Текст книги "Янкелевич в стране жуликов"

Автор книги: Олег Логинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

– Тьфу, зараза, напугал, – плюнул под ноги Николаю один из мужиков. – Слезут с пальмы, а потом в сортире торчат, поссать негде.

– Ага, ходят тут всякие, а потом плавки пропадают, – поддакнул второй.

Расстегивая на ходу ширинки, они двинулись к кабинкам, а, пришедший в себя, Николай – к выходу.

Янкелевич чувствовал себя этакой Алисой, заброшенной в Зазеркалье жестоким Льюисом Керролом. В каком реальном мире за полдня могут обобрать до нитки, а потом обогатить, обменяв соль, чуть ли не по весу, на доллары. Загадочна и непредсказуема русская душа. Пофилософствовать на эту тему у Николая было время, пока он трясся под стук колес на верхней полке поезда, засунув под подушку обретенное богатство. К сожалению, ему не представилось случая оказаться в одиночестве, чтобы пересчитать доллары в пакете, но сумма явно была солидной, наверняка – пятизначной. У него даже мелькнула мысль: не плюнуть ли на фамильный клад, поиски которого представлялись весьма смутно. Но, рассудив, что глупо останавливаться на полпути, когда удача сама, подобно уличной шлюхе, вешается на шею, решил попытать счастья еще и с кладом.

Г Л А В А VI

Арест оглоушил Веньку, как всякого нормального человека. Он чувствовал себя подобием зомби. Тело автоматически подчинялось командам контролеров СИЗО: "Стой", "Иди", "Лицом к стене", а мозг словно отключился, отвергая любые мысли и внешнюю информацию. Может быть, это была защитная реакция серого вещества в черепной коробке под влиянием обрушившегося на него вала отрицательных эмоций. Все происходящее казалось просто каким-то бредовым сном, и нужно было только открыть глаза, чтобы чары рассеялись. Поэтому он отрешенно спокойно переносил череду допросов, очных ставок, перемещений в КВС и СИЗО.

И сейчас, перешагнув порог камеры номер 213 для несовершеннолетних преступников следственного изолятора, он словно пребывал в прострации. Зато других обитателей камеры его появление совсем не оставило равнодушным. С десяток пар глаз с любопытством уставились на него. А с верхнего яруса нар мягко спланировало белое полотенце под ноги новоприбывшему. Он машинально поддел его носком ноги и отправил обратно, потом прошел к столу и молча сел на скамью. В камере послышалось оживленное шушуканье. Контролер, убедившись, что все спокойно, с лязгом захлопнул дверь и ушел. Тут же с нар спустились человек пять пацанов и подошли к Веньке. Вперед них вышел крепко сбитый татарин с карими раскосыми злыми глазами.

– Ты кто? – спросил он новенького.

– Морев Вениамин, – ответил тот.

– Веник, значит. Для шныря вполне подходящее имячко.

– Слушай, я отдохнуть хочу. Потом поговорим, ладно, – поморщившись, устало сказал Венька.

– Ты, что не понял, да?! Теперь ты – шнырь! И отдыхать будешь, когда тебе разрешат, – грозно произнес татарин.

– Что значит – шнырь? – поинтересовался Венька.

Татарин презрительно посмотрел на него, вроде как на десятиклассника, не знающего таблицы умножения, и пояснил:

– Шнырь – это уборщик. По нашим законам, если новенький пацан, заходя в камеру, поднимет полотенце, то он подписывается на шныря. Так что Веник будешь у нас чистоту поддерживать. Ищи тряпку, принимай позу рака и начинай пол драить.

Наезд был очевиден, и спустить его значило оказаться здесь в касте самых забитых и презираемых. А не заметить его было равнозначно проявлению малодушия. Праздновать труса Венька не привык и тяжело вздохнул, понимая, что вместо долгожданного отдыха сейчас придется драться. Потом он повернулся, насмешливо посмотрел на татарина и спросил:

– А как на счет поцеловать меня в задницу?

Теперь уже тому было необходимо реагировать на грубость в свой адрес. Слов он не нашел и решил заменить их делом. Широко размахнувшись, татарин попытался врезать новичку кулаком по морде.

