Текст книги "Лукоморье. Трилогия"

Автор книги: Олег Шелонин

Соавторы: Виктор Баженов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 47 страниц)

10

– Ты пойми, Горыныч, рифма – это еще не все. Главное – смысл и вдохновение, которое связывает смысл с рифмой.

Илья расхаживал по крыльцу и отчаянно импровизировал. В поэзии он был полный ноль, однако положение обязывало. Горыныч слушал затаив дыхание. Случайно открывшуюся тайную страсть Центральной капитан решил использовать в своих целях. Задача, которая стояла перед ним, была под силу разве лишь опытному дипломату. Первое: обеспечить себе спокойную ночь в этой дикой компании, дабы наконец-то отоспаться. И не в пьяном угаре, а нормальным, трезвым человеческим сном. Второе: обеспечить охрану этого самого сна и утилизировать «эликсир», который на глазах начал портить представителей сказочного царства. В выгребную яму его отправлять было нельзя. Не так поймут. Понимая, что Горыныч натура непредсказуемая, капитан решил направить его энергию в мирное русло. Объединив эти задачи, Илья быстро нашел решение и теперь успешно претворял его в жизнь. За Чебурашку и Никиту Авдеевича он был уже относительно спокоен. Они мирно посапывали на широкой лавке в горнице и, скорее всего, проспят там до утра.

– Но вдохновение – дама капризная,– продолжил он свою лекцию,– вечно в облаках витает. Лови там ее, птичку вольную…

– Споймаем, будь спок.– У нас, чай, крылья поболе, чем у нее,– заверила Илью Центральная.

– Э нет! Вдохновение штука тонкая, нежная, эфемерная, можно сказать. Ее голыми руками не возьмешь.

– Че, укусить может? – полюбопытствовала Правая.

– Кто? – не понял Илья.

– Ну, эта… как ее… вдохновление…

– А-а-а… в принципе может… если, конечно, на стрелке базар фильтровать не будешь.

– Какой ты умный,– потрясенно прошептала Центральная,– какие слова диковинные знаешь…

– А что такое стрелка? – заинтересовалась Левая.

– Я уже местным браткам растолковывал,– отмахнулся Илья,– у них спросишь.

– Это какие братки? – ревниво насторожилась Левая.

– Да есть тут на болоте одна троица мохнатая.

– Черти? – догадалась Центральная.

– Угу,– подтвердил догадку Илья.– Но мы отвлеклись. Речь-то о вдохновении шла. Как его поймать!

– Как? – хором вопросили головы. Похоже, этот вопрос волновал не только Центральную.

– Элементарно просто. Как утверждают лучшие меди… э-э-э… ведуны, вдохновение приходит, когда корка от подкорки отделяется.

– Это как? – Левая положила свою морду на перила крыльца, чтобы не пропустить ни одного слова.

– Что такое корка?

– А подкорка?

Посыпались вопросы с разных сторон.

– Ну, это по-научному… по-ведунски, значит… вот это корка.– Илья выразительно постучал по выпуклому черепу Левой. Череп отозвался глухим протяжным звуком.

– Как по чему-то пустому,– удивилась Левая.

– Гм… могло быть и хуже,– пробормотал Илья, но внимания на этом заострять не стал.– Так вот,– тоном опытного лектора продолжил он,– а то, что ниже,– он протянул было руку, чтобы еще раз постучать, но вовремя одумался,– подкорка.

– И их надо отделять? – Правая заинтересованно хлопала глазами.

– Надо! – решительно заявил капитан.

– И что, отделишь и сразу стихами заговоришь?– с сомнением спросила Левая.

– Запросто. Если не белым, то черным стихом обязательно,– заверил Илья, логически рассудив, что если есть белый стих, то черный быть просто обязан.

– Как их отделять? – жадно спросила Правая. Левая затаила дыхание. Технология отделения корки от подкорки волновала, похоже, как левую, так и правую голову. Центральная ревниво посмотрела на них и высокомерно фыркнула:

– А мне и отделять ничего не надо. У меня все, что нужно, от рождения отделено. В любой момент на любое слово рифму слеплю.

Правая и Левая недобро покосились на нее.

– Да? – притворно удивился Илья. Он почувствовал назревающий конфликт и решил чуть-чуть осадить зазнавшуюся Центральную.– Выдай рифму на слово «пакля».– Приключения Незнайки он знал почти наизусть, в детстве это была его любимая книжка.

