Текст книги "Боги должны уйти"

Автор книги: Ноэми Норд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Мать всплеснула руками: "Ты не правильно собираешь", и тоже упала на колени, выискивая недостающие бусинки.

В это время негодница Маленькая Лилия под шумок сперла из приоткрытого сундучка хрустальный череп и со смехом бросилась на улицу.

– О, дети, горе мое! – жалобно заскулила мать, хватаясь за скалку и пускаясь вдогонку за озорницей.

Я тем временем собрала последние бусинки, ссыпала их в сундучок, но не погнушалась похитить и припрятать кожаные пластинки у себя за пояском.

Деревню огласили вопли Маленькой Лилии. Мать догнала ее, отобрала хрустальный череп и пыталась вправить мозги, нещадно лупя скалкой по мягкому месту. Время спасать крошку! Я хорошо помнила жесткость материнской руки, в парах дурмана не обремененную жалостью ни к мужу, ни к детям.

Я вовремя выхватила пичужку из лап разъяренного оцелота.

Мать здорово нам обоим тогда всыпала. И было за что, по правде говоря.

Но случилось непоправимое. Обитателям деревни раскрылась тайна приданого принцессы. Мать долго скрывала от соседей свое благородное происхождение. Хотя кое-кто сам догадался, потому что мужики болтливее баб. После пары чашек тыквенной браги язык Несокрушимого становился злейшим врагом. Он начинал вещать: «Не нужны мне бабские побрякушки, с удовольствием их выменяю на десяток смоляных стрел. Но разве моя ненаглядная принцесса расстанется с хризолитами в ушных катушках? Ни за что! Хотя никто в наших краях отродясь мочки под катушки не подрезал. Дикая глупая мода».

К счастью, верные товарищи вовремя успевали затолкать вождя на женины перины.

Но с тех пор каждый попугай знал и трезвонил на все стороны света о несметных богатствах, спрятанных под циновками принцессы. А хозяйки более скромных сундучков шушукались между собой о том, опасно или нет хранить сокровища, украденные у двенадцати богов.

Больше всего докучала настырная несносная жалость. И умели же вдруг скорчить скорбные мины при виде матери:

"Тяжело богачке на маисовых полях".

Мать ненавидела жалость. Стоило показаться на улице, как соседки, отклеив пальцы от недостряпанных лепешек, принимались теребить бусы и качать головами:

– Ой, что теперь с нами будет!

– А что будет с нашими детьми!

– Бегут и бегут в деревню из больших городов!

– И чего им в городе не хватает?

– Не чего – а кого!

– Нам и самим не хватает.

– Горе-горе!

– Лишь бы хрустальная голова не накликала беды!

2. ЯЙЦА БОГОВ

-11-

Раздался шум, стук дубинок, девчоночий визг. Ловили игуану. Она забежала в деревню и застряла шеей в терновой изгороди. Дети и женщины, вооруженные, кто скалками, кто дубинками или просто камнями, выскочили на зов:

– Еда!

– Большая игуана!

– Окружай!

Громче всех вопила, размахивая кривой дубинкой, Крученая Губа. От волнения она раскраснелась, глаза горели, на закушенной губе выступила кровь.

Необыкновенно крупная игуана размером с двух матерых аллигаторов в ужасе металась внутри живой изгороди. Вылезший из земли корень тиса крепко схватил ее за лапу. Несчастная дергалась и вертелась вьюном, но освободиться не могла. От каждого рывка петля затягивалась туже. Животное глубоко расцарапало землю, искромсав ствол.

– Какая сильная, – перешептывались охотницы.

– А когти – смерть! Голову отсечет – моргнуть не успеешь.

На таких ящериц даже бывалые воины опасались охотиться, потому что в ловкости и быстроте нет этим тварям достойного соперника. Мелькнет молнией коготь – и потроха горе-охотника вывалятся на землю, не соберешь.

– Пока мужчины развлекаются на празднике, поймаем чудовище и накормим детей, – решили женщины.

– Справимся. Мужчине бог дал силу. А женщине ум. В трудные времена ум важнее силы.

– Обойдем игуану против солнца. Только тихо.

Игуана замерла, пытаясь слиться с оградой, ее изумрудные бока медленно перекрасились в цвет жухлой осоки. Лишь изредка из щели рта молнией взлетал, пробуя воздух, скользкий раздвоенный язычок.

