Текст книги "Поезд для Анны Карениной"

Автор книги: Нина Васина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

– Умные, да, – шептал он про себя, доставая записную книжку с электронными адресами и телефонами.

Он выдергивал людей из ресторанов, из саун и ночных клубов, от телевизора дома и из розового шелка кроватей в публичном доме – тонким пиликающим звуком из кучи брошенной одежды на ковре.

– Информация не проверена, – предупреждал он вначале, потом коротко сообщал о возможности обвала СГО.

Один из этих важных людей услышал сообщение только под утро, ввалившись в квартиру после пятичасового перелета. Уставший и голодный, он вспомнил друга-банкира и позвонил ему, предупредить.

– А я голову ломаю, что там по телефону такое наш фээсбэшник нагородил! Мы в клубе были, все путем, а он звонит и кричит про отчеты по сделкам.

– Думай, – сказали ему.

Чего там думать! Покупай валюту, потом разберемся.

В понедельник погода резко переменилась. Подул холодный ветер, к ночи обещали его усиление, усиление кончилось ураганом, сшибающим рекламные щиты и вырывающим с корнем тополя. В дальнейшем такая перемена погоды то и дело обыгрывалась некоторыми журналистами в репортажах о финансовом кризисе, наступившем в России.

Курс доллара на торгах рванул так, что «черный вторник» вспоминали почти как рождественскую сказку. Правительство, промаявшись в недоумении несколько часов, намекнуло, что не будет платить долги по СГО. После этого торги на бирже остановили до особого распоряжения, но перепуганные банки бросили клич – выйти на мировой уровень электронных торгов, а начать с приблизительного курса доллара к рублю на Чикагской валютной бирже. Когда банкоматы перестали выплевывать зеленые бумажки, хозяева валютных вкладов крупных банков, так называемые физические лица, пошли в отделения банков, чтобы снять для пробы по чуть-чуть со своих вкладов. Они обнаружили очереди и панику.

Карпелова вызвал к себе начальник в четыре часа дня. Прихватив со стола отчет по делу о несостоявшемся задержании Хрустова В. С., находившегося в розыске, Карпелов прошел в кабинет начальника, где был встречен ласково самим начальником и двумя незнакомыми Карпелову офицерами. Ему предложили сесть, подвинули стакан горячего чая и внимательно дождались, когда он отхлебнет.

– Вы какие журналы предпочитаете читать, майор? – спросил молодой офицер.

– Я предпочитаю журнал происшествий, – скромно ответил Карпелов, проглотив слишком сладкий чай.

– А дома, под подушкой? – подмигнул другой. – Красивые голые девочки, а?

Карпелов отодвинул стакан и не удивился оцепенению, охватившему его.

– Это наши коллеги из комиссии по этике, – решил разъяснить обстановку начальник.

– Я попал под расследование? – опять не удивился майор.

– Да нет, мы просто решили с вами побеседовать, всего-то. – Эти двое сели напротив и смотрели весело.

– Если вы насчет журнала «Плейбой», так я заинтересовался им профессионально. Отнес начальнику, – Карпелов кивнул на начальника, – доложил по всей форме.

– Кто-то конкретно вас заинтересовал? – спросили его.

– Да. Конкретно. Женщина там была. Отличная физическая форма, умеет обращаться с оружием, работала в органах. Я помечтал немного, а мое начальство не поддержало.

– Вы изложили начальнику свои соображения?

– Изложил.

– В письменной форме?

– И письменно, и устно. – Карпелов кивнул.

– А ваш начальник не может найти это донесение. Нет его, товарищ майор. Но нас очень заинтересовали ваши предложения. По поводу этой женщины.

– Ерунда все это, – нахмурился Карпелов. – Мои предложения не имеют перспектив. Она действительно из органов, хорошая подготовка, снайпер, но... Она умерла.

– Понятно, понятно... – погрустнели коллеги из комиссии по этике. – А может, донесение найдете? Завалялось где-нибудь на столе.

Найду, – согласился Карпелов. – Если завалялось, чего не найти.

Офицеры дождались его ухода, попрощались с начальником отдела и закурили в коридоре у окна.

– Или полный дурак, или опасен, – предположил один.

