Текст книги "Ты у меня одна (СИ)"

Автор книги: Оксана Сергеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

– Шаурин, убирайся отсюда к чертям собачьим. Сейчас же.

Он ухмыльнулся. Она звонко закрыла за ним дверь и обессиленно прислонилась к ней спиной.

Книга предоставлена группой в контакте “Ольга Горовая и другие авторы журнала САМИЗДАТ”

http://vk.com/olgagorovai

(Ксения Авдашкина)

ГЛАВА 21

Алёна глянула на часы. Почти два ночи.

Не думала, что так задержится. Не заметила, как засиделась. Расслабилась, разговорившись с друзьями, тем более разговоры все такие не напрягающие, в стиле «хороша я, хороша». О чем еще могут говорить бывшие одногруппники, встречающиеся раз в год?

Сама она, как обычно, обходилась кругленькими неопределенными фразами. Хвастаться нечем, у нее из года в год ничего не менялось. Ну, в том смысле, что «замуж за олигарха не вышла», детей не родила, а распространяться о профессиональных достижениях нет никакого смысла. Это не интересно. Да и не привыкла она. Те, кто остался в профессии, и так о них знают, о ее достижениях.

А сейчас что-то рассказывать вообще не с руки, учитывая, что пару дней назад Лейбу уволили. Правда Ваня все уладил. Ей действительно позвонили и, что самое смешное, так и сказали: случилось досадное недоразумение.

Вот так недоразумение! Директор центра решил пристроить свою любовницу, и именно ее место оказалось самым удобным. Бывает же такое.

Алёна, будучи погруженная в личные проблемы, не заметила этой интриги. Ничего не видела и никого не слышала. А раньше бы сразу почувствовала, что тучи сгущаются. У нее всегда с начальством были натянутые отношения. Мало лебезила. Никак не могла овладеть этим искусством в совершенстве. Всегда по глупости своей считала, что достаточно выполнять работу на «отлично», не касаясь грани личного. Зато после звонка Шаурина обстановка круто изменилась. Все стали вежливые до тошноты. Никаких угроз и ультиматумов. В понедельник ее ждут с распростертыми объятиями.

Сначала задумалась: стоит ли возвращаться после такого инцидента. А потом решила: пусть катятся в преисподнюю! Это ее место. И она будет там работать. Хочется им «личного»? Пусть подавятся.

Вспомнив последний разговор с Ванькой, Алёна мысленно заволновалась. Хоть и прошлась по горячим углям, но на душе стало спокойнее. Еще бы Ваня сам с собой договорился, и было бы вообще хорошо. Одно она точно знала: если бы Шаурин хотел сказать «прощай», то не стал бы ждать три недели. И одного дня не стал бы ждать.

Ее усталый рассеянный взгляд скользнул по залу. Сто лет не была в подобных развлекательных заведениях. Как-то в последнее время все по тихим ресторанам ходила, а не по шумным ночным клубам. Казалось, если сейчас музыка утихнет, в висках все равно будут стучать басы. От взгляда вверх кружилась голова. Зеркальный потолок отражал многоуровневую подсветку, подчеркивая ее особенности и создавая футуристический эффект. Не только пространство двоилось, но и как будто сознание.

Взяв сумочку, Алёна стянула черный кожаный жакет со спинки дивана.

– Алёнка, ты куда?

– Все, девочки, я отчаливаю. Всем счастливо, созвонимся. – Улыбнулась и послала друзьям воздушный поцелуй.

Спускаясь со второго уровня на первый, среди танцующих отыскала глазами девчонок из их компании, махнула им рукой, собираясь подойти и попрощаться.

Она все еще смотрела на танцпол и, краем глаза заметив впереди себя мужскую фигуру, сдвинулась ближе к перилам. Но ей резко преградили путь. Алёна возмущенно замерла, но возмущение ее растаяло, когда она взглянула в лицо мужчине. Вот это да…

– Какая встреча… – протянул Иван. Хотя похоже, он совсем не удивлен их случайному столкновению. А случайному ли?

– Ты здесь откуда?

– Вопрос глупый.

– По-моему, ты пьян.

– Нет, я в г*вно трезвый. Давай, Доктор, на выход. – Шаурин крепко ухватил ее за локоть.

– Ты специально меня искал?

– Я тебя всю жизнь искал.

