Текст книги "След зомби (трилогия)"

Автор книги: Олег Дивов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 65 страниц)

– И?..

– И с таким дипломом вы сможете все, Тимофей. Во-первых, ни одна сволочь не посмеет усомниться в том, что вы биоэнерготерапевт. Во-вторых, для вас будут открыты двери самых престижных лечебных учреждений. Сейчас, например, открываются две элитные клиники… Вы же хотите лечить больных, верно? А тут у вас будет совершенно официальный статус и, между нами говоря, великолепный оклад.

– А что я должен буду делать, кроме лечения? – спросил Тим вкрадчиво.

– То есть? – широко раскрыл глаза Самохин.

– Вы хотите сказать, что не знаете, чем занимаются выпускники «Центра Новой Медицины»? Вы ничего не слышали о кодировании, которое они проводят некоторым своим пациентам?

– Не понимаю, – пробормотал Самохин. И Тим вдруг увидел: он действительно не понимает. Сейчас, на глубоком уровне пси-восприятия, Тим хорошо различал самые тонкие человеческие мотивации. Фактически он видел, где правда, а где ложь. И Самохин ошеломил Тима искренностью своих побуждений. Возможно, он был марионеткой Проекта. Скорее всего его послали к Тиму как подсадную утку. Но все равно приятно было видеть честного и открытого человека. Хотя ситуация от этого только запутывалась.

– Вам фамилия Гаршин что-нибудь говорит? – спросил Тим с надеждой.

– Да нет…

– Гаршин Иван Иванович, тощий такой еврей, язвенник, примерно ровесник ваш. Довольно известный журналист.

Самохин отрицательно помотал головой. Вид у него был обалделый.

– Хананов? – продолжал допрашивать Тим.

Тот же ответ.

– Как вы вышли на моего отца? – спросил Тим устало.

Самохин замялся.

– Убью, – сказал Тим с чувством.

– Это вряд ли, – заметил Самохин почти с вызовом.

– Да ладно, – отмахнулся Тим нетерпеливо. – Как?

Самохин задрал глаза к потолку.

– Мне очень не хочется обсуждать с вами эту тему… – начал он.

Тим вздохнул и перебил его:

– Здесь нет «жучков». Поверьте, я вижу. И нас никто не сканирует психотронной техникой. Можете расслабиться.

– Я верю, что вы можете видеть это, – сказал Самохин печально. – Но я связан подпиской. Наш Институт – режимное учреждение. И я не имею права обсуждать с вами такие вопросы, Тимофей.

– Вы понимаете, что я могу вытащить из вас эту информацию силой?

– Догадываюсь, – кивнул Самохин все с той же печальной миной на лице. – Но мне кажется, что вы не будете так поступать.

– Правильно кажется.

Самохин протяжно вздохнул.

– Скажем так. Ваш отец сам искал помощи. Понимаете, Тим? Информация об этом дошла до моего руководства, оно заинтересовалось и поручило мне согласиться на контакт с ним. Я был надлежащим образом проинструктирован. Инструкцию я почти дословно изложил вам. Отец ваш звонил мне на днях, мы договорились о встрече. Вот, собственно, и все.

– Режимное учреждение… Ваша тема тоже закрытая?

– У нас все темы закрытые. Но я думаю, что это делается по инерции и… для самозащиты. Вы же читали эту жуткую статью в «Науке и жизни»? Академия наук совсем не такая дружная семья, какой хотела бы казаться. Опять же проблемы финансирования… И поверьте мне, Тим, ничего особенного в моей теме нет. Моя группа отрабатывает методики активизации природных способностей человека. Паранормальных способностей, разумеется.

Тим поднялся, заложил руки за спину и подошел к окну.

– Почему ваше руководство так заинтересовалось мной? – спросил он, не оборачиваясь.

– У нас работает много биоэнергетиков. Я думаю, кто-то узнал, что вы тоже… из наших. И когда выяснилось, что вы подвергаетесь гонениям…

– Это что еще значит?

– Ну, вас отказываются публиковать, вы ушли из газеты. Большинство сенсов-терапевтов от вас шарахаются.

– А-а…

– Это ведь общая проблема для всех биоэнергетиков, Тим. Даже для тех, кто занимается наукой. И я в свое время попал в весьма щекотливое положение… В молодые годы, совсем как вы. Тоже э-э… подвергался гонениям. Так что я вашу ситуацию отлично понимаю. И мое руководство, как мне кажется, тоже. Разумеется, Институт к вам обращается не из голого сострадания, нет. Вы можете для нас очень многое сделать. И для развития биоинформатики в глобальном масштабе – тоже. Подумайте, Тим.

