Текст книги "Не время для одиночек (СИ)"

Автор книги: Олег Верещагин

Элли тоже всматривалась в парня, а потом уверенно сказала:

– Денис Третьяков, – в голосе её было восхищение и почти преклонение. – Ты – Денис Третьяков?!

– Ох, – парень вздохнул печально. Младший его спутник гордо ответил:

– Да, он Денис Третьяков! Мой брат!

– Володька! – строго прикрикнул Денис. Младший надулся:

– Я уезжаю в конце лета, уже уехал, можно сказать, а ты мне даже тобой погордиться не даёшь! – выпалил он под общий хохот. Но Элли не унималась:

– Последний комплект портретов-биографий "Слава Имперской Пионерии"…

– Это я, – кивнул Денис. – Умоляю, девушка, милосердия! Я самый обычный… вон, лучше давайте Володьку обсудим.

– Меня?! – мальчишка сделал большие глаза. – За чтоооо?!

– В сентябре он уже будет учиться в музыкальной школе в Великом Новгороде, – продолжал Денис. – Это будущий великий певец…

– Динь! – мальчишка начал краснеть, но потом внезапно раздумал и заявил: – Ну да. Я тоже так думаю.

– Хвастун, – усмехнулся Денис.

– И ничего не хвастун, – Володька решительно встал на ноги, отшагнул к окну и встал к нему спиной, держась руками за блестящий поручень. Постоял, чуть хмурясь, потом поднял подбородок…

 
   – Я песню знал в родном краю,
   И эту песню вам пою.
   Её в боях сложил народ,
   Такая песня не умрёт!..
 

…У мальчишки был замечательный голос. Колька сам умел петь и мог точно сказать – голос просто восхитительный. Наверное, насчёт школы в Великом Новгороде – правда, мелькнуло у него в мыслях, пока он слушал песню – кажется, он слышал её и раньше, но только точно не мог вспомнить…

 
   – В край счастливый, мирный и свободный
   Враг неволю и смерть несёт.
   Нет печальней скорби всенародной,
   Ничего нет страшней, чем гнёт.
   Чу! Чей-то шаг
   Слышен в горах,
   В сердце врага —
   Злоба и страх.
   Э-ге-гей, э-гей-о-гей!
   Это клич отважных.
   – Кто идёт?
   – Вольный народ,
   Смелый отряд боевых партизан!
   – Что поёт
   Вольный народ?
   – Песню о вольном ветре!
 

И тут неожиданно откликнулась компания парней и девушек, на вид – рабочих, видимо тоже куда-то ехавших на выходные – в хвосте вагона —

 
   – Друг мой, будь как вольный ветер,
   Ветру нет преград на свете.
   Птицей летит в просторы,
   Мчится в леса и горы.
   Друг мой, будь как вольный ветер,
   Твой путь – путь всегда вперёд,
   Солнце лишь смелым светит,
   Счастье лишь к нам придёт!
 

Володька улыбнулся, бурно дирижируя – конечно, в шутку – руками. Потому что пели уже очень многие – не сказать, чтобы «весь вагон», нет, но – многие, а весь вагон – слушал…

 
   – В нашем небе тают злые тучи,
   Это солнце взошло во мгле.
   Вольный ветер, грозный и могучий,
   Загулял по родной земле.
   Песня летит,
   Сердце горит.
   «Слушай, сынок!» – Мать говорит.
   Эге-гей-гей-о-гей!
   Это клич отважных.
   – Кто идёт?
   – Вольный народ,
   Смелый отряд боевых партизан!
   – Что поёт
   Вольный народ?
   – Песню о вольном ветре!
   Друг мой, будь как вольный ветер,
   Ветру нет преград на свете.
   Птицей летит в просторы,
   Мчится в леса и горы.
   Друг мой, будь как вольный ветер,
   Твой путь – путь всегда вперёд,
   Солнце лишь смелым светит,
   Счастье лишь к нам придёт! (1.)
 

1. Стихи Алисы Вагнер, Хайнриха Мюллера.

Весь вагон – вот теперь уже точно весь! – начал хлопать, а этот Володька, ничуть не смутившись, только улыбнувшись, сел на своё место. И заявил:

– Ну что, разве я для этой школы не подхожу?!