– Ты точно пьян. Ты просто невменяемый.

Не успела и глазом моргнуть, они очутились на улице. Как будто волной вынесло. Алёна только перебирала ногами, ничего не замечая вокруг.

– Мать моя… – тем же ироничным тоном сказал Шаурин, – ну вы посмотрите, она вся такая на шпильках…

– Разумеется! – раздраженно выдернула руку из его хватки, чтобы натянуть жакет. Ветер обдал плечи холодным дыханием. – Конечно, вся! Не могу же я быть на шпильках по частям!

– Чего нервничаем?

Алёна чуть скривилась:

– Шаурин, чего тебе от меня надо?

Вместо ответа Иван резко развернул ее за плечи. Она оказалась как раз напротив открытой дверцы автомобиля. Он тут стоял, когда они вышли из клуба? Не помнила.

Получив легкий толчок в спину, Алёна без сопротивления забралась в салон на заднее сиденье. Шаурин уверенно уселся рядом.

– И куда мы?

– Вопрос глупый. Варианта у нас всего два.

– Тогда ко мне. То есть, я домой.

Иван кивнул водителю, машина тронулась с места. Потом чуть пригнулся к ее лицу:

– Какого хера ты шляешься по ночным клубам? – Рука его скользнула ей под платье и замерла на внутренней стороне бедра.

Алёна сразу забыла, как дышать. Что-то вразумительное она точно не сможет ответить. Это же ее самое чувствительно место…

– Такого же, какого и ты? Наверное… – еле вышептала и крепко стиснула его запястье. – Не смей, слышишь!

Шаурин тяжело выдохнул и заставил себя убрать руку.

…Из машины Лейба выскочила первой. Не стала ждать, пока Ванька выйдет и откроет дверцу. Он догнал ее у подъезда.

Лифт не работал, и они рванули к лестнице. Побежали вверх по ступенькам. Ополоумев, неслись на четвертый этаж, будто кто-то за ними гнался. Так недолго и каблуки сломать, но остановиться невозможно.

На площадке третьего этажа не было света, и Алёна запнулась на последней ступеньке пролета. Шаурин схватил ее за талию, удержав от падения. Развернул к себе. Она сомкнула руки на его плечах, все еще пытаясь отдышаться. Тяжело переводя дыхание, они замерли.

Желание заняться с ней любовью превратилось в пытку. Думал, подохнет, пока доедут до дома. Теперь до квартиры осталось несколько метров, но вот обнял ее и уже не мог оторваться. Возбуждение клокотало в теле и клубилось в венах. Прижался губами к ее приоткрытому рту и вообще перестал что-то соображать. Ладони поползли вниз, к упругим ягодицам.

Она содрогалась от прикосновений его горячих нетерпеливых рук и не находила силы прекратить это. Надо оттолкнуть, а она наоборот прижимала Ваньку к себе сильнее. И сама прижималась. Сбросила туфли.

А надо остановить его. Не на площадке же…

Стало невыносимо жарко. Пропало ощущение ледяного пола под ногами. Перестала волновать прохлада на бедрах. Платье собралось на талии. Ваня бессовестно задрал его, когда мял ее бедра. Не гладил, а сжимал, впиваясь в тело пальцами. Как будто вспоминал, какая она на ощупь.

Его рука настойчиво и немного грубовато скользнула в ее трусики, в горячую влажность. Так желанно это прикосновение, так невыносимо возбуждающе. Тело захлестнула болезненная жажда. Хотелось удовлетворения. Немедленно. Совсем немного нужно для освобождения. Он точно знает, как надо.

Еще пожалуйста еще… Пожалуйста… Кажется, она простонала это вслух.

Ваня отпустил ее губы и принялся жадно целовать шею. На ней обязательно останутся следы.

Зайти в квартиру, а там хоть прямо на полу…

Алёна вздохнула наконец, но не смогла произнести решающие слова.

Хорошо. Давай… Одно неуловимое движение. Едва заметное касание. Легкое нажатие на напряженный жаждущий бугорок. Еще чуть-чуть… До сладостной волны. И пусть отпустит это сумасшествие. А потом домой, чтобы упасть на кровать и заняться яростным сексом с криками и стонами. Оказывается, так тяжело молчать, когда внутренности разрывает от удовольствия.

