Текст книги "Удивительная женщина"
Автор книги: Нора Робертс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
Глава 12
Тонкий мерцающий луч лунного света неярко освещал ее кровать. Хотя в доме стояла тишина, казалось, он весь был напоен звуками музыки, которая сопровождала ее семью, где бы та ни появлялась. Мать, играющая на банджо для своего танцующего мужа, отец, аккомпанирующий своим поющим дочерям… Завтра они все уедут, но Эбби верила, что эхо их голосов еще долго не покинет эти стены.
Довольная и совсем не сонная, она покоилась головой на плече Дилана, вслушиваясь в призрачную музыку.
Конечно, глупо, но, когда она находилась с Диланом, ей казалось, что она что-то украла. В доме спала ее семья, и в этом же доме был он, поэтому каждый ее шаг был осторожным, будто она шла по яичным скорлупкам. Должно быть, он чувствовал себя так же. Сегодня он пришел к ней поздно, когда все уже уснули, а ушел раньше обычного.
Они не обсуждали это. Он, по-видимому, понимал, что ей неловко. Она, взрослая женщина, вдова, мать двоих детей, почувствовала себя ребенком, когда в доме появились родители.
Позже они над этим будут смеяться, но сейчас отзывающаяся эхом тишина была прекрасна.
Дилан лежал и слушал тишину. Пока Эбби была занята своей семьей, он успел сделать несколько телефонных звонков, которые лишь добавили вопросов к загадке, заданной Эбби. Ему это не понравилось. Когда все уедут, вопросы начнутся снова. Но на некоторые из них он уже знал ответы.
Теперь для него было важно убедиться, что она полностью доверяет ему. Если это произошло, они могли бы отбросить прошлое и задуматься о будущем.
– Ты спишь?
– Нет. – Он провел губами по ее волосам. Почему-то именно сегодня ему захотелось сделать ей что-то невероятно приятное. – Я думал о твоих родителях. Никогда не встречал людей лучше их. Не уверен, что такие вообще существуют.
Эбби понравилось такое заявление. Она прикрыла глаза и предалась воспоминаниям.
– Единственное, что меня по-настоящему напугало, – это предложение твоего отца научить меня отбивать чечетку!
– Папа может научить танцевать любого! Я – живое доказательство! – Она зевнула и устроилась поудобнее.
– На автобусной станции они наймут лимузин и поедут в Чикаго.
– Три дня в кабриолете! Шантел хотела отправить их первым классом самолета, но они и слушать не стали. Мама сказала, что не отрывалась от земли уже пятьдесят лет, и не собирается изменять своим привычкам.
– Твоя мать – благоразумная женщина!
– Я знаю. И в ней совершенно не чувствуется возраст, правда? Я иногда думаю, окажись она где-нибудь в пригороде, в доме с лужайкой, обнесенным забором, она бы сошла с ума! Она нашла себе прекрасного партнера, соединившись с папой!
– Как давно они вместе?
– Уже почти тридцать пять лет.
Некоторое время Дилан молчал.
– Так вот откуда в тебе такая уверенность в институте брака.
– Думаю, одна из причин моего столь раннего замужества заключалась в том, что, судя по маме с папой, это казалось необыкновенно легко. Как мне будет их не хватать!
Он услышал в ее голосе тоску и прижал ее крепче.
– Да уж, скучать они не дадут. Я думал, ты потеряешь пару лампочек, когда Фрэнк решил учить мальчиков жонглировать.
Эбби уткнулась в его плечо и засмеялась:
– Пока Бен не научится этому в совершенстве, у нас не будет ни одного яблока, пригодного для еды.
– Но это лучше, чем бросаться ими в Криса.
– Безусловно. – Она подняла голову и, хотя по-прежнему улыбалась, смотрела на него очень серьезно. – Я рада, что ты с ними познакомился. Когда-нибудь, проезжая через какой-нибудь маленький полузабытый городишко, ты увидишь их имена на шатре и вспомнишь меня.
По привычке, уже крепко укоренившейся в нем, он запустил пальцы ей в волосы.
– Ты думаешь, мне понадобится шатер?
– Он не помешает. – Она прижалась губами к его губам, теплым и сладким. – Мне хочется думать, что ты это запомнишь. – Она провела рукой по его волосам, затем коснулась губами его виска. – И это.
