Текст книги "Охота на удачу"

Автор книги: Олег Кожин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Оба-на подпрыгнул, скорее от неожиданности, чем действительно от боли. В конце концов, как сильно способен ударить бывалого бойца обычный подросток? Решаясь на этот отчаянный поступок, Герка вспомнил свое недолгое увлечение рукопашным боем, вложив в удар все силы. Когда бомж повернулся, юноша уже встречал его в характерной боевой стойке – этот элемент запомнился Воронцову лучше всего остального. Иллюзий Герка не питал, собираясь всего лишь отвлечь Оба-на от судиц, дать тем прийти в себя и, возможно, если представится случай (Случай?!), ударить с тыла.

Чуда не произошло. Сестры так и оставались лежать в беспамятстве и, кажется, вовсе не собирались препятствовать седобородому сборщику. Оба-на удивленно оглядел юношу с ног до головы. Казалось, он никак не мог поверить в то, что после увиденного малец все же полез на рожон. Пожав плечами, сборщик шагнул вперед. Играючи отбив раскрытыми ладонями прямую «двойку», он ударил Геру в ответ.

И время вытянулось.

Точно в покадровом воспроизведении Герка видел летящую к нему пятерню, ощетинившуюся смертоносными когтями. Времени хватило даже на то, чтобы мысленно просчитать траекторию и понять, что заканчивается она в районе его виска. Несвоевременное воображение поспешило нарисовать картинку, в которой большую часть занимали разлетевшиеся во все стороны мозги вперемешку с кусочками височной кости. Герка еще успел дофантазировать выпавший глаз, нелепо повисший на пучке нервов-проводов… А потом черные когти пронеслись в миллиметрах от его испуганных глаз, и время вновь побежало уверенно и резво.

Поскользнувшийся на ровном месте сборщик взлетел в воздух и грохнулся на спину, накрывшись кривыми ногами. Правда, через мгновение Оба-на уже вновь стоял напротив Герки, но уже без прежней брезгливости во взгляде. Ожидая, что его противник вновь бросится в атаку, Воронцов мысленно попрощался с миром. Второй раз такой удачи быть не может. Каково же было его удивление, когда сборщик пригладил топорщащуюся бороденку и принялся отступать к «ЗиЛу». Все еще опасаясь какого-то подвоха, Герка не двигался с места. Только когда сборщик отошел на приличное расстояние, юноша нерешительно поискал глазами источник его странного поведения.

Долго искать не пришлось. От библиотеки к ресторану неспешно двигалась низкорослая фигура в поношенном костюме, при виде которой Герка наконец-то воспрял духом. Несмотря на малые габариты, в идущем присутствовало нечто от парового катка. Оказавшиеся на его пути дэвы разбегались с визгом, недостойным их внешности и размеров. Лишь один – почти трехметровый исполин, от метаморфозы потерявший связь с реальностью – рискнул заступить дорогу Швецу. Со своего места Гера не мог видеть свисающую с чудовищных челюстей слюну, горящий безумием, покрытый кровавыми прожилками глаз и раздувающиеся ноздри людоеда. Зато отлично видел испарину, проступившую на лбу директора библиотеки. Готовый к тому, что сейчас чудовище вымахает еще больше, Герка невероятно удивился, когда произошло в точности обратное. Гигантская тварь, в шерсти которой все еще болтались ярко-оранжевые ошметки строительного комбинезона, существенно уменьшилась. Подобно коллапсирующей звезде, монстр сжался разом со всех сторон. А Дан Ааронович неторопливо вынул из нагрудного кармана сложенный треугольником носовой платок и обстоятельно протер обширную лысину. Директору просто было жарко.

Уменьшающийся с каждой секундой монстр, испуганно взревев, бросился к соплеменникам. Он бежал, теряя объем буквально на глазах. Вот он стал размером со среднего мужчину. Потом размером с подростка. Затем с крупную собаку. Уменьшился до кролика. До крысы. И только тогда Швец с неожиданной ловкостью метнул в него длинную иглу с широким ушком.