– Ты лучше прикинь, почему любая секретная информация всегда всплывает. Какой-то служака из окружного отдела расписывает в не очень приличных выражениях, как бы он употребил для дела женщину-специалиста, а у нас над этим месяц работают профессионалы!

– Совпадение.

– Вот ты так и напиши в отчете. Да, не забудь указать, что он, пользуясь исключительно старой пишущей машинкой, зачем-то набрал свое донесение на компьютере, а потом еще и отксе-рил!

В обед Маруся сказала, что еды почти и не осталось; Ева тут же подняла вопрос о необходимости заработать деньги. Далила сказала, что видит ее насквозь; Илия сказал, что он достанет деньги, а Кеша предложил продавать газеты у метро.

– Это все несерьезно, – вздохнула Ева, – мне предложили вернуться на работу на неполный рабочий день, деньги платят большие.

– И конечно же, это очень важно и только ты сможешь решить некоторые проблемы, да? – поинтересовалась Далила, заводясь.

– По поводу тебя у меня тоже есть соображения. Ты мне нужна как специалист для создания психоспецифики образа.

После таких слов Кеша посмотрел на маму с уважением, Илия улыбнулся, а Далила задохнулась от негодования.

– Молчи, – сказала Ева, – ну помолчи ты хоть раз, один раз! Через несколько дней я точно определюсь, мы с тобой вдвоем все обсудим, ты мне очень нужна... Но сейчас помолчи!! А то я тебя стукну чем-нибудь, клянусь.

Карпелов вернулся к себе, взял стул, поставил его возле сидящего в оцепенении Миши Января, сел и уставился на грустного опера с огромными кругами под глазами, грызущего ногти.

– Ну что, хлопчик. Ты угадал. Что теперь с этим делать будем?

– Это катастрофа, – пробормотал Миша, – я и не предполагал...

Карпелов достал из кармана и разгладил перед Мишей на столе свое донесение.

– Я при тебе это писал? – спросил он. Миша кивнул, почти не глядя.

– Сколько было? – спросил опять Карпелов.

– Чего – сколько?

– Сколько выпивки было, что я так наклюкался?!

– Литровая бутылка виски. Подарочная, восемьдесят два доллара. Я купил на всякий случай давно.

– Ты хочешь сказать, с какой-то там литрухи на двоих?!

– Я почти не пил, а еще и осталось. Отличное виски просто, вот и все. Голова болела с утра? Не болела. Можно было и три выпить, все равно бы не болела.

– Если ты и не пил почти, что же ты мне позволил такое написать! Ты только послушай: «Отпадная телка...»

– Да что вас заело на этом донесении, у нас пирамида СГО вот-вот рухнет, а вы со своим донесением! Вы знаете, какой сегодня курс?

Чихал я на твой курс, у меня зеленых нет и не было.

И Карпелов будет чихать еще пару недель. Потому что пройдет некоторое время в ожидании, что все образуется. Те «физические лица», которые валюты не имели, понемногу меняли рубли на доллары с рук у обменных пунктов, потому что почти все обменки не работали, ждали, стали чаще включать телевизор и перешли от боевиков к новостям. Это привело к неожиданным последствиям. Народ ринулся опустошать магазины.

Всенародный дедушка с перепугу сместил молодого премьера и предложил назначить более опытного. Дума три раза опытного прокатила, а чтобы ее президент не распустил, угрожала ему импичментом. Дедушка спрятался так, что его не могли найти два дня. Дума ликовала, набрав нужное количество голосов для импичмента; выгребала последнее из банкоматов в Белом доме и скупала остатки кофе в зернах из буфета. Уже назначались сроки внеочередных выборов, сообщалась сумма, которая для этого необходима, телевизионщики веселились вовсю, показывая крупным планом дерущихся дядей и тетей в зале заседаний. Одна за другой переставали выходить газеты.

Но к удивлению всех зарубежных наблюдателей, народ, еще подъедающий остатки запасов, отдыхающий и копающий огороды, не роптал, примерно ходил на работу, где давно уже не платили зарплату, организованно скупал на свои похоронные импортную видеотехнику, холодильники и пылесосы, уезжал в Крым, устраивал небольшие, но длительные – по несколько дней – пикеты, стучал и стучал шахтерскими касками в брусчатку Горбатого мостика и совершенно не собирался громить, стрелять и жечь.

