Текст книги "Ты у меня одна (СИ)"

Автор книги: Оксана Сергеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Оксана Сергеева
Ты у меня одна

ПРОЛОГ

На звонок Шаурин ответил не сразу, а только с третьего раза. Но если бы понадобилось, Алёна и раз сто бы его набрала.

И плевать с высокой башни на его занятость!

– Да, Алёна.

Приветливое безразличие в его низком голосе ни капли не удивило, но взорвало. Хотя сегодня ее и нежный шепот взорвет, и даже молчание.

– Ты совсем охренел?! – вскричала безо всякого приветствия, совсем сейчас не до реверансов. Переживет как-нибудь Иван Царевич. – Ты что о себе возомнил!

– Подожди, – внушительно попридержал он ее пыл, и Алёна дрожаще вдохнула, набирая в легкие жаркий воздух городской улицы.

Шаурин, наверное, там опешил от ее истеричного выпада. Еще бы! Такого ни разу от нее не слышал. Дождался! Да и проораться как следует повод есть. У всех свой предел, она тоже не железная.

В трубке ясно слышались голоса и какой-то посторонний шум. Потом что-то громыхнуло, похоже, дверь захлопнулась. Стало тихо, и Ваня, теперь уже с явным раздражением и странной готовностью выслушать ее вопли, сказал:

– Продолжай. На чем ты там остановилась.

– Меня сегодня уволили!

– Очень скорблю по этому поводу. Только какое я к этому имею отношение?

– А что – нет?! Твоему Величеству мало, чтобы я просто исчезла с поля зрения, хочешь меня совсем со свету сжить? Прям удивительно, как это я своим недалеким умишком смогла связать наш последний разговор и увольнение! Это же только ты у нас мастер по причинно-следственным связям. Действительно, удивительно! – саркастически изливалась она, не замечая внимания прохожих.

Завизжали тормоза машины, ухо резанул яростный рев клаксона. Алёна отскочила на тротуар и замерла, не отнимая телефон от уха. Покрывшись ледяной испариной, словно на землю вернулась: плечами почувствовала палящее солнце, глазами выхватила из текучей людской толпы недоуменные взгляды.

– В гробу я тебя видела, Шаурин, и в зернах бурмицких*, – тихо сказала и выключила телефон. Хотя так недолго и самой в ящик сыграть. Совсем разум потеряла, как ослепла, выскочила в запале на проезжую часть, чуть не попав под машину.

Сунув телефон в сумку, Алёна перекинула длинный ремешок через плечо и быстро пошла домой. Куда еще? Домой. Чтобы в одиночестве наглотаться соленых слез и наораться в подушку. Почти бежала, благо босоножки на плоской подошве позволяли. В прихожей на диване бросила сумку и ключи, поспешила в ванную, посмотрела в зеркало, неровными движениями вытерла мокрые щеки. Все молча, без всхлипов и стонов. Ринулась с спальню, чтобы скинуть с себя одежду. Разделась, сбросила все и, оставшись в одном белье, начала метаться по комнатам, словно забыла, что должна сделать. Никак не могла выбрать, что на себя надеть, будто от этого что-то теперь зависело; а взявшись за чашку с чаем, осознала, что ни пить, ни есть, не может. Носилась по квартире не в силах усмирить колотящееся сердце, трясущимися руками вытирала слезы. И силой воли соскребала со скулящего разума остатки здравого смысла.

Понятно, что без работы она не останется, у нее и опыт, и имя. Но чтобы вот так в одночасье выбить почву из-под ног…

Дверной звонок ударил в виски тупой болью. Алёна пружинисто соскочила с дивана. Она и чувствовала себя скрученной до отказа пружиной, кажется, лишь капли, чтобы сорваться, не хватало. Понеслась к двери, уже в прихожей притормозив. Да и то, потому что увидела в темной дверце гардеробного шкафа свое отражение. Себя увидела в лифчике и трусиках. А рванула так по привычке, потому что последнее время только одному человеку открывала дверь. Его могла и голой встретить. Но то было раньше. Черт подери! Вернулась в спальню, натянула шорты, нырнула в первую попавшуюся майку.

Дверь открыла с внутренним ожиданием Шаурина, а как увидела, так захотелось его за порогом оставить, а самой на все замки закрыться. Доли секунды не хватило, он, разумеется, не стал спрашивать разрешения войти, вломился, силой толкнув дверь, так что Алёнка отлетела назад.