Шаг за шагом охотницы, крадучись, сокращали расстояние до жертвы. Голод ослабляет руки, зато зрение, обоняние и слух при этом становятся острее. Если двигаться медленно-медленно, как изменяются облака в безветренную погоду, ящерица не заметит врага. Поэтому даже моргнуть на полресницы нельзя, а если невидимой паутиной резанет по зрачку, плачь, но терпи, иначе добычи не видать. Шаги нужно делать мелкие и бесшумные. Такому хитрому ходу учится каждый годовалый ребенок, иначе не стать ему воином из племени Солнечной Долины.

Резко взлетела дубинка Крученой Губы, удар пришелся по хвосту.

Я добавила чуть выше.

Позвонки громко щелкнули и длинный, в полтуловища хвост с каменным хрустом отвалился к нашим ногам. Он извивался, размазывая темную кровь по траве. Густая струя фонтаном окатила охотниц. Они отступили, вытирая лица.

Игуана беспомощно оглянулась. В неподвижных синих глазах я разглядела кровавую убийцу отраженную тысячу раз. Тысяча убийц держала в руках тысячу дубинок. Вот такими глазами смотрела игуана на меня.

Синий взгляд пронзил душу.

Мама всегда восторгалась ловкостью и умом этих животных. Она говорила, что в ящерице живет два существа. Одно – морское, а другое – небесное. Поэтому у них два сердца и два мозга, а тайный разум спрятан в косточке, которая надламывает хвост.

Но обмануть охотников игуана так и не смогла. Медленно – медленно над ее головой, незаметная среди ветвей, поднялась дубинка Крученой Губы.

– Беги, глупая! – вдруг закричала я и, подцепив дубинкой петлю, ослабила захват на когтистом пальце. – Беги, не оглядывайся! Кыш! Кыш!

Отекшая лапа дернулась, выскользнув из ловушки. Игуана протиснула обрубок туловища сквозь расшатанные прутья и, тяжело стуча когтями, скрылась за валунами.

Крученая Губа бросилась следом, вопя:

– А-а-а! Бей, уйдет!

Но никто из охотниц не тронулся с места.

Кто не знает, что за ящерицами бегают только ящерицы.

Смешно ловить молнию или бегущую игуану.

Крученая Губа вернулась, проклиная мгновение, когда моя дурная голова прорезалась в этот мир. Она в раздумье остановилась над сброшенным хвостом. Он лежал перед ней, как огромный кусок мяса, и в месте надлома еще дымился, будто его только что отварили.

Крученая Губа попробовала поднять подарок, но тяжелый хвост выскользнул из ее рук в грязь. Она посмотрела на меня, что-то обдумывая.

– Грохнуть бы тебя вместо ящерицы – и на вертел! – ее голос заскрежетал, как скребок по чешуе каймана. – Если бы не твоя жалкая трусость, у нас было бы еды в пять раз больше.

– Если б ты убила ее сейчас, через месяц игуан уменьшилось бы ровно в тысячу раз, – ответила я.

– Думаешь, она оставит приплод в камнях? Как бы ни так! Засуха спечет ее тухлые яйца.

– К тухлым яйцам тебе не привыкать.

Крученая Губа вскрикнула что-то вроде: "Уйю-пуйю!", и кривая дубинка с шумом описала круг над моей головой:

– Пусть твой отец вождь, но мой – Старший жрец. Мы равные.

– Наше равенство, как у скунса с кетсалем.

Моя дубинка тоже умела рисовать свистящие фигуры. На этот раз я изобразила что-то вроде жалкого скунса.

Крученая Губа раскрутила дубинку солнышком:

– Не зазнавайся, – сказала она.– Мой отец – страж смерти. Он мастер пыток. Если захочет, твоя мать сама отдаст ему хрустальный череп.

Ее взлетевшая дубинка рассказала всему свету о черепе, великой тайне.

– С какой радости Жабий Жрец заберет сокровища моей матери?

– С той радости, что принцесса родилась с трубкой в зубах и постоянно храпит, закатив синие манго под лоб.

Дубинка Крученой Губы нарисовала, как пар над котлом устремляется к небесам.