Накопившийся за последнее время груз усталости притупил остроту венькиной реакции. Он едва успел уклониться, и кулак просвистел в миллиметрах от его скулы, но зато натренированные рефлексы сработали, как положено, четко. Татарин попался на один из приемов, эффектно демонстрируемых в кино Стивеном Сигалом, а так же в показательных поединках в "русском стиле" по версии Кадочникова. Венька поймал противника за запястье и, используя силу его инерции, резко крутанул за руку. Тот, потеряв равновесие, сделал вираж и, словно пикирующий бомбардировщик, врезался в стоящих пацанов. Это смягчило его падение. Если бы на пути оказались не тела сокамерников, а, к примеру, каменная стена, то ущерб здоровью трудно было предсказать. А так татарин вскоре выбрался из кучи-малы и снова стоял на ногах, готовый ринуться на Веньку. Но тот предупредил его нападение и нанес превентивный удар – очень сильно стопой в грудь. Татарин снова свалился на сокамерников. Теперь он не торопился подниматься, болезненно растирая грудь и силясь глубоко вздохнуть.

– Еще у кого-то здесь есть ко мне вопросы, предложения, пожелания?осведомился Венька, недобро озираясь вокруг.

Вперед выступил невысокий парень со светлыми вьющимися волосами и миловидным детским лицом. Он успокаивающе похлопал Морева по плечу и сказал

– Все, хорош буянить. Считай, что прописался к нам. Больше тебя доставать не будут. Давай знакомиться. Меня Ангелом кличут, его (кивнул он на татарина) Наилем зовут. А теперь расскажи, за что тебя в СИЗО определили?

–За драку.

– Так ты баклан что ли?

– Не понял?

– Ну, хулиган значит. По какой статье идешь?

– Мне 111 часть 4 вменяют. Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее смерть потерпевшего.

Пацаны в камере переглянулись и с интересом уставились на Веньку.

– Чем ты его? Ножом? – спросил Ангел.

– Ничем. Я его и ударил-то раза два-три. На дискотеке подрались. Их двое было, я один. Вроде несильно и накостылял им. Так поучил маленько, чтобы не выеживались. А наутро меня забрали. Сказали, что один из них скончался от внутреннего кровоизлияния.

– Оказывается ты – крутой чувак. Рембо! – похлопал Веньку по плечу Ангел.

– Скорее дурной, чем крутой. Черт меня дернул связаться с теми парнями. Помалкивал бы себе спокойно в тряпочку, глядя как они наркотой торгуют, сейчас спокойно сидел в школе, а не здесь.

– Ты драгдилера что ли завалил?

– Ну да.

– А кого? Я многих из них знаю, – полюбопытствовал Ангел.

– Следователь называл его фамилию, но я точно не запомнил. Что-то связанное с именем Григорий.

– Гринько?

– Да. Точно.

– Ну, по Грину никто плакать не будет. Только все равно ты здорово вляпался.

– Я сам знаю. Мне статью в кодексе показывали. От 5 до 15,– кивнул Венька.

– Да нет, парень, ты не понял. Дело в том, что Грин хоть и был конченный наркоман, но работал под крутыми людьми. Они называют себя Организацией. Если бы он сам кони двинул от передозировки или от СПИДа, о нем сразу все забыли. А раз его замочили, Организация должна принимать меры, чтобы кого-то за это наказать. А это, браток, уже не от 5 до 15, а открученной башкой светит.

– Знаешь, Ангел, мне сейчас плевать на то, что будет потом. В настоящее время я хочу спать, как никогда в жизни.

– Для начала запомни раз и навсегда: настоящий пацан не спит, он отдыхает. Раз ты оказался среди нас, хочешь-нехочешь, а придется соблюдать наши правила. Перво-наперво должен изучить наш язык. Никогда больше не говори "нары", говори "шконка". Параша – это "аленка", окно– "решка" , ложка – "весло", миска – "шленка", ну и так далее. Три дня тебе на изучение хватит?

– Хватит. У меня способности к языкам. В школе всегда по "инглишу" отлично имел, – усмехнулся Венька.

– Заметано. Через три дня экзамен. И учти, у нас двойки не ставят, зато бьют жестоко.