Вот сейчас… Невыносимые его прикосновения…

Уже не чувствовала холода, тело горело огнем. Спина и грудь стали влажными.

– Пожалуйста… – горячо прошептала она. Не то просила остановиться, не то наоборот.

Тогда Шаурин сдвинулся и прижал ее к стене. Вместо того чтобы возмутиться, Алёна подняла колено выше и обвила его бедро, открываясь еще больше. На ней были трусики, но тонкая полоска не мешала беззастенчиво ласкать ее плоть, скользить пальцами по влажным лепесткам, доводя до оргазма каждым легчайшим движением.

Алёна издала вымученный стон и содрогнулась.

Вот она, долгожданная сладко-парализующая дрожь. Но почему-то напряжение не отпустило. Волна удовольствия как-то быстро захлестнула, тут же выбросив на берег реальности. На животе и ягодицах почувствовался холодок, так противоречащий горячим шауринским рукам.

Под пальцами ее дрожь, и самого пробило удовольствие. Голова от этого ощущения закружилась, хотя в паху болезненно ныло от неудовлетворенного желания. Алёна шевельнулась, словно собралась его оттолкнуть, но он не позволил и, прижав к стене сильнее, поднял ее ногу повыше.

– Ванечка… – прошептала Алёна и заикнулась. Хотела сказать ему, что нужно зайти в квартиру, но сухость в горле помешала. Тогда сглотнула, пытаясь прогнать ее, но тщетно.

Он все не убирал руку, нежно ласкал, размазывая влагу по гладкой коже. Алёна с трудом удержала стон, и вся сжалась, когда его палец скользнул в нее. Он гладил ее изнутри доводя до безумства, оставляя на неуловимой грани между болезненностью и диким экстазом.

Тонко звякнула пряжка ремня, вжикнула молния, горячий возбужденный член прижался к сокровенному месту. Так приятно. Невыносимо приятно чувствовать, как его плоть настойчиво стремится внутрь, влажно входит на пару сантиметров, замирает, дразня. А потом – до самого основания. Ослепляя удовольствием.

Сжала в ладонях его лицо.

– Ванечка, я так не могу… пойдем домой, я так не хочу… не хочу заниматься любовью на площадке, – умоляла, потому что хотела за дверь квартиры, чтобы стонать в голос, раскинувшись под ним, принимая его целиком и отдаваясь без остатка, а не здесь, нервно прижимаясь к холодной стене.

Горячий шепот обжигал губы, но отпустить, оторваться от нее сил не было. Не мог. Поздно. Шквал эмоций из безумного желания, страсти и удовольствия захлестнул с головой.

Заколка больно впивалась в затылок. Алёна скривилась, потянула руки к волосам, чтобы это исправить.

Ваня тронул ее лицо, коснулся губ. Она лизнула его палец и мягко прикусила подушечку. Шаурин застыл, прислушиваясь к общему неровному дыханию. Водил губами по щеке, глазам. Убрав руки от лица, крепче ухватил ее за ягодицы. Ломая сопротивление, принялся жадно ласкать ее рот. Лизнул мягкие чувственные губы.

Она сжала кончик его языка. Втянула в себя. Начала целовать Шаурина поцелуем, от которого с ума сходили оба. Не припадала напористо, а ласкала полуоткрытые губы и язык. Полизывала и посасывала. Никого так не целовала прежде, а с Ванькой получалось. У него такие мягкие и чувствительные губы. И он всегда чутко отвечал на каждое ее движение. Так целоваться можно бесконечно, лаская друг друга между короткими вздохами.

– Ты сам виноват… Если нас застукают, ты будешь виноват… я не леди, мне все равно, где заниматься с тобой сексом.

Крепко вцепилась в его плечи, и он еще немного приподнял ее. Чтобы удобнее обхватила ногами.

– Тихо. Тихо, – прошептал удивительно мягко и начал двигаться, входя в нее не очень глубоко.

Не хотел ничего слышать. Хотел только быть в ней, чувствовать ее. Но после такого перерыва удовольствие получалось болезненным.

Сегодня он ее замучает.

…Неловкими пальцами пыталась расстегнуть браслет часов. Что-то никак не получалось. Ну вот, наконец-то… Алёна положила часы в ящик и замерла, словно забыла, что делать дальше. И вспомнила, только когда увидела, как Шаурин с треском срывает с себя одежду. Тогда скинула жакет. Расстегнув молнию сбоку на платье, поспешно схватилась за подол.

