355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Нина Петровская » Четыре туберозы » Текст книги (страница 20)
Четыре туберозы
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 22:38

Текст книги "Четыре туберозы"


Автор книги: Нина Петровская


Соавторы: Иоганнес фон Гюнтер,Сергей Соколов,Александр Ланг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Ночью, когда он спал и когда душа его была снова свободна, среди вольных духов царила великая скорбь. Стонали и плакали все, а среди них стонал и плакал также безобразный, чёрный ком, дух покойного священника. И был такой плач и такой стон, что одинокие прохожие, слышавшие эти вопли, поспешно крестились и спешили добраться до жилого места.

Энергичная голова отца Антония заставила его скоро приступить к делу. Он был знаком с девушкой Элеонорой. Она казалась ему подходящей. Она была тоже сильный дух, но тело её было прекрасно, и в очах её голубело небо. Она тоже постоянно что-то хотела вспомнить, что так хорошо знала прежде и что забыла на земле. И в ней была также великая тоска. Она молилась горячо и долго, но молитвы её, казалось, не были услышаны.

Горячие проповеди отца Антония и его безобразное лицо стали ей дороги. За ними она умела видеть его душу, и она полюбила её. Он объяснял ей долго и страстно. Его умных слов она понять не могла, но сквозь слова его прорывалась его душа, – а его душа была прекрасна.

Она любила эту душу безумно. Но о душе она никогда ничего не слыхала. У ней самой было прекрасное тело, и у отца Антония было тело. Где кончалась душа и где начиналось тело, она не знала. Свою любовь к душе отца Антония она перенесла на его безобразное тело.

Она ему отдалась: она знала только любовь.

Отец Антоний не считал за грех взять то, что дал ему Господь.

Он принял её, как дар небесный, и горячо благодарил Небо за его щедрость. Теперь он был не один. Их стало двое. Он делился с ней всеми своими восторгами, всеми сверхчеловеческими знаниями. Со временем она стала думать, что он святой. Безумная радость, что её любит святой, наполняла ей душу.

Случилось, что Элеонора, утомлённая долгими ласками, заснула на груди у отца Антония.

Её душа была свободна и радостно хотела лететь в беспредельный, прекрасный мир. Внезапно она заметила и душу отца Антония, который тоже лежал в глубоком сне. Но душа отца Антония была печальна, и движения её по эфиру были медленны и неверны. Она была так утомлена, что не могла даже осилить лёгких струй эфира. И она жаловалась душе Элеоноры на большую и крепкую голову отца Антония, что она всё делает по-своему и не слушает никого. Душа Элеоноры ей ответила, что головка её госпожи гораздо легче и слабее и что она всегда слушается своей души. Тогда душа отца Антония стала рассказывать ей, кому отец Антоний её продал, и просила спасти её от гибели. Она говорила:

«Не дай Антонию совершить десятилетний грех дьяволу; зароди в нём другие мысли; освободи меня, душу его, пока я ещё не потеряла всех своих сил».

Задумалась душа Элеоноры и ответила душе отца Антония, что она попытается это сделать. Но душа отца Антония уже мало надеялась на успех. Она тихо и нерешительно побродила у тела отца Антония и снова печально вошла в него.

Как-то раз Антоний сказал Элеоноре, что пора им посетить собрание их друзей, демонов. Элеонора ответила ему, что его друзья – её друзья и что она охотно пойдёт с ним. Отец Антоний и Элеонора вымазали свои тела какой-то мазью с острым и крепким запахом. Головы у них закружились, и они потеряли сознание.

Когда они очнулись, они уже были далеко от дома на высокой, голой горе. Была ночь, и яркой цепью пылали костры.

Бесконечные вереницы существ в дикой пляске мчались вокруг.

Все кричали неистово, смутно доносились слова:

«Вакум, вакум, авакум!»

Среди костров царило беспокойство полное. Все бегали, все суетились. Вот зашумели голоса, как осенние листья, гонимые ветром:

«Грядёт!! Грядёт!!»

Сверху, из тёмных, нахмуренных небес, как буря, спускался огромный Крылатый Козёл. В передних лапах держал он скрижали с дьявольскими заповедями. Скрижали светились рубиновым светом. Грянул дикий вопль радости.

Когда Козёл спустился на землю и сел на огромную, чёрную скалу, все столпились к нему и стали по очереди целовать его правое копыто. Торжественно гремел сатанинский хор…

Большая голова отца Антония решила, что ничего не значит поцеловать копыто большого Козла. Ведь душа, как ему казалось, тут ни при чём.