Центральная закатила глаза и начала что-то тихо бормотать про себя. Правая и Левая радостно захихикали.

– Задачка не для начинающих,– остудил их пыл Илья. Головы утихомирились.

– Значит, если я их отделю, то сразу стихами базарить буду? – на всякий случай еще раз уточнила Левая, сгорая от нетерпения.

– Ого! – крякнул от удивления Илья.– Не знаю, как Правая, но если твою корку отделить, то из подкорки такое посыплется… Но все равно молодец. На лету ловишь.

– Так как, папа? Не томи! – взмолилась Левая.

– Очень просто. Специально для этой цели умные люди и придумали эликсир.– Капитан выразительно постучал ладонью по ведру самогонки.– Но вдохновение, как я уже говорил, дама капризная, не спугните. Принимать нужно по чуть-чуть. Все ясно?

– Ясно! – радостно закивали Правая и Левая. Центральная продолжала что-то бормотать, тупо уставившись на луну. Илья вытащил на крыльцо все оставшиеся ведра, уверенный, что к утру Горыныч их непременно утилизирует.

– Отдохнуть не хотите? – на всякий случай спросил он, заранее уверенный в ответе.

– Нет-нет,– загалдели Правая и Левая,– мы тут… это… вдохновение ловить будем. Ты, папа, иди, отдыхай. Притомился небось за день. А мы твой сон постережем, о поэзии побеседуем.

Удовлетворенный Илья прошел в горницу, стянул с себя гимнастерку, соорудил из нее что-то отдаленно напоминающее подушку и завалился спать.

Кощей, несмотря на солидный возраст (Бессмертный все-таки), никогда раньше не страдал бессонницей и отсутствием аппетита. Пока не вернулся Иван-дурак. Первой ласточкой надвигающейся беды был факт дезертирства Соловья-разбойника, рванувшего в родные Муромские леса, и миссионерская деятельность Лиха Одноглазого, возомнившего себя Парацельсом. Это заставило пойти Кощея на малоприятную сделку с Люцифером, беспардонно облапошившим Его Бессмертие. Правда, кто кого надул, еще вопрос! Не на того напал! Кощей засмеялся сухим старческим смешком, ехидно потирая руки.

– Когда-нибудь ты заглянешь в свою канцелярию,– погрозил он пальцем в пространство,– и очень удивишься!

Дело в том, что, как утверждала Кощеева мама, души у него нет, не было и не будет, если он, к своему несчастью, пошел в папу, который, скотина такая… Дальше, как правило, Кощеева мама разражалась пространной тирадой, пересыпанной кучей непонятных слов, отчего личность таинственного папы, которого Кощей так никогда и не увидел на протяжении всей своей очень и очень длинной жизни, была овеяна ореолом романтики. Маленький Кощей тогда раз и навсегда решил для себя, что он вылитый папа, хотя факт отсутствия души почему-то тщательно скрывал от окружающих. А раз так, то и взять с него Люциферу будет нечего. Хуже другое. Посад Василисы превратился в болото, в котором тонули его лучшие кадры и наемная сила. Перед глазами Кощея до сих пор стояла картина взбесившейся своры чертей, пытающихся подцепить его на рога.

– Перевербовал, гад,– мрачно прошептал Кощей, вспоминая эту сцену.– И чем это он их подкупил? – Кощей зябко передернул плечами и, не вставая с кресла, помешал кочергой тлеющие угли. К старости он стал мерзляв, и даже в самое жаркое время года камин здесь всегда горел. По сравнению с тронным залом обстановка в малом зале была более скромная, но очень уютная. Живопись была представлена одним-единственным полотном. Кощей Бессмертный верхом на Змее Горыныче совершает облет своих владений. Далеко внизу смерды падают ниц, трепеща от одного только вида Его Бессмертия. Кощей тяжело вздохнул, сполз с кресла и подошел к картине. Где оно, былое величие? Слуги стали дерзки, а смерды нет-нет да начинают зубы показывать.

