Текст книги "Вредная (СИ)"
Автор книги: Оксана Пузыренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)
Глава 21
Глава 21.
Декабрь.
Я жива.
Глава 22. Прекрасный конец или счастливое начало
Глава 22.
Молчи. Смотри на звезды и цени то, что живешь.
Бернар Вербер
30 декабря.
Прошел ровно месяц.
Глупы те, кто считает, что человеку необходимы годы и десятилетия, чтобы привязаться к кому-то очень прочно. Мне хватило всего пары месяцев.
Тэйт в моей жизни – это звезда. Падающая звезда. Он ярко вспыхнул, осветив все вокруг, привлек к себе внимания каждого, прочертил ночное небо и погас, также неожиданно, как когда-то появился. Он ворвался в мою жизнь, заставив загадать желание и верить в то, что оно исполнится. Только вот в действительности этому случиться было не суждено.
Я лежала на кровати, завернувшись в одеяло как в кокон. Шторы были плотно закрыты, поэтому даже намека на то, который сейчас час, не проникало в комнату. Луна освещает город, или солнце? Не знаю. Да и класть я на это хотела.
Кто-то то ли постучал, то ли поскребся в дверь. Я проигнорировала этого человека, надеясь, что он уйдет. Но нет, дверь с тихим скрипом отворилась и в комнату прошла мама. Только она так пошаркивает домашними тапочками.
– Милая, ты спишь?
Я молчала, что можно было расценить как «да». И какого ответа вообще люди ожидают на этот вопрос? Маму мое молчание не убедило и она сделала еще шаг по направлению ко мне.
– Может сегодня, ты все же выйдешь к нам? Все уже приехали. Даже Лукас со Сьюзи. – Лукас был моим дядей, Сью – его непоседливая дочь, ровесница Дэниэля. Его жена была той еще грымзой и оставила их. Скатертью дорога. Мама присела на кровать и, со вздохом, погладила меня по голове.
– Лексис, я представляю, как тебе тяжело. Ты потеряла близкого друга, но ты правда думаешь, что это жизнерадостный мальчик хотел бы, чтобы ты лежала в темной комнате одна и горевала за ним до конца твоих дней? Если у него не осталось возможности жить, это не значит, что ты не имеешь права быть счастливой. Это значит, что ты обязана быть счастливо и прожить эту жизнь за вас двоих.
У меня из груди вырвался судорожный всхлип. Ну все, теперь мне точно не прикинуться спящей до конца дней своих. А был такой прекрасный план.
Мама наклонилась ко мне и обняла меня, прямо так, неуклюже, во всех этих мотках теплого одеяла. Как-то так меня когда-то давно утешал Тэйт… Я почувствовала ее теплые губы на моей макушке и слезы полились сильнее.
– Мне так больно мама. Мне кажется, что внутри меня чего-то не стало. – Хрипло и приглушенно прошептала я, все еще уткнувшись лицом в подушку.
– Бедная моя доченька. Позволь нам быть с тобой, ты не должна справляться одна. Пожалуйста, позволь нам помочь тебе. Мы так переживаем.
Укол вины проскользнул в мое сердце. Новогодние праздники… Я лишаю радости свою семью, потому что не могу совладать со своими эмоциями, со своим горем. Но как это сделать, если оно просто поглощает меня изнутри, разъедает? В каждом предмете, каждом воспоминании я вижу лицо Тейта. Слишком глубоко он оказался в моем сердце.
– Мне… Мне надо умыться, мам.
Мама отодвинулась от меня, еще раз поцеловав в волосы.
– Конечно. Ты спустишься к ужину?
Ужин. Значит сейчас все же не ночь.
– Да.
– Мы будем ждать тебя, Лекси.
Как только дверь за мамой закрылась, я отодвинула одеяло. Неожиданно в этом защитном панцире стало жарко, мокро и неуютно. Слова мамы о том, что я должна жить за двоих, зародили во мне какой-то проблеск надежды. Может, она права?
