Текст книги "Охота на удачу"

Автор книги: Олег Кожин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

Казалось, еще немного, и, не выдержав такого напора, оторвется вся верхняя часть холодильника… Но вместо этого крышка действительно откинулась назад, выпустив в жаркий воздух облачко морозного пара. С облегчением выдохнув, мороженщица облокотилась на холодильник, переводя дух. Руки ее все еще подрагивали. Однако долгий отдых явно не входил в планы их хозяйки. Как ныряльщик, делающий «щучку», огромная тетка с неожиданным для ее габаритов проворством впихнула в холодильник верхнюю половину тела. Такой трюк она проделывала, когда искала маленькому жиденкупломбир, – точно так же исчезли в небольшом холодильнике сперва руки, затем обвислые груди и нечесаная рыжая голова.

А потом случилось невероятное. Оставшиеся снаружи слоновьи ноги оттолкнулись от асфальта, подбросив неподъемную задницу в воздух. На мгновение мелькнули толстые икры, утянутые корректирующими чулками, и тут же исчезли в недрах портативного уличного холодильника, который никак, совершенно никак, абсолютно никак не мог вместить в себя взрослого человека такой комплекции. Спустя еще какое-то мгновение сама собой захлопнулась крышка, точно задраившийся люк уходящей на глубину субмарины. Одинокий холодильник сиротливо остался стоять в тени разросшихся тополей. И будьте уверены, даже если бы на него наткнулся человек, гораздо менее высокоморальный и честный, чем вы, даже в этом случае его содержимому ничего не угрожало. Каждый мелкий хулиган Сумеречей знал, что связываться с Халей-мороженщицей – себе дороже.

* * *

К полудню солнце перестало растягивать румяные щечки в ласковой улыбке, показав свое истинное лицо: лицо раскаленной звезды, точно голова горгоны Медузы, обрамленное извивающимися протуберанцами. Оно обрушивалось на Сумеречи, как огромный паровой молот, щедро раздавая неосторожным горожанам тепловые удары. Съеживалась, теряя насыщенный зеленый цвет, листва на деревьях. Выкатив розовые языки, тяжело дышали бездомные собаки. В поисках тени псы рыли ямы в корнях деревьев, но высохшая земля не давала прохлады. Над городом летала сухая колючая пыль и запах разогретого битума.

Раскаленный воздух заставлял дрожать контуры зданий, отчего они казались гигантскими оплывающими свечками. Озверевшее светило огнедышащим драконом пролетело над улицами, разгоняя по домам даже самых безрассудных. Те, кто успел прикупить вентилятор или кондиционер до того, как они исчезли с прилавков, подставляли разгоряченные лица прохладному искусственному ветру. Менее прозорливые страдали, потели и молились о скорейшем закате. Город вымер.

Даже окружающий городскую больницу рекреационный сквер, традиционное место прогулок жителей близлежащих улиц, выглядел сейчас заброшенным и неухоженным. Обычно в полдень жизнь здесь кипела, но сегодня не просто замерла, а, казалось, закончилась вовсе. Медперсонал не сновал между корпусами с озабоченным видом, не сидели на лавочках выздоравливающие пациенты. Ни посетителей, ни дворников, ни праздных гуляк. Не видно было даже мальчишек на роликах, этим летом облюбовавших перила возле сквера. И только на заднем дворе среди контейнеров с мусором, наплевав на жару, обстоятельно копошилась любопытная троица.