– Вся надежа на тебя, Горыныч,– прошептал он, нажимая едва заметный бугорок на стене под полотном. Картина плавно скользнула в сторону, открывая нишу, заставленную изящными кувшинчиками, амфорами и бутылочками. Небрежно отодвинув рюмку в сторону, Кощей доверху наполнил бокал, украшенный монограммой «КБ», рубиновой жидкостью из пузатой бутылки. Медовуху он не признавал, считая ее напитком варваров, а из заморских вин предпочитал ароматную, шипучую выжимку хмельных ягод его далекой родины. Самые ценные сорта с виноградников провинции Бурда стояли отдельно в бутылках толстого темно-зеленого стекла. Как правило, содержимое этих бутылок Кощей смаковал из своей миниатюрной рюмочки, закатив глаза от наслаждения. Но, когда на него накатывала депрессия, как, например, сейчас, он принимал только рыльское или борзенское. Осушив бокал, Бессмертный тут же налил второй, докостылял с ним до кресла и стал ждать эффекта. Обычно борзенское быстро поправляло настроение, но в эту ночь даже хмель не мог заглушить тревогу. Кощея мучили дурные предчувствия. Иван ведь не сокрушал силой своих врагов-недругов, как три года назад. Нет, он их умудрялся делать своими союзниками. А что, если Горыныч тоже… Одна эта мысль заставила передернуться. Борзенское плеснулось на колени.

– Надо же, какие ночи холодные,– громко сказал Кощей, старательно делая вид, что просто озяб.

– Хочешь, согрею?

Маленькая огненная ящерка игралась в камине угольками.

– Саламандра! – обрадованно заорал Кощей.– И как это я забыл о тебе?

– Обо мне всегда забывают… пока петух жареный в одно место не клюнет. Тебя как, уже клюнул, Кощеюшко?

– Еще как,– вынужден был признаться Кощей.

– Знаю, знаю.

– Откуда? – удивился Бессмертный.

– Земля слухом полнится,– уклончиво хмыкнула Саламандра.

– Слушай, раз уж ты здесь, помоги,– взмолился Кощей. Залпом осушил бокал и подался вперед.– Ничего для тебя не пожалею.

– Не ври, ты всегда жлобом был. Рубль дашь, тыщу возьмешь. Скажешь – нет?

– Денежки они счет любят,– сердито пробурчал Кощей,– а я всегда свое слово держу, не то что некоторые. Награда царская будет.

– Знаем мы ваши награды! Небось деревенькой вшивенькой откупиться хочешь.

– Весь посад Василисы на откуп даю!

Ящерка так и покатилась со смеху, взметнув вверх тучу седого пепла.

– Ну насмешил! – дрыгая лапками, заливалась Саламандра.– Ну хитер! И с Иваном, значит, поквитаться, и со мной рассчитаться.

– А что? – обиделся Кощей.– Тебе мало? Целый посад! Полдня полыхать будет. Одним топором срублен. Ни одного гвоздя нет. Ювелирная работа. Да только боюсь, не по зубам тебе этот посад будет,– притворно вздохнул Бессмертный.

– Это почему? – возмутилась Саламандра.

– И не такие там зубы обламывали. Вот Горыныч сейчас с Иваном в посаде бьется, да, боюсь, побьет его Иван. Разве что вдвоем супротив этой орясины совладаете. Оплата та же. Как, согласна?

– Да я и одна его раскатаю,– презрительно фыркнула ящерка.

– Вряд ли.

– Спорим?

– Да что с тобой спорить, проиграешь ведь.

– Спорим?!! – Разгневанная Саламандра вдруг начала расти на глазах.

– Ну спорим,– как бы нехотя согласился Кощей.

– Что в заклад ставишь?

– Посад Василисы.

– Посад теперь и так мой! – Из камина повеяло таким жаром, что каблуки на черных лакированных туфлях Кощея задымились. Его Бессмертие торопливо поджал ножки и принялся сбивать пламя. Лак вспучился и пошел пузырями.

– Ну чего обувку портишь? – рассердился Бессмертный.– Она ведь денег стоит. Говори толком – чего хочешь?

– Замок твой!

– Ох и ни фига себе! – возмутился Кощей.

– Испугался?

– Я?

– Ты!

– Согласен!

– По рукам?

– По рукам! – Кощей вгорячах с размаху хлопнул своей сухонькой ладошкой по светящейся малиновым цветом лапе Саламандры и заверещал, тряся обожженной рукой.

– Подуть? – услужливо спросила Саламандра, выползая из камина.

– Не надо!!! – Кощей кубарем скатился с кресла и отлетел в угол зала, продолжая трясти рукой.