Точно пенсионер на прогулке в парке, Дан Ааронович был убийственно медлителен и нетороплив. Перед тем как поднять пронзенную тушку дэва, он невыносимо долго складывал платок. Когда игла покинула крохотное тельце, сам трофей перекочевал в директорский карман. Похолодевший Герка подумал, что вскоре «Вселенная мягких кукол» обзаведется еще одним экспонатом – крохотной уродливой тварью, которая станет доводить до слез маленьких детей, а их родителей приводить в недоумение.

Больше никто не осмелился раздражать Швеца. С его появлением часть дороги, ведущая к библиотеке, начала очищаться. Брезгливо обходя трупы, Дан Ааронович медленно плелся вперед, а перед ним катился, переваливаясь на кривеньких ножках, мистический ужас. Складывалось ощущение, что дэвов расшвыривает, расталкивает невидимое силовое поле (к слову сказать, Герка бы ни за что не поручился, что это не так). Не дойдя до Хозяина нескольких шагов, Швец остановился. Старый, тщедушный, сутулый, директор библиотеки спокойно обозревал слезящимися глазами собравшихся. Вид у него при этом был донельзя грустный.

– Добрый день, Швец, – поприветствовал его Остен. Он снова улыбался.

– Брось, Федор Михалыч. Какой такой «добрый день», в наши-то годы? Зимы слишком лютые, лета чересчур жаркие, электричество дорожает, народ мельчает, а трава уже давно не такая зеленая. Добрые дни кончились, Федор Михалыч… одни недобрые остались.

– Когда ты успел стать таким пессимистом, Швец?

– С тех пор как состарился… – Директор вздохнул и промокнул лоб платочком.

Словно и не валялись вокруг издохшие страшилища, даже в смерти способные напугать кого угодно до икоты, не застывала пролитая кровь, не слетались на ее запах вездесущие зеленые мухи. Просто два старых друга, два пенсионера, столкнувшись на улице теплым августовским днем, решили развлечься светской беседой.

– Что за «битву под „Москвой“» ты мне тут устроил, Федор Михалыч?

– Помилуй, Швец, что значит «тебе»? Может, я чего-то не знаю, и ты стал мэром города? – Выпучив глаза, Остен театрально огляделся по сторонам. Потом приложил ладонь к уху, сделав вид, что прислушивается: – Постой-ка… О, ты слышишь?! Вот, тут с галерки подсказывают, что нет! Ты по-прежнему всего лишь директор библиотеки… и иных ее предприятий. Тогда, быть может, ты вернешься к себе, заберешься в самое дальнее и пыльное книгохранилище и не будешь вмешиваться в серьезные дела серьезных людей?

Разглядывая покалеченных судиц, Швец досадливо поморщился. Слова Остена он попросту пропустил мимо ушей.

– Не могу не заметить, Федор Михайлович, что ваши глупые выходки привели к тому, что пострадали мои сотрудницы. – Швец легко и непринужденно перешел на «вы». – И это в рабочее время! А вы знаете, насколько сильный профсоюз у норн?

Слезящиеся глаза вопросительно уставились на Хозяина. Видно было, что вынужденная сдержанность дается тому с превеликим трудом, однако тон беседы не повысился ни на градус. Слушая размеренную и в общем-то пустую и скучную болтовню, Воронцов чувствовал, что сходит с ума: посреди залитой кровью улицы два наистраннейших существа обсуждали бюрократические вопросы! Эта нелепица настолько завладела его сознанием, что появление Лили он прозевал. Уже гораздо позже, мчась на машине в другой город, он вдруг понял, что девушка выпрыгнула из тени, отбрасываемой высоким фонарным столбом. Но в данный момент его внимание всецело занимали спорящие Остен и Швец, так что Герке показалось, будто панкушка материализовалась прямо из воздуха.

Не говоря ни слова, Лиля подхватила его под локоть, настойчиво предлагая следовать за собой. Ее поведение вызывало стойкое дежавю. Она действовала точь-в-точь как в тот раз, когда спасала его от гопников. Только в этот раз Герка не стал спорить и препираться. Сила приобретенного рефлекса подсказывала ему, что сейчас самое время делать ноги. Он шел за Лилей не оборачиваясь, краем глаза успев заметить, как поднимается на дрожащих руках Жива. Вслед неслись обрывки разговора, отлетающие от стен домов, дребезжащие в стеклах арочных окон.

– …мне нужен этот мальчик!

