Текст книги "Двигатель бесконечности (СИ)"

Автор книги: Нил Эшер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 37 страниц)

Пенни Роял.

– Не знаю почему, – сказала Сепия, – но я этого не ожидала.

Толпа в моем сознании вздохнула, выплескивая множество противоречивых эмоций.

– Жди нас, Флейт, – я посажу шаттл.

– Легкая цель, – уронила Рисс как бы между прочим.

– Я думал, мы уже миновали этот этап?

– Я просто сказала…

– К тому же эта цель способна укутаться в непробиваемое силовое поле, едва мы наведем на нее рельсотрон.

– Тоже верно.

Я обернулся к Сепии:

– Тебе безопаснее остаться здесь.

– Ну ты и комик, – фыркнула она.

Ничего иного я и не ожидал.

– Тогда идем.

Она смотрела, как я подходил к стене, вынимал из зажимов шип и вскидывал его на плечо, после чего повернулась и первой двинулась к боксу, где стоял шаттл.

В отдельном помещении рядом с отсеком мы сменили обычную одежду на комбинезоны, после чего облачились в любимые скафандры. Мы почти не разговаривали, но поддерживали постоянную легкую связь через соединение форсов. Когда я открыл дверь, Рисс скользнула в отсек первой, и вскоре мы трое уже устроились внутри шаттла. Едва воздух из бокса был откачан, челнок развернулся к внешнему люку, открывшемуся навстречу сиянию красного гиганта. И тут же Флейт, будто нарочно, заявил:

– Есть в этом солнце что-то странное.

– Что? – хором спросили мы с Сепией.

Флейт сперва показал нам солнце издалека, затем приблизил его, еще и еще, пока всё наше поле зрения не заполнил огонь. Что-то завихрилось, сбоку замелькали характеристики У-пространства. В центре завитка появилось что-то темное. Цвета менялись в зависимости от примененных фильтров и различных электромагнитных волн, сдиравших слой за слоем, чтобы обнажить странное симметричное образование, которому было совершенно не место в этом горниле.

– И что мы тут видим? – спросил я, когда мы уже выскользнули в открытый космос.

– Энергетическую воронку, – ответил Флейт. – Объект, похоже, поглощает термальную энергию, словно там открыт вход в У-пространство.

– Врата телепорта? – предположил я.

– Нет, принцип работы другой.

– Значит, вот и еще один вопрос, который нужно задать Пенни Роялу, – вмешалась Сепия.

– Приглядывай там, – велел я, врубая рулевые движки и активируя термоядерный двигатель.

Планетоид занял весь основной экран, и после короткого ускорения я выключил двигатель. Мы поплыли вниз, подхваченные слабой гравитацией. Я хотел разок облететь вокруг ИИ, но передумал, перешел на гравидвижки, снова развернул шаттл и на секунду запустил термояд, сбрасывая скорость. Еще немного поманипулировав поворотными движками, я вывел нас на прямой курс к месту нахождения Пенни Рояла, чтобы потом посадить корабль на одну из немногочисленных ровных, отчего-то отливавших радужным металлическим блеском площадок. Быстрый анализ показал, что они почти полностью состояли из кристаллов висмута. Возможно, весь планетоид искусственного происхождения, как и две вращавшиеся поблизости сингулярности? Сильная концентрация определенных элементов вроде бы указывала именно на это.

– Ты уже водил такие шаттлы? – поинтересовалась Сепия.

– Однажды, – небрежно ответил я.

– И ты не пользуешься автоматикой…

Я кивнул, соглашаясь. Летчиком-асом я не был и всегда включал автопилот, когда имел такую возможность. Но среди гомонившей в шипе толпы находилось множество прирожденных пилотов, и их суммарный опыт, похоже, просачивался. Сама идея применения автоматики была мне сейчас ненавистна – пожертвовать удовольствием полета в пользу каких-то механизмов? Прежде мне и в голову ничего подобного не приходило.

Мы опустились еще ниже, и стало ясно видно, что это не то место, где можно позволить себе беспечную посадку. Горы словно бы состояли из одних лишь зазубрин и осколков, какие-то походили на косы, какие-то – на лезвия мечей. В изобилии встречались гротескные скульптуры, которые образуются, когда ручьи расплавленного металла твердеют в вакууме. Всё здесь выглядело острым. Подходящая обстановочка для Пенни Рояла.