Словно двигался по инерции, опровергая все научные заверения о невозможности вечного двигателя, огромный живой механизм, непредсказуемый и оттого страшный.

Часть вторая
ДА ЗДРАВСТВУЕТ РОССИЯ КРЕПОСТНАЯ!
ПОСЛЕДНЕЕ ДЕЛО СПЕРМАТОЗОИДА, ИЛИ ПРЕВРАТНОСТИ ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ЛЮБВИ

Владивосток удивил Диму холодным ветром и необыкновенной перспективой. Из окна самолета город напоминал промышленную кляксу на сером шелке воды. В порту – громадины кораблей, длинные тушки подводных лодок, похожие на уснувших китов, и крошечные рядом с ними баржи и суденышки рыбаков не мешали ветру баловаться, забрызгивая город мелкой моросью океана.

Два номера рядом в отеле среднего класса. Два дня Дима и Хрустов приспосабливались к другому часовому поясу. Хрустов спал или слушал музыку, Дима не пропускал ни одного выпуска новостей, мучил пульт, переключая на кабельные каналы. Вечером они шли ужинать – или обедать? – в небольшой частный ресторанчик у гостиницы, пили хорошее вино, понемногу разговаривали. На третий день Хрустов попросил разрешения на утреннюю пробежку, Дима напросился с ним. Набычившись, они честно сражались с ветром минут тридцать, потом повернули обратно, потирая горящие щеки и смахивая слезы.

– Завтра пойдем в хороший тренажерный зал, – категорично заявил Дима, прощаясь с отстрельщиком у дверей номера.

Хрустов пожал плечами, отметив про себя, что его клиент бегает отлично, ноги имеет длинные и красивой мускулистости – без профессиональных для бегуна уродливых мышц на икрах. На лицо Димы Хрустов старался часто не смотреть, отводил глаза. Потому что это лицо вызывало у него чувство собственной неполноценности и неуверенности в себе.

Вечером Хрустов был приглашен в номер Димы, его посадили перед включенным телевизором.

– Это моя женщина, – сообщил Дима, садясь рядом на диван.

С экрана голливудски улыбалась породистым лицом немолодая женщина. Звук был выключен. Она что-то отвечала, суетливый журналист ловил ее рот микрофоном, ветер трепал вовсю белые крашеные волосы.

Хрустов посмотрел мельком на Диму, но, видно, удивления своего скрыть не мог, как ни старался. Дима кивнул, как бы подтверждая, что тем не менее это и есть его женщина, и включил звук.

Хрустов смотрел на экран внимательно, отметив профессиональным взглядом, что отирающийся возле женщины здоровяк старался в кадр не попадать и отворачивался при случае, что выдавало охранника. Через десять минут болтовни про возрождение в городе традиций музыкально-литературных салонов Хрустов дождался и узнал, что интервью брали у жены мэра города.

– Обсудим детали, – предложил Дима, выключив телевизор. – Пункт первый. Зачем вы мне нужны. Отвечаю. Потому что муж моей женщины имеет в этом городе главную должность и вообще он здесь бог. Он бывший военный и команду исполнителей себе подобрал такую – куда там подразделению «Альфа»! Как только он узнает про нашу любовь, он постарается меня убрать. Так, чтобы его жена ничего не знала. Я должен буду исчезнуть тихо и быстро. Это мои предположения. Мне кажется, что выяснять отношения с женой он не будет. Пункт второй. Сроки. У нас контракт на два месяца. Если все закончится раньше, это дела не меняет. Деньги – ваши. Пункт третий. Никакого оружия. Я скажу, когда нужно будет, – вы найдете его в городе. До моего сигнала вы не должны вызывать никаких подозрений. Мы коллеги, работаем в московской редакции. Переводы, стихи, проза. Я – главный редактор, вы – шофер, инкассатор и секретарь одновременно. И последнее. Я хотел бы перейти на «ты». Есть возражения?

У Хрустова не было ни возражений, ни вопросов. Он вообще редко задавал вопросы нанявшему его человеку. Из тех соображений, что своя голова на плечах – лучший подсказчик.