Тут в спор вмешалась Маленькая Лилия и пропищала:

– В мамином секретном сундуке свернулись сорок ядовитых змей. Если Жабий жрец откроет его, они плюнут в глаза и откусят длинный нос.

– "Длинный нос"? Я знаю, как вас обеих накажет "Длинный нос". Слышала.

Дубинки скрестились.

– Что ты могла слышать, из того, что мы не знаем? Главные новости племени рождаются в голове моей матери, и лишь потом вождь собирает совет.

– Ненавижу тебя, Синевласая! Из-за твоей глупости, погибли Кенар и Оцелот. Мне и Серой Мышке не досталось жениха к празднику Новобрачных.

– Лучше посчитай, сколько женихов в прошлом году не захотело сорвать с тебя повязку невинности? Неужели ты думаешь, что братья Храброго Лиса польстились бы на невесту скунса? Или сварливую Серую Мышь? Ты убежала в болото, и шипела там всю ночь, как болотная крыса, – мой язык тоже умел больно жалить:

– Неправда!

– Правда-правда! – запищала Маленькая Лилия. – Я слышала! Она обзывала Пернатого Змея затраханной вороной. Обещала повесить глазами на сук, чтобы "долго мучился ты проклятая клоака попугая"!

– Замолчи, лгунья!

Дубинка Крученой Губы описала над головой сразу десять!

– Двадцать!

– Тридцать кругов!

Это было высочайшее достижение даже для Оцелота, чемпиона Говорящих Дубинок.

Все ахнули: "Тридцать два!" Но голос соперницы дрогнул:

– Не смейся над тем, что было. Лучше поплачь над будущим. За вранье жрец отрежет принцессам языки. Я слышала, как он сказал вчера на тайном сходе: "Судьба Синевласой Лани не должна соединять яд греха и сладость праздника, боги не позволяют".

– Из Жабьего жреца всегда сыплется много непонятных слов. Но слова не шоколадные бобы.

– Ну что ж, скажу, чтобы ты, принцесса, знала: совет племени уже решил, что Храбрый Лис будет моим мужем.

Моя дубинка дрогнула и перестала свистеть. Сердце оборвалось.

Крученая Губа усмехнулась:

– Старейшины долго спорили, но пришли к выводу, что Хитрый Лис нарушил закон и потерял право выбора. "Грязь души отмоет чистая вода", – сказал жрец. – Догадайся, что он имел в виду.

Дубинка в руках Крученой Губы снова солнышком запела над головой.

– Скажу больше. Так как в племени теперь не хватает мужчин, тебе, глупая голова, подобрали жениха из безусых мальчишек. Слышишь, Крошка Лилия, твоего дружка отдадут старшей сестре. С кем, скажи, будешь ты лепить мячи из гуавы?

Маленькая Лилия закричала:

– Врешь! Врешь! Врешь! Даже попугаи кричат о вранье!

Дубинка Крученой Губы со свистом пронеслась мимо моего лица. Но я не отшатнулась. Дубинки снова скрестились. Потом разлетелись и снова ударили друг друга. Дубинка лгуньи несносно визжала, не обрывая сплошную линию издевок. Уж в чем-чем, а в искусстве унизительных фигур Крученая Губа превзошла великих мастеров.

Но я тоже не уступала:

– Клоака стервятника, отец не вырвет из моего сердца того, кто ради меня разбил омельгонов. Погляди: какой пояс он подарил ко Дню Новобрачных. Значит, празднику – быть!

– Дерьмо ленивца, – не унималась крученая Губа, – теперь посмотри на мой пояс. Мне его тоже отец подарил. Смотри-смотри! Пусть лопнут глаза от зависти!

Крученая Губа убрала побрякушки с живота, и потрясла бедрами, обхваченными неприглядным пояском из крокодильей кожи.

– В этот пояс вшиты зубы мертвой омельгонки. Отец сам у нее вырвал для меня.

Подруги бросились рассматривать чудо. Крученая Губа позволила девчонкам потрогать руками острые красноватые резцы.

– Я буду плодовита, как дикарка, и подарю мужу двенадцать сыновей, – хвалилась она.

Подруги цокали языками, проверяя на свет вырванные корни.

– Настоящие, омельгонские, – постанывали они, мечтательно закатывая глаза. – Ах, у дочери жреца будет двенадцать сыновей!

