний номер "Пионера". Гай возился за столом, прилежно составляя какой-то разноцветный график.

– Где остальные-то? – Колька развёл руками, чтобы полней отразить размеры своего удивления. – Пусто почему?

– И тебе привет, – Живко бросил журнал на стол и потянулся с треском и воем. – Все на химстанции в школе сеттельмента. Премьера фейерверка.

– На праздники, что ли, на сентябрь?

– Угу.

– Ясно… – Колька плюхнулся на диван. – Я тут подожду кое-кого?

– Да хоть живи, – зевнул Живко.

– Погоди, – Колька оглянулся, – а в дежурке есть кто-нибудь?

– Я есть, – не поворачиваясь, сказал Гай. – У меня всё сюда подключено, – он ткнул в сторону самодельного телеэкрана. – И вообще я работаю, не мешай.

– Работай… Дай журнальчик.

– Держи, – Живко протянул максимально удобно устроившемуся на диване Кольке "Пионер". Тот зашелестел страницами:

– Говорят, скоро к нему аудиоприложение будут выпускать… О. Трансевразийский мотокросс финишировал… – Колька пошелестел страницами, вздохнул печально, глаза его стали мечтательными. – У вас пожрать и попить нечего? Я за последние полдня один бутерброд съел… пойду поищу…

– Сиди, – Живко дотянулся до сигнальной кнопки. – Молодёжь принесёт, а то они скоро диван до пола продавят… Слу-ушай, – он с интересом посмотрел на Кольку, – а ты чего, собственно, сюда припёрся в час ночи? Да ещё пешком… А. Я понял. Тебя Элли вышибла из дома и ключи от "харлея" забрала?.. Это кто? Борис? Какой из семи? Борис Соколов, вот теперь понял. Вот что, Соколов, занеси-ка к Теням чего-нибудь горячего попить и два бутерброда, с чем есть, – он отпустил кнопку и кивнул Кольке. – Сейчас всё будет.

– Спасибо… Никто меня не выгонял, никто ничего не отбирал, кроме покоя… Элли уже у себя дома, наверное, а я просто пешком тут гуляю, ночь хорошая. Звездопад, между прочим…

– Готово, – Гай с удовлетворённым выдохом распрямился. – Закажу тысячу штук, везде развесим.

Они с Живко стали что-то обсуждать. Колька в "Пионере" наткнулся на отрывки из дневников последней марсианской экспедиции в Долину Маринера (1.) и уткнулся в журнал снова.

1. Гигантская система каньонов на Марсе. Единственное место на планете, где ещё до терраформирования текли постоянные реки, росли леса и было сосредоточено 90 % всей марсианской фауны. В процессе терраформирования регион был поставлен под угрозу затопления, но спасён при помощи постройки каскадов шлюзов, плотин и дамб – чтобы сохранить этот уникальный уголок планеты.

В коридоре застучали быстрые шаги. Все трое переглянулись. Колька завёл руку за спину, где за брючным ремнём торчал трофейный пистолет (это был старый мелкокалиберный ПСМ). Гай повернулся к экрану. Живко быстрым движением извлёк из-под лежавшего на спинке дивана шлема «наган». Но в следующую секунду все трое переглянулись и захихикали:

– Заказ, – фыркнул Живко. – Ох и дам я ему сейчас… Медленно ходит.

– Оставь, – буркнул Колька.

Вошёл мальчишка, помпезно-представительно нёсший на растопыренных пальцах правой руки жестяной поднос. Лицо у вошедшего было торжественно-серьёзным. На подносе стояла чашка с дымящимся чаем и лежали два бутерброда с ветчиной.

– Прошу, – мальчишка приземлил поднос на столик и поклонился, заложив левую руку за спину, а правую прижав к груди.

– Вторая линия обороны, – сердито спросил Живко, – вы какого чёрта так долго не откликаетесь?! Спали?!

Мальчишка покаянно вздохнул. Живко показал ему кулак, потом – распрямил в ладонь, махнул:

– Брысь.

– "Вторая линия обороны"! – передразнил его Колька, беря один бутерброд и провожая взглядом поспешно удалившегося младшего. – Воспитатель…

– Приходится, – вздохнул Живко. – На посту спать – не дело… Меня за такое вообще лупили…

– Время было тяжёлое. Ладно, – Колька отхлебнул чаю. – Тут вот какое дело. Я тут по дороге позвонил одному человечку… не очень хорошему, но нужному. Он сейчас сюда придёт.