– А теперь, – Дима встал и доставал из шкафа одежду, – я иду в литературный салон «Белая лилия». Тебе идти со мной не надо. Постарайся ближайшие три дня пореже выходить из своего номера, я могу позвонить. Как только мне понадобится твоя помощь, идешь на рынок и покупаешь оружие. Не раньше. Девочку будешь? – спросил он вдруг, и Хрустов не сразу понял, о чем его спрашивают.

Дима предложил снять на ночь девочек, чтобы расслабиться. Ему говорили, что здесь есть отменные японочки.

– Вранье, – зевнул Хрустов, – кореянки или вьетнамки. В лучшем случае – китаянки. – Он закрыл глаза и сдержал дыхание: показалось вдруг, что его лица черным крылом коснулись тяжелые волосы.

– Ну, как знаешь. – Дима уже оделся и разглядывал себя.

– Можно сказать? – спросил Хрустов. Дима кивнул, глядя на нега в зеркало. – Некоторые женщины очень наблюдательны. – Он провел указательным пальцем под носом. – Я насчет усов.

Дима повернулся к Хрустову, смотрел на него несколько секунд, кивнул, но отдирать тонкую полоску искусственной щетинки не стал.

– Сегодня – без поцелуев, – сказал он.

Хрустов смотрел из окна, как его заказчик садится в такси. Было над чем подумать. А что, если его наняли конкретно для убийства? Такие случаи уже бывали. Почему заказчик не разрешил иметь при себе оружие? Он боится обысков. Странные проблемы для влюбленного.

Дима Куницын нашел небольшой особнячок, где помещался литературный салон «Белая лилия», уже вечером. Ветер не утихал. Яркими пятнами размытой акварели растекались в мокром воздухе фонари. Дима с недоумением разглядел дюжину дорогих машин у подъезда. При входе у него попросили документы, переписали данные паспорта. На вопрос, с какой целью он пришел в клуб любителей поэзии, Дима представился по полной форме: редактор и так далее. Профессиональная охрана, в небольшом богатом зале – прекрасный рояль, позолоченная мебель, огромные напольные канделябры со свечами, на стенах – картины-вышивки. К его удивлению, мужчин в клубе было много, женщины сверкали бриллиантами, он загрустил, поняв, что не правильно оделся. Незаметно сдернул с правой руки перстень.

Казалось, на него не обращают внимания, хотя несколько быстрых женских взглядов он поймал сразу же, как вошел. Но все – на грани приличия и равнодушия.

Одна из женщин – как оказалось потом, бывшая актриса, старая, щедро напудренная, – подошла к Диме и взяла его под руку.

– У нас гость, – повысила она голос, проводя его на середину зала, – разрешите ему представиться.

– Дмитрий Сергеич, – чуть поклонился Дима и развел руки в стороны, – извините, пришел незваным. Я – тот редкий случай издателя, который решился на стихи. Наслышан о ваших литературных талантах, специально пришел, чтобы предложить сотрудничество.

– Какая проза, – притворно вздохнула женщина рядом, а когда он к ней повернулся, протянула ему маленькую крепкую ладошку в перчатке. – Вера. Конечно же, поэтесса. У нас в клубе все женщины – поэтессы, а все мужчины – мужья поэтесс. Любите стихи?

– Ни в коем случае. Если бы я их любил, я бы разорился, – улыбнулся Дима.

– А что, у вас в Москве с поэзией плохо? – спросил один из мужей.

– Ну что вы, там с этим вполне в порядке, но провинция талантливей. И потом, знаете, там в поэтических салонах все поэты – мужчины, а все женщины – их жены.

– Одиноким мужчинам у нас нельзя, – тонким голосом возбужденно заговорила невысокая пухлая женщина, – выбирайте пару! Будете за ней ухаживать.

– Я боюсь попасть впросак, – Дима изобразил испуг, женщина прыснула, – вдруг я выберу замужнюю?

– Это не страшно, если она сегодня одна, – успокоили его.

Все явно кого-то ждали. Дима устроился в углу, рассматривая тонкие брошюрки стихов, выпущенные местным издательством.

– Знойный тип страстного любовника! – заявил подсевший рядом довольно нетрезвый пожилой мужчина.