Я прошла в свою маленькую ванну с душевой и, включив свет, поморщилась: так сильно он ударил по отвыкшим глазам. Я взглянула в зеркало над умывальником, в серой раме отразилось нечто. Это нечто имело бледное лицо, обрамленное жутко спутавшимися грязными волосами, бескровные губы, и смотрело на меня красными, опухшими глазами. Взгляд – пустой.
– Я не знаю кто ты, но я тебя отмою. – Вслух произнесла я и принялась приводить угрозу в действие.
Через какое-то время (Кажется, я потеряла не только счет дням и ночам, но и минутам, часам…) я была уже чистая и одета в домашнее платье. Пришлось закапать глаза и нанести малость макияжа, чтобы не испугать своих племянников, чьи крики периодически доносились с нижнего этажа. Смотря в зеркало, я попыталась отрепетировать беззаботную улыбку. Выходило кривенько, как будто за это время моя мимика перестала мне подчиняться. Ладно, главное ведь – попытаться, верно?
Я со вздохом вышла на свой этаж, замерла на верху лестницы, и медленно спустилась. Дети притихли. Заглянув в гостиную, я поняла почему: бабушка (их бабушка, моя мама), собрала малышей рядом с собой и читала вслух какую-то огроменную книгу. Моя сестра устроилась рядом, держа на руках самую маленькую в нашем семействе – Даниэллу. Очевидно, малышка спит. Я тихо подхожу и сажусь в ногах сестры, та улыбается мне своей мягкой улыбкой. Заглядываю в ее руки, моя маленькая племянница похожа на ангелочка. Пухлощекого и беззаботного.
– Она совсем на тебя не похожа, копия отца. – Произнесла я, тщательно изучив девочку.
Сестра кивнула:
– Все так говорят. Вот так мучаешься, носишь ее под сердцем 9 месяцев, ночами не спишь, а она в итоге «совсем на меня не похожа».
Мы приглушенно засмеялись.
– Ты как?
Я пожала плечами, что можно ответить на такой вопрос, пусть даже близкому человеку? Нормально? Терпимо? Справляюсь? Хорошо?
– Ну… Я жива. – Наконец выдала я.
– Лексис. – Я подняла голову и посмотрела на свою сестренку. Ее безмерно доброе выражение лица всегда поражало меня. Она – самый светлый человек нашей семьи. Ну, возможно еще наша мама. – Помни, что Бог дает нам столько испытаний, сколько мы может выдержать.
– Да разве можно выдержать такое, Лил…
– Можно, потому что ты очень сильная. Ты сама не представляешь насколько.
Она права, я не представляю. Я даже не представляю, как можно поверить в эти слова. Я сильная? Да куда там… Я способна лишь рушить все, к чему прикасаюсь.
Мои внутренние терзания прервала распахнувшаяся дверь, принеся с собой запах мороза и хвои. Оказалось, что отец, Мэтьюз и Лукас ходили за елкой. Пушистая и красивая, благородного, темно-зеленого цвета, она вызвала бурю эмоций у Даниэля и Сьюзи. Их визг заставил Лилит подскочить вместе со своей спящей ношей и умчаться в менее шумную зону.
Мужчины занесли новогоднее дерево, а вместе с ним и кучу снега на своей одежде. Счастливые и краснолицые, мои самые любимые мужчины. Лукас, заприметив меня, живо подошел и крепко обнял:
– Лексис, призрак второго этажа. Я уже думал, что увижу тебя лишь в следующем году.
Каждый раз смотрю на своего дядю и молчаливо «ахаю». Этот мужчина с каждым днем становится все красивее. Может он пьет кровь младенцев? Надо проверить Сьюзи на следы укусов. Не совсем новогодний юмор, верно? Но хоть какой-то.
– И не надейся, засранец. – Я с удовольствием взъерошила тщательно уложенные гелем волосы мужчины, заставив его застонать от тоски.
– Лекси-и-и! – Племянники, которые были сначала увлечены сказкой, а затем елкой, тоже заметили меня и накинулись с объятиями, соревнуясь друг с другом в силе сжатия моего тельца.
– Привет, рыбка, привет, футболист. – Я по очереди поцеловала каждую из макушек. – Как дела?