Он смотрел, как она раздевается.

Надо помочь ей. Захотелось раздеть ее самому. Шагнул к ней. Секунда, и черная ткань бесформенной горкой свалилась на бежевую плитку. Алёна осталась в белье. Оно пурпурного цвета. Яркое, темное, насыщенное, невероятно оттеняющее ее золотистую кожу и светлые волосы. Быстро снял с нее мокрые трусики, спустил их с бедер. Они упали на пол, Алёна отбросила их ногой к платью и завела руки за спину, чтобы расстегнуть крючки бюстгальтера. Но Шаурин развернул ее к зеркалу.

Завороженная, она смотрела, как он стянул с плеч тонкие бретели, расстегнул застежку и освободил ее от белья. Его темноволосая голова склонилась к ней. Губы прижались к самой чувствительной точке на шее. Тело свело судорогой удовольствия. Одна его рука ласкала грудь. От каждого прикосновения к тугим напряженным соскам било как током. Искры рассыпались по всему телу. Низ живота сводило от нестерпимого желания снова почувствовать его в себе. Как можно глубже. Но там пока только нежно гладила его рука.

Закрыла глаза…

Шаурин прижался к ней крепче. Наконец-то можно трогать ее тело. Чувствовать. Слышать. От нее пахло сексом. Диким, необузданным. С разорванным в клочья бельем, укусами до крови, поцелуями до синяков. Она еще не мылась, между ног у нее мокро. И снова невыносимо горячо. От нее пахло им. Она еще им полна.

Три недели без нее. Уже четыре… Какой-то уму непостижимый срок.

Едва он тогда переступил порог ее квартиры невозможность быть с ней быстро переродилась в невозможность быть без нее.

Месяц адской ломки. Месяц разум выл от боли и тоски.

Она умудрялась доводить его до сумасшествия одним взмахом ресниц. Он затрахает ее сегодня до смерти…

Она что-то сделала с собой… Похудела.

– Что ты с собой сделала?

– Что? – прошептала она.

– Надо обратно… – хрипло сказал он, но в ее затуманенных желанием глазах было непонимание. – Поправиться. Посажу тебя на протеины. На спортивное питание. – И он тряхнул ее.

Алёна вздрогнула и напряглась.

Ему не понравилось… не хотел, чтобы она доводила себя до такого состояния. Теперь даже ее тело говорило, что все изменилось. Не пережитые эмоции, что тихонько бурлили где-то на дне, снова всколыхнулись кипящей лавой. Как их погасить, не знал. Как избавиться…

Подтолкнул ее в душевую кабину. Она покорно встала под каскад горячей воды, которая дождем полилась на плечи и голову.

Черт, она же накрашена… Алёна намылила руки, смыла косметику с лица. Быстро омыла свое тело. Собираясь выйти из душевой, но Шаурин прижал ее к себе и начал целовать тем поцелуем, от которого подкашивались ноги.

– Пойдем в кровать… – коротко вздохнув, попросила она. Не хотела, чтобы они продолжили в ванной. После первого раза и так еле на ногах держалась. А тут скользко. Они оба мокрые.

– Нет.

Не поняла его «нет». Что-то насторожило, но сейчас Алёна не могла разобрать – что. Непреклонность какая-то непонятная. Как-то по-другому все сегодня. Он действовал рывками. То топил ее в нежности, то сдавливал в агрессивном напоре. И совсем ее не слышал. Хотя неудивительно. Сама тоже едва что-то соображала. Находилась в прострации, и дело совсем не в алкоголе. Да и не так уж много она выпила. Пару коктейлей. Шаурин до невменяемости пьян тоже не был. Но ему, по-видимому, хватило, чтобы потерять контроль.

– Ваня…

Вот опять что-то появилось в его взгляде. Что-то злое. Пугающее.

Его ладони плавно скользили по стройному телу. Пальцы касались самых чувствительных мест. Знал, что ей нравится. Как трогать, ласкать, чтобы она совсем потеряла голову.

Но он не ляжет в ее кровать…

Сильные руки легко приподняли ее над полом.

Если это было здесь, кровати, он ее придушит. Поэтому не спрашивал. Ничего не спрашивал.

