Текст книги "Предатель. Моя сестра от тебя беременна (СИ)"
Автор книги: Оксана Барских
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
Глава 22
Я делаю несколько шагов назад, опасаясь, что меня с ребенком на руках просто собьют с ног в попытке прорваться первыми, но к счастью, оперативно реагирует медсестра, который вышла со мной.
– А ну всем стоять! – гаркает она во всю мощь горла и встает передо мной, выставив вперед ладони.
На удивление, ее приказ действует, и все останавливаются. Даже Агафья Давидовна ничего не говорит, хотя ее недовольное лицо я даже с такого расстояния прекрасно вижу. Настроения мне это не добавляет, и я перевожу взгляд на Андрея с Верой Трофимовной, единственных, кого я рада видеть.
– К мамочке подходим строем, не создаем никакого шума, иначе не выпишем!
Конечно, медсестра шутит, но голос у нее до того серьезный, что они верят. Она отходит и смотрит за нами поодаль, так что никто не решается под ее грозным взглядом галдеть или выказывать недовольство.
Фотограф делает снимки, и мне приходится улыбаться, чтобы не испортить снимк, которые в будущем я буду показывать своей дочке. Так что приходится терпеть прикосновения бывшей семьи. Глеб вообще не отходит от меня, стоит, как приклеенный, улыбается во все свои тридцать два, а остальные всё пытаются заглянуть ребенку в лицо, откинув накидку. Это и бесит меня еще сильнее, так как они все ведут себя так, будто только и ждали моих родов, хотя на самом деле всем было абсолютно плевать.
– Вы рассказали им? – спрашиваю я у Таисии Семеновны, когда настает ее очередь сфотографироваться со мной отдельно.
– Я тебе обещала держать это в тайне, Варя, а я слов на ветер не бросаю, так что нет, ищи говорливого в другом месте. Кому еще ты рассказала?
Я перевожу взгляд на молчаливого Кольку, который сразу же опускает голову, словно ему стыдно. Когда представляется возможным, и он оказывается ближе, я снова смотрю на него требовательно, чтобы он признался.
– Я не хотел, Варь, правда. Просто мама подслушивала наш разговор, а у меня динамик на телефоне давно глючит, слишком громкий, ты же знаешь. Прости меня, это я виноват.
Я вздыхаю и качаю головой. Вижу, что он не врет, да и сама мысль, что он мог меня предать, так остро резанула по сердцу, что меня мигом накрывает облегчением.
– Всё хорошо, Коль, ты не виноват.
Как только Глеба отвлекают, я наконец вырываюсь к Андрею с Верой, которые стоят в сторонке, словно бедные родственники, и меня это совершенно не радует.
– А вы почему не подходите? Всякие тут пользуются тем, что вы наняли фотографа, а самые важные снимки еще и не сделаны, – говорю я и встаю между ними, громко подзываю фотографа, чтобы не снимал кого попало, а подошел к нам.
– Да не хотели мешать мы, Варь. Какая-никакая, а семья для доченьки твоей. Вдруг ты потом захочешь с ними общаться, будешь жалеть, что в такой важный день нет будет снимков.
Вера Трофимовна в очередной раз предстает передо мной мудрой женщиной, и я не прикусываю язык, хотя так и хочется сказать, что общение с такой семейкой для моей дочери будет пагубным.
– Вы извините, что вам пришлось терпеть их оскорбления, пока я спускалась. Я не знала, что они приедут. Знала бы, перенесла бы выписку.
– Не переживай, Варя, – хмыкает Андрей. – Мы с матерью себя в обиду не дадим. И тебя тоже, ты только скажи, если они тебе мешают, можем сразу же ехать домой.
– Тогда они устроят тут концерт, если я буду их игнорировать. Лучше я сама разберусь, Андрей.
Мне приятно, что он предлагает свою помощь, но вместе с тем я понимаю, что тогда они всей толпой кинутся машине наперерез.
– Если что, у нас с собой есть подмога, в машине сидит.
