Текст книги "Лукоморье. Трилогия"

Автор книги: Олег Шелонин

Соавторы: Виктор Баженов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 47 страниц)

Илья облегченно вздохнул.

– Хоть я сегодня и отдыхаю – праздник, с самим папой познакомилась, – от одного маленького дельца все же не отказалась. Тем более что по пути.

– Какого дельца? – не удержался Люцифер.

– Совсем маленького. Заказали мне тебя, Люцик. Я бы не взялась. Заказчик маленький, но за ним очень уж большие люди стоят. Не смогла им отказать.

– Кто заказчик?!! – Люцифер от страха и возмущения даже начал трезветь.

– Ежиха, – сообщила Смерть. – Очень ты ее мужика обидел.

Дьявол с грохотом бухнулся в обморок. Однако подручные Паромщика долго ему в нем валяться не дали. Эффективный метод пощечин и поливка головы эликсиром быстро привели его в чувство.

– А мы не можем с ней договориться? – слабым голосом спросил он.

– Как? – поинтересовалась Смерть.

– Я ей ее ежика, она мне жизнь.

– Если б только в ней было дело. – Смерть вздохнула. – Но ты ведь серьезным людям дорогу перешел. Одним ежиком не отмажешься.

– Двух даю, – ляпнул дьявол, который после обморока соображал еще туго.

– При условии, что вторым ежиком будет папа, – согласилась Смерть, – тем более что не по закону ты его взял. Не в твоей он власти.

Из ридикюля вынырнул договор Кощея.

– Твоя подпись?

– Моя.

– А говоришь, слово свое держу, – укоризненно сказала Смерть. – Черным по белому написано: если до Буяна дойдет Илья живой да с острова ее увезет, – все, твоя игра окончена. А ты...

– Не виноватый я!!! Он сам пришел!!!

– Ну, значит, сам и уйдет, – улыбнулась Смерть. – Да что мы все о делах да о делах? Люцик, разливай!

24

Дверь уже почти не держалась на петлях. Кто-то усиленно таранил ее руками, ногами и остальными частями тела.

– Папа, сегодня последний день твоей жизни... – Бывалый пьяно икнул, на его усы закапали слезы.

– Он хотел сказать, свободной жизни, – уточнил Балбес и зарыдал, уткнувшись в камуфляжку капитана.

– Мы все этого хотели, – всхлипнул Трус, – но как это трудно – провожать друга в последний путь.

– Блин! Мужики! Это что, похороны или мальчишник?

– Это хуже!!! – взревел Горыныч всеми тремя головами. – Увезешь Марьюшку, и только тебя и видели! А что ж мы без тебя делать-то будем?

Дверь содрогнулась в очередной раз, но все же выдержала.

Самым трезвым участником этого пестрого сборища был, как ни странно, главный виновник торжества. Выдернув отца-основателя из адских подземелий, синдикат позаботился о том, чтобы он с утра предстал перед невестой в достаточно респектабельном виде. Ягуся в этом вопросе была мастак. Но затем рассудили, что если «папу» отдать сразу на растерзание влюбленной принцессе, то они его точно скоро не увидят. А потому официальной версией, которую и представили Василисе и ее сестрице, стало следующее. Потрясающий чародей, «папа» своим диким волшебством одолел Люцифера, перенес Марьюшку со всем заныканным попутно имуществом, в которое входят:

1. Избушка Яги – 1 шт.

2. Дуб вековой с раритетной цепочкой из чистого золота, по которой сам Гена хаживал, – 1шт.

3. Семейство принудительно интернированных белок, которые категорически отказались жить в иммиграции, и...

...и, разумеется, самого себя, настояв при этом, что, прежде чем отдать свое сердце прекрасной Марье-искуснице, он должен дать цеу славной команде тридевятого и вдохновить ее на новые подвиги на благо любимой родины. Так родился мальчишник, на котором единственной дамой была Баба Яга, мальчишник, на который рвались все посвященные и непосвященные, но доступ, как вы сами понимаете, был весьма ограниченный.

– Господа! Леди энд джентльмены, – заговорил Илья, приветственно поднимая рюмку эликсира. – Хочу отчитаться о проделанной работе. Возможно, не все из вас знают, что прибыл я сюда на этот раз не просто так, а по приглашению моей будущей супруги Марьи-искусницы для расследования деятельности преступной группировки.

