Текст книги "Далекие острова. В чужих краях (СИ)"

Автор книги: Олег Будилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

– А-а-а, – выдохнул он мне в лицо.

– Ничего, ничего, – сказал я, – сейчас я Вам помогу.

Бинта у меня не было, но я мог перевязать его носовым платком.

Я зажег другую спичку, чтобы рассмотреть рану и отшатнулся.

Передо мной лежал Бао. Видимо, стреляя в него, я не промахнулся. Лицо и одежда капитана были перемазаны в грязи. Наверно он свалился в канаву и только сейчас сумел выбраться. Он продолжал хрипеть и тянул меня к себе. Судя по остановившемуся взгляду, Бао был не жилец. Он ничего не видел вокруг и не понимал, где находится. Я перехватил его руку и оторвал от ремня. Капитан опять застонал. Я не мог ему помочь, возможно даже Сол не сумел бы этого сделать. При дрожащем свете горящей спички, я разглядел глубокие раны на груди и животе. Похоже, помимо моей пули, капитана настигли осколки гранаты. Все что я мог сделать, это прекратить мучения своего врага. Я достал револьвер, но потом опять убрал его в кобуру. Пусть сегодня океан решает кому жить, а кому умереть. Я оставил Бао на дороге, дожидаться помощи, может быть туземцы подберут его на обратном пути.

Немного не доходя до площади, я остановился, чтобы перевести дух, словно ловец жемчуга, который замирает на мгновение, перед прыжком на глубину. Все было напрасно. Я не спас город, не спас людей. Колония умирала. Все-таки Рок добился своего. Следы его преступлений сегодня будут уничтожены, и никто не сможет поведать о них миру, потому что мне тоже не пережить эту ночь. Я облокотился о стену и замер прислушиваясь, держа в каждой руке по револьверу. Откуда-то сбоку, раздавались истошные женские крики, грохнул выстрел. Что мне делать? Попытаться пробиться к комендатуре, которую сейчас штурмует сотня дикарей, или вернуться и спасти людей, которых убивают на соседней улице, в собственном доме? Возможно там всего несколько туземцев. Я смогу их пристрелить и затаиться в развалинах. Неожиданно женский крик оборвался на высокой ноте. От боли и усталости в голове у меня помутилось. На мгновение мне показалось, что я нахожусь на самом дне океана и вокруг нет ничего кроме черной воды. С большим трудом я справился с наваждением. Я снова стоял на улице, прислонившись к забору, а снизу, от причалов, неслись крики туземцев, и слышался треск одиночных выстрелов. Нужно было на что-то решаться. Я взвел курки на обоих револьверах и вышел на площадь.

О том, что произошло возле комендатуры у меня сохранились весьма смутные воспоминания. По словам очевидцев, мне удалось прорваться к дверям, где я и свалился без чувств. Из меня торчали три стрелы, одна попала в плечо, другая в бедро и последняя в живот.

– Вас спасла эта нелепая тетрадка, которую Вы, зачем-то, засунули под френч, – говорил Сол, во время перевязки, – наконечник в ней застрял, и стрела вошла неглубоко. Если бы она пробила Вам кишки, я был бы бессилен.

Вообще, страшные на первый взгляд и довольно болезненные, раны оказались не смертельны. Великий океан и на этот раз, зачем-то, сохранил мне жизнь.

Благодаря моему неожиданному появлению на площади, сорвалась очередная атака дикарей. Прорываясь ко входу, я расстрелял туземцев, которые собирались поджечь угол здания. Меня, в последний момент, втащили в комендатуру и бросили на полу, потому что некогда было перевязывать мои раны, аборигены, в очередной раз, пошли на штурм. Все-таки Муки пожалел город. Видимо Дайяла и дети разыскали его в ночной суматохе, потому что, среди нападавших на комендатуру, его людей уже не было. В определенный момент Муки отозвал своих воинов и, на рассвете, город грабили другие племена, которые присоединились к нему для ночной атаки. Остановить их Муки не мог, дикари не хотели уходить без добычи.