– Понятно. Еще какие-то обьявления, пожелания, предупреждения будут?

– Будут. Главное, не носи и не бери ничего красного. Это западло. А с остальными правилами постепенно разберешься. Коли сюда попал, то надолго. Здесь тебе не пионерский лагерь, где если будешь плакать мамочка домой заберет.

Веньке снилась какая-то чертовщина в стиле Сэма Рейми, создателя "Зловещих мертвецов". Он видел себя ночью на кладбище, где мертвый Грин, вцепившись ему в ноги, старался затянуть к себе в могилу, а другие полуистлевшие трупы лезли из гробов и ползли к ним. Усилием воли Венька заставил себя разорвать чары сна и открыть глаза. Но действительность оказалась не намного лучше сновидения. В темноте зловеще выделялись обступившие его фигуры сокамерников. Один из них сидел у него на ногах и стягивал их простыней, а двое держали за руки. Венька дернулся и заорал, но в рот ему тут же запихнули полотенце и очень больно ударили в солнечное сплетение. Он застонал.

– А, сучара, больно?! Сейчас будет еще больней! – раздался рядом голос Наиля.

Сначала удары посыпались густо и часто, как град. Били сразу несколько человек. Венька, не имея возможности ни высвободиться, ни кричать, метался в цепких руках. Боль была невыносимой. Все его тело было охвачено ею и, казалось, каждый нерв в отдельности кричал о ней. Постепенно большинство нападавших то ли устали, то ли посчитали, что с новичка довольно и перестали бить. Только один размеренно и методично продолжал месить Веньку кулаками.

– Наиль, уймись. Он уже еле дышит. Мокрухи нам не надо, -донесся сквозь угасающее сознание до Веньки голос Ангела.

Г Л А В А VII

Вид родного города, покинутого им много лет назад, не вызвал у Александра Морева особенного волнения. Отдельные новостройки и переоборудованные под магазины первые этажи на центральных улицах не изменили в целом картины города. Из глубин памяти выплыли моментально названия улиц и маршруты движения общественного транспорта. Впечатления новизны не создавалось, как будто и не уезжал отсюда вовсе. Только дворик перед домом показался очень маленьким и заброшенным. Грустно было видеть, как песочница, качели, горка и теннисный стол, знакомые с детства, окончательно порушились и стояли неприкаянными остовами былого.

Железную дверь в подъезде еще не сподобились сделать, поэтому Морев смог беспрепятственно попасть в дом. Сейчас ему совсем не хотелось встретить кого-нибудь из бывших соседей, выслушивать вздохи-ахи и вежливо улыбаться. На его удачу никто не попался, а Маша оказалась дома. Даже встреча с бывшей женой прошла буднично и по деловому: "Привет. Как дела? Есть будешь?" Никаких там: "Ах, я так рада! Как ты изменился!" и прочих восклицаний.

Впрочем, им сейчас было не до восторгов. Маша, когда разговор коснулся Веньки немного всплакнула и попричитала, из чего он понял: что делать она не представляет и надеется целиком на него. Практичностью Маша не отличалась никогда, и он, наверное, даже удивился бы, если узнал, что до его приезда она предприняла какие-нибудь решительные действия.

– Постели на диване, – попросил он. – Устал с дороги. Утро вечера мудреней.

Утром Морев первым делом отправился в горотдел, где когда-то работал. Накануне он узнал, что начальником ОБЭП там сейчас Андрей Пустовалов, который начинал свою службу еще при нем, и Морев даже числился у него в наставниках. Пустовалов, возвращаясь с оперативки у руководства, прошелся по кабинетам своих сотрудников. Морев, болтавшийся в коридоре в ожидании его, не без интереса прислушивался к резким руководящим репликам Андрея, доносившимся из полуоткрытых дверей.