Мальчишник насторожился.

– Как у нас заведено, я этому делу дал название – «Тридевятый синдикат».

Илья с улыбкой окинул взглядом настороженные физиономии своих друзей.

– Результаты неплохие, – Илья еще раз выразительно посмотрел на присутствующих, – действиями вашими я доволен... уважаемые члены тридевятого синдиката.

– Папа! – Илья затрепыхался в объятьях царя-батюшки. – Я в тебе не сомневался!!!

– Еще по одной за папу!!! – завопил Соловей.

– Есть только два замечания, – Илья поднял руку, привлекая внимание, – пока вы еще в форме...

Тридевятый синдикат не хотел ничего слушать. Даже того, что входная дверь уже пошла трещинами, никто не заметил. «Папа» с ними. «Папа» их поддержал. Когда страсти слегка улеглись, капитан продолжил свою речь:

– Первое. На одном эликсире далеко не уедешь. Осваивайте новые технологии, нахально свистнутые по блюдечку и другим вашим магическим аксессуарам. Хотя я плагиат и не очень уважаю, но в вашем случае это оправданно. Моему миру это, во всяком случае, не повредит. Второе. Бизнес должен быть честным. Я сегодня с утреца покопался в бухгалтерии нашего министра финансов и долго чесал репу. – Илья погладил свою пышную шевелюру. – Ваше Бессмертие, – обратился он к «факиру», который восседал в кресле в качестве якобы почетного гостя, – по-моему, это вы отвечаете за импорт?

Кощей, вальяжно развалившийся в своем кресле, подпрыгнул как ужаленный.

– Ай да папа! – восхитилась Яга. – Ничего от него не скроется!

– Я так и думал! – грохнул по столу Иван.

На этот раз стол сработали настолько массивный, что он не поддался натиску царской длани.

– Сколько ты там насчитала, бабушка? – Балбес засучил рукава. – Три тыщи процентов?

Кощей понял, что дело пахнет жареным. Бить будут долго и больно. Возможно, рогами и копытами. А так как яичко при нем, то это чревато. Как настоящий игрок, он пошел ва-банк.

– Папа! – Кощей шмякнулся тюрбаном об стол. – На черный день копил! Для родного синдиката! – Накопить на черный день за это время Кощей умудрился столько, что порой и сам с нетерпением ждал наступления этого дня. – А в доказательство своей преданности, – Его Бессмертие всхлипнул от избытка чувств, – доверяю тебе самое дорогое! Самое ценное, что у меня есть! За большие деньги выкупил... – Кощей запустил руки в шаровары, выудил оттуда яичко и почтительно преподнес Илье. – У тебя надежней будет, – шепнул он на ухо капитану, – но ты береги его. Как зеницу ока береги!

– Ура!!! – дружно завопил тридевятый синдикат.

– Сколько там у тебя на черный день схоронено? – засуетился Чебурашка, вытягивая из портфеля свой любимый «куркулятор».

– Где? – нетерпеливо теребил «факира» Соловей.

– Ну надо же! Опять вывернулся подлец, – добродушно засмеялась Яга.

И тут дверь наконец-то рухнула. В залу ввалился мертвецки пьяный отец Митрофаний, помахивая кадилом.

– Благословляю папу и иже с ним... – завыл он во всю мочь своей луженой, пропитой глотки.

Половину синдиката как корова языком слизала. Банкет продолжился в усеченном составе. Благословение святого отца выдержали лишь те, у кого на груди блестел крест. У «папы» он теперь был. Массивный, серебряный и абсолютно холодный, что лишний раз доказывало, что вокруг были только друзья.

Отец Кондратий с трудом слез с телеги.

– Ну зачем так гнать было? – сердито загудел он на сотника. – Всю душу из меня вытрясли.

– Дело спешное, батюшка. – Сотник соскочил с коня.

К телеге подлетел служка:

– Батюшка, скоро начинаем. А вам еще переодеться надобно.

– Охо-хо, грехи наши тяжкие. Дорога дальняя. Притомился я, отрок. Как службу вести буду... не знаю. Сын мой, – обратился он к Авдею, – ты мою корзинку с лекарствами прихватил?

– А как же. Вон, у Федулки.

Федула дорожная тряска не проняла. Он мирно спал на сене, подложив под голову валенок и нежно обняв корзинку с лекарствами отца Кондратия.

