Текст книги "Поезд для Анны Карениной"

Автор книги: Нина Васина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

– А вот теперь доставай оружие, – сказал он в темную комнату, не входя.

Будет сделано, – ответил Хрустов и потрогал на себе кобуру.

– Полетишь на военном самолете: аэропорты закрыты, то ли забастовка, то ли революция. – Аркаша выдергивал из принтера последний листок. – Вот тебе список, эти люди работают в отделе внутренних дел Владивостока, им уже сообщили, чтобы до твоего приезда не трогали машину и не давали ее обыскивать. Твоя задача простая. Найти небольшой блок, приблизительно вот такого вида микросхема с приставкой. Она ни к чему не подсоединена, может быть где угодно, даже в пачке с сигаретами. Разбери машину на части, но найди. На ней – то, что записывалось на магнитофон, потом Олег вставлял ее в загрузчик памяти в компьютере и передавал нам электронной почтой.

– А магнитофон?

– Магнитофона никакого в машине не обнаружено. Это уже известно. Я звонил. Ты едешь как следователь отдела внутренних дел, вот твои документы. Не попадайся на глаза Диме Куницыну. Тебя трудно не заметить или забыть, а с ним еще работать и работать.

– Как я вернусь обратно?

– Самолет будет ждать в аэропорту столько, сколько тебе надо. Возьми оружие. Какое предпочитаешь?

Ева предпочитала трудягу ТТ.

Она позвонила домой. Трубку взяла Муся. Илии дома не было.

– Мне надо уехать на два-три дня, – сказала Ева, думая, куда мог подеваться ее старший. – Скажи Далиле, когда придет.

– А и ехай, – разрешила Муся, – ехай себе на здоровье, я дома, напелася и нагулялася!

В самолете Еву посадили в кресло пилота, надели шлем, комбинезон и парашют, пристегнули и ощупали тщательно, на всякий случай, двое веселых пилотов.

– Вдруг расстегнется что-нибудь в полете! – убеждал ее один, расправляя складки плотной ткани на ногах, а второй ласково провел от шлема на голове ладонями вниз – по груди и животу, приговаривая: «Тут все в порядке, и тут... О! А тут вообще хорошо...»

Ну что, красивая! Поехали кататься? Взвыли двигатели.

Этой ночью небольшие группы вооруженных людей пытались штурмовать телебашню в Останкине, но были пьяны и неорганизованны, кричали: «России – царя!» и «В парламент – дворянство!»

Кончилось тем, что им предложили эфир, бородатый молодой человек сообщил совершенно серьезно, что наследник российского престола жив и едет в Москву на царство, а он сам – дворянин в пятом поколении и согласен немедленно возглавить Министерство финансов, пока не поздно.

Передачи по всем каналам то и дело прерывались картинками природы, показывали плавающих лебедей и играющих в песочницах детей. Никто не решался пускать, как это было принято раньше в дни социальных потрясений, симфонический оркестр крупным планом. Картинки прерывались новостями, новости шли по часу-полто-ра, потом – интервью на улицах с возбужденными жителями какого-нибудь города.

– Нам бы честного кого-нибудь, – мечтали жители, – чтоб не крал и родни поменьше имел.

– Оставьте все как есть, – предлагали другие, – эти-то хоть изворовались! А новые, пока себе дома накупят!

Утренний выпуск новостей был прерван чрезвычайным сообщением. Его потом повторяли каждые полчаса. Утомленный немолодой мужчина сказал с экрана:

– Русские люди! Работящие и ленивые! Умные и дураки! Есть такая партия. Она называется Союз промышленников России. Если вам дорога ваша Родина, если еще есть силы работать и жить, разъединяйтесь! Это говорю вам я, Потапов Сергей Петрович, председатель Союза. Мы выживем, только разделясь. Когда перестанем плодить чиновничьи аппараты центров, воевать за чужие земли, кормить не говорящие по-русски меньшинства мясом наших детей-солдат и есть импортные отбросы. Россия жива, больна – но жива! Вот наша программа. Деньги – обратно, домой! Каждой губернии – своего губернатора с подчиненными ему структурами власти. Любой волен выбрать себе любое место на карте, приписаться к губернии, получить акции своего промышленного комбината, энергетического комплекса или аграрного союза. Никаких других ценных бумаг больше в России не будет. Дороги и связь – общие, общими силами охраняем и кормим. Через тридцать лет наши дети смогут гордиться нами, раньше не обещаю. Что будет с армией? – спросите вы. Пусть военные решают, в какой стране они хотят жить дальше. Не выключайте телевизоры. С пяти часов начнется совместное заседание Комитета спасения, Управления внутренних дел, Союза промышленников и аграриев, Совета вооруженных сил и Совета национальностей.