– …господин Воронцов и госпожа Ирландия под моей опекой…

– …плевать хотел! Хочешь утопить этот город в крови…

– …стоит ли конфликтовать на ровном месте?

Воронцов долго не мог понять, что же смущает его в этой непринужденной беседе. Так они с Лилей свернули за угол, пережив кратчайший миг тишины, после которого им в уши ударил шум оживленной городской улицы. Только тогда Гера уловил, чего ему не хватало. На небольшом участке дороги около ресторана полностью отсутствовал привычный звуковой фон. Будто это место провалилось в акустическую яму, отсекающую гул автомобилей, собачий лай, несущийся из дворов скрип качелей и грохот отбойного молотка на стройке неподалеку. Герка прислушался к своей реакции и с удивлением обнаружил, что слушать, по большому счету, нечего. Когда чудовищный, смертельно опасный мир сборщиков удачи впервые вторгся в его реальность, при этом показав лишь малую часть своей уродливой физиономии, Гера отреагировал как отреагировал бы на его месте любой нормальный человек: паникой, скепсисом и пусть недолгим, но отрицанием. Теперь же, когда этот неповоротливый монстр разлегся на руинах его прошлой жизни, без всякого стеснения демонстрируя клыки, когти, бледные шрамы, бородавки и наросты, налитые кровью глаза и прочие «прелести», юноша лишь пожимал плечами, принимая его таким, каков он есть. Подчинялся навязанным правилам.

– Куда теперь? – вяло поинтересовался он.

Лиля посмотрела на него, как могла бы посмотреть, ну, скажем, на внезапно заговорившую собаку: с одной стороны, необычно и миленько, а с другой – страшновато и непредсказуемо. Кажется, Герка Воронцов, который ничему не удивлялся, не слишком нравился панкушке.

– На ближайшую остановку. Есть одно место за городом… Не самое приятное, но довольно надежное…

– Что, надежнее, чем у Швеца?

Герка не хотел иронизировать. Не хотел обидеть этим Лилю, знал, что девушка старается, что, в конце концов, они в одной упряжке, просто Лиля знает чуть больше. Он правда не хотел иронизировать. Просто так получилось.

– Нет… там попроще и, конечно же, не так надежно, но у Швеца оставаться нельзя. Остен уперся, и, если они со Швецом начнут бодаться, могут пострадать люди…

– Всего лишь могут?

Некоторое время они шагали в молчании. Гера даже начал думать, что новый циничный Воронцов все же обидел спутницу, пробил-таки ее сверхпрочную броню. Но то ли броня оказалась толще, чем казалось, то ли для ее пробоя требовался калибр покрупнее, однако девушка продолжила своим обычным тоном:

– Ты же сам знаешь, что они непременнопострадают, Герка. Можно, конечно, вернуться и надеяться, что это будет не кто-то из твоих родных, а какой-нибудь очередной прохожий, не вовремя проходи…

– Да заткнись, бога ради! – неожиданно перебил ее Воронцов. – Ты можешь хотя бы раз отвести меня куда требуется, не читая нотаций?

Невероятно, но острая на язык Лиля послушно умолкла. Отпустив Геркин локоть, она ускорила шаг, не дожидаясь, пока юноша подстроится под ее темп. Воронцов старался не отставать. Мимо сновали спешащие по своим делам горожане с ранцами, папками, кейсами, пакетами и просто с пустыми руками. По дороге, поднимая пыль и обдавая людей плотными потоками жаркого воздуха, проползали похожие на гигантских черепах автомобили всевозможных марок и расцветок. Бродячие собаки обнюхивали углы, урны и друг друга. Пространство по-прежнему было соткано из выхлопных газов, разогретого камня, запаха свежескошенной триммером травы и монотонного гула.

«Мир не изменился, – думал Герка, пытаясь нагнать широко шагающую панкушку. – Изменился только Герка Воронцов. А мир все тот же». И он улыбался самому себе. Не потому, что ему нравилось новое циничное «я», а потому, что, несмотря на все испытания, он все же оказался недостаточно циничен для всего этого. Обновленного Герку Воронцова все еще волновала судьба других людей.