Строго говоря, непосредственно в мусоре ковырялись только двое, похожие друг на друга низкорослые рыжие бородачи потасканного вида, известные среди коллег по цеху как Близнецы Семка и Ромка. Третий – Скоморох – высокий сухощавый мужчина с осунувшимся, вытянутым лицом, сидел на сломанном кресле, не принимая в работе активного участия. Закинув ногу на ногу, он лениво потягивал сигарету, судя по количеству высмоленных до самого фильтра окурков на асфальте – не первую. Чувствовалось, что окончательно расслабиться ему мешает лишь отсутствие у кресла спинки. Именно поведение выдавало в мужчине главного в тройке; одежда же его была такой же неряшливой и простой, как у подчиненных. Любой ткани мира Скоморох предпочитал джинсу. Даже сейчас, когда столбик термометра уверенно переполз за тридцатку, он не сменил свой обычный наряд на что-то более легкое, продолжая париться в плотных штанах и наглухо запахнутой куртке с длинным рукавом. Детали гардероба плохо сочетались между собой. Да и кому вообще может прийти в голову сочетать красный низ с зеленым верхом? Впрочем, Скомороха это волновало в последнюю очередь. Пусть мажорики одежку по моде таскают, а для него джинса, как была робой с момента изобретения, так робой и осталась. Не слишком маркая, удобная, долговечная. Прочная, опять же – хорошую джинсу даже крыса не сразу прокусит. А когда роешься по помойкам, столкнуться с крысой – плевое дело. Вытертую зеленую куртку Скоморох любовно украшал найденными металлическими значками и цепочками. Всем говорил, что это для дополнительной защиты (мелкие железяки с кольчужной плотностью покрывали ткань), на деле же причина была в его генетической любви ко всему звенящему. В самом деле, двадцать первый век на дворе, не носить же шапку с бубенцами? А так – хоть какая-то отрада для заблудшей скоморошьей души. Свой костюм Скоморох надевал на работу уже третий год и сносу ему пока что не видел. За это время появилась только одна синяя заплата на коленке, по глупости разодранной об угол мусорного ящика.

Из мусорного бака вынырнул Близнец-Семка. Несмотря на то что к рыжей бороде прилипла какая-то гнилая дрянь, лицо его сияло.

– Зацени, бригадир! – предъявил он Скомороху раскуроченные внутренности системного блока. – Не, живут же люди, а? Компутеры выбрасывают! А еще говорят, что в Европах лучше! Чем лучше-то? Вон, захотел – купил компутер, захотел – выкинул. Зажиточные, с-с-сцуки…

Последние слова коротышка цедил уже с ненавистью, начисто подавившей первичное восхищение от находки. Близнец-Семка вообще был существом крайне возбудимым, способным за долю секунды переходить из одного эмоционального состояния в другое, иногда диаметрально противоположное. Пожалуй, именно этим он больше всего отличался от брата, апатичного меланхолика, которого Скоморох считал (возможно, вполне обоснованно) умственно отсталым.

Ромка тем временем потрошил приваленный к мусорным контейнерам диван, с мясом выламывая брус и ДВП и перетаскивая их к фургону. Металлические пружины и уголки он аккуратно складировал в стеганый мешок. Скоморох точно знал, что с таким же бесстрастным лицом Близнец-Ромка расчленял бы человеческое тело. В смысле не просто знал. Сам видел неоднократно.

Братья Семка и Ромка различались не только темпераментами, но и внешне. Строго говоря, они вообще не были близнецами как таковыми. «Близнец» на самом деле была их фамилия, доставшая от отца, очень любившего выпивку и женщин и при этом не жалующего контрацептивы. Несмотря на высоких матерей, братья унаследовали от папаши нестандартный рост – намного ниже среднего. Про таких обычно говорят «метр с кепкой». Для людей сторонних братья действительно могли сойти за двойняшек. Лишь немногочисленные знакомые Близнецов знали, что на деле Семка не только выше на три сантиметра, но и на три года старше.

Сборщики поговаривали, что братья сами приложили руку к исчезновению своего незадачливого родителя, однако Скоморох доподлинно знал, что это не совсем так. По большому счету, Близнец-папа никуда не исчезал. По крайней мере, тело его все еще территориально находилось в пределах Сумеречей. В их фургончике стоял старый холодильник «Бирюса», вот там-то оно и лежало. Точнее, то, что от него осталось. Каждый год Семка и Ромка отмечали день своего семейного воссоединения, и часть папаши неизменно присутствовала на празднике в качестве главного блюда. В прошлом году это был гуляш из легких и печени. На вкус Скомороха, сильно переперченный.