У Евы Николаевны от перегрузок болела голова и мышцы на руках – она не заметила, как вцепилась мертвой хваткой в подлокотники кресла. Все, что могло трястись в организме, растряслось так, что Ева с трудом управляла своим телом еще пару часов. В небольшом аэропорту ее ждал, уворачиваясь от ветра, инспектор внутренних дел Владивостока, пожилой усталый человек, без конца сморкающийся в огромный платок.

Ева переодевалась в подсобке, он стоял за тонкой перегородкой и гнусавым голосом монотонно перечислял все, что было в деле:

– Труп молодого мужчины, опознанного как Олег Хмара, двадцати восьми лет, Федеральная служба разведки, обнаружен... извините, простыл.

Лежащим на сиденье автомобиля, принадлежащего Ирине Кортиковой, замужней, которая имела при себе вышеупомянутого молодого мужчину как шофера и охранника. По показаниям Ирины Кортиковой, она обнаружила мертвого Олега Хмару на сиденье шофера, отодвинула на соседнее сиденье, села за руль и поехала в укромное место.

– Причина смерти? – спросила Ева.

– Смерть наступила от раздробления небольшим твердым предметом височной кости. По характеру раны наш медэксперт предположил, что это мог быть удар и костяшками пальцев при определенной натренированности. Заключение имеется.

– А зачем Ирине Акимовне было нужно укромное место? – Ева надевала кобуру.

– В силу важного государственного поста, занимаемого мужем названной женщины. Она боялась огласки, испугалась, что ее могут преследовать, дождалась позднего часа, характерного для нашего города малочисленностью перемещающихся по проезжей части средств передвижения. – Инспектор бубнил, запинаясь, только когда подступал непобедимый чох, тогда он прерывался, открывал рот, ждал напряженно несколько секунд и обреченно и громогласно сморкался в платок.

– А что вы лично думаете обо всем этом? – спросила Ева, выходя к нему.

– В силу занимаемой мною должности я стараюсь правильно и своевременно составлять положенные в таких случаях протоколы и отчеты.

– А в силу наличия в черепной коробке определенного вещества, характерного для гомо сапиенс?

– Тогда, – кивнул головой инспектор, – это не будет иметь ни малейшего отношения к протоколам и отчетам. Два года до пенсии, – пожал он плечами.

– Хорошо. Не для протокола.

– Ирина Акимовна, как вы только что правильно ее назвали по имени и отчеству, хотя я вам отчество не называл, в силу своей женской слабости и миниатюрности не имела возможности сделать смертельный удар костяшками пальцев в висок, равно как и применить для этого удара подручное средство типа кастета, поскольку не имеет на руках следов.

– Как вас зовут, извините, я не расслышала после самолета?

– Илья Ильич, к вашим услугам.

– Илья Ильич, миленький, без обид, но меня от вас укачивает. – Ева быстро пошла к выходу.

– В силу необходимости совместного расследования должен уточнить...

– В силу катастрофического насморка почему бы вам не взять больничный? Вы много говорите, это вредно при простуде. Отвечайте коротко на вопросы. Группа выезжала на место происшествия?

– Место происшествия не осматривалось, потому как группа была вызвана домой к Ирине Акимовне, а точнее, в гараж при ее доме.

– Рассвет какой убойный, а, Илья Ильич! – Ева потянулась, оглядывая открытое пространство и залитый золотом горизонт.

– В каком смысле – убойный? – озадаченно спросил инспектор.

– Едем на место происшествия, – не ответила на его вопрос Ева.

– Для посещения места происшествия и выяснения точного места стоянки автомобиля в момент убийства необходимо присутствие главного свидетеля. В столь ранний час...

– А какая версия убийства указана у вас в рапорте? – перебила его Ева.

– Ограбление. В машине украден магнитофон.