Десантники, охранявшие границу с вардами, долго не решались отправиться к нам на выручку, и только неожиданное вмешательства Хала, вынудило их зашевелиться. Он привел свое судно прямо к крепости, высадился с абордажной командой и ворвался в штаб, где заседало командование форта. Говорят, он был мертвецки пьян, хамил и размахивал револьвером. Не знаю, может быть все так и было на самом деле. Лично я считаю, что рассказы о той ночи и о наших "героических" поступках сильно преувеличенны. Сначала ему не поверили, но судно забитое гражданскими, которые видели гибель города своими глазами, оказалось веским аргументом в споре. Для охраны границы оставили два взвода, а усиленная морина, погрузилась на крейсер и отправилась к нам на подмогу. К тому моменту, когда они появились на причале, дикари уже потеряли интерес к комендатуре и занялись обычным грабежом. Атаковать укрепленное здание никто больше не хотел, тем более, что город оказался в полной власти туземцев. Кварталы, ближайшие к главным воротам, выгорели полностью, несколько улиц в центре тоже сильно пострадали от огня, но половина поселения уцелела. Дикари не ставили перед собой задачу полностью уничтожить город, а после того, как Муки увел своих людей, и они остались без командира, просто разбежались по улицам небольшими группами и занялись мародерством. Оказать серьезного сопротивления, прибывшему из крепости подкреплению, они не смогли и очень скоро город был очищен.

Сол не ушел с Халом. В последний момент он успел добежать до комендатуры и оставался там все время, пока я защищал баррикаду. На мое счастье санитары побоялись сами вытаскивать из меня стрелы и отнесли к доктору, который перевязывал раненых в подвале. Он прооперировал меня, а после того, как дикарей отогнали от города, распорядился перенести меня к себе в дом. Трое суток я балансировал между жизнью и смертью, а Сол сутками дежурил у моей постели.

Первые дни я был очень плох, но постепенно здоровье мое стало поправляться и через несколько дней я уже мог садиться в кровати. Сегодня я проснулся от шума голосов. Сол с кем-то яростно спорил в приемной.

– Дайте ему немного прийти в себя, – возмущенно выговаривал доктор.

– Мы просто хотели задать ему несколько вопросов, – оправдывался незнакомый голос.

– Зададите послезавтра.

Не трудно было догадаться, кто собирался со мной говорить. С самого начала я понимал, что в покое меня не оставят. Город сильно пострадал, погибло много людей и адмиралтейство захочет знать, кто во всем этом виноват. Конечно контрразведка сразу укажет на Рока. Именно он руководил колонией и несет ответственность за все. Основная проблема заключалась в том, что в метрополии не любили, когда главный подозреваемый умирал раньше времени. Для показательного процесса нужен был живой и невредимый преступник, которого можно было прилюдно покарать в назидание другим. В данном случае, такого не было.

– Пусть войдут, – сказал я.

Говорить громко я не мог, но меня услышали. В приемной кто-то кашлянул, послышались торопливые шаги и на пороге появился доктор, лейтенант Шоб из контрразведки и незнакомый мне супер-лейтенант. Они поздоровались и подошли поближе. Я сел на кровати, облокотившись на подушки, и кивнул в знак приветствия.

Шоб огляделся, не увидел ничего, на что можно было бы присесть и обратился к доктору, – У Вас не найдется табурета или стула? Мне нужно делать записи, а стоя не удобно.

Сол недовольно хрюкнул, вышел в приемную и принес табурет.

Контрразведчик уселся, положил на колени планшетку, достал из нее лист бумаги и карандаш.

– Извините за беспокойство, но ведется следствие, нам еще многое непонятно.

– Ничего.

Супер-лейтенант с интересом меня разглядывал. Он был старше лет на семь, маленького роста, худой, волосы наполовину седые. Я был уверен в том, что вижу его впервые. Наверно это был один из офицеров, которых прислали к нам на помощь в ту злополучную ночь.

– Во время осады города, Вы встретили лейтенанта Ража и сообщили ему о смерти капитана Рока. Скажите, пожалуйста, Вы сами видели, как погиб капитан?

– Нет. Когда я пришел, он был уже мертв.

Шоб кивнул и сделал первую запись.

– А зачем Вы к нему пришли?