Они все-таки вышли из ванной. Вернее, Ваня Алёну оттуда выволок. Твердой рукой направил в гостиную. Сбросил все подушки на пол, опрокинул ее на диван.

– У меня ногу свело.

– Где?

– Подожди, не могу… – тронула икроножную мышцу.

Шаурин распрямил ее ногу и укусил под коленом.

От неожиданности Алёна вскрикнула. Возмутиться не успела. Боль в ноге начала отпускать.

– Все? – спросил Иван.

– Почти, – выдохнула и откинулась на спину.

Укусил ее еще раз.

– У меня будет синяк.

– Не будет. – Поцеловал бедро. Легонько лизнул внутреннюю сторону. Кожа здесь нежная. И горячая.

– Это что за способ такой…

– Главное, работает.

Он приподнялся над ней. Ее тело напряглось в ожидании.

Она послушна, терпелива, спокойна. Она ждет. Проводит горячими ладонями вверх по рукам, растирает капельки воды на его широких плечах.

Легко поддавшись нежным рукам, Иван пригнулся, жестко вдавливаясь в ее тело. Она обняла его за плечи и медленно поцеловала в губы. Уже можно никуда не торопиться. Замереть без дыхания, не боясь задохнуться.

А дышать, да, плохо получалось. Его пальцы гладили набухшую грудь. Губы покрывали живот короткими поцелуями. Ловили ее дрожь.

Нет, Шаурин точно хочет, чтобы она сегодня умерла.

Он раздвинул ее колени. Лизнул влажную горячую промежность. Много раз ласкал ее там, между ног. Знал, как быстро довести до наивысшей точки наслаждения. И как заставить мучиться от удовольствия. Сегодня будет изводить до тех пор, пока у нее не останется сил даже стонать. Соскучился по ней, хотел почувствовать ее удовольствие на кончике языка. Слышать ее стоны, крики. Хотел, чтобы она стала мокрая от испарины.

– Ваня, пожалуйста…

Ее ненадолго хватило. Позволил разойтись в криках и отпустил разбиться в ярких судорогах. Она сжала дрожащие колени, но он снова развел ее бедра. Одним движением мягко вошел в нее.

Болезненный стон прозвучал протестующе. Конечно, все отдала и ничего не хочет. Внутри у нее туго. Она сжата, как пружина. Но это на несколько минут. Пока кровь не разгонится по телу. Потом ей станет хорошо. Очень.

Он не наваливался на нее. Двигался осторожно, входил неглубоко.

Она тяжело дышала, потом немного расслабилась. Стала податливая. И снова дрожащая от возбуждения.

– Ты можешь меня не ждать, – прошептала.

– Сама доброта, – усмехнулся. – Нет уж, давай моя девочка, я хочу, чтобы тебе было хорошо.

– Тебе и не представить, как мне уже хорошо. – Крепко сжала его ногами. – Ложись. На спину.

Он, не противясь, перевернулся на спину, позволив себя оседлать. До чувственной развязки ей еще точно далеко, потому что двигалась она очень уверенно. Размеренно. Любила его с усердием. Вздрагивая и постанывая от удовольствия. Изредка прижимаясь грудью и влажно целуя в губы.

Когда любимая женщина сверху, удовольствие невозможно оттянуть. Не сдержать, не проконтролировать. Откуда в ней столько силы так притиснуть его к постели. Забрать волю, чтобы не смог вырваться.

Она довела его до сладких судорог. И сама изошла дрожью и влагой. Но не от их физического контакта, а от его экстаза. Никогда так ярко его не чувствовала, не слышала. Всегда в собственной истоме пропускала, как само собой разумеющееся. А теперь, целуя, почувствовала губами. И глубоко в себе…

ГЛАВА 22

Воздух в комнате перестал звенеть от страсти, жаркое дыхание остыло.

Они так и улеглись спать в гостиной. Черт его знает, почему…

Укладывались под утро, и Алёне было уже глубоко плевать, где упасть. Только бросила на диван махровую простынь и принесла одеяло из спальни. Но заснуть крепким сном не смогла. Пролежала несколько часов в полудреме. То ли спала, то ли нет…

Трудной получилась первая встреча, легко и быстро пролетела эта ночь. Не сомневалась, что тяжелым будет совместное утро.

Они лежали в неловком, но тесном сплетении. В этот раз у Ваньки не получится открыть глаза и просто убрать руку с плеча, сделав вид, что ничего не произошло.