Ева резко повернулась к идущему сзади инспектору, – он остановился и сосредоточенно складывал огромный платок все время, пока она осматривала его тучную фигуру.

– Два года, значит, – пробормотала Ева себе и спросила:

– В вашей машине есть телефон?

– Конечно, как не быть.

Ева Николаевна позвонила по названному инспектором номеру, терпеливо дождалась одиннадцатого гудка, потом сонный женский голос сказал: «Кто это?..» Представившись следователем по особо важным делам из Москвы, Ева предложила встретиться побыстрей для доверительной беседы на том самом месте, где был найден Ириной Акимовной убитый шофер.

– Как это – побыстрей? – удивилась женщина на том конце провода.

– Мы доедем туда минут через сорок.

– А я доеду туда не раньше десяти утра! – Трубку бросили.

Вот так и получилось, что около десяти часов, когда, пробежавшись и приняв душ, отстрельщик Хрустов вышел неспешно из дверей гостиницы.

Поджидая Диму, он ощутил сильное сердцебиение и, что его особенно удивило, – слюноотделение, разглядев неподалеку двух беседующих женщин. Одна из них – та, из-за которой его клиент прокусил губу и отбил коленки, – возмущалась и размахивала руками. А вторая смотрела, не слушая ее, на отстрельщика, слегка открыв рот от удивления.

Хрустов сглотнул слюну, отвернулся и постарался успокоиться. Он был с оружием.

Ева извинилась, проводила женщину к машине и быстро пошла к Хрустову, помахав приветственно рукой. Она подошла совсем близко, когда заметила сквозь стеклянные двери гостиницы выходящего Диму Куницына, – он, странночерно-волосый, что-то говорил человеку за стойкой, совсем рядом, по ту сторону стекла. Ева подбежала к Хрустову, сказала, что очень рада его видеть, что скучала, при этом она развернула Хрустова, встав спиной к стене и закрываясь им.

– Я тут подумала, – пробормотала она, обнимая Хрустова за шею и притягивая к себе, – подумала... Я подумала... Хрустов, ты где оружие держишь? – спросила она шепотом в наклоненное лицо.

Хрустов успел пробежаться руками по ее телу от подмышек до талии, выяснил, где она держит оружие, и растерянно соображал, что это такое происходит.

– Я тут тоже подумал на досуге. Ты мне кое-что должна. – Он прижал Еву покрепче к себе и поцеловал в губы длинным поцелуем.

Вышедший из дверей Дима Куницын осмотрел сначала улицу, повернулся, отыскивая Хрустова, и застыл. Он смотрел несколько секунд, потом отошел в сторону и отвернулся.

– Поняла, где мое оружие? – поинтересовался Хрустов, тяжело дыша.

– «Блендамед», а я «Жемчуг» люблю, – сказала Ева и не дала Хрустову оглянуться. – Слушай, тут такое дело. Ты сейчас на работе? Ладно, не отвечай, ясно, что на работе. Молодого-красивого водишь? Вы живете в этой гостинице?

Хрустов молчал, рассматривая ее лицо.

– Твой клиент, – продолжила Ева, – он не должен меня видеть. Я тоже на работе. Поработаем, Хрустов?

Хрустов удивленно вскинул брови.

– Скажи ему, чтобы не ждал, скажи – догонишь. Только меня не показывай.

– Я сейчас! – крикнул Хрустов Диме, повернувшись назад, и прижал голову женщины к груди, захватив рукой волосы. – Догоню.

Дима хмыкнул, повел головой, улыбаясь, и медленно пошел к небольшому кафе напротив.

Молодец! – сказала Ева. – Высунь немного язык... Вот так. Смотри, как надо целоваться.

Хрустов пробежался, догоняя Диму. Он был грустен и задумчив.

– Знакомая? – спросил Дима.

– Нет, так. Прохожая. Какие у меня здесь могут быть знакомые.

– Как это – прохожая? Что, вот эта... с такими ногами?

– Да. Зацепил, зажал, потискал немного. А что ты так удивляешься?

– Подожди, – Дима остановился и нашел глазами глаза Хрустова, – что ты тут грузишь, как это, зацепил-зажал?!