– Ковер спалишь! – заорал он, оказавшись на безопасном расстоянии. Саламандра торопливо юркнула обратно в камин, оставив после себя четыре угольных отпечатка на бордовом ковре и запах паленой шерсти.– Одни убытки от вас,– корчась от боли, причитал Кощей.– Ну чего расселась? Иди воюй с Иваном!

– Раскомандовался,– надулась вновь сократившаяся в размерах ящерица,– дай сориентироваться. Может, сейчас в посаде ни одна лучина не тлеет.

Кощей вспомнил, что Саламандра может перемещаться в мгновение ока в любое место только при одном условии: если там есть хоть малейшая искорка пламени.

– Ага,– удовлетворенно пробурчала Саламандра,– что-то горит.

– Горыныч небось огненным боем Ивана достать пытается.

– Ну жди, Кощей. К утру вернусь. Замок твой палить буду.

– Давай, давай,– нетерпеливо простонал Кощей, баюкая обожженную руку.– И передай Ивану, что все равно я его из посада выживу. Коль не получится у вас с Горынычем, так завтра в ночь я сам явлюсь. И гнев мой будет страшен.

Саламандра скептически посмотрела на Кощея, старательно дующего на руку, неопределенно хмыкнула и с легким хлопком исчезла, взметнув серое облачко пепла.

– Дакля, макля, гракля… тьфу, чушь собачья… гакля, вякля…

Под монотонное бормотание Центральной Правая и Левая усиленно вдохновлялись.

– Папа сказал по чуть-чуть, а ты сразу два ведра осадила,– корила Правая Левую.– Показываю.– Зеленая треугольная морда сунулась в очередное непочатое ведро и одним махом высосала его содержимое.– И все! Ясно?

– Ясно,– тряхнула головой Левая.

– Тогда начали. Морда.

– Зеленая.

– Почему зеленая?

– А почему морда?

– Не знаю. Как ты думаешь, получается?

– По-моему, нет.

– По-моему, тоже.

Головы похлопали друг на друга глазами и осушили еще по одному ведру.

– Дуб.

– Ветвистый.

– Почему ветвистый?

– А почему дуб?

– Эх вы,– презрительно фыркнула Центральная.– Дуб – сруб, ветвистый – голосистый. Помолчали б лучше, не мешали профессионалам работать.

– Тоже мне профессионал. Полночи свою паклю во все дыры пихает,– обиделась Правая.

– Нашла чем гордиться,– поддержала ее Левая,– подкорка у нее отделенная. Головкой, видать, крепко стукнулась, когда из гнезда в детстве падала, вот она и отскочила.

Правая ошарашенно похлопала глазами.

– Идея!!! – просипела она.– Я, кажется, догадалась. У нас с тобой просто подкорка крепче к корке приколочена, не то что у этой…– Правая презрительно кивнула на Центральную.– А ежели по нашей корке как следует…

Головы поняли друг друга с полуслова и принялись озираться в поисках источника вдохновения поувесистей. Выдернув из остатков частокола по бревну, они, недолго думая, со всей пылкостью творческих натур с размаху вмазали друг другу по головам. Эффект был ошеломляющий, но не такой, на который они рассчитывали, ибо именно в этот момент Центральная, отчаявшись найти рифму на непокорное слово «пакля», нырнула вниз в поисках вдохновения по рецепту «папы». Бревна с треском переломились, завершив широкую дугу на выпуклом черепе Центральной, впечатав ее голову в плотно утрамбованную землю посадской площади.

– Сакля,– замогильным голосом сказала она. Рецепт Правой и Левой оказался эффективнее.

– Сдается мне, родимая словила вдохновенье,– задумчиво сказала Правая, выплюнув обломок бревна.

– И это, брат, великое мгновенье. Виной тому скорее всего мы! – предположила Левая.

– Зеленые, безрогие козлы! – закончила их мысль Центральная, выдирая голову из земли.

– Сработало! – радостно закричали Правая и Левая.

– Тише, папу разбудите,– сердито шикнула на них пострадавшая. Несмотря на стремительно вырастающие на ее черепе шишки, она была довольна. Больше всего Центральная боялась осрамиться перед «папой», а потому была готова простить даже хороший удар дрыном.

– Это дело надо обмыть! – категорично заявила Левая.

Правая и Центральная не возражали, но их желание оказалось невыполнимым. Все ведра были пусты.

– Что делать? – запаниковала Левая.– Папа проснется, а похмелиться нечем.

