Текст книги "Удивительная женщина"
Автор книги: Нора Робертс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
Глава 3
Дверь скрипнула во второй раз. Дилан лежал на постели, давно не спал, и ему потребовались считанные мгновения, чтобы вспомнить, что он не на задании и не в гостиничном номере. Эти дни давно в прошлом, и пистолета, который он в течение трех лет держал под подушкой, у него нет.
– Все еще спит, – тихо, с мягким презрением прошептал Бен.
Крис выбрал лучшую позицию для обозрения.
– Как ему удается спать так долго?
– Потому что он взрослый, дурачок. А они делают то, что хотят.
– Мама уже встала. А она взрослая.
– Это другое дело. Она же мама.
– Бен, Крис! – Голос, насколько мог судить Дилан, доносился снизу. – Пошевеливайтесь! Автобус будет через десять минут.
– Идем! – Бен выпучил глаза и бросил последний взгляд на Дилана. – Пошпионим за ним попозже.
Когда дверь закрылась, Дилан открыл глаза. Он не мог считать себя знатоком детей, но начинал думать, что мальчики Рокуэллы совершенно особенные. Как и их мама. Приподнявшись, он посмотрел на часы. 7.20. Похоже, в этом доме соблюдается распорядок дня. Что ж, пора вставать.
Двадцать минут спустя Дилан сошел вниз. В доме стояла тишина. И пустота, определил он еще до того, как спустился по лестнице. Почувствовав запах кофе, он направился в кухню. Она выглядела так, словно по ней пронесся ураган.
На барной стойке стояли две открытые упаковки из-под овсяных хлопьев. Частично просыпанные, хлопья набухали в пролитой на столешнице воде. Между раковиной и плитой лежал полуоткрытый мешок с хлебом. Рядом громоздилась большая банка, как показалось Дилану, виноградного желе. Банка орехового масла, криво прикрытая крышкой, а также ножи, ложки и миски. Следы грязных лап вели от задней двери, затем резко обрывались.
«Не слишком ли я далеко зашел?» – подумал Дилан, нашел кофейную чашку и плеснул в нее еще горячего кофе. Взбодрившись с первым же глотком, он подошел к окну. В отличие от беспорядка, царившего в кухне, на дворе было полное благолепие. Прошедший вечером дождь образовал на холодной земле блестящий слой тонкого льда, сверкающего на ярком утреннем солнце. К концу дня при таком солнце все развезет, подумал он. Тумана не было, и за конюшней отчетливо просматривались горы. Если у нее и есть соседи, то их мало, да и живут они достаточно далеко. Что же заставило такую женщину похоронить себя в такой глуши? Женщину, привыкшую к блеску, мужскому вниманию, аплодисментам?
Есть и еще кое-что, очень интересовавшее Дилана. Были в ее жизни другие мужчины? Он глотнул еще кофе и пристально оглядел двор и все постройки. Конечно, женщина, похожая на Эбби, обязательно должна их иметь! Она пребывала в одиночестве уже более четырех лет и была молодой богатой вдовой. Дилан не мог не признать, что Эбби очень серьезно откосится к воспитанию сыновей, но одно другому не мешает! Два мальчика до десяти лет не могли восполнить ей настоящего мужского общества!
По некоторым признакам ему показалось, что она не прочь возложить на него заботы о ферме и семье, но тут его лицо скривилось в гримасе. Он допил кофе. Нет, он никогда ничего не принимал за чистую монету. Особенно от женщин!
И тут он увидел ее. Она вышла из маленького сарая и тщательно закрыла за собой дверь. Солнце блеснуло в ее волосах, когда она пальцами постаралась причесать их. На мгновение она остановилась, любуясь своими владениями. На ней было пальто, застегнутое до подбородка, старые подвернутые джинсы и поношенные башмаки.