Когда он показался в зоне прямой видимости, я задал экрану максимальное увеличение – и сразу ощутил, как резко втянули отсутствующий воздух тысячи несуществующих глоток, почувствовал чужой всепоглощающий ужас, а в некоторых случаях и дикую, извращенную страсть. Поднапрягшись, я сумел приглушить связь с шипом настолько, чтобы хотя бы сохранить возможность действовать, но полностью отстраниться уже не смог. Да и у Сепии был болезненный, вялый вид – «глушилки» обратной связи аукнулись и на ее конце канала. Но она уже принимала меры.

Когда мы поравнялись с кратером, я развернул шаттл соплами к земле и пару раз врубил главный двигатель, останавливая корабль относительно поверхности. Потом гравитация увлекла нас вниз, и мы сели с отчетливым хрустом, от которого тишина сделалась лишь оглушительнее.

– Вот.

Я поднялся, подхватил шип, герметизировал шлем и опустил лицевой щиток.

Сепия тоже встала, и, хотя наша связь ослабла, я почувствовал ее нежелание. Мы двинулись к шлюзу, и на сей раз Рисс ползла позади, не вырываясь вперед. Что-то во всей этой ситуации казалось неправильным, неполным. Я вышел первым, спустился по трапу на усеянную радужными металлическими кристаллами землю. Рисс, опередив Сепию, вытянулась в разреженной атмосфере во всю длину и, опираясь на хвост, вглядывалась в сторону воронки.

Мы с Сепией осторожно пробирались меж монолитных зазубрин, чувствуя себя муравьями, попавшими в бумагоуничтожительную машинку. Пенни Роял показался, когда мы достигли белого известкового склона с наносами пыли – наверное, какими-то окисями.

Я застыл, глядя на ИИ, и время вокруг меня тоже, содрогнувшись, остановилось. Моя внутренняя толпа гикала и свистела, как зрители над римской ареной, когда ненавистный или любимый гладиатор ступал на горячий песок. Пенни Роял находился в постоянном движении, в точности как морской еж, его шипы то перемещались, то втягивались, то вытягивались, то становились гранеными пиками, то плоскими клинками. Я разглядывал его довольно долго, сверяясь с зафиксированными форсом масштабами. Сомнений не оставалось: с нашей прошлой встречи ИИ увеличился почти в четыре раза.

Но было тут и еще что-то, связанное с возмущениями У-пространства и коллективным знанием в моем мозгу. Я видел трехмерные фигуры, проходившие сквозь четвертое измерение – время. Это всё, что я мог наблюдать, будучи линейно эволюционировавшим созданием реальности, но я с ужасающей уверенностью осознавал, что передо мной – только одна грань чего-то гораздо более масштабного, гораздо более сложного. Я был как обитатель двухмерного мира, видевший всего лишь срез куба. Пенни Роял находился здесь – но и еще где-то. Впервые я ощутил, насколько он обширен.

Я шагнул ближе, и в тот же миг шесть шаров диаметром в метр, окружавших ИИ, поднялись над землей. А еще секунду спустя нас охватило силовое поле. Охватило и отрезало от шаттла. Мы угодили в ловушку.

– Ты пришел, – прошелестел в моем сознании голос ИИ, – чтобы научиться убивать.

Блайт

Блайт подошел к переборке и стукнул по ней кулаком. Он ужасно устал от положения пленника – как обстоятельств, так и враждебных существ вроде Пенни Рояла, Брокла и мистера Пейса. Когда они увидели, как тот поднимался по лестнице, то просто оцепенели, и он захватил их легко и быстро – вырубил обоих, и все дела.

– Чего он от нас хочет? – спросила Грир. – Что он вообще может захотеть от нас?

Они оставались без сознания, пока Пейс относил их на корабль, но Блайт почувствовал вход в У-пространство, а Грир и вовсе очнулась, чтобы проблеваться. В сущности, именно ощущение падения и помогло ей.

– Не знаю, – ответил капитан.