Хрустов вздохнул и огляделся, выбирая. Молодая женщина с большой хозяйственной сумкой не успела понять, что происходит. Ее дернул за руку и прижал к себе немолодой высокий мужчина. Со словами «Ну до чего же ты хороша!» он расцеловал ее в обе щеки и оттолкнул от себя.

– Приблизительно так. – На Диму он смотрел совершенно серьезно, с оттенком снисходительности. – Твое присутствие заразительно, – решил объяснить свое поведение Хрустов.

– Ну ты даешь! Я тоже сейчас...

– Не надо! – Диму взяли за руку повыше локтя. – У тебя так не получится. Мы потом не сбежим. Придется жениться!

На часах – половина первого. Ева Николаевна второй час копается в машине. Рядом сморкается инспектор Илья Ильич и рассказывает пошлые анекдоты оперуполномоченный Груздев, а попросту – Груздь.

– Водку пьете? – спросил он Еву. Она, задумавшись, смотрела сквозь него в открытые двери гаража и не ответила.

Гараж был милицейский. Машину пригнал Груздев, у которого на каждое слово имелся анекдот.

– Кстати, про водку! – обрадовался опер. – Едет один банкир ночью по городу и видит – стоит на проезжей части бутылка водки. Не остановлюсь, думает, засада!

– Значит, вас вызвали ночью в дом мэра... – задумалась Ева. – А тогда, ночью, машину осматривали?

– Едет он дальше!

– Я Осматривал, – кивнул Илья Ильич. – Поверхностно.

Ева села на маленький складной стульчик, вытирая руки тряпкой.

– А на проезжей части стоят две бутылки!

– Слушай, Груздь, сходи-ка ты, правда, за бутылкой. Загибаюсь. – Илья Ильич наконец чихнул и вытирал слезы.

– Сейчас. Он притормозил так...

– А лучше коньячку, – сказала Ева, доставая пачку сторублевок.

– Один момент! – Он убежал очень быстро.

Ева обвела взглядом стоящую перед ней иномарку. Где это может быть? Ведь Хмара не мог запрятать блок так, чтобы разбирать, доставая его, машину на запчасти!

– Ты почему в органах? – спросил вдруг Илья Ильич.

– Больше ничего не умею делать, – вздохнула Ева.

– Ничего себе!.. Больше ничего. Вот ты сейчас злишься?

– Почему? Нет, не злюсь. Просто решаю задачку.

– А если не найдешь, разозлишься?

Ева повернулась к стоящему сзади инспектору и посмотрела на него внимательно. Илья Ильич аккуратно складывал платок.

– А я как разозлился! Меня даже пот прошиб, вот как! Куда я только это не тыкал. Никуда не подходит! В силу неизвестности предмета я решил его пока конкретно не описывать и не применять в качестве улики. – На протянутой Еве ладони лежал небольшой, похожий на пейджер предмет.

– Спасибо. – Ева встала, забрала блок и пожала горячую руку. – У вас температура. Хотите, вместе послушаем?

– Упаси боже! – Илья Ильич замахал руками, открыл рот, некоторое время стонал, набирая воздух, потом оглушительно чихнул. – Два года до пенсии. Да! Ты коньяк его не пей. Гадость, постарается по дешевке в киоске цапнуть. И на закуску обязательно принесет икру. Отвратительное сочетание. Пошли лучше ко мне обедать.

– В силу сложившихся обстоятельств... – начала Ева и засмеялась. – Времени в обрез. Меня дома дети ждут, а еще с этой дамочкой разговаривать.

– Тебе спешить некуда. – Илья Ильич грустно кивнул, заметив удивление Евы. – Аэропорт закрыт. Специальное распоряжение. Вся военная техника отбыла конкретно в военные части. Твой самолет тоже улетел. Он приписан к десантникам, его отправили в военную часть возле Иликура. Конечно, если ты до Иликура доберешься и покажешь распоряжение московского начальника военного округа, тебе его отдадут. Но проще подождать два дня. Будет гражданский самолет. С двумя пересадками авось доберешься.

– А что это такое происходит?

Военные отсоединяются, – коротко объяснил инспектор, опять замахал руками, набирая воздух, но не чихнул, – будут свободными и независимыми.

– Это же бред!

– В силу сложившихся обстоятельств данным словом можно охарактеризовать любое проявление политической активности.