Я перевожу взгляд в ту сторону, куда он кивает, и вижу черный джип с тонированными стеклами. Что-то мне подсказывает, что там сидят мужчины в черном. Я же вдруг задумываюсь о том, кем же работает Андрей, что может себе позволить то, чего не может директор филиала банка, то есть Глеб.
Только я думаю о муже, как он снова появляется передо мной, а за ним и всё семейств, включая Зину, которая всё время держится в стороне, словно боится засветиться перед моими глазами.
– Ну всё, поехали домой, жена, – демонстративно называет меня так Глеб, отчего у меня аж зубы болят, но я пока молчу, опасаясь сказать что-то грубое при дочери. Она хоть и маленькая, а я убеждена, что всё равно понимает.
– Куда? – с притворным удивлением спрашиваю я, пока Вера Трофимовна отходит к фотографу. Остальные же настороженно наблюдают то за ней, то за нами. Не понимают, что пришли, как воры, и воспользовались тем, что подготовили не они. Даже врученные цветы были куплены Андреем, а не ими, что я видела в окне.
– Как куда, к нам домой, где мы жили. Детская не готова, но завтра привезут кроватку, мы ее расположим в нашей спальне.
– А детские вещи? – спрашиваю я вкрадчиво, чтобы убедиться, что даже такой малости Бахметьевы не учли.
Чувство горечи во рту усиливается, и я едва сдерживаю слезы досады, что они приехали и испортили мне такой прекрасный день. Но я держу себя в руках и не плачу, чтобы никому из них не доставить подобной радости.
– А зачем их покупать? – вдруг подает голос моя мама. – Мы по соседям пройдемся, кто чем сможет, тем и поможет. Дите ведь вырастет с вещей, нечего деньги на ветер кидать.
Агафья Давидовна, которая одно время возмущалась подобному мышлению моих родителей и критиковала их, утверждая, что ее внуки будут носить только всё новое, а не поношенное, на этот раз молчит. Ей не до меня и уж тем более не до внучки, которую она и своей-то не считает. Она буравит взглядом мужа, который не сводит глаз с Веры Трофимовны.
– Нет уж, спасибо, – прерываю я споры родителей и смотрю на Глеба. – То, что я родила, ничего не меняет. Мы всё равно разведемся, а к тебе я не вернусь. Тебе есть, о ком заботиться.
Я киваю в сторону Зины, так как надеялась, что он наконец переключится на нее и отстанет от меня, но даже спустя столько времени он никак не угомонится, словно не желает принять тот факт, что я больше ему не принадлежу.
– Дочь, не дури. Вот куда ты пойдешь? Глеб прав, ты этому мужчине не интересна, он наиграется с тобой и бросит тебя! – зло выпаливает мама, и я слышу, как пыхтит Вера Трофимовна, но молчит. Никому не понравится, когда о твоем ребенке говорят невесть что. Теперь я в какой-то степени ее понимаю.
Вот смотрю я на родителей и не понимаю их. Еще будучи беременной, я чувствовала к своему ребенку любовь и безграничную нежность, хотела для него самого лучшего, что только может предложить ему в будущем жизнь, а как она родилась, все мои эмоции усиливаются в стократ.
Мама, глядя мне в глаза, что-то, видимо, понимает, и взгляд отводит, так что я отворачиваюсь, больше не собираясь долбиться головой в стену. Никто из этих людей не понимает меня и не принимает моего решения, так что и я больше не собираюсь ничего им объяснять.
– Поехали? – говорю я Андрею и Вере Трофимовне, которые терпели ждут и не провоцируют конфликтов, хотя я слышала, как свекровь довольно громко обсуждает их с Зиной. Последняя, конечно, молчит, но и возмущений Агафьи Давидовны достаточно.
– Ты уверена, что это твое окончательное решение, Варя? – звучит мне вслед зловещий голос Глеба.
Я слегка веду плечом, чтобы сбросить с себя его негатив, который буквально обволакивает всё мое тело.