Обстановка вокруг была весьма скромная: комната в форме запятой с керметовыми стенами, полом и потолком, то место, где вывернуло Грир, и гора плазмельных ящиков, занимавших практически всё остальное пространство. Ящики стояли на специальном поддоне. Подойдя к штабелю, Блайт откинул защелки верхнего короба, поднял крышку, изумленно уставился на содержимое, запустил руку внутрь и вытащил стеклянную статуэтку. Довольно большую, тяжелую и на удивление красивую. Лишь секунду спустя он осознал, что изображает она капюшонника – свернувшегося, но приподнявшего переднюю часть тела, словно собиравшегося ударить. Стекло в руке потеплело, внутри, в прозрачной глубине, замерцали огоньки. А когда статуэтка зашевелилась, Блайт поспешно сунул ее обратно в ящик. Огоньки тут же погасли, фигурка вернулась к первоначальной форме и вновь застыла.

Что за черт?

– Коллекционер? – удивилась из-за его плеча Грир.

– Художник, – ответил ей чей-то голос.

Они повернулись и обнаружили мистера Пейса, стоявшего совсем рядом. Дверь в переборке была открыта. Блайт глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Этот парень двигался слишком быстро и слишком тихо, чтобы чувствовать себя в безопасности.

– Зачем ты притащил нас сюда? – спросил он.

– Здесь кое-кто появится, – ответил Пейс. – Пойдемте со мной.

Он повернулся к двери. Блайт глянул на Грир, та пожала плечами. Разве у них был выбор? Они вышли в коридор, успев увидеть, как мистер Пейс исчез в гравишахте. Блайт на миг замешкался, но тоже пожал плечами – и сделал шаг. Если Пейс и желал им смерти, он едва ли стал бы химичить с гравитационным полем, чтобы их прикончить.

Они поднялись на этаж вверх, и радужное гравитационное поле бережно поддерживало парочку, пока они не ступили на твердую площадку, окруженную со всех сторон дверями. У одной из дверей ждал мистер Пейс.

– Сюда, – сказал он, толкнув створку.

Блайт с опаской прошел мимо него, ожидая, что окажется в очередной тюрьме, – но очутился в странноватой каюте.

Здесь пахло как в оранжерее, справа стояло весьма причудливое дерево, центр помещения занимало углубление для сидения с коммуникационной стойкой, а слева обнаружилось нечто вроде кровати… или огромной кувшинки.

– Гости у меня бывают нечасто, – сказал мистер Пейс. – Эта каюта – единственная, которую я могу вам предоставить.

Блайт уставился на старика. Черное каменное лицо, конечно, мало что выражало, но легкая улыбка на губах всё же угадывалась. Что ж, если он назвал их гостями и не собирается запирать в трюме, это уже хорошо…

Пейс показал на дерево. У дерева были большие листья, почти как у гинкго, крючковатые сизые ветви, и повсюду на нем висели плоды самых разных форм и цветов.

– Питание – вот. Туалет и ванная – там. – Теперь он указывал на – фактически – дыру в полу, над которой гигантской петлей нависало нечто, больше всего похожее на цветок желтого жасмина, хотя было не желтым, а ядовитозеленым. – Это держите всё время при себе. – Он протянул короткий цилиндрик из черного стекла, сделанный будто бы из того же материала, что и сам мистер Пейс.

– Я спрошу еще раз, как можно вежливей. – Блайт набычился. – Какого хрена ты от нас хочешь?

Пейс продолжал стоять, протягивая цилиндр, пока Блайт с неохотой не взял его.

– Всё, что вам нужно знать, – проговорил старик, – это что на груз есть покупатель в Государстве, который хорошо заплатит и который никогда ничего не разобьет.

– Что? – Блайт был сбит с толку.

– На этом свете меня волнуют только три вещи, – сказал мистер Пейс. – Первая забота – моя коллекция, каждый экземпляр которой дарил мне утешение, когда я создавал его. Последняя – стремление отомстить как-нибудь Пенни Роялу.

Старик отвернулся и вышел за дверь.

Блайт собирался его окликнуть, но решил, что рисковать не стоило.

– Он не назвал нам всех трех, – пробормотала Грир.

– Э?

– Он упомянул первую заботу и последнюю, а посередине-то что?

Блайт кивнул, опустил взгляд на черный цилиндрик и подумал, что, пожалуй, догадывается, какова же «вторая» забота мистера Пейса.

Глава 15

Кроушер

На пороге врат Лунного телепорта‑12 Исембад Кроушер, подавив раздражение, приглушил свои импланты. Будучи хайманом, он выяснил: одним из недостатков его широкомасштабного форсирования являлось то, что если все они работали на максимуме, то во время путешествия через телепорт он испытывал весьма неприятные ощущения. Человеческая реакция – которую сами люди никогда не запоминали – на короткое пребывание в вечности между двумя вратами в массовой культуре называлась «вскриком». А он, хайман, обнаружил, что его импланты записывали момент перехода, а потом переправляли информацию человеческому мозгу. Если их не приглушить, то чуть позже почувствуешь, что твой разум каким-то образом оказался вне тела – и медленно вливается обратно, точно вязкая протоорганическая слизь.