Маленькая Лилия, скорчив рожу, пропищала:

– Не забудь своему приплоду сразу после рождения омельгонские хвостики оторвать, иначе дерьмо наметут.

Дубинка Крученой Губы снова со свистом взлетела. Крошка с визгом спряталась за моей спиной.

Подняла дубинку на сестру? Драться – так драться. Биться будем насмерть!

– Да! – ответила Крученая Губа.– Будем драться, пока твои мозги не брызнут на землю. И я растопчу их пятками, вот так!

Я или она. Жизнь или смерть.

Дубинки скрестились

Раздался крик:

– Девочки! Охотницы! Пора! Хвост зажарен. Все ждут Победительниц Большого Хвоста.

– 12-

Орхидеи спадают с ветвей и стволов,

венки и подвязки, ожерелья смял,

камни в ушах с зубами смешал

в неистовой пляске страсти.

О, древние письмена! Сплошная музыка любви...

Ребра богов, писавших древние книги, были специально выпилены, чтоб обнаженные сердца клокотали, сотрясая планету.

Каждый тысячный воин

сгреб в охапку нежную плоть

синевласых укуренных дев...

Или это:

Мы любим – пока живы...

Нас любят – когда умрем...

Боги страдали как мы.

Мать научила меня читать древние книги. Она словно второй раз меня родила, но только в другом, ярком и неповторимом мире.

Прожить жизненный срок землеройкой или брехливым койотом, значит что-то на своем пути пропустить.

Мир вокруг мелких тварей немощен и пуст. Он холодная река. Но по заброшенному руслу через сотни поколений в пустыню прилетит бесстрашный герой на летящем каноэ. Это будет не тот дикарь, изображенный на скалах с кривой дубинкой, пронзающей поверженных драконов и птиц. Герой из будущего будет силен и смел, а глаза его сумеют на лету различить полет стрелы. Но если у героя в голове не найдется места ни для одной мечты, его судьба уподобится судьбе говорящего какаду. Болтливый язык способен перемалывать лишь пустой воздух у костра.

Мудрецы говорят: "Чирикание не изменит в этом мире ничего. Зато любопытство годовалого ребенка передвинет горный хребет".

Древние художники не изображали книг. Табу. Такое же несокрушимое, как запрет заглядывать в глаза богов.

Принято лица небожителей рисовать лишь сбоку, скрывая вторую половину в тени заповедных тайн. Древние художники подглядывали за божествами украдкой, скрываясь за скалами в густых кустах. Возможно, лишь по этой причине они уцелели и смогли поведать миру правду о всесильных и добрых существах.

Древние мудрецы хранили и берегли рукописи от дурного глаза, как колыбель высокородного ребенка. Они хотели предупредить потомков о возможной опасности. Ожидаемый Конец Мира – вот что могло навсегда смести следы человека с нашей планеты. Можно сказать, что древние книги, как таинственные сосуды, заполнены криком: "Люди, спасите себя от себя".

Точная дата Конца не обозначена. Это, говорят, случится не скоро, в том будущем, где нас нет, но происходит каждую минуту с тех пор, как знание о нем высекли в камне.

Предсказание стало частью мира и вечным приговором, так как написанное на скалах не поддается тлению. Знаками предначертаний украшены стены рассыпанных мегалитов. Они давно предупредили, что по земле идет никем не остановленная смерть.

У нее может быть лицо плодовитой омельгонки, мечущей из бездонного лона людоедов, которые снесут со своих троп любителей шоколадных лепешек. А может быть, Конец Мира начнется, когда любители печеных початков увидят смерть с лицом Засухи. Она зажарит на раскаленном песке последних кайманов, превратит корни леса в пыль и навсегда сметет с каменных троп следы человека.

Книги помнят о том, что Смерть однажды явилась в виде Высокой Волны. Ревущий поток слизал жадным языком тысячи городов, леса, миллионы чудесных птиц и зверей. Бездонная глотка выпила прекрасный мир.

Но самый верный Конец принесут миру знания древних, случайно попавшие в руки жестоких охотников.

Мать нюхом учуяла спрятанную книгу под моей набедренной повязкой.

– Постой, Синевласая Лань, – ласково прохрипела она. – Не в том месте и не слишком надежно ты прячешь краденое. Эта книга – наследие храма Уснувших Богов. Бесценное сокровище.