– Простите? – Дима отложил книжечку и открыто посмотрел в глаза под набрякшими веками.

– Вы – актер? – спросил мужчина.

– Да нет же, я издатель, приехал в ваш город по делам, заодно решил познакомиться с местной элитой, так сказать. Москва, конечно, живет, пульсирует, но талант там – такая же редкость, как грибы зимой. Талант – привилегия провинции.

– Вы – бармен с теплохода? – упорно не слышал его собеседник, цепко охватывая Диму неопределенного цвета глазками.

Дима провел легким движением указательного пальца по полоске усов.

– Я не понимаю ваших вопросов. У вас что, образованные мужчины – редкость? Вы не можете представить, что я занимаюсь профессионально стихами? Хотите, я угадаю, кто вы?

– Зачем, про меня все всё знают. Я – акушер. Женат, пью, имею молоденькую любовницу, троих детей, язву и собаку редкой породы. Плевал я на стихи, как и большинство в этом доме. Но финансовые вопросы можно решить только здесь. – Странный собеседник вздохнул и поднес к губам указательный палец, призывая Диму молчать. – Налоговая полиция или портовики? – спросил он шепотом. – Нас все время проверяют, проверяют... Кстати, насчет таланта и грибов. Грибы можно вырастить зимой. В теплом и влажном подвале.

– Да вы философ! – улыбнулся Дима.

– Пошли выпьем. Все равно, пока хозяйка не пожалует, никто тебе никаких талантов не покажет. – Мужчина встал и тянул Диму за рукав.

– Я не пью. – Дима извинительно пожал плечами.

– В смысле, на службе? – не унимался его странный собеседник.

– Му-у-ушик, – огромная женщина в мехах и драгоценностях взъерошила на лысоватой голове мужчины остатки специально зачесанных волос, – ты напился и треплешь языком. Я тебя накажу, Му-шик. – Она погрозила пальцем в закинутое, чтобы ее рассмотреть, бессмысленное лицо. – А вам, молодой человек, я сейчас почитаю стихи.

Вставший при ее приближении, Дима учтиво поклонился и дождался, пока женщина сядет.

Она манерно отставила пальцы с потухшей сигаретой, расширила глаза, уставясь в огромную сверкающую люстру.

– Ну, скажем так: «Бессмысленность моей любви тебя так сильно возбуждает, Без памяти все соловьи защелкивают эту ночь... Луны расплавленной прилив накатывает, отступает...»

– Натрахавшись с тобой в кустах, я убегаю прочь, – закончил Мушик, глядя перед собой совершенно бесстрастно.

– Ты невыносим, – вздохнула женщина. – Это банально – ночь – прочь...

– Давай ночь – скотч! – Мужчина оживился.

– Пожалуйста... – Женщина подняла огромные навыкате глаза к люстре, вздохнула, все еще держа в пальцах забытую сигарету. – «Бессмысленного утра скотч заклеил гнусные картинки, что рисовала шлюха-ночь».

– Прекрасная импровизация, – похвалил Дима.

– Теперь – вы, – предложила женщина, разглядывая играющий огнями камень у себя в перстне.

– Ну что вы, если бы я писал стихи или умел их вот так предлагать с ходу, я бы никогда не стал издателем. – Дима чувствовал себя очень неуютно.

– А говорят, что редакторы – это несостоявшиеся писатели. Можно было бы предположить, что вы – несостоявшийся поэт.

– Все несостоявшиеся поэты – алкоголики и наркоманы, – зевнул Мушик, – пойдем, моя любовь, пойдем в бессмысленную эту залу. – Он встал и театральным жестом предложил женщине ярко освещенное пространство. – И высосем друг дружке кровь, мы всё уже давно сказали... Слушай, – помогая встать, Мушик сильно дернул свою жену на себя, – у тебя сегодня ключевое слово – «бессмысленный»! Это симптом.

– Какой великолепный самец! – услышал вдруг Дима рядом с собой. Он вздрогнул, вскочил, и не пришлось даже изображать испуг или оторопь. Перед ним стояла женщина, которую он сегодня разглядывал по телевизору. Дима не заметил, как она подошла, атакованный странной поэтической парой. – Вы только посмотрите! – повысила женщина голос, показывая на него. – Вот это экземпляр! – Она провела рукой в воздухе сверху вниз, словно предлагая статую на продажу.