– У меня хорошая память, Эбби. – Дилан обхватил пальцами ее запястья. Пульс в них участился. – Очень хорошая память.
Продолжая держать, он прижал ее к постели. На него мгновенно нахлынуло возбуждение. Он нашел губами ее губы и пока не отпускал ее руки. Он почему-то знал, что, если она сейчас дотронется до него, он взорвется, сойдет с ума, жадно захватит то, что сулит ему удовольствие. У них впереди целая ночь и многие годы. Стоит ему крепко поверить в это, они будут вместе всегда. Поэтому он чувствовал себя добровольным пленником, удерживая ее, лаская, возбуждая и маня губами.
Он сосал ее язык, глубоко затягивая себе в рот, дразня его своими губами. Стонал, чувствуя на своих губах ее дыхание. При каждом движении ее тело становилось все более податливым, настроенным на то, чтобы отдавать. По-прежнему держа ее за запястья, он покрывал поцелуями ее длинную шею, ощущая биение пульса и манящий запах. Он мог бы часами исследовать каждый дюйм ее тела. Оно дарило ему мир и отдых, страсть и возбуждение. Оставалось только взять то, чего ему больше всего не хватало. Несомненно, она его любила. Она ничего не просила и одновременно просила большего, чем он, как ему казалось, мог ей снова дать.
Он был так нежен. Эбби спрашивала себя, привыкнет ли она когда-нибудь к спокойной нежности, спрятавшейся за пламенем. Его руки гладили, ласкали. Иногда его движения были неожиданными и резкими, но затем следовали такая искренняя забота, такая неподдельная нежность…
Всякий раз, слыша, как его дыхание становится неровным, она замирала. Эбби наслаждалась, ощущая, как колышутся и напрягаются его мускулы под ее руками. Это происходило для нее, от нее, с ней. Никогда раньше, даже в мечтах, ей не встречался человек, чувствующий к ней такое непреодолимое влечение.
И все же она спрашивала себя, известно ли ему это? Даже тогда, когда они глубоко и крепко обнимали друг друга, чувствуя, как бурление крови согревает их, она спрашивала себя, знает ли он, что он не только хочет ее, но и нуждается в ней?
Если не знает, их отношения закончатся, когда он получит все ответы для своей книги. Она уже обещала дать их ему. Она не знала никаких женских уловок, никаких хитростей, никаких способов удержать мужчину и связать его с собой. Она умела лишь дарить ему свою любовь, надеясь, что этого достаточно им обоим.
Вспышки страсти, удовольствия, удивления на ее лице возбуждали Дилана сильнее, чем он мог себе представить. Он никогда не считал себя способным доставить женщине столько наслаждения. В течение многих лет он занимался любовью иногда небрежно, иногда эгоистично. Но ни с одной из женщин с ним не происходило такого, как с Эбби! Это и поразило, и удивило его.
В субботу в доме все были заняты: мальчики, конечно, кормили лошадей, взрослые паковали вещи, забывая то одно, то другое, родители давали Эбби последние наставления. А Шантел ждала своего часа. Когда Дилан пошел в конюшню, чтобы помочь мальчикам справиться с лошадьми, она, подождав несколько минут, выскочила за ним. Стоял март, и по меркам северного штата на улице было тепло, но Шантел уже соскучилась по настоящему теплу Калифорнии. Однако обязательно нужно было кое-что сделать.
Большинство лошадей уже были в загоне. Шантел прошлась вдоль ограждения, выбирая местечко, где бы опереться. Рано или поздно он выйдет. Она может и подождать.
Дилан вышел, ведя на поводу двух меринов, и сразу увидел ее. Он много дней догадывался, что Шантел давно хочет поговорить с ним. Ну вот, время настало! Он выпустил лошадей и тщательно закрыл за ними ворота. Потом подошел к ней и предложил Шантел сигарету. Она редко курила, только под настроение. Глядя на лошадей, она глубоко затянулась, выпустила длинную струю дыма и заговорила:
– Я еще не решила, нравитесь ли вы мне. На самом деле это не важно. Важны чувства Эбби!