Алёна легонько провела по его спине, коснулась шеи, жестких коротких волос на линии роста… и выбралась из-под тяжелых, расслабленных шауринских рук. Села на диване, натянув одеяло на грудь. Последняя ночь на Майорке оставила слишком горькое послевкусие. Не хотела повторения. Чтобы Шаурин одним холодным жестом разорвал завесу чувств из нежности, любви и страсти.

Рассвет струился в окно, заливая комнату молочной белизной. По стеклу мерно и тонко стучал дождь. Наконец-то спала аномальная жара последних августовских дней. Как будто и внутри что-то жечь перестало.

– Хотя бы сделай вид, что смотришь телевизор, – глухо сказал Иван.

Не спит? Как она пропустила момент, когда он проснулся. Прислушивалась же к дыханию. Оно было размеренным и тяжелым. Как у глубоко спящего человека.

Алёна перегнулась, пошарила рукой на полу около дивана, нашла пульт и включила телевизор. Динамики взорвались громким звуком. Пришлось убавить громкость. Шаурин лениво перевернулся на живот, словно собирался спать дальше.

Такого спокойного утра у них не было никогда. На улице лил дождь. Она сидела, уставившись в телевизор. Он лежал, заложив руки под подушку. А между ними пропасть молчания. По телу бежал медленный озноб. Дыхание дрожало от того важного, невысказанного, еще не обозначенного. Мышцы от напряжения начинали отдавать легкой болью. Такого неправильного утра у них не было никогда…

– Тащи завтрак, – неожиданно потребовал Шаурин.

Алёна соскочила с дивана, забежала в спальню, чтобы накинуть на себя сорочку, и скрылась в кухне. Уцепилась за эту возможность чем-то оправданно себя занять.

Не спросила, что Иван желает, и как-то интуитивно поняла: к столу его ждать не стоит. Потому, приготовив завтрак, составила тарелки на поднос и отнесла все в гостиную. Глазунья сегодня не получилась. Желтки растеклись.

Ваня не поднялся с постели. Сидел, прикрывшись по пояс одеялом, и сосредоточенно щелкал пультом, переключая каналы на телевизоре. Потом остановился на новостях и стал слушать их с таким видом, будто ждал, что диктор вот-вот скажет нечто сенсационное, предназначенное только ему.

Алёна поставила поднос на диван и уселась рядом. Взяла чашку с чаем. Ваньке она налила кофе, он размешал в нем сахар и указал кивком на свою тарелку:

– Ешь.

– Не хочу. – Взглянула на сдобу. Возможно съест кусок сахарной булки с маслом.

– Я не спрашиваю, хочешь ты или нет, я говорю – ешь. – Шаурин взял вилку и принялся за яичницу. – Ты так и не избавилась от своей привычки спать с бывшими.

Алёна поднесла к губам чашку и отпила чай, внимательно глядя Ваньке в глаза. Примерно этого она от него и ожидала. Конечно. Сорвался. Теперь будет агонизировать. Кусаться. И злится он на себя, а не на нее.

– Ну вот, – мягко проговорила она и забрала из его руки вилку, – а ты говорил, что никак не смогу тебя использовать. – Отполовинила белок и положила его на хлеб.

– Ты доиграешься.

– А что ты хотел от меня услышать? – слегка пожала плечами и вернула ему вилку.

– Не это.

– Думал, что я буду вымаливать у тебя прощение?

Умолять его пустое, равно как ловить руками ветер или сжимать в кулаках свет.

– Не смеши, – хмыкнул он. – Ты голову на плаху положишь так, чтобы колени не подогнуть.

– Ваня, я тебе все сказала. Хочешь получить нормальный ответ, начинай разговор по-другому. Я не девочка для битья. Если ты ударишь, я не подставлю вторую щеку.

Алёна настороженно ждала вопросов, даже перестав жевать бутерброд. Шаурин излишне крепко сжал в руке вилку. Они замолчали, потому что подошли к главному. Оба были спокойны, но не бесстрастны. И в этой внезапной тишине отчетливо прозвучал гром за окном, взвыла сигнализация какой-то машины.

Шаурин вдруг обхватил ладонями Алёнкино лицо, резко притянул к себе и чмокнул в губы. Быстро, крепко, точно не поцеловал, а хлестнул по губам. Она со вздохом отпрянула и потянулась к чашке с чаем. Он поставил тарелку с яичницей себе на колени и прибавил громкость телевизора.