* * *

Как только парочка скрылась за первым же поворотом, диалог между Швецом и Хозяином оборвался. Долгое время старики – древний библиотекарь и молодящийся модник – прессовали друг друга тяжелыми хмурыми взглядами. Наконец, не выдержав, Швец отвел глаза. Остен довольно улыбнулся и подмигнул ему.

– Красиво сыграл, Швец, снимаю шляпу! – шепнул он так, чтобы его слышал только директор. – Знаешь, на секунду мне показалось, что ты действительно желаешь со мной потягаться.

Директор библиотеки молчал, не поднимая глаз.

– Я рад, что ты осознаешь, чем бы это закончилось, – Остен самоуверенно ухмыльнулся. – Пожалуй, я не зря оставил тебя в моемгороде.

– Идите уже, Федор Михайлович, – следуя взглядом за убегающими в водосток ручейками крови, вздохнул Швец. – У меня тут уборки – непочатый край.

* * *

Если хотите узнать, как пахнет городская свалка, возьмите ведро изрядно подгнивших овощных очистков и высыпьте их на открытый огонь. В печь или в костер, неважно, результат будет один и тот же – удушливый запах тлеющей гнили. Тухлый, тошнотворный, раздражающий слизистую оболочку носа. Несносный и бесцеремонный, словно подвыпивший гуляка, настойчиво пытающийся завязать с вами разговор в вагоне метро, этот запах вцепится в вашу одежду и волосы. Он не отпустит, даже когда вы сойдете на своей станции, а потащится следом, неловко предлагая свою ненужную дружбу. От него крайне трудно отделаться. Фактически, от неприятного осадка, который запах помойки оставляет на любом посетителе, можно избавиться, только надолго запершись в душе. И если вы точно знаете, что ближайшая душевая находится от вас на приличном расстоянии, измеряемом даже не в метрах, а в днях или неделях, стоит крепко подумать, прежде чем вступать с ним в тесный контакт.

Герка Воронцов всеми силами старался разучиться обонять. Никогда, ни при каких обстоятельствах наш герой не мог подумать, что одно из пяти основных чувств, доступных человеку, станет настоящим проклятием. Здесь открывались самые невероятные – нет, не горизонты – скорее, бездны зловония. Неожиданно для себя Герка прочувствовал всю силу глагола «смердеть», который раньше вспоминал только на уроках литературы, когда требовалось привести пример анахронизма. Свалка смердела. Юноша украдкой толкнул локтем Лилю и, стараясь не дышать носом, шепнул:

– Когда ты говорила, что это не самое приятное место, могла хоть намекнуть… Я бы респиратор купил или повязку марлевую. Пять аптек проехали!

– Крикни громче, а то Юдин не слышит, – прошипела в ответ Лиля. – Пойми, Гера, как только мы появляемся здесь в марлевых повязках, мы в тот же миг отправляемся искать другое временное убежище.

– Почему?

– Потому что не лезут в чужой монастырь со своими гранатами! Уважать нужно тех, у кого просишь защиты, а не тыкать в лицо, что они живут в зловонии и гнили. Хочешь обидеть Юдина? Валяй, можешь просто скривиться от запаха так, чтобы он это заметил… После этого мы просто пройдем свалку насквозь и отправимся…

Девушка резко оборвала себя, широко улыбнувшись обернувшемуся через плечо проводнику, семенящему шагов на пять впереди. Юдин, классический «бывший интеллигентный человек», вел их последние полчаса, умело обходя насыпи, холмы и горы разнообразного мусора известными только ему одному заповедными тропами. Как он находил приемлемые дороги в этом хаосе, состоящем из пластиковой тары, гниющих объедков, сломанных вещей, ветхой одежды, упаковок всего и вся, старой раскуроченной мебели, не пригодившихся в хозяйстве запчастей, тяжелой, вымокшей бумаги, дохлых крыс и несметных полчищ тараканов, оставалось загадкой, которую Герка списывал на природное чутье, сродни чутью индейцев, с легкостью ориентирующихся даже в самом глухом лесу. Невысокая, узкоплечая фигура Юдина в поношенном клетчатом пиджаке на грязную майку-алкоголичку то шла вплотную к беглецам, добавляя в царящую вокруг вонь пикантную нотку немытого тела пополам с пропитанной потом одеждой, то убегала вперед, надолго скрываясь среди мусорных куч. Всякий раз, когда казалось, что идти дальше некуда, что уж на этот-то раз они точно зашли в тупик, Юдин возвращался, молча махал рукой, приглашая следовать за собой. Они следовали. И точно по волшебству, горы хлама расползались в стороны, являя взору неширокую утоптанную тропку, по которой вполне можно было пройти гуськом. Один раз Герка обернулся, пытаясь запомнить путь назад, но в глазах тут же зарябило от разноцветного рваного полиэтилена, мятых сигаретных пачек и размокших этикеток. Так что заготовленную язвительную реплику про помоечного экскурсовода он довольно быстро стер из памяти как не пригодившуюся.