Дилан подумал, что Шантел не могла знать, что почти в точности повторяет слова Мадди. Это было только начало разговора. Их внимание отвлек жеребенок Евы, который начал сосать мать. Кобыла спокойно стояла, ожидая, когда насытится ее малыш.
– Я хочу сказать, что вы мне не понравились, когда брали у меня интервью о Миллисент Драйсколл для вашей последней книги. Часть, этого интервью затрагивала меня лично, а остальное были ваши измышления. Вы показались мне жестким, неприятным, поэтому я не была с вами до конца откровенной. Возможно, если бы я рассказала вам больше правды, вы бы нашли в себе больше сострадания к Миллисент. Но теперь речь идет о моей сестре Эбби!
Впервые за все время разговора Шантел повернулась к нему и посмотрела в его глаза. Лицо ее было ошеломительным. Классическая овальная форма, красивые скулы, потрясающая кожа. Глядя на это лицо, невольно думалось: что еще нужно женщине? Но самым интересным на этом лице были глаза. Дилан подумал: со скольких мужчин они безжалостно содрали кожу?
– Я думаю, вы действительно беспокоитесь об Эбби, но не уверена, не слишком ли вы жестки, поднимая вновь эту историю. Я хочу рассказать вам о Чаке Рокуэлле так, как не сможет Эбби. – Шантел еще раз затянулась дымом сигареты, как бы оценивая ее вкус. – Это конфиденциально, Дилан! Если Эбби согласится, вы можете использовать кое-что из моего рассказа. Если нет, значит, нет! Согласны?
– Согласен! Рассказывайте!
– Когда Чак впервые оказался в клубе на премьере, он сразу же обратил внимание на Эбби. Первое время, возможно, он даже любил ее. Я не знаю, с женщинами какого типа он общался до встречи с ней, но могу себе представить! Эбби же, несмотря на облегающие костюмы и слои грима, была абсолютно невинна. И доверчива к убедительным словам человека, которого она совсем не понимала. Сестра была очень наивна. – Шантел улыбнулась не умной, холодной улыбкой, которую так часто использовала, а просто слегка изогнула губы, что было очень красиво. – Эбби верила в любовь и преданность до гроба! Она вошла в брак с сияющими глазами!
Дилан представил себе Эбби, невинную, доверчивую, открытую.
– А Рокуэлл?
– Я думаю, он любил ее, насколько был способен и пока был способен. Некоторые говорят, что слабость не делает человека плохим. – В глазах Шантел что-то мелькнуло, но быстро погасло. – Я с этим не согласна. Чак был слаб эмоционально. Его, конечно, можно оправдать, зная, что он был воспитан невероятно властной матерью и отцом-трудоголиком. Но лично я не буду его оправдывать!
Шантел огляделась вокруг, ожидая комментариев Дилана, но тот лишь бросил:
– Продолжайте! – Он уже ознакомился с подробностями воспитания Чака.
– Неприятности у них начались с самого начала. Эбби, конечно, старалась все скрывать, но скрыть что-нибудь от сестер-тройняшек было трудно. Она таскалась за ним и в Париж, и в Лондон, носила дорогую, красивую одежду, создавая образ, о котором мечтают многие женщины. Но не Эбби! – Шантел тряхнула головой и побарабанила пальцами по перилам ограждения. – Поначалу ей все это нравилось, но Эбби всегда мечтала о доме! Ей, как и всем О'Харли, нужно где-нибудь пустить корни!
– Поэтому она и купила эту ферму!
Шантел стряхнула пепел с сигареты и оставила дотлевать окурок.
– Эту ферму купил Чак после особенно грязной истории с девочкой-подростком. Но как только он купил ее, так сразу же потерял к ней всякий интерес. Он объяснил Эбби, что если она хочет оставить эту ферму и содержать ее, ей придется все делать самой.
– Она рассказала вам об этом?
– Нет. Это сделал Чак. – Она послала ему странный, дразнящий взгляд. – Его занесло в Лос-Анджелес, и он решил приударить за сестрой своей жены! Очаровательно, правда? Дайте еще сигарету!
Пока он разжигал спичку, Шантел взяла себя в руки.