Он вспомнил как они с Пустоваловым вместе брали в середине 80-х одного руководителя танцевальной студии и невольно улыбнулся. История действительно была любопытной. Те времена отличались строгостью нравов и морали – считалось, что "голубые" и "розовые" обитают только на загнивающем Западе, а еще эта пора характеризовались усиленной борьбой с непомерно прогрессирующей спекуляцией. В Горноуральске на краю города имелся большой пустырь, который огородили забором и объявили вещевым рынком, а попросту толкучкой. Опера БХСС, регулярно кантовавшиеся там по долгу службы, стали обращать внимание на молоденьких симпатичных девчонок, бойко торгующих косметикой. Девчонок неоднократно задерживали, но уголовные дела в отношении них сыпались, так как не могли доказать факт скупки. Чтобы выяснить источник поступления товара, за ними установили наружное наблюдение. Но и оно не помогло. Зато выяснилось, что все девушки посещают студию танца при местном Дворце Культуры. Пришлось записать в эту студию одного практиканта из Горьковской высшей школы милиции, которого в Горноуральске никто не знал. Уже через неделю практикант переспал с половиной студии, а самое главное выяснил, что товар девчонкам на реализацию дает их художественный руководитель Семен Маркович. Худрука быстренько оперативно подработали, установили в общих чертах как он организовал систему закупа и доставки косметики из Львова, а так же одну любопытную деталь – что он "голубой". Брать Семена Марковича поехали Морев и Пустовалов. Машины в отделении, как обычно, не было, поэтому они отправились на трамвае. Худрук сопротивления не оказывал, но наотрез отказался выходить из дома ненакрашенным. Морев и Пустовалов уступили и дали ему возможность навести марафет. А на обратном пути сгорали со стыда. Весь трамвай пялился на Семена Марковича, а он еще в давке старался прижаться к операм поближе.

Наконец Андрей закончил свои дела и вышел в коридор. Морева он узнал сразу и тепло его поприветствовал. Однако, говоря словами Шуры Балаганова, Пустовалов забурел. Теперь это был не тот стройный паренек, каким его помнил Морев, а зрелый, с животиком и властным взглядом мужчина. Пока они сидели в его небольшом, но начальственном кабинете, Андрея постоянно дергали по телефону, и Александр быстро сообразил, что рассиживаться не следует, поэтому отказался от чая и перешел к изложению своей проблемы.

– М-да, дело серьезное, – покачал головой Пустовалов, выслушав его. Ладно, посиди. Что смогу, сейчас разузнаю.

Вернулся он минут через десять. Сел за свой стол и, не обращая внимания на трезвонящий телефон, рассказал:

– Пацана твоего закрыла наша уголовка, но дело сейчас в следствии. Вкратце ситуация следующая: на дискотеке в "Галактике" он подрался с двумя парнями, а на следующий день одного из них обнаружили дома мертвым. Смерть наступила в результате тяжких телесных повреждений – разрыв селезенки и еще чего-то там. В общем, пока ему вменяют 111-ю, часть 4-ю. Меру пресечения до суда менять не собираются.

Г Л А В А VIII

Мосола и Храпа Шеф избил собственноручно. Ополоснув руки от крови в финской раковине, он подул на покрасневшие костяшки пальцев, вернулся к себе в кабинет и уселся за стол. Мосол и Храп, по прежнему стояли в середине комнаты слизывая губами сочившуюся из носов кровь и ожидая решения своей участи. Физическая экзекуция принесла Шефу некоторое облегчение, словно он выпустил накопившийся пар. Настроение немного улучшилось, но дело нужно было доводить до конца, и теперь Шеф перешел к экзекуции словесной. Эпитеты, которыми он награждал Мосола и Храпа были изощренно нецензурными. Из большой их массы только единственный – "Козлы драные!" можно было с большой натяжкой причислить к литературным. Те, кому они адресовались, внимали молча, потупив глаза и хлюпая разбитыми носами.

– Ну вы, чмо болотное, кому молчите?! Объясните братве, – Шеф указал рукой на нескольких человек, сидящих вдоль стены, – как вы умудрились купить две пачки соли за 50 тысяч баксов?

Мосол и Храп невнятно принялись гундосить:

– Ну, блин, приехали мы на вокзал, как было велено. Сечем, блин, черномазый этот подгребает. Мы откуда знали, что это не тот черномазый. Их, блин, развелось в Москве, кирпичу негде упасть. И все на одно лицо. Кто же, блин, знал, что у него соль в пакетах?! И соль-то, блин, какая-то мелкая. Как порошок, блин. Вот у нас соль так соль. Зернистая такая, ядреная. А эта, блин, вааще ниочем. Пудра, блин, какая-то, а не соль. А то, что на пакетах "соль" написано, так это же по импортному написано. Что мы, блин, профессора, чтоб по ихнему читать. А с виду ни за что не подумаешь, что соль.