– Ну-ну…

– А за это вам гарантируют конкретную помощь и поддержку. И вы не отказывайтесь. – В голосе Самохина зазвучали мягкие, почти отеческие нотки. – Хороших биоэнергетиков сейчас очень мало, почти все они расползлись по каким-то шарлатанским конторам. Чураются тех, кто связан с официальной наукой. Между собой грызутся. А иногда, я полагаю, оказываются втянуты в неблаговидные предприятия… И вы ведь главного не знаете, Тим. Скорее всего не знаете…

– Ну, – Тим повернулся к Самохину лицом.

– Ходят слухи… – произнес тот, потупившись. – Говорят, компетентные органы со дня на день начнут охоту на биоэнергетиков. С подачи президиума Академии наук. После этой дурацкой статьи в «Науке и жизни». А ведь журнальная публикация может служить основанием для открытия уголовного дела…

– Биоэнергоинформатика – лженаука, – вспомнил Тим. – Экстрасенсы – шарлатаны. Психотроника – афера.

– Психотроника не афера, – вздохнул Самохин. – То, что делает моя группа, – чистой воды психотроника. И у нас получается. Вы же меня видите? Ну, должны видеть. Или я ошибся, вы сейчас не используете пси?

– Допустим, использую. И что?

– Неужели не видно? Неделю назад меня э-э… Мы это называем «форсировали». Правда, это только первый уровень, мне еще предстоит несколько серьезных метаморфоз, но начало положено.

– Вы бы еще холеру выпили, – скривился Тим. – Пастер хренов.

Самохин посмотрел на Тима укоризненно.

– Не ругайтесь, – попросил он. – Я же не мог положить под излучатель своего лаборанта. Я должен был сам…

– Да понятно! – Тим рубанул ладонью воздух. – Все понятно! Значит, так. Вы мне тонко намекаете, что выбора нет. Либо я прибегу к вам под теплое крылышко, либо меня возьмет за задницу КГБ.

– Ну, приблизительно так. Поверьте, Тим, вам у нас будет хорошо. Вы будете на своем месте, будете заниматься любимым делом. Отличные люди рядом, у нас прекрасная команда подобралась… А когда страсти немного улягутся, спокойно вернетесь к своей терапии. С дипломом, с деньгами, с устойчивым положением в обществе. И я не исключаю, что вы будете гораздо сильнее, чем сейчас.

– Но сначала я должен поработать лабораторной крысой… – задумчиво протянул Тим.

– Это вы утрируете, Тимофей.

Тим подошел к Самохину вплотную и, до предела «щелкнув», внимательно «принюхался». «Не врет мужик. Свято верит в то, что говорит. Аж противно, до чего искренний».

– Право же, не знаю, какие мне еще привести аргументы, – пробормотал Самохин. – Ну, например, Рябцев Владимир Владимирович очень о вас хорошо отзывался. Исключительно в превосходной тональности. Он вас просто боготворит.

– О боже! – простонал Тим. – И здесь Рябцев! Он меня преследует. Рябцев моя идефикс. Моя любимая бредовая идея!

– Да, он большой оригинал, – кивнул Самохин. – Но это не значит, что к его мнению не прислушиваются. Конечно, сейчас Владимир Владимирович несколько… э-э… не в форме. Но в свое время он очень много хорошего сделал. Я, собственно, с его подачи заинтересовался биоэнергоинформатикой много лет назад.

Тим устало присел на край стола.

– Вы где-то на северо-западе… – пробормотал он.

– Да, Речной вокзал. У нас там большая территория. Целый научный городок. Между прочим, и жилье есть, если вас это интересует. Приезжайте, Тим. Вот прямо в следующий понедельник и приезжайте. Только позвоните мне хотя бы за день. Я как раз буду на работе в это воскресенье. – Самохин достал визитную карточку. Тим вяло ухватил ее двумя пальцами и не глядя сунул в задний карман джинсов.

– Ладно, – сказал он. – Я подумаю.

И, не прощаясь, вышел.

Шагах в двадцати справа его сознание нащупало отца. Тим обернулся. Отец в напряженной позе сидел в кресле в углу лифтового холла и со страдальческим выражением лица глядел на сына. Тим повернулся к нему спиной и быстрым шагом пошел к лестнице.