– Я сразу поняла, что он не в моем вкусе, и, хотя мои моральные качества часто подвергаются сомнению, я все же придерживаюсь некоторых стандартов поведения. Он же любил напиваться и однажды будучи под хмелем поведал мне все проблемы, которые у него возникли дома с молодой женой. Она была ему скучна! – Шантел погасила окурок сигареты. – Она была слишком обычна, слишком проста. Она прикипела к этой ферме и держалась за нее обеими руками, а у него были более интересные идеи, во что вложить свои деньги. Если бы ей просто нужна была крыша над головой, она могла бы купить дом, но если ей нужна водопроводная система, сооруженная по современным стандартам, пусть занимается этим самостоятельно. Ему это было неинтересно. Он ума приложить не мог, как ей пришла в голову безумная идея разводить лошадей. Он смеялся над ней. – У Шантел дрогнул подбородок. Поняв, что говорит слишком быстро, она намеренно замедлила темп речи. – Я не прерывала его, потому что мне хотелось услышать все. Пока Эбби все это переживала, меня заботила только моя карьера. Я была слишком занята, чтобы придать большое значение его рассказу, хотя инстинктивно чувствовала, что у Эбби не все ладно.
А много ли внимания он сам уделял ей за последние несколько недель? Эта мысль вдруг обожгла Дилана. Он ожидал от Эбби доверия и откровенности и требовал их, а сам мог предложить ей лишь вопросы.
Он слушал Эбби, наблюдал за ней, но шестое чувство подсказывало ему, что его первоначальное мнение о ней, скорее всего, ошибочно. Но почему же все-таки она осталась с Рокуэллом? И почему он ненавидит себя за то, что ему надо это выяснить?
Дилан подался назад.
– А как вы думаете, почему он вам все это рассказал? – равнодушным тоном спросил он.
Шантел жестко посмотрела на него. Просто удивительно, как быстро меняется выражение ее лица от прохладного до холодного, и при этом ни один мускул на ее лице не дрогнет.
– Очевидно, он считал, что меня это так же позабавит, как и его. – Она снова улыбнулась и продолжила спокойнее: – По крайней мере, я от него отделалась, затем позвонила Мадди, и мы приехали сюда. Эбби жила в доме, который мог развалиться в любую минуту. Чак не давал ей ни цента, поэтому она подрабатывала неполный день в тех домах, куда могла брать Бена. Она была рада нас видеть, но не хотела слушать никаких советов относительно развода.
– Почему? – Дилан впервые прикоснулся к ней, всего лишь к ее плечу, но она почувствовала силу его реакции. – Почему она оставалась с ним?
Шантел поняла, что этот вопрос не дает покоя Дилану. Но он заботился об Эбби, и это сдерживало ее собственную неприязнь к нему.
– Я полагаю, ответ на этот вопрос вы должны получить от Эбби, но я могу рассказать вам, как обстояло дело. Она привыкла жить надеждой на лучшее будущее и полагала, что Чак вернется к ней. В это время перед ней стояла проблема ремонта дома. Мы поехали в Ричмонд и продали ее драгоценности. Первые шесть или восемь месяцев их брака Чак был очень щедр, поэтому их накопилось немало. Я купила ее норку. – Шантел забыла сказать, что в то время она за полную цену не могла себе этого позволить. – Эбби даже шутила, что однажды видела, как я ношу крышу их дома!
– Она продала норковую шубу, чтобы отремонтировать крышу? – пробормотал Дилан.
– Был сделан очень большой ремонт. Меня тогда поразило, насколько настойчиво она обустраивала дом, но теперь я понимаю, что она была права, обеспечив жильем и себя и мальчиков! После этого казалось, что в семье все успокоилось. Эбби уже вынашивала Криса. На этот счет у меня есть свои соображения, но лучше на них не останавливаться.
Дилан смотрел на нее и видел, что Шантел поняла больше, чем предполагала Эбби.
– Оставим это в покое!
– А вы мне начинаете нравиться! – Шантел немного расслабилась и бросила сигарету. – После рождения Криса дела в семье шли все хуже и хуже. Чак не скрывал своих любовных похождений. Я не ставлю это ему в заслугу, просто мне кажется, он сам подталкивал Эбби к разводу. Но, когда она сделала это, мне казалось, он понял, что потерял!
– Вы говорите, что дело о разводе возбудила Эбби?
