Текст книги "Двадцать один день неврастеника"

Автор книги: Октав Мирбо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Шомассю был очень польщен такой предупредительностью и, смущаясь и плохо подбирая слова, очень вежливо благодарил в самых признательных выражениях... Сжимая ему крепко руку, маркиз прибавил:

– И затем... не стесняйтесь... черт возьми!... Располагайте мной, в чем только вам понадобится... не бойтесь надоесть мне...

Бывший фактор был глубоко тронут этим простым сердечным отношением к себе и рассыпался в благодарностях.

– Ведь это так естественно, мой дорогой... уверял его маркиз... помилуйте... между дворянами, черт возьми!

Честный Шомассю сконфужено и робко возразил:

– Но... я не дворянин, господин маркиз... мне очень далеко до этого!

– Да что вы говорите, мой дорогой?... ответил маркиз... Дворянин тот, у кого душа есть... а у вас хорошая душа... черт возьми!... Это сейчас же видно...

И за все время своего посещения он осыпал его дружескими, фамильярными восклицаниями, шутливыми возражениями, которые внушали доверие. Вернувшись к себе домой вечером, добродушный торговец, с восторгом рассказывал своей жене:

– Очень хорошо... все хорошо складывается... Наш сосед маркиз совсем не гордый человек. Ох, какой добряк! Одно удовольствие иметь дело с таким маркизом...

Каждый раз, когда Шомассю выходил осматривать работы по постройке, он был уверен, что встретит там всегда веселого и сердечного маркиза. Ни пыль от штукатурки, ни свежая краска его не пугали, и он все хотел видеть собственными глазами.

– Ах, какая шикарная краска, мой дорогой! У вас прелестный вкус... Меня зависть берет, глядя на ваш дворец, не чета моему...

– О! мой дворец!... говорил извиняющимся тоном Шомассю.

– Ну да... да если это, мой дорогой, не дворец... то уж и сказать нечего.

Он давал ему советы по устройству сада, указывал ему лучших поставщиков в городе и знакомил с местными нравами и обычаями.

– А знаете... в будущем году у нас муниципальные выборы. Я решительно рассчитываю на вас. Вы будете на первом месте в моем избирательном списке... Да... да... непременно... И мы покажем этому предательскому правительству. Надеюсь, вы принадлежите к партии честных людей, истинных французов, к партии Господа Бога... черт возьми!.. Господь Бог не космополит, нет... он француз...

Однажды он пригласил его в замок позавтракать. Шомассю колебался. Маркиз настаивал:

– Без церемоний, мой дорогой, без церемоний. Черт возьми! ведь это пустяки, между дворянами... К тому же и маркиза так много слышала про вас от меня и очень хочет познакомиться с вами.

Несмотря на свою застенчивость Шомассю в конце концов принял приглашение... правда не без боязни, потому что он никогда не был за столом у маркизов... Как он будет держаться? Не будет ли он смешон? И маркиза? и эти важные лакеи? У него сильно забилось сердце, когда он вошел в переднюю, устланную старинными коврами.

Завтрак был на славу. Бедный малый никогда себя так хорошо не чувствовал, в таком веселом, милом обществе, среди таких сердечных людей. Маркиза оказалась простой, гостеприимной хозяйкой и сразу завоевала его расположение. Она очень живо интересовалась женой Шомассю, его семьей, друзьями его семьи.

Все его приводило в восторг: ковры на стенах, серебро в буфетах... ослепительное трюмо, в котором отражалась волшебная феерия цветов и фруктов... и два лакея, которые подливали ему вино из серебряных кувшинов. В восторге он говорил себе:

– Ах! какое счастье, что я приехал в этот край... Оказывается, вовсе не так трудно сидеть за столом у маркизов... Думал ли я когда-нибудь, я, простой базарный фактор, проводить остаток своей жизни в дворцах, среди таких знатных друзей?

Он с гордостью мечтал уже о необыкновенных вещах, о необыкновенных почестях и редких удовольствиях.

Когда подано было кофе, маркиз небрежно спросил Шомассю:

– У вас, конечно, есть кареты?

– Нет, – ответил он, – у меня нет... и я не рассчитываю обзаводиться ими...