– Вот какой у меня младший брат! – с искренней гордостью сказал Денис. – А вы всё – Третьяков, Третьяков… – и смущённо махнул рукой. – Да я же самый обычный!

* * *

Город Балхаш – второй по величине город республики – промелькнул видением. На перекрёстках стояли дозоры – полиция с автоматическим оружием и спешенные Чёрные Гусары – а улицы патрулировали рабочие, тоже с оружием. Видимо, в городе никак не могли прекратиться волнения, о которых Колька слышал ещё в своих странствиях по берегам моря – волнения, связанные с национализацией почти всей местной промышленности, связанной с рыбным хозяйством, помноженные на раскрытие секты, приносившей в жертву детей и плотно связанной с частью верхов республики. Но увы, увы и ах, стыд и позор – политические дела тоже промелькнули мимо юноши и девушки, которые слишком спешили на утренний шестичасовой экраноплан.

По водам Балхаша бегали не привычные для жителей Империи турбовинтовые "Садко", ходившие, например, по Волге-Ра – не столь давно, какие-то месяцы назад, на рейсы между республикой и Империей были пущены четыре новеньких реактивных 4000-тонных "Нептуна", покрывавших огромное море по параллели за шесть часов. Комфортабельные, скоростные, дешёвые, экранопланы должны были представлять собой – и отлично справлялись с этой задачей – мощь Империи. Они на самом деле потрясали и поражали воображение – чуть ли не больше, чем космические корабли. Возможно, потому что имперские космодромы Парголово и Арконы были далеко, а "Нептун" мог увидеть каждый. Да и прокатиться на нём тоже было несложно.

Представьте себе, как после грохота ревуна, означающего полное окончание посадки, с мощным, утробным гулом, сотрясающим пространство, над береговым причалом приподнимается серебристая обтекаемая махина длиной в двести метров, украшенная на высоких тонких хвостовых стабилизаторах серебряным стилизованным силуэтом чайки на голубом поле с белым Андреевским крестом и надписью "ЧЕРЕЗ ПРОСТОР" – символами гражданского морского флота Империи. Гул перерастает в вой, потом – обрывается и остаётся только тихий свист. Но в это время экраноплан – в жёстких веерах брызг и многоцветном скрещенье десятков радуг – уже отошёл от берега, хотя этого никто и не заметил толком. Ещё миг – и он, оставляя за собой два гребня белой пены, уходит почти к самому горизонту… ещё один миг – и его уже нет.

Ну а пассажиры внутри не замечают ничего особенного. После того, как разгон закончен и погасли табло, можно встать, пойти в кафе, послушать музыку, полюбоваться видом из большого салона, похожего на прозрачную каплю и вообще наслаждаться жизнью…

…Однако Элли сейчас обратила внимание, что Колька не склонен ничем наслаждаться. Он сидел на своём месте, утонув в глубоком удобном кресле – и смотрел как-то напряжённо и пристально. Прямо перед собой, хотя там не было ничего интересного, кроме спинки точно такого же кресла, но – впереди. Тогда она наклонилась к своему спутнику и тихонько спросила:

– Тебе что, нехорошо?

– Нет, всё в порядке, – быстро ответил Колька. Элли покачала головой и положила ладонь на его руку на подлокотнике кресла:

– Ну я же вижу, что тебе нехорошо… Слушай, – её осенила внезапная догадка, девушка с трудом удержала голос тихим, – ты раньше никогда не путешествовал на экранопланах?!

– М-м-м-м… да. То есть, нет… ну да, не путешествовал, – признался парень.

– Так зачем нас сюда понесло-то?! – рассердилась, как это обычно бывает от беспокойства за кого-то у девушек, Элли. И спросила с настоящей тревогой: – Тебе очень плохо?

Колька явно усилием воли заставил себя улыбнуться:

– Всё нормально. Не волнуйся ты.

– А я и не волнуюсь, – ответила Элли. – Просто глупо мучиться так. Сейчас, посиди, я приду.

– Ты куда? – насторожился Колька, но девушка уже поднялась и, улыбнувшись через плечо, неспешно пошла куда-то, оставив его остро переживать свой позор и мысль о том, что он оказался фактически дикарём в этом чуде техники, о путешествии на котором столько мечтал…

…Элли заспешила сразу за дверью салона. До кафе было недалеко – спуск вниз, и она оказалась в неярко освещённом помещении. За столиками было почти пусто, у стойки бара, к которой подошла Элли, стояли двое – в отличных костюмах, молодой парень и мужчина средних лет. Он говорил, постукивая пальцем по стойке:

– …об этом поручено думать мне, вам это понятно?