Он подошёл к Козлу и благоговейно поцеловал его копыто. Козёл открыл рот и, как гром, зарокотали слова:

«Ты мой, и мой из первых званных!!»

Одна Элеонора не стала его целовать. Она любила одного отца Антония – Козла после него она целовать не могла.

Ярче вспыхнуло пламя костров. Кровавый блеск разлился вокруг. Тут и там, со всех сторон, в багровых дымах, мелькали полускелеты-полулюди. Они взмахивали руками и неистово подпрыгивали. Воздух наполнился зловонием. Вот забегали между ними маленькие чёрные козлята. Со свистом и гиканьем рассекая воздух, прилетали целые толпы молодых и старых женщин. Они сидели на мётлах, скамьях, ухватах, иные на чёрных кошках. Кошки жалобно мяукали, и шерсть их стояла дыбом. Женщины соскакивали с них и стремглав кидались в объятья зловонных полускелетов и маленьких козлят.

Странны и безумны были их сближенья, и их ласки были попранием естества.

От бешеных поцелуев, страстных стонов, топота пляски воздух становился тяжёлым, как свинец, и сковывал весь этот водоворот в одно плотное, тяжело вздрагивающее тело.

В липком мраке, в клубах бурого дыма уже не было видно ничего.

Только зловещие молнии иногда пронизывали этот ком существ.

Но выше всех, выше шума, страсти и зловещих молний сидел одиноко большой Козёл – и он был печален…

Отец Антоний и Элеонора не принимали участия в этом общем восторге. Они и большой Козёл, – трое во всём многочисленном собрании, – не принимали участия в общем безумстве, в радостях тела.

Элеонора испуганно молчала. Душа её стала быстро наговаривать её красивой и слабой головке странные мысли. Они её сильно измучили и вконец обессилили. Она стала просить отца Антония вернуться домой. Он согласился, и через несколько минут забвения они уже были дома.

Дни проходили за днями. Элеонора стала заметно бледнеть. Душа её не давала ей покоя. Странное и нелепое нашёптывала ей душа. По временам ей казалось, что она-то и есть святая, а отец Антоний – великий грешник, продавший свою душу Дьяволу. Это её сильно беспокоило. Она боялась, что после их смерти она может попасть в рай, а он в ад. Расстаться с ним она никогда не хотела.

Дни шли за днями. В её душе рос холодный ужас. Надо было на что-нибудь решиться. Надо было погубить себя, чтобы никогда не расставаться с отцом Антонием. Но как это сделать? Любя Антония, не могла она и Козла любить, и ему поклоняться, и целовать его.

Дни шли за днями. Каждая минута была дорога. Ведь ночь-старуха не дремлет и зорко караулит души живых!

* * *

И вот пришла она, тихая ночь, в бархатно-чёрном покрове. Тихо ступала она по полям и лесам и тихо подкрадывалась к домику отца Антония. Слыша её шаги, люди испуганно выглядывали из окон и, никого не видя, говорили взволнованным шёпотом:

«Это так!! Никого нет!! Это показалось!! Это ветер!!»

«Ну, а если вправду кто-нибудь прошёл?!!..» – настаивал какой-нибудь безумец.

Но никто не отвечал ему, и только плотнее запирались ставни…

* * *

Перед отцом Антонием горела свеча. Он сидел за столом и вырезывал ножом из дерева статуэтки святых. Он любил это занятие. Дверь скрипнула. Вошла Элеонора, бледная, трепетная. Она подошла к Антонию и страстно прижалась к нему.

Потом ещё и ещё раз. Вот прильнула и замерла…

Когда она отошла от него, тихо откинулся он на спинку стула и свесил голову назад. Из его горла текла широкая струя чёрной крови…

Элеонора стояла и смотрела на него без слов.

Белая статуэтка Богоматери была в кровавой, ярко-алой мантии. Но лицо осталось белым.

Тихо падали слова:

«Теперь я такая же грешная, как ты, и пойду с тобою в ад. И мы не расстанемся никогда, никогда…».

* * *

Несколько месяцев спустя на городской, людной площади, под шумные крики толпы, палач рубил большим топором красивую, маленькую голову Элеоноры…

* * *

В далёком царстве света, где всё взвешивают, всё понимают и всех беспредельно любят, шло великое ликование.

Две души, освобождённые от земных оков, наконец вспомнили то, что забыли на земле…

О НЕЙ
 
В эту ночь было темно, – темно.
Я был забыт – один.
На меня глядело окно
И ряд небывалых картин.
 
 
Говорил я сам с собой, – с собой.
Я думал, мечтал об ней:
Был свод небесный тогда голубой,
А теперь я среди теней.
 