– Да-а-а,– растерянно протянула Правая,– кажется, мы увлеклись.

– Спокойно,– решительно заявила Центральная.– Не может быть, чтобы папа хоть одно ведро на утро не оставил.

Правая и Левая по очереди сунулись в горницу и удрученно вынырнули обратно.

– Папа на нашу совесть понадеялся, а вы… – теперь уже расстроилась Центральная.

– А что, если нам самим эликсир забацать? – внесла предложение Правая.

– А ты знаешь как? – сердито спросила Центральная.

– Я – нет. Папа знает.

– Папу будить нельзя,– беспрекословно заявила Центральная.

– А у него прораб есть. Может, он знает?

– Это мысль.

Центральная, зря не тратя времени, нырнула в горницу и выволокла оттуда Чебурашку. Домовой даже не проснулся. Правая осторожно ткнула его мордой. Чебурашка повернулся на правый бок, прикрылся левым ухом и спокойно продолжил спать.

– Вот беда-то какая,– расстроилась Левая,– дрыхнет без задних лап.

– И без передних тоже,– рассердилась Правая, сунула морду в колодец и окатила ледяной струей домового. Чебурашка завозился в луже и начал отпихиваться всеми частями тела, включая уши.

– Говорить с ним буду я.– Центральная подалась вперед, видя, что у домового на мордочке появились первые проблески сознания.– Не вмешивайтесь.

– Ну что такое? – захныкал домовой, выползая из лужи.

– Ох, Чебурашка, беда! – горько сказала Цент-ральная.

– Какая беда? – Домовой прислонился к косяку двери и принялся усиленно тереть глазки.

– Неужто ничего не помнишь? – удивилась Центральная.

– Нет,– испуганно затряс головой домовой.

– Как братину пили, помнишь?

– Помню.

– А что потом было, забыл?

Чебурашка недоуменно пожал плечами.

– Как гонял нас тут всех по подворью, бил, оскорблял всячески… неужто не помнишь?

– Нет,– прошептал домовой, втягивая голову в плечи.

– Да ты сам посмотри,– подыграла Центральной Левая, пододвигая Чебурашке вывернутый наизнанку ковшик.

– Ой,– слабо пискнул Чебурашка и начал медленно оседать.

– Вспомнил,– удовлетворенно сказала Правая.

– Я больше не буду,– взмолился домовой.

– А больше ничего и нету,– вздохнула Центральная.– Как дорвался до эликсиру, так все и вылакал. Даже папе ничего не оставил. Проснется утром, а здоровье-то поправить и нечем. Мы бы выручили тебя по дружбе, спроворили б еще эликсиру, да не знаем как и из чего.

– Так знамо из чего,– оживился Чебурашка,– из медовухи.

– А как?

– С помощью вон того дивного аппарата, что папа построил.

– Все равно ничего не выйдет,– безнадежно вздохнула Левая.– Где столько медовухи достать, чтоб такой чан наполнить? Она уж небось вся кончилась.

– Как так вся? – рассердился Чебурашка.– Я домовой или не домовой? У меня что, заначек нет?

И работа закипела. Заначка домового раз в десять превышала официальные годовые запасы медовухи посада. Из потайных закромов под чутким руководством прораба выкатывались бочки, наполненные элитными сортами медовухи многолетней выдержки. Как известно, процесс производства эликсира кустарным способом требовал неимоверного количества дров. Остатки частокола он сожрал мгновенно. Скрепя сердце ради любимого «папы» Чебурашка разрешил разобрать часть надворных построек. Возник вопрос, с чего начать.

– С кузницы,– изрек Чебурашка.– Амбар трогать нельзя.

– Маленькая она какая-то,– тяжело дыша, сказала Центральная. Правая и Левая в дебатах не участвовали. Они как угорелые мотались между колодцем и трубкой Алхимериуса, поливая ее водой. Периодически они выдергивали из-под нее наполненное ведро и торопливо подставляли новое.

– Кузницу не тронь! – раздался сердитый голос Никиты Авдеевича. Возня во дворе и «сушняк» вывели воеводу во двор.– Чего творите, морды басурманские?

– Так… это… эликсир на завтра папе готовим… на опохмел.

– Дело хорошее,– одобрил воевода,– но обороноспособность посада рушить не дам!