Проводнику Воронцов не доверял, как с недавних пор не доверял практически всему, имеющему отношение к миру, живущему за счет чужой удачи. Да и как доверять существу, которое обитает под мостом и жрет кошек? Об этом Воронцову украдкой шепнула на ухо Лиля. Юдин встретил их на границе Сумеречей, куда беглецы долго добирались на самой обычной маршрутке. Низенький бомж сидел на бетонной, размалеванной матерными надписями остановке и курил «Беломор». Герка не думал, что еще хоть кто-нибудь курит «Беломор». Собственно, он даже не знал, что эти папиросы все еще выпускают, считая их атрибутом старых кинокомедий. А Юдин просто сидел и курил, глядя в пустоту, расчесывая пятерней спутанные грязные волосы, весь словно выпавший из вытрезвителя времен Советского Союза.

Он даже не стал с ними здороваться. Встав, затер папиросу о стену остановки. Судя по черным следам, оставленным на бетоне ядреными «бычками», делал он это не в первый, и даже не в сто первый раз. Короткий кивок вместо приветствия – вот все, что досталось путникам. А потом проводник повернулся к ним спиной и двинулся в запутанные лабиринты сумеречской промзоны. Останавливаться и смотреть, успевают ли беглецы за его широким шагом, Юдин не собирался. Порой казалось, он идет на ходулях, скрытых обвисшими трениками с лампасами и стоптанными кирзовыми сапогами, – настолько быстро и ровно отмеряли его ноги пространство.

Их путь пролегал вдоль бетонных заборов, снабженных обязательными дырами, похожими на бреши от прямого попадания снарядов. За заборами, плотно прижимаясь друг к другу рыже-кирпичными боками, теснились пустующие мрачные склады и другие здания, вокруг которых сновали подозрительные личности. Толстые, похожие на ржавые кишки трубы вылезали из самодовольно коптящих небо котельных и, выгибаясь на все лады, ползли в сторону города. Разношерстные стаи бродячих собак и одинокие серые вороны провожали путников взглядами, полными ожидания их скорой смерти. Через непродолжительное время этот безрадостный маршрут вывел троицу на проселочную дорогу – укрепленную щебнем грунтовку. О том, что дорога эта ведет к месту, куда со всех Сумеречей могучим потоком стекаются отходы жизнедеятельности горожан, Герка начал догадываться, когда мимо них, яростно сигналя, начали носиться огромные мусоровозы. Но до последнего надеялся, что их проводник свернет куда-нибудь до того, как в поле зрения появится будка сторожа и перекрывающий проезд полосатый шлагбаум. Теперь, топая в самом сердце мусорных залежей, Воронцов прилагал все силы к тому, чтобы не морщиться.

Лиля все не продолжала оборванную фразу, и Герка решил напомнить:

– Отправимся?..

– Не знаю, куда мы отправимся, – зло, однако по-прежнему не повышая голоса, огрызнулась девушка. – После той бучи, что ты поднял, мне назад в Сумеречи ходу нет. А с тобой, таким неуживчивым да нежным, я уже все свои обычные нычки порастеряла.

Не останавливаясь, она устало растерла виски пальцами. Кольца задевали гроздья сережек, заставляя их тоскливо позвякивать. Кажется, украшения Лили тоже устали от постоянной беготни. Им хотелось отдыха. Нормального, полноценного отдыха.

– Я тебя Счастливым Случаем заклинаю, веди себя достойно, – сказала она наконец. – Не ной. Не ерничай. Не дерзи.

– Ты меня с кем-то путаешь, – буркнул Герка. – Два последних пункта точно по твою душу.