– Кто это, отче? – полюбопытствовал служка.

– Звонарь мой, – пробасил отец Кондратий, – вместе службу справлять будем. Он уже под меня подстроился. Все наизусть знает. Ни одного лишнего удара не сделает.

Тут отец Кондратий замолчал, сообразив, что слегка перехвалил своего подопечного.

– Тогда поторопимся, отче. Принимайте свое лекарство... – Юный служка схватился за корзину – и отлетел метра на три. Валенок, только что служивший звонарю подушкой, плотно засел на его ушах.

– Не балуй, отрок, – пророкотал поп, – почто служителя Господа обижаешь?

Федул сбизволил проснуться и сел на телеге, свесив с нее лапти пятидесятого размера. Отец Кондратий не поленился лично подойти и вытащить из корзинки лекарство.

– Чего стоишь, чадушко? Освобождай служителя Господа от темницы душной.

Федул не спеша подошел к рабу божьему, приподнял его за валенок и потряс. Раб божий валенок не отдавал. Федул удивился и тряхнул сильнее. Не помогло. Однако голь на выдумку хитра. Опустив руку, Федул дождался, когда дрыгающиеся ноги отрока коснулись земли, и поспешно придавил их своим лаптем. Из-под валенка послышался придушенный вой.

– Сразу надо было отдавать, – попенял рабу божьему звонарь, отнимая у него валенок. Наэлектризованные волосы на голове служки стояли дыбом.

Пока звонарь боролся за свою собственность, отец Кондратий поправил здоровье добрым глотком из своего любимого штофа, подаренного ему прихожанами.

– Ну-с, где тут у нас собор? – спросил он у сотника.

– Тут, батюшка. – Авдей попытался отнять у отца Кондратия лекарство. Проще было у льва отнять кусок мяса.

– Веди, сын мой! – пророкотал святой отец, покачнувшись.

– Батюшка, – взмолился Авдей, – хоть вы-то не подводите. Что за напасть! Митрофаний на себя епитимью наложил...

– Какую? – поинтересовался святой отец.

– В подвалах заперся со свечкой и закуской... чтоб ему!!!

– В каких подвалах? В церковных?

– «Дремучего бора». Батюшка, вы петь-то сможете?

– Спрашиваешь! Я вам такую службу отгрохаю...

– Да не нам! Папа сегодня венчается!

– А у нас еще ничего не готово, – чуть не плача сообщил служка.

– Федулка! На колокольню! Покажем им, как у нас в Кутиновке на свадьбах гуляют!!! А ну, квелые, все по местам!

Все вокруг всполошенно засуетились.

Федул рванул, как и положено, на колокольню.

– Ух ты! – восторженно завопил он сверху. – А у них колоколов-то поболе, чем у нас в Кутиновке.

Схватив самый толстый канат, он душевно рванул его на себя.

Бу-у-у-м-м-м – пронесся по округе протяжный гул главного, тысячепудового колокола, накануне водруженного на колокольню. Федул радостно шмякнул шапку о землю и начал опробовать остальные. Они тоже звучали неплохо, но к концу репетиции половина замолчала. Веревочки оказались хлипкие.

– Эй, ты, вздыбленный! – крикнул он служке, свесившись с колокольни, – Тащи еще ееревок. Да побольше и потолще!

Служка послушно помчался выполнять приказание. Тем временем отец Кондратий наводил порядок в соборе.

– Помещение хорошее, просторное, – удовлетворенно пророкотал он, – только оконца отворить бы не мешало.

– Зачем, батюшка? – поинтересовался регент хора мальчиков.

– Народу много будет. Чтоб жарко да душно не было. Да и целее будут.

Отец Кондратий начал потихоньку наращивать децибелы. Похоже, Федул уже заменил оборванные веревки.

– Опробуем акустику.

Отец Кондратий набрал в свою бочкообразную грудь побольше воздуха и...

Акустический удар заставил мальчиков на хорах пригнуться и зажать уши. Посыпались стекла с оконцев, которые не успели распахнуть.

– Вот так конкурент Соловью. – ахнул Авдей, пулей вылетая из собора.