– На город напали, Рока на месте не было, и никто не знал, где его искать.

– У Вас была для него, какая-то важная информация?

– Нет. Я хотел его разыскать и предложить свою помощь.

– В чем? – удивился Шоб.

– В защите городе, – я сделал паузу, чтобы отдышаться, доктор говорил, что моя слабость вызвана большой потерей крови, – все-таки я боевой офицер, воевал и мог быть полезен.

– И это все? – спросил контрразведчик.

– Да.

Он опять заскрипел карандашом. Казалось наш разговор совершенно не интересовал супер-лейтенанта. Он с интересом смотрел по сторонам, разглядывал вереницу бутылочек с лекарствами и мою окровавленную форму, висящую на вешалке. Сол собирался отдать ее в чистку, но единственная прачка на его улице погибла.

– Хорошо, – сказал Шоб, – что Вы увидели в доме капитана?

– Я нашел Рока в гостиной, – ответил я, – а в подвале – тела лейтенантов Зута и Веса. Там еще был городской интендант, кажется его звали Шоц.

– Все они были мертвы?

– Да. Еще в гостиной, рядом с телом Рока, лежал труп дикарки.

– Значит мы можем предположить, что ее убил капитан?

– Да. Я тоже так и подумал.

– Значит Рок лежал в гостиной, – переспросил Шоб, – а остальных Вы обнаружили в подвале?

Казалось, контрразведчик пытался подловить меня на мелочах, но пока у него ничего не получалось.

– Да.

– Мы осмотрели тела, – продолжал он, не отрываясь от письма, – Вас не удивило, что у лейтенанта Веса были связаны руки?

– Нет. Вы же знаете, что на днях он был арестован и обвинен в убийстве.

Шоб и супер-лейтенант переглянулись.

– Как Вы думаете, – лейтенант посмотрел на меня, – что он мог делать дома у Рока?

– Не знаю. В ту ночь я видел много странного, – я неловко шевельнулся и заскрипел зубами от боли.

– Лежите, лежите, – забеспокоился Шоб, – мы не будем Вас долго мучить. Скажите, Вы не видели оружия капитана и лейтенанта? На месте его не оказалось.

– Оружия капитана в комнате не было, а револьверы лейтенанта Зута и интенданта я взял с собой.

– Зачем? – удивился Шоб.

– У меня кончились патроны, в городе шла резня, – ответил я, – а покойникам оружие ни к чему.

Супер-лейтенант понимающе кивнул. Любой десантник, на моем месте, поступил бы так же.

– А Вас не удивило то обстоятельство, что оружие капитана пропало, а револьверы интенданта и лейтенанта никто не тронул?

– Мне некогда было удивляться.

Какое-то время мы молчали, слышно было только, как скрипит карандаш Шоба.

– Это Вы укрыли тело лейтенанта Веса одеялом? – неожиданно спросил супер-лейтенант.

Наверно он не должен был задавать вопросы, потому что контрразведчик бросил на него недовольный взгляд и тяжело вздохнул.

– Да.

– Почему только его? – офицер с интересом уставился на меня.

Все-таки Сол был прав, когда не хотел пускать ко мне посетителей. Раны разболелись, а от нелепых вопросов начала кружиться голова. К тому же этот допрос начинал действовать мне на нервы.

– Одеяло было одно, и я укрыл первое попавшееся тело.

Шоб наконец закончил записывать, убрал листы в планшетку и встал.

– Извините, что побеспокоили. Вы оказали неоценимую помощь следствию. До свидания.

– До свидания.

Контрразведчик вышел. Супер-лейтенант почему-то задержался, подошел к кровати и нагнулся ко мне.

– Вы молодец Бур, настоящий герой. Если бы не Вы этого города уже бы не было на карте.

Я не нашелся, что ответить.

– Меня зовут Хот. Вижу эта фамилия Вам знакома. Мой племянник, когда-то служил под Вашим началом, – сказал он и тут же добавил, – вы вместе принимали участие во второй экспедиции.

Я помнил молодого лейтенанта, в свое время мы расстались хорошими друзьями.

– Вина за то, что мы так долго не приходили к Вам на помощь, целиком лежит на мне, – продолжал офицер, – я не поверил лейтенанту Ражу, не поверил Вам. Извините.