– А до Иликура – на поезде? Илия Ильич покачал головой:

– Нет. Поезда не ходят, всесоюзная забастовка на три дня. Часа за четыре, может, доберешься на телеге. Ты глазищи не таращи, у меня от твоих глазищ мороз по коже.

– Это не от глазищ, это от температуры! Где я возьму телегу?! Да вот же, автобусы ездят, машины!

– Телегу я тебе найду, а на машине ты туда не проедешь. Дожди шли сильные. Дорогу развезло. От Подпяток ничего не проедет, кроме телеги. Ехать лучше на ночь, ночью местные боятся и не высовываются. А оружие у тебя есть.

– Где я? – спросила на всякий случай Ева.

В силу сложившихся обстоятельств, избегая ненормативной лексики, могу сказать, что мы все в одном и том же.

Длинная палочка сандалового дерева тлеет на керамической тарелке. Удушающий запах от тонкой струйки дыма, спертый воздух с примесью дорогих духов в небольшой, заставленной мебелью комнате. Ирина Акимовна сидит в огромном кресле, как в пещере, завернувшись в атласный халат. Она обхватила и крепко прижала к себе колени, устроив на них острую мордочку с большими глазами. Ева сидит напротив.

– Пьешь? – спросила вдруг Ирина, чуть пошевелив голыми пальцами ног.

– Пью, – пожала плечами Ева, – сейчас не хочу. Хочу поговорить.

Ирина вздыхает, закрывает глаза, отчего ее лицо словно гаснет, и надолго замолкает. Ева тоже не спешит с вопросами.

– Куришь? – спрашивает Ирина.

– Редко. Хорошую слабую травку.

– Вот – бесконечная звезда. Она не светит, она тлеет. И загореться не умеет. Судьба? Бессмертна навсегда... – Ирина открыла глаза и спросила, приглушив голос:

– А ты из какого отдела?

– Особо тяжкие, – с облегчением вздохнула Ева. Она перепугалась, что Ирина Акимовна впадет в истерику или захлебнется стихами, изображая накатившее вдохновение.

– Странно. При чем здесь органы внутренних дел? Мой охранник из ФСБ.

– Был, – уточнила Ева. Они помолчали.

– Как ты отбиваешься от мужиков? – вдруг поинтересовалась Ирина Акимовна.

– По-всякому. Чаще – играюсь. В большинстве своем мужики предсказуемы и логичны. Играть с ними – как сверяться с учебником.

Ирина отпустила коленки, подняла голову и посмотрела на Еву с пристальным удивлением.

– Ты его видела? – спросила она шепотом. Ева кивнула и усмехнулась.

– Полный улет, – сказала она. – Подозрительно хорош. И как он в постели?

Ирина Акимовна встала, нащупала на столике сигареты, не отводя от Евы напряженного взгляда; закурила.

– А он тебя видел? – спросила, глубоко затягиваясь.

– Не знаю. – Ева пожала плечами. – Мне в двух словах рассказали, что он появился несколько дней тому назад, издатель, богат, устроил показательные выступления при всех в опере.

Ирина вдруг резко затушила сигарету, взяла небольшое настольное зеркало, подошла к Еве и встала напротив.

– Видишь себя?

Ева почувствовала у нее приближающуюся истерику.

– Ну и что?

– Полный улет. Подозрительно хороша. Как ты в постели?!

– Давай без сцен, – устало попросила Ева.

– Никаких сцен. – Ирина опять закуривала. – Все банально. Пошло и банально. Мы сговорились. Конкретно для оперы. Он должен был устроить этот спектакль с паданием на пол, признанием в любви, прокушенной губой. Мальчик сыграл отлично.

– А смысл? – Такого Ева не ожидала.

– Смысл... Я умею режиссировать внимание и восторг к себе.

– А ему это было зачем надо?

– Спроси сама, – предложила Ирина, – заодно и определим, кого выбирает мужчина. Такой неотразимый! – повысила она голос. – Нет, я серьезно. Ты, я – и он?

– И если этот красавчик выберет тебя... – Ева задумчиво прикусила губу, – ты будешь считать, что щелкнула по носу такую, как я, неотразимую, да? Тебя один мой внешний вид доводит до истерики. Хотя как умная сорокатрехлетняя русская женщина ты должна понять. Мужчина – примитивен и, как игрок, он почти во всех случаях заранее оговаривает условия игры или намекает! Мы станем рядом перед зеркалом, хочешь – разденемся наголо. Ты только что самоуверенно заявила, что он выберет тебя. А теперь ответь самой себе почему?!