Думала, что Иван с порога начнет орать, но нет. Он быстрой собранной походкой проследовал за ней в гостиную и застыл перед диваном, на который сама Алёна забралась с ногами. Сначала долго и пристально Шаурин изучал ее заплаканное лицо. Потом его подбородок чуть поднялся вверх, губы сильнее сжались, и на лице мелькнуло высокомерие.

– Объяснись.

– А что объяснять? Я тебе сказала: меня сегодня уволили. – Слава богу, что голос не дрожал!

– И ты решила, что я этому как-то поспособствовал?

– А что – нет? – оцепенело замерла, с трудом выдерживая его яростный взгляд.

– Страсти-то какие. Нет! – сказал, как заклеймил.

– Нет? – не веря, переспросила она. – Тогда я вообще ничего не понимаю… – запустила пальцы в светлые волосы, затем потерла горящие щеки. И тут же остановила себя, запретила делать эти бессмысленные движения.

Ваня шевельнулся, подался немного вперед, Алёна, напротив, попыталась вжаться в мягкую спинку дивана.

– И у тебя на работе не было проблем? – опасно вкрадчиво начал выяснять подробности конфликта.

– Никаких.

– Ни выговоров, ни жалоб? Ты не нарушала этический кодекс?

– Нет.

– И твое руководство, как я понимаю, совсем не волнуют возможные проблемы с трудовой инспекцией и прочими службами?

– Это у меня будут проблемы, если я завяжусь с трудовой инспекцией или подам в суд, или еще что-то предприму. Я потом не смогу никуда устроиться и вообще работать по профессии. Ты прекрасно знаешь нашу специфику. Удалят из реестра психологов и аминь.

Его напускное спокойствие сошло. Он побагровел, ринулся к стеллажу с книгами, нашел там какую-то тетрадь и карандаш.

– Пиши, – швырнул ей то, что взял с полки.

– Что? – непонимающе посмотрела на него.

– Полное название вашей конторы. Кто руководитель.

– Зачем тебе?

– Пиши!

Алёна не притронулась ни к листку, ни к карандашу.

– Пиши и не трать мое время, или я сам узнаю! – оглушил ее криком, и она, раскрыв тетрадь, тут же нацарапала все, что он просил, матерясь про себя, что рука у нее дрожит. Разумеется, это дрожание от Шаурина не укрылось. Едва поставила точку, Иван выхватил у нее листок и несколько раз пробежался глазами по строчкам. Выдохнув, достал сотовый. Набрал номер и, пока шли гудки, снова перечитал написанное. Когда ему ответили, отбросил тетрадь.

– С Олегом Николаевичем меня соедините, – уверенно сказал он. – Шаурин… Иван Денисович. Подожду.

Показалось, или у него в телефоне что-то прозвучало про «приемную губернатора»?

Шаурин не стал разговаривать при ней, вышел на лоджию и прикрыл дверь. Алёна только слышала его гулкий голос. Иногда смех. Такой выученно-мягкий заготовленный смешок.

Показалось, что разговаривал он целую вечность. Когда вернулся, был спокоен.

– Твое начальство там подохренело маленько, да, Мурка? Ничего, сейчас минут через пятнадцать-двадцать тебя пригласят обратно. Можешь даже повыделываться, пусть поуговаривают. – Остановился перед ней, поглядывая на телефон и держа его так, словно готов поднести трубку к уху. Как будто звонка ждал.

– Ты надеешься такой вопрос решить за пятнадцать минут? – удивилась она, чувствуя, как отвратительно уютно стало находиться с ним в одной комнате после того, как он привычно назвал ее Муркой.

– Я не надеюсь, я решу. Иначе ваша шарашка исчезнет с лица земли.

– Кому ты звонил? – голос ее совсем стих. – Ты же не Крапивину звонил?

– Почему не Крапивину? – усмехнулся он.

– Зачем?

– Как – зачем? Кто-то, имея проблемы, звонит знакомому гаишнику; а я, когда у меня неприятности, звоню знакомому губернатору.

– Ваня, это слишком… Я все равно теперь не смогу там работать, – выдохнула она шокировано.