Женщина была маленького роста, щеки ее полыхали, как после прогулки на холодном воздухе. Красивым движением плеч она сбросила не глядя накидку из белого песца. Накидку подхватил стоящий сзади очень молоденький паренек, скомкал ее и прижал к лицу. Дима медленно осмотрел ладную фигурку, отлично выдержанные пропорции, открытые плечи, нежную матовую кожу, маленький яркий рот и особенно внимательно – ее лицо, сужающееся к острому подбородку треугольником. Он ни разу не зацепил своими глазами ее черные зрачки.

– Да он с норовом! – воскликнула женщина. – Нет, вы видели, как он смотрит! Садитесь же, будем знакомиться. Ирина Акимовна. – Диме протянули надушенную руку.

– Дмитрий Сергеевич, – пробормотал он, бегая глазами и быстро перебирая тонкие пальцы.

– Замучили вас наши таланты? – спросила женщина, придвинулась к нему и чуть дернула в усмешке рот, двигая ноздрями, словно почувствовав возбуждающий запах.

– Эта пара очень хороша, – показал Дима куда-то рукой не глядя, досчитал до шести и посмотрел открыто и чуть насмешливо в ее глаза.

Ему показалось, что все замолчали на секунду и словно застыли фигурами. В глазах маленькой женщины мелькнул испуг, но она быстро справилась с собой и спросила почти с угрозой:

– А что это ты так на меня смотришь? Дмитрий Сергеевич...

– Как? – совершенно спокойно поинтересовался Дима и отпустил напрягшиеся пальцы.

Женщина не ответила, встала легко и захлопала в ладоши, приглашая ее выслушать.

– Поздравляю всех, кто принимал участие. – Она подняла вверх тонкую белую книжку. – Вышел наш долгожданный сборник стихов.

Раздались кое-где аплодисменты, Ирину Акимовну увел, приобняв за плечи, могучий мужчина. Он что-то говорил ей в ухо и даже позволил себе ласковым движением отвести красиво сработанный локон в сторону. Дима смотрел на них, пока не заметил, что Ирина Акимовна быстро и внимательно глянула на него из-за плеча. Тут он поскучнел, нашел на одном из столов «долгожданный» сборник и стал перелистывать его.

Итак, они говорят о нем. Почему? Тираж – тысяча экземпляров. Что он сделал не так? «В той перспективе бытия ты был не ты, и я – не я». За кого его принял пьяный акушер? «Время медленной улиткой по щеке моей ползет». У Димы вдруг заболела голова.

– Нравится? – Ирина Акимовна опять подошла незаметно.

– Нет. – Дима отбросил книжку на стол. – Пульса нет. Образы смыты. Декаданс полный. Это не ко времени.

– Ка-а-акой вы строгий, – погрозила ему женщина ухоженным пальчиком. – А что же вы печатаете у себя в Москве?

– Что я печатаю в Москве? Я печатаю только то, на что не могу написать пародию. Сразу и не объяснишь.

– Зачем объяснять? Просто покажите.

– Действительно, это очень просто. Могу ли я рассматривать это как предложение встретиться?

– Ну, это уже слишком, – засмеялась Ирина, показав острые мелкие зубы. – Но как согласие на предложенную встречу – вполне. Где вы остановились?

Дима назвал гостиницу.

– Не лучший вариант, – дернула носиком Ирина. – Знаете что, приходите завтра в клуб. Народу будет мало, только поэты, послушаете нас и книжки покажете. – Ей приходилось сильно задирать голову вверх, чтобы видеть выражение его лица. Дима, словно не замечая этого, к ней не склонялся, в близкое лицо внизу не смотрел и вообще изображал легкое разочарование.

Он приехал на такси в гостиницу, лег не раздеваясь на кровать и почти два часа обдумывал странную ситуацию. Тот образ героя-любовника, который был специально наработан в Москве, ни к черту не годился. И не потому, что женщина предпочитала другую натуру. Нет. Просто она почувствовала что-то опасное для себя, именно когда увидела его. Почему? Очень уж соответствовал ее романтическим потребностям? Можно ли переборщить в создании внешности идеала? Что происходит в этом поэтическом гадюшнике? Одни вопросы. Он встал и пошел в номер рядом.