– Заткнитесь! – не выдержав, заорал Шеф.

Мосол и Храп послушно затихли. Шеф немного подумал, потом стукнул кулаком по столу и, уперев тяжелый взгляд в провинившихся, медленно, с расстановкой произнес:

– Короче так, бараны. Своим идиотизмом вы всех нас опустили. Мало того, что мы все капитально угорели на бабках, так как баксы, что вы негритосу этому подарили, были хоть и фальшивые, да только мы-то их за реальные деньги покупали, но вы же, падлы, еще и опозорили нас перед всей братвой в городе! Над нами уже смеются, в натуре. Нигерийцы, пидоры, зубы скалят и товар отказываются нам поставлять после вашего прокола. Значит так, олухи, этот позор можно смыть только кровью. Даю вам неделю отыскать того негритоса, который вас обул, как последних лохов. Раз он болтался на вокзале, значит хотел куда-то ехать. Пошукайте среди проводников. Наверняка его кто-то видел, запомнил. Если отыщите его, отрежете ему яйца и засолите. А если нет, не обессудьте. Самолично на клык посажу. Все, сявки, кыш отсюда!

Мосол и Храп суетливо попятились задом и исчезли за дверью.

– Вот ведь с какими гандонами приходится работать, – устало пожаловался Шеф, молча сидевшей у стены, братве. – Подставили нас по полной программе. Опарафинили! Но сопли пускать нам нельзя. Конкуренты не дремлют. Сожрут с потрохами, если не предпримем срочных мер по восстановлению своего авторитета. Какие будут мнения?

– Мое такое мнение, – подал голос амбалистого вида мужчина, – Храпу с Мосолом ни в жизнь этого негритоса не сыскать. Мозгов не хватит. Надо отправлять на его поиски Крота. Он тот еще проныра. И масло у него в голове есть, чего-нибудь придумает.

– Правильно, – поддержал амбала другой мужчина со следами выведенных наколок на руках. – А еще я предлагаю дать наводку нашей братве по регионам. Мы не в Африке, негры у нас под каждым кустом не валяются, все на виду. А этот с нашей фальшивой валютой верняк где-нибудь засветится.

– Заметано, – кивнул Шеф. – Подключайте Крота и связывайтесь с братвой. Только о том, как мы лоханулись, никому! Сам кадык вырву тому, кто болтать будет!

Мосол и Храп, прибыв на вокзал, первым делом подкатили к носильщикам. Среди них многие побывали у хозяина и относились к "синей" братве лояльно. Но никого, кто бы вспомнил описываемого негра, не нашлось. Проводницы шарахались от распухших харь Мосола и Храпа и сразу заявляли, что ничего не знают. Оставались бомжи и вокзальные проститутки. И тут незадачливых жуликов ждала удача. Первый же найденный ими бомж, дядя Паша отлично все помнил. И утвердительно кивал на каждую называемую ему примету. За информацию он согласился взять недорого – пузырь и закусь. Мосол с Храпом на радостях купили два пузыря, правда один тут же помогли дяде Паше приговорить. Но вытянув из бомжа, что интересующий их человек отбыл в Казань, дальше рассиживаться не стали. Их деятельные натуры требовали движения и они отправились покупать билеты. "Спасибо" дяде Паши говорить не стали, с детства не были приучены к вежливости. А зря. За бутылку он мог послать их и подальше Казани, например, на Дальний Восток, но не стал.

Устав от трудов праведных, Мосол и Храп, сев в поезд, забрались на полки и задали храпака. Особенно в этом усердствовал Храп. Хотя его "погоняло" имело первопричиной карточную игру, но и по части звуков, издаваемых во сне, оно тоже весьма соответствовало личности. Вздремнув и набравшись сил, они отправились в вагон-ресторан. Там сидела большая компания парней, но столики свободные имелись. Мосол и Храп уже приняли по сто и доедали салат, когда в проходе появился негр в спортивном костюме.

