Текст книги "Охота на удачу"

Автор книги: Олег Кожин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

– Я смотрю, недостатка в постояльцах здесь нет? – все-таки удивился Герка. Почему-то именно факт, что они с Лилей не единственные посетители этой тайной гостиницы, никак не мог улечься в его голове. – Сезон, что ли?

– Это так, – Лиля согласно кивнула. – Швец постоянно прибедняется. Он не только на Северо-Западе лучший, а во всей России. И даже, пожалуй, получше доброй половины Европы, если не в плане сервиса, то уж в плане безопасности точно. Цены у него, конечно, кусачие, но они себя оправдывают. Так что располагайся, отдыхай, здесь тебе ничто не угрожает. Чур, моя вот эта!

Не дожидаясь ответа, девушка провернула ручку ближайшей двери, мягко толкнув ее внутрь.

– Можешь занять следующую. Они все типовые, так что выбирай по принципу свободно/занято.

Гера послушно кивнул, но, прежде чем последовать совету панкушки, спросил:

– А что там за история с кредитом?

Замерев на пороге комнаты, Лиля обернулась.

– Извини, вечно забываю, что ты в этой каше абсолютно новый ингредиент. Заметил, кстати, как легко ты вписался? Будто с рождения так и жил… Надо было, наверное, сразу тебе сказать – я действительно задолжала Швецу, а ты погасил мой кредит и оплатил двухдневное проживание. Можешь считать это платой за мои услуги. Я же говорила, что все равно свое возьму. И даже если это будет единственный профит, полученный с тебя, поверь, это уже очень и очень немало…

– Что ж… справедливо, – Герка старался не показать, как неприятно удивил его Лилин прагматизм.

Он вошел в свою комнату, не став дослушивать. Вслед донеслось:

– …никогда не влезай в кредит к Швецу. У него проценты такие, что этот пройдоха с тебя все мясо обглодает, а кожу на ремни спустит! И при этом не исключена вероятность, что ты все равно останешься ему должным…

Захлопнув дверь, юноша крайне невежливо отрезал Лилин голос, а заодно и себя от внешнего мира. Бегло оглядел спартанские условия своей комнатки – тумбочка, служащая одновременно и столом, односпальная кровать, телевизор, стенной шкаф. И полное отсутствие окон.

А потом был обжигающе горячий душ и чистая одежда, которая неожиданно оказалась впору. Впрочем, это также не слишком впечатлило Воронцова. В конце концов, он ведь находился в обители Швеца, верно? И, наверное, дальше последовал бы крепкий здоровый сон, не включи Гера телевизор.

* * *

Когда во входную дверь робко постучались, Лиля сразу поняла, кто стоит в коридоре. Она только что вышла из ванной, где с удовольствием отмокала почти час, и теперь, раскинувшись морской звездой, насколько позволяла кровать, блаженно таращилась в потолок. Девушка специально не стала одеваться, ограничившись влажным полотенцем, обмотанным вокруг тела. Смущение, которое испытывал Герка, залипая взглядом на ее фигуре, не только забавляло Лилю, но и по-настоящему нравилось ей. В глазах Воронцова она никогда не видела ни капли похоти. Его внимание было приятным, трогательным и ненавязчивым. Непривычным. Впрочем, в этот раз Герка почему-то проигнорировал уловки девушки, чем немало ее огорчил. Едва открылась входная дверь, как он тут же протиснулся в комнату. Не найдя пульт, включил телевизор вручную. А когда на темном экране наконец-то проявилось лицо ведущего местных новостей, юноша ткнул в него пальцем и спросил:

– Что это?

– Зависит от того, на что ты указываешь, – оскорбленная таким явным невниманием, Лиля мельком глянула на экран. – Если локально, то это – дикторский нос. Не самый удачный экземпляр, надо сказать. А если глобально, то это местные новости… тоже не шедевр.

– Я вижу, что новости! Почему он в начале сказал, что сегодня двадцать шестое августа?!

Взволнованный Воронцов требовательно глядел на Лилю, ожидая внятного ответа.