Бригадир принял у низкорослого Семки растерзанный системник. Покрутил его в руках, прицениваясь.

– Годно, – кивнул он наконец. – На радиорынке толкнем, по-любому кому-нибудь понадобится. Поройся еще, там до хрена должно быть… Больнице бабла отсыпали, они теперь старье тоннами списывают.

– Есть там еще, есть! – радостно заверил Близнец-Семка, напавший на золотую жилу. – Все дно завалено! Как будто компутерный магазин, а не больничка!

Коротышка вновь нырнул в гору мусора, разбрасывая в разные стороны пакеты с отходами, точно крот, отваливающий пласты жирной, переполненной червями земли. Вообще, день выдался не слишком удачным, и потому находка обнадеживала. Всего улова было – пара мешков пластиковых бутылок вперемешку с жестяными банками да старая мебель, которую Близнец-Ромка превращал в дрова для дачников-пенсионеров, увлеченно орудуя здоровенным колуном. И то и другое уходило за сущие копейки. Конечно, ради монет сборщики и работали, но ведь мелочь мелочи рознь. Выручки с сегодняшней добычи едва ли хватит разменять на две пригоршни пятаков. А сколько из них будут счастливыми? Скоморох даже начал опасаться, что квоту они сегодня не выполнят, и завтра придется работать допоздна, наверстывая упущенное. Поэтому, когда телефон заиграл мелодию вызова от Старшего сборщика, Скоморох слегка струхнул. Вообще, на невыполнение малой квоты обычно закрывали глаза, давая возможность отработать до конца недели или даже месяца, что для их профессиональной команды было как два пальца об асфальт. Но с фигурами такого масштаба, как Оба-на или Хозяин, нельзя быть уверенным ни в чем. Скомороху очень не понравилось, что позвонил Старший сборщик синхронно с его мыслями о невыполнении квоты. Это настораживало.

– Алеу? – неуверенно протянул он в трубку, попутно шикнув в сторону выбравшегося из бака Близнеца-Семки, протягивающего целую вязанку дохлых оптических «мышей».

– Скоморох, бросай херней заниматься…

Голос у Оба-на казался слегка замученным и каким-то взволнованным. Таким не распекают подчиненных за нерадивость. Таким сообщают нечто важное, таким посвящают в тайну. Скоморох слушал, постепенно проникаясь настроением Старшего сборщика, ощущая, как от внезапно нахлынувшего охотничьего азарта встают дыбом волосы на загривке. Действительно, со слов Оба-на получалось, что им выпало поучаствовать, возможно, в самом серьезном деле в их жизни. Это, конечно, если не произошло никакой ошибки… но ведь Хозяин никогда не ошибается, верно? Подумать только! Лично позвонил, лично приказ отдал, можно сказать, почти поименно пригласил! Ай да мы!

– Чего мы? – подозрительно спросил стоящий по колено в мусорных пакетах Близнец-Семка. Под мышкой у него была зажата простенькая клавиатура, в коротеньких ручонках покоился древний десятидюймовый монитор.

– Молодцы мы! – довольно осклабился Скоморох. – Все, завязывай в помоях рыться, на серьезное дело едем!

– Скоморох, да ты… Да там же залежи еще, епте! – попытался образумить шефа Близнец-Семка. – Там же на две квоты хватит!

– Давай хватай что достал и в машину! – беспрекословно велел Скоморох. И, что в последнее время случалось с ним совсем редко, экспромтом выдал потешку, ментально настраивая подчиненного на нужный лад: – Выпал нам с тобой случ а й – поживиться невзначай! Оба-на говорит, по Сумеречам Удача непуганой ходит, а мы ни ухом ни рылом. Вовремя подсуетимся, так не две, а двести две квоты закроем, сечешь?