– Совершенно верно. Возможно, она размазала его по стенке, как, безусловно, поступила бы я, но не выдвинула обвинений в прелюбодеянии и не потребовала алиментов. Все, чего она хотела, – это оставить себе ферму и некоторую сумму на содержание детей. Он тогда спутался с Лори Бруэр, и они пустились в настоящий загул. Иногда это его, должно быть, беспокоило. Потерю страсти к гонкам он компенсировал другим. У него была жена, которая была привязана к нему, и двое замечательных детей, которых он променял на стиль жизни, ведущий к разрушению. Сейчас я понимаю, что он чувствовал, потому что он звонил мне за несколько дней до своей гибели. Одному Богу известно почему. Вряд ли я ему сочувствовала. Он сказал, что звонил Эбби и просил ее передумать, но она отказалась. Он просил, чтобы я заступилась за него. Я сказала, что ему пора повзрослеть. Пару дней спустя он разбился.
– И у нее осталось чувство вины, потому что она собиралась с ним развестись?
– Вы точно удавливаете мою мысль. – Она постучала красиво накрашенным ноготком по ограждению. – Бесполезно было уговаривать ее не чувствовать себя виноватой, не позволять ей наказывать себя.
У Дилана тоже существовал комплекс вины, но он сосредоточился на последних словах Шантел.
– Что вы имеете в виду под словом «наказывать»?
– Вы когда-нибудь задумывались, как трудно содержать в порядке такой большой дом, воспитывать двоих детей? – Шантел вздохнула. – Я уж не говорю эмоционально и физически, но даже материально.
– Рокуэлл был богат.
– Рокуэлл был богат, Дженис была богата и сейчас богата. Эбби же не получила ни цента! – Она помотала головой, прежде чем он успел ее перебить. Всякий раз, думая об этом, она испытывала приступ злобы. – Она позаботилась о том, чтобы Эбби не досталось ни цента из семейного трастового фонда, ни для нее, ни для фермы, ни для детей.
Злоба Шантел стала понемногу передаваться Дилану. Он вспомнил все, что сказал Эбби, с того первого дождливого дня на кухне до того утра, когда увидел, как она укладывает в сумочку резиновые перчатки. Внутри у него все переворачивалось от мысли, что теперь ему придется с этим жить.
– Как ей удалось сохранить ферму?
– Она взяла ссуду.
Во рту у него возник привкус горечи, не имеющий никакого отношения к табаку. Он не верил в нее, не очень верил в собственные чувства. Она была слишком горда, чтобы рассказать ему то, что только что рассказала Шантел.
К черту гордость! Разве он не имеет права знать? Разве он не имеет права… Приводя в порядок свои мысли, он смотрел на огороженный участок и горы за ним. Нет, дошло вдруг до него, задета его гордость как человека, так и писателя! Она знала, что он думает о ней, и мирилась с этим…
– Почему вы мне это рассказываете?
– Потому что должен найтись человек, который мог бы внушить Эбби, что она ни в чем не виновата и не могла предотвратить случившееся! Я думаю, что вы и есть тот самый человек! Мне кажется, у вас хватит и сил, и характера, чтобы сделать ее счастливой! – Шантел вздернула подбородок, и глаза ее потемнели.
Дилан улыбнулся:
– Вы взрывоопасная женщина! Сначала я этого не заметил!
Шантел улыбнулась в ответ:
– Я тоже сначала кое-чего в вас не заметила!
Мадди выглянула из двери черного хода:
– Шантел! Лимузин уже ждет!
– Иду, иду! – Шантел отступила назад и окинула Дилана проникновенным взглядом. – Еще одно, Дилан! Если вы обидите Эбби, вам придется иметь дело со мной!
– Достаточно ясно! – Он протянул ей руку.
Словно удивившись и ему, и самой себе, Шантел крепко пожала ее:
– Удачи вам, Дилан!
– Благодарю вас!
Прощание было долгим, шумным и слезливым. Мадди подошла к Дилану и крепко и нежно обняла его, прошептав на ухо:
– Удачи вам, Дилан! Мне кажется, вы очень ей подходите! – Отступив на шаг, она произнесла: – Добро пожаловать в новую семью, Дилан!