– Ого, уже двадцать шестое?! – Оттопырив губу, Лиля подергала себя за колечко. – Действительно, долговато мы у Некрополита пробыли… Я-то думала двадцать второе, ну край – двадцать третье.

– Какое, на хрен, двадцать третье?! – всплеснул руками Герка. – Восемнадцатое сегодня, разве нет?!

– Нет, конечно, – со спокойной улыбкой ответила Лиля. – Понимаешь, Гера, в Горелом Цехе… мертвые могут жить только вне времени. Потому-то Некрополит из Цеха ни ногой – там время немного того… психованное. Скачет вперед-назад, как блоха по яйцам. Бывает, выходишь оттуда, а попадаешь во вчерашний день. Правда, такие финты оно редко выкидывало, все чаще вперед убегало. Обычно на пару дней, не больше, но чтобы настолько – со мной такого ни разу не было. Отец однажды там четыре дня плутал… но неделю?

Внезапно для себя Воронцов отметил, что его удивляет наличие у Лили отца. Временами ему казалось, что панкушка, должно быть, появилась на свет без участия родителей, настолько она была самостоятельной. В другое время Герка бы непременно расспросил ее об этом поподробнее, но сейчас лишь недовольно осведомился:

– И когда ты собиралась мне об этом сообщить?

В ответ Лиля только пожала плечами, дескать, ну что я могу сказать? Устало вздохнув, Герка опустился на край кровати.

– Лиль… мне домой надо, – он с надеждой заглянул в зеленые глаза. – У сестренки день рождения завтра.

– Да как ты не понимаешь, нельзя тебе домой! – Непроходимая тупость Герки заставила девушку страдальчески воздеть руки в потолок, отчего полотенце едва не соскользнуло с груди. – Тебя там как раз и караулят! А и приди ты домой, что толку-то? Тебя никто там не помнит и не ждет! Увидят тебя в квартире и тут же в полицию сдадут! Сами родители и сдадут, понимаешь!?

– А как же…

Не закончив, Герка сложил ладони лодочкой и прижал их к губам, словно в молитве. Так и сидел, потухшим взглядом вперившись в мелькающие на экране кадры новостного сюжета. Казалось, он только сейчас осознал, что означали вскользь брошенные панкушкой слова о том, что сборщики уже «позаботились» о его семье. Даже стоя, Лиля была выше сидящего Герки всего сантиметров на десять. Но сейчас, глядя на убитого горем парня сверху вниз, она ощущала себя большой, взрослой женщиной, всезнающей и мудрой. Откуда-то выплыло словосочетание «материнский инстинкт», незнакомое, саднящее сердце чувство. Шмыгнув носом, девушка опустилась перед Герой на корточки, крепко сжав его колени ладонями.

– Эй, ну ты чего раскис? Еще зареви давай!

Лиля попыталась его поддеть, хоть как-то взбодрить, но при этом едва не разревелась сама. Неподвижно сидящий Воронцов отнял руки от лица и пристально посмотрел на девушку.

– Что ж это за счастье такое – без семьи, без родных? Что это за удача, когда ею даже поделиться не с кем, а? И на хрена она такая нужна, Лиля?

Ответа не было. Вернее, он был, но Лиля не видела, как можно донести его до человека с иными, диаметрально противоположными ценностями, при этом не исказив сути. Оставалось только смотреть в измученные, повзрослевшие глаза Герки и ощущать себя последней сволочью. Еще одно непривычное и не шибко приятное чувство.

– Так, а ну хорош тут уныние разводить! Все проблемы решаемы, и твоя в том числе. Думала завтра со Швецом на эту тему поговорить, но ты ж до завтра от горя помрешь. Сейчас пойдем – он мужик с опытом, обязательно что-нибудь присоветует. А теперь давай выметайся отсюда, мне одеться нужно!

Вытолкав немного повеселевшего Герку в коридор, Лиля скинула полотенце. Но вместо того чтобы начать одеваться, упала на кровать и, уткнувшись лицом в подушку, беззвучно заплакала.

* * *

– Избавиться? – Сросшиеся брови Швеца заползли на лоб, да там и застыли. – Помилуйте, Герман Владимирович, да кто же в здравом уме от такого счастья отказывается?