Маркиз стал возмущаться:

– Как?... воскликнул он  – Ведь это вам необходимо...

Смущаясь и краснея Шомассю стал объяснять:

– С нас достаточно... тележки и осла... для провизии.

– Это невозможно... заявил повелительным тоном маркиз. Я этого не допущу... Вам нужно приобрести карету и кабриолет...

– Это...

– Позвольте, мой дорогой... вы без этого не обойдетесь,

– Вы думаете?... прошептал сконфуженный Шомассю.

– Безусловно, мой дорогой. И знаете... так и быть уж!... Вы мне так нравитесь, я так счастлив иметь вас своим соседом... что я готов на жертву для вас.

– О! господин маркиз!

– На очень большую жертву... У меня есть карета и кабриолет, почти совсем новые, последнего образца, великолепной работы... Если маркиза ничего против этого не будет иметь, что же, мой дорогой, я вам их уступлю...

– О! господин маркиз!

– Какого еще черта! между дворянами... Эти экипажи мне стоили по пяти тысяч франков каждый. На них и не ездили почти. Я вам их уступлю по две тысячи... Это безумие с моей стороны... но решено!... ничего не поделаешь... К тому же... когда я увижу в них вас с вашей женой, мне будет казаться, что они еще мои... Я вам их сейчас покажу. Без выезда, мой дорогой?... Что о вас говорить станут в округе?... Постойте-ка!... У меня еще есть две запряжных лошади. Я их уступлю вам за ничто... почти за ничто...

Он похлопал его по плечу:

– Шикарный выезд, мой дорогой!... Ну что же? Зато мне это будет приятно... У меня всегда так... Увы! в жизни... не часто приходится оказывать услуги порядочным людям.

– Видите ли, – прибавил он с радостным лицом и аффектированными жестами; – в сто раз приятней давать друзьям, чем получать от них... вот, как я думаю.

Шомассю не мог прийти в себя. Он все качал головой... и повторял:

– Наконец... господин маркиз... если вы думаете?...

– Конечно!... Еще бы?... Еще по стаканчику коньяку... и в каретный сарай, мой дорогой... Вот то вы будете поражены... скажу я вам...

Вдруг он принял озабоченный вид.... и, посматривая на жену, которая перелистывала газету, сказал:

– Только бы маркиза не запротестовала?... Эти экипажи предназначались для нее...

С любезной улыбкой на устах маркиза ответила:

– Другому... я отказала бы... сейчас же... но для господина Шомассю... я готова все сделать...

Шомассю оказался в большом затруднении... Ему мало улыбалась мысль приобрести такие дорогие экипажи. К тому же пришлось бы кучера держать... корм покупать для лошадей... платить лишние налоги... Это было слишком тяжело для него, не по карману... Но как упустить такой случай и отказаться от такого любезного предложения... Нужно быть последним грубияном...

– Право, маркиза... вы слишком любезны со мной... благодарил Шомассю дрожащим от волнения голосом, в котором чувствовалось польщенное самолюбие, гордость и желание показать себя вежливым человеком...

– Ба! – воскликнул маркиз... между дворянами!..

И затем прибавил:

– Пойдемте, милый мой...

Взяв его под руку, он вышел с ним из столовой...

У маркиза был очень старый кабриолет и еще более старая карета, и он уже десять лет безуспешно пытался сбыть их как-нибудь с рук... Это были старинные, смешные экипажи, изображения которых можно встретить на гравюрах начала империи. Ими совершенно нельзя было пользоваться. Изношенные, согнутые рессоры не могли выдержать тяжести разбитого и на половину сгнившего кузова. Они каким-то чудом держались на своих осях. При малейшем движении колес эти разъехавшиеся древние колесницы начинали качаться вправо и влево, как старики мотают головой во время ходьбы. При быстрой езде, они должны были описывать невероятные кривые линии, кружась, как в водовороте, и шатаясь, как пьяные. Сукно на подушках, бывшее когда-то синего цвета, стало каким-то неопределенным, не то подозрительно-желтым, не то грязно-зеленым с каким-то отвратительным серым оттенком от бесконечного употребления и накопившейся с незапамятных времен пыли. Порыжевшая кожа потеряла свою прочность и рвалась, как трут. Стекла и шторы нельзя было ни поднять, ни опустить. От полувековой чистки от позументов и следа не осталось. Из-под шелковой тесьмы торчала веревка; шелковые пуговицы истрепались и висели какими-то жалкими фитилями... Самый плохой извозчик не согласился бы ездить на них даже ночью и в самых глухих кварталах города.

