Текст книги "Предатель. Моя сестра от тебя беременна (СИ)"

Автор книги: Оксана Барских

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Глава 1

– В первую очередь ты домработница, Варька, а уже потом жена. Ты и в подметки моему сыну не годишься, так что отрабатывай свое проживание в нашей квартире.

Свекровь презрительно кривит губы и смотрит на меня свысока, пока я на карачках ползаю по коридору и мою полы. В очередной раз.

– Я же утром уже мыла, Агафья Давидовна. Специально коврик постелила, чтобы вы отряхивали обувь после улицы. Мне уже тяжело на восьмом месяце вот так нагибаться часто.

Мои попытки воззвать к совести свекрови не увенчались успехом.

Ей меня не жаль.

Наоборот, ей, кажется, доставляет удовольствие наблюдать за моими страданиями, а потом жаловаться своему сыну, моему мужу Глебу, какая я нерасторопная хамка и грязнуля, и что он зря на мне женился. Лимите подзаборной, как часто любила она повторять мне в лицо, когда Глеб пропадал на работе.

Руководитель филиала столичного банка, он хорошо зарабатывает, вот только снять квартиру и съехать мы не можем.

– Ты наш единственный сын и должен жить с нами. Мы уже старые, кто за нами досматривать будет? – каждый раз свекровь бравирует своей коронной фразой, и все мои попытки как-то повлиять на мужа трещат по швам.

– У родителей пятикомнатная квартира, всем места хватит, Валюш, потерпи притирку с мамой, она пообвыкнет и перестанет воспринимать тебя в штыки.

Глеб уже который месяц убеждает меня, что скоро я привыкну, а его мама станет относиться ко мне, как к родной дочери, но время идет, мой живет растет, ноги отекают, а выполнять требования свекрови мне с каждым днем становятся всё тяжелее.

И когда я в очередной раз жалуюсь по телефону матери, как я устала, мне на помощь присылают мою родную младшую сестру Зину. Она младше меня всего на три года, ей двадцать лет, но ни в колледж, ни в университет она так и не поступила, в отличие от меня. Родители устроили ее работать к себе в колхоз дояркой, как мама, так что физический труд ей не страшен.

– Ой, Варька, счастливая ты. Никакого тебе скотного двора. Встаешь не в пять, как я, а аж до семи в постели валяешься, как барыня какая.

На удивление Зина моей свекрови нравится, так что она удостаивается даже чаепития с ней тет-а-тет. Деревенский говор, который так раздражал Агафью Давидовну во мне, ни капли не смущает ее в Зине, и поначалу меня даже одолевает ревность. До очередного нагоняя от свекрови, когда ей не нравятся простыни, которые я ей стелю.

– Я не люблю бязь, Варвара, постели мне египетский хлопок, – требовательно голосит она и не успокаивается, пока я не меняю ей постель. – А это Зинке постели, нечего родню свою баловать, пусть знают свое место. Ты приживалка, села на шею моему мужу, а они вообще деревня, не позволю вам ездить на моем сыне и денежки из него тянуть. Хорошо хоть Зинка твоя нос не задирает, как ты, а разницу между нами понимает. Кто мы, а кто вы.

Эта ситуация ясно дает мне понять, что моя сестра ей не нравится, но в сравнении со мной она терпит ее больше, так как Зина в отличие от меня заглядывает ей в рот и смотрит снизу вверх, как служанка на госпожу. Готова поддакивать ей и выполнять все ее поручения, лишь бы услышать из ее уст похвалу.

Несмотря на попытки Агафьи Давидовны нагружать меня работой по дому на полную катушку, приезд Зины всё меняет. Она невзначай так упоминает при Глебе, что мне нельзя сейчас перетруждаться, и она приехала мне на помощь, будет всю мою работу за меня выполнять.

– А ты что, уволила домработницу, мам? – удивляется Глеб, а когда свекровь молчит, хмурится. – Я сколько раз тебе говорил, что у Вари беременность тяжело протекает, и чтобы ты не доставала ее своими требованиями. Для этого и нанял тебе помощницу, чтобы все прихоти твои выполняла и дом в чистоте держала. И что я узнаю?

Свекровь гордо поднимает подбородок и не удостаивает сына ответом, а после обеда со свекром уезжают на дачу. Судя по взгляду, который она кидает на меня напоследок, она еще отыграется на мне за то, что Глеб отчитал ее. А вот меня у меня наоборот расправляются крылья, что муж меня защищает и любит.