– Кому слишком – тебе? Мне – нет. Или ты так и не поняла, с кем встречалась? И ты будешь там работать! Я человека побеспокоил, оторвал от дел! Потому ты будешь и дальше там работать! Можешь не переживать, для тебя теперь вообще все дороги открыты, с тебя будут пылинки сдувать и рта не посмеют против открыть.

– Да я не хочу!.. – Ее затрясло. – После всего этого маразма!

– Тогда какого черта ты меня дернула? – рявкнул.

– Я дернула? – удивленно воскликнула. – А разве я просила решать мои проблемы? – принялась защищаться, хотя прекрасно знала, что Шаурин не из тех, кого можно утопить одним веским доводом. Он и сам может долго водить по кругу, а потом все равно ловко загонит в угол.

– И правда не просила, – подумав, согласился он и улыбнулся холодно. – Что вполне объяснимо, ведь правда? Это же, как ты тогда сказала, паттерн. – Снова улыбнулся и продолжил издевательски. – Доктор, тебе ли не знать, как непросто ломать устоявшиеся схемы поведения. Тут не обойтись без квалифицированной помощи. А если клиент не настроен на глубокую личностную проработку, то это практически невозможно, да? У тебя майка шиворот-навыворот, – вдруг сказал он.

– Что?.. – принялась осматривать себя.

Твою ж мать… И правда напялила белую майку швами наружу. Пальцы дрогнули: снять бы ее да вывернуть, надеть как положено. Но не при нем же теперь раздеваться, но и уйти в другую комнату себя заставить не могла.

– Когда ты меня потеряла, ты так не убивалась, не ревела, как сейчас из-за своего увольнения, – сказал напряженно.

То, что не ревела, правда. Все эти дни не ревела, а сегодня словно прорвало. Думала, с ума сойдет.

– Ты спросил… или думаешь, что я так и не поняла, с кем встречалась. Я поняла. С первой секунды поняла. В том-то и дело, Ванечка, что встречалась я с тобой. С тобой! Не с сыном Шаурина, не со знакомым губернатора, а с тобой! И если ты этого не понял, то тогда… – Ее пылкая речь оборвалась. Алёна заикнулась и сглотнула.

– Тогда – что? Ну? Договаривай, – мягко подтолкнул он. Она молчала, только вздыхала глубоко, словно воздуха не хватало. – Самое примечательное, что вопрос: «Почему ты со мной встречалась?» для нас неактуален. Главное, как ты со мной встречалась. Хочешь я расскажу тебе – как?

ГЛАВА 1

– Небритый, лохматый… И в кого ты превратился?

– В чудовище, мама. Надо срочно найти принцессу, пусть расколдует.

Привычная ирония сына вызвала улыбку. С нескрываемой нежностью Юлия провела рукой по его темным волосам и отошла, чтобы налить кофе.

– Почему таблетки не пил? Ничего не тронуто.

Иван усмехнулся: мама удивительно владела голосом, мастерски быстро перескакивая с ласкового тона на менторский, командный. Издержки профессии, что поделать.

– А может, я хочу, чтобы ты их мне, как в детстве, в кашу подмешала.

– Ваня, это не смешно, – одернула строго. – Ты же знаешь, как я переживаю. Я из-за каждой мелочи переживаю.

– Знаю, – кивнул сын, голосом выражая понимание. – Все же хорошо. Ты лучше овсянки свари – дай покайфовать.

– Кайфуй, – положила перед сыном таблетки и поставила стакан с водой. – Кате позвони, пусть спускается кофе пить.

Таблетки Иван, конечно, проглотил. Позвонил сестре, потом несколько секунд наблюдал за матерью. Как плавно и степенно она двигалась, все делала с каким-то особым шиком. Что называется, жила со вкусом и не терпела небрежности – ни в словах, ни в действиях.

– А ты парикмахера сменила? – взял чашку с кофе и вдохнул крепкий аромат, прежде чем отпить. – Как-то не так тебя в этот раз постригли.

– Да, пришлось. Моя девочка уехала в Америку. – Юлия чуть подтянула на коленях широкие льняные брюки и уселась на высокий стул. – Нравится? – поправила пышные пряди.

– Да. Оригинально. Стильно. Ярко. Тебе идет, – одобрил новую прическу матери – градуированное каре с удлиненными передними прядями. – Пошли в ресторан.

– Приглашаешь? – хмыкнула.

– Конечно, – улыбнулся сын.

– Давай завтра, сегодня уже нет.