– Швец, он не за диагнозом пришел, а за помощью. Если есть чего по делу, выкладывай, а попросту языком молоть – это нам без надобности.

Обновленная Лиля в ярко-красных клетчатых бриджах и белой футболке по-барски развалилась в кресле. Вместе с чистой одеждой к ней вернулись ее хамские манеры. Даже начищенный пирсинг блестел не столько радостно, сколько нагло-вызывающе.

– Раз добром не осилить, надо хитростью пробовать. Уж кому, как не вам, знать, милая Лилия.

Швец пожевал губами, с интересом разглядывая девушку. Та невозмутимо покачивала ногой, переброшенной через подлокотник, и делала вид, что намеков не слышит. В этом разговоре Герка чувствовал себя третьим лишним, ничего не понимающим, ни на что не влияющим. Осознание того, что его судьба решается без его участия, страшно раздражало.

– Непросто это, такой дар принимать, если хозяин в душе против. Не спорьте, Герман Владимирович, – Швец предостерегающе поднял руку, останавливая юношу. – Что бы вы себе ни напридумывали, в душе, я знаю это точно, вы против того, чтобы отдавать незаслуженную удачу убийцам. Вы вовсе не желаете расставаться с артефактом, поверьте, я вижу. Располагай вы временем и безопасностью, готов спорить, вы бы сейчас с превеликим удовольствием учились пользоваться удачей. Только травля, которую устроили сборщики, вынуждает вас отказываться от счастья. Ну и еще непонимание элементарных принципов его работы. А для Случая это, извините, не аргумент. Монета ваша, покуда вы не откажетесь от нее добровольно.Ну или пока преследователи, пожертвовав кем-то из сборщиков, не вырвут ее из ваших окоченевших рук. Так что, даже обронив монету в море, именно вы будете ее хозяином… покуда живы. И именно за вами придут сборщики. Честно говоря, я не вижу, как можно решить ваш вопрос…

Швец виновато развел руками. Правая все так же сжимала длинную иголку.

– Несчастный Случай тебя забери, Швец! – вскинулась Лиля. – Я же просила, если ничего по существу нет, то…

– Не порите горячку, милая Лилия, – Швец ободряюще улыбнулся понурому Герке. – Я сказал только, что я не вижу.Столько лет за иголкой… зрение у меня уже не такое острое, знаете ли. Я действительно не вижу решения вашей проблемы. А вот судицы могут увидеть. Почти наверняка увидят.

В повисшей тишине вполголоса выругалась Лиля. Выругалась и тут же замолчала. Судя по всему, предложение Швеца было ей не по душе. Видя, что молчание затягивается, Герка решил нарушить его самостоятельно:

– Судицы? Это что же, судьи женского пола?

– Почти, – прикрыв глаза, кивнул Дан Ааронович. – Судицы, рожаницы, орисницы, норны, парки… не в наименовании дело, а в сущности. Две барышни у меня работают. Поговорите с ними, они очень проницательные… профессия, знаете ли, обязывает.

– А других ва…

– Других вариантов нет, Лилия, – перебил девушку директор. – Выбор за вами, можете воспользоваться, а можете воздержаться. В любом случае, услуга бесплатная.

* * *

– Бесплатная услуга, ты слышал?! Расщедрился, сучий сын! Змеюка подколодная этот Швец!

Не заботясь о том, что Швец может ее услышать, Лиля принялась ругаться, едва они с Геркой покинули директорский кабинет. И продолжала ругаться, провожая юношу на встречу с какими-то судицами.

– А чего плохого в бесплатной услуге? – не понял Воронцов.

– Герка, ну честное слово, твою же мать! Здоровый лоб, а все еще веришь в сказки про бесплатный сыр, не лежащий в мышеловке? Швец в жизни ничего никому бесплатно не сделал, и судиц он тебе сосватал не по доброте душевной, а чтобы настроение их выведать! Сам-то он без крайней надобности к ним в жизни не подойдет, благодетель хренов!

– У меня тоже крайняя надобность, – Герка улыбнулся невесело. – Так что, видимо, придется. Кто они, что они – рассказывай. Швец говорил, судицы – это то же самое, что норны… Это что, правда? Ну там, нити судьбы, и все такое?