 
И мечтать я как-то устал, – устал.
Я забылся в глухой темноте.
Кто-то тихо меня ласкал,
Наклонялся к моей мечте.
 
 
Загоралась мечта за мечтой, – мечтой,
И плыла в беспредельный простор:
Я мечтал всё об ней, об той —
И по мраку скользнул метеор…
 
 
И тогда, о, тогда я узнал, – узнал,
Что скоро, что скоро я с ней,
Что поставил я ей пьедестал
Между светом и царством теней.
 
 
Что я буду мечтать без конца, – конца,
Между светлыми духами снов,
Что мы станем у трона Творца,
И будем стоять без оков.
 
Малаховка 1904. Лето
НА СКАЛЕ
 
Весь закованный в сталь
Он стоял на вершине скалы.
Но выше его клекотали орлы
И взор устремляли в тревожную даль,
В низинах карлы плелись,
Рубили холодный гранит,
Угрюмо взирали на высь
И пот утирали со старых ланит.
 
 
Он клёкотом кликнул орлиным,
К себе призывал…
В воздухе синем
Голос дрожал…
Но карлы не шли.
Ответили смехом.
Ответы их эхом
До выси дошли!
И он задрожал
И угрюмо поник:
Теперь он знал,
Что он старик.
 
 
Но спустились орлы
К его ногам.
У подножья скалы
Клекотали там…
 
ДЕДУШКА
Голос
 
Дымит камин.
В розовом свете
Ряд запылённых картин.
 
Дедушка
 
Слушайте, дети!
Везде была тоска…
 
Голос
 
Кто-то плачет, дрожит…
Под напором ветра доска
О забор стучит.
 
Дедушка
 
В небе горела звезда,
Красна, как огонь.
Зачем вы дрожите всегда?!
Детей не тронь!
 
 
Возвышался ряд могил,
И чернели они.
Кто-то лампады гасил.
Голубые горели огни.
 
Мама
 
На кресле старый дед
Лепечет в ночной тишине.
Он видел десятки лет:
Их вновь проживает во сне.
 
Голос
 
Под напором ветра доска
Об забор стучит.
Стукнула чья-то рука!
 
Дети
 
Дедушка! Дедушка спит?!..
 
Голос
 
Завыл под окнами пёс.
Холодный ветер пошёл.
Кто-то что-то унёс!
Кто-то кого-то увёл!
 

ИОГАННЕС ФОН ГЮНТЕР (JOHANNES VON GUENTHER)
МАГ[148]148
  Перевод с рукописи П. Потёмкина.
  Слова, приведённые в кавычках, но без указания источников, взяты из творения великого и неподражаемого Генриха Корнелиуса Агриппы из Неттесгейма, чьей пламенно-прекрасной душой вдохновлён этот слабый опыт.


[Закрыть]

Драматическая фантазия в одном акте**

Теперь мы видим как бы сквозь тёмное стекло, гадательно, тогда же – лицом к лицу…

I Коринфянам, XIII. 12.

Лица:

действующие на сцене

Маг

Женщина

действующие в картине

Ландскнехт

Француз-наёмник

Девушка горожанка

Девка

Хор студентов

Время и место: XVI век, в Германии.

Маг сидит один в своём покое. В окне горит алый вечер. Покой строг, как книги в нём. На заднем плане завеса тяжёлой тёмной ткани скрывает остальную часть комнаты.

Маг. О Любовь, тайна тайн, что ты? Цветок ли ночи, или ангел дня? Или больше? Я – царь красоты – как одинок я в своём могуществе; в загадке жизни ты, Любовь, – разгадка, но как познать тебя? Я ищу, числю и пытаю напрасно; ни числа, ни высокое искусство магии не помогают. Как примирить мне, мудрому властелину, тебя, о повелительница Любовь, со страстями жизни?

Он читает свиток:

«Итак, скажите мне, есть ли узы между людьми, более святые, благие и надёжные, чем обоюдная любовь? Когда же у двоих одно деяние и одно хотение, и в двух телах одна мысль и одна душа… всю жизнь свою любят они друг друга и разлучаются только смертью, так что даже смерть не порывает любви их!

Славьтесь вы, женщины, несущие Любовь нашим тёмным и отчаявшимся душам, ибо без вас мы были бы беззвучны, как колокол без языка. Ибо жена – создание Божие, достойное великолепие Его, что легко познаётся из прелести её и дивной чистоты. Ибо красота сама по себе не что иное, как отблеск света Господня и лика Его, сияющий во всех прекрасных вещах, и Бог избрал жён, чтобы исполнить их красотой… и они наделены такой красотой, что красота эта несказанна, и тот, кто не хочет считать этих созданий за истинные дива, тот воистину ничего не видит с открытыми глазами… Но в этом не будет недостатка; она должна быть любимой… и кто не делает этого, тот лишён всех добродетелей и милостей Божиих, лишь любовью женщины он может спастись».