– Отлично! Мы будем елку наряжать! Завтра уже Новый год и подарки! Ты будешь с нами? Я надену завтра такое платье…
– А я бабочку! Как у папы и Лукаса! А дедушка не любит бабочки. А ты любишь?
Дети наперебой стали озвучивать мне планы и мысли, роящиеся в их маленьких хорошеньких головках, а я лишь кивала, рассеянно улыбаясь. Рядом прошел отец и напевая строчки из песни Jingle Bells мимоходом, на секунду прервал свое пение, чтобы прижать мою голову к себе и запечатлеть на лбу отеческий, теплый поцелуй. От папы пахло табаком и мятой. Морозом и теплом. Домом.
Привет, я дома.
***
Вчерашний семейный вечер вымотал меня. Поиск идеального места для елки, в нашем новом доме, три разбитые игрушки (два шара и один бедный олень, лишившийся рога и ноги), восторг Сью при виде светящихся фонариков, ужин из множества блюд (я не помню, когда в последний раз нормально ела, желудок настолько отвык, что я еле впихнула в себя по пол ложки каждого), смех, истории, улыбки, настольные игры. Так же и должно быть, верно?
Когда я вернулась в свою комнату, было уже очень поздно. Такое количество общения и гама заставило меня упасть на кровать, не снимая домашнего платья. Я провалилась в сон, и от переизбытка общения, эмоций, и с болью на губах (Я улыбалась впервые за этот месяц. Это невероятно!) я моментально провалилась в сон.
– Развернись, впереди дороги нет. Развернись, впереди дороги нет. Развернись, впереди дороги нет.
Спрашиваете, что это? Я бы тоже хотела знать ответ на этот вопрос. Продрав глаза я поняла, что источник звука находится где-то у подножия кровати. И правда: в прикроватную тумбочку упорно врезался маленький грузовик, отъезжал, ругался, и снова врезался в нижнюю полку. У распахнутой двери в мою комнату раздалось хихиание. Ну конечно:
– Эй, мелкие! Что за дела?
– Мы не мелкие! – Возмутились дети, показывая свои наглые мордочки.
– А ну, марш сюда! – Я привстала на кровати и приняла в объятие хохочущих детей, а затем начала их щекотать. Бой был неравный, только я пыталась переключиться на Сью, как Даниэль спасал свою родственницу, и наоборот. За такой картиной нас из застала Лили.
– Что за шум, а драки… О, и драка есть.
– Ваши дети объявили мне войну! Причем, с боевой техникой. – Я кивнула на временно заглохшую без управления машинкой.
– И кто побеждает? – Поинтересовалась сестра.
– Мы! – Нестройным хором прокричали маленький дьяволята, заставив нас рассмеяться.
– Марш завтракать. Лекси, без тебя детям не дают раскрыть подарки, так что тоже вставай.
– Мэм, есть, мэм!
Я подхватила под мышку визжащую малышку, позволив Дэни повиснуть на моей левой ноге, и похромала в сторону ванной.
День прошел в обычной предновогодней суете. Я делала все, что было в моих силах. Это и радовало и отвлекало меня.
Уже с наступлением сумерек, нетерпеливые соседи начали «стрелять» всевозможными хлопушками, петардами и запускать в воздух фейерверки. Нескончаемое пиротехническое шоу приводила младших в восторг.
– Мама, мы модем посмотреть на фейерверки?
– Их все еще пускают!
– Хочу на улицу! Па-ап!
Дети приникли к окну и слушали звуки начала нового года.
– Ладно, только со двора не уходим, ясно вам? Мэтьюз, одень их пожалуйста.
***
Я уже успела сервировать стол и крутила красные салфетки, делая из них что-то среднее между хвостом павлина и корабельным парусом… Странно звучит, да? Ассоциации – моя сильная сторона!
До Нового года оставалось всего два часа. Отчего-то в моей груди теплилась слабая надежда, что с боем часов все изменится. Все останется в прошлом. Ну, хоть немного… Может это от того, что это мой любимый праздник. Хотя смотреть на яркую стопку свертков, подарков с моим именем от родных и друзей, отчего-то я все равно не могла. Весь день обходила нарядную елку как проклятое место. Видеть посылки от тех людей… Из той жизни… Нет.