Первая за долгие месяцы ночь в квартире без свекрови и свекра кажется мне благословением свыше. Не будь я беременна, порадовала бы Глеба, но врач запретил нам близость, так что всё, что нам остается – это поцелуи и объятия.

– Глеб, скоро малышка наша родится, может, снимем квартиру? – снова заговариваю я, надеясь, что на этот раз мои аргументы подействуют. – Сам подумай, родители у тебя немолодые, привыкли к тишине, а новорожденные ведь шумные, ее крик по ночам будет им мешать. Давай на первое время поживем отдельно, а как дочка подрастет, обратно вернемся.

Конечно, возвращаться я не планировала, но мне нужно хоть как-то убедить Глеба о нужде в переезде. Единственное, из-за чего он может согласиться, так это из-за родителей, так что я пользуюсь тем, что они уехали на дачу, как только открылся сезон, и пытаюсь перетянуть мужа на свою сторону.

– Утром поговорим об этом, ни к чему на ночь глядя тревожиться. Кстати, ты почему не сказала, что тебя тут, как домработницу, эксплуатируют, а? – недовольно говорит мне муж, заминая тему с переездом.

– А что я должна была сказать? На мать твою жаловаться? Так старших уважать надо, да и она права, я ведь невестка, не должна валяться в постели целыми днями.

Мне не хочется порочить репутацию свекрови, ведь она его мать, как никак, но Глеб сурово поджимает губы и качает головой.

– Зол я на тебя, Варька, что нашим ребенком рискуешь. На диване сегодня посплю.

Я едва не плачу, когда муж забирает подушку и уходит спать в гостиную, но следом за ним не иду. Он слишком упрям. Если что решил, то не отступится и решения своего не поменяет.

Встретились мы с ним, когда я училась на четвертом курсе университета. Мне понадобился кредит, чтобы оплатить операцию папе на колени, а он тогда как раз приехал в филиал своего банка с инспекцией.

Может, мы бы разминулись и больше никогда не встретились, но за минуту до его прихода мне категорически отказали в кредите за неимением кредитной истории, и я выходила из здания заливаясь слезами. Из-за пелены перед глазами оступилась на лестнице и точно покатилась бы вниз, но Глеб тогда подхватил меня, помог сесть на подоконник, а затем разузнал, что мне нужна помощь. Дал мне вдруг пятьдесят тысяч рублей, не потребовав ничего взамен, и ушел.

Когда папе сделали операцию, я вернулась в город и каждый день приходила в этот банк в надежде встретить своего спасителя и отблагодарить его, но встретилась с Глебом лишь спустя месяц, и то случайно. Мы оказались в одном кафе.

Закрутилось-завертелось. И вот он привел меня на знакомство к своим родителям.

Если свекор, Родион Павлович, лишь одобрительно хмыкнул, оценив меня внешне, то вот свекрови, Агафье Давидовне Бахметьевой, я в качестве невестки не понравилась сразу.

Деревенская.

С заусенцами на пальцах.

Родители – доярка и тракторист.

Вывод очевиден.

– Лимита подзаборная, – сразу вынесла она вердикт, о чем сообщила и сыну, и мужу, но если последний привык просто молча кивать, зная неуступчивый характер жены, то вот сын впервые взбрыкнул и пошел против ее воли.

Всё равно женился на мне, с чем свекровь никак не может смириться, как бы я ни старалась ей угодить.

Я готова была терпеть ее выходки хоть еще несколько лет, поскольку люблю Глеба, но с тех пор, как я забеременела, жизнь в доме его родителей становится просто невыносимой, и я на грани истерики.

Несмотря на усталость, засыпаю я не сразу. Отвыкла уже отдельно от Глеба спать, но в конце концов ко мне всё же приходит сын.

А вот когда просыпаюсь, не сразу осознаю, что за окном темень. На часах три ночи, а внутри грызет беспокойство. В гостиной Глеба не оказывается, лишь расправленное одеяло свидетельствует, что он постелил себе на диване, но вот подушка оказывается не смятой, словно он вовсе не ложился.

Не сразу я слышу какие-то странные звуки, а затем вдруг иду на шум.

– Ой, ой, как же хорошо. Крепче держите меня, Глеб Родионович, крепче, – стонет тихонько Зина, но я прекрасно слышу ее довольный голос в тишине квартиры.