Федул же, услышав знакомый голос, радостно удвоил усилия. У него был шанс на этот раз осуществить свою мечту. Колоколов хватало. Звонарь метался по колокольне, яростно дергая за веревки. Упасть сверху ему не давал канат главного колокола, который он завязал тройным морским на поясе. Каждый прыжок отзывался глухим протяжным бу-у-у-м-м-м, от которого содрогался весь собор. И случилось чудо. На мгновение он сумел заглушить трубный голос духовного отца. Последнего это задело.

– А вы что? – рявкнул он на хор. – Подтягивайте!

Хор послушно начал подпевать, не вынимая пальцев из ушей.

Репетиция отца Кондратия всполошила всю Кощеевку. Народ выскакивал на улицу кто в чем был, похватав багры, топоры и вилы.

– Набат!

– Пожар, что ли?

– Где горит?

Встревожилась и свадебная процессия, которая была уже на подходе к собору.

Никита Авдеевич завращал головой. Однако ни дыма, ни огненных всполохов вокруг не наблюдалось.

– Отец Кондратий торжественную встречу устроил, – сообразил воевода. – Все в порядке, – успокоил он Ивана.

– Ты в этом уверен? – с сомнением спросил царь-батюшка, задрав голову.

Главный колокол, пробив стену собора, рухнул вниз, подпрыгнул и... он бы, может, и остался цел, если б не звонарь, догнавший его около самой земли.

– Убился, – ахнула Василиса.

Федул поднялся, неловко поклонился свадебному поезду, и, смущенно шаркнув лаптей, попытался ею же затолкать бронзовый обломок под расколотую дужку главного колокола. Победа и на этот раз осталась за отцом Кондратием. Воодушевленный, он вышел из собора навстречу новобрачным, не прекращая, впрочем, церковного песнопения. Рокочущий бас святого отца так бил по барабанным перепонкам, что слов разобрать было практически невозможно, однако мотив капитана насторожил, и он попытался вслушаться.

– Выпьем за Илюшу, Илюшу дорогого. Свет еще не видел красивого такого, – душевно выводил отец Кондратий, пританцовывая в обнимку со своим любимым штофом, подаренным ему прихожанами.

– Ты не будешь против, если мы повторим эту операцию в моем родном Рамодановске? – шепнул он на ухо царевне.

– Какую операцию? – не поняла Марьюшка.

– Венчание, – пояснил Илья.

– Какое венчание? – пробасил Иван. Слух у него был отменный.

– Да... – растерялся капитан, – батюшка, по-моему, не совсем те песни поет... и не тем кадилом размахивает.

– Да я ему щас... – взревел царь-батюшка.

– Тихо, тихо, Ванечка, – пробормотала Василиса и вцепилась в царскую длань, сжавшуюся в кулак, – сейчас Лихо позовем. Он и его, и отца Митрофания вмиг вылечит.

– Сначала я их полечу. Ты, матушка, не волнуйся. Я аккуратно. С левой...

И вот уже через какие-то жалкие полчаса два святых отца с позеленевшими лицами, на которых красовались симпатичные фингалы с правой стороны, дуэтом, душевно справили службу как положено, за что были помилованы и даже приглашены на самое свадьбу.

Люцифер с трудом выдрал физиономию из салата, обвел мутным взглядом заваленный объедками и пустыми бутылками стол и понял, что похмелиться нечем.

– Лучше бы я повесился вчера.

Теперь он знал, что такое настоящие адские муки.

– Пусть только появится, – бурчал Ухтомский, мрачно глядя на поплавок. – Он у меня все праздники, все выходные из управления вылезать не будет!

Рядом сидел понурый Кожевников, выуживая из банки очередного червяка. Клева не было. Ильи тоже.

– Мне кажется, напрасно мы тут сидим, – вздохнул он, – помяни мое слово. Капитан сейчас где-нибудь в Алуште загорает. Надоело ему на наши пьяные физиономии любоваться, он и дал деру.

– Чушь! Записку бы оставил. В тридевятом он! Печенками чую, в тридевятом! Только вот нас, подлец, захватить туда не удосужился. Это ему дорого будет стоить. Пусть только вернется! Лично ухи надеру...

– Кому? – полюбопытствовал кто-то сзади.

Полковник повернулся, тихо охнул и бухнулся в воду. Вид у «прокурора» был внушительный.

– Не отвлекайся! – сердито шикнула Центральная, вынырнувшая из голубого марева. Оттуда вылезла еще одна голова, держа в зубах тяжелый сундук. Их на берегу была уже целая гора. Рядом стоял Илья, обнимая за талию юную красавицу с симпатичной золотой короной на огненно-рыжих волосах. Из марева выглянула ушастая голова министра финансов и деловито пересчитала сундуки.