– Он! – выдохнул Мосол.

– Прикид сменил, падла. Но нас не обманешь! – прошипел Храп.

Они дружно вскочили из-за стола и преградили негру дорогу.

– Здорово, земляк! – поприветствовал его Храп и хлопнул по плечу.

– Присядь с нами, поговорить надо, – предложил Мосол. – Угощаем. Что будешь? Коньяк, водку, пиво?

Удивленно сверкнув белками глаз, негр отшатнулся от них и покачал головой.

– Вотка – нэт, пиво – нэт. Нэлзя, рэжим.

– Да ничего, понемножку за встречу можно, – успокоил Храп.

Негр улыбнулся и спел:

– Эх. Нэ сып мнэ сол на раны.

– Издеваешься, гад! Про соль вспомнил! – вспылил Мосол и заехал ему кулаком в глаз. Храп поддержал почин и пнул негра в живот. Но дальше началось нечто непонятное. Все парни в вагоне-ресторане соскочили с мест и принялись мутузить Мосола с Храпом. Били преимущественно ногами. И очень сильно. Тем с трудом удалось залезть под столики, где пинать их было неудобно, что и спасло незадачливых жуликов. По недоразумению они наехали на бразильского легионера футбольной команды "Подшипник" из центральной зоны второй лиги. Команда дружно пресекла попытку вывести из строя ее опорного полузащитника и так испинала бандитов, что те с трудом доползли до своего купе.

Мосол с Храпом едва оклемались до Казани. Кряхтя и постанывая, они спустились на перрон. Футболистов нигде не было видно, те уже погрузились в автобус и отбыли.

– Нам бы волыны, тогда, блин, всех этих уродов, что нас отмудохали, положили, – заявил Мосол.

– Точно. Больше, блин, без ствола никуда не поеду, – поддакнул Храп.

Болезненные ощущения в теле не позволяли сосредоточиться и выработать план дальнейших действий. Для поправки здоровья Мосол и Храп отправились в привокзальный буфет, где разговелись водочкой. Но привычная спиртовая анестезия помогла не очень, отбитые части тела продолжали болеть.

– Ширнуться бы щас. Сразу б полегчало, блин, – заметил Мосол.

– Ага, – согласился Храп. – Мы с Фофелом, ну ты помнишь его, на одной хате фенциклидином ширнулись. Тут на эту хату менты нагрянули. А у нас самый кайф. Менты нас дубинками отхаживают, а мы смеемся. Те скачут вокруг, как в мультике, орут, палками своими машут, а нам хорошо и нисколько не больно. Потом, блин, когда кайф прошел я неделю кровью ссал, но штука, которой мы ширнулись, мне здорово понравилась. Я несколько раз к Фофелу подкатывал на счет фенциклидина, но он, падла, не дал. Сказал, что это сильная штука, вроде ЛСД, и лучше на него не садиться. А сам-то, зараза, точно им кололся. От жадности и кони двинул. Закатил себе лошадиную дозу, а мотор не выдержал.

– Жадность фраера сгубила, – резюмировал Мосол.

Оба, погруженные в свои мысли замолчали. И вдруг сзади раздался негромкий вкрадчивый голос:

– Вижу сглаз на вас. Нет вам счастья в жизни и удачи в делах.

Оба жулика вздрогнули от неожиданности и медленно повернулись. Рядом стояла и внимательно разглядывала их цыганка. Было в ее облике нечто внушающее доверие, отличающее от большинства крикливых и наглых соплеменниц, снующих в привокзальной суете. В отличии от них, одевающихся в яркие ляпистые цвета с преобладанием красного, она была во всем черном, словно в трауре. Но главное, заметно отличалась ее манера поведения. Она не лезла к каждому встречному-поперечному, держалась в сторону и с первого взгляда в ней ощущалась некая внутренняя одухотворенность и достоинство.

Мосол хмыкнул и произнес:

– Этот самый сглаз у нас на лбу написан что ли? На самом деле в последнее время капитально не везет. Куда не сунешься, блин, везде облом.