– Алекси! – Маленькое холодное чудовище, все еще в шапке, облепленной снегом, напало на меня со спины. В руках у племянника была огромная карамельная трость, которая мазнула меня по щеке, оставив липкий след, и непременно вцепилась бы мне в волосы, если бы я не отшатнулась.
– Осторожнее, разбойник!
– К тебе пришли. Только «шшш», это наш секрет.
– Чей?
– Мой и крутого дяди. Он дал мне конфету. – Парень снова помахал перед моим лицом бело-красным леденцом, как вещественным доказательством крутизны дяди. – Я достраивал снеговика, а он попросил меня позвать тебя.
– И ты продался за конфету? Родственничек…
Неожиданно лоб юного альбиноса (Это был самый белый блондин из всех возможных белых блондинов, честно слово.) по-детски смешно сморщился:
– Он не давал конфетку Сьюзи, она ушла за морковкой для нашего снеговика и все пропустила. Ты думаешь, мне стоит поделиться? Или, может, попросить еще? Ой, нет, Алекси, лучше ты попроси еще конфету, когда подойдешь к нему.
Мальчик хулиганисто хихикнул и, бросив напоследок, что меня будут ждать за воротами умчался по коридору, на ходу роняя брызги подтаявшего снега с одежды.
– И кто научил его брать конфеты у незнакомцев?! – Я была возмущена настолько, что даже забыла поинтересоваться как выглядел таинственный гость.
Кто мог приехать ко мне за час до нового года, да еще и с леденцами? Санта Клаус? Я вступила в мягкие угги старшей сестры, без дела стоявшие на пороге, так как искать свою обувь не было желания. Накинула куртку и вышла в ночную прохладу.
В воздухе пахло весельем, а именно – петардами. Стойкий дымный запах стоял по всей улице и, кажется, он не выветрится еще неделю. На переднем дворе меня встретило снежное недоразумение – снеговик Дэни и Сью. Руки-палки, отсутствие носа (до морковки они, видать, так и не дошли), маленькие глазки-горошины (мамин салат?) и шарф… Подозрительно похожий на мой. Нет, так и есть. Мой темно-синий палантин опоясывал ледяную шею этого создания из всего двух шаров. Покачав головой, я пересекла двор и вышла из ворот.
Вышла и замерла. Сделать шаг вперед или назад? Сердце бешено заколотилось. Ничего себе, оно еще бьется. Я и забыла.
Адриан Блэк стоял, опершись на байк. Он смотрел вниз, изучая носы своих ботинок или смесь снега и грязи на дороге.
Я не виделась с ним два месяца. Не общалась месяц. Месяц назад, когда… Месяц назад я сбежала (Вы не удивлены? Я тоже. Плевать.) к родителям. И не стала общаться ни с кем. В какой-то момент я даже перестала включать телефон и компьютер, потому что множество входящих звонков и сообщений выводили меня из себя. Я наизусть знала, что они скажут, даже могла пародировать с их интонациями, поверьте. И я знала, что они волнуются и делают это от чистого сердца. Но я не хотела этого принимать. Есть события, которые тебе подкашивают, сбивают с ног, и я хотела подняться сама, без их помощи. Судите сами: слова в стиле «не плачь», когда-нибудь остановили поток ваших слез? Вряд ли. Чаще всего подобная поддержка заставляет лишь плакать сильнее. А жалость окружающих – жалеть себя с утроенной силой. А я не могла себя жалеть.
И Адриан. Среди этих звонков и сообщений были и его. Наверное, именно его имя и стало главное причиной полной блокады входящих из мира вне стен моего обиталища. Его сообщения, которые я все же прочитала, заставляли меня чувствовать себя… Черт, они просто заставляли меня чувствовать! А я не хотела чувств! Я не хотела обретать и в тысячный раз терять! И тогда мне казалось таким верным спрятаться в раковину, как жемчужину сохранив собственные эмоции.