– Давай. А что отец сказал? Оценил? Ему понравилось?

– Ему все нравится. Ему всегда и все нравится.

– Это же классно.

– Классно. Но мне хочется слышать комплименты почаще и своего мужа, а не только от сына и посторонних мужчин.

– Мама, ты шикарна. Вот только Денису Алексеевичу не говори про посторонних мужчин, – ухмыльнулся.

– Ты же меня не выдашь?

– Я? Нет, – заверил с улыбкой и посмотрел в сторону входной зоны.

– Я все слышу! – крикнула приближающаяся сестра. – Мама я тебя сдам. Считай – уже сдала. Это же моя святая обязанность. – Повисла на Ваньке, обхватив его сзади за плечи. – Ва-а-нечка, – протянула манерно и ласково, и принялась расцеловывать брата, пригибаясь то к одной, то к другой щеке.

– Катюша, осторожно, – укорила Юлия, – у него в руках горячий кофе, обожжетесь оба.

– Значит – надо убрать кофе, – пробормотала дочь, последний раз смачно чмокнула брата и крепко прижалась к его спине. – Мама, ну как я могу не повисеть на нем? Он же только вчера прилетел, весь такой загореленький, красивенький, еще свеженький и чистенький, никем не зацелованный и не пахнущий женскими духами. Сейчас же снова начнет шляться по бабам.

– Прям сегодня и начну. Кофе вот только допью и сразу пойду шляться.

– Конечно. Будешь шляться по своим непорядочным шлюхам, – шутливо рыкнула сестра.

– У меня все шлюхи порядочные.

– А что шлюхи бывают порядочными? – съязвила Юлия. – Вы не могли бы обсуждать это там где-нибудь… у себя в кулуарах?

– Могли, – усмехнулся Иван.

– Ой, мама прости, – ахнула дочь, – я и забыла, что я таких гадких слов не знаю.

– В общем, – подвел Ваня итог, – ты поняла, Юлия Сергеевна, что как мать ты провалилась.

– Определенно.

– Вот такая у нас жестокая реальность, – отчеканила Катя. – Она такая жестокая, что пишется через «ы».

– Все – Ванька вернулся теперь я снова на последнем месте, – прозвучал сзади голос отца, и Катя вздрогнула, радостно засмеявшись.

Юлия улыбнулась: заметила, как Денис неслышно вошел сквозь стеклянные двери террасы, но виду не подала.

– Папенька, вот что ты такое говоришь! – с преувеличенной страстностью воскликнула Катя. – Твое место никто и никогда не займет. Ты всегда на первом. У нас с Ванечкой давно все поделено: он – маменькин сынок, а я папенькина дочка.

– Видимо, только это позволяет вам сосуществовать мирно, – хмыкнул отец.

– И это тоже, – просияла Катюша и, бросив Ваньку, тепло прижалась к груди отца. – Вот как ты мог… взял и сам снял галстук, – шутливо нахмурилась дочь, стаскивая с шеи развязанный галстук.

– Все Катечка, теряешь позиции, отец сам с себя галстук снимает. Никакого к тебе доверия, – поддел Ваня.

– Да не может такого быть! – Катя взяла свою чашку и отхлебнула, потом отошла, чтобы налить кофе для отца. Денис сел рядом с женой, вздохнул устало.

Ваня отставил свою чашку.

– Папенькина дочка, иди собирайся, а то я сейчас поеду.

– Уже пошла, – отсалютовала Катя.

– Дурки вы оба, – улыбаясь, мама покачала головой. – Одному двадцать восемь, второй – семнадцать, а ума…

– А ума у меня уже на двадцать семь, – заявила дочь.

– Вот кого ты воспитал? – шутливо упрекнул Иван отца. – Принцесса.

– Не принцесса я, королевна! – крикнула Катюша, удаляясь. – Екатерина Великая я!

– Я воспитал? Это ты ее воспитал, – усмехнулся отец. – Сам как? Живой? – спросил коротко, но посмотрел тепло и участливо.

– Нормально, горло только болит. Акклиматизация, как обычно.

– Еще бы ты таблетки вовремя пил… – снова упрекнула Юлия сына.

– Работать собираешься? – спросил Денис, приникая губами к чашке.

– А чё надо? Если сильно надо, то могу собраться.

– Сильно надо, сильно.

– Эх, ну что за жизнь… – простонал сын. – Мне прям сразу захотелось снова свалить на Гоа.