Он еще не успел договорить, а маленький Семка уже пинками подгонял своего не слишком умного, зато очень послушного младшего брата к грузовичку, старенькому «зилку» с кузовом-фургоном. Все-таки великая сила – потешка из уст скомороха, подумал Скоморох, улыбаясь, словно часть рифмованной речевки краешком своей нехитрой старинной магии зацепила его самого. Настроение вмиг приподнялось, взмыв над тем аллегорическим плинтусом, за который закатывалось еще совсем недавно. Скоморох подошел к дверце фургона, чтобы открыть ее перед братьями, стоящими с охапками добычи, и едва не отхватил этой самой дверью по лицу, когда некто невидимый, но явно огромный и злой пинком распахнул ее изнутри. От разбитого носа его спасла лишь врожденная скоморошья реакция, которой позавидовала бы иная кошка. Дверь только-только ударилась о борт, громыхнув железом по железу, а Скоморох уже стоял на полусогнутых, сверкая зажатым в руке ножом с кривым, почти как у серпа, лезвием. Близнецы тоже ощетинились оружием: старший молниеносно вынул из кармана заточенную отвертку, а у младшего на пальцах вырос здоровенный свинцовый кастет. Добытый хлам горами высился у их ног.

– Ага, приссали, щенята?! – раздался знакомый противный голос, и Скоморох спрятал нож, ругая себя за то, что дал возможность застать себя врасплох. Хуже того, дал это увидеть такой дуре и любительнице почесать языком, как Халя-мороженщица. Теперь все сборщики будут с месяц ржать над приукрашенной историей о том, как Скоморох и Близнецы обмочили штанишки, увидев грозную Халю. Ай, да и пусть их! Если порученное Хозяином дело выгорит (а оно не может не выгореть!), то плевать он хотел на других сборщиков, Несчастный Случай их забери!

– Стучаться не учили? – проворчал он, недобро глядя на занявшую весь дверной проем тетку. Все лицо у Хали покрывал стремительно тающий иней. Он же украшал несвежий комбинатовский халат и черные волоски, обильно растущие на жирных руках.

– Вы когда уже эту падаль из холодильника уберете? – вместо ответа спросила Халя. – Весь выход загородили, я из-за него вылезти не могла!

– Это ты об отце моем так?! – Моментально взбеленившийся Близнец-Семка вновь выронил на землю только что поднятый компьютерный хлам и полез в карман за отверткой. – Да я тебе…

Скоморох поспешно положил ему руку на плечо, успокаивая, снимая агрессию.

– Ты чего трубу не берешь, Скоморох? – поинтересовалась мороженщица. Затем пристально посмотрела на братьев, застывших в обнимку с собранным добром. Ее растрепанные кустистые брови подозрительно сошлись на переносице. – Вы собрались, че ль, куда?

– Не твоего куриного ума дело, – отсек Скоморох. – И давай уже завязывай у нас дома шариться. Схлопочешь перо в шею, не говори потом, что не предупреждали.

– А ты не пугай! Не пугай! – Тетка грозно повела плечами, еще больше выкатив вперед и без того выпирающую за пределы фургона грудь. – У меня, может, чего по делу сказать есть!

– Так говори или уматывай!

– Ты не петушись. Скоморох! – ехидно улыбнулась Халя. – Вот ты за задание ухватился, а как выполнять его будешь? Где искомое найдешь, подумал?

– И давно ты тут уши греешь? – недобро прищурился Скоморох.

– Нэ то пытаешь, солодкый! – Мороженщица звонко цокнула языком. – А якщо яка-то жинка бачила якого-то парубка?

– Ты мне эти свои штучки бросай. Будешь мозги пудрить, велю Семке кишки тебе на шею намотать.

Близнец-Семка довольно осклабился и быстро-быстро закивал головой. Однако в голосе Скомороха, кроме угрозы, звучала теперь и заинтересованность. Украинскую речь он понимал с пятого на десятое, но некоторые слова знал благодаря читанным в детстве книжкам Николая Васильевича Гоголя. «Черевички», например, или «хата». Или вот это – «парубок».