Маркиз предлагал их всем за ничтожные деньги, но никто не хотел их купить. В течение нескольких лет они фигурировали в качестве „редкого случая“ в объявлениях специальных газет, которые под рубрикой разведения домашнего скота, акклиматизации и изящной утвари предлагают своим абонентам самые неожиданные обмены и хозяйственные комбинации... Очень богатые и очень знатные люди стараются „надуть“ друг-друга в этих объявлениях, предлагая обменять пару бурых кохинхинок на эрардовское пианино, словари Лярусса на луковицы тюльпанов, старые засаленные наплечники на мандолины, освященные папой четки на хорошо объезженных и безупречных ирландских пони... и т. п.

Когда привлеченный этими восторженными объявлениями, или мало похожими на оригинал фотографиями в замок являлся кто-нибудь для покупки или обмена, то он, при первом же взгляде на экипажи, убегал, иногда громко выражая свой протест при этом.

– Дворяне, а позволяют себе такие шутки... с таким бесстыдством издеваются над людьми, говорил покупатель и сердитый уходил.

Отчаявшись продать когда нибудь эти злополучные экипажи в том жалком виде, какой они имели, маркиз решил починить их немного и слегка покрасить. Затем он покрыл их приличными чехлами и поставил в сарай в ожидании выгодного случая.

– Уж непременно подвернется удобный случай по-королевски „надуть“ кого-нибудь... часто говорил он по это поводу, – лишь бы только терпения хватило выждать...

Всю свою жизнь он на практике применял этот мудрый афоризм и всегда оставался довольным. И теперь, встретившись с Шомассю, он тотчас же почуял своим специфическим дворянским нюхом, что наступил как-раз ожидаемый удобный случай...

По дороге в сарай маркиз без умолку болтал, жестикулировал, рассказывал смешные истории и хлопал по плечу бывшего базарного фактора, который и без того уже был подготовлен ко всяким условиям хорошим завтраком, восхитительной улыбкой маркизы, сердечностью и добродушием маркиза и кроме того тремя веками славы и почестей, которые нашли себе такое красивое воплощение в этом современном и безукоризненном дворянине.

Идя и слушая маркиза, Шомассю любовался на большие лужайки с волнистой травой, на мозаику из цветов, на огромные, толстые деревья и на изящные службы из белого камня и разового кирпича с разными украшениями и грациозно поднимающимися к небу маленькими башенками на крышах. Все, что он видел перед собой, вызывало в нем, мелком парижском торговце, мысль о славе, роскоши, удовольствиях. Проходя мимо площадки для игры в лаун-теннис, маркиз спросил его:

– Вы любите играть в лаун-теннис?.. Ваша жена наверно также любит?.. Предупреждаю, маркиза в нем очень сильна... ее трудно обыграть.

– Ах, мой друг! – воскликнул он, когда они миновали уже эту площадку, – я несказанно рад, что вы воспользуетесь этим „редким случаем“... И нужно же было вам как-раз приехать к такому случаю... Удивительно, какое сильное впечатление вы на меня произвели?.. И чем вы так привязали меня к себе? Ведь вы из меня можете сделать, что захотите... Обворожили, да и только... Мошенник Шомассю!.. Я и опомниться не успел... как все уже готово было... А между тем меня не так-то легко в руки забрать... Я и сам не дурак... знаю, где раки зимуют... Но против вас... не устоишь, черт возьми!..

Время от времени Шомассю прерывал его и благодарил:

– Ах! господин маркиз... господин маркиз...

А маркиз возражал:

– Да и что говорить... очаровали... Вам ни в чем не откажешь... Только вот...

Минуту спустя он сказал:

– Вот что меня немного беспокоит... Все вам будут завидовать, мой дорогой...