– От всех людей свет идет. Другие его не видят, а я вижу. Счастливые светятся, как солнце ясное, от больных свет зеленый, а от вас – черный. Кому-то, видать, вы здорово насолили, и он на вас порчу навел, – пояснила цыганка.

– И что нам теперь делать? – растерянно спросил Храп.

– Надо вам порчу снять и все наладится. Будет счастье в любви и делах. Могу вам помочь в этом, – ответила женщина и выразительно посмотрела на массивные золотые перстни на руках жуликов.

– А ты кто такая? Как ее, экстрассенка что ли? – спросил Мосол.

– Нет. Я колдунья. Только добрая колдунья. Я людям помогаю, отозвалась цыганка.

– Ну ни хрена себе, блин! Первый раз живую колдунью вижу! – изумился Храп. – А как зовут тебя?

– Зовут меня просто. Аза.

– Цыганка Аза, – первирая мотив, спел Храп и осекся, не зная дальнейшего текста.

– Такая вот зараза! – закончил за него Мосол, и оба жулика заржали.

На лице женщины возникло подобие улыбки. Она быстро проделала над головами Мосола и Храпа какие-то пассы, поднесла к их лицам сжатый кулачок и спросила:

– Хотите посмотреть, что у вас в душе живет?

Не дожидаясь их ответа, цыганка разжала пальцы и оба жулика вполне отчетливо увидели как с ее ладони ползут и разлетаются во все стороны черные жуки с крыльями, на подобии тараканов.

– Ну, ты даешь в натуре! – восхитился Храп.

– Ты смотри, взаправду колдунья. А желания умеешь выполнять? спросил Мосол.

– Умею, – кивнула цыганка.

– Ширнуться нам организуешь?

– Могу.

– А еще что можешь?

– Для хороших людей все могу. Все, что пожелаете, только ручку надо позолотить, чтобы желания сбылись.

– Так, – начал по деловому Мосол, – организуй нам хату, чтобы было где отдохнуть с дороги, стерильный баян, ширево, двух телок. Для начала хватит. Не боись, озолотим тебя, как надо. В обиде не останешься.

У цыганки Азы все получалось быстро и просто. На привокзальной площади она слегка взмахнула рукой и тут же рядом, как лист перед травой, возникла черная "Волга" под управлением молодого чернявого паренька, который без лишних вопросов быстро доставил всю троицу в частный сектор.

Вскоре Мосол и Храп пребывали уже в наркотической нирване на матрацах, брошенных на пол в отведенной им комнате без мебели. В добавление к наркотическому кайфу по ним ползали две молоденькие девчушки, которые ручками, губками и язычками умело обрабатывали их грешную плоть, заставляя ее подниматься, как корабельные мачты, а потом лихо подмахивали, отчего мужские "ружья" давали залп за залпом.

Очнулись Храп с Мосолом ранним утром. Разлепив глаза, обнаружили свои синие от холода и наколок тела на какой-то стройке среди битого кирпича. Скомканная, измятая одежда валялась рядом. Натянув ее не себя, они принялись подсчитывать потери. Недосчитавшись перстней на пальцах, цепочек на шеях и наличности в кошельках, впали в уныние.

– Аза, блин, зараза! Обещала порчу снять, а сама обчистила. Гадина! причитал Храп.

– Слышь, заткнись, да, – оборвал его Мосол. – Слезами делу не поможешь. Давай думать, как выкручиваться будем.

– Чего думать-то, надо эту сучку Азу трясти!

– И где ты ее сейчас найдешь? Помнишь – куда нас возили?

– Откуда. Она же колдунья. Ведьма, точнее! Задурила нам голову. Я лично, блин, ни хрена не помню где были.

– Вот и я тоже не помню. Блин!

– Слышь, Мосол, надо на местную братву выйти. Пусть нам адресок этой ведьмы числанут.

– Казанские – ребята крутые. Они и в Москве и в Питере шишку держат. Могут послать куда подальше. А вообще, попытка – не пытка, давай попробуем.

Братва проявила сочувствие к пострадавшим столичным жульманам. Влезать в их разборки с цыганами отказалась, но адресок подсказала и денег на "мотор" дала. В ворота дома Мосол и Храп ломиться не стали, а перемахнули через забор. Сопровождаемые лаем рвущейся с цепи собаки, вломились в дом и сразу наткнулись на Азу в компании двух девушек, которых имели ночью, и бабки, древней и страшной, как старуха Изергиль.