Я выхожу в коридор и не могу пошевелиться, вслушиваясь в скрип кровати в гостевой комнате, где мы поселили мою сестру, равномерный стук изголовья о стену, бас Глеба при особо сильных ударах, который мне слишком хорошо знаком.

Я зажмуриваюсь, не желая верить в то, что слышу, а затем переставляю по очереди ноги, чтобы воочию убедиться, что слух меня не обманывает.

Мне кажется, что всё это кошмарный сон, и я вот-вот проснусь, а Глеб окажется рядом.

Не верится, что Зине так хорошо делает мой муж, мой любимый, мой Глеб, который признавался мне в любви и настаивал на венчании, ведь мы с ним – родственные души.

Дверь в комнату Зины оказывается приоткрытой, половицы не скрипят, и я незаметно подхожу ближе и подаюсь вперед, украдкой заглядывая в щель.

Младшая сестра лежит на спине, а сверху на ней двигается Глеб. Его силуэт я узнаю моментально. Он опирается ладонями о скрипучую кровати и усердно раскачивается. Рычит, словно голодный, дорвавшийся до мяса, дикий зверь, и ухает, явно забыв, что в квартире они не одни. А затем Глеб говорит то, что окончательно выводит меня из ступора.

– Аппетитная ты девка, Зина, давно надо было тебя из деревни привезти.

Глава 2

– Аппетитная ты девка, Зина, давно надо было тебя из деревни привезти.

Голос Глеба, словно удар под дых.

– Тише вы, Глеб Родионович, – шепчет Зина, но в полной тишине ее голос бьет по барабанным перепонкам. – Варя спит, ей нужно отдыхать.

Мое сердце колотится, руки дрожат, а в коленях возникает слабость.

Ни муж, ни младшая сестра не замечают моего присутствия, до того увлечены друг другом. Глеб продолжает двигаться, прижимая Зину к постели, а я не могу оторваться от этого уничтожающего меня морально зрелища.

Их ладони соприкасаются, пальцы переплетены над головой Зины, а скрип кровати отзывается в моей голове шумом и головокружением.

Всё перед глазами кружится, и я теряю координацию, когда делаю шаг вперед и толкаю дверь сильнее, чтобы увеличить себе обзор. Не знаю, хотела ли я, чтобы они опомнились, увидев меня, и прекратили причинять мне боль, но мое тело делает выбор за меня.

Ноги меня держат, и я опираюсь телом о косяк, а вот дверь шумит, привлекая, наконец, внимание этих сластолюбцев, которые замерли на кровати, словно застуканные за непотребствами кролики.

– Варя? Ты должна была спать, – вскрикивает Зина и испуганно застывает, глядя на меня расширенными глазами.

В ее комнате горит ночник, и мне прекрасно виден проступивший на ее щеках румянец стыда. Или это от учащенного дыхания и возбуждения? Мне не хочется об этом думать, но мой разум снова и снова фиксирует детали, чтобы после смаковать их и ковырять мои эмоциональные раны раз за разом, не давая забыть о том, чему я стала сегодня свидетелем.

– Варя, зачем ты пришла? – хмурится Глеб и со вздохом встает, освобождая мою сестру от своего немаленького веса.

Комплекцией и ростом он пошел в своего отца. Метр девяносто, косая сажень в плечах – природа-матушка при рождении его не обидела, а усердные тренировки сделали и вовсе похожим на гладиаторского бойца.

Рядом с ним я всегда чувствовала себя, как за каменной стеной. Никто и никогда не смел даже косо глянуть на меня, не то что оскорбить. Ведь рядом со мной был Глеб, который одним лишь взглядом мог поставить наглецов на место.

Многие опасались с ним связываться, и я никогда не думала, что когда-нибудь он посмотрит так и на меня. Брови нахмурены, сдвинуты к переносице, тяжелая квадратная челюсть выдвинута вперед, а трехдневная щетина делает его похожим на бандита.

– Как вы могли?

Я запинаюсь, еле выдавливая из себя слова, и не могу понять, почему они не оправдываются, а смотрят на меня, как на идиотку, прервавшую их усердные приятные упражнения.

– Тебе нельзя нервничать, Валюш, иди в постельку, а я закончу и позже подойду, – произносит Глеб и смотрит на меня, как на душевно больную.

– А я тебе молоко подогрею с маслом, – улыбается Зина и кивает.

Я долго смотрю в глаза предателям, а затем медленно отвожу взгляд, прерывая зрительный контакт. Покачиваю головой, словно пытаясь отрицать только что увиденное. И больше всего меня удивляет не их странная реакция на мое появление, а то, что они делают вид, что заботятся обо мне. Прикрывают так свое гнусное предательство.