Адриан заметил меня, но выражения его лица я не смогла разглядеть. Он дернулся в мою сторону, сделал два быстрых шага, как будто хотел подбежать, обнять, прижать… Но остановился. Его глаза изучали мое осунувшееся лицо, и стало неожиданно стыдно за свою бледность и измученный вид. Даже косметика не смогла исправить положение. Я зябко укуталась в куртку, хотя холода не чувствовала. Просто под его взглядом снова почувствовала невыносимое желание спрятаться.
– Привет. – Тихий и хриплый голос. Всего одно слово, но оно будто окутало меня, заставляя итак беспокойное сердце просто сойти с ума. Как будто его тембр посылал невидимые волны.
– Привет. – Ответила я тихо, выпустив изо рта облачко пара в морозный воздух.
Что-то треснуло, раздался хлопок, взрыв и огненный фейерверк через дом от нас взмыл в воздух, освещая на миг улицу и наши лица. А за ним еще один. И еще. И еще. Мы стояли и смотрели друг на друга, в мигании разноцветных вспышек. Желтый, оранжевый, красный. Какие восхитительные у него скулы. Как блестят его голубые глаза. Какая четая линия у его губ…
– Зачем ты приехал? – Также тихо. Но он услышал. Нас разделяло шага три, не больше.
– Чтобы кое-что тебе отдать. Подарок.
Отдать? Я поежилась, снова вспоминая разноцветную шуршащую упаковку со снеговиками и елками. Кажется, у меня развивается фобия к подаркам.
– Извини, но я не в настроении для новогодних презентов. У меня с этим некоторые…проблемы.
– Это не от меня, Алексис.
Что? И что это может значить? Парень сделал еще два шага вперед, сократив расстояние между нами до вытянутой руки. Полез в карман черной куртки и, достав что-то, протянул это мне в сжатом кулак. Я непонимающе протянула руку ладонью вверх. На нее что-то упало, блеснув в свете иллюминации дома и звякнув. Небольшой ключ и железный брелок в виде буквы «В».
– Что это? От чего? – Спросила я, изучая брелок, как будто там мог быть написан адрес или хоть какая-то полезная информация. Адриан не ответил, а снова полез в свою куртку, но на этот раз во внутренний карман. У него там склад? От конфет до ключей?
Он достал стандартный конверт из краф-бумаги, на секунду замер, посмотрев на него, и протянул мне вслед за ключами. Я взяла запечатанный конверт и повернула его. Ни адреса, ни отправителя. Лишь одно слово: «Вредной». Дыхание сперло. Я знала от кого это. Не могла не знать. Меня начало колотить, но это сова не от холода.
– Лекси, ты в порядке? – Адриан подошел совсем вплотную, с беспокойством заглядывая мне в лицо.
Сморгнула слезы и выдавила полуулыбку:
– Да, я… Все хорошо…
Я с нежностью провела пальцем по черным буквам на лицевой части конверта.
– Это от него, да? – Я даже не ждала ответа, я знала его. – Почему только сейчас?
– Я обещал сделать это в новогоднюю ночь. Он знал, что это твой любимый праздник.
Слезы хлынули из глаз. Судорожно всхлипнув, сжала конверт, а затем испуганно, боясь повредить такую ценную для меня вещь, разжала руки. Адриан хотел что-то сделать. Но я покачала головой.
– Подожди, все нормально. – Хрипло проговорила я. Глубоко вздохнув, я наконец открыла конверт. Лист бумаги, исписанный аккуратным почерком с обеих сторон. Повернувшись к дому, чтобы получить как можно больше света, жадно читала строки.
«Привет, самая вредная девчонка.
Как начать? Не знаю. Ну, что-то в стиле: «Если ты читаешь эти строки, то я уже мертв…» звучит слишком пафосно, да? Но факт остается фактом. Наверняка сейчас 31 декабря, ты стоишь рядом с Адрианом, а я смотрю на вас откуда-то с небес. Помашешь ручкой?
О'Доэрти. Я хочу знать, что с тобой происходит. У тебя еще розовые волосы? Ты также достаешь учителей и друзей? Ты досмотрела сериал? Ты не убила моего братца? А не сжила со света Адриана своим характером?