– Ну и милиционерки пошли! – Ирина сглатывала злые слезы.

– Моя подруга в таких случаях предлагает просто оговорить, что получилось в конце. А в конце получился труп молодого мужчины, специалиста высокого класса, да ведь это случайность, да? Разведчик со стажем, с отличной боевой подготовкой убит случайно любителем магнитофонов одним ударом в висок?! Просто сидел в машине и ждал, когда к нему подойдут поближе и ударят?! Ты играешь в мелодраму, так выдерживай жанр! А то придется срежиссировать для тебя трагедию – тюремный роман за соучастие в убийстве.

Ева уходила очень злая. Она ничего не узнала, кроме того что женщина готова к употреблению Димой Куницыным на пятый день его появления.

– А вот скажите, что вы думаете насчет совпадений? – поинтересовался Миша Январь, натягивая бронежилет.

– Совпадения – вещь опасная, – пробормотал Карпелов, складывая в дорожную сумку автомат и патроны.

Полшестого вечера. Разбойное нападение на квартиру ювелира.

– Так они есть или нет? – не унимался Январь. Он бежал по коридору за Карпеловым.

– Кто шофер? – крикнул в окошко дежурного Карпелов.

Шофера не было. Шофера убили случайным выстрелом два часа назад на волнениях. Мирная толпа организованно перевернула две милицейские машины вместе с милиционерами, орала лозунги и пела песни, бросалась бутылками от пива. В одной перевернутой машине запаниковал молоденький лейтенант, ему показалось, что бородач возле второго перевернутого «мерса» достает из кармана оружие. Он выстрелил сквозь переднее разбитое окно, попал в шофера, а потом долго плакал.

– Миша, садись с группой, я поеду сам! И скажи там поаккуратней – в квартире дети.

Январь с группой приехал раньше, он оглядывался, пробегая к подъезду. Из открытой двери на них вывалился перепуганный толстяк, толкая женщину с размазанной косметикой на щеках.

– Там... Там... – лепетал он, размахивая руками. – Вызовите милицию, помогите. Убили, господи, всех убили...

– Какой этаж?

– Второй. – Мужчина прижал к себе женщину, она зарыдала громко, навзрыд, прижавшись к его животу лицом.

– Граждане, пригнитесь. Январь, отведи граждан на безопасное расстояние!

В который раз Январь почувствовал, что его берегут. Он толкал пару перед собой к гаражам, закрывая их спиной от окон квартиры.

– Стоять, – возникший вдруг впереди Карпелов с автоматом говорил негромко.

Тучный мужчина споткнулся и вскинул вверх руки.

– Там убили всех, – заговорил он напряженно, а спрятавшаяся за него женщина выстрелила из маленького пистолета, просто достав его из кармана вместе с носовым платком.

Карпелов падал, как в замедленном кино, выпустив очередь. За ним повалился вниз лицом мужчина. Женщина продолжала стоять еще секунд двадцать, только схватилась руками за грудь и удивленно оглянулась на Января. Из-под ее растопыренных пальцев на зеленую траву посыпались блестящие камушки застывшими каплями вчерашнего дождя. Резко взвизгнула тормозами близкая машина, Январь, не веря глазам, повернулся на звук и заметил дуло из окна тормозившей «альфы-ромео». Он бросился на землю, перекатился к Карпелову, вытащил из-под него автомат, передернул затвор и начал стрелять по машине, все еще плохо понимая, что делает, – тело сработало само. Машина начала разгоняться, Январь встал на одно колено и прицелился, но блестящее рыло «альфы» ткнулось в дерево через несколько метров. Сквозь простреленные окна – три поникших силуэта. Январь бросился к Карпелову. Он почувствовал, что сейчас расплачется. Расстегнув плотную джинсовку, разрезал ножом футболку и удивленно уставился на целехонький бронежилет. Карпелов приоткрыл глаза и показал себе на горло. Маленькая дырочка над воротником джинсовки.

– Наклонись, – просипел он и подмигнул.