Молодой ответил вежливо, не ядовито:

– Нет, не понятно, извините. Мне вообще непонятно, как можно кому-то поручить думать.

– Я четверть века работаю инженером, – чуть повысил голос старший.

– Тем хуже для вашей страны. Так высоко сидите и такой… ретроград, – Элли готова была поклясться, что молодой собирался сказать другое слово. Видимо, это уловил и старший. Он чуточку покраснел, но сказал спокойно, почти наставительно:

– Молодой человек, не знаю, как у вас в Империи, но я в самом деле сижу так высоко, что из окна моего кабинета видны виселицы перед президентским дворцом. И если эта конструкция рухнет – то вас отзовут в Империю, а меня…

– А если не рухнет?! Смотрите, – молодой резко пододвинул к себе салфетку, – 20–25 % повышение грузопотока. Паром пускаем на туристов. Выигрыш на горючем – семьдесят копеек с рубля, если считать по-нашему. Виктор же вам представил все расчёты! Хорошо, мне вы не верите! Я понимаю, "если не рухнет?" – не аргумент. Но он-то знает это дело "от" и "до"! Он, в конце концов, не просто так в двадцать два года первый класс в стройкорпусе получил! (1.) Мы вшестером работали. Мы рассчитали конструкции полностью – за неделю. А вы даже не дали труда своему референту проверить документацию по проекту, дающему общий выигрыш сиюминутно в 450 тысяч и дальше по сто пятьдесят тысяч в год на ближайшие пятнадцать лет…

1. Имеется в виду, что этот Виктор имеет звание офицера первого класса. По армейским рангам – полковника.

– Там пассажиру не по себе, – сказала Элли молодому (не старше себя самой) парню в безукоризненном синем кителе с белыми погончиками, перечёркнутыми продольной светло-голубой лычкой – стажёру. Он улыбнулся, подмигнул и, достав из горки за спиной две цилиндрических бутылочки голубоватого стекла с белой, окантованной синим, надписью «ВОЛНА», поставил их на стойку и сказал весело:

– В счёт стоимости билетов.

– Спасибо, – кивнула Элли. И ответила улыбкой…

…Колька по-прежнему молча страдал в кресле и на протянутую бутылочку, издававшую лёгкое шипение, покосился с недоверием. Но то, что сама Элли, устроившись рядом, со вкусом присосалась к чуть дымящемуся горлышку, помогло юноше перебороть гордость.

У слабогазированного холодного напитка оказался привкус мёда, и Колька почувствовал, как после первых же глотков неприятные, странные ощущения отхлынули. Он опасливо покосился на Элли – но она словно уже и думать забыла о его слабости.

– Есть будем тут, или подождём до места? – спросила она, вытягивая ноги под передней кресло и забавляясь опустошённой бутылочкой.

– Сударыня, – Колька быстро и окончательно обрёл душевное равновесие, – вам представляется возможность покапризничать. Решайте, я плачу! – и он лихо допил остаток из своей бутылки.

– Тогда лучше поголодаем, – решила Элли. – Пойдём в салон, посмотрим вокруг, а?

– Конечно, – тут же согласился Колька.

* * *

Объединённый (морской, железнодорожный и воздушный) вокзальный комплекс Ново-Каспийск располагался у начала южного берега Кавказского Залива, недалеко от того места, где когда-то стоял город Решт. Почти сразу за ним начинались горы, поросшие обычным лесом, но вдоль побережья полосой в несколько километров тянулись субтропические чащи. Автобусы, наземные инедавно разрешённые воздушные такси, вагончики местного струнника, немногочисленный личный транспорт развозили самых разных пассажиров – кого куда; кого – в прибрежные лагеря и дома отдыха, кого – в такие же места, но выше в горах, кого – в сам Ново-Каспийск, стоявший в пяти километрах от вокзала.

