Текст книги "Разрушитель Небес и Миров. Арена (СИ)"

Автор книги: Олег Бард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Олег Бард
Разрушитель Небес и Миров. Арена

Глава 0. Вход

Начало воспроизведения…

Итак, раз ты это слушаешь, значит, я все-таки не справился и погиб.

Хочу кое-чем поделиться напоследок. Уверен, через всего пару месяцев на нашей долбанутой планете начнется такое... В общем, хорошо, что я этого не увижу.

Хотя может наоборот? Может быть мы, Игроки, способны спасти остальных, и я тоже мог бы стать спасителем человечества? Хрен его знает, теперь уже не понять.

Короче, расскажу тебе то, чего никто не знает и никогда не узнает. Кроме тебя. Сейчас ты находишься у входа на Арену. Я единственный из бывалых Игроков смог прорваться обратно настолько далеко. Оставил Старика, своего напарника, в центре. Разбежались мы с ним, он дальше пошел, а я решил выбираться. Спастись хотел. Хрена там, теперь вот, сука, едва дышу.

Скорее всего, ты – такой же Игрок, как и я, только новичок. И скажу прямо, ты в жопе. В такой глубокой, что даже не представляешь, как здесь темно. Большинство таких, как мы с тобой, сдохли на Арене, а то и что похуже. Представляешь – бывает и хуже доля, чем просто сдохнуть! Скоро поймешь, о чем я.

Но отсюда можно выбраться. Я знаю точно.

Это место само по себе типа из кошмара, но я тебе вот еще что скажу – ты здесь должен играть! Да, твою мать, играть, будто в сраной компьютерной игрушке!

Мой тебе совет: побыстрее превращайся в эгоиста и сволочь. На этой гребаной Арене каждый за себя. Если доверишься кому-то, потом не удивляйся, что тебе в спину воткнули нож. Просто, чтобы набить лишних очков, развить свое силовое Ядро и забрать твою фляжку с водой. Здесь же и чистой воды мало, и жрачки нормальной… Вот такая задница, бро.

Но если все-таки выживешь и встретишь Старика, то передай привет от Грина. Респект мой за это тебе будет с того света. Грин – это я, как ты уже понял. Старик, может, слезинку пустит по мне. Хотя вряд ли он жив, скорее погиб еще раньше меня. Этот чудила остался в центре, а там… Да что там говорить, я уверен, что именно там скрыта главная загадка этого места. Но вдруг ошибаюсь? Старик считал, там находится выход из нашего мира, а я думал – херню он порет, умный слишком. На этой теме мы с ним и попрощались.

Что-то совсем хреново… Ладно перейду к самому главному. Заметил мой браслет? Это, дружище, Культиватор – артефакт такого потенциала, что он как ядерная бомба против дикарей с копьями, усек? Он позволяет мониторить и направлять энергию в твоем Ядре. Дальше что к чему, сам разберешься, слишком долго объяснять, особенно если ты совсем зеленый. Скажу еще только, что артефакты подобного класса почти не выпадают. Жалко, если такое богатство сгниет вместе с моей тушкой, поэтому и оставляю это послание. Так что возьми себе браслет. Возьми его и размажь этих уродов! Я не смог, слишком долго тупил и слишком хотел сбежать отсюда вместо того, чтобы трансформироваться и убивать.

И не парься, я понимаю, сейчас ты в недоумении и нифига не соображаешь, о чем это я. Так что просто сними с моей руки браслет, надень на себя и получи всю ту силу, которую я так бездарно слил. Вдруг это поможет тебе против вторжения? Я точно знаю: через два месяца вся полученная сила тебе точно пригодится. Но вот кем ты будешь к тому времени, элитой или последним нубом, этого я знать не могу.

Все, совсем задница мне настает. Удачи, игрок. И не забывай Грина.

Конец воспроизведения…

Глава 1. Воры

Мой напарник Макс Головастик для своей роли подходит как никто другой. Если смотреть на него сзади, то ему больше тринадцати не дашь: мелкий, плечи узкие, как у девчонки. А вот голова, как старый телевизор, огромная, квадратная, и лицо у него взрослое, словно ему не пятнадцать, а все тридцать.

Ссутулившись, он глядит в телефон. Мерно стучит поезд подземки, несется по тоннелю, и за окнами темнота чередуется со вспышками света.