– Ты начальник, – Живко пожал плечами. – Кстати… я так и не пойму, как ты собираешься использовать моё звено? – он выделил слово "моё". – Время идёт, мы ждём, а ты только вот с загадочным лицом появляешься время от времени…

– Как загонщиков на охоте, – без тени юмора ответил Колька, жуя. – И да, ещё. Когда этот человечек сюда придёт – ты сделай так, чтобы его не растерзали… Он, впрочем, уже опаздывает.

– Кто-то подъехал, – Гай щёлкнул связью. – Подъехавшего – пропустить. Проводите его сюда, парни.

– Ты хоть скажи, кто это? – поинтересовался Живко.

– Один типчик, который, возможно, поможет нам разобраться до конца с "Детьми Урагана", – рассеянно сказал Колька. – В случае чего – подыграйте, как поймёте.

В коридоре снова зазвучали шаги, и один из пионеров, молча открыв дверь, так же молча пропустил посетителя вперёд – и удалился. Тоже молча.

Вошедший в комнатку молодой мужчина был одет со щёгольской аккуратностью, совершенно не соответствовавшей выражению его лица – раздражённо-опасливому. Он отрывисто поздоровался и сел, не спрашивая разрешения; карие глаза перебегали с одного парня на другого, на третьего – и обратно, без остановки. Живко и Гай изучали ночного посетителя без малейшего проблеска интереса, зато Колька – с удовольствием, совершенно явным. Выждав хорошую паузу, он провозгласил:

– Позвольте вам представить, это – Николя – именно Николя, и не путать! – Сахно. В прошлом – мелкий жулик, шестёрка у намного более крупных и ныне большей частью покойных гадов, ныне – серый пан (1.) рынка несовершеннолетней рабочей силы нашей столицы.

1. На жаргоне – лидер какого-то незаконного занятия. Эпитет «серый» означает, что «пан» не занимается откровенной уголовщиной.

– Ты так говоришь, Ветерок, словно в работорговле меня обвиняешь, – нервно сказал Сахно, пряча руки в карманы брюк. – Я законов не нарушаю.

– Конечно, ты в дырки в них проскальзываешь, – кивнул Колька. – Сколько ты со своих сопляков берёшь? Девять из десяти?

– Я никого на меня пахать не заставляю.

– Смотрите, он ещё огрызается! – весело удивился Колька. – Да не дёргайся ты, не дёргайся, Николя. Я твои законные дела прикрывать не собираюсь. Пока.

– Да ты кто такой вооб… – взвился тот, но Колька тоже повысил голос:

– А сейчас у меня дело.

– Слушаю, – буркнул Сахно, усаживаясь поудобней. Вид у него был довольно унылый.

– Завтра вечером в восемь собери у себя на дачке всю вашу уцелевшую шушеру. Кто по краю бегает и не падает… пока. Я подъеду, мне поговорить с дядями надо. Лучше ведь я, чем… – он показал глазами в потолок.

– Коль-Коль-Коль, – зачастил Сахно, вскакивая и разводя руками, – ну о чём ты, ты о чём вообще?! У меня дача есть, машина есть, деньги – да! – есть, у нас пока не Империя и это не запрещено. Какая шуш…

Колька вытянул ногу и лениво пнул Сахно в пах. Скучно понаблюдал, как тот, несолидно попискивая, корчится в кресле, встал, подошёл, оперся на спинку:

– Завидую, – сказал он грустно. – Всё у тебя есть. Дача, машина… деньги. А у меня ничего нет… – он вздохнул. – Только вон – Живко и Гай, – и вдруг, рывком вскинув голову Сахно за волосы, тихо добавил, глядя ему прямо в глаза: – Но здесь, – и, отпустив голову мужчины, продолжал: – Завтра, в восемь вечера, у тебя на даче. Или я твой бизнес прикрою. Не как полиция, нет. Даже не как имперцы, нет. Ты знаешь – как. Будет вечер, будет ночь и утро, день второй – и твою башку найдут в унитазе с твоими же яичками на ушах вместо серёжек. Ну а теперь – пошёл отсюда. И делай, как я сказал…

… – Ты умеешь с ними разговаривать без кулаков, – заметил Живко, когда Сахно убрался – совсем не так помпезно и претенциозно, как появился. – У наших на районе никогда не получалось, я это ещё хорошо помню… – он смотрел, как Колька допивает чай. – Не один поедешь, надеюсь?

– Один. А как же иначе? – улыбнулся Колька. – Ладно, пойду… проводи, что ли?..