С открытой галереи, опоясывавшей вокзальные здания лёгкой спиралью, казалось, висящей в воздухе, открывался великолепный вид на окружающее. Особенно красива была портовая бухта со множеством кораблей: от маленьких парусных яхточек до гигантов-экранопланов и шестимачтовых крылатых парусников. Но акватория всё равно казалась пустой – настолько громадным было пространство спокойного морского залива, защищённого циклопическими валами волнобоев, в толще которых скрывались приливные электростанции.

Колька и Элли стояли на галерее, слегка потерянные – они никак не могли решить, куда им отправиться. Неизвестно, сколько они бы простояли так, если бы не резкий свист, заставивший их обернуться.

В нескольких метрах от них на проезжей части галереи стоял свинцово-серый вездеход – списанный армейский "гусар" с отрытым верхом. За рулём сидел парнишка – примерно их ровесник – в ослепительно-белой форменке кадетской школы военно-морского флота Империи. Вместо бескозырки на нём был лёгкий пробковый шлем разрешённого образца – тень козырька падала на смелое, красивое лицо.

Увидев, что на него обратили внимание, кадет улыбнулся и спросил:

– Вы не из Воронежа?

– Нет, друг, мы вообще из Семиречья, – откликнулся Колька. Кадет вздохнул:

– Обознался, значит… – и оживился: – А что, ищете, куда приткнуться на выходные?

– Вроде бы, – Колька пожал плечами.

– Если хотите – поехали с нами. Мы на выходные оккупировали "Дубовую рощу"… во-он там, – он вытянул руку по направлению к берегу.

Юноша и девушка переглянулись.

– Поехали? – кивнула Элли.

Колька кивнул:

– Едем…

…Тимур Левашов оказался очень общительным парнем. Он здесь родился, вырос, ловко вёл машину, не глядя на дорожный серпантин, и весело рассказывал случавшиеся с ним – на службе и вне службы – истории.

– Ехал я по дороге… дальше по берегу, из Тегерана. Вот на этой машине, она вообще-то школьная… Напарываюсь на пост. А пост наш, флотский. А я шёл километров сто сорок, где-то так. Совсем не быстро, но это для меня не быстро, а они рассердились… почему-то. Останавливаюсь, думаю: всё, – он шевельнул рукой, – нашивки сдерут. Делаю, значит, я обеспокоенное лицо, и старшему говорю: "Товарищ лейтенант, мы с одним парнем из гражданского флота поспорили, что мой "гусар" быстрей его "жигулей", я его на километр всего обошёл, он сейчас уже тут будет, вы его притормозите, пожалуйста!" Лейтенант мне только: "Понял, кадет, жми!"

Он первым засмеялся от души над своим рассказом и сообщил:

– Подъезжаем!..

…"Дубовая роща" оправдывала своё название. Небольшие домики были живописно рассыпаны-спрятаны между дубов – ещё совсем молодых, но уже мощных, с густыми тяжёлыми кронами. Два таких же дуба, но бронзовых, обозначали въезд на территорию – вместо воротных столбов.

– Так, – Тимур выпрыгнул на площадку, несколько раз прогнулся, достал пальцами носки форменных туфель и огляделся. – Наши не дождались. Умотали на пляж, конечно. Ла-адно… Вон там – два свободных домика, 17-й и 18-й. Устраивайтесь в любой, в конторе воооон там оформитесь и спускайтесь на пляж. Вон там вон, – все свои "вон там" он подкреплял резкими жестами, – начинается канатная дорога, как раз на пляж и ведёт. А хотя – как желаете, тут в любую сторону интересно. Давайте! – и куда-то зашагал.

– Ну, куда пойдём? – Колька подхватил обе сумки. – В 17-й или в 18-й?

– Они двухместные, я такие знаю, – сообщила Элли. И продолжала неуверенно: – Может, в разных?

Домики были вполне милые – крыша с пологими скатами почти до земли и большими окнами в торцах, которые и открывались, как двери. Колька удивился:

– В разных? Да… как хочешь, но зачем?

– Да, лучше в одном, – неожиданно согласилась Элли, и Колька наградил её ещё более удивлённым взглядом. – Мне 17-й нравится.

– Пошли в 17-й, – мотнул головой Колька. – А потом? На пляж?

– На пляж! – весело подхватила Элли. – Я мечтаю окунуться раньше всех! Ты, кстати, здорово придумал – так выехать. У нас сегодня даже ещё почти целый день! Ты тащи вещи, – Элли начала командовать, – а я схожу оформлюсь.