– Ванечка, ку-ку, – позвала сестра, перекидывая ремешок сумочки через плечо.

Иван прокашлялся и слез с высокого стула. Друзья уже ждали его в ресторане. Не очень хотелось ехать, не то было самочувствие для компанейских посиделок, но обещал.

– Вернешься к нам сегодня? – поинтересовалась мать.

– Нет. К себе поеду. Голова трещит как после хорошей попойки.

– Позвони.

– Обязательно. Всех обнял, поцеловал.

_____

– Твою ж мать… – пробасил кто-то возмущенно. Тут же раздался звук битого стекла, и все обернулись. – Куда ж ты… – мужчина оторопело смотрел то на испуганную официантку, то на свой светло-серый пиджак, по которому расползались красные пятна томатного сока. И как только эта девка умудрилась налететь на него! Хорошо вечер начался, ничего не скажешь.

– О, господи… – девушка, кажется, и сама была шокирована произошедшим. – Простите, я…

– Иди уже отсюда, – нетерпеливо отмахнулся от ее объяснений.

– Простите…

– Иди, – теперь и жестом отмахнулся, не только словом, желая, чтобы она поскорее скрылась с глаз.

Официантка отступила, освобождая проход в зону вдоль витражных окон, где расположились друзья. Их столик находился за невысоким деревянным ограждением, которое служило скорее элементом декора, ибо от глаз других посетителей ресторана совсем не скрывало.

– Шаур, вот стоит только тебе появиться – девки сразу с ног валятся, – сыронизировал Костя, когда Шаурин подошел ближе.

– Ничего не могу с ними поделать, – хмуро отозвался Иван, усаживаясь в удобное кресло. – Вот только я как-то привык, чтобы коктейль отдельно, Маргарита отдельно. – С видимым раздражением взял с тарелки льняную салфетку, понимая, впрочем, что она уже ничем не поможет: пиджак безвозвратно испорчен. И все равно прошелся пару раз по ткани, и бросил салфетку на стол.

– Шаур, ты чего? Надо было администратора вызвать, а то понабрали криворуких. Твоя человечность просто не имеет границ, – с едва заметным сарказмом продолжал высказываться Костя Татаринов.

– Это бесчеловечность границ не имеет, а человечность – еще как. А у моей человечности, Татарин, границы есть. И вполне определенные, – сказал Иван с едва заметным нажимом. Давления было больше во взгляде, чем в словах. Татаринову этого хватило, чтобы отстать. Впрочем, Шаурин не собирался повторять два раза. Шевельнул крупными плечами, снял испачканный пиджак, оставшись в белой футболке. На груди у него красовался Че Гевара.

Только теперь он прошелся взглядом по всем присутствующим. Неспешно прошелся, открыто. Словно искал что-то, но без явного интереса. Алёна даже не удивилась, что на ней он задержался чуть дольше. Естественно. Она же для него новое лицо. Как, впрочем, и он для нее. Их друг другу не представили, а сам Ваня не посчитал нужным уделить ей какое-то внимание, поинтересовавшись именем. Что Алёну, собственно говоря, ни капли не расстроило. Видимо, казус с официанткой всех немного выбил из колеи, и на какое-то время в центре внимания оказался испачканный пиджак Шаурина.

– Что будете заказывать? – немного погодя рядом не очень смело прошелестел женский голос.

Иван поднял глаза и усмехнулся:

– Ты меня преследуешь? – спросил у той самой официантки, которая несколько минут назад облила его соком. – Что за день сегодня… Страшно представить, чем он закончится.

Девушка покраснела и молча щелкнула авторучкой.

– Кофе. Надеюсь, ты меня не ошпаришь? И чизкейк. Ягодный.

– Да. Отличный выбор, я бы его очень советовала, – проговорила совершенно искренне девушка.

– Чудесно. А кофе – со сливками, – уточнил.

После того как официантка приняла заказ и отошла, Ваня обратил свой взгляд на счастливую парочку – Игоря и Свету.

– Света, счастье есть? – спросил и чуть улыбнулся.

– Есть, – отвечая на его вопрос, Светка расплылась в радостной улыбке. Хоть убей, не могла Алёнка точно сказать, от того самого ощущения счастья ли та разулыбалась, или Ванькино внимание ей так польстило. Не то чтобы оно, внимание, должно было быть необычным, раз они дружат и общаются, но от него в ее сторону заметно повеяло теплом. Немудрено, что она так среагировала.