Сегодня Новый год, принято дарить подарки. И поэтому я дарю тебе самое ценное, что у меня есть. Ты не поверишь! Готова? Да, я дарю тебе малышку «Шерри». Она привыкла к тебе, так что позаботься о ней как следует. Надеюсь, что ты когда-нибудь утрешь нос Адриану.
Алексис. Я хочу попросить у тебя прощения. Прощения за то, что не смог остаться с тобой дольше. Я бы хотел.
Лекси. Я хочу сказать тебе «спасибо». Начиная с 13 лет я готовился к тому, что меня не станет. И на момент встречи с тобой мне было уже все равно сколько я протяну. Неделю, месяц, год? Но ты поразительная девушка. Ты показала мне, что вера, надежда, любовь – не пустые слова. Рядом с тобой я так хотел жить… Спасибо.
Вредина. Я хочу попросить у тебя не скучать по мне. Не грустить. И принять Адриана, если ты еще этого не сделала. Если в этом мире и есть настоящая любовь, то поверь, это она. Не упускай ее. А если Адриан будет ослом, то я спущусь прямо с небес и надеру его бойцовский зад! Так и передай!
И я знаю, что ты сейчас смеешься и плачешь одновременно, ненормальная.
P. S. Я не сказал тебе этого при жизни, не хватило смелости. Но я хочу, чтобы ты хотя бы прочитала это… Я люблю тебя. Будь счастлива. Ради меня.
С любовью, Тэйт».
Я прижимала руку ко рту, улыбалась, как сумасшедшая и глотала слезы. Снова и снова вчитываясь в слова. Спасибо, Тэйт. Спасибо тебе. Подняв глаза к небу, я вгляделась в звезды. Я улыбалась. Искренне, наконец-то. Как будто с последней точкой в его письме с моей души свалился огромный камень. Впрочем, так оно и есть…
– Все то ты знаешь, Тэйт Вуд… – Прошептала я, снова посмотрев на письмо и улыбаясь клочку бумаги. На силу оторвала взгляд и посмотрела на Адриана. – Он подарил мне байк. И обещал надрать тебе зад.
Напряженное лицо парня расслабилось, губы растянулись в улыбке:
– Ну, кто бы сомневался.
Я смотрела на парня, безумно красивого парня. Парня, который был призраком моего прошлого. Парня, который был в моем настоящем, прямо сейчас, передо мной. Парня, с которым у меня может быть будущее. Нужно сделать лишь… Шаг вперед. Всего один шаг под пристальным взглядом голубых глаз. Снова взрыв в ночи, на этот раз дальше по улице. Небо озарилось светом золота. Заставляя глаза Адриана блестеть в ночи.
– Алексис…
– Заткнись, Блэк…
Я привстала на цыпочки и, упершись руками в грудь Адриана, прижалась к его холодным губам своими: горячими, мокрыми. На языке вкус соли, слез, мороза и Адриана. Если меня спросят, какого счастье на вкус, я смогу дать ответ.
– Ты должен Сьюзи конфету. – Сказала я, отстраняясь. – Пошли, скоро Новый год.
Я взяла парня за руку и потянула за собой в дом.
А под кофтой, на груди, близко к коже и сердцу, привычное ощущение двух колец на цепочке. Но теперь от них не исходил холод. От золотых изделий веяло уютное тепло, разливающееся по моей душе. А может, это от поцелуя Адриана и ощущения наших крепко сжатых вместе рук. In aeternum. Навсегда.
7 лет спустя
Я сидела за компьютерным столом в домашнем уютном свитере с мужского плеча, огромных очках в черной пластиковой оправе и волосами, заплетенными в неряшливый пучок, из которого выглядывали розовые пряди. Мой маленький уютный кабинет для творчества, была образцом фразы: «Порядок необходим глупцам, гений же властвует над хаосом». Судя по всему, я была тем еще примером гениальности. Да и зачем придаваться скромности, если это в какой-то мере так? В общем, обратите внимание на стоящие на полках многочисленные книги – среди них есть мои. И они популярны. Стоит сказать grand merci Джереми хотя бы за это, он дал мне толчок. И я стала тем, кем мечтала – писателем. Что стало с ним? Я не знаю. Хорошо это или плохо.