Он смотрел на меня, смущенно улыбался и, казалось, чего-то ждал.

– Все-таки Вы пришли, – сказал я.

– Без обид?

Этот детский вопрос странно прозвучал в комнате, пропахшей потом и камфарным маслом. Я вспомнил дом, заваленный трупами десантников и сержанта, распростертого на матрасе, похожего на жука из коллекции энтомолога, приколотого булавкой к бумаге.

Я не знал, что сказать и не мигая смотрел на офицера.

– Не держите зла, Бур, – уже другим тоном сказал супер-лейтенант, видимо он понял, что сейчас, о той ночи, со мной лучше не говорить.

– Какие обиды, – наконец выдавил я из себя, – служба есть служба.

Супер-лейтенант вздохнул, отдал честь и вышел. Он больше не улыбался.

Я слышал, как Сол закрыл за офицером дверь. Доктор немного потоптался в прихожей и вернулся в комнату. Он подошел к столу, достал из жестяной коробочки шприц и ампулу, набрал лекарство и внимательно посмотрел на меня поверх очков.

– Значит руки лейтенанта Веса были связаны? – спросил он.

Я подозрительно покосился на него.

– Почему Вас это заинтересовало?

Сол хитро прищурился.

– У Вас на запястьях характерные следы от веревки. Кстати они еще не зажили.

Слава океану, что, разговаривая с Шобом, я все время держал руки под одеялом.

– Я побывал в плену.

– У кого?

– Разумеется у дикарей, – буркнул я, – на меня напали в городе. Я Вам рассказывал.

Сол с сомнением покачал головой. Историю о моей встрече с Бао и его людьми, доктор уже слышал.

– Пока Вы лежали без памяти, у Вас был довольно интересный бред, – продолжал он, – Вы говорили о каком-то подвале, о похищенных детях и о том, что пора убивать мерзавцев, называли имена Рока и Зута.

Возможно, если бы не сегодняшний визит Шоба, я бы все рассказал Солу. Но пока контрразведка ищет виновных и копает под меня, лучше держать все тайны при себе. Чем меньше Сол будет знать, тем лучше.

– К смерти Рока я не имею никакого отношения, – ответил я, с трудом поворачиваясь на бок, – его океан покарал.

– За что?

Доктор навис надо мной со шприцом в руке. Казалось он не собирался ничего делать, пока не услышит признание.

– За все, – выдохнул я, – да колите уже, больно лежать на боку.

Сол ткнул иголкой, потом убрал шприц и протер место укола ватой, смоченной спиртом.

– Что Вы мне вкололи? – спросил я, растирая ягодицу.

– Больно?

– Очень.

– Это снотворное, – сказал доктор, – Вам надо поспать.

Он убрал шприц и вышел из комнаты, насвистывая на ходу известную мелодию. Эту песню я знал, ее любили петь вечерами в деревенских тавернах и в притонах контрабандистов. В ней говорилось об офицере, затеявшем бунт на корабле и убившем капитана. Кажется, в последнем куплете, офицера вешали на рее.

Раны заживали плохо, и я капризничал.

– Дайте мне морфий, – просил я доктора.

Сол не поддавался и только сердито сопел.

– Его нельзя часто колоть. Вы же знаете, что бывает с теми, кто злоупотребляет этим лекарством.

– К морскому дьяволу, – упорствовал я, – мне больно.

Доктор качал головой и уходил в другую комнату, на мои жалобы он не обращал никакого внимания.

Его дом пострадал не сильно, входная дверь и стекла в приемной были выбиты, исчезли кастрюли и сковорода, запасы еды, кое-какая одежда и сабля. Оконные проемы затянули бумагой, а изуродованную дверь поставили на место. Теперь она отчаянно скрипела и с трудом закрывалась, но это никого не волновало.

День проходил за днем. Общая беда сблизила поселенцев. Первое время люди, оставшиеся без крова, спали прямо на улицах, но потом обитатели уцелевших домов стали пускать их к себе на постой без всякой платы. Колонисты делились последним и город потихоньку начал оживать. Часть армейских складов сгорела, но новый комендант распорядился обеспечить горожан всем необходимым. Как оказалось, Рок и аборигены разграбили не все. Теперь, наравне с военными, гражданским выдавали сухой паек.