… – Живко, твои ребята драться готовы? – спросил Колька уже у самого выхода. – Не кулаками, по-настоящему, наверное. С оружием.

– Конечно, – без удивления откликнулся Коробов.

– Прикажи им всё время носить с собой что-нибудь серьёзное.

– Есть, понял, – кивнул Живко. Серьёзно кивнул, подобравшись, как хорошая гончая. – Ты домой сейчас?

– Да, пойду, – кивнул Колька. – Пройдусь…

…Он в самом деле был без мотоцикла. Пожалуй что – и к лучшему, он давно не ходил пешком по ночным улицам, а это было здорово. Тишина, только еле слышный шорох в кронах деревьев, да стук собственных шагов по мостовой. И мысли о том, что скоро осень… А над головой, в просветах между кронами – звёзды. На самом деле звездопад, яркие мгновенные штрихи часто рассекали небо… Если забыть о домах за кустами и деревьями слева и справа, то немного похоже на антураж "Ночных улиц" (1.) – имперского сериала, новые выпуски которого Колька ловил по кинотеатрам, чуть ли не от самого себя прячась. Глупость, конечно, а вот же ж…

1. Детский сериал из 24 часовых серий, сделанный кинокомпанией «Луч» в 23–24 г.г. Реконкисты. Посвящён приключениям группы мальчишек и девчонок из Петрограда, которые оказались в некоем параллельном измерении, в городе, как две капли воды похожем на Петроград, но с царящей вечной ночью и населённом чудовищами. 24 песни-заставки к сериалу написал 13-летний петроградский школьник Саня Лобов – и тогда не предполагалось, что он станет одним из самых знаменитых поэтов второй половины Реконкисты.

Странно. Колька даже сбил шаг. В окнах его дома – он видел их сквозь дикие заросли – горел свет.

– М? – осведомился он сам у себя, на секунду приостановившись. Ещё секунду думал про пистолет – чем чёрт не шутит? Но в конце концов решительно пересёк улицу и открыл калитку.

Дверь была не заперта, и он вошёл бесшумно. В коридоре пахло чем-то очень вкусным. Колька не успел сориентироваться в обстановке, потому что из зала появилась Элли.

– Ты? Здесь? Сейчас? – только и смог спросить Колька, растерянно закрывая за собой дверь. Девушка весело улыбнулась:

– Ты же назначил меня руководить радиостанцией? Не отпирайся, я ж сама слышала… Вот я и решила познакомиться с местом работы. Давай, мой руки и садись за стол, я рагу приготовила.

– Ты же, наверное, спать хочешь? – неуверенно предположил Колька, слегка оробев от такого напора.

– Успею выспаться, жизнь длинная… Давай, давай, всё остынет! – она подтолкнула Кольку в спину, причём чувствительно. – Я кладу! – крикнула Элли уже вслед ему.

Колька испытал странное чувство. Очень странное. Прийти домой, где тебя ждёт любимая девушка и приготовленный ею ужин… или завтрак уже? Не важно… Он дольше обычного плескался под краном и, отфыркиваясь, вышел из ванной всё ещё в задумчивости.

Элли накрывала на стол. За окнами уже потихоньку начинало светать, но в зале с его электрическим светом они казались по-прежнему ночно-чёрными. На столике обложкой вверх лежала старая книга, алые в золотой окантовке буквы, похожие на штыки, на тёмной обложке: "НА ОСТРИЕ УДАРА". Название Колька не вспомнил, но увидел иллюстрацию – трупы в развалинах, горящий танк, ещё один – идущий на двоих парней, целящихся в него из РПГ – и вспомнил книгу.

– Ты куда пропал? – Элли появилась рядом.

– Читала? – тихо спросил Колька.

– Да, – так же тихо ответила ему девушка, кладя ладони на его плечо. – Это про либерийцев (1.). Которые сражались против наших.

1. Возникшее в 16 г. Серых Войн на западном берегу Африки (на месте частей современных Гвинеи, Сьера-Леоне и Либерии) государство. Среди прочих «бандитских государств» Либерия стояла особняком, так как население её составляли бежавшие с севера политические противники англосаксов из «Фирда», не практиковавшие людоедство и старавшиеся придерживаться нормальной законности. Тем не менее, Либерия находилась в союзе с классическими бандгосударствами и в 26 г. С.В. была уничтожена десантами Англо-Саксонской Империи.

– Я тоже читал… а потом забыл про неё, – признался Колька.