Правда, Бернардус сказал: «Дьявол, увидя и заметив её несравненную красоту, возвеличенную небесным светом и словом Божиим предпочтённую всем ангелам, преследовал жену, как лучшее из творений». Но она, лучшее из творений, вырвалась из пут дьявола, несомая дыханием всемогущей любви. Ибо что ни случись, как ни будь темна ночь, всегда есть надежда и милость созвездий. И Павел говорит о чуде Любви: «Она всё покрывает, всему верит, всегда надеется, всё переносит».

Он подходит к окну.

Алость вечера струится над лесом и несёт серебро первых звёзд. И с ними придет она, заставившая моё сердце трепетать от священных тайн любви. Та, что пришла ко мне, как ветер в ночи, отдохнуть у нашего очага, оживить огонь, тлевший под углями.

И она уйдёт от меня, как птица, чтобы искать на зиму жаркой страны.

Перелётная птица, не это ли жизнь твоя: вместе с солнцем прийти и уйти?

Летняя птица, не это ли дары твои: стеречь нашу завязь и покидать наши плоды?

Любить нас в любви своей, убивать нас в гневе своём и всё же вновь любить нас ради наших страданий?

Летняя птица моя, весною пришла ты ко мне, теперь уже осень, ты скоро покинешь меня. Приди! Где ты! Вечерняя звезда, как сердце моё, ищет тебя. Приди! Со страстями жизни хочу я, мудрый властелин, связать повелительницу Любовь. Ты одна можешь научить меня. Приди!

Меж тем вошла женщина.

Женщина. Я здесь.

Маг (у окна). Ты пришла.

Женщина. Я пришла!

Маг (медленно оборачивается к ней). И сегодня, как каждый день, благодарю тебя. Благословенны шаги твои, оставляющие в моей душе очарование цветущих роз.

Женщина. Ты говоришь о цветущих розах. Уже осень.

Маг. Золотом шуршит листва деревьев.

Женщина. Уже осень.

Маг. Красных отблесков полны спелые плоды.

Женщина. Уже осень. Что тому плоды, кто видел когда-то на их месте цветы и почки? Всякое завершение ведёт к смерти, мертво.

Маг. Ещё лето.

Женщина. Уже осень. Мне холодно.

Маг. Я понимаю тебя. Ты тоскуешь по солнцу.

Женщина. Да, ты всегда понимаешь меня. Ах, хотя бы раз не понял!

Маг. Любящий понимает.

Женщина. Нет, нет. Любящий сжигает. Мучает, убивает, зато дарит многообразную жизнь. Но слушай: я знаю то, чего ты не поймёшь: грозной рукой осень тронула моё сердце.

Маг (грустно усмехаясь). И это понятно мне. Не так ли? Осень год назад загнала тебя в эту страну. Зимой шла ты по путям своим; весенний ветер принёс тебя в мой дом. Перелётная птица, летняя птица: вот снова осень, и снова ты думаешь о прежней осени.

Женщина. Да, да… но скорее… дальше… говори!

Маг. О прежней осени с палящей болью любви в сердце.

Женщина(приближаясь к нему, падая перед ним на колени). Ты знаешь, ты знаешь. Спаси меня от этой палящей боли!

Маг. Я готов; я сделаю всё.

Женщина (поспешно вскакивая). На что готов ты? Что сделаешь ты? Нет, это не палящая боль. Это не боль. Не любовь. Вообще на свете нет любви. Что такое Любовь?

Маг. Ты знаешь, к чему спрашивать?

Женщина. Что знаю я? Ничего не знаю. Любовь. Что такое Любовь? Где она? Я не знаю её… на земле её нет. На земле только Ненависть, Отчаяние и Ярость.

Маг. А в моём сердце?

Женщина (ласкаясь к нему). Покой, дивный Покой.

Маг. Так же пришла ты ко мне и тогда, усталой и печальной, с тоской, с тоской по покое. Ты его нашла? Покойно ли твоё сердце?

Женщина. Так тихо ему, так покойно, когда ты ласкаешь мне щёку своими нежными пальцами, когда глаза твои лобзают мои ресницы.

Маг. Хочешь остаться у меня там, где ты нашла покой? Надолго остаться?

Женщина (отпрянув). Покой. Ах, как много покоя, слишком много. Покой – не счастье.