– Когда свадьба?

– Через месяц.

– Это мы типа помолвку празднуем?

– Типа да, – подтвердил Игорь. – А потом мальчишник и девичник.

Для Шаурина принесли кофе и десерт. На этот раз он не стал волновать краснеющую официантку своими придирками: даже не взглянул в ее сторону, а только чуть отодвинулся, позволяя поставить тарелку и чашку на стол.

– Надо вместе – и девичник, и мальчишник.

– Почему это? – переспросила Света.

– Потому что водка без девок – деньги на ветер.

– Ваня, ты сейчас наговоришь, – смеясь, упрекнула счастливая невеста.

– Так это Игорёша женится, а не мы. Нам веселье подавай, да, Макс?

– Шаур, ты, как всегда, мыслишь в совершенно правильном направлении, – довольно кивнул Журавлев. – Вот проводим тебя, Радченко, во взрослую жизнь, а потом ты нам и расскажешь, есть ли она, та самая жизнь, после свадьбы.

– И чего мы тогда сидим? – спохватился Татаринов. – Водка уже нагрелась.

– Сухое? – Иван указал на бутылку белого.

– Угу, – подтвердил Максим и наполнил его бокал.

– Тогда я, как уполномоченный представлять интересы жениха, возьму на себя смелость провозгласить тост. За счастье молодых, пусть им живется, как в раю! – зашумел Татаринов.

– Ну ты прям совсем коротко. Неужто все слова истратил? – усмехнулся Максим и посмотрел на Алёну. Та ответила ему понимающей улыбкой и отпила вино. Потом посмотрела на сестру: Вика при появлении Шаурина вся подтянулась.

– А чего Валет? Опять на велосипеде катается? – спросил новоявленный жених у Шаурина.

Ваня засмеялся:

– Не напоминай мне про эти велосипеды. Придурки, блин. А Валет… Ты же его знаешь. У него шило в одном месте. Хочет пятьсот дел за один день сделать, а в итоге никуда не успевает. – Принялся размешивать сахар в чашке. И ложечкой он водил по дну против часовой стрелки. Может, кто-то не придал бы этому значения, но для Алёны этот факт показался примечательным. Не многих людей она могла бы вспомнить, кто размешивает сахар в чашке строго против часовой стрелки.

– А ты всегда с десерта начинаешь? – с многозначительностью в тоне полюбопытствовала Вика.

Алёнка, втайне усмехаясь, замерла взглядом на двоюродной сестре.

– Конечно, – Шаурин кивнул. – Чтобы не было повода задержаться. И кстати, чтобы молодые были счастливы, свидетели должны переспать. Кто у нас подружка невесты?

– Виктория, – с каким-то удовольствием в голосе сообщил Максим Журавлев.

– Ваня, ты какие-то глупости сейчас говоришь, – Вика готова была оскорбиться.

– Это не глупости, Вика, это народная примета. Традиция такая, если хочешь знать. А традиции надо уважать. Ты же хочешь, чтобы твоя подруга была счастлива, так сделай доброе дело.

Алёна снова сдержалась, чтобы не расплыться в улыбке. Ей ли не знать, что будь Ваня на месте Кости Татаринова, сестра сама бы настояла на поддержании этой традиции. Но придется, как видно, Вике стерпеть этот удар по самолюбию и немного задвинуть свои планы. Сложноват для нее типаж. Положа руку на сердце, Алёна и сама появления Шаурина ждала с каким-то нездоровым любопытством. Жуть как интересно было посмотреть на человека, от одного имени которого Вика впадала в истерику. Наверное, это единственное, в чем с ней можно согласиться: тут есть отчего впадать.

И кстати, насмехался ли Иван или просто иронизировал, эту ли ситуацию имел в виду или поддержал многозначительный тон Виктории, но и у Алёны сложилось впечатление, что сегодня он начал с десерта потому, что не собирался надолго задерживаться. Может быть, тот самый десерт в начале вечера наводил на такую мысль, и то, что не стал Иван пить крепкие напитки. Да и пиджак не пристроил на спинку кресла, а перекинул через колено, словно с минуты на минуту мог подхватить его и подняться с места.