Каждый член семьи дважды обошел лимузин, прежде чем сесть в него. Мальчишек удалось уговорить успокоиться и сесть в него только после того, как они ощупали и нажали на каждую кнопку. Опустив и подняв стекла в боковых окошках не менее полдюжины раз и включив теле– и стереосистему, они разрешили Эбби тронуться с места и подвести лимузин к крыльцу, чтобы погрузить всех отъезжающих. Безмятежный, как океанский лайнер, лимузин проехал по колее проулка.
– В следующий раз лимузин поведу я! – заявил Крис. – Надену такую же шляпу, как у мистера Дональда, и сяду на переднее сиденье!
– А я предпочитаю заднее сиденье с телевизором!
Эбби рассмеялась и взъерошила вихры Бена:
– В этом мальчике есть много от О'Харли! Не знаю, как вам, но мне хочется выпить чего-то холодного, прежде чем заняться уборкой в кухне!
– А можно нам пойти поиграть с жеребятами? – уже от крыльца спросил Бен.
– Только очень осторожно! – крикнула Эбби вслед сыновьям. Со вздохом она вернулась в дом. – Я уже по ним скучаю!
– Вот это семья!
– Чтобы не сказать больше! Ты ищешь соду?
– Нет. – Дилан беспокойно ходил по кухне. Слова Шантел все еще тяготили его. И это, и все остальное, что он узнал в последние дни, не давало ему покоя. Он недооценил Эбби, и теперь в нем поселилась неуверенность в себе. – Эбби, дом и ферма очень важны для тебя?
– После мальчиков это для меня самое главное! – Она наполнила стакан льдом.
– Ты не слабый игрок!
Он сказал это так, что заставил ее обернуться и уставиться на него.
– Мне не хочется так думать!
– Почему ты позволяла Рокуэллу третировать себя? – требовательно спросил Дилан. – Почему ты позволила его матери лишить тебя и детей всего, на что вы имели законное право?
– Погоди минутку! – Ей нужен был день или хотя бы час, чтобы снова погрузиться в эту историю. – Дженис это, фактически, не волновало, а особенно биография Чака.
– Черт с ней, с этой биографией! – Он взял ее за руки. Только в этот момент он понял, что книга ничего не значит, некоторое время уже ничего не значит. Значение имела только Эбби! Дилан понял, через что она прошла, что она сделала, что с ней сделали! Если она не питает к ним ненависти, он сам их возненавидит.
– Дженис постаралась, чтобы ты не получила ни цента из трастового фонда Рокуэллов. Если бы ты получила причитающуюся тебе по закону долю, то не пришлось бы брать ссуду и долгие годы расплачиваться. Ты и твои дети имели право на эти деньги. Почему ты допустила это?
– Не знаю, где ты накопал эту информацию. – Эбби изо всех сил старалась сохранять спокойствие, но горечь душила ее. Она не имела никакого желания снова ворошить прошлое. – Дженис имела право на контроль над фондом. Чак должен был унаследовать фонд лишь в тридцать пять лет, но он до этого не дожил. По закону это ее деньги!
– И у тебя не возникло мысли обратиться в суд?
– Нет. Чак оставил нам немного денег.
– То, что осталось после того, как он продул весь приз?
Эбби кивнула. А потом выдвинула последний аргумент, который приводила себе уже не первый год:
– Он оставил достаточно, чтобы дети смогли поступить в колледж!
– А ты все это время выплачивала ссуду, чтобы иметь крышу над головой?
Эбби побледнела. Дилан не представлял, как оскорбляло ее постоянное безденежье, а теперь смущало, что он узнал об этом.
– Дилан, это не твое дело!
– Теперь – мое! Ты – мое главное дело! Ты знаешь, что я почувствовал, узнав, что ты моешь полы в доме какой-то женщины?
Эбби нетерпеливо фыркнула:
– Какая тебе разница, чьи полы я мою?
– Для меня это большая разница, потому что я не хочу, чтобы ты… мне невыносима мысль о том, что ты… – Он выругался и предпринял еще одну попытку: – Мы могли бы быть откровенными друг с другом, может быть, не с самого начала, но позже, когда стали что-то значить друг для друга.