– Варя, иди-ка ко мне, что происходит вообще?

Глеб делает шаг ко мне, и я действую рефлекторно. Выставляю руку вперед, чтобы он стоял на месте и не приближался.

– Не прикасайся ко мне! Не подходи!

Я пытаюсь проглотить рыдания, но дыхание застревает в груди, и вырываются всхлипы. Прикрываю рот кулаком и снова смотрю на мужа и сестру, которая подрывается, наконец, с кровати и переводит взгляд с меня на Глеба, словно не понимает, почему я плачу.

– Варя, ты чего? – спрашивает она удивленно и тянет ко мне руку. – Я же приехала помочь, ты ведь знаешь.

– Помочь? – выдыхаю я ядовито, опасаясь, как бы самой не захлебнуться от собственного яда. – По дому помочь, Зина! Но никак не ложиться в постель к моему мужа и исполнять мои супружеские обязанности?! Не смей сейчас перекладывать с больной головы на здоровую и прикрываться заботой обо мне. Имей совесть признать, что ты легла под моего мужа из собственной прихоти!

– Но это правда, Варь, меня мама к вам отправила, чтобы я мужа твоего ублажала, пока ты в больнице будешь, сестра. И мужик сыт, доволен, и из семьи не уйдет. Ты извини, что так вышло. Надо было подождать, когда тебя на сохранение положат, но Глеб Родионович такой голодный ходил, что я решила его успокоить. Послушай…

Она несет ахинею с таким серьезным видом, что к горлу подкатывает дурнота, а в желудке возникает тяжесть. Я сглатываю, пытаясь избавиться от тошноты, а затем смеюсь на грани истерики.

– Глеб Родионович? Серьезно? После того, что он вытворял с тобой в постели, ты до сих пор называешь его по фамилии-отчеству, Зина? Я, конечно, всегда знала, что ты недалекая, но не думала, что настолько. И я ни за что не поверю, что это мать надоумила тебя переспать с ним!

– У нас порядки такие в деревни испокок веков, Варя, – отвечает как ни в чем не бывало Зина. – Думаешь, когда мамка затяжелела, почему отец не ушел из семьи? Наша тетя Глаша тогда к нам переехала и помогала ей во всем. И вместо нее роль супруги исполняла. Вот теперь и моя очередь ответить вам добром на добро. Благодаря тебе и Глебу Родионовичу мы зиму пережить в деревне смогли и скот сохранить.

Она продолжает что-то говорить, а я едва не теряю сознание, начиная осознавать, что Зина не притворяется, а действительно верит в то, что совершает благо.

Глеб молча слушает, а затем, когда я чуть снова не падаю, кидается ко мне, поддерживая за уже давно поплывшую талию.

– Уйди! Видеть тебя не могу! – кричу я, не желая, чтобы он ко мне прикасался.

В тех местах, что он тронул своими пальцами, кожа словно горит, а я отступаю, желая сбежать из этого дурдом и забыть обо всем, как о страшном сне.

– В чем дело, Варь? Ты же сама одобрила на днях, чтобы я успокоился с твоей сестрой и дала зеленый свет.

Глеб хмурится, а вот я неверяще смотрю на него в ответ. Что за бред он несет?

Глава 3

Автобус подпрыгивает на ухабах, но я не ругаюсь на водителя, как остальные пассажиры, а бездумно смотрю в окно. Едва сдерживаю слезы, хотя больше всего мне хочется реветь белугой.

Моргаю, но перед глазами мутная пелена, сквозь которую мне почти ничего не видно, но это последнее, что меня беспокоит.

Вокруг шум и гвалт, жители деревни продолжают выяснять отношения, пытаясь согнать друг друга с места, чтобы усесться самим, а между тем до деревни осталось всего ничего. Уже показалась первая остановка на пригорке, к которой приходят поутры жители, чтобы уехать на работу в город.

Я же не влезаю в чужие разговоры и сижу, отвернувшись, скрываюсь от любопытных взглядов. Обхватываю живот, чувствуя, что всем интересно, на каком я месяце, и таким образом пытаюсь защитить малыша от чужого внимания.

Сама же кручу в голове события глубокой ночи, после которых уснуть я так и не смогла. Вспоминаю оправдания мужа, и во рту становится сухо от горечи и комка в горле.

– Порядки такие у вас в деревне, Валюш, я же не знал, что это не твоя идея.