– Мне?.. удивился бедняга...

– Ну, да, вам... Я эти дивные экипажи никому не хотел продать... за пять тысяч франков... а вам я их отдаю за две тысячи!.. Они взбесятся все. Впрочем, вам то что за дело до этого? Наплевать вам на них, а?.. А знаете, мой друг?.. Эти экипажи исторические.

Шомассю открыл рот и вытаращил глаза от удивления.

– Исторические?.. воскликнул он... не может быть...

– Ну да. Они имели честь... но поклянитесь мне, что вы никому ни слова, об этом не скажете... ни-ни!..

– Клянусь вам!

Он произнести эту клятву тихим и робким голосом, хотя у него и мысли не было нарушить ее когда-нибудь... Но в этом слове: „исторические“, было так много таинственного и торжественного, что он еще больше смутился... и экипажи показались ему теперь какой-то святыней. Маркиз продолжал конфиденциальным тоном:

– Они имели честь... пять месяцев тому назад... привезти и увезти назад в Гавр... герцога Орлеанского... глядите же... молчок!.. герцога Орлеанского, которому пришла благая мысль провести у меня несколько дней под величайшим секретом.

– Герцога Орлеанского? – пролепетал пораженный Шомассю... Скажите пожалуйста?.. Герцога Орлеанского?

– Да, мой друг... его самого... Я вас ему представлю, когда он еще раз приедет... Но ни слова?..

– О! господин маркиз.

– И знаете, что мне сказал герцог Орлеанский?.. Он мне сказал: „Я так доволен вашими экипажами, мой дорогой маркиз, что мне никаких других не нужно будет, когда я вернусь к своему народу...“ И знаете, что я ответил герцогу Орлеанскому?.. Я ему ответил: „Ваше Величество... это было бы великой честью для моих экипажей... но вы этого не можете сделать... Не в экипаже должны вы вернуться к своему народу... а верхом на лошади... верхом, Ваше Величество!..“ Вы такого же мнения, конечно, Шомассю?

– Конечно... конечно... господин маркиз... Верхом... ясное дело.

– Без сомнения... Я был уверен в этом...

– Затем, – продолжал маркиз, – герцог Орлеанский взял мою руку, пожал ее своей королевской рукой и сказал... дрожащим от волнения голосом: „Да, да... именно верхом я должен вернуться к своему народу... Вы правы... Вы добрый слуга!“ А! что вы на это скажете?.. Вот они какие ваши экипажи...

Они подошли к службам... Маркиз положил свою руку на плечо Шомассю и сказал:

– Почти королевские экипажи... и везет же вам, мой милый Шомассю?..

Шомассю не мог определить, где он находится... Троны, империи, султаны, пурпурные мантии... горностаи... скипетры так и прыгали в его голове в какой-то бешенной пляске... Но так как маркиз продолжал трясти его за плечо, то он со вздохом воскликнул:

– Никогда, господин маркиз... никогда я не осмелюсь сесть в них...

– Полноте, мой дорогой... полноте, ободрял его маркиз... Любо будет смотреть на вас и на вашу жену, когда вы будете сидеть в них... Дайте мне довести дело до конца... Я хочу, чтобы вы поражали всех своим шикарным выездом...

В это время вышел конюх.

– Отопри сарай... приказал, маркиз... каретный сарай с экипажами герцога Орлеанского...

Шомассю волновался. Сердце у него сильно билось.