_____

– Вот это ответочка, – ошарашено прошептала Алёна, яростно соображая, как на это реагировать. – Кушайте с булочкой, Доктор Лейба, смотрите не подавитесь.

Она бросила ключи на стол, в руках у нее осталась открытка. Яркая и безвкусная, с красными розочками. На которой броско и размашисто было написано «За прекрасную ночь». И подпись. Только гербовой печати не хватало. Твою ж мать, Шаурин!

Разумеется, так взбесила Алёну не дешевая открытка. Цветастой карточкой Ваня не ограничился. За «прекрасную» ночь подарил ей машину. Белый мерседес. Даже не потрудился лично увидеться, а «прислал» подарочек с водителем.

Теперь она не знала, что и думать. Если утром в ней была какая-то уверенность, то сейчас земля ушла из-под ног. Чего он хотел этим добиться? Унизить, оскорбить, довести до истерики или спровоцировать на скандал? Он же ждет ее звонка, какой-то реакции, но какой?

Алёна запустила пальцы в волосы, слегка сжала голову. Прошла в гостиную и замерла около дивана. Взгляд упал на разбросанные подушки и скомканное одеяло. Она так и не унесла его в спальню. Оно осталось лежать здесь, как напоминание о прошедшей ночи.

Телом и разумом овладело странное бессилие. Стало так горько и страшно. Сейчас они движутся в тупик. И скоро упрутся в стену. А потом будут биться об нее, расшибаясь в кровь.

Набрала Ванькин номер. Когда он ответил, начала без истерики, но и без особых церемоний.

– А чего не «бентли», а только «мерседес»? Мелковато что-то для Вашего Величества, – не смогла удержаться, чтобы не съязвить.

– Ну так у тебя еще все впереди.

Почувствовав удовольствие в его голосе, Алёна обреченно вздохнула. Устало откинувшись на спинку дивана, прикрыла глаза и сжала переносицу пальцами.

– Чего бы ты ни хотел этим добиться, у тебя получилось. Что-то же ты хотел?.. У тебя получилось. Теперь ты доволен?

– Ну и? Твой диагноз, Доктор? Или за двоих думать не получается, привыкла только за себя? – заговорил он громче. – Отношения и чувства – не математическая формула, не уравнение, чтобы требовать конкретного решения. А ты словно дала задачу и ждешь ответ! Прям как моя бывшая учительница по математике: а тебе, Ванечка, посложнее! При наших с тобой исходных данных, это очень сложная задача, скажу я тебе! Так подскажи: по какой формуле расчет делать!

От его слов у нее почему-то вспыхнуло лицо. Возможно, потому что он сейчас абсолютно прав. Да, она хотела, чтобы именно так все и произошло. Чтобы Ваня подумал, успокоился, решил «задачу» и вернулся с ответом. С готовым решением.

Стало абсолютно ясно, что прийти к миру этим путем, у них не получится.

– Нет у меня никаких формул. Просто я, Шаурин, тебя люблю. И готова еще пару раз причесать твое эго. Это все, что я могу сделать. А потом, мы, может быть, поговорим.

Она повесила трубку, не дожидаясь ответа.

А он бы и не смог сейчас что-то сказать: горло перекрыло. Так бывает. Точнее, не знал, что так бывает.

Ее слова подкинули его в кресле. Как будто получил удар в солнечное сплетение, и внутри что-то разорвалось.

Говорят, знание важнее. Но бывают такие слова, которые меняют все. Оживляют. Взрывают изнутри. Раздевают сердце, обнажают душу, срывают заслонки и любые маски.

Только когда Алёна закончила разговор, отложила телефон в сторону и начала наводить порядок в гостиной, поняла, как на самом деле ее обидел подарок Ивана. И не подарок это, а оскорбление.

Обида – самое разрушительное чувство. Злость и та не так убивает. Может и мобилизировать в нужный момент, подтолкнуть к движению в правильном направлении. Но действия, совершенные от обиды, ничего хорошего обычно не приносят. Можно перестать злиться, прекратить ненавидеть, но очень трудно перестать обижаться. Это чувство самое коварное: оно въедается глубоко, всасываясь в кровь, как яд, и отравляет существование. Обида – внутренний враг, который заставляет выстраивать барьеры, обороняться, скрываться, бояться.