Неподалеку от нас сидит Мэг. Чтобы не вызывать подозрений, она косит под прилежную школьницу. Клетчатая юбочка, жилетка, гетры, два хвостика на затылке… В такой милахе невозможно распознать циничную гопницу. У нее такой же рюкзак, как у меня. Она делает вид, что читает учебник и ничего не замечает, рюкзак стоит на полу. Ее соседи – группка наших ровесников, может, на пару лет старше. Такая публика интереса не представляет. Мои клиенты – люди от сорока, которые по старинке могут пользоваться наличкой, причем чем старше человек, тем больше вероятность найти в его кармане пару десятков баксов.

Я пристроился на краю сиденья, рассматриваю отражения соседей в черном стекле. Рядом развалилась крупная тетка с приоткрытой сумкой, откуда выглядывает хлеб для тостов. Напротив – старик с журналом и две женщины, которым, как моей матери, около сорока лет.

Ворам-карманникам сытно жилось лет двадцать назад, когда все пользовались наличкой. Спер кошелек, а там – сто, двести, пятьсот баксов! Сейчас приходится довольствоваться мелочью и смартфонами. Когда-нибудь я отточу мастерство и научусь незаметно снимать часы.

Ощутив взгляд Головастика, поворачиваюсь и едва заметно киваю. Сейчас будет переправа через мост, поезд пойдет с малой скоростью, и я все успею.

Едва закрывается дверь, Головастик начинает шумно хватать воздух ртом, будто задыхается, все пассажиры смотрят на него.

– По-мо… Помогите…

Он хрипит, закатывает глаза, падает и начинает дергаться.

Все, кроме Мэг, окружают его. Первым на помощь бросается старик, всплескивает руками:

– Ему нужно сунуть ложку в зубы! Чтобы не откусил себе язык! Или ручку… есть у кого-нибудь?

В этот момент Головастик хватает его за руку, валит на себя, дергаясь еще сильнее.

Я вплотную приближаюсь к одной женщине, рука ныряет в сумку, достает кошелек, отправляет его в рюкзак. Перемещаюсь ко второй, обшариваю ее сумку, не нахожу ничего интересного, подбираюсь к крупной, но и у нее ничего, кроме еды. Выуживаю хлеб и палку колбасы.

К тому моменту Головастик отпускает деда, судороги его ослабевают. Головастик и правда эпилептик, если верить его россказням, поэтому играет классно –  веришь ему, как себе.

Когда он немного затихает, я расталкиваю пассажиров, сажусь на корточки рядом, хлопаю его по плечу:

– Ты как, дружище?

Он мотает головой, приподнимается с моей помощью и садится рядом с Мэг. Пассажиры взволнованно гудят. Головастик говорит всем, что ему лучше.

Я тоже сажусь, незаметно меняю рюкзак Мэг на свой. Поезд в это время останавливается.

– Ты точно в порядке?

– Да, уже лучше! – хрипит он.

Двери раскрываются, Мэг берет рюкзак и топает наружу, а я, типа такой сердобольный, пока остаюсь с Головастиком.

– Спасибо, бро, я норм, – говорит тот, и тогда я, кивнув ему, выскакиваю вслед за Мэг – вдруг толстухе от нервов припрет перекусить, и она обнаружит пропажу хлеба с колбасой?

Встретиться мы все должны через час в Гнезде, но прежде следует найти Мэг, которая сразу упорхнула вперед. Мы с ней вышли хоть и на одной станции, но делаем вид, что незнакомы.

Немного позже вновь обменивается рюкзаками и расходимся.

За углом, исподтишка оглядевшись, проверяю добычу. В кошельке – водительское удостоверение, карточки. Ни цента. Это всё в мусор… Подумав немного, кладу кошелек рядом с мусорным контейнером – пусть бомжи поживятся и вернут владелице за вознаграждение. Итого двадцать шесть долларов, пачка сигарет, жвачка. Твою мать! Мы так рисковали – и ради чего? Ну ладно, хоть жратву взял, Крошка жаловалась, что есть нечего, приходится ходить в бесплатную столовку для бомжей, и денег голяк.

***

Я тяну на себя тяжелую дверь со знаком «Не влезай! Убьет!», и она нехотя поддается со ржавым скрипом. Отодвинув свисающие с потолка провода, прохожу темный захламленный тамбур и попадаю в Гнездо.