Она бесцеремонно извлекла нагретое моим животом сокровище. Дунула на обложку, тронула ногтем петельку зажима, раскрыла веером.

– Не бойся. Взбучки не будет. Если б ты знала, как я рада, что книга нашлась!

Странно, что мать не надрала мне задницу. С воровками в деревне обходились очень строго. Однажды Жабий жрец поймал на краже тыквенной браги раба из соседней деревни, который за долги месил на дворе глину для стен. Жрец собрал народ на большой сход, чтобы каждому показать, какое он придумал наказание для вора. Он засунул руку раба в высохший тыквенный кувшин, полный кротокрыс, и грызуны по локоть содрали с нее мясо.

Мать обняла меня.

– Как ты выросла! Стала красавицей, такой же, как я пятнадцать лет назад. Но не в пример мне, ты, умница, знаешь, что в мире самое ценное. Не браслет и не серьги украла, а невзрачную на вид книгу. Она неприглядна, кожа затерта до дыр, лишь мышам пришлась бы по вкусу, но твои зоркие глаза разглядели среди сокровищ именно ее. Мимо глаз не ускользнуло главное. Секреты прошлого дороже побрякушек из нефрита. Тайна этого мира – сам мир. Владеть знаниями – значит владеть его судьбой.

– Я взяла книгу, чтобы разгадать рисунки на развалинах храма, прости, мама.

– Садись, милая, рядом, расскажу, что спрятано внутри знаков, и как легко можно распутать спирали, сотканные из древних тайн. Посмотри. Всего таких книг шестнадцать. В каждой – жгучие секреты прошлого. Дай пальчик. Знаки можно не только видеть. Прикоснись – и навсегда запомнишь рисунок рельефа. Смотри, этот знак означает – "бог – добрый". А этот: – "бог – злой". Видишь хитрый крючочек? Словно крылья орлана взмахнули вдали? По нему ты узнаешь символы неба, ветра и птиц, а по "волне" – догадаешься, что книга повествует о море, о бездонных загадках глубин. "Овал" – туловище рыб и кайманов. "Острые зигзаги" – зубы зверей, игуан, ягуаров, тварей, внушающих страх даже храбрецам. Знак воина ты запомнишь по знаку "глаза на стреле". А это – женский знак: "сосуд с запечатанным горлышком", еще одна заповедь Дерева Мира..."

Я быстро освоила азбуку и погрузилась в чтение. Мать позволила брать книгу в любое время, и я, спрятавшись в заброшенном гнезде синепера и разложив пластинки страниц на коленях, надолго отправлялась в страну мечтаний. Я забывала даже про мамину трубку и мешочек с маккао, с утра до ночи качаясь в ветвях среди пленительной музыки слов.

Россыпи зла золотого мы обошли, спрячь, о, земля,

кровавые эти сокровища в скалах,

даруя народу инну-нон-чиу иные ценности...

В последнее время я пропускала мимо сердца рассказы о гибели древних племен в котлах вражды. Меня интересовала лишь Любовь.

Да. Горячее неистовое чувство, которое, однажды пробудившись, сжигает душу дотла.

Осы дикие – чин-чили плавили губы в поцелуях

( здесь не смогла разобрать...) в искусстве запредельных чувств?

Волшебницы грез, феи четырех стихий!

О, Север, О, Запада млеко...

Беги, членозем! ( кто это, кто?) -

впейся в вену, вкушая до дна

страдания человека.

Или такое:

Лори, кетсали кричали:

– О, Боа! О, царь ветвей, задуши сумрачных нег

разум младенческий, он человек...

Двое.

Он вздохнул полной грудью -

пуха колибри ком горло забил.

Чуть дыша,

она извлекла пушинок шум

из трахеи острием нефритового ножа.

А потом, под лопатки вогнав,

чтоб не мучился милый долго,

О, племя инну-анончей!

(Дальше так и не смогла прочитать, с угла отломился кусочек)

Пернатый Змей, дай ума восстановить конец этой печальной истории,

от которой слезы на глазах...

Дрожь земли.

Что делать с собой?

Руки, и плечи, и бедра обнимали в бреду мою любовь.

Я героиня. Он герой. Он погибает. Я лечу следом в бешеный водопад.

Какая прекрасная смерть!