Маг. Но любовь – счастье?

Женщина. Любовь. Любовь. Что это?

Маг. Разве то, что гонит тебя, когда ты идёшь ко мне, не любовь?

Женщина. Как к отцу прихожу к тебе, как к брату, к другу… Но ведь это не то?

Маг. Так ты не любишь меня?

Женщина. Зачем спрашиваешь?

Маг. Затем, что я знаю всё, но не это.

Женщина. Ты, чародей, не знаешь этого?

Маг. Не знаю.

Женщина. Ты, чародей, не можешь пробудить во мне любовь к тебе?

Маг. Нет. Это запретно нам. Мы смеем делать для других всё и ничего для себя; ибо наши души должны быть чужды корысти и жизнь наша далека от притворства и чванства.

Женщина. Но любовь выше мудрости?

Маг. Да. Она водительница наша. Но никогда не спускается она к жизни, оставаясь всегда выше.

Женщина. Нет. Нет. Она и здесь с нами, внизу… Что же, если не она, горит и бушует в сердцах наших! А знаешь ты, что сильнее любви? Сильнее, в тысячу раз сильнее любви? Ненависть.

Маг. Не сильнее, нет; она – сестра любви.

Женщина. Не сильнее? Не сильнее, говоришь ты! Бесконечно сильнее. Ты улыбаешься. Не веришь. Доказать тебе? О, я расскажу, как пришла ненависть в обитель моего сердца: кровавой звездой. Ты склонишься перед её силой. Слушай, как наполнила она жизнь. Слушай. Весной пришла я к тебе; теперь я скажу, что принесла мне предыдущая осень…

Маг. Разве ты должна сказать? Лучше не говори…

Женщина. Ты должен склониться перед силой Ненависти. Слушай. Слушай. Постой, дай мне вспомнить… Как было это… Не так ли? Жила женщина, чьё сердце с юности было печально, – это замечалось по её глазам. Она была бледна, и губы её были узки; многие говорили про неё: красива, но мало кто любил её. Она была горда и недоверчива. Не так ли было и дальше? Её мать рано умерла, а отец был суровый воин, преданный прихоти и страсти. Он ненавидел своё дитя и мучил его. Душа её пряталась в свою скорлупу и готова была зачахнуть без солнца. И вот пришёл один французский наёмник и полюбил её. Он был честен и прям, – и почему бы она не ответила ему любовью? После холодной ненависти так хороша показалась ей любовь. Так продолжалось до поры до времени… Но потом она услыхала, будто он изменил ей. Она хотела отойти, но он молил и плакал, и она простила. И во второй раз. Тут умерла любовь. И в третий раз, но тут она совсем охладела. Но не могла уйти, так как отец обещал её французу. И вдруг пришел другой: немецкий ландскнехт, светлый сердцем, с песнями на устах, и полюбил её. Не так ли это было?

И она любила его, как никогда; не так ли это было? Была краткая блаженная пора умирающей осени, позднее, чем теперь. Но в ландскнехте обитал мрачный демон, заставлявший его мучить печальную, бледную девушку, и за часами нежного счастья шли дни суровой муки. Она же всё прощала.

Она вплотную подходит к Магу.

И вот, однажды был праздник, и француз был там. Он принуждал её идти с ним. И мрачный демон вырвал из груди ландскнехта светлое его сердце и вложил ему клубок змей. И змеи выползали из его уст и из глаз его; сурово и безумно попирал он просьбы бледной девушки; свирепо накинулся на неё; грубые слова покрыли алостью её щеки; ещё более грубые взгляды отвели кровь её к сердцу, и сердце трепетало в непрестанных муках. И мало того: на другой день, улыбаясь, говорил он с ней, но так, как только дьявол говорит, – он убил всю любовь в её сердце и создал в нём ненависть. Каждое дыхание девушки было пропитано этим ядом… Она не смогла дольше переносить такой жизни и бежала… Зима была сурова; добрые люди приютили её… но всё ещё преследовал он, проклятый… дальше бежала она… беспокойная, с муками ада в сердце бежала всё дальше, хотела забыть и не могла… пришла к тебе… всё тот же могучий пламень; помоги мне. О, помоги мне, он снедает меня… Искусство твоё велико. Помоги мне. Я сделаю всё, что ты захочешь. Помоги мне. Спаси меня от этого человека. Ты – чародей, ты можешь всё, что хочешь; я сделаю для тебя всё, только освободи меня от этого человека, освободи от этого чудовища.

Маг. О чём просишь меня? Я сделаю всё. Ты так прекрасна. Я люблю тебя. О чём просишь?