– Ладно-ладно, – примирительно выставив перед собой пухлые ладони, поспешно ответила Халя, вмиг утратившая львиную долю своего гонора. – Видела недавно вашего хлопца. Если уловом поделишься – скажу где!

– Ай, спасибочки вам, барышня, огромное! – Не ожидавший получить от Случая такой подарок, Скоморох даже шаркнул ножкой и поклонился.

Ухватившись за край двери, он с размаху захлопнул ее, силясь причинить наглой Хале как можно больше синяков, шишек и прочих неприятных повреждений тела. Не имеющую скоморошьей реакции мороженщицу спасла только огромная грудь, которая, точно подушка безопасности, приняла на себя основной удар. Тетка ввалилась внутрь, не удержавшись на колоннообразных ногах. Из фургона донесся страшный грохот, а сама машина ощутимо подпрыгнула на рессорах.

Спружинившая дверь вновь распахнулась, и Скоморох, привстав на подножке, заглянул в фургон, оценивая масштабы разрушения. На летний период старенький «ЗиЛ» становился для сборщиков домом на колесах. Пользуясь погодными условиями, бригада работала «в поле», точно колхозники во время страды. Здесь они спали, ели, смотрели телевизор, сюда складывали добытое барахло. Во всех Сумеречах едва ли наберется с десяток живых существ, видевших машину сборщиков изнутри. И уж точно не было того, кто, набедокурив у бригады дома, ушел бы безнаказанным. Падающая Халя, видимо, пыталась удержаться за стоящие вдоль бортов стеллажи. Неудивительно, что не рассчитанные на подобную нагрузку полки не выдержали, погребя мороженщицу под грудами мешков с ценным мусором. К счастью, жилой зоны, где расположились двухъярусные нары, рукомойник и заставленный пирамидами из немытой посуды стол, разрушения не коснулись. Оно и понятно – изнутри площадь кузова была в несколько раз больше, чем снаружи, и жилую часть от входа отделяло почти четыре метра. Как такое могло быть? Почему на их фургончик не распространяются некоторые законы физики? Это было той еще загадкой даже для самих сборщиков. Когда за решение проблемы брался Хозяин, оно всегда получалось простым и эффективным, но не всегда понятным.

Убедившись, что ничего серьезного Халя не поломала, Скоморох спрыгнул с подножки и кивнул Близнецам. Семка и Ромка тут же принялись бодро закидывать внутрь сегодняшнюю добычу. Доски, бутылки, компьютерная рухлядь сыпались прямо на яростно матерящуюся мороженщицу, но коротышки лишь глумливо хихикали. Последним Близнец-Семка закинул маленький, но тяжелый монитор, отозвавшийся сдавленным криком боли и усилившимся потоком ругани, после чего Скоморох закрыл дверь на засов.

– Двинули, – скомандовал он братьям. – И так слишком долго с этой дурой провозились.

– А куда ты поедешь, кретин пустоголовый? – донесся из-за двери сдавленный голос Хали. – Я ж тебе теперь шиш чего скажу!

– В парк поеду, хрен ли тут думать, – удивляясь глупости мороженщицы, ответил Скоморох. – Ты в городском парке квоту отрабатываешь, целыми днями там торчишь. Это каждый сборщик знает. Так что, если не соврала, то там только и могла его видеть.

Сквозь двери донесся разочарованно-обиженный стон, сопровождаемый оханьем, кряхтением и грохотом.

– И, это… – перед тем как сесть в кабину, крикнул сборщик, – прибери там чего раскидала. Если зайдем, и будет срач – шкуру спустим!

– Ты только не забудь, слышь, Скоморох?! Это я его первая нашла! – донесся ему вдогонку голос Хали-мороженщицы. – Я первая нашла! Мне удачи положено! Первый всегда в доле!

– Был в доле – стал в неволе! – отшутился Скоморох, хотя и знал, что засов на двери Халю не удержит. Уйдет так же, как пришла, через холодильник. Но отказаться от потешки, отвесившей мороженщице легкую мысленную оплеуху, не смог. Потешка получилась не самая лучшая, простенькая, почти детская, но Скоморох радовался и такой. В свете маячащего на горизонте большого дела старые навыки возвращались очень быстро.