Что-то сказал ей Костя, Алёна, задумавшись, не услышала. Переспросила, но Вика встряла в их разговор, не дав ему повторить вопрос:

– Костя, да ты не старайся. Я ж тебе говорила, это бесполезно. Лейба у нас непрошибаемая.

– Да ладно, – игриво сказал тот и самоуверенно ухмыльнулся он, – и не таких прошибали. Всем ледышкам тепла не хватает.

– Да не в тебе дело, Костик. В твоем обаянии никто не сомневается. Знаешь, как говорят: человека из деревни вывезти можно, а деревню из человека – никогда. Это как раз про нашу Алёнку. Не понимает она намеков, не умеет общаться и флиртовать. Найди себе кого-нибудь поинтереснее.

– А мне кажется, все она понимает. Да и я не флирт имею в виду.

– А ты, как я посмотрю, весьма настойчив, – разозлилась Алёна и на Татарина, и на сестру. Тихо внутри вскипела. Всегда старалась не обращать внимание на подобные издевки и глупые выпады, но сейчас привычно проигнорировать не хватало терпения. На языке так и вертелось несколько смачных выражений.

– Естественно. Да и ты не отказываешь, – тем же самым раздражающе самоуверенным тоном проговорил Татарин.

Алёна сделала паузу. Дала Косте вздохнуть и выдохнуть, чтобы слова которые она произнесет, проникли в его замутненное сознание. Достал уже.

– А знаешь почему напрямую не отказываю?

– Почему?

– Потому что не вижу с твоей стороны особых притязаний. Или вот эта многочасовая сублимация неудовлетворенного сексуального влечения в низкобюджетный романтичный драматизм и есть высшая степень твоей активности? – произнесла она отчетливо на одном дыхании, совсем не скрывая в голосе едкого сарказма.

Боковым зрением Алёна уловила, что Шаурин оторвался от разговора с Радченко и посмотрел на нее. Почувствовав на себе его магнетический прямой взгляд, своих глаз от лица Татаринова она не оторвала. Тот застыл, как будто и не дыша, его чуть вытянутое лицо еще больше вытянулось. От удивления, что ли. Никак не мог он сообразить: окончательно ли ему отказали, или просто жестоко оскорбили.

– Низкобюджетный романтичный драматизм. Это ты сейчас о сексе?

Алёна рассмеялась. Наверное, этот короткий колкий диалог и последующий смех стали проявлением ее собственной наивысшей эмоциональной активности за весь вечер. Чаще она была лишь наблюдателем.

– Можешь и так считать, – спрятала усмешку за бокалом, глотнула вина и посмотрела на Ваню. Он так и не сводил с нее своих гипнотических серо-зеленых глаз, а когда она взглянула ему в лицо, разомкнул губы, словно собираясь что-то сказать.

– А что это за история с велосипедами? – заполнила Света неловкую паузу.

– А ты ее еще не слышала? – медленно, как будто нехотя, он перевел взгляд на Павлову.

– Не-а.

Радченко хохотнул.

– Вань, расскажи.

– Это было прошлым летом в середине января, – Шаурин усмехнулся.

– В тридесятом королевстве, там где нет в помине короля… Шаур, вот точно, не было тебя с нами, и мы, как говорится, всю свою сдержанность и стать потеряли, – пошутил Максим.

– Ага, скажешь тоже! Да если бы Шаур был с нами, то мы бы не в соседний район на велосипедах кататься уехали, а точно в другую страну улетели! Или на другой континент! – расхохотался Радченко. – Пристрелите меня, но я лично не помню, как мы пришли к идее покататься на велосипедах. Вроде сидели у меня, пили. Почти спокойно.

– Вот и я понятия не имею, – усмехнулся Шаурин. – Я знаю только второй акт этой безумной пьесы. Звонят мне среди ночи из полиции эти идиоты: «Шаур, забери нас отсюда». И все. А я лежу с температурой, мне вот как раз только этого звонка для полного счастья не хватало. А откуда забрать – непонятно. Но это ладно. Приехал я за этими придурками, не бросать же, забрал обезьян из обезьянника. Они пьяные, грязные, как бомжи. Вчетвером на двух велосипедах. Привез эти дрова к себе, куда еще. Они дальше входной двери и не прошли.

– Вань, а ты мог быть и погуманнее, хоть коврик бы нам постелил. А то жестко спать на керамограните, – заржал Татарин. – Не, ну а что… Просыпаюсь, думаю: умер. Ан-нет, знакомая до боли обстановочка.