«Что значить?» – хотела она спросить. По крайней мере, она была откровенна относительно своих чувств. Она взяла с плиты кофейник и спокойно подошла к раковине, чтобы наполнить его мыльной водой.
– Я была так откровенна, как только могла. Если бы дело касалось только меня, я бы рассказала тебе все, но я должна была подумать о мальчиках.
– Я не сделаю ничего такого, что причинило бы им боль. Я на это не способен.
– Дилан, почему это для тебе так важно? – Эбби напряженно думала. Черт возьми, она все время не имела покоя! Она ощутила, как в ней нарастает гнев и начинает пульсировать жилка на виске. – Это всего лишь деньги! Ты не хочешь упустить их?
– Да разве речь идет только о деньгах? Нет! Если уж тебя обманули, ты должна была сказать мне об этом! – Расстроенный, он и себя винил, и сердился на нее. Внезапно перед ним возникла картина: она, как принцесса, стоит укутанная в белый мех. – Ты продала ту проклятую белую норку, чтобы восстановить крышу!
Эбби тряхнула головой:
– Вряд ли я стала бы кормить животных норкой!
– Ты же прекрасно поняла, что я думал о тебе! – Рассерженный на себя, Дилан все более распалялся. – И ты даже не постаралась переубедить меня! Даже когда я влюбился в тебя, ты не была до конца откровенна со мной! Ты и тогда продолжала лицемерить и уклоняться от ответов на мои вопросы. Ты никогда не говорила мне, что сама возбудила дело о разводе с Чаком! Ты никогда не говорила, что с трудом наскребаешь деньги, чтобы прокормить себя и детей! Ты хоть понимаешь, что я чувствую, узнавая об этом от других?
– А ты понимаешь, как себя чувствую я?! – выкрикнула Эбби. – Ты понимаешь, каково все это переносить, чувствуя себя несчастной неудачницей?
– Не смеши меня! Ты прекрасно знаешь, что это неправда!
– Я только знаю, что очень глупа!
– Эбби! – Его тон стал грубее, а руки нежнее. – Чак предал тебя, предал себя, предал своих детей! – Дилан схватил Эбби за плечи и встряхнул, чтобы заставить увидеть, что она сделала и как он ее за это уважает. – Ты же все сделала сама! Ты построила не только дом, но и свою жизнь!
– Не кричите на мою маму!
Напряженный и бледный, Бен стоял в дверях кухни. Расстроенная, Эбби не придумала ничего лучшего, чем удивленно воззриться на него:
– Бен…
– Отпустите мою маму! – Губы мальчика дрожали, но во взгляде на Дилана читалась откровенная злость. – Отпустите ее и уходите! Вы нам здесь не нужны!
Чувствуя отвращение к себе, Дилан отпустил Эбби и повернулся к ребенку.
– Я ничего плохого ей бы не сделал, Бен!
– Вы трясли ее, я видел!
– Бен! – Эбби быстро встала между ними. – Ты не понял! Мы поссорились с Диланом, а когда люди ссорятся, они часто кричат друг на друга!
Челюсть мальчика была выдвинута вперед, и сейчас он мучительно напоминал ей отца, когда тот был в гневе.
– Я не хочу, чтобы он кричал на тебя! Я не позволю ему бить тебя!
– Милый! Но ведь я и сама кричала на Дилана! – Эбби сказала это мягко, протянув руку, чтобы погладить сына. – И он не бил меня!
Глаза мальчика сверкали оскорблением и гневом.
– Возможно, ты любишь его больше, чем меня!
– Нет, малыш…
– Я не малыш! – Лицо его покраснело. – Я вам еще покажу!
Эбби почти осела на пол, когда за ним захлопнулась дверь черного хода.
– О боже! – простонала она, поднимаясь на ноги. – Я не очень хорошо обошлась с ним!
– Во всем виноват я. – Дилан схватился за голову. Он желал им только хорошего, а вместо этого сумел одновременно обидеть Эбби и оттолкнуть от себя Бена! – Позволь, я пойду и поговорю с ним!
– Не знаю, стоит ли сейчас. О боже! Бен, остановись!
Она выбежала в заднюю дверь, прежде чем Дилан успел ее удержать. Мгновение спустя он ее нагнал! Выскочив на крыльцо черного хода, оба увидели Бена, взлетающего на круп Грома. Нервный жеребец злобно взбрыкивал под неожиданным всадником.