– Да. Я абсолютно уверена.
Сначала он пару секунд молчит, а заговаривает снова, когда я уже сажусь с кульком в машину.
– Не хочешь по-хорошему, Варя, будет по-плохому. Дочь моя по закону, а ты не работаешь, квартиры у тебя нет, так что я легко ее у тебя отсужу. А если захочешь быть ей матерью, вернешься к нам, как миленькая.
Андрей закрывает за мной дверь и толкает Глеба в сторону, чтобы отошел от машины, после чего садится на переднее сиденье. Водитель трогается с места, а у меня в ушах до сих пор стоит угроза Глеба. Он был серьезен и не шутил.
И когда я представляю, что он и правда может отобрать мою дочь, меня накрывает липким неприятным страхом.
Глава 23
В квартире, которую Вера дала мне пожить, уже всё оказалось приготовлено для проживания мамы с ребенком. В спальне стоит собранная кроватка, в углу – коляска, а уж шкаф просто ломился от детских вещей.
– Не стоило, Вера Трофимовна.
Я едва не прослезилась, увидев, что они с Андреем подготовились к выписке так основательно, будто это их дочь и внучка придет жить в эту уютную квартирку. Я ожидала, что это будет хрущевка со старым ремонтом, но оказалась, что здесь уже давно обставлено всё по-современному.
– Не лишай меня этого удовольствия, Варя. Мои-то дети пока не сподобятся родить мне внуков, так что я пока потренировалась, чтобы в будущем быть готовой встречать детей Андрея или Любаши. Надеюсь, ты не будешь против, если я буду приходить и помогать тебе? Давно я детишек не нянчила, уже за столько лет и соскучиться успела.
Вера Трофимовна так воодушевлена, что я не отказываюсь от ее предложения, хоть мне и становится стыдно, что в отличие от них моя собственная семья никак не участвует, а лишь вставляет палки в колеса.
Как только я укладываю уснувшую дочку в кроватку, выхожу к накрытому столу. Хочу начать суетиться и хотя бы поухаживать за Андреем и Верой, но последняя насильно усаживает меня на диван и не дает ничем заняться.
– Успеешь набегаться еще, Варя. Отдыхай лучше. Ты лучше скажи нам, как решила дочку назвать? Уже придумала?
– Да, – киваю я и улыбаюсь, решив сделать всё по-своему. Это когда я была женой Глеба, он четко дал понять, что имя давать будут его родители, которые настаивали на имени Аарон, если родится мальчик, и Аделаида, если девочка. Имена, конечно, красивые, но я с детства мечтала, чтобы мою дочку звали Мария, в честь моей бабушки со стороны матери. Она давно умерла, еще когда я сама была ребенком, но я до сих пор помню ее теплые руки и мягкий успокаивающий голос, когда она пела мне колыбельные перед сном.
– Мария, Машенька, – говорю я Вере Трофимовне, и она кивает, смакуя имя на языке.
– Мария Глебовна, звучит. Прямо как баба Маша, – улыбается она, и я вспоминаю, что бабушку, которая когда-то приютила ее с ребенком и беременную, тоже звали Мария. Интересное стечение обстоятельств.
Я морщусь, услышав имя мужа, который уже успел изрядно попортить мне нервы, и снова печалюсь, подумав о том, что он воплотит свои угрозы в жизнь.
– Как думаете, меня и правда могут лишить родительских прав и отдать ребенка Глебу? – спрашиваю я вслух, так как не знаю выхода из этой ситуации.
– Крыша над головой у тебя есть, а с работой решим, – отвечает доселе молчавший Андрей, и я густо краснею, когда он кидает на меня нечитаемый взгляд.
– И правда, Андрюш, мы же можем устроить по документам Варю ко мне в бутик.
– Я же повар, другого образования у меня нет, – качаю я головой, но улыбаюсь, чувствуя благодарность им, что пытаются мне помочь.