***

Отец нагнал его на улице. Тим стоял посреди Арбата и, задумчиво озираясь, прикидывал, где тут нальют и при этом не отравят. Ему позарез нужно было расслабиться, обдумать услышанное от Самохина и прикинуть, как себя вести дальше. Тим был здорово раздражен, и толпа праздношатающихся обтекала его со всех сторон с запасом метра в два.

– Ну? – спросил отец, подходя к Тиму вплотную и заглядывая ему в лицо тоскливыми собачьими глазами.

– Ну, – кивнул Тим. Смотреть на отца было противно. «Надо же, «сам искал помощи»! И нашел, мать твою так, хорошего помощника! С черной меткой. Выписал мне путевочку благодарный пациент дядя Ваня Гершович! А если они меня в этом своем Институте того… Препарируют? Приду я к дураку Самохину, а меня прямо у него из-под носа – трах шокером в поясницу, хвать под белы рученьки, шлеп иглой в вену – и на операционный стол!

Хотя нет, теперь со мной такой номер не пройдет. Здорово я поумнел с тех пор, как огреб по балде тяжелым предметом. И особенно – после того, как оператор Проекта… Как же это по-английски? Ах да, «to squiss all the shit out of somebody». Только обычно это выражение в переносном смысле используется, а со мной в натуре такое произошло. Все дерьмо он из меня вышиб, сволочь. И весь ужин заодно. Но зато и всю дурь. Теперь, чтобы контролировать мои действия, меня придется убить. А этого пока не хочет никто – ни я, ни Проект».

– Так ты согласился? – спросил отец тихо. – Согласился лечь на обследование?

«Ах, вот как это называется… – Тим невольно улыбнулся. – Да, наверное. Пожалуй, я согласился. Как минимум ничто мне не мешает заглянуть к Самохину просто так и рассказать ему кое-что из того, что удалось нарыть по «Программе «Зомби». Он-то эксперт, он все поймет. И сможет, наверное, меня просветить в некоторых вопросах. Кстати, это идея. Если кто и в состоянии отделить в показаниях зомби шизу от фактов, так Самохин. Ну, похоже, я согласился. В любом случае до понедельника еще пять дней, времени навалом…»

– Да, – кивнул Тим. «…А если сенсов действительно начнут травить, то мне просто деваться некуда, кроме как в Институт. И, возможно, решить все свои проблемы безболезненно я смогу именно там. Это пока я болтался на свободе, Проекту нужны были провокации. А если я приду в Институт – это значит, что я окончательно спустил флаг. И одно из влиятельных в Проекте лиц может явиться в мою… э-э… палату? камеру? – тьфу, блин! – чтобы спокойно поболтать со мной по душам, не опасаясь, что я подпорчу ему энергетику. В любом случае теперь я стою гораздо ближе к ответам на свои вопросы, чем когда-либо. Да, кажется, я согласен. А если злые дяди бросятся меня вязать – я им не завидую».

– Молодец! – сказал Сергей Костенко, оживая на глазах. – Это правильно. А то мы с матерью просто испереживались за тебя…

– Да ну? – прищурился Тим. Он все еще находился в глубоком пси, и ему не составило труда, мгновенно выбросив ложноножки, «ухватить» отца за бока. Он проделал это совершенно автоматически, и, только когда отец умолк и застыл, Тим отметил, насколько все получилось легко.

Тим отошел к ближайшей стене, и отец послушно двинулся за ним. У стены Тим повернулся к нему лицом, окутал их обоих своим полем, «подогрел» его до максимально комфортной обстановки и спросил:

– Что тебе сказал Гаршин?

– Он дал мне визитку и сказал, что это очень хороший специалист, – ответил ему отец, лучезарно улыбаясь. Сейчас он был счастлив. Наконец-то сын полюбил его. А он в сыне души не чаял, как всегда, и хотел ему только добра.

– А что он говорил конкретно про меня?

– Ну, у тебя же подвижная психика, Тимуля. В подростковом возрасте это удалось выправить, но сейчас ты пережил стресс… А Гаршина я давно знаю, у него с сыном были такие же проблемы. Но парень обследовался в этом Институте, ему назначили транквилизатор, очень легонький, такой же, что ты пил в свое время, и теперь все хорошо. Поэтому будет очень здорово, если ты пройдешь обследование.

Тим «взял» отца плотнее и, задыхаясь от волнения, задал следующий вопрос:

– Вы с Гаршиным из одной конторы?