На драном диване, задрав на спинку длинные ноги, отдыхает Кэт по прозвищу Крошка. Смотрит на меня, вскидывает бровь и улыбается. Мне безумно нравится контраст снежно-белых зубов и кожи цвета молочного шоколада. Желтый топ со стразами соблазнительно обтягивает ее грудь, задерживаю на ней взгляд и перевожу его на Ганка, поглаживающего ее по бедру.

– О, Ники! Заходи, – говорит Ганк и тоже улыбается, но его ухмылка больше напоминает гримасу – после давнего сотрясения мозга у него парализована половина лица, и когда правая часть улыбается, слева уголок глаза и губы остаются опущенными. Чтобы не светить дефект, он отрастил длиннющую челку, которую зачесывает набок. Странная прическа делает Ганка похожим на мультяшку из аниме.

– Жрать хотите? – спрашиваю я.

– Что у тебя?

Достаю хлеб для тостов, колбасу. Из всех нас только мне есть куда идти, я – дневной гость, в Гнезде лишь прогуливаю уроки, ночую изредка.

Ганк единственный совершеннолетний в нашей компании. Узкоплечий, поджарый, выглядит не старше двадцати. По его словам, с десяти лет живет на улице, промышляет воровством и долго не задерживается на одном месте. Может и с нами он ненадолго.

Папаша Крошки полгода назад помер от передоза, матери сидеть еще лет пять, из приюта она сбежала. Головастик тоже сбежал, промышлял, делая закладки для дилеров, видимо, и сам сидел на наркоте, но его работодателя хлопнули, а Ганк пообещал ему покровительство.

Мэг – бесценный напарник, потому что при простовато-добродушной внешности она настоящий бандит и отчаянная. Ганк говорил, Мэг бросила школу, потому что туго соображает, и одноклассники ее затравили, но я не замечал, что она тупая.

– Это и вся добыча? – разочарованно спрашивает Крошка.

Молча высыпаю на стол пригоршню мелочи, кладу пачку сигарет. Ганк, жующий бутерброд, вздыхает, а я чувствую, что подвел свою вторую семью. Они считают меня крутым вором, а на самом деле я так себе.

– Есть одна задумка, – говорит Ганк, доедая второй бутерброд. – Поделюсь, когда все соберутся.

Как ни пытаемся мы с Крошкой выведать подробности, он от нас отмахивается. Дождавшись Головастика и Мэг, начинает рассказ:

– Три месяца назад я подрабатывал грузчиком на продуктовом складе. Там такой супермаркет для бедных, а с другой стороны – склад с продуктами. Хозяин этого дела – старый пердун-маразматик. Ему кажется, что тайное правительство хочет поработить человечество, и оплата карточкой и телефоном – еще один шаг к порабощению. Потому кассу он не переводит на карту, а собирает в сейф, причем сейф простой, закрывается на ключ. Вся надежда на тебя, Ник, – я сижу рядом с ним, и он кладет руку мне на плечо. – Справишься?

– С кодовым замком – нет. Сейфы тяжелые, мы его не вытащим и вчетвером.

– По-моему, там самый простой замок, какие ты много раз вскрывал. Но даже если твоя правда, должна быть мелочь для сдачи – раз, техника и всякие компы – два, куча жратвы – три.

Крошка захлопала в ладоши:

– В Гнезде появится комп! Клево!

Я не разделяю их оптимизма:

– Что, и камер внутри нет? И снаружи нет?

– В супермаркете есть, а нас больше интересует склад.

– А сигнализация? Копы примчатся через пару минут, и что?

– Херня твои копы. Там живет тупой сторож Виски… Не помню, как его зовут. Я частенько хаживал к нему с выпивкой, я его типа друг, и он мне откроет.

– Ганк, я вор и грязно не работаю. Никаких убийств.

– Да какие убийства! Ты только постоишь на стреме и приступишь к делу, когда путь будет свободен. Откроешь сейф и все. Набьем рюкзаки, возьмем, сколько можно вынести. Спрячем все в надежном месте.

– Хочешь, я вырублю твоего Виски? – Мэг раскуривает сигарету. – Мне это – тьфу!

– Ганк, он же тебя сдаст, когда очухается, – поскрипев извилинами, выдает Крошка. – Ты ж не собираешься его убивать?