Он волновался, и сердце у него билось при мысли, что он, наконец, увидит и дотронется руками до этих знаменитых экипажей, в которых везли, правда, только претендента, но в которых чуть не приехал король. Он старался представить себе эти кареты, которые казались ему „почти троном“: еще немного, и эти чудесные кареты прокатились бы от Булони до Парижа при шумных овациях, при восторженных криках всего народа... Они должны были быть великолепными, позолоченными и изукрашенными грозными эмблемами... с широкими и высокими сиденьями, покрытыми, как постель королевы, чехлами с вышитыми на них лилиями... с большими напудренными гайдуками на запятках, с золотыми галунами, с золотыми кантами, с лампионами на голове, с выступающими, как у гладиатора, икрами, затянутыми в тонкие шелковые чулки. А фонари изукрашены наверно, как часы де-Камондо!.. Рессоры изящны, подвижны, упруги и сгибаются, как шея у лебедя... Своей роскошью и блеском эти экипажи должны были напоминать восхитительную коляску герцога Брауншвейгского, которую он когда-то видел на ипподроме; четверка бешеных лошадей привезла в ней тогда на скаковой круг гимнастов и клоунов в серых и розовых костюмах с серебряными звездами... Он их сравнивал также с величавой архитектурной красотой траурных колесниц с их перьями, символическими атрибутами и редкими цветами... когда они везут к роскошным гробницам работы скульптора Сен-Марсо славных генералов и миллиардеров банкиров.

Он до сих пор считал себя надежным республиканцем и всегда голосовал на выборах за Гоблэ. Но теперь он вдруг открыл в себе монархистскую душу. Да, благосостояние Франции... интересы промышленности требовали этого... Необходимо вернуться к декоративным традициям, к придворным празднествам, к блестящим мундирам, ко всей безумной роскоши... К королевской власти... или даже... к империи... В эту минуту он почувствовал сильнейшее презрение к обезличенной буржуазной жизни республиканской эпохи... Как истинный парнасский патриот, он ясно видел теперь жалкую... антикоммерческую бедность кареты Эмиля Лубэ... „Свадебная карета“, мысленно смеялся он...

Вот он сейчас также увидит свадебные кареты... Но для какой свадьбы!.. Для свадьбы Франции и ее короля, не больше и не меньше...

Несмотря на непривычную высоту, на которую карсты маркиза затащили его мысли, он все время не переставал сознавать свое собственное ничтожество. По природе своей он был восприимчив ко всему великому, но он был робок и лишен самоуверенности.

– Маркиз – говорил он себе – очень мил, очень любезен со мной... Он мне отдает за ничтожные деньги – за две тысячи франков – исторические кареты, из-за которых могли бы поспорить все знаменитые европейские музеи... Это большая честь для меня, и я горжусь ею... Но я человек практичный... и нахожу много неудобств в них... Что мне делать с такими каретами... Ведь я никогда не сумею... не осмелюсь ездить в них... Впрочем мне еще... куда ни шло?.. Но моей толстой жене с ее красным лицом и большим животом нечего и думать об этом... Все это очень досадно... Ах! если бы этому добрейшему маркизу, который так благоволит ко мне, угодно было уступить мне английский шарабан... или... маленькую деревянную одноколку с маленьким пони... Это куда выгоднее было бы для меня...

Увидев его задумчивое, серьезное лицо с морщинами на лбу, маркиз слегка толкнул его.

– Что вы... что вы?.. О чем так задумались Шомассю?.. спросил он.

– Да вот, господин маркиз, – ответил Шомассю... думаю, что при нашем положении... деревянная лакированная одноколка с маленьким пони...

Но маркиз прервал его, громко засмеявшись и по-приятельски похлопав его по плечу.

– Мошенник Шомассю!.. – воскликнул он... Странный человек!.. Тут редкий... исключительный случай?.. Какого же черта вам еще нужно?.. Предоставьте это мне мой дорогой... Я знаю, что вам нужно... Внимание!.. Момент наступил...

Момент действительно наступил...

Чехлы были сняты и кареты стояли, наконец, перед ним... во всем своем историческом величии...

Сначала он „не поверил своим глазам“...

– Маркиз, наверно, ошибается, – подумал он про себя... Это какие-то старые истоптанные сапоги... какие-то допотопные рыдваны, которые не мало поездили на своем веку... Поможет быть, чтобы это были... экипажи... чудные экипажи герцога Орлеанского... Нет... это невозможно...

Выпучив глаза и закусив губы, он внимательно рассматривал экипажи и все более и более удивлялся... Затем он вопросительно посмотрел на маркиза, как бы желая вызвать у него протест или, по крайней мере, объяснение... Но лицо маркиза ничего подобного не выражало... Выпрямившись и подбоченясь он покачивался на своих ногах с чисто-аристократической непринужденностью и улыбался, как человек, который любуется очень красивым предметом.