– Маловато будет... – озабоченно пробормотала она. – Еще пару сундучков с золотом, один с каменьями самоцветными и пару с алмазами, – распорядилась голова. – Думаю, на первое время хватит.

– Да куда столько? – засмеялся Илья. Однако министр финансов был непреклонен.

– Ты по-прежнему хочешь в тридевятое? – шепотом спросил Кожевников. Полковник выполз на карачках на берег, посмотрел на треугольные зубы Горыныча и отрицательно затряс головой. – Мне тоже почему-то расхотелось.

– Скорее вы там! – раздался из марева сердитый голос Кощея. – Думаете, легко столько времени портал держать?

– Прощайте! Удачи вам и благополучия! – крикнул Илья в медленно тающую голубую дымку.

Если бы «папа» знал, какая мина в тот момент закладывалась под благополучие государства тридевятого, он опрометью бросился бы обратно. Миной этой был полностью обрусевший Акира. Небритый и нечесаный, он радостно кудахтал над первым ведром духовитого первача, прикидывая, как бы повыгодней его продать, чтобы вырученные деньги пропить.

Книга 3. Акция «Ближний Восток»

Авторы сердечно благодарят Баженову Наталью и Чуланову Елену за неоценимую помощь в создании этой книги.

1

Шестерка боевых верблюдов, запряженная в сани цугом, неслась во весь опор по сонным улицам Багдада. В санях стояла странная фигура в пыльном полосатом халате, из-под развевающихся пол которого мелькали зеленые портки и старые драные лапти. На голове лихо сидела шапка-ушанка с задранными вверх лопухами, завязки которых мотались на ветру.

– Но, залетные! – орал ездок во всю глотку, яростно хлеща вожжами ближних верблюдов по мосластым задам.

Полозья весело скользили по утрамбованной земле улочек Багдада, изредка подскакивая на камнях, посвистывая и поскрипывая на лету. Как только из-под них начинал валить дым, ездок вытаскивал из сена кувшин и поливал их оливковым маслом. Заспанные жители выскакивали из своих домов, торопливо запахивая халаты, таращились на диковинный экипаж и трясли головами. Такое они видели впервые.

– Вай мэ-э-э!

– Шайтан!

Жители славного города Багдада ошибались. Это был не шайтан. Это был Багдадский вор, решивший отметить возвращение на родину каким-нибудь грандиозным уголовным деянием. Он жаждал реабилитации. Реабилитации в своих собственных глазах. Вор поклялся не стричься, не бриться и даже, явно сгоряча, дал обет воздержания, пока не восстановит свое реноме. Из далекой северной страны лихой наездник вернулся пострадавший морально, физически и материально. От ковра-самолета остался лишь маленький огрызок, который долго в воздухе не продержался. А обратная дорога оказалась нелегкой. Пять лет мотало бедолагу по белу свету, пока добирался до дома.

А вот и цель его ночного вояжа. К дворцу эмира, сокровищницу которого он задумал обчистить, Багдадский вор заехал с тыла и лихо подкатил к калитке.

– Тпру-у-у! – завопил он, натягивая вожжи.

Верблюды дали по тормозам. Сани тормозить отказались, и естественно, вмазались в последнюю пару верблюдов, на радостях вставших на дыбы и заржавших не хуже лихих арабских скакунов. Охрана сыпанула в разные стороны.

– Вай дод!

– Шайтан!

Местные жители буйной фантазией не отличались. Все, выходящее за рамки привычного уклада жизни, строго регламентированного шариатом, – происки иблиса или как минимум его ближайшего помощника шайтана.

– Куда?! – рявкнул на удирающих стражников вор. – А ну назад!

Дворец эмира Багдадского он знал как свои пять пальцев, однако мало ли что могло измениться за последнее время. Срочно нужна информация, а потому отпускать просто так стражников не входило в его планы.

– Т-т-ты кто? – отстучал зубами начальник караула. Копье в его руке ходило ходуном.