– Что ты! – рассмеялся отец. – Нет, конечно. Он обычный паук. А я сотрудничаю с другой фирмой. Меня когда в пауки звали, я был моложе тебя. И я вербовщику сказал – хорошо, но звание не ниже майора и чтоб ты был моим подчиненным. Он вскочил и убежал. А когда вернулся, я уже был хорошо пристроен. Ты думаешь, почему я стал «выездным», почему меня взяли в министерство? Иначе никак. Да, Тимуля… Я ведь о тебе думал, о маме. Нужно было выбирать: либо работаешь на одних, либо на других. Или всю жизнь получаешь сто рублей, и тебя же еще постоянно давят. Я выбрал работу, за которую не стыдно. Не стыдно тебе в глаза смотреть, понимаешь?

Тим молчал, глядя отцу под ноги. Он слегка ослабил контроль, чтобы тот выговорился. Задавать вопросы Тим больше был не в состоянии. Просто не мог.

– Гаршин неплохой мужик, – сказал отец. – Напрасно ты с ним поцапался. Но теперь я понимаю, что ты не мог иначе. Ты очень тонкий и впечатлительный, Тимуля… Не знаю уж, в кого. И ты всю эту дурь с психотронным оружием принял слишком близко к сердцу. Хотя если бы ты согласился меня послушать в свое время… Понимаешь, Тимуля, у тебя еще жизненного опыта не хватает… – Тим инстинктивно оскалил зубы, и отец положил руку ему на плечо. – Не горячись, сын… Может, посидим где-нибудь?

– Тебе за мамой ехать, – напомнил Тим. – Нарвешься на ментов, зачем лишние неприятности?

– Ну какие могут быть у меня неприятности? – улыбнулся отец.

– Ладно, неважно. Извини, но мне пора.

– Как знаешь. Ты только пойми, Тимуля, что для нашей страны есть вещи совершенно невозможные. Придумать любую технологию нам раз плюнуть. Но воплотить ее в жизнь… Это не по нашей части. Это, наверное, для японцев, но только не для нас. А вот аферу закрутить вокруг чудо-оружия, это мы можем. Тем более что генералы наши люди малообразованные, сам знаешь. Так что забудь ты эту историю, Тим. Между прочим, Гаршин на тебя совершенно не в обиде. Наоборот, он хочет, чтобы ты остался в газете и работал у него. Подумай, ладно?

– Хорошо, – кивнул Тим. – Хорошо, папа. Ну, счастливо. Спасибо тебе.

– Тебе спасибо. – Отец потянулся было обнять Тима, но тот уже повернулся к нему спиной, унося с собой радость и свет, мягкое тепло внутрисемейных отношений и вообще все, что составляет смысл жизни человека. Внезапно за шиворот Сергею Костенко плеснула струйка талой воды с крыши. Он отшатнулся, помотал головой и яростно заморгал глазами. Что-то странное произошло… Что это было?

Он вдруг понял, что совершенно не помнит, о чем сейчас говорил с сыном. «Да, Тим поедет на обследование. Это он мне сказал. Но все остальное время говорил я, а беседовали мы долго. Только что же я говорил?»

Костенко-старший поежился и, нащупывая ключи в кармане, двинулся к стоянке машин. «Странное дело. Что-то я сегодня устал. Ну, ладно. Лишь бы с Тимом все было в порядке. Бедный мальчик. Он ведь не болен, нет. Но он жутко чувствительный. Он видит и понимает такие вещи, о которых нормальные люди даже и не задумываются. Иногда мне просто страшно с ним говорить. Но он мой сын. И я горжусь тем, что он не такой, как другие.

Вот только не вышло бы это ему боком…»

***

Суббота началась для Тима приблизительно в три часа дня – со стакана виски со льдом натощак. К заходу солнца Тим уже был основательно нетрезв, но зато голова не болела и руки не тряслись. А мир заполняло полное, абсолютное, звенящее одиночество.

«Надо же было так нажраться… Это я, наверное, от тоски».

Ольга уехала к родственникам в Питер – кто-то там справлял какой-то юбилей. Тим попробовал вспомнить, что именно и кто, но не смог. Зато он помнил главное – она с ним, она его любит. А километры в любви не значат ничего. Особенно для человека, который может сегодня под вечер послать в небо сгусток оранжевого тепла, и тот сам найдет кого нужно в далеком незнакомом городе. И тому, кому нужно, приснятся чудесные сны.