Она стояла, подняв лицо к солнцу и улыбаясь. «Позирует, что ли? – подумал Дилан. – Она ведь знает, что я стою у окна и наблюдаю за ней». Однако Эбби ни разу не обернулась и не посмотрела на дом. Вот с ведром в руке она осторожно зашагала по насту к конюшне.
Ей всегда нравились атмосфера и запахи конюшни, особенно утром, когда животные только пробуждались ото сна. Стояла полутьма, слегка потягивало плесенью. Коты, жившие в конюшне, приветливо замурлыкали, собираясь вокруг нее на завтрак. Поставив ведро возле двери, Эбби включила свет и принялась за ежедневную работу.
– Привет, детка! – сказала она, заходя в первое стойло, чтобы осмотреть каштановую кобылу, готовую ожеребиться. – Знаю, знаю, ты чувствуешь себя толстой и безобразной! – Эбби нежно посмеивалась, так как кобыла, сунув морду в руки Эбби, щекотала ее своим дыханием. – Чувствую, что вы оба справитесь самостоятельно! – Эбби мягко и опытно массировала живот кобылы, которая сначала дрожала, а потом успокоилась под ласковое бормотание Эбби. – Через неделю или две все будет позади, а у тебя появится замечательный ребенок! Ты знаешь, как мистер Йоргенсен ждет твоего жеребенка? – Со вздохом Эбби прижалась щекой к шее кобылы. – Ну почему я чувствую себя работорговцем?
– Наверное, потому, что делаете это в первый раз?
Эбби не слышала, как в конюшню вошел Дилан. Она медленно повернулась, одной рукой обнимая шею кобылы. Он побрился. Теперь его лицо стало гладким и более привлекательным, но не добрее, чем вчера.
– Да, до этого я лишь покупала и перепродавала.
Он прошел в стойло, чтобы поглядеть поближе. Кобыла была красивой, сильной, склонной к полноте, с тревожными глазами и глянцевой шкурой.
– Вы выбрали ее для разведения?
– Да, она будет первой. Я назвала ее Евой. Ева положит начало моей селекционной работе. Я купила ее на аукционе совсем маленьким жеребенком, перебив цену у мистера Петри.
– Похоже, ваш мистер Петри знает толк в лошадях! Эта маленькая леди нарожает вам кучу превосходных лошадок! Планируете пустить ее на племя?
– Это идея, хотя мне она кажется не очень справедливой!
Ева нежно тыкалась мордой в плечо Эбби.
– Но ведь для этого она и предназначена!
Когда-то давным-давно Дилан сам увлекался лошадьми. Он уже отвык от запахов конюшни, забыл, как умиротворяюще действовала на него прогулка на лошади или работа с ней. Возможно, люди слишком часто действовали ему на нервы. Кобыла зашевелилась. Эбби, не отпуская ее, повернулась тоже и уткнулась прямо в него. Но контакт не был приятным.
– Сколько их у вас?
– Кого?
– Ну конечно же лошадей!
Смешно, но всегда сообразительная и хладнокровная, Эбби растерялась, словно никогда раньше не дотрагивалась до человека.
– Восемь. Один жеребец, две кобылы, у которых уже были жеребята, еще две кобылы, которые должны ожеребиться весной, и три мерина для поездок. – Последнее было роскошью, от которой Эбби не смогла отказаться. – На высшую лигу не тянет. – Эбби начала расслабляться.
– Один стоящий жеребец и четыре кобылы – это уже хорошее начало!
– Это все, что у меня есть! – Эбби щекотала Еву между ушами.
Дилан наблюдал за ней.
– Что вы собираетесь делать? – спросил он.
– Мне нужно вывести лошадей в загон, чтобы убрать в стойлах.
– Вы? Одна?
Эбби прошла в следующее стойло, чтобы вывести вторую кобылу.
– Три раза в неделю ко мне приезжает мистер Петри, чтобы помочь, но сейчас он болеет гриппом, как и половина населения графства. – Девочки, идемте! – Она взяла поводки и вывела двух лошадей в загон.