– Кто, кто… дед Пихто, – ворчливо ответствовал Багдадский вор, соскакивая с саней. Ему не терпелось приступить к делу. – Хызра я… святой…

Это заявление сразило стражников наповал. Эффектное появление авантюриста и весь его несуразный вид заставили их поверить. Сразу и безоговорочно. Они рухнули ниц и поползли к «святому», стуча лбами о землю. Багдадский вор позволил облобызать край своего пыльного халата, сунул в руки начальника караула вожжи и коротко скомандовал:

– Охранять.

На тихоходных слонов он уже не полагался и соорудил на этот раз более скоростной транспорт, на котором собирался делать ноги с награбленным. Стражники немедленно окружили «колесницу святого Хызра» плотным кольцом, ощетинившись копьями. В глазах у них светился такой религиозный фанатизм, что вор понял: не отдадут даже эмиру. Пока они живы, экипаж его будет в целости и сохранности. Успокоившись, он приступил ко второй части своего гениального плана. Подоткнув полы халата, авантюрист шустро, как обезьяна, взметнулся на пятиметровую стену и хотел было уже спрыгнуть вниз с другой стороны, как вспомнил, что забыл главное.

– Слышь, ты, медноголовый! – окликнул он начальника караула сверху.

– Слышу тебя, о великий святой! – вновь бухнулся в пыль старший охранник.

– Сокровищница на старом месте?

– Сокровищница, – захлебываясь от счастья, затараторил воин, – как войдете, направо. Покои светлейшего эмира Шахрияра прямо, гарем налево…

– Ну, это неинтересно, – вздохнул «святой». – Ваш светлейший уже всех баб перерезал.

– Не совсем так, благословенный Хызр, – осмелился уточнить начальник караула. – С тех пор как несравненная Шахерезада заняла место у ног светлейшего эмира, да продлит Аллах его дни, наложниц уже не режут.

– Толку-то, – вздохнул «святой», – гарем все равно пустой.

– Почему? – удивился стражник. – Каждый день привозят. Сегодня доставили девятьсот пятьдесят первую.

– О презренный пес!!! – взвыл Багдадский вор, тряся лопухами ушанки. – Вислоухий ишак! Недостойный сын облезлой гиены и вонючего шакала! Двуногое вместилище навоза!!! Кто тебя об этом спрашивал?!! – С этими словами он рухнул по другую сторону стены. Пять лет скрипя зубами отводить взгляд от женщин, а тут…

С трудом уняв рвущееся из груди сердце, Багдадский вор глубоко задумался. В принципе это на руку. Однако планы придется срочно менять. Вор метнулся к калитке, выскочил наружу, вытащил из саней мешок и полез обратно на стену.

– Чё уставились? – сердито буркнул он страже. – Подсадите.

С мешком лезть было сложнее. Стражники, стукаясь лбами, ринулись помогать «святому». Оказавшись вновь по другую сторону стены, Багдадский вор вытащил из мешка зеркальце, свеклу и принялся накладывать макияж на свои щеки, покрытые добротной пятилетней бородой.

Макияж дополнили серьги в ушах и весело звенящее монисто на шее.

– Чего-то не хватает, – пробормотал он, критически осматривая себя в зеркало. – Ах да! – треснул себя по лбу вор. – Забыл… – Авантюрист содрал с головы ушанку, затолкал ее в мешок и напялил на себя паранджу поверх халата. Чачван [1]1
  Чачван – черная густая сетка из конского волоса, прикрывающая лицо. – Здесь и далее примеч. авт.


[Закрыть]немедленно запутался в густой бороде. – Как бабы эту дрянь терпят? – начал отплевываться вор. – Дикая страна! – Аферист еще раз осмотрел себя в зеркальце. – Совсем другое дело, – удовлетворенно крякнул главный криминальный авторитет Востока и вскочил на ноги. Он был готов действовать.

Короткими перебежками преодолев дворик, Багдадский вор проскользнул мимо мирно храпящей на посту стражи и двинулся по роскошной галерее дворца, озабоченно бормоча:

– Гарем налево, сокровищница направо, гарем налево, сокровищница…

Достигнув развилки, «святой Хызр» затормозил. Левая нога широко шагнула налево, правая – направо, но, в отличие от левой, совсем чуть-чуть. Самую малость.

– Сокровищница направо, – напрягся «святой», пытаясь подтянуть назад левую ногу, но она упорно сопротивлялась.