– Мне их жалко, – вдруг сказала Элли. – Может, это и неправильно, но я почти плакала, когда читала некоторые места. Так их жалко… Они такие гордые и храбрые, а ничего не могут понять. И сделать ничего не могут, только погибнуть… и гибнут. Не сдаются, не убегают, а гибнут. Против наших…

Колька взял в руки книгу, полистал страницы. Запнулся о строчки…

"Я стоял, опустив бесполезный гранатомёт, ещё курившийся кислым дымом частых выстрелов, и смотрел, как все три танка идут к нам через развалины, раскачиваясь, ныряя и поднимаясь. Страшно не было. Я рассматривал их пятнистые носы без мыслей, с некоторым интересом.

– Будешь?

Я повернулся. Ян протягивал мне сигарету. Отчуждённо я заметил, что на левой руке, замотанной какой-то бумагой, у него нет большого и указательного пальцев, и левого глаза на перепачканном кровью и копотью лице не было тоже – я не мог поверить, что это Ян.

– Давай, – я принял сигарету, хохотнул: – Рак заработать всё равно уже не успею…

Он засмеялся в ответ, словно закашлялся или залаял. Затянувшись, я передал сигарету ему – мы так и стояли, так и курили её. Последнее, что нам оставалось в жизни – эта сигарета.

Или что-то ещё? Что-то, державшее нас на земле, даже когда надеяться было уже не на что, не во что и незачем стало верить? Честь – не зависит от того, что снаружи. Честь – внутри нас. Навсегда. Навечно. Смерть тут тоже ничего не способна изменить.

Я вспомнил легенду, рассказанную Яшкой. Танки шли, и всё кончалось, и очень хотелось верить, что там, в легенде – правда. Не потому, что я вдруг испугался смерти, совсем нет. Обидно было бы умереть совсем под гусеницами этих машин, зная, что враг – победил.

Пусть та легенда станет правдой. Мы все в душе верили, что она – правда.

И если она правда, если достичь того фантастического дворца могут после своей смерти лишь отважные – нам не о чем беспокоиться.

Не о чем."

Колька положил книгу на столик и вздохнул:

– Пошли есть…

9.

Разбудил Кольку шум внизу. Он едва не грохнулся с кровати, забарахтался и, сохранив-таки равновесие, услышал весёлый голос Славки:

– Заноси туда!.. Осторожней, черти, эта штука стоит больше, чем мы за всю жизнь заработаем!.. Куда к окну?! Чехол сюда!

– Славя-ан! – заорал кто-то. – Провод привезли!

– Сгружай и тяни сразу!.. Сто-ой! Куда?!

– Интересно, – признал Колька. Потёр лоб. – Ах, да! Конечно…

Натянув штаны, он спустился вниз. Около телефона слабо знакомый парень разговаривал с абсолютно незнакомой девушкой. По полу из открытой двери змеился армейский кабель. В распахнутые настежь окна было видно вездеход на дороге и кого-то из ребят – поднявшись на столб перед домом, он орудовал тестером и распевал во всё горло, не проявляя особых музыкальных данных:

– А я плыву, куда хочу, а я пою, я не молчу,

И шар земной не сам кружится, это я его верчу,

А я рыба без трусов, а я рыба без трусов,

А я рыба, а я рыба, а я рыба без трусов!!!

В зале было человек семь. Точней сказать оказалось просто невозможно – они постоянно перемещались, таскали мебель, бесцеремонно вгоняли в стену крепления для кабелей, волокли аппаратуру, кто-то орал весело:

– Раз-два-три-четыре-пять вышел зайчик погулять даю пробу даю пробу дали зайчику "сайгу" лисы из лесу бегут как слышите как меня слышитееееее?!

Кто-то, стоя на стремянке, пневматическим пистолетом вбивал гвозди в щит с гербом новой радиостанции: золотые на чёрном с белой окантовкой буквы "НАШ ДОМ", а между словами вместо дефиса золотистое окошко дома. У второго окна зала почему-то стоял РПД, обвитый лентами, как знаменитый Лаокоон – змеями.

В коридоре, посреди всего этого хаоса, стоял, уперев руки в бока и держа под мышкой берет, Муромцев. На лице его сияла улыбка творчества.

– Ясно, – сообщил в пространство Колька и, поздоровавшись со Славкой, заглянул на кухню.

Элли была там – она и ещё две девчонки в бешеном темпе готовили обед (было уже около полудня!) Элли сделала Кольке ручкой, но всем видом изобразила, что крайне занята.