Ганк смеется:

– Конечно, нет. Ник вскроет замок. Или просто выманим сторожа и вырубим. В общем, схожу туда, все разведаю, составим план, а ты, Никки-малыш, подумай, с нами пойдешь или в свою чистенькую школу.

Слышу в его голосе намек на издевку, но лишь намек. Мы – семья, мы ценим друг друга такими, какие мы есть, и каждый чем-то силен. Друзья, жертвуя собой, прикроют мне спину, и я сделаю так же. Даже угоню машину матери, если это поможет делу, ведь у нее уже другая семья, где мне нет места. Взрослые никогда не делали мне ничего хорошего. И мать не исключение.

***

Домой ужасно не хочется. С большим удовольствием остался бы в Гнезде, но я обещал матери вернуться сегодня. Хотя зачем, спрашивается? Неужели ее и правда еще волнует, что со мной будет? У нее есть Марио, и она всегда принимает его сторону, прав он или нет.

В окне горит свет, но отсюда не видно, что творится на пятом этаже, кто толчется в кухне, моя дорогая маман или ее сожитель. Осторожно отворяю дверь, надеясь, что он уже дрыхнет, на цыпочках стараюсь проскользнуть в ванную, но оттуда выходит мать, вытирает руки о клетчатую рубаху. Смотрит укоризненно. Светлые волосы ее растрепаны и напоминают воронье гнездо, но даже несмотря на это она еще симпатичная. И слишком хороша для урода Марио.

Когда я родился, ей было двадцать. Из-за меня она не получила образования и не смогла выйти замуж за нормального мужика. Из всех ее мужчин, которых я помнил, Марио – самый отвратительный. Пришел на чужую территорию, перебивается непостоянными заработками и еще свои порядки наводит. Хуже всего то, что мать его слушает!

– Почему так поздно? – спрашивает она без интонации.

– Был у Мэг, – я почти честен с ней.

Мама тяжело вздыхает, опирается о дверной косяк:

– Что в школе?

А вот теперь приходится врать:

– Ничего нового, тоска смертная.

Проскальзываю в ванную, умываюсь, мою руки. В зеркало видно, что мама стоит там же, и на лице ее злость сменяется разочарованием. Если бы ей действительно было интересно, что со мной происходит, она знала бы, что я уже неделю прогуливаю уроки.

Когда Марио еще не жил с нами, она звала меня к столу, мы болтали, делились переживаниями, теперь же все изменилось.

Жрать хочется адски. В кухне заглядываю в холодильник, нахожу половину огромной пиццы, отламываю кусок и сую в микроволновку. Завариваю кофе. Откусываю пиццу, свернув ее трубочкой, но аппетит мгновенно пропадает, когда в кухню входит Марио, почесывая волосатое брюхо. Увидев меня, набычивается и шевелит усами:

– Ты уже здесь.

– Добрый вечер, папочка, – говорю я с набитым ртом.

Марио неторопливо топает к холодильнику.

– В твоем возрасте я уже зарабатывал на жизнь, а не сидел у матери на шее.

– Зато сейчас сидишь, – парирую я, жуя пиццу.

– Ты хоть бы спрашивал, что жрешь. Это моя пицца, я оставил себе на завтрак.

– Считай ее платой за проживание, – огрызаюсь я.

Расстреливая меня яростным взглядом, он идет прочь. Не оборачиваюсь, доедаю пиццу… и тут подача сбоку, в скулу, переворачивает меня вместе со стулом.

– Мелкий засранец! – шипит Марио. – Знай свое место!

Сволочь – не полез на меня прямо, обошел, чтобы выйти из поля зрения! Валяясь на полу, вижу его снизу. Ярость захлестывает меня. Сплевывая кровь вместе с крошками пиццы, вскакиваю, бросаюсь к раковине и хватаю из мойки нож. Я действительно собираюсь воткнуть его толстое брюхо Марио! Посадят? И хрен с ним! Зато и эта жирная гнида сейчас сдохнет!

Марио хватает табурет, выставляет перед собой, пятясь:

– Бьянка! Забери своего свихнувшегося щенка! Ты посмотри, что он творит!

На кухню влетает мать, ахает, становится между нами, раскинув руки:

– Ник! Немедленно брось нож!

Я опять сплевываю кровь:

– Этот урод ударил меня!

– Пожалуйста, положи нож, – продолжает мать, Марио прячется за ее спину. – Надо решать проблему цивилизованно!