Багдадский вор застыл, как буриданов осел между двумя кормушками, в позе полушпагата. Сердце его рвалось налево, разум тянул направо. Из ступора «святого» вывели чьи-то осторожные шаги. Вот тут-то он и показал класс. Вор испарился буквально на глазах. Причем абсолютно бесшумно, не звякнув ни одной монеткой из мониста. Мимо авантюриста, вжавшегося со своим мешком в стенку и слившегося с ней, как хамелеон, испуганно озираясь, крался сам светлейший. Достигнув поворота, он воровато оглянулся и свернул в сторону гарема. Удивленный столь странным поведением владыки, Багдадский вор двинулся следом.

– О мои нежные козочки, – с вожделением проблеял эмир, приникая к замочной скважине. Из-за двери раздался многоголосый стон. – Ваш пастух идет к вам.

Евнухи, стоящие на страже, деликатно отвернулись в сторону. Из-за двери послышались томные стенания «козочек». Рука эмира потянулась к связке ключей, висящих на поясе, и… светлейший пошлепал себя по бокам, по пухлому заду и резво распрямился.

– Ты кто такая?

– Гюльчатай, – сочным баритоном сообщил Багдадский вор, пытаясь запихнуть ключи в карман своих латаных-перелатаных зеленых штанов. Это было сделать не так-то просто.

От одного вида задранной вверх паранджи владыка Багдада завибрировал. Он так возбудился, что не заметил ни пыльного халата под паранджой, ни лаптей, ни штанов. Его богатое воображение рисовало нечто иное. Однако как ни выбило из колеи владыку Багдада вольное обращение с паранджой афериста, он нашел в себе силы выхватить из-за пазухи свиток. Эмир развернул его и забормотал, вчитываясь в замысловатую вязь арабских строчек.

– Зухра, Зульфия…

– Я новенькая, – пояснил Багдадский вор, – меня еще в список внести не успели. Видишь, и приданое со мной. – В качестве доказательства он тряхнул мешком и монистами под чадрой.

– Новенькая! – страстно выдохнул владыка, роняя свиток. Глаза его замаслились. – Открой личико, Гюльчатай! Твой повелитель хочет…

– Мой повелитель чего-то хочет?

У дверей гарема неведомо откуда материализовалась девица в воздушной шелковой вуали и встала грудью между Шахрияром и «новенькой».

– Так чего же хочет мой повелитель? – вторично вопросила она, уперев кулачки в крутые бедра, упакованные в полупрозрачные шелковые шаровары. Тонкие стрелки подведенных сурьмой бровей хищно сошлись у переносицы.

– Кисонька моя, – деликатно кашлянул эмир, – это не совсем то, что ты думаешь. Обычная ревизия. За имуществом присматриваю, наложниц пересчитываю…

– А ведь как обещал! – прошипела «кисонька», наступая на изрядно струхнувшего повелителя. – Какие клятвы давал!

– Так, кисонька…

– Бородой пророка клялся! – взвизгнула Шахерезада. – До тысяча первой ночи ты мой! И чтоб я тебя около гарема больше не видела! В покои! Сказку на ночь, и баиньки!

Эмира как ветром сдуло.

– А с тобой, бесстыжая, – прошипела разгневанная фурия, – я попозже потолкую. Как освобожусь. Тогда и разберемся.

Шахерезада пинком вышибла дверь гарема вместе с косяком и зашвырнула туда обалдевшего от такого поворота событий Багдадского вора.

– Дверь железную поставить!

Евнухи замерли, втянув головы в плечи. Шахерезада смотрела на них, как удав на кроликов.

– Ключи мне! Все ясно?

Евнухи торопливо закивали головами. Хозяйка дворца, гордо задрав нос, двинулась в покои эмира читать своему повелителю очередную сказку на ночь, а Багдадский вор, кубарем влетевший в гарем под грохот рухнувшей двери и треснувшей по всем швам паранджи, кряхтя и держась за поясницу, поднялся с пола. Эмирские жены, увидев бороду своей новой подруги, дружно сказали «вах!».

Бедолага тихо сказал «ох!» и на карачках пополз обратно, но было уже поздно. Девять с половиной сотен дозревших без мужиков знойных красавиц Востока медленно наступали на него.

– Я же Хызра… святой… – пролепетал насмерть перепутанный Багдадский вор. Ничего умнее в тот момент он придумать не мог.

– Так просвети нас, грешниц, – жарко выдохнул гарем.

И «святой» понял, что попал. Причем крупно попал…