Хрустов не открывал дверь на стук. На часах половина третьего. Когда дверь наконец открылась, Дима шагнул в темноту и почувствовал, что отстрельщик стоит сбоку, сдерживая дыхание.

– Зажги свет.

Хрустов щелкнул выключателем.

– Садись. Надо поговорить. Они прошли к дивану, Хрустов запахнулся в длинный халат.

– Я просил тебя – никакого оружия. – Дима не смотрел на охранника.

– У меня нет оружия. – Хрустов сдержал зевок и распахнул халат. Под ним ничего не было.

– Ладно. От кого ты прячешься?

– Правильно ли я понял, – спросил Хрустов, – это – вопрос?

– Правильно.

– Будем задавать друг другу вопросы? – искренне удивился охранник.

Дима промолчал, играя желваками. Посмотрел внимательно в спокойное лицо рядом:

– Мне кажется, что ты напряжен и от кого-то прячешься.

– Специфика работы, – пожал плечами Хрустов, – а без работы я сижу редко.

– Пусть будет так, – решил прекратить бессмысленный разговор Дима. – Ты можешь получить информацию отсюда?

– Откуда – отсюда?

– Из этого города.

– Через центр или местного значения?

– Лучше узнать у местных служб. Можно открыто. Но не слишком навязчиво.

Хрустов задумался. Он мог, конечно, позвонить в Москву и узнать, к кому обратиться в этом городе. Он часто пользовался специальной справочной, платил хорошо, имел друзей, которых никогда в глаза не видел, – пароли и коды. Но делал это всегда только для себя. Ощущение, что им пользуются для каких-то целей, но только не для охраны, отчетливое. Отстрельщик смотрел перед собой, проигрывая быстро в голове несколько вариантов. Любопытство победило осторожность.

– Я сделаю это, – сказал он. Дима встал.

– Литературный салон «Белая лилия». Там интересовались, не из налоговой ли я полиции. Странное беспокойство для любителей поэзии. Контингент подозрительный. И еще. Враг номер два у них некто портовики. – Дима уходил. У дверей он помешкал, потом решился:

– Моя женщина... Она пишет стихи. Я беспокоюсь за нее.

– ...Нежная надменность белого цветка – как воспоминание о смерти. Но всегда найдется сильная рука, и костер!.. И приготовлен вертел. Безупречным звуком дернет тетива длинною стрелой пространство рая. И щекой на землю ляжет голова, медленно глазами остывая... – Ирина Акимовна словно в задумчивости опустила вниз листок со стихами и подняла глаза на слушателей.

Длинная восхищенная пауза, потом – легкие восторженные аплодисменты. Ладони никто не отбивал – в зале только женщины. Исключение составляли двое молодых людей, сопровождающие Ирину, похоже, всегда. Дима внимательно осмотрел их. На охранников они совершенно не тянут, но кто знает!

За окнами особняка темнело.

Стихотворение называлось «Охота». Полное одобрение. Непоседливая женщина с усиками над пухлым ртом решила немедленно оговорить, как именно разместить на последней странице ее газеты такой превосходный поэтический шедевр. Отдельно оговаривалось расположение на этой странице эмблемы – лилии на тонкой ножке, переплетенной листком.

– Разрешите полюбопытствовать, – тихо спросил Дима, не вставая. – А можно в вашей газете помещать пародии?

Женщины задвигались, вытягивая шею, стараясь его рассмотреть. Он рассеянно дописывал в блокноте быстрые строчки.

– Простите, – поинтересовалась литературный редактор газеты «Звезда Владивостока», – вы хотите предложить пародию на какое-то конкретное стихотворение?

– Конечно, – кивнул Дима. – Вот на это самое стихотворение, которое сейчас читала Ирина Акимовна. Можно расположить рядом. Стихотворение и пародию на него.

Тихий шепот.

– Вы хотите сказать, – не сдавалась литературный редактор, – что сейчас, пока Ирина Акимовна читала... Вы написали пародию на ее стихотворение? – В голосе неподдельный ужас, а в глазах бегают смешинки.