Петух огляделся. Вокруг терема уже начал образовываться пустырь. Орлиный взор воеводы упал на терем боярина Жана де Рябье. Ваньку Рябого Никита Авдеевич не переваривал органически, а после того как тот вернулся из лягушачьих стран изнеженным прыщеватым хлыщом, просто на дух его не переносил. После кончины отца Ванька занял его место в боярском кругу. Василиса, падкая на все новое, пригрела родовитого отпрыска, а тот возомнил о себе бог весть что, принялся всех поучать да советы давать. Умудрился влезть и в дела ратные, заимев по скудоумию кровного врага в лице батюшки воеводы.

– Разбирайте, орлы, вон те хоромы,– скомандовал петух и опустил свой клюв в ближайшее ведро.

Орлы не заставили себя долго ждать и принялись резво раскатывать по бревнышку отчий дом зарвавшегося француза. Трубка Алхимериуса вздрагивала от напора «эликсира», рвущегося наружу. В ведра хлестала раскаленная струя, сквозь которую профыркивались ароматные клубы пара.

– Ведра кончаются! – запаленно дыша, сообщила Левая.

Чебурашка заметался.

– Вон там еще чан есть.– Рука домового показывала на баньку для посадской челяди.– Ведер на сто будет,– зачем-то добавил он.

Дракон метнулся в указанном направлении и подтащил чан к костру. Процесс производства «эликсира» возобновился. Головы Горыныча вновь ритмично замелькали между колодцем и трубкой Алхимериуса. Терем Жана де Рябье был тоже не вечен, и пока Никита Авдеевич и Чебурашка заинтересованно поглядывали на верхние этажи терема Василисы, Центральная самоотверженно работала в режиме огнемета.

– Скорее там… – просипела она. По всему было видно, что Центральная выдохлась. Из ее пасти вырвался слабенький язычок пламени, лениво лизнул черный, изрядно прокопченный бок чана и взорвался нестерпимым жаром.

– Где Иван? – Из-под котла выглянула малиновая мордочка Саламандры.

Чан забурлил. Из трубки со свистом рванул сивушный пар.

– Воды! – заорала Центральная и первая метнулась к колодцу.

– Не надо! – заорала Саламандра и завертелась под чаном в поисках лазейки. Хвост Горыныча, свившись кольцом, перекрыл все пути отступления юркой ящерке, в то время как головы в бешеном ритме циркулировали между колодцем и трубкой.

– Чебурашка! Не успеваем! – Левая подхватила пустое ведро и подсунула его под трубку Алхимериуса, откуда уже не капала и даже не текла, а хлестала раскаленная огненная жидкость, расшвыривая вокруг тучи брызг. Полные ведра опрокидывались в позаимствованный из бани чан, который наполнялся с невиданной скоростью.

– Ну, милая, еще! – радостно кричала Центральная в восторге от такой поддержки. Саламандра, сообразив, что вода предназначена не для нее, успокоилась и решила заглянуть, что там такое Горыныч кипятит с ее помощью.

– Куда?! – грозно зарычала Центральная.

– Ивана варишь? – кивнув в сторону котла, уважительно спросила Саламандра.– Молодец. Эх, опоздала я. А так хотелось у Кощея спор выиграть.

И тут «сырье» кончилось. Перестало хлестать, течь, капать. В воздухе запахло паленым.

– Шабаш! – решительно сказала Центральная.– А то аппарат испортим. А Ивана не тронь! – Три пары глаз с трех сторон грозно уставились на Саламандру.

– Да нет, что ты! – замахала лапами ящерка.– Кушайте сами. Я вообще-то вегетарианка. Дубок там, ель, сосну, березку очень люблю…

– Это что тут у нас за любитель природы объявился? – Заспанный, сердитый Илья спускался по ступенькам, дуя на раскалившийся «звоночек».– Кто такая? Партия «зеленых»? А почему морда красная?

– Я Саламандра,– гордо подбоченилась ящерка.

– Ты представляешь, папа, эта гнида на тебя наезжает,– загалдели головы.

– Наезжает? – Илья протиснулся поближе к костру.– За наезд отвечать придется. Будем мочить!

Драконьи морды дружно нырнули в колодец.

– Не надо,– запаниковала Саламандра, с головой зарываясь в едва тлеющие угольки под чаном.