Все это я узнавал от редких посетителей, которые заходили меня проведать.

Хал бывал у нас через день, он приносил с собой фрукты и коньяк. У капитана были деньги, и он покупал продукты по дороге. Многие магазины сгорели или пострадали так сильно, что хозяева вынуждены были их закрыть, но торговцы предлагали свой товар прямо на улице. Почти все мои деньги пропали. Кто их забрал из номера, Зут или мародеры, я не знал. То, что оставалось в кошельке я отдал Солу за постой и лекарства. Доктор сходил в офицерский клуб и принес мои вещи, белье и парадную форму никто не тронул. Хал передавал нам последние новости, рассказывал, о чем судачат офицеры в комендатуре и описывал, как выглядит город и горожане. Одним словом, он заменил мне газету, которую временно перестали выпускать. Капитан жаловался на нового коменданта, говорил, что жизнь города его мало интересует. Сейчас всех беспокоила граница и аборигены. Племена, которыми руководил Муки, ушли на север сразу после нападения на город. Огромные пространства оказались свободны от туземцев, но не было сил и средств их захватить. Застава, во главе с супер-лейтенантом Цопом, уцелела. Дикари не стали тратить на нее силы, обошли со всех сторон и бросились к городу. Конечно десантникам тоже досталось. На них нападали разрозненные отряды, часть укреплений разрушили. Цоп потерял больше половины личного состава, но выжил сам и сумел, с оставшимися людьми, продержаться до утра. Всех офицеров, без исключения, таскали в контрразведку. Хала тоже допрашивали несколько раз. По словам капитана, Шоб вел себя, как злобная мурена. Сол почти не выходил из дома, поэтому с интересом слушал обо всем, что происходит в городе и зорко следил за тем, чтобы, во время наших встреч, я не увлекался спиртным. Он разрешал мне выпить всего одну рюмку, а потом отодвигал бутылку.

Однажды к нам заглянул интендант Ваг. Он сильно похудел, под глазами появились темные круги. Сол говорил, что в рану попала инфекция и интенданту предстояло серьезное лечение. Сам он Вага не лечил, но слышал о нем от знакомого военного врача. Интендант вошел в комнату, тяжело опираясь на палку.

– Добрый день, – сказал он и медленно опустился на табурет, заботливо подставленный доктором.

– Здравствуйте, – ответил я, – рад Вас видеть.

Ваг кивнул и оглядел комнату: закрытые бумагой окна, кровать, стол, заставленный лекарствами.

– Как Вы себя чувствуете? – спросил я.

Интендант грустно улыбнулся.

– Видимо лучше Вас.

Какое-то время он сидел молча. Я не торопил Вага. Может быть он пришел просто так, может быть хотел мне что-то сообщить. В любом случае, нужно было дать ему время собраться с мыслями.

– Вот, – наконец сказал он, – решил Вас проведать. Раньше не мог, тоже лежал в постели.

– Спасибо.

– Принес бутылку вина. Доктор сказал, что крепкие напитки Вам лучше не употреблять.

– Коньяк он от меня прячет, – наябедничал я, – может быть хоть вином угостит.

Ваг разглядывал меня так, словно не видел несколько лет. Интересно, что он пытается прочитать на моем лице?

– Вы помните ту ночь? – спросил он.

– Помню.

Интендант поморщился и вытянул правую ногу. Похоже рана все еще сильно его беспокоила.

– Я все думаю, не лучше ли нам было остаться в комендатуре?

– Не лучше, – ответил я, – мы спасали гражданских.

Ваг покачал головой.

– Конечно, конечно...

Он не договорил и принялся изучать пол, на меня он старался не смотреть.

Интересно, как он провел остаток той безумной ночи, что пережил, прячась в заброшенном доме?

– Почему Вы ушли один, – наконец спросил он, – почему обозвали меня перед уходом?

– Обозвал? Как?

– Вы сказали, что я вешу больше чем синий кит.