Женщина. Убей его.

Маг (отпрянув). Убить его… Ты…

Женщина. Я знаю, что ты скажешь; я знаю, не говори. Слушай, ты любишь меня? Я полюблю тебя тоже, полюблю навсегда, как не был любим ещё человек. Я полюблю тебя всем пламенем моего страстного сердца; я полюблю тебя, как собака – милостивого хозяина, как нежная женщина – любовника, только убей его.

Маг. Это ли любовь? Она ли говорит так?

Женщина. Всё, всё! Только убей его. Освободи меня. Я не могу больше жить в этих муках.

Маг. Оставь меня на время.

Женщина. Ты сделаешь?

Маг. Оставь меня на время.

Женщина. Ты сделаешь…

Под силой его взгляда уходит.

Маг (один). Ненависть и любовь… ненависть и любовь… как уживаетесь вы рядом и так не похожи вы! Как соединились вы и как далеки… Чуждая моя летняя птица, ты не любишь меня, но всё же я сделаю тебе подарок… пока не улетела ты, – подарок, который осчастливит тебя. – Что говорит об этом святой Павел: «И если бы я мог предсказывать и знал бы все тайны и познания, и имел бы веру, двигающую горами, и не имел бы любви, я был бы ничем». – И вот хочу я посмотреть, как насильно вводят любовь в жизнь.

Он зажигает свечу, так как успело уже стемнеть. Идёт к своим книгам, развёртывает свиток.

«Если ты хочешь лишить жизни человека, напиши кровью его имя на пергаменте и это заклинание… напиши, в какой день это должно случиться, и сожги пергамент. Обкури его… и тотчас же вступит он в ссору и явится тебе в этой ссоре. Направь нож его врага, и он умрёт…» – Это не трудно. Но трудно будет заставить её не направить ножа. Помоги мне, святой Павел! И твоя ненависть превратилась у Дамаска в любовь. Помоги мне снова дать её сердцу любовь… А если и направит она нож, так я, – хотя и запрещено мне, – верну его от смерти к жизни, его, кого она всё же любит, хотя и не знает сама; я сделаю так… ради её любви к нему… ради моей любви к ней… и Ты, Господи, Господи, будь со мной.

Он преклоняет колени и молится. Потом идёт к дверям и зовёт: Мария! – Женщина поспешно появляется.

Женщина. Ты сделаешь.

Маг. Да.

Женщина (бросаясь к нему). Как люблю я тебя.

Маг. Берегись, не раскайся в этом.

Женщина (ласкаясь к нему). Никогда. Никогда. Как люблю я тебя. Когда ты сделаешь? Сейчас!

Маг. Да. Но заметь мои слова: за это деяние я обрекаю себя на вечное проклятие.

Женщина. Зато я подарю тебе блаженство на земле.

Маг. Не мало ли это?

Женщина. Не знаю, много ли, мало ли… я знаю одно, что в сердце моём нет иного желания, как видеть ландскнехта мёртвым.

Маг. Хорошо. Я исполню твоё желание. Там (он указывает на завесу) явится он в ссоре с другим. Если ты направишь нож другого, он умрёт. Подожди здесь.

Женщина. Да.

Маг скрывается за завесой.

Женщина (одна). Проклятый. Ненавистный. Наконец-то бьёт твой последний час. А для меня близок час свободы от долгих мук. Ах! Я так устала от мук… Ах! Как бьётся сердце. Здесь сейчас я увижу его… Здесь сейчас услышу… Ах, всё ещё не даёшь ты мне покоя, ты, поправший гордость моего духа, сломивший меня тысячью терзаний. Ах, я ненавижу тебя, умри, умри наконец!

Голос Мага (за завесой). Как зовут немецкого ландскнехта?

Женщина. Ганс-фон-дер-Хейде. Проклятое имя.

Голос Мага. Когда-то друг мне. Мария, ты правда хочешь?.. Женщина. Нет мне иного блаженства!

Голос Мага. Да будет.

Он выносит вперёд большую курильницу и зажигает по сторонам комнаты по смоляному факелу. Тушит свечу.

Маг. Если направишь ты на него кинжал врага, он умрёт, но не произноси больше ни слова.

Становится у курильницы, откуда подымается дым. Бормочет заклятья. Медленно разделяется тяжёлая завеса в глубине комнаты – и в густом синем дыму появляется за ним комната. Дым понемногу рассеивается: комната гостиницы, где сидят двое людей: Ландскнехт и Французский наёмник. Мария, поражённая, шаг за шагом отступает к рампе.

