Текст книги "Удивительная женщина"
Автор книги: Нора Робертс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
Глава 4
Она не была с ним честна. Дилану не требовался детектор лжи, чтобы понять, что она все время увиливает от правды. Причем увиливает спокойно, глядя ему прямо в глаза. Только едва заметные изменения голоса, кратчайшие запинки давали знать, что она лжет.
Дилан ничего не имел против лжи. Фактически, в своей работе он привык сталкиваться с нею. Причины лжи бывали самые разные – самосохранение, смущение, желание получше выглядеть в глазах публики. Люди хотели подать себя в наилучшем свете, а уж его делом было найти темные пятна. Ложь или, вернее, причина лжи часто говорила ему больше, чем прямая правда. Как репортер, он твердо усвоил, что историю надо основывать на факте, подтвержденном факте, а право суждения предоставить читателю. Иногда в книге прорывалось его мнение, а вот чувства – редко.
Проблема с Эбби заключалась в том, что он никак не мог понять, что ею движет. Зачем лгать, когда правдой можно увеличить продажу книги? Сенсационность больше способствует читательскому спросу, нежели внушительный слой глянца. Она еще не созрела до того состояния, чтобы описывать свой брак в идиллических тонах, но ей, безусловно, удалось ловко миновать проблемные моменты.
А таковых было предостаточно.
Сидя в одиночестве за столом в своей комнате при свете настольной лампы, Дилан вынул из диктофона дискету. Взглянув на часы, он увидел, что уже за полночь. Все обитатели дома уже давно спали в своих кроватях, но он никогда не придерживался определенного раз и навсегда распорядка дня. Он мог работать как днем, так и ночью, сам устанавливая себе границы времени работы и отдыха. Часы работы не имели для него значения, ему был важен результат.
Вокруг стояла полная тишина, лишь слышался шум ветра за окном. Он был один, но в доме были еще трое симпатичных ему людей.
Он вспомнил, как после выговора матери очаровательные Крис с Беном со слезами ушли спать. Накормить собаку из лучшего маминого фарфора было не самой остроумной идеей, которая могла прийти им в голову. Она никогда не поднимала на них руку и даже не кричала, но от ее интонации и неодобрения мальчики повесили носы. Ловкий прием. Хотя это его забавляло, Дилан старался не сосредотачиваться на этом вопросе. Его ждала работа и женщина, загадку которой ему предстояло разгадать.
Он уже интервьюировал нескольких человек относительно Чака Рокуэлла. Мнения о нем и чувства к нему разнились, но равнодушных среди собеседников Дилана не было: люди или обожали Рокуэлла, или ненавидели его.
Вот, к примеру, Гровер П. Стенхольц. Богатый адвокат из Чикаго, любящий лошадей и связанный личными отношениями с семьей Рокуэлл, он с самого начала ставил на Чака. В течение десяти лет он выполнял при Рокуэлле роль отца, наставника и банкира. Он видел, как молодой водитель из амбициозного новичка превратился в одного из самых знаменитых автогонщиков. Только за год до его гибели Стенхольц перестал оказывать финансовую поддержку своему прославленному протеже.
Дилан быстро отыскал интересующий его фрагмент.
«– Рокуэлл был победителем, дельцом и другом», – доносился низкий и отчетливый голос Гровера. Дилан машинально приглушил звук, чтобы случайно не разбудить ребят, спящих в соседних комнатах.
«– Почему, когда он выиграл международные соревнования, вы перестали ставить на него?»
Последовало долгое молчание, затем какой-то шуршащий звук. Дилан вспомнил, что Стенхольц вынул сигару и долго ее разворачивал.
«– Как я уже объяснял, мой интерес к Чаку не был чисто финансовым. Меня связывала близкая дружба с его отцом и матерью. – Опять молчание, Стенхольц закурил сигару. – Чак с самого начала уже был победителем. Это ощущалось в его взгляде. Красавец, он питал невероятную любовь и уважение к спорту. Он был… особенным.
– В каком смысле?
– Он стремился к вершине. Ставил я на него или ему приходилось выискивать деньги на гонки, он стремился к вершине.
– А он не мог воспользоваться деньгами Рокуэллов?