Он ловко запрыгнул в кабину, где уже сидели Близнецы, и велел:

– Давай, Ромка, в парк гони! Нам сегодня удача прет!

Старый фургончик работал на удивление негромко. Один только раз, когда Семка, повернув ключ зажигания, нетерпеливо вдавил в пол педаль газа, двигатель рявкнул, точно здоровенный пес, взявший след. После под капотом машины раздавалось лишь размеренное урчание, как у дорогой иномарки. Сборщики умели гасить ненужное внимание к своему бизнесу. Тихо приходили, тихо брали свое, тихо уходили. Иногда случайно или намеренно столкнувшиеся с ними люди тихо исчезали, если успевали заметить слишком многое. Сборщики не любили бывать на виду и знали множество способов оставаться незамеченными.

Спустя минуту после того как машина отъехала от больницы, на задний дворик вышла усталая пожилая медсестра в потемневшем от жары под мышками и возле шеи халате. Крутя в пальцах незажженную сигарету, она удивленно осматривала разоренные мусорные баки. Кто-то разломал списанную мебель едва ли не в щепки, а между тем женщина, недавно выходившая покурить, не только никого не видела, но даже не слышала ни звука. Чиркнув зажигалкой, медсестра тяжело плюхнулась на удачно поставленное в тенечке поломанное кресло. Это все мальчишки-роллеры, не иначе, подумала она. На ползущий вдоль сквера синий «ЗиЛ» женщина даже не посмотрела.

Выкатившись за пределы больничного городка, грузовичок сборщиков попал на Хвойную улицу, засаженную почему-то тополями и разросшимися кустами сирени. Здесь он принялся уверенно набирать скорость. Чтобы добраться с расположенной на окраине Сумеречей Хвойной до железнодорожного вокзала, предстояло проделать немалый путь по разбитой объездной грунтовке. А когда промышляешь добычей Удачи, мешкать не следует. Иногда из-за какой-то упущенной доли секунды ваши пальцы пролетают в миллиметрах от ее хвоста.

* * *

К пиву он взял вяленного леща. «Поповское» – местный сорт, свое название получило от Попова порога, поселка, где его варили. Особыми достоинствами напиток не обладал, но в розлив бывал весьма недурен. Особенно в такую жару.

Небывалый зной распугал даже законченных алкоголиков, столики возле «Пивной на Пробной» пустовали. Это было хорошо, потому что он не очень любил людей. Холодное пиво с рыбой любил, а людей – не очень.

Смакуя удовольствие, он сдул с кружки невесомую шапку пены. Со стола на него таращил пустые глазницы вяленный лещ. Рыбалку он тоже не любил, хотя всегда был не прочь «поудить рыбку в мутной воде». Увлекательное занятие, хоть при этом и крайне непредсказуемое, а подчас даже опасное. Один Случай знает, кто находится на конце туго натянутой лески, в дугу изогнувшей удилище. Костлявый окунь или жирная форель? Или неведомая зубастая тварь, способная сожрать самого рыбака?

Крепкие зубы оторвали кусок леща. Задумавшись, он даже не замечал, что забыл почистить рыбу.

Нужно набраться терпения. Хватать удилище самому можно, только когда точно знаешь, кого скрывает мутная вода, и насколько глубоко заглочен крючок. Наживка насажена. Удочка заброшена, и на случай поимки подводного чудища до поры до времени ее держат чужие руки. Руки, лишиться которых будет не жалко. Совсем скоро над водой покажется плавник. Остается лишь немного подождать. И уже тогда, если блеснет на солнце золотая чешуя – тянуть изо всех сил. Быстро и не раздумывая.

Хозяин медленно отхлебнул большой глоток пива, отправляя перемолотый комок мяса, костей и чешуи гулять по пищеводу.

Что-что, а ждать он умел.