Если бы у меня не болело все тело, наверно я бы рассмеялся. Неужели этот могучий, взрослый мужчина обиделся на глупые слова? В любом случае интендант ждал ответа, и я понял, что сейчас не время шутить.

– Я не думал, что выживу и не хотел брать на себя ответственность еще и за Вашу жизнь.

Ваг хрюкнул и с трудом поднялся.

– Я так и подумал, – сказал он.

– Обиделись на меня? – спросил я.

– Да. Но я это переживу.

Интендант проковылял к двери. Я подумал, что он собирается уходить, но оказалось, что Ваг кое-что оставил в приемной. Он взял какой-то сверток и вернулся.

– Это планшетка, которую Вы оставили в доме, – сказал он и поставил бумажный пакет рядом с кроватью, так чтобы я мог до него дотянуться.

– Спасибо!

– Выздоравливайте, – буркнул он и пошел к выходу.

– Простите меня, – сказал я вслед, – Вы весите меньше чем синий кит.

– Идите к морскому дьяволу, – не оборачиваясь, на ходу, бросил интендант.

Время шло, раны мои затягивались и, потихоньку, я начал вставать с постели. Сол подарил мне свою старую трость. Ходить было больно, но лежать в кровати я больше не мог. Теперь, по утрам, я выходил на крыльцо и подолгу сидел на стуле, глядя на мальчишек, играющих на улице. Многие дома опустели. Их хозяева погибли, а вселить в опустевшие коттеджи, оставшихся без крова людей, не позволяла пустая формальность. Нужно было выждать, положенные по закону три месяца, чтобы возможные наследники смогли о себе заявить. Откуда они должны были узнать о гибели близких, и как могли объявиться здесь, на Диком острове, закон умалчивал. «Гигант» ушел в метрополию меньше месяца назад, а следующее судно только готовилось к отплытию.

Мне приятно было видеть бегающих ребятишек и думать о том, что несмотря ни на что в город опять вернулся детский смех.

Курить мне разрешалось только тонкие сигары, потому что от толстых кружилась голова. Однажды я чуть не потерял сознание, когда ослушался доктора и, тайком, выкурил большую сигару. Все время приходилось за собой следить, малейшее неосторожное движение отдавалось сильнейшей болью в плече или в ноге, раны начинали кровоточить, и силы покидали меня.

– А, что Вы хотели, дорогой друг, – говорил Сол, – подобные ранения легко заживают в 20 лет, но, когда Вам почти пятьдесят, приходится делать поправку на возраст.

– Звучит мало обнадеживающе.

– Не хочу Вас пугать, – продолжал доктор, – но Вы будете чувствовать эти раны всю оставшуюся жизнь. Я уже не говорю о том, что они намного сократили, отпущенные Вам годы.

Подобные разговоры Сол заводил довольно часто. Теперь, когда я начал вставать, он опасался, что я стану нарушать режим. Доктор находился рядом с утра до вечера, и ухаживал за мной словно за маленьким ребенком, а в первые дни даже кормил с ложечки. Наверно на такое был способен только бывший священник.

Контрразведка обо мне не забыла и, однажды днем, к нам на огонек заглянул лейтенант Шоб. Он был очень серьезен и сразу с порога принялся задавать вопросы.

– Почему Вы не рассказали мне, что накануне нападения на город охотились на туземцев?

Признаться, я был очень удивлен и даже не нашелся сразу, что ответить.

– Я совершенно точно знаю, что Вы создали особую группу, которая устраивала провокации на границе, – настаивал Шоб.

– Во-первых здравствуйте, – сказал я, садясь на постели. Лейтенант был так возбужден, что, заходя в комнату, забыл поздороваться.

– Здравствуйте, – буркнул он.

Было видно, что контрразведчик чувствовал себя настоящим хозяином положения. Чем глубже он погружался в расследование, тем больше открывалось интересных фактов. Кажется, он дошел до того, что начал подозревать всех без исключения. А может быть ему просто нравилось задавать неприятные вопросы и лезть в чужие дела.

– Я думал, что Вы об этом знаете, – сказал я, – группа была создана по приказу капитана Рока.