– Устроим тебя официально моим личным поваром. Ты ведь помнишь о нашем уговоре, Варь? Я ведь совершенно не умею готовить, так что устроим тебя в мою фирму, как моего помощника. И официальная зарплата, и пенсионные выплаты. Всё по закону.
– Мне неудобно, да и вы и так слишком много для меня делаете. А еду я и так буду готовить и привозить тебе раз в день. Только надо узнать, какой автобус ходит до дач. Вот только Машуня чуть-чуть подрастет, так и буду ездить, а пока с такси передавать.
Я думаю, как лучше поступить, но Андрей качает головой, отвергая мои варианты.
– В этом нет нужды, Варь. Меня срочно вызвали в офис, так что на даче я оставлю своего человека следить за стройкой, а сам обратно перебираюсь в город. А с доставкой можешь не переживать. Я тут недалеко живу и буду приходит и на обед, и на ужин. Выделю человека тебе, он сам будет закупать продукты, ты сама ему только говори, что нужно. О деньгах не беспокойся, всё заложено в бюджет.
Я не успеваю опомниться, как без меня мне уже работу нашли, которая прекрасно совпадает с моим графиком, как матери новорожденной.
Я растерянно смотрю на Веру Трофимовну, ожидая, что она будет возражать, ведь одно дело – помогать матери-одиночке, чья история схожа частично с ее, а другое – когда твой сын будет слишком много времени проводить с женщиной, которую уж точно мало кто пожелал бы видеть в роли невестки. Мало того, что будущая разведенка, так еще теперь и с ребенком на руках.
Но Вера Трофимовна улыбается, одобрительно глядя на сына, а до меня доходит, что она понимает, что Андрей на меня и не взглянет. Просто видит, что хорошо воспитала сына, поэтому и радуется.
Я же обещаю себе быстро встать на ноги, начать готовить тортики на заказ, выпечку для магазина подруги, чтобы не стеснять таких хороших людей и не злоупотреблять их добротой.
Вскоре они уходят по настоянию Веры, когда слышат кряхтение малышки, но перед этим мне приходится уговорить ее не трогать грязную посуду. В конце концов, с этим я и сама прекрасно смогу справиться.
После того, как я покормила дочку, иду осматриваться по квартире и поражаюсь тому, что в гостиной в углу лежат даже большие пачки памперсов, до того Вера Трофимовна заморочилась.
Когда я возвращаюсь к дочери, то долго смотрю на нее и не могу налюбоваться. Единственное, что Глеб сделал для меня хорошего, так это подарил мне Машеньку. Ведь не выйди я за него замуж, то сейчас ее бы не было. Так что за дочь я ему благодарна, и этого уже ничто не изменит.
Она сладко посапывает и, кажется, в ближайшее время не проснется, так что я смотрю на себя в зеркало и морщусь, ведь похожа на пугало. Хочется принять быстро душ, пока Маша не капризничает, как это часто бывает у других, что я читала в интернет-форумах для мамочек, но не успеваю занырнуть в душ. Раздается настойчивый звонок в дверь, так что я надеваю висящий на крючке ванной комнаты халат, завязываю пояс спереди и бегу к двери. Неужели Вера или Андрей вернулись? Может, что-то забыли?
– Хорошо, что я не успела в душ зайти, только… – говорю я, открывая дверь, но па пороге стоят не они.
Передо мной появляется Таисия Семеновна, бабушка Глеба. Вот уже кого я точно не ожидала увидеть. Судя по пустой лестничной площадке, она пришла одна, так что я не закрываю резко дверь, но корю себя за опрометчивость и глупость, что не посмотрела в глазок.
– Не прогоняй, Варя, впусти меня, пожалуйста, нам нужно поговорить.
Я колеблюсь секунду, но уже знаю, что это не она рассказала всем о выписке, так что всё же приглашаю ее войти, пожалев ее. Уж больно несчастный у нее вид. Я бы даже сказала, изможденный. Закрываю снова плотно дверь, чтобы за ней уж точно и наверняка не вошел кто-то следом, а затем веду старушку на кухню. Кажется, она пришла сюда не скандалить, так что я готова ее выслушать, гадая, что же ей нужно и почему она пришла одна.