– Ну ничего себе, – давясь смехом, сказала Света. – Как у вас бывает.

– А ты думала, что здесь все интеллигенты собрались? – засмеялся Ваня. – Забудь про это.

_____

Уже третий звонок. Долгий, раздражающий. Алёна зло выдохнула и, протянув руку в нишу над изголовьем кровати, взяла вибрирующий телефон. Вика. Ну какого черта ей надо с утра?

– Что? – недобро спросила.

– Ты чего спишь еще? – защебетала сестра.

– В основном, – буркнула в трубку Алёна. – А что сегодня какой-то особенный день? У меня отпуск – хочу сплю, хочу крестиком вышиваю.

– Ты, как обычно, с утра злая, как собака.

– Кушай с булочкой, – последовал ответ в том же тоне.

– Я сейчас к тебе зайду, – быстро сказала Вика и оборвала связь.

– Могла бы и не заходить, я бы не расстроилась, – проворчала Алёна и вытянулась на постели. Потом нехотя сползла с кровати. Теперь все равно не поспишь.

И десяти минут не прошло, как в дверь позвонили. Мелодичная трель застала Алёну в ванной. Не вынимая изо рта зубной щетки, она впустила сестру и пошла в ванную дочищать зубы. Вика ринулась за ней: так не терпелось ей поговорить. Но дверь, издевательски громко щелкнув замком, демонстративно захлопнулась перед ее носом.

– Чего принеслась с утра пораньше? – хмуро спросила Алёна, выйдя из ванной. Терпеть не могла, когда ее тормошили с утра, нарушая привычный ритм.

– Поболтать, – довольно сказала сестра, хозяйничая на кухне и разливая по чашкам крепкий кофе.

Опять словесное недержание. Вчерашний вечер, видать, покоя сестренке никак не давал. Вернее, один из его участников.

– Яичницу будешь? – Алёнке кофе было мало. Хотелось чего-то посущественнее, чтобы окончательно проснуться.

– Нет.

– И правильно, там сплошной холестерин.

– Ну как он тебе?

– Кто?

– Как кто? Шаурин!

– Ах, Шаурин… Шаурин-Шау-у-рин… – певуче растянула Алёна и словно забыла о заданном вопросе, занявшись приготовлением завтрака.

Вика покорно ждала. Но ждала активно: болтала ногой под столом, рылась в вазочке с печеньем, поглядывала на двоюродную сестру с нескрываемым нетерпением.

– Пациент скорее жив, чем мертв, – смилостивившись, ответила наконец. – Нагловато-хамоватый тип привлекательной гражданской наружности. Могу еще отметить незаурядный ум и чрезмерно раздутое эго.

– С чего это ты решила, что у него незаурядный ум?

Видимо, это единственное, что Вика поставила под сомнение в оценке Шаурина, потому и переспросила.

– Потому что это дураком прикинуться можно, а умным – нет.

– И все?

– А что еще тебя интересует?

– Ты весь вечер на него пялилась, что-то же ты еще отметила.

– Отметила, – кивнула Алёна и уселась с тарелкой за стол. – Что он кофе в чашке размешивал против часовой стрелки. Вот на этот факт тебе стоит обратить особое внимание. Это очень важно. Ты прилетела с утра, чтобы я тебе его психологический портрет составила? Ты не путай пресное с соленым. Я могу поделиться своим живым впечатлением, но ставить диагнозы никому не собираюсь. Если я буду всем своим друзьям и знакомым психологические диагнозы ставить, меня саму можно будет смело в дурдом определять.

– Да ради Бога, – протянула Вика, – давай свои впечатления. Ты должна мне хоть как-то помочь.

– Я ничего никому не должна, это во-первых, – отрезала сестра. – А во-вторых, я работаю с маленькими мальчиками, а не с большими.

– Да какая разница? Мне надо знать, как заставить его со мной переспать.

– Разница – пять долларов.

– Чего?

– Ничего, – махнула рукой, – не бери в голову, это из фильма. В вопросах: «как заставить…», «как сделать так, чтобы…» я тебе не помощник. Это все вопросы манипулятивные, лежащие вне зоны влияния самого человека. Как заставить его с тобой переспать, сама думай. Но я бы уже и не пыталась, на твоем месте.