Уже три минуты я не двигалась и смотрела в горящий экран ноутбука. Я сделала это. Я действительно сделала это!
– Мама, мама! – Я развернулась в компьютерном кресле к проходу, откуда доносился топот маленьких ножек. Синеглазый брюнет трех с половиной лет влетел в комнату и, совершенно не сбавляя обороты, запрыгнул ко мне на колени, прижимаясь к груди. – Мы вернулись! Дядя Лукас сказал, что больше со мной и Даниэлой никуда не поедет. Он же пошутил?
– Конечно, пошутил. – Я с нежностью провела по волосам своего сына и, наклонившись, дважды поцеловала его щеки, прохладные с улицы. – А почему он так сказал?
– Потому что наши сорванцы разукрасили стены его кабинета разноцветными маркерами. Этот ребенок пошел в тебя. – Адриан Монтеро стоял в проходе, скрестив рельефные руки на груди и укоряюще смотрел на нас с Тэйтом. Мы с малышом переглянулись и прыснули, сын спрятал голову у меня на груди. Адриан покачал головой, но не смог сдержать улыбки. – Иногда мне кажется, что у меня два ребенка!
Я потрепала сына по голове и снова посмотрела на мужа. В серых домашних штанах, безрукавке и, внимание, фартуке! Даже так он выглядел божественно. Такой, знаете, Бог в свой выходной день. Журналисты бы с ума сошли, получи они фотографии непобедимого Адриана Блэка, их грозного Волка, в домашних тапочках на босу ногу. Но это на ринге он хищник, а дома – лучший в мире отец и не менее шикарный муж. Который готовит сыну потрясающие шоколадные блинчики.
К слову, память моя так и не вернулась окончательно. Странно, но факт. Какие-то фразы, диалоги или внезапное знание какой-то детали порой проникали в мою голову, но… Адриан смеялся и говорил, что только я могла так кого-то возненавидеть, что напрочь стерла его из памяти. Хорошо, что теперь мы над этим смеялись. А еще забавно то, что нашему ребенку мы с готовностью можем поведать две версии знакомства родителей. Одна моя: в ней Адриан пытался убить моего друга. Вторая моего мужчины. Оказывается, он увидел меня на футбольном поле, когда я заколачивала голы в ворота мальчишкам. Это похоже на правду, я проводила на стадионе добрую часть лета в школьные года.
– Тэйт, марш мыть руки. Хотя, тебя всего неплохо бы отмыть, сегодня приезжают гости… Но сначала поешь. – Раздал указания Адриан.
– Да, тренер! – Тонко прокричал малыш и, довольный своим детским подколом, умчался в сторону ванной.
И шутка была оправданной, папа во всю тренировал сына, готовя его к великим победам с буквально пеленок. Адриан действительно любил ринг, но с рождением Тэйта он все больше и больше думал о тренерской деятельности. Ну, и пока что во всю репетировал на сыне. А тот и рад стараться. Эти двое проводили в спортивном зале множество часов, и Тэйта Монтеро уже называют юным вундеркиндом. Еще бы, с такими-то генами!
Адриан проводил ребенка взглядом и подошел ко мне. Голубые глаза парня светились будто изнутри, теплом и заботой. Он оперся о ручки кресла и нежно поцеловал меня в нос.
– Звонил Брендан, они с беременной ведьмой задержаться. Бизнес-вумен придет по расписанию вместе с истеричным парнем, обещала прихватить Аби с Саймоном.
Я поморщила нос:
– Будь осторожнее, не ляпни что-нибудь про «истеричного парня» за столом! Саване он очень нравится. Хоть он и специфичен… И ради Бога, хватит называть Андреа ведьмой!
– Ну, нет, теперь я имею на это полное право. Она не только рыжая, она доводит Брендана до нервного срыва каждый день, с тех пор как забеременела: «Милый, купи мне зубную пасту со вкусом землянички… Как не нашел, ты меня не любишь?! Милый, я хочу киви. Убери его, он волосатый, щекотный и ЗЕЛЕНЫЙ!»