– Для гонок? – Голос Стенхольца звучал хрипло. – Деньги Чака находились под надежной опекой. Дженис обожала этого мальчика. Она бы никогда не дала ему денег на то, чтобы он ездил со скоростью сто пятьдесят миль в час. Поверьте мне, она поносила меня за то, что я это делаю, но мальчик был упрям. – Вздох, задумчивый, полный сожаления. – Такие люди, Как Чак, появляются не каждый день. Гонки требуют некоторого высокомерия и некоторой скромности. Они требуют здравого смысла и презрения к опасности. Такое вот равновесие. Он был предан своей профессии и мечтал сделать себе имя. Я всегда спрашивал себя, не в том ли заключалась проблема, что он за слишком короткий срок одержал слишком много побед. Чак начал считать себя непобедимым. И неприкасаемым.
– Неприкасаемым?
Опять пауза, колебание, затем тихий вздох.
– Что бы он ни делал и как бы он это ни делал, все было правильно только потому, что это делал он. Если вы понимаете, что я хочу сказать, он забыл, что он человек. Чак Рокуэлл находился в острых разногласиях с самим собой. Если бы он не разбился в Детройте, он бы мог разбиться где угодно. Я счел, что, если перестану оказывать ему поддержку, это заставит его задуматься.
– Что вы имеете в виду «в острых разногласиях с самим собой»?
– Чак ездил на собственном моторе. Рано или поздно он бы сгорел.
– Наркотики?
– Я не могу это комментировать, – ответил собеседник сухим, бесстрастным голосом адвоката.
– Мистер Стенхольц, ходили слухи, что в течение некоторого времени перед своей гибелью Рокуэлл принимал кокаин!
– Если вы хотите найти доказательства этого, вам придется поискать в другом месте! В Чаке не умер замечательный человек, но все же что-то в нем было! Я это помню».
Недовольный, Дилан остановил запись. Другие источники, отказавшиеся говорить при включенном диктофоне, ясно рассказывали ему, что у Чака развилась опасная зависимость от наркотиков. Но во время своей последней гонки он был чист. При вскрытии это было выяснено совершенно определенно. Однако выявились и другие интересные моменты.
Следующая дискета была помечена как «Бруэр».
Лори Бруэр была сестрой человека, который спонсировал Чака весь предыдущий год. Она была разведенной бывшей моделью, очень любила рисковых мужчин и за входные билеты на гонки предпочитала расплачиваться натурой.
Во время роковой гонки в Детройте жены Рокуэлла среди зрителей не было. Но его любовница была.
Дилан вставил дискету и включил диктофон.
«– Чак был самым захватывающим, динамичным человеком из всех, кого я знала! – Голос Лори выдавал сдержанную чувственность южанки. – Чак Рокуэлл был настоящей звездой, быстрой и горячей! Он знал себе цену! Мне нравится это человеческое свойство.
– Миссис Бруэр, вы почти год были постоянной спутницей Чака.
– Любовницей! – поправила она. – И не стыжусь этого! Он был таким же страстным любовником, как и гонщиком! Ничего не делал наполовину! – Она рассмеялась теплым, сладким смехом. – Как, впрочем, и я!
– Вас не смущало, что он был женат?
– Нет! Я была с ним, а ее не было! Да и какой это брак, если люди видятся друг с другом три-четыре раза в год?
– Юридически они были женаты!
Дилан вспомнил, как при этом замечании она лишь добродушно пожала плечами.
– Так или иначе, он все равно собирался развестись с ней! Проблема была лишь в том, что она имела право полновластно распоряжаться его банковским счетом. Но адвокаты обещали урегулировать этот вопрос».
Дилан выключил диктофон. Во время бесед с Эбби он никогда не слышал от нее слова о разводе. Возможно, Чак просто обманывал Лори, но вряд ли такая женщина позволила обманывать себя столь длительное время. Если делу о разводе был дан ход, Эбби наверняка делала все, чтобы препятствовать процессу.
Дилан пока не расспрашивал об этом Эбби и не упоминал о Лори. Он понимал, что эти вопросы оттолкнут ее от него. Значит, пока эту тему нужно пропустить. Только терпеливая работа с Эбби поможет ему добиться от нее нужных сведений!