Размазываю кровищу по лицу:

– Это, по-твоему, цивилизованно?!

– Ты бы видела, что творил этот ненормальный, – плаксиво жалуется Марио. – Он оскорблял меня и выгонял.

– Ах ты лжец… Да ты же сам…

Ловлю себя на мысли, что начинаю оправдываться, это еще больше злит.

– Мама, неужели ты ничего не видишь?! – шагаю к матери, пытаюсь ее отодвинуть, она виснет на моей руке.

– Ник! Успокойся! Я понимаю, ты ревнуешь к Марио, но я тоже имею право на счастье…

Руки опускаются сами собой, делаю шаг назад.

– Ревную? Счастье? С этим жирным альфонсом? Ты что, идиотка?! Он меня ударил первым! Ты понимаешь, что теперь здесь останется только один из нас?

Она закрывает собой Марио, и мне все окончательно становится ясно. Мать поворачивается, что-то шепчет ему на ухо, он пятится и исчезает.

– Ну ты и слизняк, – бросаю я в спину удаляющемуся отчиму.

Обида гасит пламя злости. Собственная мать предпочла любовника мне, своему сыну. Хотя чему я удивляюсь? У меня давно нет семьи, моя семья – птенцы из нашего Гнезда.

Я мог бы пригрозить Марио судом, ведь он ударил несовершеннолетнего и пытается выгнать ребенка, то есть меня, из собственной квартиры. Но я давно перестал считать себя ребенком, это раз, и два – просить помощи у копов позорно, учитывая, какую жизнь я веду.

– Отойди, – говорю матери, но она качает головой, ее лицо покрывается красными пятнами.

– Да не буду я трогать твоего хахаля. Уйди с прохода.

Отталкиваю ее, захожу в свою комнату. Острое чувство несправедливости сжимает горло. Здесь в углу стоит старый сундук с картиной на стенке: байкер на мотоцикле, без шлема, с развевающимися волосами и двумя мечами крест-накрест за спиной, несется по старой дороге к горизонту, где виднеются силуэты развалин. В детстве я звал этого парня Коннором по имени героя из старого фильма «Горец», который когда-то произвел на меня большое впечатление. Сундук достался по наследству от деда, по словам матери, ему лет пятьдесят. Открываю его, достаю часть того, что лежит внутри, из-под кровати вытаскиваю дорожную сумку. Наспех запихиваю туда вещи. За этим занятием меня застает мать, садится прямо на пол и рыдает, растирая по лицу слезы.

– Ник, – лепечет она. – Тебе хоть есть куда идти?

До последнего я надеялся, что она скажет «не уходи» – выходит, зря. Здесь мне места точно больше нет, мой дом теперь в Гнезде.

– Не сдохну, не дождешься.

Застегнув сумку, перекидываю ремень через плечо, бросаю последний взгляд на сундук с великолепным Коннором, на которого я так хотел быть похож в детстве, и выхожу из квартиры. А ведь так долго считал ее своей! Спустившись по лестнице, достаю телефон и набираю Ганка.

– Че стряслось? – ворчит он.

– Ты предлагал подумать над предложением. Я подумал и решил, что согласен.

Глава 2. Склад

Никто не спросил ни про синяк на скуле, ни почему я раскладываю спальник на куче ветоши, за что им огромное спасибо: говорить о произошедшем не хочется. Теперь я такой же бездомный, как они, мы рассчитываем только друг на друга. Быстро засыпаю, завернувшись с головой – будто проваливаюсь в черное ничто.

Просыпаюсь от ругани Головастика. Посреди комнаты стоит Ганк и светит ему в лицо фонариком.

Мэг трет глаза и тоже возмущается хриплым со сна голосом:

– Какого хрена?

Крошка уже не спит.

– Идем со мной, – распоряжается Ганк. – По дороге объясню.

Мэг без стеснения стягивает с себя длинную рубаху, надевает зеленые шорты с карманами и футболку. Я спал одетым, потому просто встаю и сворачиваю спальник, чтоб он не мешался под ногами.

Только рассвело. По захламленной промзоне с оградами, исписанными разноцветными граффити, идем в неизвестном направлении. Я размышляю о своем будущем. Это ограбление – хороший способ закрепиться в Гнезде, окончательно вписаться в новую семью. Провернем его, а потом решу, как мне быть дальше. Может действительно стану гангстером? Собственное будущее пока что кажется туманным, неопределенным, но есть чувство, что меня ждет нечто новое. Старая семья была чем-то сдерживающим, удушающим, теперь впереди открываются неизведанные просторы. Отныне моя судьба в моих руках!