Глеб даже не оправдывался, а скорее не мог понять, в чем дело. Он сразу же потянулся меня поцеловать, но я поступила рефлекторно. Ударила его коленом в пах, отчего он согнулся пополам и застонал.

– Варька, а, Варька, ты чего это на сносях в деревню едешь? Не боишься разродиться прямо в сенях? В городе всяко лучше.

Несмотря на мои попытки отгородиться, соседка моих родителей, тетя Люба, дородная женщина в теле лет сорока пяти, хлопает меня по руке и прижимает к окну, вынуждая повернуться к ней.

– В деревне воздух свежий, не то что в городе. Смог, выхлопные газы. Считай, доктор прописал.

Я даже не пытаюсь улыбнуться, понимая, что скоро мой фарс вскроется. Любопытные сельчане мигом набегут к моей матери, чтобы вызнать все подробности возвращения блудной дочери в отчий дом. Удавятся за очередную сплетню. Уж слишком хорошо я знаю тех, на чьих глазах выросла и с чьими детьми и внуками ходила в местную школу до девятого класса.

– А муж где? Или брезгует к нам приезжать? Как вышла ты в город замуж, Варька, так ни разу мужа нам на смотрины и не привезла.

– Он что, невеста, чтобы смотрины ему тут устраивать? – огрызаюсь я раздраженно.

Вот эта простота и правда хуже воровства. Тетя Люба неприкрыто пытается залезть своими заскорузлыми пальцами мне в душу и перетряхнуть всё мое нижнее белье у всех на виду, и никого ничего не смущает. В автобусе даже тишина воцарилась, настолько всем интересно, почему удачно вышедшая замуж девка возвращается в деревню к родителям.

– А ты чего грубишь мне, Варька? Я родителям твоим пожалуюсь, что старших не уважаешь. Если муж выгнал беременную из дома, на меня свой негатив не вываливай. Сама своими проблемами занимайся!

Я стискиваю челюсти и еле держусь, чтобы не сказать еще чего-нибудь похлеще.

Первая волна шока после ночного происшествия спадает, и я чувствую не только раздражение из-за чужого любопытства, но и гнев, что ночью не закатила грандиозный скандал.

Глотая слезы, молча собрала вещи и скрылась из квартиры, пока Глеб пропадал в ванной, а сестрица скрывалась у себя в комнате, стараясь не дышать и не отсвечивать.

Надо было разбить телевизор, его дорогущий ноутбук, а сестру оттаскать за волосы, которыми она так гордится.

Вот только что толку махать кулаками после драки. Нужно жить дальше, вычеркнув мерзавцев из своей жизни.

Когда автобус, наконец, останавливается, толпа не спешит ринуться наружу, как обычно. Все выходят чинно и медленно, явно надеясь, что Любка выведает у меня какие-нибудь подробности, но я просто всю оставшуюся дорогу игнорировала ее вопросы и предположения, оставив ее и всех остальных страдать от любопытства.

Неважно, что я скажу или не скажу, они всё равно перевернут и додумают всё на свой лад, а затем ославят меня на всю деревню. Знаем, проходили.

Прихватив сумку, я иду по проселочной дороге к родителям, не зная, с чего начать разговор.

Нас, детей, у них трое.

Я, младшая сестра Зина и брат Николай десяти лет.

Отец, скорее всего, в поле на тракторе, мать на животноводческой ферме на смене, а Колька играет с соседскими детьми на речке, как мне сказала Люба, будто сжалившись надо мной.

Ключ я нахожу на привычном месте – на гвоздике у двери в районе глаз. Сколько говорила родителям, что это небезопасно, они не прислушиваются. Все у нас в деревне порядочные, никто чужого не возьмет.

Родной дом, в котором я прожила почти всю свою жизнь, встречает меня привычным запахом молока. Внутри чисто и прибрано, ни грязной чашки, ни разбросанных носков.

Что отец, что Колька были аккуратными и чистоплотными, так что когда я впервые столкнулась с тем, что свекор может бросить свои грязные вещи на полу возле кровати, испытала шок. Подбирать всё это да стирать приходилось мне.

Почти все свои обязанности свекровь спихнула на меня, а я, дурочка влюбленная, и рада была быть полезной. А сейчас у меня будто шоры спали, так что на прошлое я начала смотреть совершенно другими глазами.