– Я сейчас «скорую»! – Январь собрался бежать, его схватили крепкой рукой за запястье.

– Наклонись, чего скажу... Так просто, на всякий случай. Женщине моей любимой не говори, если что. Позвони, скажи – обязательно приедет. Пусть ждет, она – моя. И еще, не дергайся. Тогда, цементный раствор... Ты нашел оружие в бадье. Я соврал. Я понятия не имел, где это чертово оружие может быть. Просто стало стыдно, что не догадался, – и соврал. Ты молодец. Ты на своем месте. Хоть ты и разыграл такой анекдот с этими бумагами из банка. Найдут ведь тебя, как пить дать, найдут!..

– Молчите, – шептал Январь.

Карпелова увезли свои же, не дождавшись «скорой». И Январь так и не сказал, что отпечатки, взятые у больного бомжа, совпадают с отпечатками великого экспериментатора Гриши Покосова.

До деревни Подпятки Ева Николаевна и Илья Ильич ехали на милицейской машине с мигалкой. Метров за триста до первых темнеющих домиков машина стала буксовать, Ева и Илья Ильич вышли и толкали влажный металлический зад – моросил слабый дождь.

Тяжело дыша и сморкаясь, инспектор еле поспевал за Евой.

– Стой, – махнул он рукой, совсем запыхавшись, – Павлуша нас заметил, не спеши.

Ева, щуря глаза, всматривалась сквозь морось в приближающийся силуэт с удивлением. Ей навстречу шел второй Илья Ильич, только не в длинном плаще, а в брезентовой рыбацкой накидке с капюшоном. Подойдя, он осмотрел ее внимательно глазами Ильи Ильича и громко чихнул.

– Будьте здоровы, – пробормотала она, не скрывая удивления.

– Будем живы – не помрем, – ответил ей Павлуша. – Где взял такую девку красную? – спросил он у брата и обнял его, растопырив огромные ручищи.

– Вы – близнецы?! – догадалась Ева. – А я думала, что уже все – крыша поехала. Как это сейчас говорят – мозгушником повредилась.

– У нас тут говорят – головенкой приложился и скомкал себе мозги. Стрелять умеешь? – На нее смотрели насмешливо.

– Павлуша, она умеет стрелять, не беспокойся.

– Не беспокойся? Пусть стрелит по банке. Если не умеет – я не повезу! Волки лютуют. На прошлый четверг двух коров задрали за просто так и не съели даже.

– Какие еще волки? – улыбаясь, поинтересовалась Ева.

– Большие. Лохматые. Серые. А клычищи!.. – сказал Павлуша и подмигнул.

Ева, не отводя от него взгляда, достала свой ТТ и спросила, где здесь банка.

– Ты свою цацку убери, ты из ружья попробуй! – вошел в азарт Павлуша. – Пошли к телеге, пальнешь из ружья.

– Павлуша, я поеду. И вам пора. Темнеет. – Илья Ильич протянул Еве руку:

– Спокойной вам дороги, коллега.

– Во дает, – восхитился Павлуша, – коллега! Катись в свой городище поганый А я вчера знаешь какую рыбину поймал!

Илья Ильич обнял и расцеловал Павлушу в обе щеки.

– Нет, ты подожди, ты что – не веришь? Во-о-она какую!

– А где телега вообще? – огляделась Ева.

– Не верит. Никогда не верит.

– Да верит он, ему просто грустно одному в город тащиться, он болен, насморк, а здесь так хорошо!.. Как вас можно называть? – поинтересовалась Ева.

– Павлуша я. А ты не скачи, промокнешь, иди под накидку, поместимся...

Ева пригнула голову, ее накрыли огромной полой, пахнущей дымком. Идти было не очень удобно, через несколько шагов Ева выскочила вперед, разогналась на слабо видной тропке и подпрыгнула, сделав в воздухе шпагат.

– До чего хорошо-то! – крикнула она.

– От же коза! – помотал головой Павлуша.

А телега дожидалась во дворе. Светлела мутным пятном спокойная лошадка. Белая, в пятнах. Ева прыгнула в душистое сено, завернулась в брезент. На тряской неспешной дороге волнами накатывали пригорки, а вверху первыми звездами небо засасывало зрачки.

– Павлуша, как вы с братом жили, когда маленькие были?