– Ну что, мой милый Шомассю... – спросил маркиз, – что вы скажете про мои экипажи?.. Не правда ли, великолепны?...

Так как смущенный Шомассю не так скоро ответил, как в данном случае требовалось, то он прибавил:

– Вы не находите их великолепными?

– Да... да... с большим усилием пробормотал бедняга... великолепные!..

– Последнего образца, мой дорогой... Таких не больше двадцати в обращении...

– Неужели?..

– Конечно, мой дорогой...

Шомассю осмелился, наконец, взяться за ручку дверцы и слегка потрясти карету... Рессоры заскрипели... кузов затрещал... Ему показалось, что карета сейчас упадет ему на грудь.

– Видите, какие рессоры?.. – воскликнул маркиз... Чудная сталь... Мягкая... как масло... Знаете, в этой карете вы себя чувствуете, как у себя па постели...

– А!.. неужели?..

– Конечно...

Затем, переменив тон, он спросил:

– Но... Шомассю... к чему все эти вопросы?.. Посмотрите на меня, посмотрите мне прямо в лицо... Разве у меня вид человека, который способен провести кого-нибудь?.. Между дворянами – понимаете ли – таких шуток себе не позволяют, мой дорогой...

Шомассю извинился и открыл дверцу... Внутренность кареты показалась ему еще более бедной и ветхой, чем наружный вид...

– Отделка совсем выцвела, мне кажется? – пробормотал он...

– Выцвела?.. – воскликнул маркиз... Да вы с ума сошли, мой дорогой... Совершенно новая... Зеленого цвета... вот и все... Зеленый ампир... Последняя мода...

– А!..

– Последний крик...

– А!..

Произнося это: „А“, он поднял ковер, который покрывал пол в карете... и увидел два железных бруска, скованных в виде креста и предназначенных для скрепления сгнившего и распадающегося дерева...

– Да посмотрите же, господин маркиз... взмолился Шомассю... посмотрите на это...

Маркиз ни на одну минуту не смутился.

– Это?.. воскликнул он... Да ведь это крест Биндера...

– Крест?..

– ...Биндера, несносный Шомассю... Вы не знаете ничего про крест Биндера?..

– Господин маркиз?.. умолял бедный базарный фактор.

– Последняя новость Биндера... с клеймом... подписью... Никакой подделки, что и говорить! А!.. а!.. а!.. бедный Шомассю, вам еще многому поучиться нужно!..

Маркиз закрыл дверцу.

– И везет же вам!.. воскликнул он... Вы можете пользоваться моими горбами... я вам даю формальное разрешение на это... Ах, проклятый Шомассю... Ну, посмотрим теперь лошадей...

Шомассю посмотрел лошадей и купил их. Он посмотрел также сбрую и купил ее. По лошади сломали себе ноги при первом же выезде. Сбруя из гнилой кожи искрошилась... А в каретах он сначала переменил колеса, затем ходы, затем кузова. И экипажи ему обошлись в девять тысяч пятьсот франков...

– И все-таки... говорил он про себя... я предпочел бы деревянную лакированную одноколку с маленьким пони...

Он опять стал умеренным республиканцем, возненавидел маркизов, королевскую пышность... роскошные кареты... кресты Биндера и с нежностью думал о Гоблэ. Измученный этим приключением, он часто с яростью говорил:

– Вот как монархия способствует развитию коммерции... покорно благодарю!

И в довершение его несчастья все в Порфлере над ним же смеялись..:

– Ну и шутник же наш маркиз!.. Вот славный малый!

Эти слова здесь у всех на устах; я их слышу от Клары Фистул, от Трицепса, в отеле, где маркиз Порпиер получает даровую квартиру, в казино, где оплачивают его дорогие удовольствия... и дают взаймы тысяча-франковые билеты... И когда он проходит мимо меня, наглый веселый, фамильярный и самоуверенный, я вспоминаю всегда бедного тщедушного социалистического кандидата на площади в Норфлере и эти грубые оскорбительные слова: „Долой предателей“, брошенные ему в лицо этим дворянином барышником, мошенником и патриотом...