Конечной целью оказывается двор, окруженный давно заброшенными одноэтажными строениями. Во дворе ржавеет пикап на спущенных колесах. Крыши построек местами прохудились и заросли травой.

Ганк осматривается, пинает ржавый бидон и говорит с видом заговорщика:

– Ждите здесь. У меня для вас сюрприз.

Он возвращается со свертком в руках, садится на корточки, разворачивает выцветшую ткань, всю в жирных пятнах, и я вижу два пистолета, завернутых в промасленную бумагу.

– «Глок», «Смит энд Вессон», – произносит Ганк с придыханием, словно говорит о возлюбленной. – Оба девятимиллиметровые.

– Где ты их взял? – в голосе Мэг удивление борется с восхищением.

Ганк самодовольно отмахивается:

– Вынес, когда обчистил один дом. Надеюсь, все умеют стрелять?

Только я не разделяю всеобщего восторга:

– Ты же говорил, что обойдемся без трупов. На убийство я не подписывался.

– Тебя не заставляют никого убивать. Стволы нам для самообороны. Ник, ты наверное просто не умеешь обращаться с оружием. Признайся! А то городишь всякие отмазки.

А вот это обидно! Конечно, я не снайпер, но в банку с десяти метров попадаю, стрелять меня учил Лукас, один из ухажеров моей матери. Он был поприличней других, протянул у нас долго, поэтому и учился стрельбе я не один день.

– Это не отмазки – я стрелять умею.

– Докажи! – бросает Крошка, и я принимаю вызов.

Иду к одному из зданий, рисую мишень из трех кругов. Беру «Глок», проверяю обойму – заряжена, становлюсь метрах в двадцати от мишени и стреляю.

Присвистнув, Ганк бежит смотреть результат:

– Одна пуля – в яблочко, две – в середину.

Крошка поджимает губы:

– Круто, че.

Ганк подходит и примирительно говорит:

– Ну, звиняй, бро.

Головастик и Мэг стреляли из «Смит энд Вессона». Головастик показывает наихудший результат, два раза он вообще мажет. Он расстроен, я даже успокаивающе треплю его по плечу. Мэг промахивается единожды.

Качаясь с пятки на носок и обратно, Ганк сдувает челку с лица, смотрит на меня:

– Пистолеты будут у меня и у Крошки, она стоит на стреме. Повторяю: никаких убийств!

Он аккуратно заворачивает пистолеты, зажимает сверток под мышкой. Крошка придвигается к нему, он шлепает ее по заду, а она глядит на бойфренда с обожанием. Или мне кажется, или ей не удалось зажечь в его глазах ответный огонь? Значит ли это, что у меня есть шанс? Очень вряд ли, ведь очевидно, что Крошка втюрилась в Ганка.

– А теперь идем смотреть объект.

Небольшой супермаркет, зажатый пятиэтажками, находится в квартале, где живут в основном эмигранты-венгры. Фасадом он выходит на улицу, вход на склад – из проулка между домами. Возле ворот – ящики, коробки, мусор. Грузчик на корточках курит, разговаривая по телефону.

– Посмотрели? – шепчет Ганк. – Теперь покажу, где будет схрон, а потом в тихом месте обсудим детали.

В захламленном дворе неподалеку Ганк подходит к старенькому форду, ткнувшемуся бампером в серую стену, распахивает заднюю дверцу. На сиденье лежит складная детская коляска.

– Машину я не угонял, – говорит он, предвосхищая вопросы. – Документов на нее нет, ездить на ней не нужно, будем использовать как склад. Утром Крошка сложит добычу в коляску и перевезет. Молодая мамаша с младенцев ни у кого не вызовет вопросов, а?

Мы располагаемся на газоне в парке, рядом с бродягами, шумно выясняющими отношения. Ганк достает смартфон и сложенный вчетверо бумажный лист с нарисованным от руки планом здания, разглаживает его на траве, поднимает сухую ветку, проводит по рисунку:

– Здесь у нас вход в супермаркет, а вот ворота, ведущие на склад. Ники, я видел, как ты смотрел на них – даже не думай, она на сигналке. Зато камер со стороны склада нет, это здорово облегчает задачу.