– Деньги возьми, – невозмутимо протянул ей бумажник Колька…

…Внутри 17-й оказался обставлен просто, но со всеми удобствами. Окна создавали впечатление простора, но в случае чего их можно было наглухо забрать шторами – тогда внутри воцарялась темнота даже днём. Две кровати стояли в нишах под скатами крыш.

– Выбирай любую, – предложил Колька, вошедшей девушке. Он поставил сумки на стол и сейчас извлекал из своей плавки.

– Тогда моя – вот, – Элли перекинула свою сумку на левую кровать. – Не поворачивайся, я переоденусь.

Колька с усмешкой отвернулся и стал раздеваться, не упустив возможности подколоть:

– Не хочешь, чтобы я смотрел – а сама подсматриваешь…

– Не подсматриваю, а смотрю, – с сердитым смущением бросила девушка. И насторожилась: – А откуда ты знаешь?

– В стекле отражается…

– Колька!!! – возмутилась Элли.

– …твоя симпатичная физиономия.

– Уффф…

– А что ты так нервничаешь, у тебя и всё остальное красивое…

– Колька!!!

– … наверное, – юноша перехватил брошенную в него подушку и, уронив её на кровать, выскочил наружу. – Ну, ты идёшь?!

– Иду! – Элли тут же вышла, прикрыв дверь за собой жестом человека, который не привык, уходя, запирать что-то на замки.

Как-то само собой получилось, что они взялись за руки – и под страхом смертной казни не смогли бы сказать, кто первым это сделал. Так шагать по дорожке, присыпанной уже нагревшимся песком, было приятно, что же касается общей лёгкости одежды, то оказалось, что и остальные ехавшие на фуникулёре люди в основном… короче, они тоже ехали на пляж.

Элли, встав коленками на мягкий диванчик, буквой С изгибавшийся у задней стенки вагона, с интересом и восхищением рассматривала проплывавшие мимо красоты. То внизу в пене и брызгах гремел водопад – а потом фуникулёр спускался в ущелье, и над головой почти смыкался полог леса – но уже в следующую минуту в головокружительной глубине зеленела путаница прибрежных древесных крон – и тут же вагончик почти бортом задевал алые гранитные склоны скал, между которых сапфиром сверкало озеро, окружённое белыми домиками какой-то научной станции.

А впереди, медленно приближаясь, раскинулась бухта в окружении скал, усеянная белыми парусами яхт.

3.

Компания кадетов в самом деле веселилась на пляже. У берега на мелкой волне покачивались несколько моторных досок, некоторые ребята лениво загорали, но большинство играли в волейбол.

Колька и Элли повалились на песок – сухой и горячий, летний. Пляжи тут были песчаными в отличие от большей части побережья – там сильно портила жизнь или крупная галька, или – на севере – глина. Только этот не такой уж длинный кусок был покрыт обнажившимися и сползшими сюда во время катастроф прошлого залежами удивительно яркого жёлтого песка, в котором часто находили полудрагоценные камни.

Ранний подъём и долгий переезд сыграли свою роль – обоим захотелось спать, и Элли, не без труда сконцентрировав внимание, увидела, что Колька-то уже спит, закрыв локтем глаза. Тогда она устроилась удобней и почти тут же уснула тоже…

…Проснулись они одновременно часа через два. Колька, сладко зевнув, смущённо улыбнулся:

– Ну вот. Мы что, дрыхнуть сюда приехали?

Элли не успела ответить – Кольку окликнул Тимур. Кадеты перестали играть в волейбол и в основном сидели или лежали на песке, заинтересованно глядя в сторону проснувшихся новеньких, которых до этого не беспокоили.

– Коль! – повторил Тимур, улыбаясь, и Элли не могла не оценить атлетическое сложение кадета – он выделялся даже среди своих. – Сплаваем наперегонки вон туда? – он махнул рукой в направлении длинного пирса базы, выдававшегося в залив почти на километр.

– И обратно, – Колька встал. Кадеты засмеялись, Тимур махнул рукой снова:

– И обратно!

– А приз? – Колька прищурился, словно оценивал расстояние. Элли заметила, что губы у него подрагивают в сдерживаемой усмешке.

Тимур порылся в кармашке плавок. В пальцах его тяжело и ярко сверкнула золотая монета – имперский червонец.

– А вот!

– Принимаю, – кивнул Колька, – ставлю столько же.

Кто-то из кадетов присвистнул, кто-то крикнул:

– Пятнадцать человек на сундук мертвеца! – а ещё кто-то мелодично запел:

– Приятели, живей разворачивай парус —

Йох-хо-хо, веселись, как чёрт!..

– Идёт! – Тимур с пальца подбросил свой червонец назад, монету поймали. Колька кивнул на фуникулёр:

– Моя там, наверху. Но мне за ней бегать не придётся.

Теперь даже те, кто до последнего лениво валялся на песке, заинтересовались. Начиналось соревнование – то, что имперцы очень ценили. Парни вошли в воду по пояс и встали, чуть пригнувшись. Свисток в два пальца – и два тела бесшумно врезались в воду…

…Проплыть два километра – это не так легко, как кажется на первый взгляд. Колка не соврал и не переоценивал свои силы – он отлично плавал. Но и Тимур явно не только зачёты сдавал. И скоро даже головы плывущих было уже трудно различить среди сияющей, как хорошее зеркало на солнце, до боли в глазах, ряби.

– Это надолго, – сказал кто-то.

– Да, пока туда, обратно ещё…

– Тимур точно первым придёт…

– Погодите, смотрите, этот парень тоже здорово плавает…

В ожидании по рукам разошлись бутерброды, шоколадки, бутылки с ситро и лимонным соком – Элли тоже не обделили. Теперь все ждали молча, и лишь через какое-то время тишину нарушил чей-то крик:

– Плывут!

Элли вскочила с песка первой. Несколько минут она, по правде говоря, ничего не видела, но потом и она различила, что плывут двое – ритмично взмахивая руками. Отсюда было пока что неясно, кто впереди… но один из пловцов опережал другого на полсотни метров, не меньше.

Ещё минута, другая – и Элли гордо, радостно улыбнулась. Лицо плывущего первым было теперь очень хорошо различимо… и это был Колька. Он плыл кролем, широко выкидывая руки – и видно было, что он устал, очень устал, плыли-то на скорость… но Тимур его догнать явно не мог, хотя и старался изо всех сил…

…Когда Колька вышел, пошатываясь, на песок – тяжело дыша, мокрые волосы облепили лоб – Элли подскочила к нему и, обняв за шею, несколько раз поцеловала. Впервые поцеловала на людях. Лицо Кольки буквально озарила искренняя, широкая улыбка, но он, обернувшись, сказал Тимуру, стоявшему на мелководье и тяжело дышавшему:

– Я очень хорошо плаваю. А ты – отличный пловец.

– Похоже, я проиграл, – Тимур улыбнулся. – Прошу прощенья у тех, кто на меня ставил…

…С пляжа ушли только вечером, когда солнце начало садиться за горы, а животы по-настоящему подвело от голода. В парке за пляжем было уже совсем темно, таинственно шуршали кусты, пахло густо и сладко – и Элли приткнулась к Кольке, обняв его за пояс. Вряд ли, впрочем, только из страха. Ориентируясь по огонькам, Колька вышел точно к кафе – большой площадке с видом на море, где почти все столики были одеты столь же легко одетой публикой. Девчонки-официантки раскатывали между прозрачными столиками на роликовых коньках, ловко развозя подносы с заказами.

– Сядем сюда, – кивнула Элли на крайний столик, откуда как раз "снялась" компания из четырёх человек. Колька пожал плечами:

– Сколько угодно, – и пододвинул стул. Они ещё не успели даже толком осмотреться – подкатила рослая девчонка, улыбнулась:

– Заказ? – и откровенно посмотрела на Кольку.

– Что закажем? – лениво спросил Колька, по привычке вытягивая ноги.

– Беф-строганов с картошкой и с овощами… двойные порции. И чего-нибудь холодного попить. Пить хочется ужасно, – призналась Элли, и девушка, кивнув, ловко развернулась и умчалась.

– Что будем делать завтра? – Колька явно наслаждался отдыхом. – Предлагаю сходить в парк аттракционов, а там определимся.

– Может, лучше в горы? – предложила Элли.

– Пошли, – легко согласился Колька. – Мне с тобой везде хорошо.

– Правда? – быстро спросила девушка. Вместо ответа Колька наклонился к ней и поцеловал. Когда оторвался – заказ стоял уже на столе. Колька вознамерился повторить опыт – благо, Элли явно не возражала – но услышал весёлый возглас:

– Эй, да тут Ветерок! – и не менее весёлый ответ:

– С дочкой полковника!

– Очень некстати, – комично вздохнула Элли.

– Так кто же из нас индивидуалист? – насмешливо спросил Колька, наблюдая – без особого раздражения – как между столиками к ним приближается целая компания, возглавляемая Славкой Муромцевым. – Славян! – он махнул рукой. – Причаливайте сюда!

4.

Идею пойти вместо пляжа в горы независимо от Элли подал Славка. Девчонки её одобрили – точней, одобрили Элли и Лерка (заведующая Третьей пионерской столовой, она редко выбиралась "на природу", а горы между тем обожала) Ну а Кольке, собственно, было всё равно, хотя лазанье по горам никогда не относилось к его сильным сторонам.

Больше никто из приезжих из Республики к четвёрке не присоединился – "разложенцы", как обозвала их Лерка, намеревались купаться, загорать, слушать музыку, танцевать, есть мороженое и посещать аттракционы.

– А где Стоп? – спросил Колька, когда они со Славкой проверяли взятые напрокат ружья – ижевские двустволки-"вертикалки" 20-го калибра.

– Не поехал, – Славка посмотрел стволы на свет. – Да нет, ты не думай, он не из-за тебя.

– "Дети Урагана"? – быстро спросил Колька, перебрасывая ремень через плечо.

– Как застрелились, – покачал головой Славка. – Да… без них проблем хватает. Не знаю, как я уезжать буду… а мне уже скоро.

– А куда тебя? – заинтересовался Колька. Славка молча показал пальцем вверх.

Колька вздохнул…

…Полная гибель бесчеловечной глобальной системы контроля и лжи в ходе Безвременья, изменение рельефа Земли, при котором с морского дна поднялись считавшиеся легендарными земли, нёсшие на себе остатки пра-цивилизаций, и наконец – открытие в 20 году Реконкисты Петром Владиславовичем Крапивиным, капитаном исследовательского "Рубина", Города Рейнджеров на Хароне – всё это заставило людей совершенно по-иному взглянуть на свою историю и многое пересмотреть вплоть до перемены полюсов мнений, казавшихся незыблемыми. Но всё это проходило мимо множества людей там, где вопросы борьбы за повседневное выживание стояли на первом плане. Кольку это всегда бесило и заставляло себя чувствовать неполноценным по сравнению с имперцами, злиться на своих соотечественников, которые делят кто громадные прибыли, которые не заслужил, кто крохи до зарплаты, которых вечно не хватает – в то время, как другие люди, точно такие же, сплошь и рядом говорящие на том же самом русском языке, летают на другие планеты и исследуют древние города. Может быть, и его индивидуализм, и его стремление везде быть первым, как раз и происходили от этой неудовлетворённости жизнью вокруг и зависти к имперцам, глубоко спрятанной, но сильной – кто знает? Он сам не задавался этим вопросом никогда. И сейчас не собирался подавать виду, что завидует.

– И как мы без тебя будем? – озабоченно спросил он. – Я о чисто организационной стороне вопроса… О небеса, да во что же вы меня превратили?! – словно опомнившись, завопил Колька. – Я отдыхаю, отдыхаю, отдыхаю!!! Отдыхаю… и о чём я думаю?! Пошли вы все…

Славка звонко расхохотался, но вдруг, подняв брови, сдвинул на них пробковый шлем:

– Нет, ты только погляди, Николай!

– Ну как? – спросила Элли, подбочениваясь. Девчонки были одеты в "сафари" из лёгкой зеленоватой ткани: шорты до колен, рубашки с накладными карманами и короткими рукавами; даже шлемы на их головах сидели с недоступным мальчишкам изяществом. Колька выставил вечным жестом большой палец:

– Во! – а про себя отметил, что Элли намного красивей.

– Пошли? – деловито осведомился Славка, возвращая на законное место шлем.

* * *

Тропа, по которой они вышли на маршрут, в самом деле была красивой. Слева – белый скальный хребет со вкраплениями кварца, ослепительно сиявшими на солнце; за ним, внизу и до горизонта – морской блеск. Справа по таким же белым уступам с искрами солнца поднимались купы раскидистых невысоких деревьев. Судя по указателям, этот путь входил в туристские маршруты, поэтому уже через полчаса пути Славка, руководивший маленькой группой, решительно свернул на «неосвоенную территорию».

Тут идти стало трудней, но ещё интересней. Девчонки чуть поотстали, шумно восхищаясь то видами вообще, то какими-то цветами, то птичками – судя по всему, Элли и Лерка нашли общий язык и уверенно на нём общались. Мальчишки ушли вперёд – шагали, держа заряженные ружья на руку. В самом начале Колька сообщил, что у него пули в обеих стволах, Славка ответил, что у него – крупная картечь. Потом долго шли молча, ничуть не тяготясь этим молчанием – вокруг в самом деле было красиво, лениво думалось о сегодняшнем дне, о том, что завтра они всё-таки сходят с Элли в парк аттракционов… и хорошо бы ещё – на танцы. Потом шевельнулось нечто непривычное – мысли о безделье. Колька решил, что по возвращении надо плотно браться за дело. Работать с людьми – так работать, чего уж там!

– Если нужна будет какая помощь, – вдруг сказал Славка, – обращайся к отцу напрямую. Он поможет. Я с ним уже говорил. Всё сделает.

– Мысли читаешь?! – удивился Колька искренне.

– Да так… Смотри – тур! – Муромцев понизил голос и замер.

Колька остановился сразу. Опытный глаз охотника тут же остановился на крупном, жёлто-коричневой масти, козле, застывшем на уступе – полутора сотнями метров впереди и слева и в десятке метров над землёй. Горный тур стоял, весь напрягшись, отвернувшись от людей и чуть закинув голову с круто изогнутыми рогами.

Колька вскинул двустволку молниеносным движением – так, что верхний ствол наполовину закрыл бок козла и каменно застыл.

– Не стреляй, – рука Элли пригнула ружьё. Девушка заворожённо смотрела на словно из старой кости выточенную статуэтку на фоне ясного неба. Колька покосился на неё, пожал плечами и, тихо буркнув: "Ладно," – опустил ружьё. Стрелять ему и правда расхотелось – он смотрел, не отрываясь, на Элли и безотчётно улыбался. Славка, отступив чуть назад, повернулся к Лерке и с улыбкой приложил палец к губам. Та, кивнув, подошла ближе и тоже стала просто смотреть.

– Не обижайся, – шепнула Элли. – Не надо стрелять. Мы же не голодные…

– Ничего, – одним губами ответил Колька. Просто смотреть на тура ему было не очень-то и интересно – да он и не смотрел. Элли была куда привлекательней.

И, наверное, именно потому, что Элли смотрела на тура, а Колька – на неё, барса первым засёк Славка.

– Коль, – резко, но тихо сказал он, мягко, решительно отстраняя Лерку, – барюск. Выше, правее.

Барса Колька различил не сразу – тот лежал на скале, распластавшись по ней, как игривый котёнок, следящий за шелестящей на ниточке бумажкой. Только котёночек этот был больше полутора метров без хвоста и весил на первый взгляд килограмм сто. Даже отсюда было видно, как горят зелёные глаза огромной кошки, да подёргивается чёрный кончик длинного хвоста. В этих местах подобные охотники встречались очень часто, барсов в горных лесах были сотни.

Тур тоже видел хищника. И стоял смирно, явно пытаясь опередить прыжок врага, угадать его направление…

– Ты, я? – тихо спросил Славка, стоя неподвижно.

– Слушай, уступи, – не поворачиваясь и заворожённо глядя на барса, попросил Колька.

Славка не успел ответить. Барс прыгнул.

Старик Би умел стрелять навскидку ночью на звук. Без промаха. Колька стрелял намного хуже. Но и это "хуже" для обычного, даже хорошего, стрелка – выглядело чудом.

Мягкая пуля в двадцать грамм весом встретила барса в прыжке – под левой лапой. Тяжёлый удар подбросил зверя вверх и вбок, он извернулся, яростно мяукнул и тяжко рухнул на камни.