Илья, сам себе удивляясь, жестом остановил Центральную, готовую выплеснуть в костер первую дозу «мочиловки». Почему-то в этом мире ему никого не хотелось мочить. Ни в прямом, ни в переносном смысле. Однако Саламандра – противник серьезный. Если здесь хорошо полыхнет, третью ночь придется высиживать на пепелище. В голове промелькнули основные методы вербовки и перевербовки потенциальных противников. Их было множество: шантаж, устрашение, спасение от «неминуемой» смерти, хорошая выпивка с задушевной беседой, наконец, элементарный подкуп. Все зависело от индивидуальных качеств вербуемого. Илья, недолго думая, решил пройтись по всему списку. Комплексный метод осечек, как правило, не давал.

– Ползи сюда,– строго сказал он Саламандре,– допрос снимать буду.

– Ты сам-то кто такой? – Из-под пепла осторожно выглянула малиновая мордочка Саламандры.

– Иван,– коротко представился Илья.

– Вот те на! – искренне удивилась Саламандра, уставившись на днище чана.– А там кто?

Капитан вопросительно посмотрел на своих друзей.

– То тебя некасаемо! – сердито кукарекнул Никита Авдеевич ящерке.

– Ты на вопросы отвечай,– поддакнул Чебурашка, старательно уходя от скользкой темы.

– На какие вопросы? Меня еще ни о чем не спрашивали.

– Спросим.– Илья присел на корточки, с любопытством разглядывая светящуюся малиновую мордашку.– Откуда тебя к нам занесло? С чем в гости пожаловала?

– От Кощея,– честно призналась ящерка.– Только не в гости… драться с тобой пришла.

– Ясненько. На Кощея, значит, работаешь.

– Еще чего! – возмутилась Саламандра.– Я сама по себе, он сам по себе.

– Не въехал,– искренне удивился капитан.– Тогда чего тебе из-под меня надо? Где я тебе дорожку перебежал?

Саламандра села на хвост и задумалась.

– Вообще-то нигде. С Кощеем просто поспорила, что одолею тебя запросто.

– На что спорили?

– На замок его.

– А на фига он тебе?

– Палить буду.

– Ну ты и дурная,– засмеялся Илья,– он же каменный. Там гореть нечему.

– Не может быть! – ахнула ящерка.

– Горыныч, подтверди.

Головы, выполнявшие в данный момент функции огнетушителей, что-то невнятно забулькали, одобрительно кивая.

– Надул тебя Кощей. Ясно?

– Меня?!! Какой-то зеленый мальчишка…

– Это кто мальчишка? – обиделся капитан, приняв последнюю реплику на свой счет.

– Кощей!

– Пацан,– безоговорочно согласился Илья, дуя на крест. Цепочка уже начала жечь руки.– И вредный, гад, все на порядочных людей наехать норовит. Видать, в детстве пороли мало. Давай ему по репе настучим.

– Отвали! – полыхнула огнем Саламандра.– Не то я тобой раньше, чем Кощеем, займусь. МЕНЯ,– вновь завопила ящерка на пронзительно высокой ноте, порой переходящей в ультразвук,– В КОТОРОЙ ГОРИТ ЧАСТИЦА ЗВЕЗДНОГО ОГНЯ, ЗАЖЖЕННОГО САМЫМИ МОГУЧИМИ МАГАМИ АТЛАНТИДЫ!!! – Накрутив себя подобным образом, Саламандра начала разбухать на глазах. Котел зашатался на своих опорах.

Горыныч, взбешенный таким непочтительным отношением к «папе», включил водометы. К небу рванул обжигающий пар, и Илья понял, что комплексный метод с треском провалился. Он допустил роковую ошибку, подначивая такого взрывоопасного противника. Взбесившейся Саламандре вода была по барабану. И тут в дело вступил Горыныч. Он был взбешен не меньше, а потому на данный момент ему была по барабану Саламандра.

– Ты на кого тянешь? – рявкнула Центральная.

– Да папа таких, как ты, в бараний рог крутит! – Правая понеслась к колодцу на дозаправку.

– Он звезды с неба срывает и об таких, как ты, тушит! – Левая помчалась вслед за Правой.

Демарш Горыныча возымел свое действие. Саламандра перестала верещать.

– Вы хотите сказать – он сильнее магов Атлантиды?

– Да в гробу я видал твоих магов,– не на шутку рассердился Илья.

– От кого ж ты свой род ведешь, если магов в гробу…

– От Адама и Евы,– отрезал капитан. «Блин! Что горожу? Хотя в принципе правду сказал».