Остановившись возле двери с табличкой «Выставочный зал», панкушка повернулась к Гере. В ее голосе зазвучала неподдельная серьезность:

– Слушай меня, Герка, и слушай внимательно. Сейчас совершенно не важно, чего они там прядут. Важно то, что это самые вредные, капризные, до одури обидчивые старые суки, которых ты только видел.

– Сомневаюсь, – покачал головой Воронцов. – Ты нашу соседку с четвертого этажа не знаешь.

– Не думаю, что твоя соседка такая же мстительная и опасная, как эти припадочные курвы. Так что не сомневайся – дольше проживешь. Главное, будь предельно вежлив и учтив. Последнему человеку, который, придя к ним за помощью, забыл поздороваться, они пророчили судьбу по внутренностям. В смысле, по его внутренностям. Вообще, с этими грымзами очень неплохо бы найти какую-нибудь временную связь. Старшее поколение терпеть не может младшее, потому что не видит взаимосвязи. Для них мы – как инопланетяне. Мы не знаем, что они слушали, что ели, как занимались любовью. Но стоит найти эти точки соприкосновения, и ты получаешь волшебный пропуск в мир древних. Достаточно любить какого-нибудь режиссера из тех времен, когда динозавры были молодыми. Классика – это как связь между поколениями. Чем более древние вещи ты читал, слушал, смотрел, тем в более древний круг ты можешь влиться. Ты думаешь, почему все эти богатые жлобы слушают классику? Это не потому, что они музыку любят, а потому, что хотят войти в круг, где властвуют существа, которые гораздо старше их. Гораздо! И проще обсуждать с древним не последний альбом «Раммштайн», а какой-нибудь венский вальс. Кстати, у этих крыс постоянно патефон пиликает, так что рекомендую прислушаться. Нащупаешь точку соприкосновения – уйдешь живым, и даже, может быть, с ответом. Ну все, двигай.

Открыв дверь, Лиля осталась стоять за порогом. В распахнувшиеся створки вылилась непривычно мягкая музыка, наполненная шумом патефонной иглы, скользящей по пластинке. Странным образом эта помеха была такой же частью мелодии, как все задействованные в ней инструменты и глубокий сильный баритон. Выставочный зал оказался небольшой комнаткой, уставленной столами и шкафчиками с прозрачными дверцами. Не ожидавший такого, Герка непроизвольно вздрогнул – повсюду сидели куклы. Те самые ненавистные экспонаты «Вселенной мягкой игрушки». У дальней стены две сухонькие старушки с любовью рассаживали на деревянной лавке целое кукольное семейство.

– А ты? – задержавшись в дверях, спросил Герка. Он пользовался любой возможностью, чтобы отсрочить вход в эту неприятную комнату.

– Нет уж, спасибо! У меня крайней надобности в общении с этими престарелыми шлюхами не наблюдается, – прошептала девушка.

– Погоди-погоди! – опешил Гера. – Это что, и есть те самые судицы? Обычные библиотечные бабки?

– Обычные? О'кей, через час расскажешь мне, какие они обычные.

– Господи, с тех пор как я с тобой познакомился, у меня такое ощущение, что добрая половина Сумеречей – это какие-то чудовища, колдуны или просто маньяки!

– А это не только здесь так, Герка. Существа, которых принято считать мифическими, есть в каждом городе, в каждой деревне. Чем больше населенный пункт, тем больше процент нелюдей. Твое счастье, что ты с этим не в мегаполисе столкнулся. Там бы тебя вмиг на органы пустили. Все, я уматываю, а то эти твари уже на нас пялятся… Мне еще нужно со Швецом кое-что перетереть, так что давай развлекайся сам. И еще, будет время, присмотрись внимательно к куклам. Только в обморок не падай. Вообще, общаясь с судицами, старайся все время держать глаза открытыми.

– Что, даже не моргать? – попытался пошутить Воронцов.

– Если сумеешь.