– Я никогда об этом не слышал, – заявил Шоб, – если бы супер-лейтенант Цоп не поставил меня в известность, я бы вообще ничего не узнал. В отчете о Ваших выходках на границе не было сказано ни слова.

Признаться, я совсем не удивился. Рок вполне мог утаить мои служебные записки от контрразведки.

– Теперь понятно, почему дикари напали на город. Кажется, Цоп предупреждал Вас о том, к чему могут привести подобные провокации?

Все-таки Цоп попытался "утопить" меня. Супер-лейтенант-моринер оказался злопамятен. Этого следовало ожидать. Теперь, без поддержки Рока и его ведомства, мне будет трудно оправдаться. Идея раздразнить дикарей действительно принадлежала мне и, если не знать о том, что Рок похитил детей Муки и шантажировал его, могло показаться, что в нападении на город виноват именно я.

– Мне не зачем было выслушивать рекомендации супер-лейтенанта Цопа, – сухо сказал я, – моя операция была согласованна на самом верху.

– В самом деле? – контрразведчик зловеще улыбнулся, – но никаких записей не сохранилось. Даже Ваше личное дело до сих пор не могут найти. Пока получается, что Вы, по собственной инициативе, организовали провокации на границе и вынудили дикарей напасть на город. Может быть Рок и был в курсе Ваших планов, но он мертв. Погиб при странных обстоятельствах.

Шоб на мгновение замолчал, чтобы перевести дух. Его прямо распирало от сознания собственной значимости.

– Кстати, его гибель до сих пор вызывает много вопросов. Прибывший на место лейтенант Раж не нашел в доме никаких туземцев, зато встретил Вас. Мне это представляется весьма странным.

Все факты были против меня. Конечно у Шоба не было никаких доказательств моей вины, только косвенные улики и домыслы, но, когда ищут "крайнего", ничего больше и не требуется. Наверно я побледнел, потому что лейтенант радостно заулыбался. Он прекрасно понимал, что припер меня к стенке. Неожиданно я получил помощь с той стороны, откуда совсем ее не ожидал.

– Вы, что Шоб, чешуи объелись? – спросил Сол, который присутствовал при нашем разговоре, – как Вы смеете обвинять человека, который спас этот город?

– Что?! – вскинулся контрразведчик, он тоже не ожидал от доктора подобной наглости, – да, как Вы смеете? Кто Вы такой, чтобы говорить мне подобные вещи?

– Я гражданский, – заявил доктор, – я Вам не подчиняюсь и могу говорить все, что захочу. Вы посмели обвинить офицера, который организовал оборону города, спас колонистов и пострадал за всех нас.

– Полегче доктор, – Шоб встал и угрожающе уставился на Сола, – Вы хоть и гражданский, но подчиняетесь местным законам, и я могу, одним росчерком пера, лишить Вас практики и отправить в метрополию.

– Вот только попробуйте! Я устрою грандиозный скандал! Я соберу десятки свидетелей, которые подтвердят, что только участие в операции супер-лейтенанта Бура спасло колонию от гибели. Я выступлю на суде, и обязательно попрошу высокую комиссию поинтересоваться, где находились Вы, в ту ночь, когда нас убивали дикари.

Признаться, такой реакции от доктора я не ожидал. Всегда спокойный и задумчивый, сейчас он весь пылал от ярости.

– Да, как Вы..., – лейтенант задохнулся, он покраснел и стал похож на варенного лангуста, – Вы ответите за эти слова.

Контрразведчик повернулся и пошел к выходу. У двери он остановился, оглянулся и заявил, – с этой минуты супер-лейтенант Бур находится под домашним арестом. Вам запрещено покидать территорию усадьбы. Следствие будет продолжено и имейте в виду, теперь Вы оба находитесь под подозрением.

Шоб обвел нас торжествующим взглядом. Наверно он думал, что после этих слов мы зарыдаем и падем на колени, вымаливая прощение, но Сол только презрительно фыркнул.