– Что, падлы, не ждали?! – осклабился Мосол.

Храп достал финку, выпрошенную у местной братвы, и заявил:

– Ты, ведьма, бабки и гайки наши подгони обратно или щас расписарю всех, нахер!

Аза смерила их высокомерным взглядом и, ничуть не испугавшись, произнесла:

– За удовольствие надо платить, молодые люди. А вы еще остались должны нам. Так что бегите отсюда быстрее, пока я мужчин не кликнула.

– Сука! – взревел Храп и пырнул цыганку ножом в живот.

Аза медленно начала оседать вниз, оставляя ногтями глубокие кровоточащие борозды на лице убийцы. Молодые девицы, еще недавно ночью ублажавшие любовью жульманов, теперь, как разьяренные кошки, прыгнули на них, норовя выцарапать глаза и содрать скальп. Мосол и Храп выли от боли и пытались их сбросить. Храп, вытащив нож из тела Азы, ткнул им в бок висевшей на нем девицы. Хватка ее ослабла, но пока он возился с ней, лежащая внизу колдунья выдернула острую заколку из волос и, собрав все последние силы, воткнула мужчине промеж ног. Мосол скинул со спины свою противницу и принялся месить ее обеими руками. Девчонка безвольно, как кукла, дергалась в такт ударам, а он яростно молотил здоровенными кулаками по ее телу, словно по боксерской груше. Перелом в сражение внесла "старуха Изергиль". Бочком, бочком, она по стеночке обошла дерущихся, в углу возле входа нащупала топор и с размаху опустила его лезвие на голову Храпа. Волосы на затылке последнего разошлись в стороны, открывая зияющий красный рубец, напоминающий открытый рот в зарослях усов и бороды. Храп рухнул лицом вниз и затих. Раненая им девица, вырвала нож из своего тела. Из раны сразу обильно потекла кровь, но она, не обращая на нее внимание, принялась пинать поверженного врага, потом зашаталась, медленно опустилась на пол рядом с ним и закрыла глаза. "Старуха Изергиль" рубанула Мосола по спине, но удар получился не очень сильным и только разъярил мужчину. Он повернулся к ней. Старуха принялась тюкать его топором короткими частыми ударами, а он, закрывая голову руками, ринулся на нее. Ему удалось подмять старуху под себя, но в атаке он раскрылся и топор вонзился ему в шею. Зато Мосол добрался до ее головы и, обхватив ее мощными лапами, повернул, ломая шейные позвонки.

Обнаружили их дети, вернувшиеся из школы. Картина побоища была достойна фильма ужасов по обилию крови и страшных ран на телах павших. Пять тел: три женских и два мужских в разных позах распростерлись на полу с застывшими гримасами боли на лицах, как бы образуя круг, в середине которого возлежала Аза, остекленело глядя вверх и насмешливо улыбаясь чему-то.

Г Л А В А IX

Александр Морев, как и большинство российских граждан, не был ни рантье, ни фабрикантом, а потому забота о хлебе насущном имела для него каждодневную актуальность. И он переквалифицировался в адвокаты. Благо диплом о высшем юридическом образовании имелся и, в связи с образованием множества независимых адвокатур, эта специальность не была уже столь труднодоступной, как в застойные времена. Его ментовское прошлое послужило хорошей рекомендацией профпригодности. Тот, кто умеет уголовные дела делать, знает и как их разваливать. Получив согласие на трудоустройство в независимой адвокатской конторе Плеханова и приглашение приступить к исполнению обязанностей со следующего дня, Морев решил остаток этого дня посвятить духовным заботам. И отправился на кладбище.

Кладбище было старое. Не одно поколение Моревых, по отцовской линии, и Янкелевичей – по материнской, нашли, свое вечное пристанище в его земле. Александр по псевдорусскому обычаю прихватил с собой бутылку водки, возле кладбища у бабулек прикупил беляшей на закуску и охапку искусственных цветов. Начать он решил с дальней родни, быстро обойти всех, а потом уже основательно расположиться возле могилок родителей.