Да. Так. Вместе умрем, Храбрый Лис!

Крученая Губа не расплетет ураган объятий.

Силы четырех стихий не разнимут сплетенных сердец.

Кровь струится, слилась воедино в мощный поток.

Он низвергается водопадом Инуагуру,

никто не сможет его остановить.

О, племя инну-анончей, внемлите истории этой,

от которой слезы на глазах.

Это была уже моя история. Я сумела втиснуть между стертыми знаками несколько своих, так, что самый зоркий глаз не отличил бы их от сотен других.

Моя любовь достойна красоваться на страницах древнего повествования. Мои чувства ничем не отличались от чувств богов, а слез они выжали столько, что внизу под гнездом синепера расцвели орхидеи.

История каждой любви – кирпичик громадного храма. Раствор замешан на крови. И горе, если обрушится прекрасный храм. Несчастная жертва не успеет выползти из-под обломков. Осколки разбитых сердец острее алмазов.

– Под верхним слоем знаков и рисунков скрыт глубинный слой, – поведала мать.– Он виден лишь под углом. Наклони страницу так, чтоб свет скользил, как закат по каньону, и ты увидишь чудо: появится иной текст. Под сказками о царстве зверей и птиц ты сможешь прочитать мифы других племен, благородных, живших так давно, что о них позабыли недавние боги. Знаки написаны на другом языке.

– Как хочется прочитать эту книгу!

– Чуть позже, когда сможешь заглянуть в мои глаза, не приподнимаясь на цыпочки, я научу тебя читать остальные знаки. Вырастешь – узнаешь, как шлифовать хрустальные черепа, научишься превращать воду в вечный камень, летать по небу, опускаться на дно океана и босиком плясать на углях. И это не все. Множество знаний записано в древних книгах. Ты окунешься в великую тайну, как в безбрежное море.

– И какая она, главная тайна богов?

– Эта тайна о том, что до богов были боги. И до них были боги. И так до бесконечности.

– Значит, начало истории людей бесконечно?

– История людей начинается там, где заканчивается история богов.

– Но боги уходят, боги приходят. Возвращаются те, кто ушел, приходят мертвые. Это страшно, что к нам придут мертвые божества.

– Не придут, а подождут, пока мы сами к ним вернемся. Боги живут медленной умной красивой жизнью, а человек ходит по краю судеб, украдкой подглядывая за окаменевшими фрагментами.

– Как такое возможно?

– Как в нашем лесу. Идешь сначала к кривому кактусу с розовым цветком, а дальше на пути тебе обязательно встретится гнилой пень, потом платан, увитый хоботками орхидей и трехглавый термитник. Думаешь: дальше увидишь неизвестные места, но вдруг замечаешь, что впереди снова кактус, и пень, платан, и тот же самый термитник.

– Мы ходим по кругу, потому что он наша судьба?

– Погляди: ползет муравей. Понаблюдай за ним. Видишь, он увидел наши громадные ноги и, бросив хвоинку, побежал поведать племени о том, что встретил богов. И сородичи ему поверят.

– Да! – воскликнула невесть откуда взявшаяся Маленькая Лилия, успевшая взобраться к матери на колени. – Поверят. Дары притащат. И смертников приведут. И сердца им вырвут.

– Милая, ты правильно поняла, – мать погладила девочку по растрепанным волосам.

– А дальше?

– Придут остальные муравьи поклониться богам. А нас не застанут. Не успеют.

– Мы уйдем собирать гевейю!

– Да... Мы же не знаем, что у муравьев состоится Курандеро в нашу честь. А муравьи завопят, что боги сдохли, исчезли навсегда, но будут долго вспоминать, кого растоптали наши священные ступни.

– И еще маленький народ будет рассказывать личинкам, что боги улетели на небо.

– А в следующем году родятся другие муравьи, потому что век насекомых очень краток, – продолжила мать, расчесывая непослушные волосы Лилии. – Вот почему никто не может встретиться с богами. Я не встречусь с богами, ты не встретишься, а чей-то правнук придет однажды к храму Уснувших Надежд, и его раздавят гигантские ступни.

– Боги придавят его, как я этого муравьишку! – воскликнула Маленькая Лилия, втерев черное пятнышко в пол.

– Зря, – сказала мать. – Теперь ты не станешь муравьиной богиней. Никто не расскажет потомкам о Маленькой Лилии.