– Именно, – произнес Дима и разрешил себе посмотреть на Ирину.

– Просим. – Ирина Акимовна нервно дернула рукой, словно прогоняя насекомого от лица. – Читайте же!

Дима поудобнее развалился в кресле, вытянув ноги.

– Падает на землю длинная нога, на ноге не пятка, а копыто. Валятся за нею мощные рога и все то, что под рогами скрыто. Стрелы наготове, тетива внатяг, но сидит задумчиво в болоте... Дивная лягушка. Если шкурку снять, вы под ней красавицу найдете.

– Браво, – похлопала слегка Ирина. На ее щеках расцветали красные пятна. – Талант, несомненный талант. Я настаиваю... Да-да, я просто настаиваю, чтобы эту пародию поместили рядом со стихотворением. Я согласна, щека.

Вам не понравилась, что мой лось – щекой!

– Не могу точно сказать, – равнодушно заметил Дима, убирая блокнот, – что именно меня зацепило. – Он едва сдерживал зевоту. – Позвольте откланяться. Да, я обещал Ирине Акимовне книжки принести Примите в подарок. Вашему салону от моего издательства. – Дима достал из большой сумки небольшие книжки в мягких переплетах.

Женщины, возбужденно переговариваясь, встали и окружили Диму.

– Вы прочли наши книжки? Выбрали кого-нибудь? Давайте мы тоже вам почитаем!

– Извините, дела. – Дима поцеловал на ходу те руки, которые поймал рядом с собой, слегка кивнул головой и подошел к закурившей у окна Ирине Акимовне. – Не обижайтесь, – сказал он в ее спину. Она смотрела, расширив глаза, в темноту за окном. – Это я просто шалю.

Ирина резко повернулась и внимательно осмотрела стоящего перед ней мужчину. Сегодня Дима одевался почти час, выбирая под одежду жесты и галстуки перед зеркалом. Не говоря уже о том, что усы были содраны, наметившаяся щетинка над верхней губой решительно сбрита, выкрашенные в иссиня-черный цвет волосы не прилизаны специальным гелем, а легко спадали на лоб.

Дима был весь в белом. Ослепительно белая рубашка, белый с вышитыми серыми бабочками шелковый блестящий галстук, белые с легкими искрами брюки, белый кожаный пояс с серебряной застежкой. И клетчатая – в черно-белую клетку – безрукавка, расстегнутая и очень длинная, почти до колен. Ирина дошла до ботинок и удивленно вскинула брови. Ботинки были светло-коричневые, почти желтые.

– А что, если... – сказал он, глядя в ее глаза весело и с вызовом, – я вас домой провожу и поцелую на прощание?

– Потому что вы со всеми женщинами так делаете? – спросила Ирина, не удивившись.

– Нет, только с теми, кто пишет стихи. А вообще-то мне ваши губы нравятся. Вкусные, должно быть.

Ирина, словно не веря в услышанное, смотрела несколько секунд в его склоненное к ней лицо, потом решительно и сердито зацокала каблучками к двери.

– Да подождите, это же из письма Натальи Гончаровой!.. – Дима побежал за ней по лестнице. – Это все читали, ну что вы, Ирина Акимовна! – Когда Ирина остановилась и удивленно повернулась к нему, он встряхнул ее легко за плечи. – Ну?! Она писала Пушкину про какую-то там женщину, что все в ней хорошо, а вот губы – тонкие. «Такие губы, верно, невкусно целовать».

– Проводите, – тихо сказала Ирина и оглянулась в поисках сопровождающего ее мальчика и меховой накидки.

– Давайте читать стихи, – предложила Ирина, когда они медленно побрели по темной улице.

– Пощадите, – взмолился Дима, – мне все равно ничего в голову не лезет, кроме «...ваш нежный рот – сплошное целованье...». М. Цветаева. А если вы свое прочитаете, не дай бог, из меня пародия вылезет.

– О чем же мы будем говорить? Вы такой странный.

– А мы не будем говорить, – Дима обнял и чуть прижал к себе маленькую женщину, покосившись в сторону двинувшейся за ними машины, – мы будем идти молча и долго. А потом в конце просто поцелуемся.