Тим горько улыбнулся. Ольга больше не бросала на него настороженных взглядов и не подсматривала, как он движется и куда смотрит. Но Тим и повода ей не давал. В нем больше не звенела туго натянутая струна постоянной настороженности, вибрацию которой Ольга чувствовала очень тонко. Он был спокоен и расслаблен – внешне и внутренне.

Вероятно, он все для себя осознал и вычислил еще во время разговора с Самохиным. Поняв, что непременно поедет в Институт, Тим успокоился. Ему стало легко. Даже Проект его больше не пугал. Ведь одно дело, когда сумасшедший ученый Хананов со своими операторами травит и мучает трусливо прячущегося сенса-нелегала, который даже пожаловаться никому не может. И совсем другое – когда Проект рискнет наехать на полного сил и злобы сенса, который не стесняется на каждом углу заявлять о себе, что он – сенс.

Перемена в настроении Тима оказалась разительной – Ольга почувствовала ее мгновенно и, главное, приняла без сомнений. А Тим всего лишь старался быть честным с дорогим ему человеком. И все вернулось. И на словах, и в выражении глаз, и в мимолетных прикосновениях, и в постели. Теоретически Тим мог бы подстраховаться, направив свое пси на создание Ольге еще более комфортной атмосферы. Но он действительно хотел быть с ней совершенно честным.

Всего-то и нужно оказалось для счастья – окончательно сдаться на милость обстоятельств. И плыть по течению, задрав лапы кверху. А там, глядишь, как и обещали, вынесет река в тихую заводь, на песчаный бережок…

Кухня была густо засыпана энергетическим шлаком, чистить ее сил не было. «Небось опять спьяну буйствовал, шарики топтал…» Поэтому Тим временно перенес штаб-квартиру с кухни в кабинет, уединился там с чудом сохранившейся бутылкой, наполненной бурой жидкостью, имитирующей коньяк, и книгой Стругацких «Обитаемый остров» – и загрустил.

Фантастический мир Стругацких, в котором целая страна была покрыта одеялом психотронного поля, не давал Тиму покоя с детства. Особенно его потрясало гражданское мужество авторов, рискнувших пусть и в фантастической повести, но намекнуть, подсказать… Построить модель тоталитарного государства в конечной точке его развития. Ведь сама идея массового зомбирования была, с одной стороны, чудовищна, а с другой – лежала на поверхности. Потому что управлять массовым сознанием пытались в той или иной степени все правительства Земли. Но только Советский Союз додумался-таки до психотронного генератора. И оказался на пороге окончательного превращения в Страну Дураков.

Под такие мысли полбутылки уговорилось мгновенно.

Зазвонил телефон. Тим пересел в кресло у стола и поднял трубку. В душе его теплилась надежда, что звонит кто-нибудь хороший, Зайцев, например. Было бы совсем неплохо узнать, как у него идут дела.

– Отделение функциональной неврологии, – сообщил Тим неразборчиво. Язык заплетался сам – Тим уже основательно перебрал.

– Ой… – удивились на том конце. – Извините. – И дали отбой.

– Это не Зайцев, – сказал Тим трубке, кладя ее на место.

Телефон зазвонил вновь. Тим вздохнул. Голос в трубке был совершенно незнакомый, а говорить с чужими Тим сейчас не хотел. Особенно ему не улыбалось выслушивать излияния какого-нибудь зомби. Хотя такие ему уже давно не звонили. В неформальных организациях, пригревших жертвы психотеррора, уже разошелся слух о том, что «хороший был мальчик этот журналист Тим Костенко, но его тоже запугал КГБ».

– Помощник триста десятого, младший сержант Костенко, – представился Тим.

– Добрый вечер, Тимофей, – раздалось в трубке. – Это вас некто Ларин беспокоит, мне ваш телефон дал Олег Зайцев…

– Молодец! – одобрительно сообщил Тим и глубоко задумался. Форма обращения «некто Ларин» указывала на то, что парень работал в известной Тиму газете. Это была фирменная манера, ее в газете использовали все. Но кто такой этот Ларин, он не вспомнил.

– Алло? – осторожно спросил абонент.

– Да, да… – раздраженно ответил Тим. – Слушайте, господин Ларин, пока не забыл… Так ты Зайца знаешь?

– Кого? – Абонент явно был обескуражен.

– Ну Зайца! Олежку Зайцева!