Он шагнул в мениск.

Краткой вечностью позже он вышел из других врат, расположенных в тысячах световых годах от первых, на борту космостанции «Исток», размышляя о недавнем визите на Землю и о своих достижениях. Он почти закончил историческую реконструкцию Панархии – от военных событий до последней колонии, обитатели которой были подозрительной толпой пиратов, преступников и отщепенцев, построивших за восемьдесят лет маленький город – необузданную факторию, незаконный торговый пост. Панархия благодаря своему расположению в точности на границе между Государством и Погостом была отличным местом для контрабанды товаров как туда, так и обратно. Контрабандисты считали себя очень хитрыми, не зная, что находились под пристальным наблюдением и что им позволяли заниматься темными делишками, потому что их планета была идеальным местом проникновения на Погост при проведении государственных спецопераций. В последние годы город опустел, поскольку черная дыра Лейденской воронки и ее аккреционный диск неустанно заливали Панархию постоянно усиливавшимся электромагнитным излучением, сейсмическая активность сотрясала планету, а окружающая среда претерпела радикальные изменения. Впрочем, несмотря на дополнение истории многими новыми данными, Кроушер чувствовал, что посещение Земли в конечном счете оказалось совершенно бесполезным. Он так и не приблизился к решению вопроса, терзавшего его вот уже несколько месяцев. Вопроса Пенни Рояла.

Неужели Пенни Роял рисковал собой, рвался сквозь ряды прадоров только затем, чтобы аннигилировать восемь тысяч и без того обреченных солдат?

Помещение, в котором находился маленький телепорт «Истока», представляло собой приплюснутый на концах ромб длиной тридцать метров, шириной – двадцать один. Сила тяжести тут отсутствовала, и Кроушер, как всегда, завис вдалеке от любых твердых поверхностей. Ничего не поделаешь, одна из мер безопасности. Остальные меры были рассредоточены по стенам помещения. Он окинул взглядом многочисленные фотоэлектрические головки и почувствовал, как тело обдало жаром: шло активное сканирование. Кроушер посмотрел на другие устройства, способные мгновенно разложить его на атомы, и, как всегда, с благодарностью встретил выросшее рядом силовое поле, мягко подтолкнувшее его к выходному туннелю. Столь серьезная система безопасности была, конечно, стандартной для подобных исследовательских станций, потому что именно такие места террористы-сепаратисты с их луддитской ненавистью ко всяким продвинутым технологиям очень любят разносить вдребезги.

Плавно приземлившись у края туннеля, он ощутил наконец притяжение гравипластин. На ходу хайман снова запустил форсы, обнаружил запрос Сыча на связь и дал разрешение. Тут же начали поступать новые данные по станции, причем выяснилось, что в его отсутствие был засечен очередной информационный импульс, исходивший из черной дыры Лейденской воронки. Опять-таки в основном какие-то технические сведения.

– Что любопытно, – заметил Сыч, – данные касаются вероятностей взаимодействия У-пространства и силового поля.

– Любопытно, – согласился Кроушер.

Конечно, он интересовался сигналами из черной дыры, но его второе увлечение, история, постепенно вытесняло первый. И не без причины – ведь, в конце концов, загадка источника данных дыры скрывалась не в техническом содержании, а в событиях. Многое могло бы быть и случайным, если бы не фраза, на которую он тогда наткнулся среди потока: «Твой главный страх – открытая комната». Черная дыра. Черный ИИ. Цех 101. Кроушера преследовало ощущение, что всё это связано друг с другом, но он никак не мог понять…

– Как насчет странных фраз, попадались? – спросил хайман.

– Конечно. – Сыч тут же переслал ему файл.

В своей комнате, раздевшись, чтобы открыть тянувшиеся вдоль позвоночника и рук порты передачи данных, Кроушер ломал голову над предложением «Опасайся скорпионов», но решил, что фраза слишком уж туманна и может иметь миллион толкований – как предсказание дельфийского оракула, смысл которого становится ясным только после того, как событие произошло.