Ландскнехт. Жизнь твоя, братец, дырявый мешок; мешок ты, а дыра твоя глотка.

Француз. Вы знаете, господин ландскнехт, что ещё год тому назад я был другим.

Ландскнехт. Чего ж ты прилип к юбке? Цепляться за юбки, правда, следует, но не за одну, а за много: оборвётся одна, другая будет прочнее.

Француз. Вы, господин ландскнехт, правы, но скажите мне – не возьмёте ли вы меня в свой отряд?

Ландскнехт. Нам таких, как ты, не надо.

Француз. Господин ландскнехт, чем же я хуже других?

Ландскнехт. Счастье потерял – жизнь потерял; жизнь пропил – счастье пропил.

Француз. А кто виноват?

Ландскнехт. Не раз я бывал в отрядах. Такие молодцы, как ты, удирали всегда первыми. А лживы вы все, французы, как кошки. Даже в любви обманываете вы.

Француз. Я прошу вас.

Ландскнехт. Вспылить, гордость свою проявить, вот ваше дело. Знаю уж… знаю… ступай себе к дьяволу.

Француз. Простите, господин ландскнехт, ведь это не в обиду было сказано. Но, видите ли, у вас найдется местечко в отряде… а я голоден… три дня ничего не ел…

Ландскнехт. Ломаного гроша от меня не получишь. Стыдись попрошайничать. Был когда-то бравым солдатом, а теперь буян, бродяга, французская собака.

Француз. Господин ландскнехт, без вас был бы я прежним. Зачем вырвали вы из рук моих невесту, мою Марию? Это толкнуло меня к вину.

Ландскнехт. Девке понравилось больше моё лицо, чем твоя ветряная мельница. Если ты мог, так почему не держал её?

Француз. Вы разбили ей жизнь, и она ушла навстречу горю. Где-то она, не знаете вы?

Ландскнехт. Откуда мне знать. Много хозяев есть, что таких девок да потаскух держат.

Француз. Не говори так о ней. Или…

Ландскнехт. Как же мне иначе о девках говорить? Ты мне угрожать смеешь! Собака!

Вынимает шпагу. Француз хватает кинжал. Женщина, трепеща, без памяти бросается к нему, тянется к его руке.

Маг. Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я медь звенящая или кимвал звучащий. – Мария!

Женщина стоит, повернувшись к нему, всё ещё нерешительно протягивая руку к кинжалу.

Женщина. Что говоришь ты? И любви не имею?

Лишь только произносит она первое слово, поднимается синий дым, из которого она в ужасе выбегает. Завеса вновь сдвигается.

Женщина. Он мёртв теперь?

Маг. Нет, жив.

Женщина. Так ты обманул меня? Чары были бессильны.

Маг. Нет. Но я предупреждал тебя не говорить. Ты говорила.

Женщина. Что говорил ты о любви?.. Ах, теперь всему конец…

Маг. Да, он жив и будет жить.

Женщина. Он не должен жить! Я не хочу! Я ненавижу его! Так-то ты держишь свои обещания! Ты обещал мне убить его. Убей!

Маг. Женщина! Ты в уме ли?..

Женщина. Да, да, да! Я знаю, о чём прошу! Убей его! Убей его! Я буду тебя так любить, так любить!

Маг (после паузы). Хорошо, да явится он ещё раз. Ты увидишь дальнейшее течение этого вечера. Но не говори, иначе будет, как прежде.

По-прежнему бормочет заклятия. Завеса раздвигается, видна комната в староготическом стиле. Обстановка богатая. В комнате Ландскнехт и Девушка-горожанка. Женщина на этот раз подходит почти вплотную к картине.

Девушка. Итак, господин ландскнехт, что привело вас сюда в такой поздний час?

Ландскнехт. Вы напрасно ждёте, что я буду просить… Я никогда не просил. Всегда приказывал, да и впредь намерен поступать так же. Вы понимаете?

Девушка. Ну, в таком случае у меня вы немногого добьётесь, если не умеете просить.

Ландскнехт. Вы обещали дать мне ответ сегодня вечером. Я здесь.

Девушка. Обещала? Что вы! Вы не ошиблись?

Ландскнехт. Я никогда не ошибаюсь.

Девушка. Но я говорю вам: вы ошиблись.

Ландскнехт. Нет. Чёрт возьми! Вчера в полдень вы обещали мне всё обдумать и дать сегодня ответ? Говорите, хотите быть моей или нет?

Девушка. Мои родители богаты, а у вас, кроме военной куртки, ничего нет. Отец не согласен.