– Облегчает задачу? Как, если туда все равно не попасть?

– Я, кажется, говорил, что Виски – алкаш. Еще работая грузчиком, я взял у него денег в долг и не отдал. Вчера пришел, пообещал вернуть долг выпиской сегодня после десяти вечера. Это через час после закрытия магазина. Поэтому он откроет, если просто постучать.

– А ты не подставишься? – спрашивает Крошка с сомнением в голосе. – Ждет-то он тебя.

Ганк одаривает ее снисходительной улыбкой:

– Все будет просто и чисто, вот увидите.

Даже недалекая Мэг чувствует подвох, выдыхает сигаретный дым и басит:

– Тупо. Он тебя узнает и расскажет копам, что приходил именно ты.

Ганк мотает головой:

– В дверь постучит Головастик, скажет что-то типа: «Открывай, вот и я». Он откроет, Головастик с Крошкой его вырубят, мы войдем и заберем все, до чего дотянемся и что сможем поднять.

– А мы сможем его вырубить? Он хоть не боров? – интересуется Мэг.

– Дохляк с тебя ростом. Стукните, потом легко свяжете и заткнете рот.

Мне тоже его план кажется слишком простым, но ведь удача любит отчаянных. Только куда потом день украденное, если там окажется много добра? В идеале нужен транспорт, и в голову мне приходит идея:

– Давайте я угоню тачку, чтобы мы смогли побольше утащить. Используем ее.

Мэг смотрит с интересом:

– Вот это будет ваще круто! Знаете, я бы еще пошарилась по магазину, посмотрела, что там и как, – она надувает пузырь из жвачки, он лопается и залепляет ей нос.

Мэг на мордаху ничего, похожая на миленькую мышку, но фигура у нее никакая, и она тайно завидует Крошке, всячески старается ее поддеть, хотя почти всегда эти попытки заканчиваются крахом.

Ганк качает головой:

– Нечего светиться всей толпой, туда пойдем мы с Ником. Или… Ник, сам справишься? Нас интересуют кассы, камеры, двери. Я в общих чертах помню, что там и как, но мне внутри все же лучше не появляться, я ж тут работал раньше. Мы подождем тут, ты все запомнишь и набросаешь схему.

Только сейчас до меня доходит, что это уже не детские шалости в метро. Сердце частит, во рту делается горячо, но я не выдаю волнения, а бросаю небрежно:

– Окей, встретимся в Гнезде.

Когда, сделав работу, я возвращаюсь туда, меня встречает вся компания: Крошка и Ганк развалились на диване, Мэг сидит на подлокотнике, покачивает ногой, а Головастик устроился на корточках под стеной.

– Две кассы,– рассказываю я. – Кассирши молодые, замученные. Четыре камеры в углах. Камеры бестолковые, – достаю из-за пояса украденную в магазе колбасу, ломаю на части, и Мэг даже хлопает в ладоши. – Одна дверь на склад, замок с виду простой.

Все слушают затаив дыхание, кроме Ганка, ему все это и так известно. Зачем тогда было засылать меня на разведку?

– Короче, слушайте, – он подается вперед и расправляет на остром колене, лист с план-схемой склада, нарисованной от руки. – План такой. Головастик и Мэг стучат в дверь, Виски, ожидая обещанное бухло, открывает, они его вырубают, мы заходим и тихо все выносим. «Мы» это я, Крошка и Ник. Ник, бери с собой инструмент, он может пригодиться.

Когда Ганк замолкает, я сажусь на корточки рядом с Головастиком и спрашиваю:

– И что? Мы это на себе потащим? Первый же патрульный коп нас тормознет.

– Ты предлагал угнать машину, но нам это не подходит – слишком большой риск. Не думай, я тебе доверяю, но лучше так не рисковать. Добытое будем сносить в схрон. Сюда тащим только самое ценное. Смотрите, – он провел пальцем по схеме. – Здесь, прямо за дверью, сам склад: коробки, ящики, пустая тара. У стены слева каморка сторожа, там живет Виски. Рядом – комната, где сидит бухгалтер, менеджер и прочие, тут компы и сейф. Между комнатами – сортир и душ. Насколько помню, все двери на складе не под сигнализацией, а вот в магазин лучше не соваться.