Он принял необходимый дезинфекционный душ, чтобы избавиться от любых внешних микробов, пока внутренние системы разбирались со всем остальным, что он мог ненароком подхватить, потом прошел по короткой трубе через асептический шлюз к контактной сфере. Устроившись в своей «люльке», он расслабился и отправил запрос на сетевое подключение, тут же почувствовав, как соединительные штифты воткнулись ему в спину, а оптические кабели – в опущенные руки. Мир хаймана расширился, включив в себя все датчики и технологические комплексы станции. Взглянув на аккреционный диск, Кроушер, сознание которого переполняли изученные исторические сведения, отметил недавний взрыв на горизонте событий, приостановивший втягивание обломков и даже отбросивший их прочь. Уже пять часов Лейденская воронка была чиста и будет чиста еще часа два. Он всматривался во тьму. Довольно скучное зрелище, хотя, конечно, то, что заключала в себе эта пустота, скуку отнюдь не вызывало. Потом он поискал Сыча и обнаружил дрона перед станцией, возле проекторов силового поля.

– Испытываешь? – спросил Кроушер.

– Если немного повозиться, это можно использовать, – ответил дрон.

Сыч говорил о последних данных; даже пока хайман устраивался и изучал обстановку, его продвинутый разум уже впитывал информацию. Он сразу понял, что эти сведения в себе заключали, но идея их применения на практике ему не слишком нравилась. Получается, можно протянуть связь между силовыми полями и станционным телепортом. Для этого потребовалось бы всегда держать телепорт в состоянии готовности, зато энергия любого удара о силовое поле уходила бы через врата в У-пространство. А там? Что произойдет с энергией там? Устроившись в своей контактной сфере, Кроушер поднял руку, за которой потянулись оптические кабели – сторонний наблюдатель решил бы, что это птица взмахнула крылом, – и почесал затылок.

Его всегда раздражало, когда Сыч начинал халтурить, но и когда дрон оказывался впереди, тоже было досадно. Хайман занялся информацией, обрабатывая ее на разных уровнях разными способами, переправляя всё, что касалось «реального мира», в «сверхсознание». На то чтобы понять подоплеку, ушли часы: энергия создаст устойчивое контролируемое искажение, как если бы несуществующую ткань У-пространства с силой растянули. Следовательно, возможно и обратное; а значит, искажение можно превратить в энергию.

Кроушер вздрогнул, осознав выводы. Процесс практически бесконечен… нет, нет… как только искажение… нет, как только виток пересечет определенную грань – допустим, скрутится больше, чем на триста шестьдесят градусов, – всё полетит обратно, как при взрыве запорного нагнетательного клапана. И тогда что? Тогда уже поднимается вопрос о геометрии силовых полей; получается, что они не двухмерны…

– Есть, – сказал Сыч.

Дрон был очень занят. Телепорт ворчал и постукивал, по мениску бежала мелкая рябь, ремонтные роботы в носу станции возились с одним из запасных проекторов – кое-какие детали добавляли, кое-какие убирали. Когда проектор включился, в ста метрах от станции возник лимб силового поля.

– Что – есть? – переспросил Кроушер. – На вид – стандартное поле.

– Смотри, – велел Сыч.

С силовым полем начало происходить что-то странное. Обычно поля преломляли свет – как простое стекло. Однако сейчас Кроушер увидел, что вид на аккреционный диск за плоскостью поля начал искажаться, как при линзовом эффекте. Кроушер еще не занялся расчетами, а Сыч уже направил ему новые данные. Силовое поле изогнулось, формой повторяя гигантскую контактную линзу.

– А теперь проверим его на прочность, – сказал Сыч.

Секундой позже сенсорный зонд из тех, что они время от времени посылали к горизонту событий Лейденской воронки, оторвался от «Истока» и, управляемый дистанционно, пошел по широкой дуге, которая возвращала его обратно к ним. Вот именно эта несерьезность и не нравилась Кроушеру в Сыче. Пожалуйста, проверяй теории, проводи эксперименты, но будь добр, постарайся не прикончить в процессе своего товарища-наблюдателя.

Ракета превратилась в далекую, окруженную ярким ореолом точку. Кроушер отлично представлял, насколько прочны подобные зонды. Их делали на гравитационном прессе, совсем как некоторые компоненты У-пространственного двигателя. Несмотря на броню и системы защиты «Истока», такой снаряд, если только его не перехватит силовое поле, пробьет станцию насквозь, как пуля ананас. И сейчас, выходит, вся надежда на кое-как сляпанное Сычом поле.