Он отложил дискеты с рассказами гонщиков, механиков, многих женщин и выбрал ту, на которой стояла отметка «Эбби». Его не смущало, что из всех дискет только эта была помечена именем. Он перестал думать о ней как о миссис Рокуэлл. Эту дискету он случайно закатил сегодня утром в угол гостиной. Эбби отправилась в прачечную, а он уже много лет не видел, как женщины выполняют эту незаметную, довольно длительную и утомительную работу. На дискете была записана какая-то незамысловатая песенка пятидесятых годов с обязательными тру-ля-ля и о-хо-хо.
Войдя в прачечную, Дилан увидел, что ее волосы собраны в «конский хвостик», элегантно подчеркивающий ее изящные скулы. Эбби была во фланелевой рубашке огромного размера, в толстых носках и раздолбанных башмаках. Сзади нее в печке полыхал огонь. Она выглядела настолько довольной и умиротворенной, что ему не захотелось тревожить ее. Но работа для него – прежде всего! Дилан снова включил диктофон.
«– Гонки как-то вредили вашему браку?
– Не забывайте, Чак уже был гонщиком, когда я стала его женой. – После медово-приторного голоска Лори Бруэр голос Эбби звучал спокойно и сдержанно. – Гонки были частью моей семейной жизни.
– Значит, вам нравилось присутствовать на гонках в качестве зрителя?
Она сделала долгую паузу, подыскивая верные слова.
– В некотором смысле, думаю, Чак бывал в наилучшей форме, когда сидел за рулем. Он был потрясающе, почти невероятно компетентным. Уверенным, – добавила она, глядя куда-то за спину Дилана, словно заглядывая в свое прошлое. – Настолько уверенным в себе, что мне никогда в голову не приходило, что он может проиграть гонки и тем более потерять контроль.
– Но после первых восьми-девяти месяцев вы перестали сопровождать мужа.
– Я ждала появления Бена. – Она чуть заметно улыбнулась, вынимая из корзины маленький поношенный свитер. – Мне стало трудно скакать из города в город, с гонок на гонки. Чак был… – Тут, заметил Дилан, ее тон несколько изменился. – Он был очень понимающим. Вскоре мы купили этот дом. Купили, имея в виду некую пристань. Мы с Чаком полагали, что Бену, а затем и Крису нужна некоторая стабильность.
– Трудно представить такого человека, как Чак Рокуэлл, в такой глуши. Но он ведь не остепенился, правда?
Она очень аккуратно сложила ярко-красную хлопчатобумажную фуфайку.
– Чаку нужна была пристань, как и любому другому. Но ему также нужны были гонки.
Мы сочетали одно с другим».
Увертки, подумал Дилан, останавливая запись. Полуправда и откровенная ложь. Что за игру она ведет? И зачем? Он уже довольно хорошо ее знал и был уверен, что она не глупа. Наверняка она знала об изменах мужа, особенно о его отношениях с Лори Бруэр. Защищает его? Казалось маловероятным, что она могла защищать человека, который ее обманывал, обманывал неприкрыто, прилюдно, даже не пытаясь это скрывать.
Была ли она женщиной, довольствующейся ролью второго плана и поддерживающей тепло семейного очага? Или у нее были далекоидущие планы?
И что за человек был Чак Рокуэлл? Эгоистичный автогонщик, щедрый любовник или понимающий муж и отец? Дилану с трудом верилось, что в человеке могут сочетаться три эти ипостаси. Только Эбби могла дать ему ответы, в которых он так нуждался.
Проведя рукой по волосам, он отодвинулся от стола. Ему хотелось кое-что записать на бумаге. Сделав это, он, может быть, увидит все в какой-то перспективе. Дилан посмотрел на свой ноутбук и на записи. Надо выпить кофе, решил он. Ночь предстоит долгая.
В коридоре горел тусклый свет. Он машинально взглянул на дверь спальни Эбби. Дверь была приоткрыта, и в комнате темно. Ему захотелось подойти и открыть дверь чуть шире, чтобы увидеть ее при свете, проникающем из коридора.
Есть ли ему дело до ее частной жизни? А ведь он въедливо, настойчиво вторгался в ее частную жизнь своими расспросами. Он обналичил чек, который давал ему это право.
Нет, плевать ему на ее частную жизнь. Вот чувство самосохранения – совсем другое дело.
Если он заглянет, ему захочется до нее дотронуться. А если дотронется, то уже не сможет отойти. Поэтому он вышел из комнаты и начал спускаться по лестнице.
Огонь в камине гостиной горел низко и ровно. Однажды вечером он наблюдал, как Эбби прикрывала его, и вынужден был признать, что она делает это лучше, чем сделал бы он. Он прошел по коридору на кухню.
Эбби сидела в темноте у барной стойки. Кухня освещалась только камином и слабым светом луны, проникающим снаружи. Она положила локти на стол, между ними стояла чашка чая. Подбородок она подпирала обеими руками, отчего показалась ему невыносимо одинокой.
– Эбби?
Она подскочила. Было бы странно, если бы он не заметил, как бледно ее лицо, еще до того, как она встревоженно посмотрела на него.
– Простите, я не хотел вас напугать.
– Я не слышала, как вы вошли. Что-то случилось?
– Нет, ничего не случилось. Просто мне захотелось кофе. – Но вместо того, чтобы подойти к плите, он направился к ней. – Я думал, вы давно спите.
– Не могу заснуть. – Она не пригладила волосы и не запахнула отвороты халата. – Вода, наверное, еще горячая, я только что заварила себе чай.
Дилан сел на табурет рядом с ней.
– Мучают проблемы?
– Нет, вина!
Дилан боролся с инстинктом репортера и желанием приголубить ее.
– Какая вина? – осторожно спросил он.
– Вина перед Крисом! Как он плакал, когда я прогнала его спать, не позволив досмотреть его любимую передачу!
Дилан не знал, смеяться ли ему над собой или над ней.
– Ну, это мелочь! Утром все забудется!
– Ну, и всего-то расколотили одну тарелку! Они мне никогда не нравились. Я редко ими пользовалась. – Эбби подняла чашку, но пить не стала.
– Угу. А может быть, отнести парочку их в конюшню для лошадей?
Эбби удивленно разинула рот, а потом рассмеялась. На этот раз она все же выпила свой чай. Это немного облегчило легкую боль в горле.
– Я бы не стала заходить так далеко! Дженис подарила их Чаку, Чаку и мне! Это веджвудский фарфор!
– Тогда к ним надо относиться с должным уважением! – Дилан не пропустил ее промаха. – Так что же за проблемы мучают вас на самом деле?
– Я очень не хочу терять самообладания!
– Вы? Но вы же никогда даже не повышали голоса!
– Чтобы потерять самообладание, вовсе незачем вопить во весь голос. – Она посмотрела в окно и пожалела, что на улице еще так холодно. Будь потеплее, она бы уселась на крыльце и смотрела на небо. – В конце концов, это была всего лишь тарелка!
– И это было всего лишь телешоу!
Эбби со вздохом откинулась на спинку стула.
– Вы считаете меня глупой?
– Нет, я считаю вас просто матерью! К сожалению, опыта отцовства у меня нет.
– С ними нужно быть достаточно твердой, поскольку приходится самой устанавливать все правила и принимать решения… и естественно, совершать ошибки. – Она неосознанно взбивала волосы, укладывая их красивыми прядями вокруг лица. – Иногда по ночам меня мучает мысль, а не слишком ли я строга с ними? Не многого ли требую от них? Они ведь еще совсем маленькие мальчики! А я вечером отослала их спать, сопевших и надувшихся…
Дилан прервал ее:
– Возможно, вы слишком строги к себе как к матери?
Эбби уставилась на него, а потом снова взялась за чай.
– Я же ответственна за них!
В тоне, которым была произнесена эта фраза, Дилан почувствовал неподдельную ответственность. Он решил прекратить этот разговор, оставив ее в покое. Что бы он ни думал о ней, он знал, что Эбби предана своим детям.
– Послушайте, Эбби! Я не очень хорошо разбираюсь в детях, но мне кажется, что они нормальные мальчишки, хорошо приспособленные к жизни. Может быть, вам следует поздравить себя, а не утирать слезы платочком!
– А я и не плачу!
– Уверен, вы в любую минуту найдете повод посыпать голову пеплом!
Эбби собиралась рассердиться, но вдруг почувствовала облегчение. Вина куда-то исчезла.
– Спасибо! – Эбби обхватила чашку, грея ладони. – Время от времени мне, наверное, нужна моральная поддержка.
– Никаких проблем! Не могу смотреть, как женщина, надувшись, сидит перед чашкой чая!
Эбби засмеялась, но Дилан не мог понять, кому из них действительно полегчало.
– Я никогда не дуюсь, но по части ощущения вины – тут я чемпион! Были времена, когда Бен учился только на двойки, а я даже не слушала свою мать, которая кричала мне, что мальчик вовсе не дурак и не собирается убивать меня своими отметками!
– А поговорить об этом с мужем было нельзя?
– Это было бы совершенно бесполезно! – Эбби осеклась, но было уже поздно, она устала и чувствовала себя беспомощной. – Я сварю вам кофе, – начала она и поднялась.
– Не хочу утруждать вас, – ответил Дилан, взяв ее за руку. Хотя контакт был достаточно легким, он позволил задержать ее возле себя.
Она почувствовала невероятное, почти невозможное желание оказаться в его объятиях. Ей очень хотелось, чтобы он прижал ее к себе и не задавал никаких вопросов. Но он всегда будет спрашивать, а она не всегда сможет ответить ему. Поэтому она взяла себя в руки и отодвинулась от него.
– Я не хочу сейчас отвечать на ваши вопросы.
– Вы никогда не рассказывали, каким отцом был Чак. Почему?
– Вы меня об этом не спрашивали.
– Ну, вот теперь я спрашиваю!
– Я уже сказала вам, что не хочу сейчас давать интервью! Уже поздно. Я устала.
– И вы лжете! – Он сжал ее руку и почувствовал, как заколотилось ее сердце.
– Я не понимаю, о чем вы говорите!
Дилан по горло был сыт ее уклончивыми ответами. Любование ее лицом не поможет выяснить правду.
– Каждый раз, когда я задаю вам некоторые вопросы, вы даете мне заранее продуманные, словно отрепетированные ответы! Почему? Почему вы упорно ретушируете образ Чака Рокуэлла?
Его пальцы, сжимавшие ее руку, причиняли ей меньше боли, чем вопросы, ответы на которые она заранее продумала, чтобы ввести его в заблуждение ради собственной безопасности и безопасности детей.
– Он был моим мужем! Такой ответ вас устроит?
В ее голосе он услышал дрожь.
– Нет! – Он уже сформулировал для себя версию и теперь ее озвучит! – Если ваш брак по всем статьям удовлетворял Дженис Рокуэлл, Она была бы счастлива! Чак был ее единственным сыном, и после его гибели кто-то должен был унаследовать все имущество семьи.
Второй раз за время их знакомства он увидел, как побледнело ее лицо, но сейчас эта бледность была вызвана не страхом, а гневом. Взрыв этого гнева он почувствовал собственными пальцами. Этого он и добивался. Ему хотелось пробить брешь в ее самообладании и добраться до правды. И до нее.
– Отпустите меня! – Ее голос явственно дрожал.
Позади них в камине треснуло полено, выбросив пучок искр за экран. Оба этого не заметили.
– Сначала я хочу получить ответ!
– По-моему, вы его уже получили!
– И вы хотите, чтобы я поверил в эту ложь?
– Я никого не ругаю, как вы думаете!
И это была самая большая ложь, которую Эбби прекрасно понимала. Она лишь заботилась о детях и себе, и его обвинения оскорбили ее. Но что толку убеждать его и нарываться на новые оскорбления?
– Хорошо! Я вам расскажу все, что вы хотели услышать, и делайте с этим что угодно. Да, я хотела эксплуатировать свой брак, нажиться на известности и репутации своего умершего мужа. Дженис Рокуэлл прочтет вашу книгу, и я хочу убедиться, что она останется довольна ею. Я хочу, чтобы она прочла, что наш брак с Чаком был прочным и дружным. А грязь, которую вы накопаете, будет исходить не от меня! Вы удовлетворены?
Дилан отпустил ее руку. В течение секунды она подтвердила все, что он думал о ней, и опровергла все, что он начинал чувствовать.
– Да, я удовлетворен.
– Прекрасно! Если у вас остались вопросы, задайте их завтра.
Дилан смотрел ей вслед, размышляя, как еще долго ему придется работать, чтобы отделить ложь от правды.
Обычно Эбби просыпалась легко, и первая половина чашки утреннего кофе приводила ее в бодрое состояние. Сегодня она задержалась в постели. Все тело ломило, в висках пульсировало. Приписав свое недомогание беспокойной ночи, она вяло погрузилась в домашние хлопоты.
Мальчики весело завтракали в кухне. Вечерняя ссора была уже забыта, ребята не отличались злопамятством. После того как Эбби проводила детей в школу, она решила побаловать себя еще чашечкой кофе, чтобы окончательно войти в норму и заняться обычными домашними делами.
Она надела пальто и вышла во двор. Светило яркое солнце, в воздухе пахло весной, но Эбби дрожала. Она даже пожалела, что пренебрегла теплым свитером. Наверное, простудилась, решила она, почувствовав боль в затылке. Но времени на болезни у нее не было. Почти на автопилоте она собрала в корзину свежие яйца и пошла в конюшню.
Нужно было убрать стойла, накормить и вычистить лошадей. Впервые за долгое время она почувствовала отвращение к работе. Она беспрестанно убирала за другими, решала неотложные проблемы. Когда же у нее появится время на себя? Время на то, чтобы свернуться калачиком с книжечкой и так провести весь день.
Книга… Почти засмеявшись над собой, она ухватила поводья. Некогда думать о книгах… особенно об этой. Она забыла, что ей можно причинить боль. Как давно она не соприкасалась с кем-то, кто мог…
Прижав пальцы к глазам, Эбби оборвала себя. Она не могла назвать свои отношения с Диланом затруднительными. Бизнес и только бизнес, выгодный для них обоих, – вот что это такое. Для нее не имело, не могло иметь значения то, что он считает ее авантюристкой. Эбби полагала, что это еще самое мягкое слово, которым он ее называет. Если она пойдет на поводу у своих задетых чувств и выгонит его, это ей ничего не даст. И вообще, она подписала бумаги и обязана его принимать.
И когда настанет конец ее обязательствам? Эбби вывела первых двух лошадей в загон, отпустила их и вернулась в конюшню. Она имела обязательства перед Чаком, перед детьми.
Теперь из-за них она снова связана обязательствами, пусть и косвенными, перед Чаком. Так что пусть Дилан Кросби думает о ней что хочет, раз он пишет книгу.
Усталая, она приложила руку к боку мерина. Его тело было прохладным и дружелюбным. Господи, как ей нужен друг! Может ли она ясно мыслить, если в голове стучит? И все же надо. Вчерашний взрыв ярости, должно быть, дорого ей обойдется. Если Дилан будет думать о ней самое плохое, не отразится ли это на тоне книги? Черт, какое ему дело до причин, по которым ему поручили писать эту книгу? Каковы бы ни были эти причины, ему за нее заплатят. Ее мотивы не имеют ничего общего с историей жизни Чака. И все же ни в коем случае их нельзя сбрасывать со счетов.
Она снова вышла и вернулась за остальными лошадьми. Может быть, когда она приберет конюшню, ее голова прояснится. Тогда она поймет, как правильно вести себя с Диланом.
Она вспомнила то утро, когда солнце ярко освещало ее лицо и он держал ее. Хотел ее. Она до сих пор помнила его взгляд, вкус его губ, когда они прикоснулись к ее губам. На мгновение, на одно короткое мгновение она имела слабость пожелать, чтобы он оказался тем человеком, на которого она могла бы положиться, которому могла бы доверять. Это было глупо. Еще до того, как они встретились, она знала, что он просто профессионал, выполняющий свою работу. Как и она.
К тому времени, как она закончила убирать первое стойло, ее лицо было покрыто потом. Она взяла вилы, чтобы приняться за второе, и они показались ей тяжелее, чем обычно.
– Мне кажется, вы могли бы нанять себе пару работников.
Дилан стоял в дверях, солнце светило ему в спину, лицо оставалось в тени. Эбби прекратила работу и искоса посмотрела на него:
– Правда? Я подумаю.
Он взял вилы, но лишь оперся на них.
– Эбби, почему бы вам не прекратить этот маскарад… ну, я имею в виду упорно исполняемую вами роль домохозяйки, которая работает от зари до зари, чтобы содержать семью?
Она снова принялась за работу.
– Я пытаюсь произвести на вас впечатление.
– Не трудитесь. Книга будет не о вас, а о Чаке Рокуэлле.
– Прекрасно. Вот только уберу этот навоз и перестану.
Итак, у нее имеются коготки. Его пальцы сжимали потрепанную деревянную рукоятку, пока он нарочно не отпустил вилы. Ему хотелось достучаться до нее, но приходилось сохранять самообладание.
– Послушайте, если мы не придем к согласию, книга не получится. Поскольку мы оба хотим, чтобы она продвигалась, давайте прекратим игру.
– О'кей. – Нуждаясь в короткой передышке, она остановилась и оперлась на вилы. – Чего вы хотите, Дилан?
– Правды или наибольшего приближения к правде. Вы были женой Рокуэлла на протяжении четырех лет. Это означает, что некоторые стороны его жизни вам известны лучше, чем кому-либо. Именно о них я и хочу от вас услышать. Вам платят за то, чтобы вы мне о них рассказали.
– Я сказала вам, что буду говорить только при включенном диктофоне, только так! – Она вернулась в стойло. – А сейчас мне нужно закончить свою работу.
– Да бросьте валять дурака! – Он схватил ее за отвороты пальто и вытащил из стойла. Ее вилы выпали из рук, стукнув о бетон. – Верните всех, кто обычно работает на вас, а сами уделите внимание мне. Я устал понапрасну тратить время!
– Вы имеете в виду мой штат прислуги? Жаль, но я всем дала месячный отпуск! Если вы хотите работать, тащите сюда всю вашу аппаратуру! Мое же дело навести порядок в конюшне!
– Кто вы, черт возьми? – спросил он, встряхнув ее. И с удивлением увидел, как подогнулись ее колени. Поддержав ее, он властно прижал ее к стенке стойла. – Что с вами?
– Ничего. – Она попыталась оттолкнуть его руки, но покачнулась. – Я не привыкла, чтобы меня хватали за грудки!
– В подземке вас толкают гораздо сильнее! – пробурчал он. Ему стало стыдно за свою грубость, и он отпустил ее.
– Подземка вам знакома больше, чем мне, – огрызнулась Эбби и нагнулась за вилами. Голова закружилась, и она была вынуждена опереться на перила стойла.
– Проклятие! – Дилан схватил ее за плечи. – Слушайте, если вы больны…
– Я не больна и вообще никогда не болею! Просто немного утомилась!
Взглянув на ее лицо, он заметил неестественную бледность. Сдернув перчатки, он приложил руку к ее лбу.
– Да вы же горите!
– У меня только небольшая температура! – ответила она немного визгливым голосом, впадая в легкую панику. Ей именно сейчас так требовалась поддержка, пусть даже от постороннего человека. – Оставьте меня в покое, мне нужно закончить работу!
– Я не могу смотреть, как вы мучаетесь! – воскликнул Дилан, хватая ее за руки.
Ирландский характер Эбби очень редко прорывался в слепом гневе. Это было привилегией ее родных. При всех жизненных трудностях и конфликтах она сохраняла спокойствие. Но сейчас она взорвалась и с невероятной силой выдернула руку и пихнула Дилана в грудь, вытолкнув его из стойла.
– Мне наплевать, на что вы можете или не можете смотреть! Мне все равно, что вы обо мне думаете! Контракт, который я подписала, не дает вам права вмешиваться в мою личную жизнь! Я сообщу, когда у меня найдется время для ответов на ваши вопросы! Считаете ли вы, что я перед вами разыгрываю спектакль или просто валяю дурака, мне все равно! У меня есть работа, которую я обязана выполнить! А теперь идите вы к черту!
Задыхаясь, она повернулась, схватила ручки тачки и приподняла ее, но тут же бессильно опустила обратно.
– Вы взяли слишком много. – Дилан уже был сыт по горло и ею, и собой, но что делать, ради книги придется терпеть! Сейчас он понимал, что леди нужно срочно уложить в постель. На сей раз, когда он взял ее за руки, она уже только сделала робкую попытку освободиться от него.
– Уберите от меня ваши руки!
– Детка, я всю неделю делал все возможное, чтобы держать их подальше от вас! – засмеялся он. Когда она споткнулась, он, выругавшись, поднял ее на руки. – На сей раз нам обоим придется потерпеть присутствие друг друга!
– Вы меня понесете? – дрожа, спросила она и уронила голову на его плечо. – Но я же еще не закончила!
– Угу. Что еще?
– Яйца!
– Я вернусь за ними, когда уложу вас в постель!
– В постель? – ужаснулась она. Сквозь меркнущее сознание она все же поняла, что они уже на крыльце. – Я не могу ложиться спать! Еще не закончено с лошадьми, а сегодня мистер Йоргенсен приедет с покупателем жеребенка. Тот хочет посмотреть на будущую маму. Мне обязательно нужно продать этого жеребенка!
– Уверен, мистер Йоргенсен не приедет за жеребенком, если узнает, что у вас грипп!
– Грипп? У меня нет никакого гриппа, просто немного знобит!
– У вас грипп! – Дилан положил ее на постель и начал стаскивать грязные ботинки. – Думаю, через несколько дней вы уже будете на ногах!
– Не глупите! – С большим усилием она приподнялась на локтях. – Мне только нужно выпить несколько таблеток аспирина!
– Вы сами разденетесь или вам помочь?
– Я не буду раздеваться, – спокойно ответила она, хотя сейчас единственным ее желанием было желание уснуть.
– Тогда я помогу вам. – Присев на кровать, Дилан начал стаскивать с нее пальто.
– Я не нуждаюсь и не хочу вашей помощи! – Стараясь сохранить достоинство, она изо всех сил пыталась удержаться сидя. – Слушайте, пусть у меня легкий грипп, но у меня двое детей, которые в три часа вернутся из школы! А до этого я должна управиться с лошадьми, в частности привести в порядок Еву перед встречей с мистером Йоргенсеном!
Дилан взглянул на ее бледное лицо и лихорадочно блестящие глаза. Лучший способ привести ее в чувство – согласиться с ней!
– Хорошо, это главное. Но, Эбби, поберегите себя и отдохните хотя бы часок!
Когда она заупрямилась, он тряхнул головой, выдвинув последний аргумент:
– Эбби, вы же напугаете мистера Йоргенсена, свалившись перед ним в обморок!
Эбби заколебалась. Спорить с ним было бесполезно. Честно говоря, она сомневалась, что сейчас смогла бы вычистить Еву скребницей. Эбби была практичной женщиной и прекрасно понимала: чтобы выполнить работу, ей нужно отдохнуть. Ее только немного раздражало, что пришлось согласиться с Диланом.
– Полежу часок, – решила она.
– Прекрасно! Ложитесь в постель, а я принесу вам пару таблеток аспирина.
– Спасибо. – Он поднялся, и она сняла пальто. – Большое вам спасибо!
– Без проблем!
Как только он ушел, она, схватившись за спинку кровати, поднялась. Тело сразу же наказало ее за это безрассудство: оно все налилось болью. Она медленно подошла к платяному шкафу и достала хлопковый халат. Стянула с себя джемпер, затем джинсы. Полностью обессиленная, стояла, покачиваясь и дрожа. Вот отдохну часок, говорила она себе, и буду в полном порядке.
Позже она не могла даже вспомнить, как надела халат и забралась в кровать.
Когда Дилан вернулся, она лежала поперек кровати в неудобной позе на животе и крепко спала. Она даже не заметила, как он хорошенько уложил ее, подоткнул шерстяное одеяло и убрал с лица налипшие волосы. Она не шевелилась почти час, а он все это время сидел в кресле возле кровати и наблюдал за ней. Наблюдал и удивлялся.