– Я сделаю так, что меня запомнят на всю жизнь, – сказала Маленькая Лилия, убегая из дома.

– Она явно что-то задумала, – широко зевнула мать, взбивая подушки над головой.– Присмотри за проказницей, пока я вздремну.

Я вышла из дома. Вдали у леса мелькнули пятки Маленькой Лилии и ее вечного обожателя Кудрявого Кролика.

Присмотреть за непоседой? Семилетней девочке не нужна нянька. Она ловко гоняет мяч с мальчишками, а глиняных кукол, которых получает от отца, безжалостно втаптывает в грязь, требуя пояс невинности.

"Рано, дорогая, сковывать детские косточки поясом невинности, – ответил на ее просьбу отец. – Как только набухшие сосцы пронзит первая боль, не замедлю с подарком, а сейчас беги и не путайся под ногами".

За Маленькой Лилией присматривать не обязательно. Возле нее всегда крутится Кудрявый Кролик. Тот самый, о котором наврала Крученая Губа. Мальчишка, который мне ростом под ухо! Которому всего двенадцать! Это мне его присмотрели в женихи? От хохота у Пернатого Змея сделается заворот кишок.

"Худющий голенастый двенадцатилетний паренек, сын Серой Сойки?"

"Дадада, вместо Храброго Лиса он будет твоим мужем, не забывай сопли по утрам вытирать".

Обидно и смешно. У Крученой Губы сквозняк в голове.

Осторожно вытащив из-под головы спящей матери трубку, я затянулась остатками терпкого дымка. Веселящие душу травы не в силах скрыть от человечков мир заоблачных снов.

Блаженное пребывание в мире тайн прервал дикий визг.

– Ой-ой-ой! – вопила Маленькая Лилия, зажимая ухо, подпрыгивая, кружась и скача из угла в угол.

Муравьи!

Откуда столько?

Они бегали под ногами, ползали по стенам, карабкались на полки, проникали в складки одежды. Невозможно шагу ступить – кругом проклятые рыжие твари. Эти муравьи отличались от неприметных собратьев особо крупным размером. С усиками длина туловища некоторых из них достигала ширины двух пальцев взрослого мужчины. Казалось, началось нашествие. Стены, пол и потолок шевелились, как шерсть на ленивцах.

Мать откашлялась и выплюнула насекомое из горла. Я горстями стряхивала с волос, топала ногами и стонала от отвращения.

Из соседних домов тоже доносились вопли. Плакали младенцы, а их перепуганные матери взывали к милости богов. Но разве криками отпугнешь насекомых? Муравьи норовили вставить кислые клоаки в самые сокровенные женские места. Дикий визг оглушил деревню. Люди носились с младенцами на руках, вытряхивая тварей из волос и складок одежды, чесались, вопили, как при смерти, хотя всего-навсего наглотались муравьев.

Маленькая Лилия посинела и тянула беспрерывно одну высокую ноту. Поймать девчонку не могли, и лишь, когда она упала, обессилев, среди опрокинутых чаш и кувшинов, мать навалилась на нее, крича мне:

– Трубку! Трубку давай!

Я наскоро раскурила трубку и сунула ей в руки. Она глубоко затянулась, вдувая горячую струю в ухо сестры, визжащей, как недорезанная капибара.

Когда визг прекратился, и Маленькая Лилия затихла, вперив стеклянные бельма в потолок, мы бросились выкуривать муравьев.

Для этого понадобилось много травы и гнилушек. Но стоило сунуть руки в заросли, как муравьи снова бросались в атаку. Спас огонь. Он разогнал нашествие. Я быстро накидала в корзину прелого дерьма из-под корней.

В соседних жилищах тоже началась война. К небу устремился густой горячий дым. Гарь перла из каждой щели. Наше семейство перекочевало на улицу. Здесь, в кругу костра, собралась вся деревня. Люди взывали к богам и, потирая искусанные бока, щедро делились тыквенной настойкой для примочек.

Дети расчесывали заспанные рожицы, матери бранились:

– Не чешитесь! Красоту соскребете.

Женщины удивлялись:

– Откуда столько муравьев? Отродясь такого не было! Не весточка ли о Конце Света?

– Беда! Дети покусаны, посуда побита!