– Может, поставить еще одно, стандартное, дублирующее? – предложил Кроушер.

– Не потребуется, – уверенно ответил Сыч.

Через несколько секунд ракета врезалась в выгнутое поле – и взорвалась, превратившись в облако плазмы, растянувшееся на полтора километра. Оценивая последствия, Кроушер наблюдал за силовым полем, которое стало полностью непрозрачным, с черной точкой вроде зрачка в эпицентре взрыва. А проектор тем временем не накапливал энергию, но испускал У-характеристики.

Всё работало…

В следующую микросекунду температура проектора подскочила на тысячу градусов. А еще микросекундой позже включился автомат безопасности, открылось выпускное отверстие, У-характеристики как отрезало, и запоздалая кинетическая энергия, дополненная тепловой, вышвырнула расплавленный радиоактивный проектор в вакуум.

– Могло бы быть и получше, – заметил Сыч.

Очень довольный собой, поскольку, похоже, разобрался с проблемой, Кроушер сказал:

– Нужно сделать У-пространственную затычку неотъемлемой частью проектора. Знаю, что это не должно иметь значения, поскольку номинально расстояний в У-пространстве не существует, но на этих энергетических уровнях нельзя пренебрегать квантовым туннелированием интерфейса.

– Ох, и верно, – ответил Сыч.

А Кроушер воодушевленно добавил:

– Ты, конечно, понимаешь, что это всё подразумевает? Кривую силового поля можно продолжить и замкнуть. Больше никакого масштабирования полей, полностью закрытые силовые сферы, комплексы боевых средств, черпающие энергию из У-пространственного витка.

Тут он остановился, поскольку последнее еще не обдумал основательно. Опять-таки были осложнения: системы оружия, использовавшие определенного рода выходные мощности, встречались на основных телепортационных терминалах, но на борту любого из известных ему государственных кораблей точно отсутствовали. Хайман испугался.

После паузы он пробормотал:

– Полностью замкнутые силовые поля… возможно, нам следует… посмотрим-ка еще раз.

Проклятье, он надеялся, что это «открытие» снова окажется устаревшим. Кроушер ничего не слышал о подобных полях от Земли-Центральной, но их наверняка разрабатывали где-то в Государстве. Лучше там, чем где-то еще. В Королевстве, например.

Несколько последующих дней выбросов из Лейденской воронки не было, и они с Сычом вместе работали над усовершенствованием проектора. Кроушер понимал, что, даже если такие проекторы в Государстве еще не изобрели, его последняя передача информации заставит некоторых серьезных ИИ заняться ими вплотную. В сущности, они почти наверняка придумают что-нибудь раньше, чем они с Сычом. Через две недели, уже отложив смелые планы и вновь изучая информацию, которая опять начала сочиться из черной дыры, Кроушер засек изменение У-пространственных характеристик на дальнем конце аккреционного диска, в направлении системы Панархии. Вероятно, прибыло еще какое-нибудь государственное исследовательское судно или частный турист.

– Ну вот, кто-то нас опередил, – заметил Сыч.

– В смысле? – не понял Кроушер.

– Сферическое силовое поле.

– Что?

Сфокусировав тарелку Хокинга, Кроушер отозвал другие сенсоры от черной дыры, направив их в сторону возмущений У-пространства. Оно наблюдалось в нескольких световых минутах, поэтому электромагнитное излучение сюда еще не добралось, но У-характеристики были странными, рассеянными, и в подпространстве угнездилось мощное искажение – виток. Оценив его с привлечением новой математики, Кроушер понял, почему Сыч заявил о наличии там сферического поля. Минуту спустя, когда электромагнитные волны добрались до станции, Кроушер получил возможность наблюдать за новоприбывшими во всем их великолепии.

– Черт побери, – буркнул Сыч.

– Точно, – согласился Кроушер, не ожидавший услышать ругань от обычно педантичного и саркастичного дрона.

От края аккреционного диска навстречу им шел шарообразный корабль с каким-то неизвестным двигателем, буквально цеплявшимся за ткань пространства. Судно было заключено в поистине колоссальное – и абсолютно сферическое – силовое поле. А как полю не быть колоссальным, если укрывало оно корабль диаметром почти в восемьдесят километров.