Дилан стоял, засунув руки в карманы. Женщина обращалась с ним так, словно он переломился бы от лопаты с навозом! Что она хотела доказать ему? На некоторых мужчин мог бы подействовать подобный акт мученичества, но Дилан всегда считал, что в просьбе помочь нет ничего унизительного.
Заглянув в стойла, он понял, что больше не имеет права оставаться сторонним наблюдателем и позволить ей работать одной.
Эбби закрыла ворота загона и, обернувшись, увидела, что Дилан выводит двух других кобыл.
– Спасибо! – Она поспешила к нему и автоматически приняла у него поводья. Когда он взглянул на нее, она почувствовала себя глупо. – Вы только не подумайте, что я на что-то намекала! Я просто не хочу, чтобы вы чувствовали себя обязанным помогать мне!
– А я и не чувствую! – Он взял у нее лошадей и повел их в загон.
– Мистер Кросби… Дилан, – поправилась она. – Я умею обращаться с лошадьми, а у вас, наверное, есть дела, которыми вы должны заняться этим утром! Он закрыл ворота.
– По крайней мере, не менее двух дюжин дел. А пока приступим к этим.
Она подняла бровь и поравнялась с ним.
– Хорошо, что вы оказались столь добры.
– Я славлюсь своей добротой.
– Не сомневаюсь. – Сейчас надо вывести меринов из первых трех стойл на этой стороне, а жеребца пока оставим в конюшне, чтобы он не общался с другими лошадьми. Он вполне может укусить какого-нибудь мерина или покрыть любую кобылу, не успевшую удрать от него.
– Прямо маньяк какой-то!
– Вообще-то он средний производитель, но чистых кровей, а кобыл ему здесь достаточно, я же все время прикупаю их. Эбби вела за поводок чалую лошадь, которая вдруг нагнула голову и сильно толкнула ее. Инстинктивно Дилан схватился за повод, чтобы удержать лошадь, но Эбби со смехом отпихнула ее.
– Хулиган! – смеясь воскликнула она и зарылась лицом в гриву лошади. – Он просит покататься на нем! Может быть, позже, дружище, сейчас у меня грязные руки!
Когда с лошадьми было закончено, Эбби надела рабочие перчатки, а вторую пару протянула Дилану, предварительно спросив, уверен ли он в своем желании продолжить работу.
– Вы возьмите себе левую сторону, – предложила Эбби.
Дилан выбрал вилы и пошел работать, полагая, что успеет вычистить от навоза и уложить свежим сеном все четыре стойла, пока она справится с одним.
Он уже давно не занимался физической работой. Конечно, ежедневные разминки помогали ему держать себя в форме, но тяжелый физический труд быстро показал ему, чего он стоит. Слабо тренированные мускулы буквально гудели. Наполнив тачку, он повез ее в конец конюшни и свалил содержимое в груду. Эбби, напевая под включенный приемничек, прибиралась там. Дилан сделал вид, что не заметил ее.
Эбби никогда не работала в конюшне в чьей-нибудь компании. Был, конечно, мистер Петри, но это особая статья. Он был отличным работником. Чак даже ни разу не заходил в конюшню, а ее отец… Эбби усмехнулась, раскладывая свежее сено. Всякий раз, приезжая сюда, Фрэнсис Ксавье О'Харли всегда находил себе какую-нибудь срочную работу. Конечно, нельзя забывать, что он был артистом! Эбби старалась не думать, насколько она тоскует по нему и по всей их семье.
Небольшая ферма в Виргинии не отвечала их образу жизни. Чака это не удовлетворяло. Зато удовлетворяло ее и их детей. Об этом она никогда не забывала. Несмотря на все компромиссы, на которые ей приходилось соглашаться, в своей привязанности к ферме она была несгибаема!