– Подозрительно просто, – разделяет мои сомнения Головастик. – А если Виски не откроет? Что делать, если нам не удастся его вырубить?

– Вы уж постарайтесь. Связать его и заткнуть пасть вам точно под силу. В целях конспирации закрываем лицо платками… – Ганк чешет подбородок. – Если что-то пойдет не так, разбегайтесь. Если кто-то загремит в полицию, молчим, друг друга не сдаем. Ну, это и так ясно.

– Не до конца понятна моя роль, – говорю я.

– Ты понадобишься, чтобы что-то вскрыть при необходимости. Да, надеваем перчатки – на всякий случай. Сперва выносим технику, и Ник проверяет сейф, затем тащим еду. Выдвигаемся в полдесятого.

* * *

Когда освещенные светом далекого фонаря силуэты Мэг и Головастика отдаляются, мы прячемся в тени старого пятиэтажного здания. На шеях у нас платки, одеты одинаково: спортивные штаны, растянутые футболки, кепки с широкими козырьками, черные резиновые перчатки.

От нас до двери на склад метров пятнадцать.

– А вдруг они не справятся с Виски? – шепчет Крошка. – Ну, мало ли что. Пусть Ник их подстрахует.

Смотрю на Ганка, он думает пару секунд, кивает и вопросительно глядит на меня.

– Ладно, – шепчу я.

Спешу за Головастиком с Мэг, но так, чтобы они не видели. Прячусь за угол недалеко от ворот. Сердце колотится уже где-то в горле. Бросает то в холод, то в жар. Одно дело украсть кошелек из кармана, другое – грабеж, это серьезный срок в тюряге. Может Ганк прав, называя меня мягкотелым?

Выглядываю из укрытия. Пряча биту за спину, Головастик тарабанит в створку ворот, Мэг топчется на месте, воровато озираясь, в руках у нее веревка.

Изнутри раздается зычный бас:

– Кого принесло?

Сердце пропускает пару ударов. Такой голос должен принадлежать двухметровому амбалу, а не спившемуся сморчку. Неужели там другой сторож? Или Ганк преуменьшил размеры Виски? Видимо, похожие мысли одолевают и Головастика, он оборачивается, будто ищет у Ганка поддержку, но не видит того в черном пятне тени, как и я.

– Да я это. Бухло принес, открывай, Виски!

От волнения Головастик хрипит, и его голос кажется взрослее.

Приходит трусливая мыслишка, что будет здорово, если Виски не откроет… Но гремит щеколда, щелкает замок, и одна створка начинает открываться. Из помещения льется тусклый свет.

Мэг решительно шагает вперед, она с бутылкой водки в руке, бейсболка натянута на глаза. Вторая рука с намотанной на ней веревкой – за спиной.

– Ты еще кто? – говорит невидимый мне Виски, и я подбираюсь, готовый броситься вперед, чтобы прийти на помощь.

– Да вот, – она протягивает бутылку. – Это тебе.

Мэг входит внутрь, за ней идет Головастик. Доносится глухой шлепок, стон, хрип, возня. Я бегу на помощь, но когда врываюсь внутрь, Головастик уже сидит верхом на Виски и вяжет его, а Мэг затыкает рот сторожа кляпом. Виски дергается и сипит, никак не хочет сдаваться, тогда я натягиваю на лицо платок, сажусь на корточки и подношу к его горлу нож:

– Заткнулся, или тебе хана!

В широко распахнутых глазах Виски – ужас. Он затихает. Мэг суется обратно в ворота, делает призывный жест, и вскоре Ганк с Крошкой врываются на склад с платками на лицах и с пистолетами наготове.

Настоящие Бонни и Клайд – молодые, красивые, дерзкие! Движутся почти одинаково, выцеливая вероятного противника.

И вдруг из раскрытой двери, ведущей в каморку сторожа, доносятся выстрелы. Мэг ахает, мы пригибаемся. Ганк целится в ту сторону, но тут же вскоре становится ясно, что это телевизор. Только теперь, опомнившись, я осматриваю склад: стеллажи, ящики, коробки – все запечатанное. Ряд холодильников и морозильных камер.

– Мэг, стой на стреме! – командует Ганк и, опустив пистолет, шагает в сторону распахнутой двери.

Крошка пистолет не опускает.

– Сволочь, тебя все равно поймают! – орет телевизор.