Звонко чмокнув Герку в щеку, Лиля упорхнула, оставив юношу один на один с потенциально опасными старухами. И их куклами. Как минимум, одна задача была решена – Герка привлек внимание судиц. Оставалось всего лишь наладить контакт. И сделать это под немигающими взглядами доброй сотни пар стеклянных глаз, буравящих, нервирующих, вгоняющих в оцепенение.

 
…а жизнь остается прекрасной всегда,
хоть старишься ты или молод… —
 

проникновенно выводил невидимый патефон. Несмотря на мягкую грусть, явственно чувствующуюся в голосе вокалиста, исполняемая им песня звучала тревожно, даже жутковато. Герка хотел бы списать странный эффект на ауру Выставочного зала, но не мог обманывать самого себя. Дело было в судицах. Пока Воронцов продумывал дальнейшую линию поведения, старушки, оставив кукол, сами молча двинулись к нему. От хищной гибкости их движений, от того, как по-волчьи принялись они заходить сразу с двух сторон, Герка вдруг перестал чувствовать себя в безопасности в этом храме чтения. В приятное патефонное шипение вплелся какой-то еле слышный звук, нечто среднее между трещоткой гремучей змеи и шелестом крыльев ночного хищника. Он нес в себе опасность, тревогу и панику. От него хотелось выскочить в коридор и, захлопнув дверь, навалиться на нее всем телом. Впрочем, что-то подсказывало Воронцову, что такое поведение только усугубит ситуацию. Кое-как проглотив застрявший в горле комок, он смог, наконец, выдавить:

– Д-добрый вечер!

Точно роботы, настроенные на голосовые команды, судицы остановились в полутора метрах от вспотевшего Герки. Просто стояли молча, сложив перед собой сухие сморщенные лапки, чья схожесть с птичьими конечностями усиливалась длинными желтыми ногтями. Вблизи они не очень-то походили на старух. Волосы, скорее выгоревшие, чем седые, аккуратно заплетенные в колосок, умеренное количество морщин, отсутствие характерных пигментных пятен – женщины оказались скорее пожилыми, чем по-настоящему старыми. Обе одеты в расшитые сложными орнаментами одинаковые льняные платья с подолами почти до самого пола. Даже украшения – массивные золотые серьги, в форме солнца, и тяжелые, золотые же, цепочки с кулоном-месяцем – у судиц оказались одинаковыми. Герке оставалось лишь удивляться, как он сразу не заметил, что женщины похожи как две капли воды.

Градус напряжения, едва-едва спавший на приемлемую отметку, вновь пополз вверх. Судицам не нравилось бездействие. Судицам не нравилось молчание. Даже чертов патефон, будто испугавшись, решил заглохнуть. В тишине все отчетливее слышался угрожающий то ли треск, то ли шелест. Удержать в поле зрения сразу обеих женщин не получалось, и Герке приходилось постоянно крутить головой. Уже очень скоро он почувствовал, что воротник новой футболки натер ему шею, но он по-прежнему старался не выпускать судиц из виду. Одна из них, та, что стояла слева, уже начала недовольно похлопывать себя ладонью по бедру, точно большая кошка, хлещущая себя хвостом перед прыжком. Воронцов почувствовал: еще минута промедления – и случится что-то очень нехорошее. Нехорошее для него, Герки. Лихорадочно пытаясь вспомнить, что он там ляпнул Лиле про людоедок-библиотекарш, Воронцов клял себя, что накликал новую беду, в очередной раз доверившись панкушке. Впрочем, вспомнив о неугомонной девчонке, Гера тут же вспомнил и ее наставления. Что-то про связь. Найти связь между поколениями? Точно!

– У меня мама тоже Утесова любит, – невпопад брякнул Герка, от испуга вспомнив даже имя «патефонного» исполнителя.

И гнетущее предчувствие скорой гибели тут же исчезло. Словно он сказал некий тайный пароль или могущественное заклинание. Враз изменилось поведение судиц, из скрыто-угрожающего превратившись в любопытно-заинтересованное.

– Мальчик пришел не просто так, – сказала стоящая слева. – Мальчик не заблудился.

– Если бы боги сохранили тебе хотя бы десять процентов зрения, – проворчала ее копия справа, – ты бы увидела, что мальчик еще и кое-что с собой приволок. Мальчику, вероятно, нужны ответы.