Не зная, куда себя деть, так как я нервничаю из-за прихода нежданной гостьи, я ставлю чайник и накрываю на стол, так как Таисия Семеновна мне лично ничего плохого не делала, и раз она пришла, от меня не убудет проявить гостеприимство.
– Как ты назвала девочку? А то в таком ажиотаже ничего важного и не узнала. Ты не думай, я их не звала, хотела сама приехать, ты же мне сказала время.
– Вы не виноваты, я знаю.
Это всё, что я говорю, так как не собираюсь представлять перед ней подслушивающую мать в невыгодном свете. А даже если она уже знает, то это не моя вина. Какая-никакая, а всё же моя мать, и я не стану ее чернить. Нехорошая привычка, которой я не хочу уподобляться.
– Так как назвала? – снова спрашивает старушка, и в этот момент выглядит так печально, что кажется мне гораздо старше своего возраста. Вся осунулась и даже похудела из-за переживаний, но что-то мне подсказывает, что в доме сейчас идут боевые действия. Наверняка Агафья Давидовна злится на нее и обвиняет в том, что она влезла не в свое дело, а теперь появление Веры угрожает ее браку.
– Маша, – отвечаю я нехотя, так как кажется, что имя – это нечто сокровенное, но глупо будет с моей стороны скрывать то, что вскоре все и так узнают.
– Маша, Мария, – повторяет Таисия Семеновна и грустно вздыхает, когда я ставлю перед ней чашку с некрепким чаем.
В силу возраста у нее могут быть проблемы с давлением, так что она держит строгую диету. Воли ей не занимать, чего не скажешь иногда обо мне. Я в отличие от нее не могу порой удержаться от того, чтобы полакомиться сладостями. Я жадно смотрю на пирожные на столе, но гулко сглатываю жадную слюну и отодвигаю от себя тарелку. После родов я слегка поправилась, так что нужно следить за своим питанием, чтобы не расползтись вширь еще больше, а наоборот привести себя в форму.
– А как вы нашли мой новый адрес? Я ведь никому, даже Кольке не говорила. Честно говоря, сама его только сегодня узнала.
– Так вы как уехали с Верой и ее сыном, мы все в машины погрузились и за вами следом поехали.
Я не удивлена сталкерству со стороны бывшей семьи, кроме одного.
– Странно тогда, что вы одна пришли. Неужели уговорили остальных остаться внизу?
Я усмехаюсь и подхожу к окну, чтобы высмотреть, правда ли Бахметьевы и Агафоновы стоят внизу. Вижу их сразу же, а они почти синхронно поднимают головы и смотрят в мое окно. Первым порывом было отшатнуться, но я резко одергиваю себя, вздергивая подбородок. Я ни в чем не виновата и прятаться не обязана. Это они унижают себя, что преследуют и пытаются вернуть заблудшую овцу стадо, не обращая внимания на ее желания. Вот только не понимают, что я не овца, кем бы им не казалась.
– Мы когда подъехали, нас ваша охрана окружила, в подъезд не пускала, а Глебу нос, кажется, сломали, – морщится Таисия Семеновна, но не смотрит в мою сторону осуждающе. Не обвиняет меня, что немного успокаивает, что она пришла сюда не для того, чтобы учинять скандал.
Я показываю того, что впервые слышу о том, что внизу стоит охрана. Конечно, мы сюда ехали в их сопровождении, но я не думала, что Андрей их оставил, чтобы они и дальше охраняли подъезд. Становится тепло в груди от осознания того, что он даже об этом позаботился, предвидел, что бывшая семья не оставит меня в покое, а будет пытаться прорваться ко мне во что бы то ни стало.