– Ч-черт! – сказали на том конце с выражением. – Слушайте, Тимофей, вы меня совершенно с толку сбили. Вы просто Рябцев номер два! Я же сказал – это Зайцев дал мне ваш телефон…

– Значит, с Рябцевым ты уже познакомился, – заметил Тим. Наконец-то до него дошло, кто такой этот Ларин – сокурсник Зайцева, решившийся продолжать расследование. – Ну, как там японская разведка?

– Строит козни, – в голосе Ларина зазвучала легкая настороженность.

– Отлично. Слушай, тут такое дело… В общем, я тут малость того… Но мне кажется, я его просил. А если не просил, то ты ему скажи, что я тебе сказал… Тьфу! Значит, у Олежки есть пакет с документами… ну, по интересующей тебя проблеме. Ты ему скажи, что я тебе сказал… Блин! В общем, теперь они твои. Осознал?

– Спасибо, осознал. Большое спасибо. Скажите, Тимофей, а вы в редакцию не собираетесь зайти в ближайшие дни?

– И ты не ходи, – ответил Тим несколько туманно, но, как ему показалось, всеобъемлюще.

– Почему? – мгновенно спросил Ларин.

Тим снова задумался. Мысли путались, и почему-то хотелось рассмеяться.

– Да не ходи, и все тут.

– Ну хорошо. А не в редакции мы можем встретиться?

– Не-а, – ответил Тим безмятежно.

– Тимофей, мне нужна ваша консультация.

– А я больше не практикую. Все, завязал. Ушел из журналистики совсем и навсегда.

– В неофициальном порядке. Мне очень нужна ваша помощь, Тимофей.

Тим закусил губу. С одной стороны, не помочь парню было некрасиво. С другой – с материалами Тима он будет подкован по «Программе «Зомби» целиком и полностью. А при поддержке Зайцева он в совокупности будет знать даже гораздо больше, чем Тим. Следовательно – какой смысл встречаться? Чтобы послушать, как тебе плачутся в жилетку?

Разумеется, парень не в курсе насчет Проекта. Но зачем ему такое знание? Он ведь не сенс и в поле зрения Проекта может попасть только в ранге настырного журналиста, еще одной назойливой мухи. «Нет, – подумал Тим, – не нужны мне его излияния. Он просто оказался в той же ситуации, что и я недавно. Его никто не хочет слушать, над ним смеются, и ему позарез нужна хоть одна живая душа, которая будет согласно кивать головой на россказни о «Программе». Попользуется мной мальчик, отведет душу и побежит дальше – жить. Ему-то жить разрешено, ему Проект жизнь не сломал. Ну и живи себе. Существуй».

Ларин дышал в трубку. А Тим медленно закипал. И его прорвало.

– Нет, все правильно, – сказал он с притворной мягкостью. – Все должно оставаться так, как есть. Я уже узнал, что такое полное, запредельное одиночество. Что такое цензура, обструкция коллег, все узнал. Тебя еще начальник психом выставит. Все правильно. Я это уже знаю. Теперь попробуй ты. Настало твое время…

Он положил трубку. Отключил телефон. И вдруг его охватило глубочайшее отчаяние. Он только что оттолкнул от себя человека, который фактически повторял его путь со всеми мелями, порогами и остальными неприятностями. Как отталкивал в последние месяцы всех, кто в нем нуждался. И вдруг обнаружил, что расставаться больше не с кем. Потому что Ольга рано или поздно уйдет тоже, уйдет сама. И на этом все кончится.

В голове звенела пустота и тишина. На душе было невообразимо мерзко. Тим вздохнул, допил бурую пакость из горлышка, сильно «щелкнул», распахнул окно и перевесился через подоконник наружу. Присмотрелся к движению на узкой кривой улочке, подумал и решил, что оно ему не нравится.

Почти не соображая, что делает, он обрушил на улицу энергетический удар такой мощности, генерировать которую ему раньше не случалось. Обозначил границы зоны своего влияния. Легко нашел подходящую частоту и на ней прошелся всей силой своего разума по неповоротливым мозгам водителей. Почувствовал адекватный ответ, зафиксировал частоту, слегка отстранился и принялся злорадно наблюдать.

Ничего страшного внизу не происходило. Разве что, проезжая у Тима под окнами, все машины совершали два незамысловатых маневра. Водители реагировали четко, никто не задумался, не «тормознул», ни с кем не столкнулся. Движение не нарушилось совершенно.

Только вот на участке московской улицы протяженностью в сотню метров оно вдруг стало левосторонним.