– Жил тихо-мирно, так нет – на тебе… – проворчал парень и побрёл наверх – одеться, как следует. Только на это времени и хватило – появился один из Теней и притащил с собой донельзя сопливого мальчишку лет десяти, грязного, как уйгурский шаман на пятом месяце медитации.

– Вот, – заявил парень, – тебя искал.

– Слушаю, – Колька пристегнул к сапогу нож.

– Уди! – соплемастер выдернулся из руки пионера. – Пусть свалит!

– Иди, – кивнул Колька и, когда Тень вышел, поинтересовался у гостя: – Зачем я тебе?

Мальчишка бестрепетно вытер рукавом нос и сообщил "секретным" голосом:

– Сахно велел передать – всё будет, как ты сказал.

– Давай отсюда, – разрешил Колька и следом за ссыпавшимся вниз мальчишкой (он, впрочем, никуда не "свалил", а застрял на крыльце, очарованно наблюдая за царящей суматохой) спустился сам. Задержавшись около Славки, сказал: – Я уезжаю, буду, наверное, только ночью. Начнёте без меня работать?

– Какие разговоры, – кивнул Муромцев. – Только один ты никуда не поедешь, и не мечтай… – и, видя, что Колька приготовился спорить, добавил спокойно: – Иначе тебя привяжут к кровати, понял?

– Понял, – хмыкнул Колька.

* * *

Дача Сахно стояла далеко за городом, за Медео, в предгорьях Голодного. Эскорт из двух мотоциклов Колька оставил-таки у въезда на дачную тропку, куда свернул в одиночестве.

Своё обиталище Сахно, откровенно обалдевший от вольной волюшки после ликвидации его прежних хозяев, спешно возвёл аж в два этажа. На подъездной площадке стояли экипажи и две машины. За прибывшим Колькой наблюдали охранники-водители-кучера – но он прошёл мимо этой публики, как мимо пустого места. Те, кто собрался тут сейчас, были вымирающим видом – холуями денег. А эти… холуи холуёв – что может быть презренней? Никто ничего ему не сказал – юношу с жестокими и мечтательными глазами цвета фиалок все знали хорошо.

В большой горнице, куда прямиком прошёл Колька, сидели в мягких креслах одиннадцать человек. Всех их Колька знал по самым разным делам ещё с самого раннего детства – это были остатки преступного мира Семиречья, спасшиеся в последнее время тем, что спешно переквалифицировались за "околозаконные дела": спекуляция, эксплуатация малолетней рабсилы, какие-то ещё мутные затеи… После недавнего крушения монстров типа "Энергии" или "Плоды Азии" эти казались пескарями, пытающимися изобразить из себя акул.

Но от них ещё кое-что зависело… а главное – они о многом знали.

Кольку они знали тоже – не раз и не два сталкивались то тут, то там с неуступчивым мальчишкой, потом – юношей. Ему было дело до самых разных вещей, и никто не мог точно сказать, чем – и кем! – он заинтересуется в следующий момент. Теперь все присутствующие гадали, что нужно Стрелкову? И никто не воспринимал его тем, кем он, в сущности, был – пятнадцатилетним парнем.

Колька мягко перешагнул через порог и прошёл на середину зала, где и встал, широко расставив ноги в подкованных сапогах, начищенных до лунного сияния. Коротко зевнул и резко махнул рукой:

– Я всегда думал, что вы умные люди. Тихие сволочи, но – умные. А вы связались с политикой… – присутствующие возмущённо и недоумённо загудели. – Что "нет!"? – уловил это слово Колька и повысил голос. – А кто покрывает "Детей Урагана"? – он прошёлся по комнате, резко остановился: – Знаете, чем это кончится? Они укатят дальше, у них тут – ни детей, ни плетей, ни б…й… то есть, жён и подруг. А по ваши души Бахурев пришлёт Чёрных Гусар, и они вас даже на площадь перед дворцом не поведут – на ваших же воротах перевешают. Или, кто вас там знает, за вами вовсе имперская ОБХСС явится… Были – и нету. Неужели никто из вас не понимает, что жить, как раньше – нельзя? И кто не хочет жить по-новому – жить не будет вообще?

– Короче, – буркнул Абакумов. Он снабжал ширпотребом Верный и окрестности через сеть "точек", и ширпотреб шили в его собственных полуподпольных мастерских, – что от нас хотят? Нас уже и полиция тягала. Теперь ты. Нам и на "Детей" этих и на политику вообще – положить с прибором, у нас своих забот хватает.