Герка заглянул в глаза первой судице и обомлел. В обрамлении дряблых век, украшенных редкой бахромой прозрачных ресниц, плавали два мутных белесых шара. С каждой секундой затея попросить помощи у этих страшных женщин казалась все более глупой, и от позорного бегства Воронцова останавливало только одно: твердая уверенность в том, что стоит только показать судицам спину, и одна из них, неважно, слепая или зрячая, настигнет его, собьет с ног. И вцепится в шею… Будто услышав его мысли, вторая судица улыбнулась. Достаточно широко, чтобы Герка разглядел острия клыков в уголках ее рта. Нечеловечески крупных и острых. Отступать было поздно, и юноша бросился в атаку, вооруженный одними лишь Лилиными наставлениями.

– Добрый вечер, – на всякий случай повторил он. – Извините, я не представился – меня зовут Герман Воронцов. Можно просто Гера. Простите, не знаю ваших имен-отчеств?

Судицы переглянулись, точно отсутствие зрения у одной из них ничего не значило. Вновь повернувшись к Воронцову, улыбнулись уже обе, но не хищно, а доброжелательно.

– Обр а да, – представилась первая.

– Ж и ва, – сделав игривый книксен, поклонилась вторая.

– А по батюшке? – От нервного напряжения голос у Герки осип.

Женщины еще раз поглядели друг на дружку и вдруг прыснули звонким, почти девичьим, смехом. От него стало казаться, что судицам едва ли за сорок. Да что там! Тридцать пять – тридцать семь лет максимум! А когда лица судиц снова встали анфас, Воронцов понял, что уши его не подвели. Морщин стало значительно меньше, кожа разгладилась, выровнялась, волосы набрались цвета: золотисто-каштанового у Живы, соломенно-желтого у Обрады. Не дождавшись ответа, Герка все же решил двигаться дальше, чтобы закрепить успех:

– А ваша третья… эммм… сестра? Я всегда думал, что норн должно быть три?

– Норн, может, и три, – пожала плечами Жива, – а нас, судиц, и двух вполне достаточно. К тому же…

– …каждый в конце пути встретит третью, – продолжила за нее Обрада, – как до того встречал первых двух.

Незрячие глаза закрылись, голова запрокинулась назад, а голос стал глухим, механическим, точно автоответчик.

– …Имя ее Ружа-кровь, и всякая жизнь заканчивается, когда заканчивается кровь в теле, ее носящем. И ты узришь ее скорее, чем думаешь, ибо она уже спешит к тебе! Ибо она жаждет встречи с тобой! Кровь проливается там, где проходишь ты, и будет литься, покуда не поймешь, кто ты есть, и в чем твое Счастье…

С оглушительным щелчком голова Обрады вернулась на место. Из-под век вынырнули пронзительно-синие глаза, мудрые, старые, с еле уловимой хитринкой, но главное – полностью зрячие. Смущенно улыбнувшись, женщина развела руками и, видимо, чтобы добить окончательно потерявшегося Герку, буднично поинтересовалась:

– Может, пригласишь нас куда-нибудь перекусить? У нас сейчас как раз обед.

Выпростав из рукава запястье, Жива демонстративно взглянула на часы, неожиданно дорогие и современные.

– Вообще-то у нас обед через двенадцать минут… Но я думаю, Дан Ааронович не будет против.

– Здесь поблизости есть очаровательное местечко, – поддержала сестру Обрада, закидывая на плечо невесть откуда взявшуюся кожаную сумочку, густо пересыпанную стразами и заклепками. – Это единственное место в Сумеречах, где подают стейк с кровью.

– Буду рад угостить вас, – насколько смог галантно, поклонился Герка.

Он уже решил, что будет делать все, что пожелают эти странные, молодеющие на глазах тетки. Откуда-то взялась убежденность, что они действительно знают ответ.