При виде Бена, цеплявшегося за спину коня, сердце Эбби подскочило к горлу. Она даже не могла вспомнить имя коня. В какое-то мгновение ей показалось, что Бен справится с жеребцом и благополучно спрыгнет на землю, но тут Гром внезапно поднялся на дыбы. Мальчик и конь слились в одну фигуру, высоко поднявшуюся к синему небу. На фоне огромного коня мальчик казался крошечным, словно муха.
Вдруг Эбби услышала крик Бена, смешанный с пронзительным ржанием. В следующее мгновение Бен скатился на землю. Все происходило как в замедленной съемке, она завороженно следила за копытами коня, исполнявшими какой-то танец вокруг неподвижного тельца Бена, не наступая на него. Чувствуя от страха вкус ржавчины во рту, она молниеносно подбежала к сыну.
– Бен! Ох, Бен! – Эбби не плакала, а вместе с Диланом быстро ощупывала мягкое тельце Бена, ища повреждения.
– С ним все в порядке, но сейчас он без сознания! Мне кажется, у него сломана рука! – Руки Дилана тряслись. Если бы он бежал быстрее! Ведь все произошло буквально в одну секунду! – Эбби, ты сможешь подогнать автомобиль? Его нужно срочно отвезти в больницу!
Бен спокойно лежал на земле с лицом белым, как молоко. Эбби хотелось чем-нибудь накрыть его и плакать.
– Да. – Тут она заметила Криса, стоящего рядом с ней, и дрожащего как осиновый лист. – Успокойся, Крис. – Она взяла сына за руку. – Сейчас мы отвезем Бена в больницу.
– Он в порядке? С ним все будет хорошо?
– С ним все будет прекрасно! – пробормотала она, спеша к автомобилю.
– Ты в состоянии вести машину? – спросил Дилан. – Я не знаю дороги в больницу.
Нагнувшись, Эбби помогла Дилану устроить своего первенца на его коленях. Стуча зубами, она осторожно вела машину по ухабистому проулку, пугаясь каждой ямки или камня. Лишь выехав на шоссе, она нажала на газ и перестала думать о дороге.
По-видимому, проезд по ухабистому проулку встряхнул Бена, и тот начал приходить в себя. Эбби сразу же почувствовала это и чуть не заплакала от радости, но сдержалась. Первые хныкающие звуки вскоре превратились в рыдания, когда он полностью очнулся. Эбби начала говорить с ним о всякой ерунде, а Крис, сидевший сзади, протянул руку и погладил ногу брата. Не зная, как себя вести с мальчиком после случившегося, Дилан нежно перебирал его волосы.
– Мы уже почти приехали, Бен! – бормотал он. – Только держись!
– Мне больно!
– Я знаю. – Когда мальчик уткнулся лицом в его рубашку, Дилан едва сдержал слезы.
Впервые в жизни он понял, что можно реально почувствовать боль другого человека.
Эбби остановила машину возле подъезда приемного покоя и выскочила, чтобы помочь Дилану с Беном.
Минуты казались часами. Стуча зубами, Эбби сообщила клерку приемного покоя все страховые данные Бена и передала медсестре его медицинскую карту. Когда его уложили на каталку и повезли в рентгеновский кабинет, она уже еле дышала от страха и неизвестности. Ее сын, маленький Бен, своим способом постарался доказать, что он уже мужчина! Теперь он травмирован и ей остается только ждать. Около нее стоял Дилан, держа на руках Криса.
– Сядь, Эбби! Это займет некоторое время.
– Он же еще маленький мальчик! – Теперь она не могла позволить себе расклеиться. Она же нужна ему! Но слезы продолжали катиться по ее щекам. – Он был очень сердит! Иначе он никогда бы не прыгнул на жеребца!
– Эбби! Мальчишки всегда ломают себе кости! – уговаривал ее Дилан, ощущая мучительную боль от спазмов в животе.
– А что собираются делать с Беном? – Видя слезы матери, Крис тоже уже был готов разреветься.
– С ним все будет в порядке! – взяла себя в руки Эбби, вытерев слезы. – Его сейчас лечат доктора!