– Как только Вера с Андреем вышли, сын мой сразу к ней, просил показать ему дочь, познакомить с ней, а Глашка, как увидела это, кинулась на нее с кулаками, но ее даже близко к Вере охрана не подпустила. Никто больше не решился прорываться в подъезд с боем, а мне вот позволили. Видимо, Вера поняла, что я уже не та, что прежде, и не стану тебе портить настроение. Да и стара я уже слишком, чтобы интриги плести и решать за своих детей и внуков, как им жить. Так что не переживай, уговаривать тебя вернуться к Глебу не буду. Я, может, и его бабушка, но он перешел все границы, переспав с твоей сестрой и заделав ей ребенка. Как женщина женщину, я тебя понимаю. Но как я уже сказала, я стара и могу в любой момент отправиться к мужу…
Ее голос хрипит, и она опускает голову. Видно, что переживает и вспоминает умершего супруга. Мне становится ее жаль, и я проникаюсь ее словами, но ничего не говорю. Пытаюсь понять, что она хочет дать мне понять и для чего пришла. Догадываюсь, конечно, но лучше будет, если она сама скажет всё, что хочет.
– Не хочу умереть, так и не увидев правнучку.
Когда она снова заговаривает и поднимает на меня голову, ее глаза на мокром месте, так что я сажусь напротив и кладу ладони на ее скрещенные на столе пальцы, пытаясь подбодрить.
– Ничего вы не умрете, Таисия Семеновна, вы здоровее всех живых, уж поверьте. И Машеньку увидите, она ведь в соседней комнате спит.
Допив чай, она привстает с моей помощью, а я замечаю, как дрожат ее руки, и что идти ей уже сложновато. Раньше она всегда казалась мне бодрой старушкой, а сейчас я вижу, что за то время, что я ее не видела, она основательно сдала.
Мы входим в спальню, и старушка склоняется над кроваткой, любуясь Машенькой.
– На тебя похожа, Варя.
– Кажется, да, – улыбаюсь я, чувствуя, как в груди теплеет от вида дочери.
– Может, оно и к лучшему. Глеб-то всё же на мать больше похож, а порода там гнилая. Глашка-то почему скрывает, что из деревни и пытается сойти за городскую да аристократку. В ее семье одни пьяницы да бездельники были, агрессивные причем, часть вообще в тюрьме отсидела, так что она с ними не общается еще с того момента, как в город переехала. От ее рода Глебу эта агрессивность и досталась. Поэтому и кидается на твоего Андрея, сам не понимает, что творит.
– Мы с Андреем не вместе, как думает Глеб. Но это не имеет значения, с Глебом нас всё равно разведут.
– Это не мое дело, Варя. Ты взрослая женщина, так что сама способна решить, как строить свою личную жизнь. Ты главное, не запрещать мне навещать Машу. И не переживай, я попробую повлиять на внука, чтобы не порол горячку и не пытался отсудить у тебя дочку. Это сейчас он на эмоциях, избаловала его мать, он привык, что всё всегда по его и никак иначе. Так что и бесится сейчас именно поэтому.
Я не спорю с пожилой женщиной. Она любит своего внука и пытается оправдать его гнусное поведение, но спорить с ней я не собираюсь. Зачем портить отношения, если сводить нас она не планирует, а мнение мое ей поменять и так не удастся.
Когда она уходит, вдоволь налюбовавшись моей дочкой, я испытываю облегчение. Перед уходом она мешкается и смотрит на меня неуверенно, но так ничего и не говорит. Так что вскоре я закрываю за ней дверь и снова подхожу к окну на кухне, отодвигая шторку вбок. Все остальные уже расселись по машинам, поняв, что их всё равно не пропустят. Я же беру в руки телефон, который стоял на беззвучном, и смотрю на множество пропущенных звонков от Глеба и своей семьи. Верчу смартфон в руках и откладываю его в сторону. В этот момент просыпается Маша, так что я верно расставляю приоритеты и иду к ней.
Чувствую, что история с Бахметьевыми так просто, как обещает Таисия Семеновна, не закончится. А значит, нужно держать ухо востро.