Вещи я распаковывать не стала, решила приготовить сначала обед, чтобы порадовать родителей, которые придут в перерыве подкрепиться, а уже потом начать осваиваться. Что делать, я не знаю, но мне нужна передышка, чтобы решить, как жить дальше.

Накрыв на стол, я украшаю его сорванными во дворе цветами сирени, а сама стараюсь не думать ни о чем плохом. Когда в дом входят настороженные родители, не улыбаются при виде меня, хотя мы не виделись несколько месяцев.

Приветствие застревает у меня в горле, когда они переглядываются, и мать недовольно поджимает губы, и они, без того тонкие, превращаются в узкую полоску, напоминая короткую иглу.

– Ты с Глебом? – спрашивает мать и прищуривается.

Она осматривает меня с опаской, будто я – бомба замедленного действия. Становится неприятно, ведь не на такой прием я рассчитывала, когда ехала домой.

– Нет. Я развожусь.

Воцаряется тишина. Отец молча садится за стол и ни слова не произносит. В этом доме решения принимает мать. И вот она упирает руки в бока и качает головой, даже не удосужившись узнать причину моего решения о разводе.

– Езжай обратно в город к мужу, мы тебя пузатую не примем. Вон, Зинку тебе на подмогу отправили. А ты обратно к нам вздумала явиться? У нас и так дом полон рот, еще тебя с дитем тут не хватало. Муж есть, к нему и возвращайся.

Мать не церемонится, сразу кивает на выход, даже не оценив мои старания в готовке, чтобы им с отцом угодить.

– Она с мужем моим спала, что за помощь такая сестринская, а? – выдавливаю я из себя, чувствуя, как режет грудную клетку.

– Та, на которую я и сподрядила. Она послушная дочь. А ты нос воротишь от нашей помощи? Я ради тебя расстаралась и с работы ее отпросила, хотя ее зарплата тут нам была не лишняя. Глеб твой – богач, каких поискать, другого такого ты не найдешь. А с твоим пузом ты с мужиком не управилась бы, он бы начал погуливать и ушел от тебя к городской фифе. Уж не знаю, чего он посмотрел на тебя, но упускать такого зятя из семьи нельзя. Так что не ерепенься и возвращайся. Зинка с вами еще поживет, пока тебе врачи после родов не разрешат главные женские обязанности выполнять.

О каких обязанностях идет речь, спрашивать нет нужды. Всё и так понятно.

Меня распирает обида и гнев, что мою жизнь разрушила родная мать. Конечно, я уже не маленькая и понимаю, что Глеб – взрослый человек, который мог отказаться от предложения Зины помочь ему, но это не умаляет моего отчаяния при виде матери, которая не считает себя неправой.

– Если он такой зять хороший, сами с ним и оставайтесь! – шиплю я, хватаю свою сумку, стоящую у порога, и выбегаю из дома, толкнув мать плечом.

Она что-то кричит мне вслед, чтобы я одумалась и не дурила, а я сломя голову, почти ничего не замечая вокруг, бегу прочь. Мне тут не рады, и я не буду унижаться и просить принять мою сторону.

Довольно с меня раболепства, которого я наелась сполна в доме свекрови. Больше никогда я не буду никому прислугой, не стану терпеть унижений и неуважения, которые люди прикрывают якобы за заботой.

Идти мне некуда, и я брожу по деревне впустую. Пока мне не приходит в голову не очевидная идея.

Со дня на день мне рожать, и мотаться из квартиры в квартиру – опасно, мало ли что может случиться. Глеб же прописал меня в родительской квартире сразу, как мы переехали, несмотря на протесты властной матери.

Я же вдруг понимаю, что мне придется вернуться в дом, чтобы просто не умереть с голоду, ведь я никогда раньше о разводе не думала, и накоплений у меня нет. На работу я смогу выйти только после рождения ребенка, а раз выбора у меня никакого нет, и мне придется жить со свекрами и будущим бывшим мужем под одной крышей, я могу извлечь из этого пользу.

Не будет больше старательной и послушной невестки для Агафьи Давидовны.

Не будет бесплатной прачки, кухарки, уборщицы, груши для битья.

Нет.

Всей этой семейке, возомнившей себя чуть ли не аристократами, придется столкнуться с неблагодарной девицей и лимитой поганой, как меня всё это время величала свекровь.

Желание мести так ярко вспыхивает в голове, что я с улыбкой на лице сажусь на обратный рейс до города и всю дорогу прокручиваю в голове свои новые планы.

Ну держитесь, семейство Бахметьевых. Вы не представляете, с кем связались.