После этого разговор расклеился окончательно. Юноша и девушка молча брели за бомжом, пока между холмом пустых пластиковых бутылок и картонно-коробочной горой не показался старый мост. Тут Герка попросту не смог сдержать восхищенный возглас. Не сказать что сооружение было гигантским или отличалось какими-нибудь архитектурными находками, это был самый обычный балочный мост, соединяющий берега речки Смородиновки, огибающей город подобно подкове. Решетчатые фермы акведука выпирали обглоданными ребрами неведомого исполина. Не до конца отшелушившиеся участки рыжеватого суржика напоминали присохшие остатки мяса. Соединительные швы во многих местах деформировались или вовсе разорвались, отчего дорожное покрытие вздыбилось, пошло трещинами, точно пересохшая на солнце старая шкура. Герка многократно слышал об этом месте, но ни разу не бывал здесь. Более того, он не знал никого, кто бы мог этим похвастать! Даже самые отвязные ребята из их компании не рисковали пересекать помойку. В отличие от бомбоубежища, про свалку ходили вполне конкретные истории, почти легенды. Любой мальчишка знал,что по дороге к мосту пропасть – раз плюнуть. Подтвердить это утверждение, кроме страшилок, обрастающих с каждым годом новыми подробностями, было обычно нечем, но рисковать головой, доказывая обратное, никто не торопился. Поговаривали о бомжах, не брезгующих человечинкой, о стаях полусобак-полуволков, о гигантских паучьих норах и здоровенных крысах. Благодаря всему этому любой мальчишка, заявляющий, что побывал у моста, объявлялся треплом без суда и следствия. Сейчас, глядя на заветный акведук собственными глазами, Герка испытывал чувство, сильно похожее на то, что он ощутил, оказавшись в закрытой комнате паркового бомбоубежища. Только усиленное стократно.

Впрочем, долго наслаждаться видом ему не пришлось. Свалка заканчивалась возле обрыва, и тропинка, потолстевшая до полноценной утоптанной дорожки, резко уходила под горку. Там, прилипший к опорам моста, точно улей гигантских пчел, стоял скособоченный домик – жилище проводника Юдина. Под неистовствующим солнцем глиняный холм окаменел, превратившись в гигантский пирог, покрытый черствой подгоревшей корочкой. Спускаясь к своему новому пристанищу, Герка подумал, что ходить здесь осенью, когда нытики-дожди размочат почву, наверное, крайне небезопасно. К счастью, он был абсолютно уверен, что до осени здесь не задержится.

Юдин потянул на себя незапертую дверь. Новенький современный «доводчик», прикрученный к обшарпанному дверному полотну, обитому изнутри войлоком, Герку скорее развеселил, чем удивил. В той же степени ему не показалось странным, что внутренности домика-улья контрастировали с его внешним обликом – не слишком резко, однако вполне заметно. Комната была одна, но очень большая. Судя по убранству, ее хозяин не позволял себе никаких излишеств. Только самое необходимое: платяной шкаф-купе с огромными зеркалами на раздвижных панелях, делающими комнату визуально больше, односпальная кровать, заправленная не самым свежим бельем, и обеденный стол в окружении четырех табуретов. Еще были вещи, которые никак не ожидаешь увидеть в халупе, расположенной возле свалки, – хромированная мойка, калориферы на стенах, микроволновая печь, двухкамерный холодильник «Бирюса». Воронцов даже не стал заморачиваться мыслью, откуда здесь берется электричество. Пусть его хоть подземные гномы вырабатывают на своей подземно-гномьей динамо-машине, плевать! Главное, чтобы все работало. Единственной вещью, выбивавшейся из общего спартанского стиля, оказалась огромная новенькая «плазма», висящая на стене напротив кровати. Сперва Герка даже принял ее за тонированное окно, но быстро понял, что это жилище сообщается с внешним миром только посредством двери.

Еле слышно хлопнула дверь. Это Юдин ушел, так и не проронив ни слова.

– Куда это он? – спросил Герка, рассеянно снимая пальцем толстенный слой пыли с микроволновки. Судя по темно-серому налету, облепившему всю фалангу, уборку хозяин не шибко жаловал. Лиля тем временем бесцеремонно потрошила холодильник, вытаскивая на стол банки, контейнеры, свертки и пакеты. Она чувствовала себя как дома. Впрочем, как Герка успел убедиться, она везде чувствовала себя как дома.