На секунду Герка замешкался, не понимая, как покинуть зал, не поворачиваясь к судицам спиной. За доброжелательными улыбками, отлично помнил он, скрывались изогнутые клыки. Однако женщины решили эту проблему, с двух сторон подхватив его под руки. Выходя, Обрада хлопнула ладонью по выключателю, погрузив зал в полумрак. Тяжелые шторы завешивали высокие окна настолько плотно, что дневной свет практически не проникал в зал. Перед тем как захлопнулась дверь, Герка успел заметить, как вокруг кукол загорелась скрытая подсветка. Во всем этом было нечто неправильное, но додумать, что именно, никак не получалось – повисшие на нем судицы весело болтали друг с другом, точно закадычные подружки, не видавшиеся много лет. Их щебет мешал сосредоточиться, и вскоре Герка выбросил из головы незаконченную мысль. До тех пор, пока они не остановились на одном из пролетов служебной лестницы. Жива оглядела себя и картинно ахнула:

– Вот ведь голова дырявая! Сумочку оставила! Герочка, не будете ли вы столь любезны? – Несмотря на теплый тон, глаза у нее при этом были как у биолога, препарирующего очередную, Случай ведает какую по счету, белую мышь. – Там, в конце комнаты, на вешалке. Не хочу оставлять. У нас тут некоторые несознательные подворовывают…

Не представляя, насколько нужно быть несознательным, чтобы решиться воровать у судиц, Воронцов с готовностью кивнул. Он чувствовал подвох, но понять, в чем тот заключается, не мог. Обратный путь занял минут пять: Герка постепенно начинал ориентироваться в запутанных лабиринтах библиотечных задворков. Зная, что в Выставочном зале никого нет, он толкнул дверь и, не включая свет, прошел почти половину помещения, прежде чем…

Лиля могла бы им гордиться – он не упал в обморок. Хотя вопль ужаса сдержал с огромным трудом. В первые мгновения Воронцов был твердо уверен, что обмочится от страха, потому что ничего кошмарнее доселе ему видеть не доводилось. Даже сонм мертвых мальчиков личной гвардии Некрополита не мог состязаться с ужасом, царящим в комнате с табличкой «Выставочный зал». В рассеянном свете направленных ламп лениво плавали мелкие пылинки. Паркет отливал полусодраным лаком. Куклы все так же стояли, сидели и лежали на своих местах, навечно застывшие в глупых, неудобных позах.

Ничего нового… кроме глаз.

То, что прежде Герка принимал за искусно раскрашенные стекляшки, оказалось настоящими живыми глазами! И все эти разноцветные глаза с непередаваемой мукой следили за юношей – обезумевшие от заточения, одиночества и однообразия. Мечтающие о смерти. Должники Швеца, надежно упакованные им в удобные вместилища.

Гера оцепенел посреди комнаты, не в силах двинуться вперед или выйти. Лишенные век глаза парализовали его. Больше всего Воронцов сейчас жалел о том, что, зайдя, поленился включить свет. Теперь ему казалось, что куклы не просто наблюдают за ним, но и шепчутся о чем-то, и даже тихонько двигаются. Не сходят с места, но меняют положение, стоит только отвести от них взгляд. А учитывая, что в зале находилось не меньше сотни кукол, держать их всех в поле зрения постоянно оказалось невозможной задачей. Воронцов резко крутанулся вокруг своей оси, почти ожидая увидеть, как со спины к нему подбираются маленькие зловещие фигурки. В ожидании, когда в нее вопьются длинные, острые, точно шило, зубки, шея покрылась гусиной кожей. За спиной никого не было, лишь подозрительно шевельнулась створка двери. Сквозняк? Или ее толкнули чьи-то мягкие тряпичные руки? Герка поспешно повернулся обратно. Куклы по-прежнему сидели на своих местах. Только теперь все они подались вперед, в едином порыве пытаясь дотянуться до глупого мальчика, рискнувшего посетить «Вселенную мягкой игрушки» в темноте. Вытянутые руки делали их похожими на орду киношных живых мертвецов, которых ради режиссерского прикола сотворили из плюша. Вот только материал не делал их милее.