Дилан воткнул вилы в грязное сено и обратился к Эбби:
– Почему вы перешли сюда?
– Я там уже все сделала, – ответила она. Дилан оглянулся через плечо и увидел три полностью вычищенных стойла. Он нахмурился и вернулся к своей работе над третьим стойлом.
– Вы очень быстро работаете, – пробормотал он.
– Для меня это обычный темп. – Поскольку Эбби никогда не задумывалась о мужском эго, она начала наполнять тачку навозом из стойла, которое чистил Дилан.
– Я же сказал, что эту сторону вычищу сам!
– Да, я ценю вашу помощь. – Эбби сделала последний бросок, затем обошла тачку и схватилась за ручки.
– Поставьте.
– Она уже наполнена. Лишняя прогулка мне не повредит…
– Поставьте эту проклятую тачку на место!
Он вонзил вилы в сено и подошел к ней.
Гнев… Мужской гнев. Хотя она не испытывала его на себе уже много лет, она все же его узнала. Эбби осторожно опустила тачку и отпустила ручки.
– Хорошо, поставила.
– Я не позволю вам тащить эту штуку, пока я здесь.
– Но я…
– Вы не поднимете и двадцати фунтов конского навоза, пока я здесь! – Он сам схватился за ручки. – Понятно?
– Возможно. – Спокойная, терпеливая, Эбби оперлась на вилы. – А когда вас не будет рядом, я могу поднимать все, что хочу?
Не отвечая, он покатил тачку по покатому бетону.
– Это же глупо, – сказала она.
Он пробормотал что-то нечленораздельное. Покачав головой, она вышла из конюшни и начала заводить лошадей обратно.
После этого взрыва эмоций они работали молча. Когда Дилан закончил, Эбби вернула всех лошадей в их стойла и накормила. Остался только жеребец.
– Я выведу его. – Эбби держала повод у себя за спиной и сначала открыла только верхнюю половину стойла. – Он норовист и непредсказуем. Не хочешь, чтобы тебя запирали, да, Гром? – пробормотала она, осторожно открывая нижнюю половину и войдя внутрь. Он отскочил назад, но она продолжала говорить: – Весной ты сможешь пастись сколько тебе угодно. И развлекаться с этими двумя симпатичными кобылками. – Она накинула ему на шею повод и крепко держала, несмотря на все его раздраженные попытки вырваться.
– Нервный, – заметил Дилан.
– Если не сказать большего. Лучше отойдите. Он любит брыкаться, и ему все равно, кто перед ним стоит.
Ловя ее на слове, Дилан отошел. Гром было заартачился, но пошел на попятную, когда Эбби его побранила. Побранила точно так же, как бранила своих сыновей, подумал Дилан, глядя, как она продолжает чистить конюшню. Он взял вилы и принялся за работу. Когда Эбби вернулась, он уже почти закончил.
– Похоже, вы не чужды этой работе. – Поскольку он сбросил пальто, она увидела мускулы, переливающиеся у него на плечах. Он что-то пробормотал в ответ, но она не расслышала. Она спрашивала себя, каковы на ощупь эти гибкие, сильные руки. Прошло так много времени, невероятно много, с тех пор, как… Она опомнилась и вышла погладить одну из кобыл, которая снова стала самозабвенно жевать зерно.
– Вы разводите лошадей?
– Коров. – Дилан бросил сено на пол стойла. – Мы держали молочную ферму, но там всегда была пара лошадей. Я не разгребал навоз с шестнадцати лет.
– Похоже, вы не разучились это делать.
Нет, он не забыл. И неразумно было бы забыть, зачем он сюда приехал. И все же сейчас ему хотелось закончить начатое.
– У вас есть метла?
– Подметать конюшню входит в обязанности Бена. – Она взяла у него вилы и повесила их на крючок. – Я обычно держу Грома на выгуле, если погода не слишком скверная, так что на сегодня закончено. Свежий кофе – самое меньшее, чем я могу вас отблагодарить за то, что вы сэкономили мое время.