Правда сразила Саламандру наповал.

– С ума сойти… – Ящерица как-то быстро сникла, съежилась и опала до прежних размеров.

– Иван,– послышался робкий шепот из-под котла.

– Зови его папой,– кукарекнул Никита Авдеевич.

– Папа,– Саламандра умоляюще смотрела на Илью,– возьми в ученики.

– Вообще-то преподаватель из меня хреновый,– честно признался капитан, накидывая на шею крест, мгновенно остывший до температуры окружающей среды. «Ну надо же, никак на халяву пронесло».– Да и не школу я здесь открываю. Мне не ученики, а товарищи нужны. Братья, так сказать, по оружию.

– Я согласна,– запрыгала под чаном ящерка.

– С чем?

– Братом по оружию быть.

– В мою команду, значит, хочешь?

– Хочу.

– Одного твоего хотения мало. Эту честь еще заслужить нужно. Испытание тебе устроим.– Илья стремительно развивал успех, не давая Саламандре опомниться. Последняя же, узнав, что войти в команду «папы» не так-то просто, буквально загорелась желанием служить у такого великого чародея, который и ее создателей в гробу видал, и звезды на небе тушит, и…

– Испытывай скорее,– волчком закрутилась под чаном ящерка.

– Не суетись,– строго сказал капитан,– думать буду. Утро вечера мудренее. Тогда и побазарим. Вы, кстати, тоже умишком пораскиньте,– строго обратился он к своей разношерстной команде,– поутру мне свои соображения скажете, ну а я решение приму.

Очередная атака на посад закончилась бескровной победой антикощеевской коалиции. Довольный Илья скрылся в горнице, и через пару минут до ушей его команды донесся могучий храп капитана, сообщивший его команде, что «папа» уже думает вовсю.

– Вы хоть поняли, какую папа честь нам оказал?– многозначительно спросила Центральная.

Все дружно закивали головами. Даже Саламандра, которая этого пока еще не поняла.

– Так что? Думать будем? – спросила Правая.

– Обязательно,– кивнула Левая.– Наливай!

– Это еще за…– вскинулась было Центральная.

– Забыла, как папа учил? – строго спросила Левая.– Вдохновение, вдохновение и еще раз вдохновение!

– Как завещал нам великий папа,– подхватила Правая, подтаскивая поближе к себе ведро с первачом.

– Как учит нас здравый смысл,– прокудахтал Никита Авдеевич, подтаскивая к себе плошку.

– Ну, раз папа… – Центральной крыть было нечем, и она потянулась к ближайшему ведру.– Дай с эликсира пробу сниму, вдруг чего напортачили?

– Э, качество не так проверяют.– Домовой приволок покореженный ковшик. Зачерпнул им из соседнего ведра и сунул под нос Центральной.– А ну дыхни!

Центральная дыхнула. Когда к участникам ночного шабаша вернулось зрение, они увидели обиженную физиономию Чебурашки, вертящего в руках оплавленную ручку. Около его ног в неглубокой ямке с опаленными краями пузырилось все остальное.

– Силен ты стал, Горыныч,– поразилась Саламандра.– Даже я так не умею.

– Папина школа,– гордо сказала Левая.

– Да, папа наш… – Правая тоже хлебнула и демонстративно подсветила небо,– не чета Кощею.

– Я тоже хочу, как Горыныч. Попросите папу, пусть научит.

Туша Горыныча заколыхалась от смеха.

– Потешила.– Центральная плюхнула морду в свое ведро.

– Папа уму-разуму только тех учит,– внушительно сказал воевода,– кто братину хмельную с ним распил, кому он лично доверяет. А его доверие еще заслужить надобно… да и наше тоже. Думаешь, зачем он тебе испытание назначил?

– А может, мы ее этим вот и испытаем? – Чебурашка выразительно почесал лапкой горло.

– Испытаем,– загомонили головы Горыныча. Воевода не возражал:

– Быть по сему. Горыныч!

Центральная сразу сообразила, что от нее требуется, и подтащила к чану свежее ведро. Чебурашка притащил из горницы еще одну плошку, наполнил ее доверху ароматным первачом и подставил под нос ящерке:

– Пей.

– Там же вода! – с ужасом отшатнулась Саламандра.

– Пей! – рявкнул Горыныч в три головы. Центральная при этом не рассчитала сил и случайно подожгла сивуху.