– Работать. Это мы с тобой тунеядцы, а Юдин – дядька работящий, – хрустя маринованным огурцом, туманно ответила Лиля.

Герка присел на краешек табурета. Пристроив подбородок на сцепленных в замок руках, он с интересом наблюдал, как расправляется с едой Лиля. Он впервые видел, как она ест. В самом деле, не считать же трапезой крекеры и воду, съеденные ими в каморке тоннеля? В свертках обнаружилась початая палка копченой колбасы и сыр. Не утруждая себя таким мирским делом, как нарезка, панкушка просто отгрызала от них огромные куски, запивая огуречным рассолом прямо из банки. Совершенно некстати Герке подумалось, что за такое насилие над желудком мама Воронцова непременно прочла бы ему целую лекцию о вкусной и здоровой пище. Стало тоскливо и грустно, и, чтобы немного отвлечься, он спросил:

– А Юдин этот чем живет? Разводит заезжих богатырей на деньги?

Лиля, в очередной раз прилипшая к краю банки, округлила зеленые глазища. Проколотая бровь удивленно поползла вверх.

– Ну, это… Чудо-Юдо под Калиновым мостом, – пояснил Герка. – Тут тебе и речка Смородина, и мост, да и фамилия у него, опять же… Я сразу об этой сказке вспомнил.

– Забавно, никогда об этом не думала, – в одном из контейнеров отыскались разваренные макароны, а в столе – вилка. Лиля принялась поглощать холодный слипшийся ком, не разогревая. – Вообще, да, похоже… Хрен их разберешь, легенды эти. Вообще, я всегда думала, что он тролль.

– Тролль?

– Ну да. Живет под мостом, за проход по нему плату требует – значит, тролль. Питается, опять же, дрянью всякой. Мне кажется, может и человека сожрать, если припрет. Точно, тролль.

Она спокойно окунула кусок хлеба в контейнер, наполненный мясом сомнительного происхождения. Герка недоверчиво следил, как она засовывает горбушку в рот и аппетитно облизывает пальцы.

– А ты не боишься, что…

– Не, я человечину по запаху отличаю. Один раз накололась – спасибо, хватит, – Лиля говорила буднично, будто обсуждала программу телепередач.

Отломив кусочек хлеба, Воронцов подцепил корочкой кусок мяса с морковкой и оправил в рот. Он даже не успел распробовать вкус, когда Лиля, подчищавшая хлебом стенки контейнера, добавила:

– Обычная кошатина… свежая вроде.

Рот Герки наполнился чем-то противным, шершавым. Словно кусок мяса внезапно оброс шерстью. Воронцов неожиданно для себя (и для Лили) героически прожевал его и с каменным лицом отправил в долгое путешествие по пищеводу. Ничего страшного не произошло. Действительно, кошатина как кошатина. И все же есть расхотелось.

– Юдин сможет нам помочь?

– Этот обмылок? Да брось ты! – Лиля, кажется, насытилась и теперь аккуратно счищала оранжевый соус с сережек на губах. – Еда и кров – вот все, что он может нам обеспечить. Неужели тебе не помогли эти старые суки? Уж если они тебя живьем выпустили, значит, однозначно что-то полезное шепнули. Ну так колись давай!

– Они сказали, что я должен вычерпать артефакт, как колодец. До дна. И тогда он перестанет интересовать сборщиков.

– Пфффф! – Лиля недоверчиво заглянула Герке в глаза. – И все?

– Все, – Воронцов пожал плечами.

Девушка тихо выругалась, в сердцах выудила из банки пупырчатый огурец и принялась ожесточенно грызть его.

– Ну, братец, это полный вперед, – пробормотала она наконец. – Не ожидала я от них такой подставы… А эти курвы хоть сказали тебе, каким таким ведром ты должен его «вычерпать»?

Герка помотал головой.

– Они сказали, что это я должен узнать сам.

– Зашибись, блин! Если даже они такую ересь несут, значит, плохо дело… Значит, привыкай жить в моем мире, Герка! Видать, судьба у тебя такая… – и Лиля яростно захрустела огурцом.