Ландскнехт. Чёрт возьми! Да на что мне ваши жалкие дукаты! На что мне ваш заскорузлый герб. Разве я не достаточно хорош? Далеко ли мне до капитана! Итак, хотите или нет?

Девушка. Разве вы не знаете ответа?

Ландскнехт. Откуда мне знать?

Девушка. Разве речь моих глаз не ясна? А?

Ландскнехт. Женские глаза – облака да ветер. Яснее! Да или нет?

Девушка. Да! да! Тысячу раз да!

Ландскнехт. Ловко сказано!

Он целует её. Она не противится.

Ландскнехт. А как же отец?

Девушка. Забушует.

Ландскнехт. И «да» и «аминь» скажет.

Стучат.

Ландскнехт. Тысяча чертей! Войдите.

Входит Француз в форме ландскнехта.

Француз. Письмо от полковника к капитану.

Ландскнехт. Капитану, мне. Наконец-то! (Девушке). Видишь?

Читает письмо. Француз отцепляет меч. Женщина подходит к нему.

Девушка. Что это у вас за цепочка, капитан?

Ландскнехт. На, посмотри.

Даёт ей золотую цепь. Продолжает читать.

Девушка. Да тут славный портрет. Посмотри-ка! Милое личико, красавица девушка.

Ландскнехт. Дай сюда. Гром и молния! Проклятая ведьма всё ещё висит на моей шее. Соблазнительная была девчонка; звали её Марией, дочка одного капитана, клянчила – люби её… Люби тебя, чёрт!

Кидает портрет и топчет его.

Француз. Дьявол, узнаёшь меня? В корчме ты улизнул от меня, теперь попался! Умри, собака!

Ландскнехт вынимает шпагу. Они дерутся. Женщина хватает меч Француза.

Маг (властно). Любовь не бесчинствует! Она не ищет своего, она не ожесточается, она не мыслит зла.

Женщина. Ты зовёшь это любовью? Это немощь.

Снова всё исчезает, и завеса закрывается. Женщина вне себя бросается к магу.

Женщина. Ты сам испортил всё своими безжизненными словами! Я хочу его видеть мёртвым. Дай мне его ещё раз и молчи!

За окнами слышно пение.

Хор студентов.

 
Три звёздочки светятся в небе,
От них и Любви светло.
«Красавица-девица, здравствуй!
Куда мне поставить коня»?
 

Женщина (в окно). Кто поёт так поздно?

Маг. Это студенты – весёлый народ, светлый сердцем. Женщина. Такое светлое сердце было и у него когда-то. Теперь же он стал дьяволом. Дай мне его. Ты должен исполнить обещание.

Пение продолжается.

 
Ах, мне не до кручины,
Не до веселья мне,
Мне сердце разрывает
Любовь-тоска по ней.
 

Женщина. О! Как я ненавижу. Ты должен мне дать его.

Маг. Ослёпленная, так ли говорит женщина?

Женщина (совсем просто). Я так страдала, больше я не хочу страдать. Знаешь ли ты, что такое мука? Сперва я плакала, но теперь нет во мне слёз.

Пение продолжается.

 
Что вынул он тихонько?
Он вынул острый нож,
Проткнул он милой сердце,
Кровавый хлынул дождь.
 

Женщина (повторяет в ужасе). Проткнул он милой сердце… да… Да ведь это совсем как… Нет, он должен умереть. Убей его! Ты знаешь мои обещания. Мне нечего говорить больше. Горло мое пересохло… я хочу…

Маг. В последний раз.

По-прежнему бормочет заклятья. Завеса раздвигается. Ландшафт с видом на старый немецкий город. Впереди скамейка. На ней сидят Француз и Девка.

Француз. Он сейчас придёт. Я спрячусь, а ты примани его. Потом держи, а я убью собаку.

Девка. А плата мне?

Бросает ей цепь Ландскнехта.

Девка. Так мало! Ещё!

Француз. Да ты в уме? Ведь цена этой цепи – двадцать дукатов! Чего тебе больше?

Девка. Не золота. Другого.

Француз. Чего другого?

Девка. Того, что ты так часто прежде дарил мне, когда ещё Мария, капитанская дочь, к твоей груди жалась: любви твоей!

Француз. Не говори о Марии, слышишь. Ты хочешь мою любовь? Да бери! Она дешева! Никто за неё и ломаного гроша не даст.

Девка. А я… я… всё отдам.

Француз. Тише, шаги… Это он.

Прячется. Входит Ландскнехт.

Девка. Господин капитан, это вы?

Ландскнехт. Ты обо мне или другого ждешь?

Девка. Вас! Вас!

Ландскнехт. Откуда ты знаешь, что я стал капитаном?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю