Текст книги "Не время для одиночек (СИ)"

Автор книги: Олег Верещагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

НЕ ВРЕМЯ ДЛЯ ОДИНОЧЕК

 
"Помнишь песню о зимнем садике?
О травинке среди зимы?
Жили-были на свете всадники,
Жили-были на свете мы…"
 

В.П.Крапивин. Всадники.

ЛЕТО 25 ГОДА РЕКОНКИСТЫ
РЕСПУБЛИКА СЕМИРЕЧЬЕ
РАССКАЗ ПЕРВЫЙ
ЗНАКОМЬТЕСЬ. ЭТО ВЕТЕРОК

И будто со стороны он услышал свой голос:

– Не трогать!

В.П.Крапивин. Мальчик со шпагой.

1.

Мотоцикл был великолепен.

Старинный "харлей-дэвидсон" ручной сборки, с широко разнесёнными рукоятями руля, низко поставленным сиденьем и мощными глушителями; сиденье алой кожи, блестящий чёрный лак и хромированные детали придавали ему немного устрашающий вид могучей боевой машины. Широкие шины – перемонтировка – явно были установлены для кардинального повышения проходимости. Угловато, полуфантастически изогнутое небольшое лобовое стекло – зеркально-матовое – отражало близкие городские огни.

Хозяин был великолепен под стать мотоциклу. Сейчас он стоял возле своей машины, опираясь на руль левой рукой в высокой чёрной краге. На сгибе правой руки – держал глухой, чуть вытянутый вперёд чёрный шлем с серебристым продольным гребнем и валиками мощных амортизаторов. Пластиковая матовая маска отливала лунным серебром. Чёрная кожаная куртка на "молниях" была застёгнута под горло. Чёрные джинсы, подшитые кожей, перетягивал широкий чёрный пояс с серебряной пряжкой в виде двух рук. Высокие сапоги с ремнями под коленями были подбиты сталью на каблуке и форсистом квадратном носке. На правом сапоге крепился широкий и длинный охотничий нож с тяжёлым концом и удобной рукоятью, сделанной с прочным хватом под пальцы. С пояса – справа наискось – свисала пластиковая кобура старого "парабеллума" артиллерийского образца, к которому крепился длинный тонкий прицел.

Хозяин мотоцикла был рослый, плечистый, хорошо сложенный мальчик или уже даже юноша – лет пятнадцати, с лицом загорелым, уверенным и смелым. Пышные, густые волосы бело-жёлтого цвета – подстрижены так, что образовывали подобие шлема – шея, уши, лоб закрыты… Большие глаза имели странный фиалковый оттенок. Нос – чуточку курносый, гладкие скулы, чуть припухшие обветренные губы, упрямый твёрдый подбородок… Временами лицо юноши становилось странно задумчивым и от этого – намного более детским. А иногда он чему-то улыбался – широко, открывая зубы – белые, ровные и крепкие, как у молодого хищника.

Юноша вёл свой мотоцикл за руль, словно коня под уздцы, это на самом деле походило именно на такую картину. Почти год… нет – больше – не был он в этих местах, но отчётливо помнил, что в пяти с небольшим километрах от пригородов стоит бензоколонка. Счастье, что бензин кончился совсем рядом с нею. И хочется надеяться, что бензин этот не подорожал… Хотя, говорят, сейчас всё дешевеет, да он и сам был уже не раз свидетелем подобных изменений…

Холм остался слева. Дорога была пустынна в обе стороны, но далеко впереди над неразличимым сейчас, в ночи, дальним концом Медео вставали силуэтами темней самой ночи – горы хребта Голодный. А невдалеке уже компактно горели огоньки бензоколонки, а над ними… Юноша молча поднял брови в удивлении: обычно там полыхало золотое семизубое пламя – знак компании "7 огней". А сейчас знак был другой – бело-чёрный круг с золотой короной на чёрном. Гм. Давненько он тут заправлялся последний раз…

…На бензоколонке, однако, ничего не изменилось. И тоже было пусто. Заправщик дремал на раскладном табурете у входа в контору. Он не проснулся, пока мотоциклист не прикоснулся к его плечу.

– Кто? – проворчал он, не открывая глаз.

– Если ты откроешь глаза, чёртова пивная бочка, – голос у юноши был совсем мальчишеский, звонкий и весёлый, – то увидишь кое-что интересное… Ты всё так же обворовываешь клиентов на бензине?

Всё ещё нехотя дежурный разлепил веки – и тут же вытаращил глаза. Потом раскрыл рот – и…

– Солнышко на небе, боги на земле! – он с трудом восстановил равновесие на опасно закачавшемся стуле. – Колька! Колька-Ветерок! Ты что, вернулся?! Где ж ты был, маленький ты бродяга?!

– Потом, потом, старый пень, – посмеивался мотоциклист. – А что, стоит ещё наш Вавилон?.. Ну-ка, залей мне полный бак, быстренько.

– За чей счёт? – хмыкнул заправщик. – Или снова в кредит, как ты заправлялся у меня с двенадцати, память не изменяет, лет?

– Нет, за наличные, – Колька продемонстрировал солидную яркую пачку местных рублей, среди которых хмуро-самоутверждающе торчали несколько казавшихся блёклыми в таком соседстве имперских банкнот.

– Где ж ты был? – заправщик воткнул шланг в бензобак. – На заработках, или как?

– Там, – Колька ткнул большим пальцем на запад.

– Ну а едешь куда? – продолжал любопытствовать дежурный.

– Туда, – указательный палец показал на восток.

– А ты всё тот же… – проворчал заправщик, следя за стрелкой на диске колонки.

– А почему я должен меняться? – засмеялся юноша, оседлав помывочную колонку гидранта. Заправщик покосился на неё.

– Уйди ты оттуда, добром прошу… сколько раз ты её сворачивал… Ребята ваши обрадуются. Ты бы прямо сейчас к ним и заехал, а? В штабе-то точно кто-нибудь есть…

– Нет уж пусть потерпят до утра… Что, неужели вспоминали обо мне?

– Не то слов… ох ты… вот ведь…

Либо мужчины отчётливо побелело. Он выпустил шланг, и тот выскользнул из бака "харлея". Остановившиеся глаза затравленно смотрели на дорогу к городу.

По ней с надсадным гулом снятых глушителей приближалась вереница огней – фар мотоциклов. Раз… два… три… четыре… четыре старинных "урала"-двухместки, тоже раритеты с какого-нибудь копаного склада, определил по звуку Колька и, чувствуя, как вдоль позвоночника сбегает нервная дрожь предчувствия, спросил, как ни в чём не бывало:

– Тебя что, током шарахнуло? Или это комиссия по проверке от новых хозяев? Берегись, старый ворюга… ужа Бахурев-то табе…

– "Дети Урагана", – заправщик не сводил глаз с дороги. – Мотай отсюда, Ветерок. Это "Дети Урагана".

– Дорожная банда? – брови юноши плавно поднялись. Однако их хозяин – с гидранта не подумал даже привстать.

– Хуже, – мужчина понизил голос. – Как недавно правительство основательно почистили – так они и появились. Молодые совсем, а злости… Кто говорит – нанятые врагами Бахурева, кто от чистки уцелел, кто – что иное… ох сделают они сейчас…

– Чего тебе бояться-то? – лениво спросил Колька.

– За то, что на "Госэнерго", – заправщик кивнул на новую эмблему над колонкой, – работаю – и покалечить могут… Вон, вчера закусочную сожгли…

– Так звони в полицию или в филиал компании, – Колька внимательно следил за цепочкой огней.

– Да пока они приедут… и не найдут же ничего! У нас тут тряска – хуже землетрясения… говорю ж – Бахуреву союз с Империей простить не могут… ах, ты ж… что делать-то… да уезжай ты-то отсюда, говорю ж!

– Так, – Колька спрыгнул с гидранта и потянулся. – Я вижу, тут у вас плохи дела совсем. Видно, и президенту нашему без Ветерка никуда. Не справляется… – он осуждающе покачал головой и издал неприличный звук губами. – Ладно. Шланг убери, добро переводишь только. Тем более, раз оно теперь гусударьственное.

– Коль, не надо, – быстро сказал заправщик. – Не надо. Мне ж потом всё одно тут всё раскурочат… не расплачусь!

– Звони давай, – юноша хлопнул ладонью по сиденью своего мотоцикла. – Только звони-ка ты… звони-ка ты не в полицию. Звони-ка ты Славке Муромцеву. Он уже тут, или ещё учится?

– Тут уже… говорю же, про тебя спрашивали…

– Вот и звони. Быстро. И ничего ты про него не говорил, кстати…

И небрежно оперся плечом на колонку. Заправщик заторопился к конторе, на ходу умоляюще крикнув:

– Не стреляй только!

Как раз тут "уралы" один за другим начали въезжать на территорию заправки и с треском закружили между колонок, вспарывая ночь светом мощных фар. Они были выкрашены в алый цвет (даже шины из алой резины!), бензобаки – украшены золотыми рисунками перевёрнутой пятиконечной звезды в пентагоне. На каждом сидели двое, похожие на каких-то монстров – в алых комбинезонах и чёрных зеркальных шлемах. Передний пригибался к рулю, задний сидел, откинувшись и картинно опустив правую руку с велоцепью.

"Харлей" и его хозяина они увидели почти сразу, но ещё какое-то время кружили, нагоняя страху. Колька широко зевнул и громко ляскнул зубами.

Странно, но этот звук словно бы отрубил треск. Остановив "уралы", мотоциклисты попрыгали с них и окружили юношу. Четверо покручивали зловеще посвистывающие цепи. Все восемь были пониже и похлипче Кольки, но…

– Кто такой? – спросил грубоватым, недавно сломавшимся баском один – тот, что стоял ближе остальных.

Колька оттолкнулся плечом от колонки и обвёл всех взглядом – по кругу, лениво и внимательно. Объяснил:

– Меня зовут Колька. Можно по имени, а можно – по прозвищу: Ветерок. И я приехал домой.

В ответ тут же раздались издевательские выкрики:

– Крыса! Крысяк!

– Домой приехал, погань, слышали?!

– Тут наш дом, мудло!

– Кладбище твой дом!

В руке спрашивавшего серебристо сверкнул нож.

– Осторожней, у него пушка сбоку! – крикнул кто-то.

– Зачем мне пушка? – вкрадчиво спросил Колька. – Я повторю: я приехал домой. И если меня прямо у порога облаивает стая шавок – я разгоняю их пинками.

Лицо Кольки было очень спокойным, а глаза – весёлыми. Потом он улыбнулся:

– Итак? Мне туда, – он показал в сторону города. – Вам – куда подальше отсюда. Драться у меня желания нет. Вечер очень приятный. Не хочу осквернять…

– Трус! – крикнул кто-то, и крик подхватили:

– Да трусло!

– Мочи его!

– Все пиянеры трусло!

– Почти оскорбительная ошибка, – поправил хладнокровно Колька. – Я не пионер. Я выше всего этого. Ну так как?

Вооружённый ножом всё никак не мог решиться. Он стоял ближе всех к Кольке и один видел его глаза.

Нехорошие глаза. Ох и нехорошие…

…но сзади орали свои, и нож в руке метнулся вперёд – под рёбра Кольке.

Колька не сдвинулся с места. Вообще. Но нападающий вдруг оказался спиной к нему с вывернутыми руками и, получив страшнейший пинок, побежал вперёд, а потом треснулся головой в бензобак своего мотоцикла.

– Почти пустой, кстати, – заметил Колька. – По звуку. Вы бы заправлялись, что ли… или… ой, не терзайте мою душу таким подозрением, вы что, сюда за халявой ехали?!

Остальные промедлили всего секунду. Но Колька не медлил и той малости. Он действовал, ещё не договорив. И не тратил времени на обезоруживание. Рёбра ладоней, взлетев, как топоры, обрушились на плечи одного, одновременно – нога ударила другого в печень, и тот, молча открыв рот, упал на бок, выплёвывая густую кровь, зеркально-разноцветно поблёскивающую в свете фонарей и рекламы. Блокировав удар цепью сбоку, Колька правым кулаком "под ложечку" фактически вышиб дух из третьего и рывком за цепь послал его под ноги ещё двоим, метнувшимся вперёд. Те, упав, не успели подняться – сапог Ветерка врезался в почку одному, через неуловимый миг – второму под колено.

Двое оставшихся остановились. Командир их, мотая головой и постанывая, сидел возле мотоцикла в прострации. Трое лежали неподвижно. Один подвывал, держась за колено, второй корчился с не действующими руками.

С начала драки прошло три секунды.

– Ну, пиянер, – прошипел один из оставшихся, пятясь к мотоциклам, – встретимся ещё! Пожалеешь!

– Я не пионер, – снова напомнил Колька. – Я же сказал – меня зовут Ветерок. И этим всё сказано, идиот.

Он шагнул вперёд – и парочка бросилась к мотоциклу уже совершенно определённо. Но опоздала.

Вячеслав Муромцев по прозвищу "Славян", имперский дворянин и вожатый-инструктор 1-го пионерского отряда города Верный "Охотники", всегда отличался молниеносностью действий. И, очевидно, пасся где-то неподалёку, что Кольку в целом не удивляло…

…На бензоколонку по три в ряд вкатывались аж полтора десятка мотоциклов – новенькие имперские "орлята", бело-зелёные с отрядными значками на бензобаках; ещё год назад такого богатства отряды Верного себе позволить не могли… Но впереди них влетело на площадку огромное, чёрное, сверкающее хромом, тугой кожей и зеркальцами чудище – близнец "харлея" Кольки. Перёд украшал металлический флажок с гербом Муромцевых: узкий чёрный флаг с белым силуэтом корабля времён Третьей Мировой. Бензобак перечёркивала надпись:

УМРИ ПОД МОИМ КОЛЕСОМ!!!

На "орлятах" сидели мальчишки в коричневых кожанках, кавалерийских сапогах, синих бриджах и синих шлемах, помеченных пионерской эмблемой – ладонью с языками пламени. Задние сжимали в руках гибкие дубинки. На шеях в разрезах курток алели галстуки.

Судя по нашивкам, тут, кроме Славки Муромцева, были председатель совета отряда Колька Райко, почти всё звено Стальных Волков и кое-кто из Погонщиков Тумана. Они окружили прижавшихся спинами друг к другу уцелевших "Детей Урагана", а один из пионеров, остановив мотоцикл, поднял забрало шлема:

– Колька! Ветерок! – закричал он. – А говорили, что с того света невозможно вернуться!!!

Мальчишке было примерно столько же лет, сколько самому Кольке – и на его лице читалась странная смесь удивления, радости, досады и явной неприязни. Он отбросил каблуком подножку и подошёл почти вплотную к улыбающемуся Кольке, отчётливо постукивая подковками сапог.

– Где же ты был, Ветерок? – спросил Райко – это был он. Пионеры между тем плотным кольцом окружили малолетних бандитов.

– Чем же ты занимался здесь, тёзка? – в тон ему спросил Колька. – Ловил неуловимых?

Колька Райко не ответил. Теперь его лицо вообще ничего не выражало. Он отвернулся и смотрел на то, как пионеры ловко вяжут схваченных – никто уже не пробовал сопротивляться. Некоторые, удивлённо переговариваясь, ворочали "вырубленных" Ветерком. Славка Муромцев так и не слез со своего "харлея" и смотрел на Ветерка – не очень высокий, худощавый, смотрел он как-то сонно и с полуулыбкой, даже не пытаясь вмешаться в разговор словом или делом. Колька заставил себя не смотреть на него – перед "Славяном" он робел. Всегда почему-то робел, и это был единственный человек, к которому Колька испытывал нечто подобное – смешно, перед мальчишкой своих лет…

– Придётся тебе иметь дело с полицией, – резко сказал между тем Райко.

– Награду за обезвреженную банду пусть пришлют домой, – невозмутимо ответил Колька.

Райко повернулся к нему так резко, что едва не опередил собственное изображение. И всё-таки и лицо и голос его остались спокойными:

– Тебе не надо было возвращаться, Коль.

– Ты боишься, что я всё-таки отобью у тебя Лариску? – невинно спросил Колька. Райко вздрогнул. Кажется, хотел сказать – выплюнуть скорей – что-то яростное, убийственное. Но сказал лишь:

– Не боюсь. В ту ночь Лариска поехала за тобой. Спешила, надеялась догнать и остановить. Её сбил на перевале большегрузник с рудой. Тогда ещё ходили частные… Насмерть.

Колька довольно долго молчал. Райко смотрел в сторону, постукивая сгибом пальца по шлему – равномерно и громко.

– Где она похоронена? – наконец глухо спросил Колька.

– Там же, где и все наши, Ветерок. У нас большой участок.

– Это был несчастный случай? – голос Кольки стал прежним.

– Полиция сказала "да", – Райко пожал плечами. – Но мне говорили, что – "нет". Не специально охотились, так получилось – но её убили. За старое. И чтобы не было нового. Вот с этим они крупно просчитались. Но её нет.

– Где убийцы? – Колька повернулся в сторону города, и Райко показалось, что в глазах у него слёзы… но это, конечно, было чушью – плачущий Ветерок. – Их арестовали?

– Арестовали, судили, сидят.

– Жаль, – тихо сказал Колька.

– Уезжай, Ветерок, – неожиданно резко, хоть и так же тихо, сказал – почти приказал! – Райко. – Ты тут никому не нужен, слышишь?! Уезжай!

– Нет, – улыбнулся Колька, Райко вздрогнул от кощунственности этой улыбки. – Я уже уехал один раз. Я думал, что будет хорошо Лариске… и тебе.

– А хорошо было опять только тебе? – вопрос был злой. – Как всегда, Ветерок?

– Не скажу, что мне было так уж хорошо; по крайней мере – не всё время. Чего я только не делал этот год… хотя – а! – Колька отмахнулся. – Я бы просто не вернулся, если бы мне было на самом деле хорошо. Я хотел домой. И я приехал домой. Вот и всё.

– Уезжай, – вновь, как твердят заклинание, повторил Райко. – Я не смогу тебя видеть – и не вспоминать о… о ней. Уезжай… – теперь он почти что просил.

– А почему бы не уехать тебе? – предложил, как ни в чём не бывало, Колька. – Потому что я – Ветерок, а ты – Колька «Стоп» Райко, предсовета «Охотников»? Потому что я никогда не был пионером? Потому что, в конечном счёте, Лариска предпочла меня? Какие там ещё веские причины?

– Ты в самом деле никогда не был пионером, но мы с тобой были друзьями много лет, – хрипло сказал Райко. – И я тебе сейчас говорю – убирайся из города. Ты одиночка. Ты ничего не видишь вокруг себя. И пусть с меня посдирают нашивки и значки, пусть полиция разорвёт с нами договор о помощи в охране общественного… но, когда тебя будут убивать дружки этих, – он мотнул головой в сторону бандитов, – я ни единого звена не пошлю тебе на помощь.

– Я в самом деле одиночка, ты верно сказал, – ответил Колька. – А одиночкам не нужна ничья помощь. И, если меня кто-то хочет убить – то я просто убиваю его раньше. Постепенно эта моя привычка приобретает известность и мне становится спокойно жить. Я так делал, ещё когда…

– Спокойствие, только спокойствие, – Райко в самом деле неожиданно успокоился. Повернулся, чтобы идти к своим, но задержался и вновь посмотрел на Кольку. – Я не знаю, где ты был весь этот год, но ты поотстал. Сейчас всё куда чётче, чем год назад. И ты едва ли сможешь остаться в стороне. Попомни мои слова. И ты – мне – на нашей стороне – не нужен, Ветерок.

– Солнце-солнышко, до чего знакомая песня, – комично вздохнул Колька, садясь на "харлей" и поддавая газу. – А если хочешь спокойствия – пейте бром, сеньор! Пейте бром! Старое, верное и надёжное, как мой мотоцикл, средство!

"Харлей" взревел и унёсся с заправки, кренясь на поворотах – тяжело и ловко. Вперёд, навстречу огням Верного.

Встречный ветер – забрало шлема Колька не опустил – срывал с ресниц Ветерка слёзы. И поэтому глаза его казались сухими.

Как и должно было быть.

2.

Эту часть города, примыкавшую восточным краем к имперскому сеттельменту, ещё не перестраивали. Тут, за глубоким, заросшим зелёным мусором, оврагом, руслом пересохшей в давние времена Большой Алма-Атинки (над которым позади полосы зелени возвышалась тонким золотым крестом знаменитая Церковь Тридцати Тысяч (1.)), вдоль дороги стояли старые, ещё до Безвременья построенные, чудом уцелевшие дома-особнячки, каждый на одну семью, каждый – в окаймлении садика.

1. В самом начале Серых Войн на месте этой церкви уйгуры похоронили заживо более тридцати тысяч русских детей. В огромный котлован сбрасывали живых и засыпали глиной, потом – следующий ряд. Затем разожгли на этом месте огромный костёр.

От Большой Алма-Атинки на юге города осталось озеро Кукушкина Заводь, питаемое подземными ключами. Между ним и другим озером – Гранитным – появившимся в разломе на месте старого стадиона, шла полоса леса, не столь давно объявленная общей парковой зоной. Так что, в сущности, улицу, на которой жил Колька, можно было смело считать городской окраиной, хотя когда-то это был почти центр Верного – тогда ещё Алма-Аты.

Но до тех мест ему предстояло добираться через весь восток города. Не самое спокойное место – хотя и не полные трущобы, которые располагались на юге. Тут жили те, кто имел постоянную (и традиционно плохо оплачиваемую) работу.

Вечерние улицы были полны народом, прокатывали экипажи, шуршали шинами немногочисленные автомобили, звенел неутомимо бегающий до глубокой ночи трамвай, самый популярный в силу дешевизны в городе вид общественного транспорта… На тротуарах – людно, слышался смех, перемигивались рекламы… Но Колька отметил, что привычных реклам стало меньше, зато появилась в большом количестве совсем новая – сильно напоминавшая имперскую общественно-социальную. А вместе с обычными полицейскими патрулями то и дело попадались незнакомые – тройки молодых мужчин в штатском, но с повязками государственных цветов на правой руке и с короткими дубинками в ней же. На поясах у них висели пистолеты в открытых белых кобурах.

Свернув в боковой проулок, Колька буквально наехал передним колесом на компанию молодёжи, курившую у двери, над которой золотые, алые и серебряные волны пробегали по названию:

БАР РАДУГА

Соскочил (подковки звонко цокнули по бетону) и поставил "харлей" на подножку, не обращая внимания на злые голоса:

– Ты чё, обалдел?!

– Ты, слышь?!

– Куда прёшь, козёл?!

Они отскочили к стенам проулка, когда Колька лишь на мгновение задержал на них взгляд – мгновение вполне достаточное для того, чтобы вся агрессия исчезла с лиц, уступив место узнаванию…

…Внутри по стенам разбегались, играли в догонялки, огни светомузыки. Из спрятанных по углам мощных динамиков грохотал спортданс, и в такт ему волновалось на танцплощадке людское… ну, море не море – озеро. Небольшое озерцо. Столики вдоль стен почти все были заняты, народ группировался и возле подоконников – с бокалами в руках. Около стойки мест не было тоже, но Колька совершенно спокойно направился туда.

Он не стал дожидаться, когда место появится. Рука в краге легла на пластик под мрамор, движение локтя, по компании у стойки прошла волна – и Колька оперся на стойку обеими руками и грудью.

– Позови Степана, – сказал он бармену. Тот кивнул и нажал кнопку под стойкой. Сосед Кольки слева – юноша лет семнадцати в потёртой замшевой куртке, что-то выговаривавший лохматому мальчишке лет десяти-двенадцати, стоявшему рядом и смотревшему в угол – начал медленно поворачиваться, но Колька опередил его:

– Привет, Антон.

– Ты?! – лицо парня – худое, острое – просияло. – Ветерок?! Правда ты, что ли?!

– Ветерок! – мальчишка, подскочив, дёрнул Кольку за куртку. Его синие – в пол-лица – глазищи сияли. Колька, улыбнувшись, приобнял его за плечи, стиснул и выпустил:

– Привет, Вась. Давай-ка организуй мне пивка и бутербродов. Себе возьми там… что захочешь, – и он сунул за ворот рубашки Васьки крупную купюру. Тот завертелся, доставая деньги, потом кивнул, улыбнулся и дёрнул было выполнять просьбу, но Антон его придержал и покачал головой:

– Извини, Ветерок. Мелкому пива не продадут. Да тебе даже не продадут.

– А? – Колька поднял брови. – В каком это смысле?

– Да вот в таком. И рисковать никто не станет. За последние полгода штук двадцать заведений закрыли за такое. За один случай закрывают.

– Гм… – Колька усмехнулся. – Ладно. Соку принеси. Давай.

Васька деловито пропал в сутолоке, а через несколько секунд раздался его громкий бесстрашный голос:

– А ну в сторону! Отвали! Это для Ветерка! Ветерок вернулся! А ну пошёл!

– Не меняется. Только подрос, – с улыбкой повернулся Колька к Антону. Тот пожал плечами:

– Да… Нет, так здорово, что ты… – и осекся. – Степан.

Около входа в служебное помещение стоял, скрестив руки на груди, ещё молодой мужчина в жилете от "тройки". Ворот и рукава рубашки были закатаны, на лице блуждала пьяновато-добрая улыбка… но она мгновенно исчезла, едва хозяин заведения увидел Кольку. Тем не менее, он подошёл к стойке и пожал руку юноше:

– Привет, Ветерок…

– …черти тебя принесли, – закончил Колька, опираясь локтем на стойку и кладя на неё кулак, обтянутый скрипнувшей кожей. – Да вот. Я вернулся. Издалека и в нервах, мой старший друг и наставник в житейских делах.

– Слушай, Ветерок, – Степан навалился на стойку с другой стороны, и Колька увидел его глаза – вовсе не пьяные, пристальные и злые. – Я знаю, как ты, твою мать, умеешь драться. Но ты только вздумай, и я даже не полицию свистну, а рабочий патруль. Это будет для тебя новое знакомство… и познавательное, точно тебе говорю.

– Не свисти, – двусмысленно ответил Колька. Антон закашлялся и спрятал в кулак улыбку; Степан полоснул его быстрым злым взглядом. – Я не собираюсь драться сегодня. Ни тут. Ни ещё где-то. Я и зашёл-то по старой памяти. Дай, вот, думаю – зайду. И спрошу. Спросить можно?

– Я не справочное бюро. У меня справки стоят денег, – Степан говорил тихо, но отчётливо.

– Бога подаст, дядь Стёп, – так же тихо и отчётливо ответил Колька. – А то ведь и я свистнуть могу. И посмотрят наши правоохренители, как у тебя с разрешённым пойлом. Чой-то у меня сомнения… и, инстинкт мне подсказывает, справедливые…

Хозяин бара отшатнулся. Злоба в глазах сменилась страхом, потом вернулась:

– За горло берёшь, что ли? Тебя не хвата…

– Да ну, дядь Стёп, – Колька приятно улыбнулся. – Да на кой мне чёрт твоё горло? Я – сам по себе. Это я хочу спокойно жить. Я.

– Ладно, спрашивай.

– Кто такие "Дети Урагана"?

Лицо Степана не дрогнуло, не изменилось. Но глаза выдали его, и Колька знал, что он солжёт – ещё до ответа знал.

– Да ну… тоже – вопрос… Дорожная банда. Это всё, что ли?

– А вот ещё поем у тебя – и всё… И да. Принеси мне там пивка-то… Спасибо, Вась, – Колька поставил на стол поднос, левой рукой взъерошил волосы влюблённо глядящего на него мальчишки, втиснувшегося между ним и старшим братом.

– В кредит? – усмехнулся Степан.

– Обижаешь. Я сегодня за всё плачу, – Колька поднял с подноса бутерброд с жареной колбасой и майонезом. Хозяин бара кивнул, отошёл к двери, но внутрь так и не вернулся – стоял, кусал губы и смотрел в зал.

– Ты всё ещё газеты разносишь? – жуя, спросил Колька Антона. Тот кивнул. – Шёл бы ты в армию, что ли… честное слово…

– Да ну её в… – Антон покосился на Ваську, удержался. – Не, не хочу. Сейчас вон с Империей дружба началась, они где-нибудь заварушку начнут, а наших воевать пошлют как раз. Пусть кто другой за них воюет.

– Дурак ты, – усмехнулся Колька, придвинув к себе невесть когда возникший на стойке бокал светлого пива. – Как маленький… Ладно, ты-то на самом деле взрослый, а я не из соцзащиты.

– Ветерок, – Антон говорил еле слышно, – будешь уходить – подожди на большой улице, за углом.

Колька отпил пива, кивнул молча. Васька попросил:

– Дай мне попробовать. Чуть-чууууть!

– Тебе нельзя. Да и мне тоже, – засмеялся Колька, ставя бокал и берясь за второй бутерброд. Васька надулся…

…Дожёвывая уже на ходу, Колька широко зашагал к дверям. И буквально в упор столкнулся с двумя мальчишками из "Стальных волков" – они дали ему дорогу, но один спросил в спину – как выстрелил:

– Что? Домой не тянет? Старых знакомых объезжаешь?

Колька обернулся. Он знал, что этих взглядом не испугаешь, поэтому повернулся… с улыбкой.

– Оттягиваю удовольствие, Тимыч. Просто оттягиваю удовольствие. Это ж такое счастье – вас всех снова увидеть!..

…На ярко освещённой улице Колька сел на мотоцикл и приготовился ждать. Прислушался – откуда-то отчётливо слышалась поскрипывающая монотонная музыка и голос певицы:

– прогони печали прочь

время страхи позабыть

эту радостную ночь

никому не пережить

Антон появился почти сразу – выскочил из-за угла, огляделся и встал рядом.

– Слушай… – он облизнул губы. – Ты к нам всегда по-хорошему… особенно за Ваську тебе… короче… короче, никакая это не банда. Ну, "Дети Урагана". Они… – Антон снова осмотрел улицу в обе стороны, и Колька физически ощутил, как старшему парню страшно. – Они к Степану, как к себе домой подваливают. Ну, ночью. После как он закроется. И не только к нему. Ветерок, они откуда-то… не наши. И не бандиты по-настоящему. У них даже в полиции люди есть. Точней, те, кто их покрывает.

– тихо скрипит музыкальная шкатулка

вьётся жизни тонкая нить

если ты считаешь что всё это шутка

почему бы и не пошалить

– К Степану захаживают? – задумчиво спросил Колька, кладя ногу на ногу. – Ладно.

– Ветерок… – Антон задержал дыхание, в голосе его послышался испуг. – А ты не… ты не под имперцев подписался? Они тут за этот год такого шороху навели… глазам не верится…

– Я? – Колька улыбнулся. – Нет, зачем мне это? Просто интересно – что тут случилось без меня?

– Много всякого, – вздохнул Антон. – Очень много.

3.

Закусочная Фрица Моргена была знакома Кольке с детства. Он захаживал сюда, сколько себя помнил, и хозяин ничуть не удивился, увидев вошедшего к нему мальчишку, которого никто не видел тут уже год. Бывший Чёрный Гусар, стоявший, как поговаривали, почти у, так сказать, истоков этой части, вообще мало чему удивлялся. Так же спокойно выполнил заказ, загрузив в большой пакет жареной рыбы и картошки – и предложил заходить ещё.

– Конечно, спасибо, – пообещал Колька и вышел.

– Парень! – окликнули его почти сразу. Он обернулся. Нет, не из закусочной. Секунду помедлив, Колька удобней перехватил пакет с заказом и подошёл к своему мотоциклу, уже предвкушая, как поест…

– Парень, я же тебе, ну?!

Утренняя улица была пуста, если не считать одинокого мотоциклиста, прислонившего лёгкую золотисто-синюю "барракуду" к тумбе на углу. Именно он и звал Кольку, да ещё и призывно махал рукой.

Пожав плечами, юноша устроил пакет в шлеме на сиденье и двинулся на настойчивый зов.

Мотоциклист, одетый в пилотскую куртку с имперскими нашивками, оранжевые бриджи и полукеды, выглядел, если честно, как идиот. Но, когда он снял лёгкий шлем с тонированным стеклом, Колька всё понял и споткнулся… мысленно. На обтянутые оливковой кожей плечи рухнул водопад волос цвета старой меди, разразившихся искристым сиянием. Девушка – примерно ровесница Кольки – мотнула головой, волосы взвихрились вокруг лица, как живые. Она была светлокожая, с большими синими глазами и очаровательным вздёрнутым носиком. Но сейчас лицо девушки было недовольным и усталым, нижняя губа чуть набухла.

– Звала? – Колька улыбнулся. А когда он улыбался, то самые мрачные мизантропы не могли удержаться от ответной улыбки.

– Мотоцикл забарахлил, – девушка пнула переднее колесо, – а я в них почти ничего не понимаю, только езжу… А у тебя вон какой, – она искренне-уважительно кивнул на "харлей". – Посмотри, а? Вдруг ерунда какая, а я в ремонт потащу…

Девушка была из Империи. Видно по движениям и слышно по еле различимому, но внятному тому, кто умеет слушать, выговору. Колька присел, мысленно усмехаясь. Ему хватило одного-единственного взгляда, чтобы понять:

– Так бензонасос это. Без ремонта и правда не обойтись.

– Ну я так и знала, – лицо девушки стало совсем расстроенным. Она достала из кармана куртки новенький радиотелефон. Пока девчонка говорила с ремонтниками, называя адрес, Колька вежливо помалкивал, но продолжал её разглядывать. Она ему положительно нравилась. С тех пор, как он уехал, чтобы порвать идиотские связи, противоестественно связавшие его, его тёзку и Ларку в дикий треугольник, Колька на девушек не смотрел. Ему даже не надо было себя заставлять – не хотелось, и всё тут. Ну а известие о гибели Лариски и вовсе было, как удар в пах… Однако – эта девушка ему совершенно определённо была по душе. Между тем, убрав телефон, она вздохнула. – Ну вот. Теперь придётся ехать к папе за ключом на трамвае.