– Дерьмо… – тихо сказал Герка.

– Чего?

Забыв про недоеденный огурец, девушка непонимающе посмотрела на Воронцова.

– Дерьмо, – уже громче и увереннее повторил тот. – Весь твой мир – дерьмо. Тьма, кровь, насилие, смерть… Жить как загнанный заяц? Сколько еще мы так продержимся? Я не могу так, Лилька, не умею так. Я не хочу жить, как ты… Не хочу жить в твоем мире.

– Вот, значит, как? – изумленно вздернула брови Лиля. – Дерьмо, значит? А ну-ка пошли!

Она порывисто схватила Воронцова за руку и потащила на улицу. Тот, не сопротивляясь, плелся следом, вверх по растрескавшейся, точно марсианская почва, глине. Расшвыривая ногами легкий мусор, принесенный хулиганистым ветром со свалки. На мост.

Здесь дуло гораздо сильнее, а посланные солнцем многочисленные «зайчики» россыпью отскакивали от лениво бегущей речки. Чтобы не поломать ноги, приходилось перепрыгивать вздыбившийся драконьим гребнем асфальт. Лиля остановилась, немного не доходя до середины моста.

– Смотри! – Она развернула Герку лицом к солнцу. – Смотри!

До воды было, вероятно, метров десять, но сверху казалось, что расстояние минимум вдвое больше. Голые берега Смородиновки тянулись на километры вперед. Неспособная прижиться на рыжей глине трава нависала сверху. Тонкие зеленые пальцы, осторожно щупающие новую почву. Редкие волосы, которые лысеющий великан зачесал набок в надежде скрыть объемистую плешь. Блестели на солнце серебристые фантики из-под шоколадок, пластик бутылок, вездесущие летающие пакеты – мусор, отходы деятельности человека были теми растениями, что больше всего подходили заброшенному мосту. Местами из воды выступали округлые камни – за лето речка изрядно обмелела. На горизонте истончившуюся серебряную ленту придавливал пологий холм, заросший высоченными соснами, за которые зацепились две причудливой формы тучи.

– Смотри! – Лиля требовательно тыкала пальцем в холм, пытаясь чего-то добиться от Герки. – Смотри же!

Не совсем уверенный в том, что он должен увидеть, Воронцов все же честно смотрел. Просились на язык язвительные реплики, но Герка сдерживался. Искоса взглянув на девушку, он заметил, что ее глаза странно блестят. Казалось, что Лиля вот-вот расплачется.

– Смотри! Да смотри же ты!

Воспоминание о том, как, стоя на переживающей ремонт кухне, он глядел на двор сквозь просверленную в пятачке дырку, нахлынуло внезапно, ярко, отчетливо. Пальцы потянулись к завязкам, освобождая монету. Те поддались на удивление легко. Выполняя отчаянную просьбу Лили, сфокусировалось зрение.

Он посмотрел.Он увидел.

Он никогда не видел ничего прекраснее.

То, что выглядело опухшими тучами, на деле оказалось… нет, не так. Да, это определенно были тучи, интересной формы, из тех, в которых разом видятся раздувшая паруса яхта, тарелка с куском шарлотки и улыбающийся лик вашего покойного дедушки. Но в то же время это было…

Обнявшись, по пояс утопая в столетних соснах, словно в колосьях спелой пшеницы, на холме стояли титан и титанида. Дымчатые тела переливались электрическими разрядами, ярко вспыхивающими даже ясным днем. С моста они казались не больше локтя высотой, тем поразительнее было осознавать их удивительную пропорциональность. Разглядеть лица во всех деталях с такого расстояния не представлялось возможным, но Герка откуда-то знал, что это самые совершенные черты, которые, приснись они какому-нибудь художнику или скульптору, свели бы того с ума, потому что воспроизвести эту божественную красоту на холсте, в глине, мраморе или ином материале не сможет ни одни смертный творец. На земле не шелохнулась даже травинка, но там, выше крон самых высоких деревьев, ветер перебирал кудри титанов, забавы ради подкидывая их на невидимых воздушных ладонях. От прекрасных великанов словно исходила какая-то благодатная аура, превращающая в шикарные театральные декорации даже влипшие в глину шоколадные обертки.