Всегда удобнее прятаться в панцире и не пускать к своему сокровенному, чем потом прощать обидчиков. Легче обмотаться колючей проволокой, чем собирать себя по кускам.

Слишком часто обижали. Вот и Шаурин больно ударил. Одним взмахом так красочно нарисовал ее будущее, практически пообещав превратить в содержанку.

Задержись Лейба со звонком Ваньке хоть на минуту, позже бы уже не позвонила. А позвонив, сказала бы совсем другие слова.

Руки дрожали. Нужно всего лишь убрать постель. Но Алёна в смятении схватилась за скомканную махровую ткань, никак не находя силы, чтобы содрать ее с дивана. Дрожала душа…

Каким-то нечеловеческим усилием она все-таки заставила себя отнести одеяло в спальню и разложить подушки. И как вовремя…

Трель дверного звонка заставила внутренне напрячься. И собраться. Но она не побежала стремглав к двери, чтобы впустить нежданного гостя. Если это Царевич, то с ним на сегодня она уже наговорилась.

И все же открыла, замерев от удивления.

– Не надо захлопывать дверь перед моим носом, – вместо приветствия сказала Юлия Сергеевна.

– Откуда такие стереотипы? Почему вы думаете, что я захлопну перед вашим носом дверь?

– У тебя все на лице написано.

Вздохнув, Алёна отступила, пропуская мать Ивана в квартиру. Конечно, не собиралась Лейба грубить, не к месту припомнив момент знакомства. Растерялась. Кого-кого, а вот Юлию Сергеевну точно у себя в гостях увидеть не ожидала.

Женщина прошла в гостиную, унося с собой головокружительный аромат духов, смешанный с запахом дождя и улицы. Там она осмотрелась. Небрежно бросила на кресло свое пальто без рукавов. Глянула сквозь прозрачный тюль, оценив открывающийся вид из окна и повернулась с приветливой улыбкой.

– Хорошо у тебя, уютно.

– Спасибо, – наконец ожила Алёна, вспомнив про обязанности радушной хозяйки. – Располагайтесь, где вам будет удобно, я сделаю чай. Или лучше кофе?

– Можно и чай. Да, давай, чай. И попьем его на кухне.

Они прошли на кухню. Алёна заваривала чай и волновалась, все время чувствуя на себе пронзительный взгляд. Прекрасно понимала, что привело сегодня к ней эту сильную и влиятельную женщину.

– Ну и что? Ругаетесь?

– Ругаемся, – подтвердила Алёна и поставила на стол чашки.

– Прекрасно.

Алёна взглядом выразила недоумение.

– Вам Ваня сказал?

– Нет. Но когда мой сын начинает делать вид, что он меня не слышит, я и сама понимаю, что дело швах. Последний раз он не слышал меня целый год. Теперь я не хочу, чтобы он оглох на всю жизнь.

– Тогда что прекрасного в том, что мы ругаемся?

– Не ругаются только те, кому друг на друга наплевать.

– А вы тоже с Денисом Алексеевичем?..

– Конечно. Аж пыль столбом.

– Не может такого быть, – улыбнулась Алёна. Не верила, не могла себе такого представить.

– Еще как может. Правда, я только с возрастом научилась правильно ссориться со своим мужем. А ты с этим делом не затягивай. Надо время от времени выяснять отношения.

– С кем – с Ваней?

– Да. А то он тоже не очень любитель…

– Кто – Ваня?! – с еще большим удивлением переспросила Алёна. – Да он только и делает что отношения выясняет. Я бы, наоборот, слегка поубавила его пыл.

– Ваня только и делает?.. – теперь Шаурина удивилась. – А мы точно об одном человеке говорим?

– Вот и я думаю… – Алёна расслабленно засмеялась и тут же оборвала смех: – Но я не буду вам ничего рассказывать о нашем конфликте, даже не спрашивайте.

Заявление Алёны совсем Юлию не удивило. Поразительно было бы, случись все наоборот.

Точеные черты лица не тронула ни одна эмоция. Юлия Сергеевна остановилась взглядом на кактусе, который стоял тут же на столе. Тронула пальцем мягкие колючки. Зачем-то Алёна сказала, что его подарил Ванька.