– Сойдет. – А затем он возьмет диктофон и ноутбук и займется тем, за чем сюда приехал.
– На кухне был страшный беспорядок, – вспомнила она. – Вы легко нашли завтрак?
– Только кофе.
Она наклонилась за корзиной. У нее немного болела спина.
– Сейчас я приготовлю вам яичницу с беконом. Яйца свежие, гарантирую.
Он посмотрел в корзину и увидел горку светло-коричневых яиц.
– У вас есть куры?
– Вон там. – Она показала на сарай, который он видел раньше. – Летом ими занимаются мальчики. Мне не хочется загружать их тяжелой работой до школы, поэтому…
Он поскользнулся. Лед быстро превратился в слякоть. Эбби протянула руку, но тоже поскользнулась. Они инстинктивно ухватились друг за друга, покачнулись и выпрямились. Она уткнулась лицом в его плечо и захихикала.
– Вы бы не стали смеяться, если бы приземлились на спину и разбили… яйца. – Он глубоко запустил руку ей в волосы. Этого не может быть, он знал, но они были мягкими, а затылок под ними таким хрупким…
– Я всегда смеюсь, когда мне удается избегать катастрофы. – По-прежнему улыбаясь, она заперла конюшню.
Она раскраснелась, глаза ее блестели. Не подумав, даже не имея возможности подумать, он крепче обхватил ее талию. Улыбка сошла с ее лица, но блеск в глазах стал ярче. Он находился в такой близости, тело его было таким крепким, и смотрел он на нее так, словно они знали друг друга не один день, а всю жизнь.
Ей бы хотелось, чтобы это было так. Ей отчаянно хотелось, чтобы они знали друг друга, чтобы он был тем человеком, с которым она могла бы поговорить, чем-то поделиться, к которому можно было бы хоть немного прильнуть. Он гладил ей затылок, и она дрожала, хотя его пальцы были теплыми.
– Должна предупредить вас… – начала она, но внезапно почувствовала, что ее сердце забилось чаще, чем ей бы хотелось.
– Предупредить меня? О чем?
Это было какое-то сумасшествие! Это было совершенно неправильно! Дилан совсем забыл о работе, охваченный внезапным, диким желанием испытать ее! Пусть сумасшествие, пусть неправильно, но ему хотелось прижаться к ее губам и получить ответ.
Нагнув голову, он наблюдал за ней. Солнце ярко освещало ее лицо, но глаза потемнели и насторожились.
– Здесь тропинка, – предупредила она, откинув на дюйм назад голову, то ли смутившись, то ли поддразнивая его. Не отрывая от него глаз, она раскрыла губы и шепнула: – Стало скользко!
– Да, я заметил. – Пальцами он обхватил ее шею и притянул к себе. Их губы оказались совсем близко. Казалось, их разделял только шепот.
Тоска, потребность… Эбби думала, что покончила с этим, но они снова вернулись к ней с новой, ужасающей силой. Ей очень хотелось уступить нахлынувшему чувству, дать волю своему темпераменту, о котором она давно забыла.
– Не надо! – сказала Эбби.
Дилан прижался губами к ее губам и почувствовал ее соблазнительную дрожь. Он знал женщин, и знал их методы соблазнения.
– Я уже! – шепнул он в ее крепко сжатые губы.
– Нет! – Эбби обмякла, ее рука спокойно лежала на его груди; – Нет, пожалуйста, не надо! – задыхаясь, произнесла она, умоляюще глядя на него полузакрытыми глазами.
Дилан почувствовал уважение к женщине, так искусно симулирующей свое нежелание, и даже некоторую вину, хотя его переполняло желание. Однако он сумел справиться с ним и отпустил ее.
– Ну что ж, как пожелаете! – проворчал он, холодно взглянув на нее.
Его тон несколько задел ее, но она не хотела сейчас об этом думать. Осторожно обходя скользкие участки, она направилась к дому. Сняв грязные ботинки у заднего входа, она набрала из корзины яиц, прошла в кухню и сложила их в раковину.
– Через несколько минут я накормлю вас горячим завтраком!
– Не торопитесь! – бросил он, проходя мимо нее к себе.
Эбби аккуратно вымыла каждое яичко. Работа помогла ей прийти в себя и немного успокоиться. А для нее самым главным было спокойствие в доме. Она не могла допустить, чтобы случайное объятие с человеком, которого едва знает, это изменило. Да и он разве не отпустил ее, не колеблясь ни секунды? Она уложила яйца в картонную коробку, которую всегда держала под раковиной. Он совершенно безопасен. Лишь один раз она пожалела об этом.
Да и вообще она никогда не отличалась особой сексуальностью. Ведь в этом ее упрекал и Чак. Она просто исполняла свой супружеский долг. Эбби вытащила из холодильника бекон и бросила несколько ломтиков на разогретую сковородку, безучастно наблюдая, как бекон начинает пузыриться и сжиматься. Она была Чаку хорошей женой, надежной, верной, ответственной и сочувствующей, но не пламенной любовницей!
Этого в ней не было. Она налила в кофейник воду. Она счастлива быть такой, как есть, и хотела такой и оставаться! Глубоко вздохнув, она разжала руки. Сверху спускался Дилан.
– Я не спросила вас, какими вы любите яйца? – начала она, заметив, что он устанавливает на стойку диктофон. – Эбби занервничала. – Вы что, собираетесь здесь работать?
– Да, по-моему, здесь прекрасно! – Дилан освободил себе место и сел. – А яйца я люблю не очень прожаренные. Послушайте, Эбби, я не жду, что вы будете кормить меня три раза в день!
– Чек, который вы выдали на расходы, вполне достаточен для этого!
Она разбила над сковородой яйцо.
– Я думал, у вас целый штат!
– Штат чего? – Она разбила второе яйцо, а затем и то, на которое он посмотрел. – Вы думали, что здесь будут горничные, повар, швейцар? – Эбби весело рассмеялась и, тряхнув волосами, сосредоточилась на готовке. – И кто же вас заставил так думать?
Он машинально включил диктофон.
– Рокуэлл был богат, вы его наследница. Большинство женщин в вашем положении имели бы одну, а то и двух служанок.
Она стояла спиной к нему, так что он не видел ее лица.
– Я не очень люблю, когда вокруг меня люди. Большую часть времени я провожу здесь. Было бы безумием, если бы кто-то за меня убирал.
– А до смерти вашего мужа у вас не было прислуги?
– Здесь не было – в Чикаго. – Она выключила огонь под сковородой. – Это было до и сразу же после рождения Бена. Мы жили в доме его матери. У нее был полный штат прислуги. Чак много путешествовал, и мы еще по-настоящему не были семьей, поэтому не решили, где поселиться.
– Его мать… Она вас не одобряла?
Эбби, не дрогнув, поставила перед ним тарелку:
– Кто вам это сказал?
– До меня доходили слухи. Это часть моей профессии. Нелегко, наверное, было жить в доме Дженис Рокуэлл, когда она не одобряла ваш брак?
– Думаю, несправедливо говорить, что она не одобряла. – Эбби снова принялась за кофе, тщательно подбирая слова. – Она была предана Чаку. Вы, вероятно, знаете, что после смерти мужа она воспитывала его одна. Чаку тогда было только семь лет. Нелегко воспитывать детей без поддержки.
– Вам это хорошо известно.
Она задержала на нем ровный взгляд:
– Да, известно. Во всяком случае, Дженис всячески опекала Чака. Он был динамичным человеком, привлекательным для женщин. А вокруг автогонщиков всегда формируются группки фанаток.
– Вы не были фанаткой?
– Я никогда не посещала гонки. Мы всегда путешествовали, играли в клубах и тому подобное. Я даже не знала, кто такой Чак, пока мы не встретились в первый раз.
– В это трудно поверить.
Она разлила кофе в чашки на стойке:
– Дженис тоже так считала.
– И обижалась на вас?
Эбби сделала успокоительный глоток кофе:
– В ваши обязанности что, входит вкладывать слова мне в рот?
Ее не так-то легко было выбить из седла. Ему казалось, что все ее ответы заготовлены заранее.
– Нет. Продолжайте.
– Дженис не обижалась лично на меня. Думаю, она ревновала бы Чака к любой женщине, отнявшей у нее сына. Но, так или иначе, мы с Чаком прожили хорошую жизнь!
Пока он не собирался развивать эту тему.
– Почему вы не рассказываете, как вы встретились с Чаком?
Это было легко. Об этом она могла рассказывать кому угодно и сколько угодно.
– Наша семья выступала с концертом в Майами. Мои родители написали небольшую комедию и несколько песенок. Мы с сестрами репетировали свои песенки под популярную тогда молодежную музыку. Боже, а какие на нас были костюмы… – Рассмеявшись, Эбби взялась за уборку кухни, продолжая свой рассказ. – Но это был наш семейный бизнес! Я всегда считала, что главную роль в ансамбле играет Шантел. Она у нас была ошеломляющей и, хотя не обладала диапазоном Мадди, умела подать песню! Проходившие гонки привлекли в город механиков, водителей, поклонниц и спонсоров. Наш зал всегда был набит до отказа!
Дилан следил, как Эбби с улыбкой суетится на кухне, предаваясь приятным воспоминаниям.
– Популярность нашего ансамбля выросла так, что каждую ночь нам приходилось отбивать от поклонников нашу Шантел! Однажды поздним вечером к нам в дом заявился Чак с Бредом Биллинджером.
– Биллинджер теперь не участвует в гонках?
– Да, он бросил это дело после гибели Чака. Они дружили. Очень крепко дружили. Я с ним не виделась несколько лет, но на день рождения и каждое Рождество он присылает мальчикам подарки. В тот вечер они устроили пирушку у нас дома. Много шумели, безобразничали почти до середины ночи. Работая в клубах, мы привыкли к такой жизни, ночным застольям, шуму, гаму, выпивкам, ну да что я вам рассказываю, будто вы сами не знаете, как это бывает!
– Могу представить!
– Мы всегда держались втроем, я присматривала за сестрами, поскольку Шантел имела обыкновение хватить лишнего, а Мадди была готова удрать с первым встречным, болтавшимся за кулисами! Поэтому я наклонялась к микрофону и отпускала какую-нибудь шутку, что-нибудь о следующем номере, который обещает быть таким опасным, что нам нужна полная тишина. На нас не обращали особого внимания, но мы продолжали. Затем мы исполняли «Где-то…» из «Вестсайдской истории». Ну, вы же знаете, о чем я?
– Да, слышал. – Дилан прислонился к спинке стула и закурил. В восемнадцать лет справляться с пьяницами и назойливыми поклонниками! Она не такая мягкая кошечка, какой кажется на первый взгляд.
– Я смотрела туда, откуда в основном доносился шум, а Чак смотрел прямо на меня. Я испытывала странное чувство. Во время концерта люди смотрят на сцену, но редко смотрят именно на тебя. Во время антракта Шантел заметила, что с меня не сводит глаз супергонщик. Так я получила первый намек на то, чем Чак зарабатывает на жизнь. Шантел всегда читала колонку сплетен.
– Теперь она сама стала их героиней.
– И получает от этого огромное удовольствие.
Порывшись в ящиках стола, Эбби извлекла крышку от стеклянной банки и подала в качестве пепельницы.
– Простите, больше у меня ничего нет.
– Крис мне уже рассказал о вашем отношении к курению. Значит, это была любовь с первого взгляда?
– Да. – Как это объяснить? Человеку, сидящему напротив нее не кухне, никогда не понять чувств наивной восемнадцатилетней девушки. – Можно сказать и так. Чак досмотрел все представление до последнего номера, затем вернулся и представился. Может быть, отчасти его обаяние заключалось в том, что я не знала, какое впечатление он должен на меня произвести. Он очень вежливо пригласил меня пообедать. Было уже за полночь, а он пригласил меня пообедать!
Она снова улыбнулась. Она была молода и, как и Крис, доверчива.
– Разумеется, папа и слышать об этом не хотел. На следующий день в мотель, где мы остановились, были доставлены две дюжины алых роз. Со мной никогда еще не случалось ничего более романтичного. А вечером он пришел снова. И продолжал приходить до тех пор, пока не очаровал маму, убедил отца и свел с ума меня. Когда он отправился на гонки, я уехала с ним. А на пальце у меня было подаренное им кольцо.
Она взглянула на свою руку. Кольца не было.
– Забавная штука жизнь, правда? – пробормотала она. – Никогда не знаешь, что она выкинет.
– Как ваша семья отнеслась к вашему замужеству?
Эбби снова занялась домашними делами. Расскажи ему достаточно, напомнила она себе, но не рассказывай все!
– Вы должны усвоить, что мои родные редко имеют на что-либо единую точку зрения. Сначала мама ругалась, затем подогнала на меня свое свадебное платье, хотя наш брак регистрировал мировой судья. Папа тоже долго кричал. В конце концов, он выдавал меня за иностранца, а это было поступком из ряда вон выходящим. – Взяв яблоко, она с отсутствующим видом протерла его о рукав. – Мадди обозвала меня безумной, но добавила, что иногда любой имеет право на безумие. А Шантел… – Она заколебалась.
– Что Шантел?
Эбби почувствовала, что пора насторожиться.
– Шантел старшая из нас троих. Она на две с половиной минуты родилась раньше меня, но все равно она старшая. Она не считала ни Чака, ни кого-либо другого достойным меня. Она собиралась иметь великое множество романов и полагала, что я своим скоропалительным замужеством перекрываю себе кислород. – Она засмеялась и откусила от яблока. – Если верить всему, что читаешь, то у Шантел было столько романов, что непонятно, как она осталась жива! Трейс узнал о нашей свадьбе только три или четыре месяца спустя. Он прислал мне из Австрии хрустальную птицу.
– Трейс? Это ваш брат? Старший брат? Я не очень много узнал о нем.
– А кто знает о нем много? Правда, сомневаюсь, что в данном случае это имеет значение. Трейс даже никогда не встречался с Чаком.
Дилан все равно сделал какую-то запись.
– И с тех пор вы увлеклись гонками? Довольно странный способ проведения медового месяца.
В некотором смысле все эти несколько лет были медовым месяцем. С другой стороны, медового месяца не было вовсе, не было времени, когда бы они уединились, чтобы притереться и узнать друг друга.
– Я и раньше путешествовала. – Она пожала плечами. – Я и родилась в пути, в буквальном смысле слова. Папа снял маму с поезда, идущего на Дулут [3]3
Дулут– город в США, штат Миннесота.
[Закрыть], и отвез в больницу за двадцать минут до нашего рождения. Десять дней спустя мы снова отправились в путь. Пока я не поселилась здесь, я никогда не жила в одном месте более шести месяцев подряд. То одни гонки, то другие.
– Но международные соревнования вас возбуждали больше?
– В некотором смысле. Но там ради нескольких минут в свете прожекторов проливается много пота.
– Почему вы вышли за него замуж?
Она посмотрела на него. Ее глаза были достаточно спокойны, но ему показалось, что улыбнулась она довольно печально:
– Он казался рыцарем на белом коне. Я всегда верила в сказки.