Адриан, кривляясь, изобразил голос подруги. Не выдержав, я прыснула, все действительно было так, если не хуже. Брендан, основавший вместе с Красовым строительную фирму, был близок к тому, чтобы построить себе бункер. Но вряд ли он смог защитить его от истерик жены.
– Каждый переносит беременность по-своему.
– Брала бы пример у Ланы, у нее нет таких причуд.
– Ну да, миссис Шакпи – эталон.
Вы не ослышались. Миссис Шакпи. Лана и Акира познакомились давно, но сошлись всего два года назад, когда стали работать в одной фирме. Лана – финансистом, а Шакпи – юристом. И они уже успели наверстать упущенное время, подруга была на четвертом месяце беременности. И, как вы уже наверняка догадались, Стейси и Русский вместе. Та-да! Теперь эта блондинка знает все русские ругательства, но не использует их по назначению. Сложно материться на русском, когда ты визажист. Зато ее новая фамилия, Красова, стала ее брендом. Как оказалось, по-русски это слово звучит как «Красивый». Или типа того. Вот Красова и делала людей красивыми. Тим же нашел себе в бизнесе.
– А ты такой не будешь? Скажи мне, что не будешь. Я не смогу вставать в 4 утра, чтобы совершить рейд за мороженным со вкусом корнишонов!
Я, широко улыбаясь, и смотря на суеверный ужас на лице мужа, вскинула бровь:
– В смысле «не будешь»? Вроде уже не была.
– Оу. Ну, я про то, что когда мы сделаем маленькую мисс Монтеро. – Хитрая полуулыбка, прищур глаз и короткий поцелуй в губы. Парень положил свою широкую ладонь мне на живот и чуть погладил. – Как ты на это смотришь?
Закусив губу, обняла его за шею, заставляя наклониться еще ближе. Заглянула в глубину ясных глаз:
– Я думаю, это самая прекрасная идея. – Приникла к губам мужа в сладком поцелуе. Рука Адриана легла ко мне на шею, нежно проведя по ней пальцами, переместилась на затылок, притягивая меня и углубляя поцелуй.
– Фу-у-у! – Мы оторвались друг от друга. Тэйт, недовольный, как взъерошенный воробушек, стоял, уперев руки в бока. Смотрел на нас исподлобья. Прямо сейчас он был копией папочки.
Мы с Адрианом переглянулись и захохотали, я уткнулась лбом в его плечо.
– Вы очень противные, родители. Папа, я помыл руки! – Сын продемонстрировал маленькие светлые ладошки, на которых все еще были розовые и синие следы от маркеров. Бедные обои дяди Лукаса.
– Молодец, спускайся, можешь включить мультики. Сейчас будут блинчики. – Затем Адриан повернулся ко мне, поцеловав в макушку. Оттолкнувшись от кресла, он обратил внимание на мой ноутбук. Глаза парня расширились и он, с озарившей лицо искренней улыбкой, снова посмотрел мне в глаза. – Ты закончила?!
Я кивнула. Без лишней скромности говорю: я горда собой. Над книгой, именно над этой книгой, я трудилась не один год. Пыталась передать каждую эмоцию, каждое чувство, каждый необдуманный поступок. И, думаю, у меня получилось.
Адриан потянул меня за руки и, подхватив под талию, крутанул по комнате:
– Ничего себе, это же надо отметить! – Хохочущую меня наконец опустили на пол, но не выпустили из горячего кольца сильных рук. Адриан поцеловал мое лицо. В глазах моего мужчины – гордость. – Ты определилась с названием?
Я задумчиво посмотрела на экран ноутбука. Затем на стоящие рядом с ним рамки с фотографиями. Среди снимков сына, свадебных фотографий, изображений семьи, был еще один: вечно молодые девушка и парень, с яркими волосами. Мысль озарила меня, заставляя сердце коротко екнуть. Я повернулась к мужу, и мое лицо осветила счастливая улыбка:
– «Вредная».
Конец.