– Так и жили. Он – старший, я – младший.

– Как это?

– Ну, как... Он на пять минут раньше родился.

– А у вас насморк сразу у обоих случается. – Ева закрыла глаза.

– Насморк – болезнь заразная. Случается сразу у двоих. А вот что мне непонятно – как он про сны мои знает?

– А он знает? – пробормотала Ева, засыпая.

– Вот приснится, к примеру, белая мышь. Я иду к соседке, она бабка умная, говорит – это к тебе родня приедет. А у меня родня вся в деревне! Известно, кто приедет, брат! Он один в городе. И точно, приезжает. Я спрашиваю, чего явился? Мыши, говорит, снятся белые, это к болезни, приехал узнать, не заболел ли ты. Вот так.

Москва июньские ночи, и так бледные, подсвечивала щедро фонарями и слепила звезды. Миша Январь прорывался через два часа после ранения Карпелова в больницу. Он узнал, что майора повезли после операции в палату, обещал пухленькой медсестре не говорить больному ни слова, а только поприсутствовать рядом.

– Поймите, – доказывал Январь, – он, как меня увидит, сразу начнет выздоравливать! Я же по-дружески, я же не на допрос!

– Знаем мы, как вы допрашиваете! – льнула медсестра мягким телом. – С пристрастием...

Карпелов с трудом разлепил тяжеленные после наркоза веки и смотрел, как Миша Январь отбивает чечетку на линолеуме и плавно ходит уточкой рядом медсестра. Потом музыка стала громче, Январь упал на пол одной рукой и крутился вокруг нее огромными шагами.

«Черт шальной», – хотел сказать Карпелов и обнаружил, что совершенно не может издавать звуки.

– Проснись, чудушка, – услышала Ева и открыла глаза. Она несколько секунд не могла понять, что происходит, зарывая пальцы в сено и оглядываясь.

Лошадь бежала быстро, Еву трясло на рытвинах. Павлуша повернулся к ней.

– Проснулась? Ты как, девушка нервная? – поинтересовался он. – А то волки ведь.

– Где? – Ева встала на колени и смотрела назад.

– Сбоку смотри. Накатывают. Матерые.

Ева смотрела и сбоку. Но ничего не видела. И вдруг – выплыла луна, заливая неестественным светом открытое пространство, словно в театре дернули занавес. Чуть сбоку от дороги, красуясь, легко бежали волки.

– Держись, я наподдам! – крикнул Павлуша и встал, захватывая вожжи.

Ева удивилась, что спокойная лошадка умеет так быстро бегать. Она вцепилась руками в край телеги и смотрела на бегущих зверей с восторгом.

– Два, три... пять, шесть, семь, восемь!..

– Да, многовато. Не семья, стая! – рядом с ней садился спиной к лошади Павлуша.

– А как же?.. – удивилась Ева, показывая на брошенные вожжи.

– Скотинка сама понимает, что к чему. Не убежит – помрет. А вообще она пуганая, мы с ней два раза уже уходили. Только этих много. Сколько насчитала?

– Двенадцать!

– Ну и чего радуешься, дура!

– Красиво же! – обиделась Ева.

– Красиво будет сейчас, когда стрелять начнем. Доставай свою цацку. Целься метче, а то патронов не хватит.

– Восемь – мои, – сказала Ева.

– Хвалилась гусарка гусю: «Я яйца в камышник носю!» Попади хоть раз, может, они бросят нас, чтобы сожрать подранка.

Ева прицелилась и выстрелила три раза.

Три волка кувыркнулись и упали.

– Я забыла спросить, а куда стрелять надо? – спросила она, повернувшись к открывшему рот Павлуше.

– Ничё, – похвалил он, – можешь. Стреляй как попало, видишь, догоняют! – Долго целился и выстрелил из ружья, сшибая ближайшего волка.

Ева сняла пятого. Волки у подстреленных братьев не оставались, бежали упорно за телегой.

– Стреляешь ты хорошо, а считаешь плохо. Еще десять. – Павлуша выстрелил и не попал.

Ева выстрелила дважды. Два волка словно исчезли: луна уходила за» небольшую тучку, все вокруг исчезало в темноте, только полоска света от оставшегося кусочка луны двигалась рядом, и те, кто попадал в неосвещенное пространство, становились невидимыми.