Сейчас, после смерти Рока, лейтенант обладал на острове безграничной властью. Если он поверит в собственную безнаказанность, нам с доктором несдобровать. Конечно, отдать под трибунал меня или Сола Шоб не мог, но вот взять под стражу до окончания следствия и сделать нашу жизнь невыносимой, было в его власти. Возможно, когда прибудет комиссия из адмиралтейства, она сумеет во всем разобраться. Но пока никто не знает о том, что произошло на Диком острове, и следователи из метрополии прибудут еще очень нескоро. Говорят, что корабль с донесением уже отправился в столицу, но путь в один конец займет не меньше двух месяцев. Значит нужно было выиграть время, заставить контрразведчика усомниться в собственной правоте и поколебать его железную уверенность.

– Подождите, Шоб, послушайте, – примирительным тоном сказал я, – Вы же знали, какая была поставлена передо мной задача?

Лейтенант уже собирался уходить. Видимо он не ожидал услышать от меня ничего нового и очень удивился, когда я обратился к нему с вопросом. Шоб повернулся и исподлобья уставился на меня.

– С Ваших слов, – с вызовом сказал он.

– Да, бросьте, – не поверил я, – все знали зачем я здесь. Об этом даже писали в газетах.

– Допустим, – лейтенант насторожился, он не понимал к чему я веду.

– Итак, какая была поставлена передо мной задача?

– Вы должны были заставить дикарей убраться отсюда.

– И, что? – спросил я.

– Что? – не понял контрразведчик.

– Дикари ушли, Шоб, – сказал я.

До него дошло не сразу. Зато, когда он понял, что я пытаюсь сказать, его надменность мигом улетучилась. Шоб служил в контрразведке и прекрасно понимал, что для достижения своих целей, спецслужбы готовы пойти на все. Он не знал, какие мне были даны указания, не знал, кто стоял за моей спиной. Что, если провокации на границе и убийство Рока были санкционированы на самом верху? Могло ли адмиралтейство пожертвовать городом и несколькими сотнями колонистов, ради великой цели? Конечно. Такие случаи уже бывали. Казалось на Шоба вылили ушат ледяной воды. Получалось, что я выполнил задание адмиралтейства, значит трогать меня нельзя. За это по головке не погладят.

Мне показалось, что лейтенант испугался. Теперь он десять раз подумает, прежде чем бросаться пустыми обвинениями и угрожать мне или доктору. Конечно это временная отсрочка. Когда прибудет комиссия, мне все-равно несдобровать, но может быть к тому моменту я хотя бы успею встать на ноги. Сидеть в каталажке в бинтах и с палочкой мне не хотелось.

– Все равно, – буркнул Шоб, – считайте себя под домашним арестом.

Он козырнул и вышел за дверь.

– Нет, ну каков мерзавец, – возмущался Сол. Визит контрразведчика сильно задел доктора, и он долго не мог успокоиться.

– Да, ладно, – отвечал я, – Вы так напугали Шоба, что он даже Вашу развалюху назвал усадьбой.

– Все шутите, – Сол был очень сердит, – и совершенно напрасно. Обвинения против Вас серьезные.

Доктор был прав. Наша маленькая победа над зарвавшимся лейтенантом ничего не значила. Получив "по зубам" Шоб не успокоится и начнет искать новые доказательства моей вины. Найти свидетелей, которые знали об операции или даже участвовали в провокациях против людей Муки, не составит большого труда.

– Нужно, что-то делать, – не унимался Сол, – иначе Вас посадят за преступление, которого Вы не совершали.

Доктор был прав. План, придуманный Роком, сработал даже после его смерти. Капитан специально не оставил записей, чтобы, при случае, обвинить меня в самоуправстве. Все-таки разведчик был умным человеком хоть и отъявленным негодяем.

– Зря Вы вмешались, – сказал я Солу, – только нажили себе нового врага.

– Вовсе не зря, – буркнул доктор, – терпеть не могу лжи и несправедливости.

– Шоб этого так не оставит.

– Пускай, – Сол беззаботно махнул рукой, – он мне не страшен. Я вообще не боюсь официальных лиц и человеческого суда.

– А божественного?

– Немного.

После посещения лейтенанта Шоба я, наконец, решился и рассказал Солу о том, как Рок похитил детей и держал меня в плену. Услышав мою историю, доктор пришел в ужас. Он выведал у меня все подробности и чуть не потерял дар речи от изумления и гнева.