– Надо бы муравьев отвадить от деревни.

– Самый надежный способ избавиться от насекомых – залить мочой гнездо. Мужчинам надо воздержаться с утра, а потом дружно затопить проклятый муравейник. Только так.

– А куда маленький народ уйдет? Здесь их родина.

– Пусть идут к омельгонам.

– Правильно, от муравьев никакой пользы.

– Никакой? А яйца? Мы забыли их вкус.

– Пусть дети сбегают и наберут с полмешка. Устроим пир на прощанье.

– Дети не найдут гнездо.

– Оно недалеко, – сказала Крученая Губа. – Возле Тотема Ягуара.

– Да, я знаю, знаю, – запищала Маленькая Лилия. – Там большущий муравейник под землей. Я сегодня там набрала полный кувшин яиц.

Лучше бы она молчала. На всю жизнь запомню глухую зловещую тишину. Мать с укоризной посмотрела на малышку.

– Ах, вот кто привадил муравьев в деревню! – вдруг затянула Крученая Губа. – Я же говорила, девчонке полагается порка. И если у родителей короткие руки, я помогу.

У матери синим пламенем разгорелись глаза. Серая Сойка заступилась за проказницу:

– Ребенка может наказать только мать.

– Да, да, только мать, – закивали женщины.

– Какая из принцессы мать? Целый день блуждает в кошмарах, знать не знает, что дети творят.

– Не ссорьтесь, девочки. Все детки такие. Не убивать же их за глупость. Вырастут, умнее станут.

Мать схватила за одну руку Маленькую Лилию, за другую меня и затолкала в дом. Жилище насквозь прокоптилось, глаза резанул дым гнилушек, на масках чернела густая сажа. Повсюду валялись отравленные дымом полчища муравьев.

– Отвечай, глупая, для чего ты принесла в деревню муравьиные яйца? – строго спросила мать девочку.

– Я хотела стать добрым богом для маленького народа, – заревела крошка в полное горло.

–13-

Трубка мира – табу для женщин. Но победительницы свирепых муравьев решили тайком от мужчин побаловаться запретным «дымом войны».

Трубка красовалась на Стене Побед рядом с трофейными топорами.

Отец любил похвалиться перед гостями своим богатством. Он украсил оружием врага все стены от пола до потолка. Каждый трофей напоминал о героической биографии Несокрушимого, добавляя пару хвалебных слов к замечательной летописи инну-анончей.

Гость, входящий в дом, прежде всего, замечал на Стене Побед кованый боевой топор, такой тяжелый и широкий в обхвате, что на ум приходили стародавние мифы о великанах, которые когда-то обитали в этих краях.

Великолепное оружие наши лучники отбили у омельгонов. Дикари, не в силах справиться с тяжелым топором, привязали его к деревянной перекладине и, раскачав, как следует, подгоняли пленников под сокрушительный удар.

Где нашли дикари эту вещь, осталось тайной. Сами великаны исчезли давно. Их путь лежал в резиновые болота. Кудрявый Кролик в прошлом году обнаружил торчащую из жижи гигантскую человеческую стопу, обутую в почерневшую металлическую сандалию. Грязь болот, как известно, веками способна хранить проглоченные ценности в первозданном виде.

Дети пытались стащить железную обувь с ноги, расшатали кость из стороны в сторону, но болото вдруг опомнилось, забурлило и проглотило навсегда останки древнего воина. Над местом славной гибели великана с тех пор звенят одни пузыри.

Зато все узнали, куда шли и отчего погибли непобедимые гиганты. Их путь лежал в туманный край низин, где от аромата гевейи слезятся глаза, а дух гнили створаживает кровь, от чего ни птице, ни зверю выжить невозможно. Что искали великаны в краю смерти, неизвестно.

Рядом с топором красовался жезл власти, когда-то принадлежавший Вождю Богов. Легенды гласили, что Длинноносый Карлик был в старину умнейшим из божественных вождей, но телом стар и дряхл. Молодые вожди постоянно хотели его прогнать. Но Карлик каждый раз переигрывал коварные планы. Все дело было в волшебной трубке. Ее дым размягчал мозги оппонентов, они теряли злость и решительность. Не могли возразить речам Длинноносого Карлика. А когда покидали сход, еле помнили, что собирались в этот день свергнуть власть.