Вешалка маячила в каких-то десяти шагах впереди. На ее изогнутых рогах, точно на виселице, болтались три тощие заготовки. Три пока еще не наполненных вместилища.Теперь Герка знал, что библиотечных кукол набивают не ватой и не опилками. От этого находиться в комнате было еще страшнее. Стоять на месте становилось опасно для рассудка – Воронцов уже подпрыгивал и озирался от каждого шороха. Перебарывая себя, он сделал шаг вперед, под перекрестным огнем кукольных глаз дошел до вешалки и на мгновение замер. Сумочка Живы, точно такая же, как у ее сестры, болталась прямо на груди одной из заготовок. Шепот, сперва казавшийся лишь голосом ветра в вентиляции, усилился, стал отчетливее. В нем слышалась нетерпеливость. Сумасшествие. Голод. Надо было поскорее убираться отсюда, но Герка все стоял, не в силах взяться за кожаный ремешок. Боясь прикоснуться пальцами к пустой плюшевой шкуре. Он не знал, чего опасается больше: что ожившая заготовка прыгнет на него, растопырив украшенные кривыми когтями матерчатые пальцы, или что его засосет внутрь этой страшной мягкой тюрьмы. Ежась от недоброго шепота, юноша лихорадочно смотрел по сторонам, боясь прозевать момент, когда игрушки решатся напасть. Так продолжалось, пока он не столкнулся взглядом с одной из кукол. С плоского круглого лица с еле обозначенным неряшливыми стежками ртом на него по-рачьи пучились блестящие глаза. Наполненные слезами, жадностью и безумием, они стали для Герки тем толчком, что, наконец, сдвинул его с места.

Скользнув по прохладному, безжизненному плюшу, дрожащие пальцы вцепились в ремешок сумочки. Еще не сняв его с крючка, Герка стремглав несся к выходу. За спиной загрохотало – это опрокинулась вешалка. Но юноша не обернулся. Ему даже в голову не пришло, что неплохо бы поднять упавшее. Пулей вылетев в коридор, Воронцов захлопнул дверь и привалился к ней спиной. В ушах все еще стоял противный крысиный писк сотни маленьких глоток…

Убедившись, что никто не пытается выломать дверь, Герка отряхнулся и, успокаивая норовящие выпрыгнуть легкие, медленно отправился догонять судиц. В этот раз аномальные размеры библиотеки сыграли ему на руку. Герка отдавал Живе сумочку с невозмутимым лицом и ровным дыханием. Если он что и уяснил из Лилиных рассказов, так это то, что этот мир не терпит слабаков и нытиков.

* * *

«Местечко» действительно оказалось поблизости – в трех домах через дорогу. Но если бы Герка сразу понял, куда тащат его лукавые судицы, он бы трижды подумал, прежде чем опрометчиво соглашаться на их предложение. Заведение с претенциозным названием «Москва» было хорошо известно всему городу как последний ресторан доперестроечного периода, так и не сменивший название. Расположенный на первом этаже жилой «сталинки», он навсегда застрял во времени, вобрав в себя лучшие проявления шика советской эпохи. В обычные дни Герка предпочитал места поскромнее, а чаще всего просто покупал беляши и сосиски в тесте в ларьках с выпечкой. Цены в «Москве» действительно были столичными. Кофе от двухсот рублей автоматически делал ресторан недоступным для студентов и школьников.

В «Москве» Воронцов бывал лишь однажды, два года назад, на сорокапятилетии отца. Тогда самое сильное впечатление на него произвела повсеместная чистота и «вылизанность» заведения. Весь вечер Герка вел себя предельно внимательно, боясь пролить брусничный морс или ненароком уронить что-нибудь жирное на белоснежную скатерть. Ему казалось, что он присел перекусить в музее над особо дорогим экспонатом или в библиотеке, обложившись редкими книгами. В общем, единственный ужин в «Москве» оставил Воронцову не самые приятные воспоминания. Возвращение сюда в компании двух крайне неуравновешенных женщин, меняющих возраст и настроение гораздо быстрее, чем некоторые меняют зубные щетки, не добавляло Герке оптимизма. Пусть внешне все выглядело так, словно это они привели его в ресторан, юноша прекрасно понимал: когда дело дойдет до расчета, раскошелиться придется ему. Будучи мальчиком воспитанным, Герка был бы совершенно не против заплатить за своих спутниц, но полторы сотни в кошельке диктовали совершенно иную стратегию.